Свадьба в огне, как и мое сердце.

На семнадцатый день рождения Эда Альфонс вернулся с Мэй, и они объявили им, что помолвлены. Они оба были в восторге, Ал даже расплакался, обнимая его так сильно, что он подумал, что ему придется сказать Алу, что он может дать Армстронгу попробовать его собственное лекарство. Увы, Ал был слишком мил, чтобы когда-либо сделать что-то подобное ... или он мог? Вопрос для другого раза. День рождения Уинри был в июле, это далеко от дня рождения Эдварда в начале февраля, но Уинри уже говорила о том, чтобы подготовить некоторые детали к свадьбе, чтобы в будущем было проще и им не пришлось спешить. Пока Уинри рассказывала обо всем, что ее волновало Алу и Мэй, которые, по крайней мере, выглядели так, как будто внимательно ее слушали, Эдвард едва мог уловить смысл её слов. Они роились у него в голове, не связываясь ни в какие речевые обороты или предложения, это звучало как бессмыслица. Он подумал, не следовало ли ему продумать всю свадебную часть о том, что значит выйти замуж, потому что, пока Уинри взволнованно рассказывала о событиях прошлого и будущего, он не мог испытывать такого же волнения. И все же он почувствовал что-то, глядя на нее, он мягко улыбнулся, Ал взглянул на него, прежде чем снова повернуться к Уинри с еще более широкой улыбкой. Он мог бы пережить свадьбу, если бы это сделало Уинри счастливой. Он продолжал притворяться, что слушает то что происходит вокруг, чувствуя, что мир продолжает существовать без него, что слова приглушены, а свет яркий и размытый. Он сидел в кресле напротив дивана, на котором Уинри переводила взгляд с Ала на Мэй, не понимая, что происходит и что он делает. Он чувствовал себя более неуютно, чем когда-либо, всё было так же, как и раньше, но казалось, что он находится дальше. Его дыхание отдавалось в ушах, сердце билось слишком тихо, чтобы это можно было назвать здоровым, как будто его сдавливало, а остальной мир растягивался. Телефон зазвонил громче, чем обычно, и он вяло пошевелился, повинуясь инстинктам. Реальность, казалось, вернулась на место, и он снова сосредоточился на том, что происходило вокруг, едва слышно, не зная, идёт ли кто-нибудь за ним и заметил ли вообще, что телефон звонит. Если с ним и заговорили, он этого не услышал. В коридоре, вдали от гостиной, казалось, что бы ни случилось раньше, это чувство начало проходить. Он поднял трубку и прижал её к уху. — Алло? — его голос был мягким, а в горле внезапно пересохло. — Привет, Эдвард. И вот так Эдвард был заземлен, дрожь возбуждения прошла по его телу вниз по спине и плечам вплоть до пальцев ног. Он выдохнул что-то вроде смешка. — Мустанг, я думал, ты говорил, что в Ишваре нет телефонов? — и вот так же улыбка появилась на лице Эдварда, и он понял, что Уинри могла часами говорить с Алом и Мэй о прошлом и будущем, но Эдвард мог вечно говорить с Мустангом о настоящем. — Именно, поэтому я вернулся в Ист-Сити, чтобы поговорить с тобой. —объяснил он. — Что? — он услышал, как тот усмехнулся. — Ты удивлен? Или ты предпочел бы, чтобы я не пытался подарить тебе что-то особенное на твой день рождения? — Ты ублюдок, — пробормотал Эдвард, но в его словах не было язвительности, и он почувствовал, что его улыбка становится шире, когда он прислонился к столу, на котором стоял телефон в холле. — Хм. О, поверь мне, я знаю, — ответил Мустанг, затем вздохнул, и Эдвард представил, как он стоит на улице поздней зимой, ветер дует мимо и треплет его волосы, его челка развевается перед глазами, прежде чем он проводит рукой по своим темным локонам. Там, в телефонной будке, на холоде, который он ненавидел, и все потому, что хотел поздравить Эдварда с днем рождения. — С днем рождения, Эдвард, — в этих словах была какая-то более глубокая связь, которая зацепила его, или, может быть, дело было в том, как Мустанг произнес это, тихо, мягко, так не похоже на человека, которым он казался раньше. Как бы то ни было, Эдвард почувствовал, что все, что осталось от его беспокойства по поводу Уинри, исчезло с его плеч. — Это ...— он остановился и облизал губы. — Приятно слышать это от тебя, Мустанг. — Я рад, что снова могу поговорить с тобой, Эдвард. Ты вырос прекрасным молодым человеком, и я уверен, что тебя ждёт светлое будущее. — Казалось, он вот-вот попрощается, и Эдвард почувствовал, как в груди у него что-то сжалось. И всё же он был в восторге, потому что ошибался — странно было думать об этом, — но он был рад, что, когда думал, что Мустанг считает его ребёнком, он ошибался. Это означало, что по крайней мере один человек наконец признал его рост. — Не останешься ли ты ещё ненадолго? Ал и Мэй разговаривают с Уинри о деталях свадьбы, а ты знаешь, что планирование никогда не было моей сильной стороной, у меня это не укладывается в голове, — было эгоистично просить его остаться, когда он знал, что Мустангу нужно возвращаться в Ишвар, а уже начинало темнеть. Он не знал, почему оглядывался через плечо, словно кто-то мог его искать, как будто он делал что-то не так. — Конечно, Эдвард, я уверена, что ты предпочёл бы обсуждать алхимию, а не планирование свадьбы. — Да, — вздохнул Эдвард, — О, ты понятия не имеешь. — Полагаю, нет, — ему не понравилось, как понизился голос Мустанга, когда он это сказал, но в следующий момент это прошло, так что, возможно, Эдварду это показалось. — Что касается той теории, которую вы подробно описали в своём последнем письме, то линии круга трансмутации были более простыми. Это было связано с тем, что симметрия вызвала бы более нестабильную реакцию, если бы была слишком сложной? И вот они обменялись теориями и взглядами на то, чем они уже поделились, и на то, что они с тех пор открыли. Мустанг много говорил об ишварской алхимии Шрама, и Эдвард рассказал ему все, что, насколько он помнил, Альфонс рассказывал в каждом из своих писем и в то утро о алкагестрии. Разговор всё продолжается и продолжается, как будто они никогда не смогут остановиться. Казалось, Эдвард мог говорить с Мустангом вечно.

***

Он знал, что Мустанг, должно быть, уже замёрз или, по крайней мере, у него закончилась мелочь. Они проговорили несколько часов, солнце недавно село. Эдвард закрыл глаза, слушая лекцию Мустанга о том, насколько ошибочна его теория, представляя его в телефонной будке в Ист-Сити, проносящийся снаружи ветер, зажженные уличные фонари вдоль улицы и тусклый свет, исходящий от циферблата, когда он продолжал говорить с ним. Он представил, что мужчина одет в свое черное пальто, одной рукой роется в карманах в поисках мелочи, в то время как телефон требовал все больше и больше. Точно так же, как Эдвард требовал все больше и больше. И всё же Мустанг ничего не сказал по этому поводу, не сказал, что ему нужно уйти, просто позволил Эду продолжать болтать, а сам добавлял и спорил с ним, когда считал, что прав, а Эдвард ошибается. Эдвард, конечно, спорит в ответ, но теперь, когда он стал старше, он принимает критику этого человека с большим достоинством, но не менее яростно ругается, если оказывается, что Мустанг был прав. Конечно, если Эдвард прав, Мустанг должен терпеть хвастовство Эдварда, потому что он всё тот же Эдвард. Эдвард всё это время улыбался, смеялся и спорил с мужчиной, который отвечал ему тем же, но, конечно, по-своему, нажимая на все кнопки Эда так же, как раньше. И всё же они не повесили трубку, даже когда Эдвард услышал, как Уинри зовёт его из гостиной, даже когда Альфонс выкрикнул его имя. Ему было весело, и это наполняло его светом, которого он не чувствовал целую вечность. Это заставляло его чувствовать себя живым. — Эдвард? Он повернулся к Уинри, стоявшей в дверях гостиной. Он держал в руке телефон и слушал вполуха, пока Мустанг продолжал говорить с ним. Он поднял руку, прося Уинри подождать, и с улыбкой на лице ждал, пока Мустанг закончит. — Дай мне минутку, ублюдок, и я объясню тебе, почему это не сработает, — сказал он, понимая, что в его словах не было той злости, на которую он рассчитывал. Мустанг рассмеялся на другом конце провода, чувствуя разницу даже на таком расстоянии, но не стал об этом говорить. — Я могу уделить вам ещё несколько минут, — сказал он, и Эдвард наконец повернулся к своей невесте. — Что? — спросил он, не отрывая трубку от уха, чтобы Мустанг мог сказать ему, действительно ли ему нужно куда-то ехать в ближайшее время. — О, — Уинри удивлённо откинулась назад, сложив руки на груди. В этот момент он увидел, как Ал и Мэй выглядывают из гостиной, удивлённые тем, как Уинри перешла от уверенного требования внимания своего жениха к тому, что он с такой улыбкой болтает со старым другом. Он не понимал, в чём проблема, и, судя по тому, как Альфонс нахмурил брови, а Мэй прошептала ему на ухо что-то на ксингском, которое Эдвард не мог ни услышать, ни понять, они тоже не понимали. — О, что такое, Уинри? Что-то не так? — спросил Эдвард, и она покачала головой. Он почувствовал, как улыбка сползает с его лица. — Я не знала, что ты разговариваешь с Мустанг, я не знала, что ты поддерживаешь с ним связь. На этот раз Эдвард был единственным, кто смущённо улыбнулся. — Да, он прислал мне письмо через несколько недель после моего возвращения, и Панинья украла его в качестве очень несмешной шутки. С тех пор мы переписываемся, я уже говорил тебе об этом. Он знал, что говорил, и сам несколько раз писал ему, когда она была рядом. Даже когда наблюдал за её работой в магазине. — Он впервые звонит, потому что находится в Ишваре, помнишь? — он сделал паузу, давая ей время подумать. — Там нет телефонов, поэтому он приехал в Ист-сити, чтобы поговорить сегодня. — О, это имеет смысл, должно быть, вылетело у меня из головы в столь поздний час. Ты уверен, что Мустангу не нужно скоро трогаться в путь? Она лгала, Эдвард видел это по ее глазам. Он мог видеть замешательство и страх, что она могла пропустить это, но было что-то еще, что-то неуверенное в ней. Однако Альфонс и Мэй перестали подглядывать за их разговором, а Мустанг все еще был на линии, он мог поговорить с ней об этом позже. — Он сказал, что может уделить еще несколько минут, потом я повешу трубку. Мы же не хотим обманывать его в стоимости его денег, не так ли?— Он поддразнил ее, и она слабо покачала головой. Мустанг рассмеялся по ту сторону линии, не зная полной картины. — Еще несколько минут, потом ты придешь поговорить со мной с Элом и Мэй, мы хотели бы тебе кое-что сказать. Эдвард снова загорелся, когда Уинри снова начала отступать в гостиную. — Ага, — Он повернулся спиной к ней, и улыбка вернулась на его лицо. —Теперь, как я и говорил, ублюдок, я собираюсь объяснить, в чем ты не прав, — хихикнул он, когда Мустанг драматично вздохнул, и на этот раз он услышал со стороны Мустанга звон монет, опускаемых в автомат. Еще несколько минут.

***

Эдвард так и не поговорил с Уинри, Мэй и своим братом, которым надоело ждать, пока они перестанут говорить об алхимии и спорить, а время шло всё дальше и дальше. Эдвард не признавался в этом, но у него начали затекать ноги от долгого стояния, но Мустанг всё ещё был на другом конце провода и тратил все свои сбережения на разговоры с Эдвардом. Он не мог просто взять и остановиться, счёт был 5:4, и если бы он ещё раз исправил ошибки Мустанга, они сравнялись бы. Они решили, что это будет забавная игра: тот, кто выиграет, попросит другого о чём-нибудь. Эдвард собирался выиграть и приберечь это до тех пор, пока Мустанг не станет фюрером, а потом попросить его сделать самую нелепую вещь, какую только можно придумать, просто чтобы позлить его. Мустанг, конечно, знал об этом, догадавшись об этом ещё до того, как Эдвард заговорил, а Эдвард понятия не имел, о чём его могут попросить, поэтому хотел убедиться, что этот ублюдок не попросит его о чём-нибудь нелепом. — Уже поздно, Эд, — он проигнорировал то, как у него засосало под ложечкой от того, что Мустанг назвал его по прозвищу, а не по полному имени, как обычно. — Ты уверен, что не хочешь закончить на этом? Я обещаю не злоупотреблять твоей добротой. — Ни за что! Все равно еще не так поздно! — Эдвард крикнул в ответ, полный решимости победить его. — Уже полночь, — едва слышно прошептал Мустанг. Эдвард остановил их обоих достаточно тихо, чтобы Эдвард услышал порыв резкого ветра, пронесшийся по другую сторону линии. — Тебе, должно быть, холодно, —только и смог сказать он. — Бывало и похуже, к тому же я почти год провел в пустыне, это не такая уж нежелательная перемена. — Ты ненавидишь холод, ублюдок, не лги мне. — Ладно, хорошо. — Он просто знал, что Мустанг закатил на него глаза. —Мне холодно, но я и раньше переживал зимы в Ист-Сити, и это только конец одной, она довольно мягкая, — Еще один сильный порыв ветра, к которому Эдварду не нужно было прислушиваться, чтобы услышать. — Или в основном мягкая, давай ничего не сглазим, — сказал Мустанг после того, как все прошло, и он знал, что мужчина дрожал, вероятно, желая спрятаться от ветра во что-нибудь более теплое, чем телефонная будка. — Еще одна теория, — взмолился Эдвард. — Пожалуйста? — Он добавил очень осторожно. — Ещё одна, — сказал Мустанг, но его голос был мягким, и вскоре одна теория превратилась в две. Три. Четыре… Пять… Шесть… Семь…

***

— Эдвард, боюсь, ты израсходовал мою запасную мелочь. — Что? Уже? — Эдвард, сейчас четыре часа утра, мы разговариваем уже несколько часов, и, могу я добавить, я стою на холоде, а ты сидишь в уютной Раш-Вэлли. — Эй, это ты мне позвонила. Не жалуйся! — Ты победил, — вздохнул Мустанг, полусмеясь над гневом, звучавшим в голосе Эда. — Что? — Спросил Эдвард, напрочь забыв об игре. — Ты выиграл игру. Я окажу тебе услугу, но только одну. Я не хочу больше участвовать в твоих безумных махинациях, — но он знал, что говорит не то, что думает. — О, не волнуйся, ты ни капли не пожалеешь, — сказал Эдвард своим самым недоверчивым голосом, и Мустанг фыркнул, хорошо его узнав. — Ну, я думаю, мне следует попрощаться. — Ах да, — Как неожиданно, должно быть, у них заканчивалось время быстрее, чем он думал. — Прощай, Мустанг. — Прощай, Эдвард, я надеюсь, тебе понравился вечер твоего дня рождения, и не жалей, что не лег в постель со своей невестой, — Это была шутка, чтобы снова подколоть его, и Эдварду пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не закричать и не разбудить всех. — Твой характер становится лучше, — прокомментировал Мустанг. — Спасибо тебе, — выдохнул Эдвард. Ни один из них ничего не сказал другому, просто слушая дыхание друг друга на линии. — Мне действительно нужно идти, Эдвард. — Прекрасно, — простонал Эдвард, — Но это не то же самое, что говорить о чем то с кем-то еще, об алхимии или нет, поэтому я надеюсь, что твое следующее письмо скоро придет. — Я займусь этим. — Прощай, Мустанг, — повторил он. — Прощай, Эд, — линия оборвалась прежде, чем он смог придумать, что еще сказать, чтобы задержать его подольше, и, когда Мустанг ушел, он понял, насколько устал на самом деле. Он положил трубку и пошел спать, Уинри не пошевелилась рядом с ним, когда он скользнул к ней, даже когда поцеловал ее в щеку.