Осознанные сны

      Два маленьких зелёных глаза уставились на неё с неприкрытым удивлением.       — Мадемуазель Делаж?.. — хриплым тонким голосом протянул домашний эльф, окидывая девушку с ног до головы.       Эльф стоял в дверях, слегка сутулившись, а его огромные уши нервно подрагивали. Его наряд — или жалкая его пародия — представлял собой грязную, местами порванную простыню, кое-как перевязанную узлом на тонкой талии.       "Иронично," подумала Анкея, опуская взгляд на свои промокшие брюки, украшенные пятнами грязи и травы. Если бы не длинные спутанные волосы, она легко могла бы сойти за этого эльфа, только в человеческом обличье. Примерно та же степень ухоженности, та же роскошь наряда. Разве что в руках она не держала метлу — вот тогда сходство стало бы абсолютным.       Эльф продолжал разглядывать её, чуть приподняв брови, если это вообще было возможно с его физиономией. Его большие глаза то и дело с недоумением скользили по её мокрой рубашке, затем по грязным брюкам, а потом вновь возвращались к лицу, словно ища объяснение её виду.       — Я… — начала было Анкея, чувствуя, как на щеках загорается краска.       Но Тинки, очевидно, уже всё решил за неё. Он отпустил метлу, которая со стуком упала на пол, и шагнул чуть ближе, кланяясь так низко, что его огромный нос чуть не коснулся её обуви.       — Тинки был предупреждён о прибытии мадемуазель Делаж, но не ожидал… такого скорого визита, — сказал он с лёгкой паузой, словно подбирая слова, чтобы не обидеть гостью.       — Вынужденная необходимость, — буркнула она, пряча руки за спину.        — Тинки сейчас позовёт хозяина! Негоже мадемуазель оставлять без достойной встречи! Тинки много слышал о мадемуазель! Тинки приготовит ей комнату! Мадемуазель должна подождать здесь! — затараторил тот.       Прежде, чем Анкея успела хоть что-то возразить на эту словесную тираду эльфа, потому что ей ну совсем не хотелось, чтобы ещё один британский аристократ видел её в подобном виде (осуждения ей уже хватило сполна), Тинки исчез с характерным звуком.       Девушка провыла и закрыла лицо руками. Она бы не удивилась, если бы, приведя хозяина особняка, тот принёс бы ей чистую простынь для переодевания. Чтоб француженка наверняка слилась с «местным коллективом».       В ожидании хозяина старшая Делаж огляделась: интерьер дома будто издевался над ней своим совершенством. Шёлковые тёмные обои, полы из полированного мрамора, ни единого пятнышка или соринки. Её грязные ботинки и влажные брюки теперь казались не просто неуместными, а вопиющим нарушением этого идеального порядка. Казалось, что вот-вот из-за угла появится комиссия по защите домашнего уюта с обвинением в преступлении против мрамора.       Стыд и зашкаливающий уровень раздражения после недавней встречи с вором статуэтки всё ещё не проходил, а только усиливался от того, что последнее слово осталось за волшебником. А кем вообще был этот красивый нахал? Анкея принялась прокручивать события в голове.       Конечно, первое, что пришло к ней в голову — он такой же, как и она, ритуалист. И хотя это предположение казалось на первый взгляд достаточно смелым, его магия, его манера владеть ею, всё-таки не оставляли другого выбора, кроме как выстроить такой вывод. Анкея не могла не отметить два момента, которые привели её к этому заключению, и каждый из них был словно кусочек мозаики, складывающий образ этого мужчины в её голове.       Во-первых, тот момент, когда он заставил летевший в него порт-ключ замереть без палочки взмахом запястья, в целом, девушку не удивил — она спокойно владела такими же базовыми чарами, которые совершенствовала во время своего путешествия по миру, где обращаться с палочкой было не всегда удобно, а многие магические практики и так вообще не требовали её использования, да много в каких культурах древком не пользуются вообще, предпочитая ему альтернативу в виде сторонних проводников магии, как, например, в Колдостворце студенты пользуются кольцами. И вот, минутами ранее, перед ней стоял тот, кто владел этим искусством, кто вполне свободно и уверенно обращался с магией в её наиболее чистой и непосредственной форме.       И вот тут Анкея почувствовала, как раздражение перемешивается с чем-то похожим на небольшое признание. Ей не хотелось этого признавать, но она не могла не восхищаться тем, что волшебник учил себя чему-то сложному и необычному, хотя в Хогвартсе, насколько она знала, такого курса, как обучение беспалочковой магии, не было, как, собственно, и в Ильвермонии и в Шармбатоне. Скорее всего, он изучал её самостоятельно, возможно за пределами Британии, как и она, в тех местах, где магия воспринималась по-другому, где она не была стереотипизирована и зафиксирована в строгих канонах. Это не могло не вызывать у неё уважения, даже если этот волшебник, судя по его поведению, был из числа тех, кто предпочитает использовать свои навыки для кражи золотых статуэток.        Но было и кое-что другое, что врезалось в память с такой силой, что Анкея не могла избавиться от этого ощущения: его алые глаза. В её голове сразу возникли ассоциации, и они были не самыми приятными. Опираясь на свой неудавшийся опыт с ритуалом вызова духа матери, который чуть не лишил её жизни и стал причиной того, что её левый глаз стал теперь такого же неестественного оттенка, девушка инстинктивно поняла, что перед ней стоял маг, столкнувшийся с тем же. Неудавшийся ритуал — очевидно.        От мысли о том, что этот напыщенный маг когда-то гипотетически допустил ошибку, уголки рта Анкеи ехидно поползи вверх.       Ну не могли же эти алые глаза быть результатом исключительно косметических чар? В её голове возникла картинка, как этот красивый, самодовольный незнакомец перелистывает британские модные журналы в поисках самого последнего заклинания для изменения цвета глаз, чтобы произвести эффект, на который невозможно не обратить внимания, чтобы пугать и демонстрировать свою силу и превосходство лишь через этот пронизывающий до костей взгляд. Даже если это было так (в чём Анкея сомневалась), у него это удалось.       Старшая Делаж вслух усмехнулась от картины, которую моментально нарисовало её воображение, но, отбросив тщетные попытки вернуть себе самооценку путём унижения мага в своей голове, она задумалась ещё на секунду, пытаясь понять, какова была цель его ритуала, который принёс ему такие последствия. Но на ум ничего не приходило.       Размышления Анкеи прервал резкий, ритмичный звук цокающих каблуков, перекатывающийся эхом по мраморным плитам холла. Она обернулась и тут же увидела, как в проёме двери, ведущей к центральной лестнице, появился высокий блондин. Его манера двигаться была одновременно элегантной и стремительной, но в его широком шаге и выражении лица угадывалась лёгкая паника. Он мчался к ней так, будто случилось что-то невообразимое, опережая коротконогого эльфа, который тщетно пытался угнаться за хозяином.       Анкея застыла, растерянно наблюдая за этим спектаклем. Улыбка тут же сползла с её лица, сменившись выражением лёгкого ужаса: брови поднялись, а рот округлился в немом изумлении. Она уже открыла было рот, чтобы, как могла, начать оправдываться за своё нелепое появление в грязной одежде и с мокрыми волосами, но блондин не дал ей произнести ни слова. Подскочив к ней с таким рвением, что ей показалось, будто он едва не споткнулся, он протянул руку, аккуратно взял её грязные пальцы в свои и, к её абсолютному изумлению, склонился, чтобы поцеловать их, не проявляя ни капли отвращения.       — Мадемуазель Делаж, прошу меня простить, — его голос был глубоким, но мягким, и в нём звучало искреннее извинение, будто это он только что запачкал весь этот безупречный холл. Он даже слегка запыхался, словно спешил к ней через половину особняка. — Я не знал, что вы прибудете сегодня. Прошу меня простить!       Анкея стояла, потрясённая не столько его словами, сколько тоном, которым они были произнесены. Тёплое, почти обожающее отношение в каждом звуке. Он смотрел на неё, как будто её внешний вид был не более чем милая деталь, которую он мог с лёгкостью проигнорировать.       — Простите? — наконец выдавила она, всё ещё ошеломлённая, не зная, как реагировать. — Это я должна извиняться за то, что...       — Нет-нет, — блондин поспешно её перебил, отпуская её руку и расправляя свои безупречно сидящие манжеты. — Вы ничего не должны. Это я виноват, что позволил вам ожидать в таком состоянии. Тинки! — обратился он к появившемуся позади него эльфу. — Убедись, что в комнате мадемуазель всё готово для её размещения, и принеси что-нибудь тёплое — чай, какао… что пожелаете, мадемуазель?       Анкея едва сдержала саркастический смешок, отрицательно покачав головой. Ни чай, ни какао не были тем, что могло бы спасти её сейчас. Горячий душ — вот что действительно представлялось ей венцом цивилизации. Или, на худой конец, бутылка красного, чтобы утопить остатки самоуважения, которое осталось где-то далеко на Яве.       Эльф коротко поклонился, издав жалобный писк, и исчез с громким хлопком. Анкея перевела взгляд с места, где стоял эльф, обратно на мужчину.       — Monsieur, я…       — Абраксас Малфой, — представился он, слегка склоняя голову, а затем вновь улыбнулся ей. — Но, пожалуйста, для Вас я просто Абраксас. Надеюсь, вы простите мне столь неорганизованную встречу. Это совершенно недопустимо. Позвольте мне хотя бы загладить это маленькое недоразумение.       Он снова окинул её взглядом — мгновенным, почти мимолётным, но всё же успел задержаться на её амплуа лешего. Ещё мгновение, и Анкее показалось бы, что он подавляет нервный тик, но Абраксас был профессионалом: он отвернул глаза с таким видом, будто и не заметил ничего постыдного. Весь его вид, манеры и эта изысканная учтивость, граничащая с театральностью, вызывали у неё двойственное чувство: то ли хотелось восхититься, то ли... ткнуть его в собственные грязные штаны. Но девушка не могла не издать вздох облегчения — наконец-то настоящий воспитанный мужчина.       Анкея снова почувствовала, как внутри закипает неловкость, смешанная с раздражением на себя — она — французская аристократка — только что осквернила поместье Малфоев. На секунду она была благодарна тому, что у неё до сих пор не получилось связаться с духом мамы, ведь узнав об этом, Тиса без сомнения умерла бы во второй раз. И забрала бы с собой свою дочь.       — Очень приятно…эм-м-м, Абраксас, — девушка слегка наклонила голову, пытаясь справиться с ещё оставшейся неловкостью, — Зовите меня Анкея, в таком случае. Могу я поинтересоваться, где находится мой брат? Смею предположить, что он тоже где-то тут, потому что порт-ключ, который он мне прислал, привёл меня к Вам.       Малфой кивнул.       — Да, конечно, Лоренс… — блондин сделал паузу, задумавшись. — Смею предположить, что он либо в главном зале с остальными, либо уже в своей спальне.       — Pardon? Остальными? — её брови взлетели так высоко, что, казалось, могли коснуться потолка.       Эта фраза моментально переключила её раздражение на лёгкое чувство паники. «Остальные? Какие ещё остальные?» Мысль о том, что в поместье могли находиться ещё какие-то посторонние люди, почему-то даже не пришла ей в голову. Она считала, что поместье Малфоев будет их временным прибежищем, уютным убежищем, где она сможет перевести дух, привести себя в порядок и не пересекаться с посторонними взглядами.       Но теперь картинка стремительно разрушалась: «Остальные» звучало так, будто загадочных гостей там целый рой. А может, ещё хуже: настоящие британские аристократы с высоко поднятыми носами и пронзительными взглядами, которые сканируют любого по пятнам на одежде.       Точно. Анкея сдержалась от того, чтобы не пробить себе лицо ладонью. Лоренс же писал, что Лестрейндж и Розье присоединились к Лорду Волдеморту.       Абраксас, видимо, уловив её замешательство, небрежно махнул рукой.       — Ничего страшного, вы с ними быстро найдёте общий язык. Здесь только те, кто действительно заслуживает вашего внимания, — на секунду Анкее показалось, что на лице блондина появилась какая-то заговорческая ухмылка, будто бы он говорил о какой-то внутренней шутке.       Тинки появился перед ней в третий раз сигнализируя о том, что, видимо, её покои были готовы. Абраксас окинул его небрежным взглядом и продолжил.       — Пожалуйста, располагайтесь. Не стесняйтесь просить Тинки, если Вам что-то понадобится. Я сообщу Лоренсу, что вы наконец-то прибыли к нам. Как будете готовы — спускайтесь в главный зал, я соберу народ, чтобы вас представить.       Откланявшись, Абраксас ретировался восвояси, оставляя старшую Делаж наедине с эльфом.       Вечерний туалет будет долгим.       Она, на пару с эльфом, устремилась к дверям, надеясь, что её покои будут относиться к категории «приличных». И, к счастью, не ошиблась. Комната была огромной, утопая в роскоши, что изрядно контрастировало с её нынешним состоянием. Снова это привычное ощущение, когда комфортабельность давит на тебя своим безвкусным излишеством.       Высокие потолки с барельефами, которые, казалось, могли бы быть не менее интересными, чем обед в местном кафе с друзьями, тяжёлые шторы, будто бы их вывезли с какого-нибудь барокко-барного аукциона, и огромная кровать, в которой можно было бы спрятать целый отряд эльфов — всё это изобилие роскоши выглядело как приглашение на бал в замке, где, вместо музыки, звучала бы скучная, выстроенная по шаблону речь о важности крови и предков. Анкея, сдерживаясь от очередного вздоха, обвела взглядом комнату, и в её сердце вдруг что-то вздрогнуло. Да, ей это было знакомо — она выросла в таком доме. В Биаррице, где всё было рассчитано до миллиметра, где бесконечно сверкающие светильники с потолка указывали, что даже тень должна быть правильной и подходящей.       Как бы она ни старалась, но её память возвращала её в Нью-Йорк — к тёте Инес, которая в своё время привезла её и Лоренса в Америку. Этой женщине не нужно было заваливать дом дорогими статуями и роялями в каждой комнате, чтобы показать свою состоятельность. У неё были свои методы — такие, как забота о других. Она не строила дворцов, не проводила балы и не слала статей в магические журналы, но умела проявлять внимание и выслушивать поток мыслей потерянного после смерти родителей ребёнка, что для Анкеи в тот момент оказалось чудом.       Но вот она снова в этом… в этом театре, где всё важно и ничего не имеет значения одновременно. Опять барельефы, опять шёлк, опять борьба за чистоту крови. Дежавю.       Её пальцы пробежали по тяжёлым шторам, и она поняла, что это не была роскошь, которую она так любила раньше. Всё это теперь казалось странным. Не для неё и её нервозного прошлого, не для неё и её интенсивных путешествий, когда она учила себя выживать в мире, где красота была далеко не на первом месте.       Кипяток в ванной, которым она старалась так тщательно оттереть не то грязь, не то спонтанно нахлынувшую меланхолию, не то позор, ужасно сильно обжигал шрамы, скрытые за сеткой рун на медальоне. Обжигающий пар расползался по комнате, заполняя её густым туманом, так же, как и мысли, о которых она не хотела думать. Лавровые листья в углу ванной казались её единственными свидетелями, готовыми взять в себя ту злобную пустоту, что заполняла её душу в моменте. Всё, что она могла сделать, это покорно, скрепя зубами от боли, вытереть тело от горячих капель, которые стекали по её коже, и глянуть в зеркало на своё идеальное сейчас тело.       «Десять. Я не сплю.»       Разбор багажа, коим являлся один единственный потрепанный сундук, не занял долго времени, и, накинув самое приличное для Британии одеяние — оливковое платье, она позвала эльфа, сигнализируя ему о том, что готова отправляться на званый очень поздний ужин — часы пробили двенадцать, благо Золушка наоборот успела превратиться из нищенки в принцессу в к этому времени.       — Анкея! — в главном зале для приёмов её встретил слегка взъерошенный Лоренс, оглядывая её с ног до головы. Позади него за столом был Абраксас и еще трое мужчин, один из которых издал восторженное «ох!» попытаясь встать со стула, но другой моментально отвесил ему подзатыльник заставив пока сидеть на месте, пока третий просто покачал головой.       — Я так рад тебя видеть. Абраксас рассказал мне про твоё…э-э-э… появление. Эффектно, ничего не скажешь.       Анкея остановилась на мгновение, вглядываясь в своего старшего брата. Лоренс, несмотря на всю свою ухоженность и элегантность, выглядел немного растерянным. Видимо, для него тоже был неожиданным момент их встречи, особенно после столь долгого времени. Слегка растрепанные волосы и едва скрываемая усталость на лице говорили о том, что этот вечер был не таким уж безоблачным для него.       — Скорее травматично, — с улыбкой съязвила девушка, обнимая брата. — И физически и морально. Контингент у вас здесь, конечно, специфичный, — красные наглые глаза опять появились в её подсознании, и она поморщилась.       Старший Делаж нахмурился:       — Не уж то Абраксас оказался негостеприимным?       — Ты что, совсем нет! — начала оправдываться девушка. — Просто встретила одного…— фразу ей закончить не дали.       — Мадемуазель Делаж! — словно с триумфом возвестил мужчина, поспешно вставший из-за стола под раздражённые вздохи остальной аудитории, чёрный вихрь его мантии мгновенно обвился вокруг ног.       Его тонкий, словно из старых оперных либретто, голос звучал так восторженно, что Анкея невольно замерла на месте. Черноволосый мужчина с лёгкой грацией подскочил ближе, поклонился и, взяв её руку, с неподдельным артистизмом приблизил её к губам, будто это был обязательный ритуал перед началом торжественного бала. Лоренс потёр переносицу.       — Долохов, ты бы хотя бы дождался, пока Анкея успеет вдохнуть после семейного воссоединения, — изумлённо протянул Абраксас, с улыбкой наблюдая за театром одного актера.       — Ах, Абраксас, неужели ты считаешь, что я упущу момент встретить столь изысканную леди? — Антонин обернулся, одарив собеседника игривой улыбкой, которая, впрочем, под недовольные вздохи Лоренса, тут же вновь переключилась на Анкею. — Простите, мадемуазель, но я не мог не выразить своё восхищение Вам лично! Слышал много о вашем изяществе и талантах, но и представить не мог, что вы окажетесь столь великолепны! А как платье оттеняет ваши глаза…А загорелую кожу! Признайтесь, вы уже успели провести какой-то один из своих ритуалов и навечно привязали мою грешную душу к своему сердцу? — продолжал заливаться соловьём русский волшебник.       Анкея с любопытством рассматривала своего нового знакомого. Черты лица были тонкими, а глаза — озорными, будто в них всё время плясали искорки. Театральность его жестов заставила её улыбнуться чуть шире, и она слегка наклонила голову, будто оценивая.       — Ах, что вы, мсье, — проговорила она, подыгрывая его манере. — Вы рискуете своим красноречием поставить меня в неловкое положение.       — Но как же иначе, мадемуазель? — Антонин сделал ещё один театральный жест, будто бы страдалец из старинной драмы. — После всего, что я слышал о вас…как бы я мог поступить иначе? Вы же знаете, слухи о вас заполонили умы всех нас здесь.       — Всех? — подняла бровь Анкея, коротко бросив взгляд на мужчин за столом. Абраксас тихо усмехнулся, потягивая огневиски, а один из сидящих сдержанно хмыкнул, сверля взглядом стол перед собой.       — Не всех, — спокойно проговорил Эйвери, вставая со стула с третьим мужчиной, приближаясь к компании. — Только тех, у кого воображение шире здравого смысла. Приятно познакомиться, мадемуазель Делаж, я Лестер Эйвери, — сказал мужчина с тёмно-каштановыми волосами и россыпью веснушек на лице. — А это — Эдван Мальсибер. К Вашим услугам.       Мальсибер — красивый маг с карими глазами и чёрными волосами — повторил жест друга и приветливо улыбнулся.       — Мадемуазель Делаж, пожалуйста, не пугайтесь. Мы действительно много наслышаны о Вас и вашей специализации, просто кто-то уже настолько погрузился в свои мечтания о единственной женщине в наших скромных кругах, что, видимо, несуществующий брачный венец напрочь сдавил мозги.       Анкея рассмеялась. Эти мужчины не были такими, какими она ожидала увидеть сторонников загадочного Волдеморта. Вместо холодного высокомерия и угрюмости, которые, как она полагала, должны быть неотъемлемой частью их натуры, перед ней стояли остроумные, пусть и слегка дерзкие, джентльмены. Возможно, конечно, сыграл фактор того, что она была их полёта птичка, но сейчас, после напряженного дня, ей совсем не хотелось об этом думать. Раздражение от недавнего фиаско с приземлением и не самого приятного взаимодействие с незнакомцем сошло на нет, стоило только местному завоевателю сердец устроить этот перфоманс.       — Прошу, зовите меня Анкея. А то от количества произнесённого слова «мадемуазель» мой мозг уже потерял его смысл.       Мужчины хмыкнули, покосившись на Долохова, который сейчас очень сильно напоминал младшей Делаж эльфа Абраксаса, учитывая его любовь к этому слову.       Антонин издал драматический вздох.       — Анкея, вы украшение этого зала, — с восторженным взмахом свободной руки заявил он. — Ах, простите мой энтузиазм, но как иначе должен вести себя простой русский мужчина, очарованный вашей репутацией?       Анкея невольно хмыкнула, осознавая, что, скорее всего, ни слова о её "репутации" он наверняка толком не знал, но всё равно продолжал своё театральное представление.       — Очарованный, говорите? — с игривым любопытством уточнила она, слегка поднимая бровь.       — Конечно! — Антонин отпустил её руку, но тут же скрестил руки на груди, подняв подбородок так, будто готовился к горячей проповеди. — Ваш брат рассказывал о вас так, что, думаю, любой мужчина в здравом уме не смог бы остаться равнодушным.       Лоренс резко нахмурился:       — В здравом уме, говоришь? Вот это ты, конечно, загнул.       — Ах, Лоренс, не будь таким суровым, — промурлыкал Долохов, делая шаг назад и обводя руками всех присутствующих. — Нашему кругу давно не хватало такой... как бы это сказать... изысканности!       — Такой же, как у тебя? — сухо подметил Мальсибер, осматривая его с головы до ног.       Анкея не могла удержаться от улыбки. Всё это выглядело как сцена из какого-то древнего фарса, где каждый актёр исполнял свою роль настолько убедительно, что невозможно было определить, где заканчивается игра и начинается реальность. Эйвери с его хладнокровной язвительностью в сторону русского волшебника походил на героя, чьи едкие реплики должны заставлять зал разрываться от смеха. Её старший брат скорее играл голос разума, Абраксас — в этом всём был тем самым зрителем, Мальсибер выглядел как тот самый «добрый приятель», что неизбежно оказывается втянут в перипетии сюжета против своей воли, а Долохов… Долохов явно превзошёл всех, отыгрывая своего Казанову с таким драматизмом, что его выход можно было сравнить с появлением оперного тенора на сцене в финальной арии.       Он то картинно вздыхал, то закатывал глаза, словно уже представлял себе трагический конец этой ещё не начавшейся «любовной истории», а его жесты напоминали изящный танец, только вместо партнёрши у него была собственная тень. Если бы он внезапно выхватил розу из рукава и приколол её себе к мантии, никто бы не удивился.       Анкея, с трудом сдерживая хохот, подумала, что в этом импровизированном спектакле не хватало только барочной музыки на заднем плане и занавеса, который мог бы закрыться в любой момент под бурные аплодисменты.       — Ну что ж, господа, — с лёгким смешком проговорила она, сложив руки на груди. — Если вы будете продолжать так же упорно развлекать меня, я, пожалуй, останусь здесь надолго.       Её слова вызвали мгновенный отклик: Долохов изобразил радостный поклон, Абраксас качнул головой с лёгкой, почти невидимой ухмылкой, а Эйвери и Мальсибер обменялись многозначительными взглядами.       — Мадемуазель, позвольте вас заверить, — Антонин подался вперёд, опираясь рукой на стену. — Я готов развлекать вас, пока сердце мое бьётся!       — А вот это вряд ли, — подал сзади голос Абраксас, лениво откинувшись на спинку стула. — Учитывая твою излишнюю прыть, Долохов, твоё сердце может перестать биться раньше, чем ты успеешь закончить свою речь.       — Я тебе это гарантирую, — прошипел старший Делаж.       Анкея не смогла сдержать смех, который разрядил обстановку окончательно.