Судьба и Краска

      — Че-ерт, он опять в больничке?       — Тем и лучше. Может убьется однажды и эту сучку отправят обратно в воняющий рыбным жиром Сидней.       Скромные и «добрые» слова, думала Эми, когда прибыла в участок. Она была уставшей, все ее тело болело, особенно ноги. И она находилась в одном шаге от того, чтобы не поддаться желанию расплакаться как маленькая беззащитная девочка. Она громко вдыхала воздух через нос и сжимала кулаки, до боли впиваясь ногтями в нежную кожу рук. Недоброжелательные коллеги во главе с Дорианом в открытую обсуждают ее промахи и откровенно глумятся.       В отличии от ее родного дома, в Канберре нельзя лишний раз размахивать руками. Устав гласит, что даже в воспитательных целях или «по справедливости» не стоит предаваться желанию нанести вред лицу коллеги. За это можно получить отстранение.       В кабинете комиссара не утихали крики и возмущения. Эмили зашла внутрь, ожидая, что весь негатив перейдет на нее. Потому что крики были отнюдь не мужские, а женские. Старуха Фордел, что содержит того самого опасного кенгуру, по видеосвязи просто надрывалась. Ее лицо сжалось в тысячи морщин, напоминая кончик пальца после длительного пребывания в воде. Только зубы хоть как-то объясняли, где рот и когда он открывается.       Она неустанно орала и угрожала, что засудит весь департамент за такое отвратительное «обслуживание». Будто полиция какие-то слуги для нее…       — Я хочу, чтобы этого пришельца сослали на Альдебаран! У моего бедного Бантичка теперь сотрясение мозга и ушиб в районе шеи! Как он сможет теперь выступать на ринге?! — кричала бабка.       — Мадам Фордел, мы во всем разберемся. Я прошу вас не кричать и написать официальное заявление, — Себас спокойно заполнял какие-то данные на планшете и подписывал документы, даже не поднимая на экран глаз, и говорил спокойно. У Эмили в голове возник образ плотины, что твердо стояла перед давлением воды и не давала протечек. И эта плотина — он.       — Сейчас же посадите их в тюрьму! В тюрьму, комиссар! — истерила женщина, потрясывая руками и тряся головой.       — Напишите заявление, мадам, лучше сразу обращайтесь в Коллегию, — комиссар прервал видеозвонок и, как ни в чем не бывало, посмотрел на стоявшую робко Эмили. — А, Андай…       Он глубоко вздохнул и грузно поднялся.       — Садись-садись, я на минуту, — с этими словами он обошел ее и вышел из кабинета, оставив ее одну.       В ожидании девушка начала бродить взглядом по столу своего начальника и заметила несколько отпечатанных бумаг с символикой «Звездочета». Не всматриваясь сильно в перевернутые символы, глаза запнулись на ее собственное имя средь слов. Тогда любопытство взяло вверх, и девушка схватила бумагу.       Здесь писалось от лица Хиггинса о ее несостоятельности и требование прекратить проект или хотя бы заменить Эмили на более профессионального сотрудника, который не будет подвергать опасности «Объект». Все в достаточно деловой форме, но кое-где видно завуалированные попытки оскорбить ее.       Ее обсуждают на работе, оскорбляют. Ее обругивают военные наемники «Звездочета», оскорбляют. Ее высмеивают и сексуализируют дуры и мужланы с телевидения, хотя бы там еще не начали оскорблять. Да что она делает не так?!       Даже дома на их участке имелось немало мразей и придурков, но никто не акцентировал столько внимания и негатива в отношении нее. Конечно, ведь тогда она не работала с опасным пришельцем. Черт побери это все…       Через минуты три вернулся Себас с двумя бутылочками холодного лимонада. Одну он поставив перед Эмили, а свою с громким шипением открыл и почти одни залпом выдул половину с необычайно сильной жаждой.       — Ох, хорошо, — облегченно произнес он, вернувшись на сидение. — Попей, расслабься.       — Спасибо, я позже открою, — безрадостно ответила ему Эмили.       — Как хочешь, — Себас пожал плечами. — Кстати, завтра можешь не приходить.       Девушка выпрямилась. Настало ощущение, как если бы ее позвоночник внезапно закаменел. На лбу проступил пот, а глаза расширились в шоке. Губы стали подрагивать.       — Вы… вы же не… у…ув…       — Что? Нет! Господи, Андай. Кончай с этими тревогами, так и с ума сойти можно! Поверь, я знаю, о чем говорю, насмотрелся, — комиссар всплеснул руками и слегка ударил кулаком по столу, а слова не было пропитаны негативом, скорее усталой раздраженностью.       — Прошу… прощения, — только и выдавила из себя Эмили.       — «Звездочет» сообщили, что через три дня яут придет в норму. Анубатская медицина творит чудеса, знаешь ли, но на заживление тоже надо время, — Себас сделал странные пассы руками в воздухе, описывая некий полукруг с мерцанием, показанным подергивающимися пальцами. — А завтра пятница. Так что я выписываю тебе отгул до конца недели в качестве «поощрения», дабы ты не сидела в офисе без дела. Неделя выдалась тяжелой.       — Да… с-согласна… А как же письмо? — Эми с настороженностью показала на письмо от Хиггинса. Себас посмотрел на бумагу как на что-то незначительное и перевел глаза обратно на девушку, вновь тяжело вздохнув.       — Я управляю всем департаментом. Департамент подчиняется Коллегии. «Звездочет» во всей этой программе не более чем организация, которая предоставляет услуги по уходу за пришельцем. И если кто-то там решает мне прислать бумажку с жалобами, поверь, я могу не глядя на текст спокойно ей подтереть свой зад! Потому что их жалобы в рамках программы ничего не значит. Коллегия никаких претензий по поводу тебя и твоей работы не предоставила. Раз молчат, значит, все хорошо.       Это прозвучало обнадеживающе. Уверенность в словах комиссара немного успокоили девушку, развеив многие сомнения о качестве своей работы. Значит, «Звездочет» ничего не решает и все эти угрозы скорее из бессилия. Даже, возможно, она имеет полное право Хиггинса послать далеко и надолго.       На ее лице проступила скромная улыбка.       — Спасибо, — зачем-то сказала Эми.       — Да не за что, старший констебль, — комиссар пожал плечами. — Я прекрасно понимаю, что тебе досталась работа не самая легкая. Когда мне пришлось с яутом первый раз общаться, сколько же нервов он мне вытрепал. Говорить не хотел, дразнился, кидался на всех, пару столов сломал, про оторванную руку одного бедолаги я тебе уже рассказывал. Так что сейчас напишешь рапорт и езжай.       Эми кивнула. Она глянула на бутылочку лимонада, открыла ее с громким шипением газа из горлышка, и отпила немного. Себас тихонько стукнул своей бутылкой об стекло ее напитка и немного приулыбнулся.       Дома, несмотря на усталость и желание завалиться спать, девушка подумала о том, что за все эти дни не особо уделила времени хорошо расположиться. Еда, которую она купила еще в прошлое воскресение, почти закончилась. А это веский повод сбегать в ближайший магазин и закупиться.       Однако эти мысли прервал телефонный звонок. На экране четко высветилось, что ей хотят позвонить с видео, и этот кто-то — Мама. Эмили аж опешила. Она мельком взглянула на себя в зеркало у входной двери, пригладила непослушные волосы и с глубоким вдохом ответила на вызов.       На экранчике показались лица двоих людей лет пятьдесят. Крепкий и немного обросший мужчина с яркими рыжими кудряшками. На лице виднелся легкий след от подводной маски, волосы немного прикрывала теплая шапка. Его почти неизменный атрибут, с которым мама давно смирилась. Сама же она имела тонкие черты, которые во много Эмили переняла от нее, с прямыми светлыми волосами, собранными чуть в хвост. Завидев дочку, отец широко раскрыл глаза и открыл рот. Эми заметила, как у него приподнялись плечи. Похоже он расставил руки в стороны, как он это делал еще с ее детства. Это было их, скажем, особым приветствием.       — Доча-а-а! — звонко и с радостью завопил отец.       — Папа-а-а! — таким же образом ответила Эмили, расплывшись в улыбке, которую, наверное, мог вызвать только ее папа.       — Привет, милая, — более спокойно, но также с улыбкой, поприветствовала мама, помахав рукой.       — Ну как у нашей девочки дела?! Мы тебя видели по телевизору! — спросил отец, показывая пальцев в экран.       — Тяжелая неделька, столько всего… я даже не знаю с чего начать.       — Ой, а вид у тебя такой уставший. Ты еще на работе? — обеспокоилась мама.       — Нет, мне дали отгул до понедельника. Сказали, что мы с напарником так хорошо отработали, что нам надо отдохнуть и прийти в себя, — частично Эмили приврала, но в каком-то смысле это правда.       — А он правда такой огромный, как его показывают? — восторженно говорил отец.       — Ну, я ему головой в диафрагму упираюсь, так что да, — Эми рассмеялась и присела на обувную лавочку у зеркала.       — Не обижает? — голос отца стал чуть ниже и серьезнее, а брови прикрыли слегка глаза в настороженном взгляде.       — Нет, он… ну, я думаю, что могло быть и хуже. А так… — девушка не сдержала смешок. — Кажется, я в первый день так ему наподдала, что он решил со мной не спорить.       — Вот это моя девочка! — радостно воскликнул отец.       — А по характеру? Трудный, наверное. Точно ли ты подходишь? — мама тихонько спросила, отчего улыбка Эми стала не радостной, а больше измученной.       — Мой напарник себя… не бережет, — она на несколько секунд отвела взгляд, вспоминая, как он еле дышал там, среди глуши. — Он очень упрямый, но, мне кажется, я могу найти к нему подход. Так что вам нечего бояться.       — А какая обстановка в городе? Канберра все-таки далеко не Сидней, — теперь и отец выглядел обеспокоенным.       — Да, это как дверь в другой мир. Здесь столько всего. Нужно будет время, чтобы узнать все. Так что… каждый день как новое открытие. Будь он плохим или хорошим.       — Будь осторожна. Не доверяй пришельцам так сильно. Да и людям тоже мало доверяй, — отец пригрозил пальцем.       — И не свети счетом банка в общественных местах. Ты поставила скрытие, как я тебе сказала?       — Да, мам. Я проверяю счет дома и в машине. И я осторожна, правда. Не маленькая ведь, — Эми вздохнула. — Как у вас-то дела?       — Все хорошо, живем. У меня было погружение сегодня у рифа. Он потихоньку начал «цвести». Приедешь, обязательно туда сплаваем.       — Круто, я очень хочу посмотреть на это.       — Ой, Ненси, рыба начала гореть, — отец резко обернулся (они стояли напротив кухни) и хихикнул. Глаза мамы расширились, она дернула телефоном и впопыхах попрощавшись, оборвала звонок.       Рядом с домом располагался небольшой продуктовый магазинчик. Эмили могла найти здесь все, что ей требовалось. Немного овощей, консерв, макарон, парочка замороженных куриц. Еды в достатке, хотя еще пятьдесят лет тому назад здесь начинался сильный голод, так как количество припасов резко уменьшалось за счет прибывших беженцев. Бабушка много об этом говорила, как начинала появляться еда, как пришли анубаты. Сначала это были какие-то сухпайки и концентраты, гадость несусветная. Потом первые гидропонные купола стали давать урожай, на нем выращивали по новой животных и приводили их в нормальное состояние. Отец, кажется, до десяти лет ел только белковую гадость и на одиннадцатый день рождение впервые смог попробовать куриное мясо. Сейчас все вернулось примерно к временам десятых-двадцатых. Обилие и разнообразие, аж глаза разбегались.       Эми шла вдоль стеллажей от ряда к ряду, витая где-то в облаках. Пока внезапно краем глаза не заметила что-то высокое и темное.       Это был анубат.       Точнее сказать анубатка. Высокая в облегающих светлых джинсах, майке и дутой куртке. Столь обычная одежда на существе, обычно появляющихся в роскошных одеждах, бросалось в глаза и казалось чем-то нереальным. Сама анубатка совсем не смущалась. Все ее внимание сосредоточилось на мелком тексте на баночке тушенки. Ей каждый раз приходилось сильно наклоняться, чтобы достать очередную банку. Затем она медленно и изящно выпрямлялась, выгибая спину, и терпеливо читала. Головой она почти доставала до потолка с проводкой.       Понимая, что подобная сцена даже для Канберры может быть весьма необычной, девушка подошла к сотруднику магазина, выкладывающему товар на полки.       — Простите, а тут часто анубаты бывают? — поинтересовалась она шепотом.       — Ой, нет. Здесь только вот эта персона. Вроде живет где-то тут недалеко, — тихонько ответил сотрудник и вернулся к складыванию товара.       Девушка с подозрением осмотрела издалека анубатку. Мысли подойти спросить что она тут делает отмахнула сразу. Это бы показалось чем-то оскорбительным, даже с учетом ее профессии. Разве анубат не может закупаться в обычном магазинчике? Кто вообще знает, где они берут продукты?       Она решила полностью сосредоточиться на своих покупках. Ей осталось взять себе чай, который бы мог помочь ей лучше засыпать. Среди множества коробочек она никак не могла найти в описании необходимые свойства и, бормоча себе под нос, перебирала все упаковки.       Через какое-то время по спине прошлись мурашки от ощущения взгляда. Краем глаза девушка заметила промелькнувшую мимо тень. От чего-то стало не по себе. Ибо чувство взгляда еще оставалось, а тени нигде не виднелось. Тогда Эмили решила сделать вид, что читает описание на коробке и слегка развернуться. Анубатка стояла прямо за ее спиной и без каких-либо слов наблюдала, как глаза девушки прыгают с абзаца на абзац. Затем также молча направилась к кассе. У Эмили отчего-то сердце забилось сильнее.       — Надо что-то помощнее, — она поставила коробку с чаем на место и ухватилась за новую с изображением ромашки. — Ладно, сойдет…       Дома Эми сделала быструю уборку и приготовила спагетти с сыром и жареным беконом. После такого сложного дня, переживаний и убивающей усталости, такая еда казалась божественно вкусной. До времени сна оставалось пару часиков, которые стоило потратить на релаксирующий просмотр телепередач. Эми забыла, что выключила его ранее на новостях, а потом попала на новый выпуск, где, как назло, как раз обсуждалось дело Кейна.       »…Дело о новом виде наркотика под названием «Вишня», который намного опаснее и даже смертельнее других своих разновидностей, вчера закончилось на ошеломительной ноте. Целенаправленное медленное убийство психически нестабильных бывших одноклассников, которые травили преступника в школые годы: именно таковым был мотив и цель Эдварда Кейна, длительное время скрывающегося под личностью своего брата Оливера Кейна, в том время как сам считался мертвым. Во время задержания преступник признал вину и совершил самоубийство. Далее речь комиссара Себаса, смотрим.»       Показался зал с трибуной, на которой выступал ее начальник в окружении нескольких сотрудников полиции (возможно она могла оказаться так же), а под ними расположились в ожидании с часами-диктофонами и камерами множество журналистов. Себас произносил речь, отчасти как раз написанную Эмили. Он повторял все, что ранее сказала ведущая в форме пересказа слов Кейна. Эмили постаралась перенести большую часть всего, что он говорил, тем самым рассказав его историю. Журналисты не останавливали комиссара. Наконец он перешел к финальной части, которую Эмили сомневалась стоит ли писать, своего рода мораль или вывод, который нужно донести до остальных людей.       «Из всего сказанного следует задуматься: быть человеком и быть человечным — не одно и то же. И пока мы не научимся жить без ненависти друг к другу, человечество не достигнет тех же высот, каких когда-то достигли Анубаты и пытаются донести до нас эту истину.»       В ту же секунду подскочили журналисты и начали задавать вопросы. Запись оборвалась, вернув зрителей к ведущей.       «Сегодня по этому поводу высказался один из председателей Палаты Согласия, избранный говорить от лица нескольких крупных партий.»       Вновь картинка сменилась на новый образ. Некая белая комната. На стенах серо-золотые узоры, похожие на фрески, изображающих людей, туров и анубатов вместе. Большую часть картины не было видно из-за Анубата. Его тело закрывало белый свободный балахон до самой шеи, чем-то напоминающий одежду священника. При этом морду накрывала золотая фактурная маска, силуэтом повторяющая черты морды. Глаза она также закрывала, полностью обезличивая пришельца. Запись шла откуда-то с середины и, возможно, анубату задали вопрос касательно речи, особенно последних слов.       «Слова преисполнены истины и философской мудростью. За многие тысячелетия наблюдения за человечеством вопрос осознания людьми себя как человеком и что это должно означать стоит до сих пор. Разделение двух понятий наблюдается по сей день и наша миссия также состоит в том, чтобы привить одно другому в глобальном плане для достижения общего баланса. Вопрос о поведении детей в учебных учреждений, увы, висит над заседателями коллегии во всем мире довольно давно и с каждым годом давит все сильнее. Детская жестокость требует отдельных обсуждений и установки множеств решений, при которых улучшиться общий уровень воспитания детей, не подавляя их так называемое «детство». Это событие послужит поводом задаться этим вопрос на ближайшем общемировом заседании коллегии. Мы постараемся решить проблему самым оптимальным способом. Но по последним прогнозам понадобиться несколько лет, чтобы полностью отладить систему воспитания, внести ограничения в методах воспитания и восприятия самих родителей.»       Эмили слушала, поглощая лапшу, однако в какой-то момент она отложила еду в сторону и задумчиво уставилась в экран, где уже обсуждали что-то другое. Она ощущала себя неловко и, возможно, стыдливо, что ее слова произнес кто-то другой. Но по крайней мере это восприняли положительно и даже дало какие-то подвижки в коллегии. Это… радовало. Пусть и было сказано не ей.       Изрядно нахлебавшись ромашкового чая, девушка улеглась спать. Где-то в доме вновь начала играть флейта. Эмили только стала постепенно погружаться в сон, как звуки флейты вытягивали ее назад в реальность с неимоверным раздражением. Раньше мелодия звучала достаточно спокойно, больше напоминая медитацию, тем самым наоборот помогая уснуть. Но сейчас, кажется, инструмент слегка поменялся. Теперь это были пусть и протяженные, но резкие в самом начале звуки. Дудка скорее, чем флейта. Музыка расходилась по дому через вентиляцию, вибрировала и отдавалась эхом, создавая ощущение, будто это не человейник, а какой-то храм, где в данный момент проводили ритуальные выступления.       При этом Эми слышала в ответ где-то ругательства от соседей, но они стихали быстро, будто большинство жителей дома давно смирились жить рядом с совой-музыкантом. Но не Эмили…       Она решила, что раз у нее есть три выходных, она бы предпочла хорошенько выспаться без лишних звуков, при этом не затыкая чем-то уши. А потому она быстро набросила что-нибудь для более приличного виду и вышла из квартиры.       На каждом этаже имелась возможность вызвать помощника-Вируза, что выполняли примерно те же функции, что и Вируз в «Звездочете». Он следил за порядком во всем доме или только его части, а также имел ключи от всех квартир. Девушка узнала от этого Вируза, что музыкант живет двумя этажами выше ее в квартире три-три-три.       Удивительно, но на этом этаже квартир намного меньше, чем на других. А дверь в квартиру три-три-три стояла в одиночестве достаточно далеко от остальных дверей. При этом на месте предполагаемых дверей находились красивые росписи растений фиолетовыми, желтыми и черными цветами. Там дверь в квартиру выглядела как разрыв в другой мир среди скучных белых стен, а куда она вела — вызывало сильное любопытство. Однако девушка отбросила это наваждение, ведь она здесь по делу.       Ей пришлось постучаться несколько раз. На первые стуки звуки флейты не стихали, а затем стали чуть тише, а после и вовсе стихли. Долгое время виновник шума не открывал дверь. Может быть, боялся подходить? Или хотел сделать вид, что шум не из этой квартиры?       После еще одного стука от Эмили, дверь таки щелкнула замком изнутри. Когда дверь открылась, у девушки сердце ушло в пятки…       Перед ней в дверном проеме стояла анубатка. Светло-голубые глаза рассматривали Эмили с ног до головы. Инопланетянка молчала и терпеливо ожидала, когда та начнет говорить.       — Эм… доброй ночи. Я Эмили Андай, я ваша соседка двумя этажами ниже. А… вы? — выдавив из себя слабую улыбку, девушка представилась. Анубатка молчала минуту, прежде чем ответить. В отличии от голосов других анубатов, ее звучал странно. Без эмоций. Как если бы говорил какой-то синтезатор.       — Аав верет-месат, — произнесла по слогам анубатка. — Для упрощения — Верет.       — Верет. Эм… я хочу попросить вас не играть на флейте по ночам. Понимаете, я работаю в полиции и мне необходимо хорошо спать. А ваша музыка… немного… мешает, — Эмили поднимала плечи и скрещивала кисти всякий раз, когда смущенно замолкала где-то посреди предложения.       Верет опять же около минуты просто молчала, глядя на нее неморгающим взглядом. Девушка начала подозревать, что, может быть, анубатка по какими-нибудь веществами, которые сильно затормаживают ее мышление и делают такой странный голос.       — Хм! — спустя минуту Верет хмыкнула и развернулась к девушке спиной. — Заходи.       — Спасибо, я не…       — За-хо-ди, — Верет повторила слово по слогам более твердо и посмотрела спокойным взглядом на девушку через плечо. Эми отвела взгляд и посмотрела на пустой хорошо освещенный коридор, который сейчас казался самым безопасным. Тем не менее, та побаивалась перечить анубатам, потому пришлось подчиниться.       Первое, что бросилось в глаза, высокие потолки. Казалось, что квартира занимала два этажа из-за очень высоких потолков.       Интерьер квартиры был выполнен в тех же цветах, что и росписи на стене в коридоре. Темные стены, яркий фиолетовый ковер, что покрывал весь пол. Большинство комнат разделялись не стенами, а полупрозрачными занавесками, которые в свете неоновых ламп выглядели словно бы сотканные из звездного неба. Иногда на глаза бросались акценты. Вроде белой вазы с земным растением, напоминающим фикус, светлая софа в середине гостиной. Свет розового и синего неона добавлял квартире некоторой загадочности. Эми припомнила картины, где показывали похожее про ведьм и гадалок, только все вокруг старое, добавляющего своего шарма. Сложив обе картины, возможно, в голове девушки возник образ ультра-современной ведьмы, которая где-то варит свои зельица в пробирках и колбах, при этом растирая какие-то древние амулеты в труху и добавляя как приправу. А образ анубатки как своего рода проклятье, уродство, или визуализация одиночества и постепенного одичанивания. Странная фантазия…       Эмили рассматривала квартиру, стоя в десяти шагах от двери. Дальше пройти она не решалась. Анубатка так и вовсе исчезла где-то в стороне кухни. Нос девушки наполнял аромат благовоний. Запах можно было охарактеризовать как мягкий, что, возможно, могло бы показаться странным. Но, действительно, стоило только вдохнуть его, как возникло фантомное ощущение тысячи шелковистых перьев, окутывающих лицо и шею. Однако…весь этот интерьер взывал к воспоминаниям о клубе «Анум». О комнате отдыха на втором этаже и образ анубата в белом костюме. А затем в голову ворвались крики умирающих прямо под ними людей. Ее всю передернуло от неожиданности.       В этот же момент как раз показалась и Верет с небольшой коробочкой в руках, кажется, далеко не из простого картона.       — Вот, — анубатка протянула коробочку, которая немного переливалась на свету странным завораживающими узорами.       — А… это что?       — Чай.       Верет встретила молчание со стороны Эмили и немой вопрос в глазах, зачем ей может понадобиться чай?       — Он из прекрасных цветов, растущих на моей родной планете. Земная почва далеко не так продородна, но достаточно, чтобы обеспечить нуждающихся анубатов своими лепестками. Они напоминают… веки, смыкающиеся ночью, дабы закрыть пыльцевую коробочку. Природа проявила себя более явно, чем когда-либо, — несмотря на сказанное, голос Верет и ее мимика оставались холодными, безэмоциональными и будто неживыми. Эмили не верила в то, что среди анубатов есть какие-нибудь киборги, но такое поведение настораживало. Настолько, что желание взять коробочку отпало сразу.       В какой-то момент Верет резко дернулась в сторону Эмили и слегка подкинула коробочку. Рефлекторно Эмили вскинула руки и поймала ее. Анубатка выпрямилась и, чуть скосив таз в сторону, хмыкнула во второй раз.       — Хм! Они не опасны. Помогают лучше спать ночью. Лучше, чем то, что ты могла найти в магазине. Главное — не использовать больше одного пакетика.       — Эм… спасибо, но, я ведь не за этим. По поводу флейты. Вы же поняли, что я прошу вас не играть больше?       Анубатка вновь замолчала, прожигая пронзительным взглядом девушку. Та стала немного двигаться к двери, понимая, что мало чего добьется уже. Верет двинулась за ней и вежливо открыла дверь. Когда Эми оказалась за порогом, дверь резко, но тихо, закрылась.       Наступило резкое молчание. Яркие белые лампы сжигали сетчатку глаз, в нос ударил ранее неощутимый запах сырости от коридорного ковра, а слух пронзало жужжание этих самых ламп. Эмили, похоже, побывала в тихом Эдеме, а затем ее выгнали обратно в суровую реальность, но, благо, с подарочком…       Раздался звонок в дверь. Эми разлепила глаза и резко поднялась, не понимая, где она и сколько времени. Мельком глянула на телефон. Он показывал двенадцать дня. Голова от столь долгого сна раскалывалась.       Неужели на нее так повлиял чай? Ведь как вернулась девушка в квартиру, решила таки попробовать подарок от странной особы. Это, возможно, было не слишком разумно, однако руководствовалась мнение, что ее бы анубатка не стала отравлять. При этом Эми не помнила как пила его и как потом оказалась в постели. Воспоминания отшибло напрочь.       Вновь зазвонили в дверь. Держась за голову и растирая глаза от ощущения, что она вообще не выспалась, девушка прошла к двери. Успела только снять замок, неожиданный гость сам открыл дверь, чуть не сшибая хозяйку квартиры.       Та самая анубатка — Верет. Зашла внутрь и закрыла за собой дверь, держа Эми в полном недоумении.       — Простовато, — сухо произнесла она, осмотревшись. Эмили только было открыла рот, анубатка, полностью ее игнорируя, прошла на кухню.       — Какого… черта! — возмущенно произнесла Эмили, поспевая за трехметровой фигурой. — Почему ты…       — Ступай мыться. Я приготовлю завтрак, — также, как и ночью, голос Верет звучал без эмоций. Эмили шокировало такое поведение, такая наглость со стороны той, которую она знает не больше десяти минут. Головная боль только усиливала раздражение, но также ее сдавливало некое ощущение бессилия. Ведь даже в ее собственной квартире, ее уголке приватности, нашелся какой-то анубат, который начал командовать.       — НЕТ! — вскрикнула Эмили, всплеснув руками. — Я не стану идти по твоей указке! Кто ты, мать твою, такая?! Какого черта ты вошла без разрешения?! Ходишь, командуешь! Ты думаешь, можешь просто взять и начать хозяйничать?       Девушка вывалила весь накопившийся за какие-то секунды негатив, а после, вглядевшись в холодный взгляд Верет, притихла в ожидании, что она точно сделала что-то не так.       — Хм! — несколько секунд абсолютного молчания Верет хмыкнула, аналогично вчерашнему. — Прошу прощения.       Девушка в недоумении заморгала.       — Я была уверена, что именно так проявляется дружба между людьми. Когда они могут прийти к другу и начать о нем заботиться из исключительно альтруистичных побуждений.       — Ч-что? Дружба?       — Да, — просто ответила Верет. — Судя по твоей реакции, мной были допущены некоторые ошибки. За это и приношу извинения.       — Ох, не просто ошибки, это прям наглость, — продолжала возмущаться Эмили.       — Разговор продолжиться только после того, как ты приведешь себя в порядок, а я обеспечу тебя сытным завтраком. Если подозреваешь во мне острую необходимость что-либо украсть или причить вред, довожу до твоего сведения, что не страдаю клептоманией и не имею никаких проблем с финансами, а также не обладаю маниакальными помыслами или склонностью к насилию.       Не дожидаясь ответа девушки, Верет принялась доставать посуду из шкафов, причем так, словно уже знала их точное расположение. Возможно, это простое совпадение. Один на миллион, когда анубатка отгадала расположение всех необходимых вещей. Иначе создавалось ощущение, что она тут уже не первый раз…       Пришлось на свой страх и риск довериться этой странной «подруге». Эмили помылась так быстро, как, наверное, никогда раньше не могла. Не теряя времени, накинула полотенце на тело и вторым замотала волосы, а после выскочила обратно на кухню. Верет уже поставила на стол две аккуратные яичницы на тарелке, поджаренный тост на второй небольшой тарелочке рядом, отдельно шел кусочек сливочного масла, солонка и чашка с нашинкованными листьями салата, помидорами и бальзамическим соусом. Сама Верет сидела за столом напротив без еды в ожидании.       Через минуту Эми уже сидела, одетая, и поедала вполне обычный завтрак.       — Так… что происходит? К чему весь этот сыр-бор? — поинтересовалась она у собеседницы.       — Я тобой заинтересовалась, — сухо отчеканила Верет как робот.       Эмили приостановила трапезу, вопросительно глядя на анубатку.       — Ты несколько отличаешься от местных жителей этого дома. Более того, ты — первая, кто осмелился постучаться и высказать свое «недовольство». Поэтому мной было принято решение, что связь между нами требуется укрепить. То, что вы зовете — подружиться.       Ну, если человек (или в данном случае анубат) нелюдим, то такое внимание действительно можно свести к желанию подружиться. Прилипчивые люди, но отчасти не виноватые, что… другие в каком-то смысле.       — Хорошо, — Эми пожала плечами. — Можешь рассказать о себе? Почему ты живешь в человейнике?       — Я состою в партии Адаптантов. Она не очень большая. Если говорить кратко, мы склонны верить, что достигнуть верного понимания желаний, возможностей и состояния человечества имеет большую эффективность в той же среде, что охватывает большую часть населения.       Девушка сдержанно прыснула, сжав губы. Она вспомнила интерьер квартиры анубатки, который точно не сочетался с «внедрением в среду». Верет будто бы прочитала ее мысли.       — Разумеется, ты могла наблюдать, что некоторые особенности удобства нашей расы перевешивают цели. Многие ошибочно приписывают излишний аскетизм. Тем не менее, ограничения дома и его «неприятные» особенности тесного проживания в достаточно непригодном для комфортной жизни строении нисколько не смущает. Согласно вчерашнему опыту, я даже сумела стать одной такой «неприятной» особенностью, — даже учитывая, что в контексте слов Верет может звучать сарказм или даже полная серьезность, голос этого не отражал. Подобно космической темноте, абсолютному ничему.       — Значит, ты живешь тут, потому что выражаешь свою позицию. Хорошо, — поедая тост, закивала Эмили, стараясь на смотреть в глаза анубатке. — А ты точно не робот?       Верет на секунду закрыла глаза и терпеливо выдохнула воздух через ноздри. Похоже, этот вопрос могли задать не первый раз, потому девушка почувствовалась неловкость.       — Алекситимия. Людской термин, не описывающий диагноз. Скорее это личностная характеристика, выражающаяся в неспособности понимать собственные и чужие эмоции, что со стороны может выглядеть как безчувственность или поведение робота.       — Извини, я не хотела тебя задеть, — смущенно произнесла Эмили.       — Извинения беспочвенны. Я не могу быть уверена, что данный вопрос вызывает обиду.       — Ладно, — Эмили неуверенно пожала плечами.       Эмили почти доела завтрак, пока Верет сидела в ожидании. Кажется, что она в целом не заинтересована что-то узнавать о ней самой, предпочитая молчаливо наблюдать. Однако, в какой-то момент анубатка поднялась и направилась в спальню. Бросив грязную посуду на столе, Эмили ринулась за ней следом.       Верет вывалила всю одежду из чемодана, который Эмили не успела до конца разобрать, а также то, что находилось в шкафах. Каждую вещь она рассматривала и систематически распределяла по стопкам. Девушка, завидев такой беспорядок, кое-как сдержала себя, дабы не излиться ругательствами. Похоже, что Верет не совсем понимала, что такое поведение также неприемлемо. И понимая, что, возможно, тут дело в ее восприятии, сдержалась и решила понаблюдать со стороны.       — У тебя слишком мало одежды, — констатировала анубатка, рассматривая старую любимую футболку девушки с изображением группы «Frau und Mann». Она местами поизносилась, но выходить с ней в свет еще разрешалось.       — Ну, я не стала тащить с собой весь свой гардероб, хотя не сказать, что у меня есть что-то особенное, — Эми пожала плечами.       — Множество футболок разного уровня изношенности, однообразные брюки и джинсы. Полицейская форма на фоне такой скукоты выглядит писком моды, — в словах анубатки скрылся сарказм. Девушка вновь пожала плечами.       — Надень это, — анубатка кинула комплект из футболки и джинс девушке прямо в руки, минуя ее саму и вернувшись на кухню.       — Зачем это?       — У тебя мало одежды, к тому же было бы неплохо обновить гардероб, — Верет взяла посуду и принялась ее мыть, пока девушка находилась в состоянии шока, прижимая одежду к груди.       — Не пойду я никуда! — возмущенно произнесла она. — У меня даже денег нет еще, чтобы прикупить чего.       — Никто не говорил, что тебе придется платить.       Теперь Эми не понимала еще больше. Если кратко, к ней в квартиру только что ворвалась анубатка с отключенными эмоциями и пониманием чужих чувств, говорит в приказательном тоне, приготовила завтрак, имела наглость прикасаться к ее вещам, а сейчас собирается сводить ее по магазинам ЗА СВОЙ СЧЕТ?!       — Мне кажется, Верет, что у тебя не проблема в эмоциях, а с головой непосредственно!       Анубатка промолчала, натирая посуду полотенцем.       — Зачем тебе все это? — с бессилием простонала Эмили, подойдя к ней. Та перевела взгляд, бесчувственный и холодными. С такими глазами маньяки смотрят на своих жертв. И кто знает, что будет, если девушка выйдет за пределы дома в сопровождении странной анубатки.       — Разве так не поступают друзья? — Верет чуть склонила голову набок, но не сразу, а через пару секунд после вопроса. Будто она решила, что нужно сымитировать «интерес». Эмили вздохнула, раздраженно потерев пальцами переносицу и бурча:       — Черт возьми, на что я подписалась…       Эми могла противостоять любому человеку, будь это разъяренный мужик или истеричная женщина. Именно что с человеком. А в общении с пришельцами у нее, к сожалению, опыта еще было мало. Сказалась среда, в которой жила. Пришельцев обитало мало, настолько, что заметить их на улице — удивительное чудо. Что уж говорить об общении.       А Канберра самое настоящее гнездо различных пришельцев. Рядом с ними Эмили терялась. Анубаты, которые имели какую-никакую власть, вовсе вызывали панику. Как с ними говорить — не знает, что им говорить — тоже не знает. И стоит ли соглашаться с их желаниями и целями — тем более не знает…       Отказать в желании анубатки сводить ее по магазинам за собственные деньги — упущенный момент. Дверь, которая уже никогда не откроется перед девушкой. Она не узнает, что бы случилось, сделай она так. Шанс, что произойдет нечто страшное или нечто хорошее — пятьдесят на пятьдесят. Отчего не ясно, насколько верно решение согласится и отправится с ней за покупками. Ничего не мешает анубатке привезти ее куда-то под видом «элитного», «только для избранных» магазина, а на самом деле это склад, где ее привяжут наручниками к батарее и либо заставят проходить испытания в стиле серии фильмов «Пила», которые она когда-то нашла у своего дедушки, либо воспользуются в более интимном плане.       Пока они ехали в такси, Эмили варила в своей голове суп из страшных мыслей, каждый раз получая все более устрашающее варево из выводов и предположений дальнейших событий. Верет всю дорогу смотрела на нее и молчала, сложив руки на груди и устроившись поудобнее на откинутом кресле.       Из-за разницы роста анубатам трудно передвигаться на обычных машинах. Сами они используют крупные и совершенные варианты транспорта, рассчитанные на их рост. Это как правило более высокий салон, наклоненное положение сидения, даже у водителя, с предусмотренной ортопедической конструкцией. В обычных машинах, как в том, в которой они ехали сейчас, водители пожертвовали багажником, чтобы расширить пространство между передними и задними сидениями, и установили возможность наклонять заднюю часть. Поэтому, технически, Верет сейчас находилась полулежа, упираясь торчащими вверх ушами в потолок салона и легко расслабив ноги.       Вскоре их действительно привезли в крупный торговый центр, где в основном бродили только люди и немного вирузы. Все удивленно смотрели на анубатку, которая решила надеть зауженные темно-синие штаны с высокой талией, желтую майку и кожаную куртку болеро. Дополняли образ накладки на ступни, имитирующие высокие каблуки, хотя анубаты не носят такое, а также широкие солнцезащитные очки с яркой-желтой оправой. На фоне остального народа она выделялась подобно лучику света среди тьмы.       Эмили молча шла за ней от бутика к бутику. Верет сама ей подбирала много вариантов одежды, иногда девушка цеплялась глазами за что-то и сама лезла попробовать, но по большей части это напоминало поход мамы с вредным ребенком. Когда одной хочется одеть свое чадо, чтобы не стыдно было, а ребенку просто хочется посидеть на лавочке и покушать мороженного, а не мусолить кучу неудобной одежды в тесной кабинке.       Анубатке, благодаря ее особенности, трудно воспринималось метание Эмили по поводу каждой одежды, что та давала примерить. Ей были ясны ответы: «Да», «Нет», «Есть что-то, что точно не нравится» или, например, «Мне требуются варианты сочетаемой одежды, чтобы принять окончательное решение». Так что, когда Верет спрашивала подходит ли одежда, Эмили требовалось ответить что-то из упомянутого.       Продавцы тряслись перед анубаткой и метались так, словно к ним зашла сама королева. Бегали за ней гуськом и показывали много разной одежды и почти не обращали на Эмили внимание.       От большинства предложенного девушка отказывалась. Однако, за какие-то два с половиной часа она уже несла два заполненных пакета одежды, возможно каждый по полтора килограмма. Много разных футболок, маек, рубашек, блузок, брюк. Верет насильно ничего не заставляла взять, но порой находила хорошие сочетания, отчего Эмили сама соглашалась взять весь комплект разом.       После небольшой передышки со стаканчиком мороженного, которое ела только Эмили, а Верет предпочла просто в молчании посидеть рядом, они поехали куда-то в совсем другой район. Девушка даже по работе не заезжала сюда, хотя… может быть…       Буквально на пару секунд промелькнуло знакомое здание клуба Анум, которое вскоре сменилось долиной невысоких частных владений, поражающих воображение от сочетания деконструктивизма, модернизма и стилистики древних пирамид. Если говорить более конкретно, большинство анубатских угодий представляли из себя двух-, трех- или четырехэтажные дома, где каждый новый этаж по площади было в двое меньше предыдущего. Открывалась всесторонняя веранда или прекрасные сады. При этом эти пирамидальные сооружения могли иметь неровности, сдвиги в сторону, тем самым больше напоминая лестницу, или вытягиваться вверх, подобно обелиску. Да, они были в анубатском районе. Только что они тут забыли?       Машина остановилась на широкой пешеходной улице, украшенной брусчаткой. По обе стороны дороги располагались несколько многоэтажных магазинов. Где-то витрины пестрели красивыми композициями одежды на двигающимся манекене, где-то они представляли из себя ровные пластины с источником света сзади, которые отражали настоящие голограммы, меняющие положение объемной картинки внутри пластин в зависимости от ракурса. При этом это не походило на обычную торговую улицу или рынок, где бы стояли зазывали, светились разные вывески и пахло едой. Нет, магазины стояли тихо и без привлекающих внимание знаков, словно вообще ничего нет, кроме витрин. Вместо запаха еды — приятный ванильно-лавандовый аромат из распылителей у зданий. Посетители сей улицы бродили медленно и не спеша, будто просто прогуливались.       Эмили обратила внимание, что, пусть это и территория анубатов, людей тут также водилось не мало. Но что точно смутило девушку, так это то, что люди не бродили сами по себе. Будь это обычная девушка, разглядывающая витрины с детским восторгом, бизнес-вумен, вечно сидящая на телефоне, взрослый мужчина с хорошей физической формой или только-только переступивший порог совершеннолетия подросток: КАЖДЫЙ сопровождался анубатом. Картина походила на вывод детей родителями погулять в парке, где в роли родителя, конечно, точно не люди. Восторженная девушка ходила за ручку с статным анубатом, но одетым столь же легко и непринужденно, как и сама спутница. Бизнес-вумен периодически с извинениями обращалась к серьезной парочке анубатов: двум мужчинам, которые неспеша шли сзади. Взрослый крепкий мужчина кое-как поспевал за анубаткой с плывущей походной, которая всем своим видом походила на роковую женщину, снова и снова останавливаясь, дабы пригладить ему волосы и в повелительном жесте указывать следовать за ней. Подросток смущенно ходил за деловым анубатом, как и Эмили вглядываясь в прохожих, а тот с родительской нежностью подбадривал его и просил расслабиться.       Девушке стало не по себе. Ведь сейчас она и Верет тоже походили на эти пары. Та не обращала внимание, ухватив Эмили за руку и затащив в первый же магазин. Это оказался бутик с нижним бельем, причем как на людей, так и на анубатов. Продавщицы — люди. И, в отличии от продавщик на людских районах, они не сводили с Эмили взгляд, в то время как анубатку воспринимали только на слух. А этот их взгляд… ехидный и будто ожидающий чего-то.       — Вере-ет, — тихонько позвала Эмили, когда она находились в примерочной кабинке, а Верет смотрела на нее почти в чем мать родила из-за слегка приоткрытой шторки. — Ты можешь мне объяснить, почему все люди с сопровождением? Им нельзя находится здесь одним?       Анубатка подвисла, не меняя своего каменного выражения лица.       — Хм! — хмыкнула она спустя минуту, чуть приподняв плечи. — Это их любовники.       — Чего?! — девушка резко развернулась к анубатке.       — Это люди под покровительством анубатов, которые рассматривают их как сексуальных партнеров и с их помощью удовлетворяют свою потребность в интимной близости, а взамен анубаты заботятся о них и обеспечивают. В человеческой терминологии, насколько мне известно, есть понятие «Sugar daddy» и «Sugar mommy», что соответствует их взаимоотношениям. С стороны моего народа это больше похоже на содержание питомца.       — А… это точно любовники? — переспросила Эмили.       — Девяносто девять процентов вероятность, что да. В один процент входим мы, чьи взаимоотношения склоняются к дружественным и товарищеским.       — Ага, правда продавщицы этого магазина явно думают иначе, — Эмили хмыкнула, рассматривая подобранные комплекты белья. Они все были какими-то вычурными и кружевными, но, черт возьми, невероятно удобными и мягкими.       — Должна предупредить, что, хоть и есть возможность формирования более близких отношений, по некоторым обстоятельствам я не имею цели сблизиться дальше дружбы. Потребность в интиме удовлетворяется и без твоего вмешательства вполне удачно, — сухо сказала Верет, вообще не обращая внимание на то, что Эмили нервничает.       — Значит, ты не против женщин? — зачем-то спросила девушка, сразу же пожалев, что не сдержала своего длинного языка.       — Мне все равно. В человеческой терминологии присутствует слово «аромантик».       — Это, вроде бы, когда ты не испытываешь любви. Если бы ты не нуждалась в сексе, то это скорее «асексуальность». Так что… ты можешь не любить, но занимаешься сексом. С кем? — ну и зачем она продолжала об этом? Хотя, учитывая безразличие Верет, возможно, такая тема для разговора вполне нормальна.       — Мне нет разницы.       — То есть ты пан?       — Богиня сказала: «Любите кого хотите, возлежите с кем хотите, но пусть глаза ваши остаются открыты к миру и опыту, пусть ваш бутон раскроется перед одним светом больше, чем перед другим, и в этом нет ничего плохого», — Верет странно процитировала некую молитву. Видя, что Эмили не понимающе моргает, начала пояснять. — Богиня разрешила заниматься сексом, с кем мы хотим, но мы должны всегда понимать, чего и кого мы хотим и в какой степени. Если мы перестанем видеть грань между разными характеристиками — это может привести к потере как идентификации себя, так и понимания самого мира. Поэтому — нет.       — Что — нет? — Эмили нахмурилась, потеряв линию повествования.       — Нет — не пан.       — А кто же тогда?       — Странно, что вы пытаетесь придать значимость и задать рамки проблематичности самосознания через призму интимного удовлетворения, — Верет сложила руки на груди. Ее это определенно стало раздражать или злить.       — Ну… в двадцатые годы, мне дедушка рассказывал, это перерастало в «содомию чертову», как он говорил, — Эмили хихикнула, пытаясь вывести все в шутку.       — Да, — просто сказала Верет, посмотрев куда-то сквозь девушку. Эмили вся съежилась и принялась одеваться, понимая, что дальше разговор точно не пойдет. Да и ей не хотелось переходить к обсуждению такой темы более углубленно.       Их последней точкой интереса стал магазин изысканной одежды, где зачем-то Эмили подбирали вечернее платье. Они с Верет условились на всего-лишь два платья, поскольку девушка не сильно любила их носить. По началу она даже хотела отказаться покупать их в принципе, но анубатка настояла, что это понадобиться.       Долго подбирать не пришлось. Им сразу предложили легкое складчатое прямое платье без рукавов темно-бирюзового цвета. Оно хорошо сочеталось с ярким цветом волос Эми, а также этот цвет немного отражал ее любовь к водной стихии. Вторым же оказалось закрытое коричневое платье с рукавами, но открытыми коленями. А еще в области бедер имелись небольшие золотые линии, придавая изысканности.       Эмили выскочила из магазина пулей и тут же вызвала такси, потому как время приближалось к вечеру, ей становилось не по себе все сильнее, неясно от чего. Может быть ее смущало осознание, что большое количество людей, которых она наблюдала на данной улице — секс-игрушки для анубатов, которых они лелеют подобно питомцам. Возникали странные ощущения от лицезрения двух анубатов рядом с одной человеческой женщиной, как они ходят за ней подобно охране. Мурашки бегали по коже, глядя на испуганного подростка, казалось он был в заложниках, но очень скоро расслабился и даже нежился к своему статному покровителю. Эмили перекосило от попытки представить, что происходит у них в постели. Фу, нет! Это вообще не должно ее касаться!       Дома Верет помогла занести все покупки, а после, когда Эмили собиралась с ней прощаться, так выпрямилась и посмотрела немигающим взглядом на «подругу».       — Мы еще не закончили. Завтра вечером мы сходим поужинать. Надень бирюзовое платье.       Девушка не успела возразить, поскольку Верет тут же ретировалась из квартиры. Ее отсутствие придало немного чувства облегчения, ведь теперь Эмили не чувствовала на себе постоянный взгляд. Ее все это вымотало. Очень.       Возможно, стоит снова выпить инопланетного чая, чтобы забыться…       Весь следующий день прошел максимально лениво. Эмили опять встала поздно, растянула завтрак на несколько часов, задремала, сидя в ванной, и просто скроллила социальные сети. Ей в течении недели вообще не удавалось толком посидеть в интернете. Как раз в блоге ее родного участка выложили несколько видео с реакцией от сотрудников, где они смотрели видео из новостей с ней и Уронил-Краску. Они гордо говорили, что Эми «их девочка». Не единожды поздравили с завершением нескольких дел. Эми не сильно активничает в собственных соцсетях, но из-за негативного взгляда на ее напарника подумывала о том, чтобы попробовать вести блог и показывать их работу с хорошей стороны. Правда ей некогда держать камеру в руках. Возможно стоит установить себе нагрудную, заодно может понадобиться для расследований.       Вечером, как и предполагалось, Верет заглянула примерно за час до момента, когда им требовалось выехать. Она появилась в белом платье с глубоким декольте аж до области пупка и золотым обручем на шее.       Их вновь отвезли в анубатский район, но немного в иную сторону, прямо к порогу красивого здания с светящейся вывеской на языке, который Эмили понять не могла. Напоминало смесь корейских иероглифов из ровных черточек и упрощенной египетской иероглифики. Внутри их встречал приятный минималистичный интерьер. Теплые оттенки деревянного пола, мебели и стены у барной стойки и холодные белые стены с небольшим сине-фиолетовым узором. Вместо больших потолочных ламп висели сотни маленьких, но при этом очень ярких, огоньков, подобно звездам на ночном небе, однако их света хватало, чтобы осветить весь ресторан до обычного уровня освещенности. Столики, в основном рассчитанные на двух персон, небольшого размера и квадратной формы, а сидеть за ними предстояло на мягких креслах. Имелся второй этаж с обзорной площадкой, поскольку в середине всего ресторана располагалась удлиненная платформа, нечто вроде сцены-подиума, где, скорее всего, кто-то должен выступать.       Ресторан заполняли анубаты, оно и понятно, хотя и встречались люди в сопровождении своих «покровителей». Анубатов среди обслуживающего персонала разве что встречающий гостей. Он поприветствовал Верет низким поклоном и, оглядев Эмили беглым взглядом, проводил к их столику. Спустя минуту торопливая девушка-официантка принесла меню.       Эми представляла, что закажет стейк, очень уже ей захотелось в этот момент побольше мясо. Только сколько бы она не смотрела меню, ни одно из блюд она не могла воспринять адекватно.       — Что это за блюда такие? — в непонимании приподняв брови, произнесла девушка. — Я не понимаю из чего они. Что такое «Але-рабу из гликулёни»?       — Гликулёня зафаршированная с овощами и еще живыми в момент запекания маленькими рачками, — Верет всматривалась в свое меню, говоря максимально непринужденно.       — Гликулёня — это рыба?       — Вроде того. Она способна жить в малопригодных условиях и достаточно долго. Так что она очень помогала в космических перевозках. Не для человеческого вкуса.       — Ладно, — сжав губы, девушка опять погрузилась в изучение меню. Ничего человеческого, что в названиях, что в составе. — Посоветуй, что может понравится.       — Возьми «Усы арибона в томатном соусе». Похоже на прозрачную лапшу — фунчозу. И по вкусу ничего необычного. А вторым блюдом попробуй «Угузка с кусочками мяса их рыжи».       — Боюсь спросить, что это такое…       — Рыжа — существо, похожее на кошку. Она растет всю жизнь и чем сильнее ее кормить жиром, тем мягче она будет при убое. Угузка — растение, отдаленно напоминающее губку. По вкусу слегка сладкая.       — Звучит, если честно, не слишком аппетитно. Поэтому, я, наверное, возьму только эти… усы… это самое безобидное из всего, что мне тут понятно. Вы не питаетесь человеческой едой? — Эмили отложила меню в сторону.       — Некоторые продукты оказались сильными аллергенами или же токсинами. Но их мало, поскольку мы стараемся приспособиться ко всем условиям. Этот ресторан направлен именно на традиционную анубатскую еду и питаться здесь каждый день, увы, возможности нет, — Верет рукой обвела окружение в воздухе.       Эмили пожала плечами, не имея представления сколько стоит посещение такого места. Верет, похоже, нисколько не волновал финансовый вопрос, но девушка все-таки попридержала желание узнать, чем она зарабатывает. Вопрос финансирования жизни анубатов их же собственным правительством подобно густому туману. Только им известно как и для чего, у каждого есть своя работа, но как эта работа измеряется и в чем — непонятно.       Очень скоро им подали бокалы с ароматным вином как аперитив. Свет стал чуть приглушенным, а большие прожекторы осветили подиум. Немного шумное окружение резко замолкло в ожидании.       Из-за занавеса у основания сцены под нарастающее шипение и легкие джазовые партии вышла высокая фигура. Анубатка. В глаза тут же бросались две вещи, которые не были свойственны их расе: во-первых, это длинная черная грива на голове, в то время как все анубаты преимущественно без шерсти или с очень коротким пушком, так что наличие волос как таковых — невозможно, что наталкивало на мысль о парике. Тем не менее, волосы спускались локонами по ее плечам и рукам в талии. У лба их украшала тонкая золото-красная диадема. Во-вторых, у анубатки присутствовали характерные для человеческой женщины груди. В сравнении со всем телом, естественными для этой анубатки округлыми бедрами и слегка зауженной талией, средний размер вполне сочетался. Эмили бегло припомнила урок биологии, где говорили, что груди у этой расы проявляются незадолго до родов и точно не такими аккуратными формами. Значит, определенно хирургическое вмешательство.       Анубатка была одета в длинное красное платье без рукавов и лямок, а на левой ноге красовался большой разрез. В чем-то ее образ напоминал Джессику Рэббит.       Она легкой походкой выпорхнула на подиум. Яркие серые глаза отражали свет ламп и светились не хуже них самих. К партии пианино присоединились легкие постукивания тарелок, затем протяжный вой бамбуковой флейты в паре с более шумным духовым — саксофоном. Интересная музыка настраивала на что-то мистическое, при этом подбадривая резкими прерываниям, буквально на несколько секунд оставляя весь зал в полной тишине.       Наконец анубатка запела. Нежный, бархатный и в то же время глубокий женский голос произносил слова на неизвестном для Эмили языке с легким завыванием. Каждый небольшой куплет анубатка двигалась по подиуму вперед широкими, но элегантными, шагами, порой останавливаясь перед некоторыми столикам. Она наклонилась, поглаживая пальцами скулу завороженно смотрящего на нее человеческого мужчину, а как тот хотел потянуться вслед за рукой, резко поднималась и продолжала идти вперед. О чем она пела — девушка не знала. Казалось. все вокруг замерло до тех пор, пока ее песня не закончится.       Прошла будто целая вечность, из которой Эмили не могла точно вспомнить ни одну минуту. Как закончилась музыка и вернулся прежний свет, она заморгала и сперва не поняла, где она находится. Певицу чествовали многочисленными почтительными хлопками, люди не сдерживались и кричали «Браво», а с ее лица не сходила странная улыбка, подобно ухмылке Джоконды.       Затем анубатка жестом попросила всех затихнуть. Она набрала побольше воздуха в легкие, прежде чем заговорить:       — Мои братья и сестры, — обратилась она на человеческом, раскинув руками в сторону и сделав неполный оборот вокруг своей оси. — Эта песня посвящается огню моего сердца, что говорит от радости и любви, видя всех вас сегодня здесь, в нашей маленьком раю.       Все вновь учтиво похлопали.       — Сегодня день, когда мы впервые ступили на планету Земля как миссионеры, несущие свет нашей богини человечеству. Пятьдесят циклов тому назад… — на секунду Эмили показалось, что во взгляде анубатки промелькнула грусть и печаль, что быстро сменились радостью и блаженством. — Сегодня день, когда богиня сказала: любите и несите любовь каждому на этом маленьком клочке жизни. Приятно знать, что спустя столько времени мы не предали ее слова. Сегодня… наслаждайтесь раем, ведь впереди предстоит пройти больше и труднее.       На этом она поклонилась, а все анубаты, в том числе и Верет, резко поднялись с мест и поклонились очень низко, почти спрятав головы под столы. Примерно так мистер Кет поклонился Уронил-Краску. Что бы все-таки это значило?       После все выпрямились и бодрее осыпали анубатку овациями, под которые она и скрылась за занавесом. В тот же момент на столе подруг появилась еда.       Эмили не сразу отважилась попробовать чуть сладковатое полупрозрачное подобие спагетти, плавающие в ярко-алом соусе, будто бы в крови. Напоминало вспоротый живот и чьи-то кишки. Девушка кое-как подавила рвотный рефлекс и присосалась к стакану с водой. Позднее она поняла, что вкус не настолько ужасен, как внешний вид блюда.       — Я и не знала, что сегодня юбилей, — сказала она, крутя лапшу по тарелке вилкой. Верет ела странные маленькие корзиночки из теста с неизвестным содержимым. Каждая исчезала в ее пасти мгновенно. Казалось, она их даже не глотала.       — Скромный и мало имеющий смысл праздник. Повод, — безразлично ответила анубатка.       — А кто была та певица?       — Хозяйка ресторана. Остального не знаю.       — Я хочу задать вопрос, — Эмили начала говорить, однако Верет ее резко прервала.       — В данный момент предстоит отвечать на вопросы тебе. Затем я отвечу на твой, — анубатка отложила трапезу, всматриваясь в глаза подруги. — Изложи кратко информацию о себе.       — Ну… — Эмили задумалась, также отложив поедание странной для нее еды. — Я родилась и выросла в Сиднее. Это частично затопленный город, поэтому некоторая инфраструктура у нас располагается под водой или вовсе погребена под ней и стала лишь пережитком прошлого, к которому мы совершает частые погружения.       — Погружения под водой весьма интересное занятие, — Верет перебила Эми. — К сожалению, за все две тысячи триста лет мне не приходилось заниматься подобным делом. Возможно, в планах исправить такую оплошность.       Девушка удивленно вскинула брови. Сколько-сколько она сейчас сказала?       — Тебе больше двух тысяч лет?       — Верно. Самые старые представители нашей расы достигают возраста в шесть тысяч лет. Они видели исчезновение богини, как развивались молодые расы, в том числе ваша. Им многое ведомо…       — И не скучно столько жить? — на такой вопрос Верет вопросительно посмотрела на Эмили.       — Не понимаю смысла такого вопроса, — как робот отчеканила она. — Моя жизнь была наполнена множеством событий: длительных и мимолетных, светлых и темных, тяжелых и непринужденных. В моей памяти свежи воспоминания о людях тех времен, когда я только изучала искусства своего ремесла и искала предназначение. Мне пришлось повидать очень много, чтобы иметь представление об устройстве вселенной за многие миллионы лет в ее постоянно расширении.       — Ну, знаешь, люди когда верили в вампиров и бессмертных богов, что жили вечно. Как многим из них вечность становилась мучением, а обретение четкого срока — истинным смыслом жизни. Их скукота сводила с ума.       Верет выпрямила спину и прикрыла глаза. Казалось она молилась.       — Когда вечность скудна в событиях и проживается в ожидании чего-то, что может ее развеять — тогда смысла в вечности нет. Зато, как показывает практика, люди успешно развили воображение, стали объяснять необъяснимое и создавать то, что остальным трудно понять из-за скудоумия. Гораздо приятнее изучать просторы космоса и его бескрайние миры, чем год за годом сидеть на облачке или в гробу со страхом сгореть на солнце.       — А как проходила твоя вечность? У тебя, видимо, были не скучные последние две тысячи лет, — Эмили указала на Верет вилкой. У нее немного поднялось настроение, может быть из-за пары глотков вина, а может она наконец-то решила расслабиться.       Верет сначала не ответила, смотря на свою тарелку. Затем она немного пожала плечами. Эми впервые увидела, как длинные уши анубатов немного немного спустились назад.       — Событий предостаточно. Настолько, что вспоминать их нет желания.       — Ну не мне же все о себе рассказывать, — девушка скривила губы. — Хоть что-нибудь.       Верет молчаливо оглядела их столик. Глаза медленно плыли от одного прибора к другому, пока не остановились у небольшого столового ножа. Она подняла его и покрутила в руке, вглядываясь в маленькие резцы.       — Неплохо управляюсь с ножами. Этот навык применим как в готовке, — анубатка его слегка подкинула в воздух, отчего Эмили напряглась. К счастью, та поймала его за рукоятку. — Так и в использовании оружия.       — Прикольно, — Эмили приподняла плечи, изобразив сдержанную улыбку. — А в чем твое ремесло?       — М? — Верет вопросительно промычала.       — Ну, ты сказала, что у тебя есть некое ремесло, которому ты обучалась.       — В старых довоенных фильмах часто показывали дряхлых и немощных стариков, что создавали ложный образ безпомощного и больного, в то время как на самом деле под этой личиной слабости и миролюбия скрывался способный мастер единоборств. Подобные люди не стремятся делиться своим ремеслом и тем более не хотят распространяться о себе, как о мастере. Моя ситуация аналогична. Это ремесло до поры до времени пока останется для тебя туманным.       — Что ж… тогда я требую еще один ответ на мой вопрос, — Эмили сложила руки на груди и откинулась на спинку кресла. Верет терпеливо ожидала. — Что ты можешь сказать о Палачах?       Теперь уши Верет опустились еще ниже, буквально прижавшись на несколько секунд к голове. Затем они резко выпрямились. Похоже, что какие-то эмоции все же имеют возможность выражаться.       — Нахожу весьма раздражительными. Пусть и полезными. Они самодовольны, а среди них много скучающих, потому их работа становится целым представлением, — несмотря на более явное недовольство, голос анубатки оставался холодным и роботическим.       — Что ж, согласна… — буркнула девушка, вернувшись к недоеденной лапше.       — Ты вела дела с Палачом? — Верет произнесла это так, словно ставила в упрек, отчего девушка стушевалась.       — Нет-нет, я… мы немного в похожих кругах, поэтому я слышала… много всякого о них.       — Хорошо. Будь ты в хороших отношениях хотя бы с одним из палачей, возможно, мое желание подружиться с тобой устремилось к нулю, — слова анубатки показались Эмили обидными. Не успели подружиться, а уже начинается абьюз? Тогда ей точно делать здесь нечего.       — У меня аппетит пропал, — она отложила вилку в сторону и отодвинула тарелку, скривив лицо в недовольстве. Подняв глаза на спутницу, Эмили заметила, что та смотрит куда-то за ее плечо. Пристально, медленно двигая глазами, будто следила. Не успела она развернуться, та подскочила с места.       — Мне необходимо посетить уборную. Ожидай, — с этими словами она быстро удалилась. Эмили заглянула за плечо и не увидела ничего плохого, кроме ее уходящей быстрым шагом «подруги».       Прошло минут двадцать, если не больше. Верет все не было. Эмили продолжала сидеть, не думая вставать. К ней не подходили официанты, не интересовались, что случилось. В обычном кафе и то бы сильнее побеспокоились, считая и посетителей тоже. А вот внимание к ее персоне со стороны противоположного пола она чувствовала всеми порами кожи. На спине бегали мурашки, плечи будто кто то оглаживал руками, вызывая зуд. А обстановка становилась какой-то подвешено-накаляющейся.       Может Верет ее бросила сейчас? Звучало глупо. Да как она может, если вчера она выбросила на ее одежду больше десяти тысяч долларов и ходила родительским пристальным надрозом за ней.       Может быть, что-то с ней случилось. Она кого-то увидела? Если так, почему пошла в ту же сторону…       Внезапно Верет выскочила из-за плеча. Эмили чуть подскочила из-за того, как резко это произошло. Анубатка опустилась на сидение, сложив руки на столе.       — Прошу прощения, задержалась. Организм плохо переваривает съеденное блюдо.       Эмили присмотрела к Верет. Что-то бросалось в глаза, будто инородное. В ее внешности. Лицо не изменилось, каких-то следов нет, тело без увечий. Платье такое же красивое и белое… стоп.       — Когда ты успела переодеться? — в интонации, характерной для нее во время работы, особенно на допросе, произнесла Эмили, сложив руки на груди. Ее платье сейчас во многом было схоже с тем, что анубатка носила до похода в уборную. Но есть небольшая разница в фасоне: вырез чуть короче, плечевые лямки шире и со складочкой, какие-то еще дополнительные детали.       — Имела неаккуратность в поедании пищи, — сухо ответила Верет.       — Ну не переодеваться же полностью… и где ты держала запасное платье? — Эмили непонимающе развела руками, указав на анубатку.       — В подобном заведении опрятность важна. И даже самое маленькое пятнышко может расцениваться как абсолютное несоблюдение стандартов. Поэтому я переоделась, — Верет ловко извернулась, но так и не ответила, где она взяла дополнительное платье. Девушка нахмурила брови, пытаясь осознать произошедшее. Появились некоторые сомнения, однако, возможно, стоило просто не обращать внимание на этакие причуды новой подруги. Она все еще слишком плохо ее знала, чтобы подозревать в чем-то… незаконном…       Перед ними неожиданно появились два человека в сопровождении какого-то анубата, одетого в медную маску и абсолютно черную рясу. В руках официантов находилось по тарелке с каким-то десертом. Абсолютно ничего не сказав, анубат низко поклонился перед Эмили и Верет, после чего люди поставили десерты напротив них и спешно удалились.       Десерт представлял из себя небольшой шоколадный шарик, на котором из мастики слепили распустившийся огненный цветок с длинными пыльцевиками.       — Это что сейчас было? — в непонимании озираясь, спросила девушка. Верет, похоже, тоже немного опешила, сжимая и разжимая кулаки. Спустя несколько секунд она выпрямилась и приняла свою привычную позу.       — Это некоторая особенность данного ресторана. Просто разбей шарик, — Верет взяла ложку, аккуратно перенесла цветок в сторону и стукнула по шоколаду. Тот мгновенно треснул. Эмили проделала то же самое, сразу заметив, что внутри шарика что-то лежало.       Она вытянула сложенный небольшой сверток из бумаги, перевязанный небольшой веревочкой с печатью. Защита от тех, кто захотел бы прочесть содержимое в тайне от получателя? Может быть.       Сверток легко развернулся в длинный отрезок бумаги с написанными красивым каллиграфическим почерком анубатские иероглифы. Поскольку Эмили языка не знает, она сразу же передала его Верет.       — Что это?       — Это… предсказание.       — Что? Типа как из азиатских печенек? — Эмили хихикнула, не понимая, к чему ей это «предсказание» и о чем там говорится.       — Нет. Объясняю, — Верет посмотрела в глаза девушки, даже не взглянув на написанные символы. — Таков способ подачи вести, изложенной самой богиней.       — То есть… — Эмили подталкивала к более конкретному ответу.       — Хатсида хотела передать тебе то, что было ей открыто. Будущее, может быть это предупреждение грядущего. Напутствие или конкретное действие. Такое дается очень редко. Она обратила на тебя внимание.       — Но чем я это заслужила? — на лице Эми возникла нервная улыбка, ибо часть посетителей обратили внимание на десерты и начали перешептываться.       — Не знаю, — коротко сказала Верет, достаточно честно, чтобы Эмили действительно почувствовала — ни она, ни кто-либо в ресторане не знали ответа.       — Хорошо, прочитай, пожалуйста, что там.       Верет бегло прошлась глазами по написанному.       — «Ледяное сердце, растоптанное безжалостью, кровью своих ног растопишь и слезами исцелишь», — прочитала она медленно и максимально серьезно. Ничего из сказанного Эмили не понимала. На то, наверное, оно и грядущее, что ей пока не из чего что-либо понимать. Как и то, почему Хатсида решила, что Эмили заслужила ее внимания, когда та в нее даже не верит…       — Это священные слова. За все пятьдесят лет среди людей единицы получали вести от Нее, — Верет отдала сверток обратно девушке, а та спрятала его между телефоном и чехлом. У нее самой тоже имелось свое предсказание, но делиться содержимым анубатка отказалась.       Десерт даже не обязательно было есть. Но и засиживаться более в ресторане, как объяснила Верет, они больше не имели права. Что тоже странно…       На пути домой они не говорили друг с другом. Точнее Верет не желала отвечать, чего бы Эмили не спрашивала. Анубатка проводила девушку до ее квартиры и, пожелав спокойной ночи, быстро ушла прочь. Эмили закрыла дверь, устало опустилась на кровать. Хотелось подвести какие-то итоги.       Итак… у нее появилась подруга. Странная, но в каком-то смысле щедрая и заботливая, хотя это еще под вопросом. Она накупила ей много одежды, сводила в ресторан, при этом за ней оставались несколько странных моментов, вызывающих подозрения, что что-то не так. С другой стороны откуда ей знать, может, анубаты все такие.       И еще это предсказание… что она могло значить? О чьем сердце речь? Насколько буквально упоминание ее крови и почему именно с ног? А слезы… она их уже успела пролить за эту неделю. И, возможно, это не единственный раз. Нет четких промежутков времени в этом послании, ни намека на место происходящего.       Ей точно необходимо выпить еще усыпляющего чаю…