Осознанные сны

      Леденящая душу тайна Тисы Делаж, которая так долго держала в напряжении каждый её нерв, теперь казалась затёртой старой страницей, случайно зажатой в переплёте более интересной книги. Увы, головоломка её матери теперь уступила место другой, более насущной: как не сойти с ума в театре абсурда, что разыгрывался под сводами Малфой Мэнора на этот раз не по её вине.              Анкея стояла у окна своей комнаты, нервно водя пальцами по холодному подоконнику. Октябрьские листья в саду медленно кружились, напоминая ей о тех задачах, которые она, как всегда, не успела решить. Но мысли её были далеко от этой картины. Всю неделю, когда она не корпела над созданием нового пыточного проклятия (что, к её удивлению, оказалось едва ли не самой простой задачей, поскольку Руквуд не взвалил весь процесс на её хрупкие женские плечи, а сам был заинтересован в «проекте»), не общалась в тайне с младшим Люциусом, не изнывала себя ночными тренировками с Антонином, её дни были заполнены новым хобби — попытками штудировать тонны фолиантов по родовой магии в гостевой библиотеке. Эта эпопея всё больше напоминала ей старый добрый миф о Сизифе, только вместо камня был полустёртый пергамент с рунами и наитемнейшими практиками, а вместо горы — личная гордость и перманентное раздражение. Об осознанных снах девушке, без сомнения, пришлось забыть, потому что единственное, что она осознавала сейчас — то, как медленно, но уверенно у неё ехала крыша.              Личный дневник француженки, который сейчас напоминал записки сумасшедшего, распух от количества написанных ею заметок по комбинации ритуалов и рун, формулы которых она так старательно выводила ночами в своей спальне, изнурённая магической прыткостью русского. Спустя пару дней изучения обширной литературы по родовой магии, Анкея только сильнее убедилась, что эта область вряд ли поможет ей в её задаче, поскольку зачастую она была направлена на укрепление семейных уз, защиту фамильных артефактов, мест жительства, поддержание «чистоты крови» и прочую чепуху, которая, конечно, была полезной для кого-то в стиле Абраксаса или Лоренса, но не для тех, кто хочет укрепить семейные узы с уже мёртвой роднёй.              «Чем ближе крах империи, тем безумнее её законы», — мрачно подумала Анкея, скользнув взглядом по статье недельной давности в помятом «Ежедневном Пророке», который лежал перед ней на гладкой поверхности массивного стола в зале для собраний. На фоне не стихали обсуждения последних новостей.              Объявление о новой инициативе «Дамблдорской» части Визенгамота — полном контроле за хранением тёмных артефактов — уже несколько дней как стало не просто раздражающим фоном для утреннего кофе, но и темой постоянных обсуждений на собраниях Пожирателей Смерти, который теперь проводились в три раза чаще.              Местные джентльмены, ослепительно уверенные в своём моральном компасе, соизволили пару дней назад ввести в курс дела двух новичков из Франции. Однажды Анкея и Лоренс Делаж, сидя за массивным столом в гостиной Малфой Мэнора, старательно пытались не выдать своего замешательства. Поднимая бокалы и многозначительно глядя друг на друга, британские аристократы объясняли им устройство Визенгамота. Лоренс, внешне спокойный, лишь время от времени морщил лоб, когда упоминались законы и комитеты, о которых он раньше даже не слышал. Анкея же, хлопая длинными ресницами, старалась запомнить упоминаемые фамилии, мысленно деля их на «своих» и «врагов».              Каково же было её удивление, когда она услышала имя, которое заставило её сердце сжаться.       Альбус Дамблдор.       Это имя витало в воздухе, пропитанное презрением и ненавистью. В каждом произнесённом слове чувствовалась горечь и язвительная злоба.              Личность Альбуса Дамблдора не была для неё абстракцией или далёкой историей. Это был человек, чья тень лежала на её прошлом столь же ощутимо, как и на настоящем. Именно он в сорок пятом году победил Гриндевальда. Именно он заточил убийцу её родителей в крепости, где они были убиты. Его действия стали не только символом справедливости, но и напоминанием о боли, которую она и Лоренс несли с собой сквозь года.              Теперь, слыша, как нынешние «коллеги» называют Дамблдора своим злейшим врагом, Анкея чувствовала себя раздавленной внутренним конфликтом. Как можно ненавидеть человека, чьи действия принесли её семье пусть мнимое, но всё ещё облегчение, хоть так и не излечили их ран?       Лестрейндж и Розье, казалось, старались держать нейтралитет, когда в разговоре присутствовали Анкея с Лоренсом — они понимали, что значит эта фигура для тех, кто хоть как-то был связан с войной в Европе. Британцам, которых боевые действия коснулись лишь заголовком в «Пророке» и наплывом беженцев, было же их не понять.              Во время таких разговоров она украдкой смотрела на Лоренса. Его лицо оставалось бесстрастным, но тонкие пальцы сжимали палочку чуть сильнее, чем нужно. Он, как и она, понимал всю сложность этой ситуации. Для Пожирателей Смерти Альбус Дамблдор был символом всего, что они презирали: прогрессивных идей, маггловской терпимости и светлой магии. Для Анкеи же он был тем, кто победил человека, превратившего её детство в руины. Для Лоренса — единственной силой, которая могла хоть чуть-чуть пошатнуть его радикальные чистокровные идеи, сея вниз зерно сомнения исключительно из-за своего авторитета в глазах старшего Делаж.              Но в то же время, ей было тяжело понять причину столь яростной ненависти. «Почему?» — думала она. — «Почему они видят в нём угрозу?».       На эти вопросы ей никто не отвечал, лишь отмахиваясь дежурными фразами про «старого маразматика». Видимо, было в этой истории ненависти у кого-то что-то личное.              В этих стенах, пропитанных застарелыми обидами и политической интригой, её внутренний конфликт только усиливался. Да, Дамблдор был врагом её нынешних союзников. Да, он мог стать угрозой для них, потому что, оказывается, в Британии его уважали только предатели крови и грязнокровки. Но для неё? Для Лоренса? Его фигура была слишком сложной, чтобы просто записать его в категорию «врагов». Анкея была уверена, что однажды её точка зрения ей аукнется.              Она вяло перевернула страницу газеты, по-прежнему пытаясь понять, каким образом одно убийство могло запустить столь грандиозный механизм. Генри Поттер. Имя, которое до недавнего времени казалось француженке столь же далёким, как история войны гоблинов, теперь вдруг стало центральной фигурой политического хаоса.              Её тонкие пальцы чуть сильнее сжали край газеты. «…тело бывшего члена коллегии Визенгамота найдено у него дома...» Слова казались напыщенными, пустыми. Анкея подавила желание скривиться, вновь перечитав статью. Случайность? Это убийство, а не несчастный случай — знали все. Мальсибер шепнул об этом Лорду, как будто раскрыл тайну века, хотя для любого разумного человека это было очевидно. Но кто убил? И главное — зачем?              Убийство как политический рычаг — она видела это раньше. Во Франции, в Америке. Одно случайное тело, и вдруг Министерство или МАКУСА начинает кипеть. Но в этом случае было что-то другое, что-то странное. Неуловимо неправильное. Её взгляд снова упал на абзац про загадочное ожерелье.       «Тёмный артефакт».              Принадлежало ли это ожерелье самому Поттеру? Сомнительно. Что-то в этой истории слишком топорно сходилось. Слишком тяжело было поверить, что старый любитель не-магов на склоне лет внезапно увлёкся тёмной магией и поплатился за это. Анкея фыркнула. Ей бы такие сказки в Шармбатоне преподавали — была бы самой прилежной ученицей.              Но если это не его ожерелье… то чьё? Убийцы? Его неосторожность казалась невероятной, но мысль, что он оставил после себя некий след нарочно — весьма правдоподобной. Было очевидно, что улику оставили, чтобы сделать козлом отпущения местное чистокровное общество. И, судя по скорости пропихивания законопроекта, им это удалось, будто они знали куда бить. Тогда всплывали ещё вопросы: что это за ожерелье? Какие свойства у него были? От чего конкретно умер Поттер? И самое главное — кому это всё выгодно кроме «светлой стороны» Визенгамота?              Вот если бы можно было заполучить это ожерелье и изучить его…              Анкея сидела и нервно теребила свой кулон с фениксом, затерявшись в мыслях.              — Мадемуазель Делаж, Вы слишком громко думаете. У меня от Вашего молчания разболелась голова. Смею предположить, Вам есть, что сказать? — знакомый ехидный баритон вывел её из ступора.              Её пальцы всё так же нервно перебирали кулон с фениксом, вычерчивая по нему бессмысленные узоры, словно этот жест мог сосредоточить её мысли или заставить замолчать внутренний голос, кричащий, что сейчас она балансирует на лезвии ножа. Она почувствовала, как её пальцы предательски дрогнули, когда их движения стали маниакально аккуратными, будто она боялась выдать какой-то секрет, о котором даже не подозревала. Она знала: каждое слово, произнесённое ею, будет оценено, каждое движение — разобрано на части. Но самым тревожным было не это.              Она чувствовала, как тяжёлый, почти материальный взгляд Волдеморта впивается в её грудную клетку. Кажется, он был первым в её жизни мужчиной, который смотрел ей на грудь с эмоцией, по какой-то причине походящей не на похоть, а на очень хорошо замаскированное подозрение и ярость.              — Прошу прощения, мой Лорд, — тихо произнесла она, заставляя себя поднять глаза и встретиться с его взглядом.              Губы Волдеморта снова чуть дрогнули в подобии улыбки, но она не выражала удовольствия.              Анкея прочистила горло, пытаясь сосредоточиться на своей речи. За последние дни ей стало понятно, что Тёмному Лорду доставляет почти садистское удовольствие слышать, как она произносит его титул. В его ухмылках всегда читалась игра, напоминающая ей о том, кто в этой комнате имеет власть, а кто — должен с этим смириться и ретироваться со своим сарказмом с позором. Француженка пыталась произносить этот титул как можно меньше, чтобы не тешить огромное самолюбие мага ещё больше.              — Вы прервали свои мысли на самом интересном месте, мадемуазель, — его баритон прозвучал мягко, почти обволакивающе, но в нём чувствовалась угроза. — Освободите нас от догадок. Что именно занимает Вашу умную голову? — произнёс он, всё также не отрывая взгляда от её ключиц.              Анкея почувствовала, как её горло пересохло. Она сделала вид, что не заметила, как все остальные — от Эйвери до Мальсибера — повернули головы в её сторону. В зале была напряжённая тишина, нарушаемая лишь тихим треском камина.              Но, что сильнее всего привлекло её внимание, так это Абраксас. Его лицо оставалось столь же невозмутимым, как и всегда, но что-то в его позе выдавало напряжение. Его тонкие пальцы, сжимающие край стола, слегка побелели от усилия. Он наблюдал за Волдемортом, как будто пытался предугадать его следующий шаг, но в какой-то момент, проследив за траекторией взгляда тёмного мага, его взгляд тоже переместился на её грудь. Она успела уловить момент, когда его челюсть едва заметно напряглась, а кадык дёрнулся от нервного сглатывания.              Да что сегодня со всеми ими происходит? Не март же...              — Я думаю… — начала она осторожно, обдумывая каждое слово, — что смерть Поттера была не просто демонстрацией силы. Это было сообщение. Возможно, не для нас, но для кого-то другого. Мы видим последствия — законопроект, угрозу нам и нашим союзникам. Но мы не видим всей картины.              Она замерла, наблюдая, как Волдеморт чуть приподнял подбородок, смотря на неё сверху вниз, будто он изначально знал, какую гипотезу девушка вынесет на всеобщее обозрение.              — Что за детали, мадемуазель? Поделитесь. Не стесняйтесь.              Она сделала вдох:       — Ожерелье. Оно — ключ. Если бы можно было заполучить его, изучить, понять, что за магия была использована, я могла бы…              — …разобраться, кому это выгодно, — перебил её Волдеморт, его голос теперь звучал более резко. — Мадемуазель Делаж, если бы Вы меньше сосредотачивались на рекламе в «Пророке», — Лорд слегка кивнул на газету перед ней, которая была предательски случайно открыта на странице с рекламой «Магических знакомств», — а слушали нас, то Вы бы знали, что как раз именно это мы и обсуждали. Именно этим сейчас будут заниматься Руквуд с Лестрейнджем — пытаться достать его из рук Аврората. Поэтому их с нами сейчас здесь и нет. Если всё пойдёт как по плану — оно будет у нас к концу недели.              Анкея ощутила, как кровь прилила к её лицу, заставляя щеки гореть от едва сдерживаемого смущения. Она перевела взгляд на газету перед собой, проклиная тот факт, что страница с рекламой оказалась открыта именно сейчас. Словно по волшебству, этот момент усилил напряжение, разрядившееся в комнате лёгким, но ощутимым смешком, сорвавшимся с губ Долохова.              — Полагаю, моя идея всё же оказалась не такой оригинальной, — произнесла она с натянутой улыбкой, стараясь сохранить остатки достоинства.              — Прекратите лить воду. Лучше скажите, у Вас есть какие-то предположения насчёт того, кто это мог всё устроить? Вы же умная девушка, Вам всегда есть, что сказать, я не прав? — скучающе протянул Лорд.              — Я уверена, что за этим не может стоять Альбус и его сторонники, — на моменте, когда девушка упомянула директора местной школы по имени, Волдеморт медленно втянул воздух через нос, словно сдерживаясь от какого-нибудь проклятия в её сторону. — Не знаю насколько хорошо вы знаете его…              — Я знаю его достаточно хорошо, чтобы пропустить всю ту чушь, что Вы сейчас мелите, мимо ушей! — рявкнул мужчина, снова перебивая её.              Волдеморт замер, словно его оглушили. Анкея почувствовала, как невидимая волна напряжения прошла через зал. Сидящие вокруг мужчины поморщились и бросили девушке сочувствующие взгляды, умоляя её заткнуться тотчас.              Его рука дёрнулась, пальцы на мгновение сжались в кулак, а затем медленно, почти угрожающе, разжались. Казалось, что он изо всех сил сдерживал себя от того, чтобы не вытащить палочку и не прекратить её слова чередой жестоких проклятий. Лицо Лорда исказилось в гримасе, напоминающей смесь гнева и отвращения, его тонкие губы едва заметно дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но был не в силах подобрать слова, чтобы выразить ту бурю, что кипела внутри.              Но он сдержался. Лишь его взгляд, пронзающий её насквозь, говорил о том, какой огромной силой воли ему пришлось воспользоваться, чтобы не дать своей ярости вырваться наружу. Анкея не знала, почему имя Альбуса Дамблдора так сильно ранит его, но теперь была уверена в одном: этот человек был для Волдеморта чем-то большим, чем просто врагом. И кажется коллективную ненависть породили именно личные счёты Тёмного Лорда с директором.              Но если бы у младшей Делаж был инстинкт самосохранения, то скорее всего, она бы изначально не сидела здесь, поэтому девушка просто продолжила:       — Конечно, как Вам угодно. Так вот, если Вы его знаете, то понимаете, что…он не такой человек, который будет убивать кого-то ради своей выгоды. Тем более, политической, учитывая, что он несколько раз отказывался от должности Министра Магии. Да, он безусловно может разыграть эти карты правильно, пользуясь сложившейся ситуацией, но создать такую ситуацию? Это вряд ли.              Волдеморт достал палочку и, угрожающе крутя её между пальцами, вновь опустил свой взор девушке на грудь, будто пытаясь прожечь в ней дыру, чтобы потом достать оттуда её сердце голыми руками на потеху всем своим последователям.              Анкея опешила от такой наглости. В голове сразу всплыли недавние ремарки Долохова про «ухаживания от Тёмного Лорда». Она ощутила, как кровь бросилась ей в лицо, и на мгновение француженка не могла поверить своим глазам. Гнев и смущение охватили её одновременно, обжигая изнутри. Её взгляд сузился, а пальцы непроизвольно сжались, цепляясь за край юбки, словно это могло помочь ей удержаться от того, чтобы не взорваться прямо здесь и сейчас.              «Да что он себе позволяет?» — промелькнуло в её голове. Это был Волдеморт. Темный Лорд. Человек, от одного взгляда которого магическая Британия сжималась в страхе. Но сейчас он вел себя как какой-то нахальный подросток, позволяющий себе разглядывать её с откровенной наглостью, и не просто разглядывать, а так, будто она была не человеком, а какой-то вещью, которую можно было осматривать и желать бесконечно, прямо на виду у всех, будто на витрине.              Её рука дернулась к груди, почти инстинктивно прикрывая себя, но она быстро одёрнула её, понимая, что это только привлечёт больше внимания. «Серьёзно? В присутствии всех остальных? И Лоренса?!» — мысли в её голове были как лавина, сметающая всё на своём пути.              Не сумев сдержать поток эмоций, но поняв, что надо сделать хоть что-то, чтобы выплеснуть их и каким-то образом не словить Круциатус, Анкея лишь фыркнула и скрестила руки на груди, защищая остатки своего достоинства и зону декольте.               Этот жест привлёк внимание Волдеморта и тот моментально поднял глаза. Их взгляды встретились…и он посмотрел на неё вопросительно, как на дурочку. Словно не было ничего непристойного в том, чтобы вести себя хуже, чем Долохов, когда девушка отвечает на вопрос, заданный им же.              Прошло пару мгновений.              Волдеморт слегка склонил голову, словно пытаясь понять, что именно её разозлило и заставило принять такую закрытую позу, с лицом, будто он только что предложил ей переспать за пару сиклей.              Внезапно Анкея заметила, как его глаза слегка расширились из-за понимания, едва уловимым движением выдавая растерянность, которая казалась абсолютно невозможной для человека его статуса в столь…простой ситуации.              Этот момент, как вспышка молнии, заставил её внутренний гнев смениться мгновенным удовлетворением. «Мало того, что маньяк, вор, так ещё и извращенец» — подумала она с долей сарказма, с трудом сдерживая торжествующую усмешку, смотря ему прямо в глаза.              Волдеморт слегка выпрямился, едва заметно кашлянув, будто пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией. Его губы дрогнули в тени невыразимой эмоции — то ли это была попытка сдержать раздражение, то ли лёгкий намёк на то, что он осознал всю непотребность ситуации.              — Полагаю, я прервал ваши рассуждения, мадемуазель Делаж, — наконец пробормотал он, его голос вновь обрёл прежний холод и властность, хотя в нём прозвучала едва заметная нота смущения. — Продолжайте. Я... заинтересован в ваших выводах.              Эта пауза и слегка заметное бормотание, столь нехарактерное для него, стало причиной появления нескольких ошеломлённых взглядов, будто бы он только что сказал, что он решил сломать палочку и уйти жить в лес. Анкея, по-прежнему скрестив руки на груди, чувствовала, как её удовлетворение утекает, уступая место лёгкому удивлению. Она проследила за тем, как Лорд поспешно встал со стула и медленно прошёл в сторону к огромному окну, поворачиваясь спиной к сидящим.              Какая странная мальчишеская реакция.              Абраксас выглядел так, будто он находился в шаге от обморока, а Лоренс, нахмурившись, наблюдал за сестрой. Долохов же с неприкрытым удивлением наблюдал за девушкой, скорее всего, прокручивая недавний разговор с ней.       Дежавю.              — Благодарю за великодушие, мой Лорд, — сухо ответила она, нарочито медленно переводя руки на стол перед собой и возвращаясь к более расслабленной позе, хотя её спина всё ещё оставалась прямой, как струна. — Как я уже говорила, Альбус не тот, кто стал бы создавать такую ситуацию. Я уверена, что появилась третья сторона, которая хорошо знакома как с его фигурой и его потенциальными действиями, так и с нашими слабостями. Словно они знали, что мы возьмёмся сами расследовать это дело. Кто-то очень хотел, чтобы этот закон пропихнули как можно скорее, но этот «кто-то» сам не гнушается использовать тёмные артефакты. Поэтому я сомневаюсь, что и сторонники Альбуса стоят за этим. Либо это какой-то псих одиночка с большим арсеналом дорогущих артефактов, который не понимает, что и по нему пройдётся Аврорат при принятии закона, либо это кто-то, кого не волнуют законы Британии вообще, например…              — Иностранцы, — тихо закончил за неё Волдеморт и повернулся к своей аудитории, уставившись на Розье и Абраксаса, будто те, работая в Отделе Международного Магического Сотрудничества должны были знать поимённо каждого туриста в Британии.       Анкея уже открыла рот, чтобы сказать: «Вообще-то я имела ввиду вашу любимую аристократию, которой закон не писан», но её снова перебили. Ох уж это воспитание!              — Мой Лорд, на кой чёрт иностранцам приезжать сюда, чтобы убить старика Поттера? Ещё и таким идиотским способом. Почему бы просто не убить его Авадой? Всё равно их палочки здесь не зарегистрированы, их бы не поймали, — удивлённо спросил Итан, пока Малфой вновь игрался с кольцом на пальце.              — Как правильно сказала мадемуазель Делаж, кажется, они знали, что, обставив убийство так, мы выйдем на их след. Они изначально не хотели сделать всё тихо. Они знали, что у нас есть все ресурсы для изучения артефакта и его кражи у Авроров. И они хотели, чтобы по какой-то причине именно мы их заметили, — задумчиво продолжал Лорд, вновь подходя ко столу, опираясь на него пальцами руки.              — Всё ещё не понимаю связь с Поттером, мой Лорд, — наконец подал голос Долохов, вставая со стула и потягиваясь.              Сидящие в зале переглянулись и вновь уставились на Волдеморта в ожидании пояснений.              Тот, постукивая костяшками пальцев по столу, закусил щёку изнутри и перевёл взгляд на лепнину под потолком.              — Это нам и предстоит выяснить. Как только получим в руки ожерелье, мы изучим его поподробнее и выйдем на след наших новых друзей. Уверен, если они хотели, чтобы мы их нашли, они оставили подсказку.       На его лице вновь поселилась самоуверенная ухмылка, и девушке оставалось лишь молиться, что в этот момент хрустальная люстра избавит её от последующей реплики, упав на голову Лорду. Увы, этого не случилось.       — Как хорошо, что у нас есть знатоки артефактов, правда, мадемуазель Делаж? — сказал он ровным голосом, в котором сейчас уже не было места ни гневу, ни недавнему смущению, лишь очередная издёвка и очередной сарказм.              Анкея лишь кивнула и глубоко вздохнула.       Кажется, в её распорядок дня добавилась ещё одна задача.