Пора цветения

      Чу Ваньнин загадочен с самого утра. Ходит сосредоточенный, но глух к словам окружающих. Тонкие губы иногда слагаются в слова, но ни звука с них не слетает. Бледные ладони сжимаются в кулаки. Взгляд цепкий, но туманный.       Внутренний сад дворца пестрит пышно цветущей сакурой, всеми её оттенками от бледно-белых с розовой сердцевиной до ярко-розовых, как вкуснейший драконий фрукт. Великолепнейшие пионы покрывают всю площадь в центре сада. Яркие, крупные, невероятно ароматные. Так и хочется коснуться их бархатных лепестков и уткнуться носом в ароматный центр.       Двое советников императора идут бок о бок по тропинке.       — Неужто у нашего императора близится гон? — шепчет щупленький советник, чернота волос скрыта шапкой. Его собеседник хмыкает, пиная камушки перед собой.       — Что ты говоришь, — качает головой старец, перебирающий в руке горсть орехов. Он поворачивает из-за угла чуть впереди. — У него совсем недавно был гон, и месяца не прошло. Здоровье крепкое, тело молодое, супруги, хехе, покладистые, — сверкает он прищуренными глазами.       —Лю-ши! — замирают, склоняют головы более молодые, получают тихий смех и поднимают головы.       — Полно-полно, — добродушно улыбается старик. — Мы одни, можете вести себя более непринуждённо.       — Кхм, — откашливается второй советник. — У Его Превосходительства не так давно появился омега. И в том, что его тело реагирует определённым образом нет ничего удивительного.       Советник Лю не отпускает улыбки с губ, в глазах всё так же скользит хитрость и веселье. Ощущение всезнания, полной осведомлённости больно бьёт по самооценке двух других мужчин.       — Тогда отчего же поведение Его Высочества Мо Вэйюя отличается? Беззаботный, яркий и весёлый, как и в любой другой день. Слушает с интересом, пререкается с азартом. Помниться, перед последним гоном он ходил смурной и всюду видел противников императора, аура агрессии, подозрительности овеивала всё его тело. Даже души в нём не чаявшие девчушки избегали его общества и тихо перешептывались о двух личностях принца.       — Причём здесь он? — кривится первый советник.       — И правда, причём же? — посмеивается пожилой мужчина и удаляется, мурлыча под нос лёгкий мотив, недавно услышанный в таверне. Двое советников, оставшись наедине, хмурятся, лица их сереют, уподобляясь грозовой туче.       — Каждый раз после общения с этим стариком меня бьёт озноб, — говорит один из них, второй активно кивает.       Советник Лю меж тем проходит сад, сворачивает с тропинки и следует в самый неприметный уголок. Впереди лишь бамбуковая роща, стройные и высокие деревья, но советник не огибает их, идёт напролом. Невидимый барьер тихо звенит, пропуская гостя. Просторная беседка с резными красными стенами и высокой острой крышей окружена прудом с лотосами. И пускай ещё не сезон, но здесь они цветут, яркие, крупные и благоухающие. Старик смешливо фыркает, рассматривая вырезанные цветы лотоса на стенах беседки и проходит внутрь. В центре стоит низкий столик, уставленный сладостями, что так любит император, на полу разбросано множество подушек. Из маленького чайника поднимается ароматный пар, горьковатый и свежий. Несколько небольших мисочек с вареньем и мёдом и одна пиала сливок. Старик улыбается, опускается на подушку и протягивает руку к чайнику.        — Позвольте мне позаботиться о Вас, достопочтенный сяньшэн, — раздаётся тихий ровный голос позади. Советник подскакивает на ноги, оборачивается. Поступь императора всегда была очень тихой, а слух и рефлексы советника уже не тем, что раньше.       — Вы звали меня, Ваше превосходительство? — склоняется в поклоне советник Лю, но тонкие бледные руки перехватывают его, не позволяя согнуть спину.       — Не к чему, — качает головой Чу Ваньнин. Смотрит в сторону, избегая прямого взгляда.       — Так чем этот старик может помочь Вашему превосходительству? — учтиво улыбается, наклоняет голову, пытаясь поймать взгляд глаз феникса. Весь облик молодого мужчины перед ним говорит о вопросе личном, какой-то просьбе, что вероятнее всего ставит его в неловкое положение. Распущенные волосы струятся по плечам, простое белое ханьфу, словно обычный смертный, а не прекраснейший император.       — Чай остывает, — уклончиво говорит он и опускается на подушку, советник следует его примеру. Пожилое тело не хочет долго оставаться на ногах. — Выпейте свежего чаю со мной.       Чу Ваньнин не торопится, разливает чай, подаёт пиалу советнику двумя руками. Делает маленький глоток из своей чаши и отправляет в рот хрустящий лотос. Советник Лю улыбается, подливает сливки в зелёный чай, дегустирует по ложечке варенья из каждой пиалы.       — Как Вы знаете, достопочтенный господин Лю, — неспешно начинает император. — В конце недели Мо Вэйюй празднует свой день рождения. И я хотел бы приготовить несколько его любимых блюд, — мочки ушей алеют, а взгляд окончательно уплывает в другую сторону.       — Ох, вот оно что, — кивает советник, задумываясь. — И стало быть Вы надеялись на мою помощь в дегустации? — Чу Ваньнин кивает. — Премного сожалею, но желудок этого старик давно уже не может переварить ничего сложнее жидкой каши. Приношу свои искренние сожаления, — склоняет голову.       — Не нужно, у Вас спина больная, — перехватывает руки и не позволяет совершить поклон. Сникший облик больно режет по сердцу старика.       — Ну что Вы так приуныли. На сколько мне известно, — хитро улыбается советник. — Ваш молодой супруг-омега из ордена Пик Сышэн, что находится в провинции Сычуань. Помниться, люди с тех мест очень уважают острые блюда. Так почему бы Вам не обратиться за помощью к нему? Уверен, он с радостью согласится Вам помочь. К тому же совместное времяпровождение сблизит вас.       Чу Ваньнин раздумывает несколько мгновений и кивает, соглашаясь. Мо Жань покидает столицу ради помощи в устранении бреши в барьере Пика Сышэн, и император решается воспользоваться представившейся возможностью, чтобы потренироваться в кулинарии.       Солнце заходит за горизонт. Во дворце тишина, лишь патрулирующая стража мерит шагами территорию.       — Слишком сладко, — кривится Сюэ Мэн, опуская ложку. Волосы заколоты, на груди фартук. — Ты же готовишь основное блюдо, а не десерт.       — Неужели? Добавлял по рецепту, — шепчет Чу Ваньнин, неуверенно вчитываясь в рецепт, переписанный ровным почерком. Ряды аккуратных, без излишества иероглифов теснятся рядом друг с другом.       — Сахар с солью перепутал, что ли? — фыркает омега, осматривая баночки со специями.       Император поджимает губы. Они пытаются справиться с одним рецептом уже не первую ночь, и каждый раз что-то выходит не так. То слишком сладко, то слишком пресно, то и вовсе сырое. Чу Ваньнин вздыхает, смотрит на загубленные кастрюли.       — Давай приготовим пельмени в остром бульоне, — предлагает он, уже собирая нужные ингредиенты. Тесто получается с первого раза упругое и в меру клейкое. Начинка приятно пахнет, так аппетитно, что в желудке Сюэ Мэна урчит. Император поднимает голову, изгибая брови. «Проголодался посреди ночи?» Но супруг тут же надувает щеки, недовольно хмурится и поторапливает.       — Мы так до зари не закончим! — говорит Сюэ Мэн.       Пельмени оказывается лепить не так просто. Научившийся за несколько лет практики Чу Ваньнин делает их с закрытыми глазами, аккуратные, одинаковые, полненькие, такие красивые, что хоть сырыми ешь. А вот у Сюэ Мэна получается куда хуже, то порвутся из-за слишком тонкого теста, то полупустые и плоские.       — У тебя ужасная моторика, — качает головой император, поджимает губы на чужие старания. — Как только с луком и кистью управляешься.       — Ты! Да ты! — задыхается от гнева Сюэ Мэн, хмурится, краснеет, брови грозно сводит на переносице, но ни одного слова так и не произносит. Глаза феникса смотрят внимательно, выжидающе. В итоге так ничего и не сказав, омега отворачивается, опускает голову ниже и лепит пельмени молча.       Чу Ваньнин вздыхает огорченно и так же берётся за работу. Аккуратные пельмешки жмутся к собратьям. Бледные пальцы действуют умело, не торопятся, когда нужно останавливаются.       Сюэ Мэн смотрит с завистью, пытается отследить каждое движение, повторяет в точности. Но отчего же в конце концов результат остаётся прежним? Юноша хмурится, сворачивает новый пельмень, но тот рвётся, и мягкая начинка вылезает наружу.       — Гр! — рычит омега сквозь зубы и отбрасывает изделие в сторону. Смотрит зло и недовольно. — С меня хватит! Я пошёл спать!       Император наблюдает за ним искоса, но не отвечает. Продолжает методично пополнять стройные ряды, чем злит ещё сильнее.       — Ничего не скажешь в ответ? Может хоть попытаешься уговорить остаться или научишь сам? — глаза сужены, сияют негодованием.       — В этом есть смысл? — спокойно спрашивает Чу Ваньнин, не отвлекаясь от лепки. — Если попрошу остаться, неужели не будешь больше свирепствовать? Если покажу как правильно, неужели сразу начнёт получаться, и ты будешь доволен результатом?       — Если ты не видишь смысла, то и я отказываюсь помогать тебе! — взмахивает руками омега, цепляя поднос с бракованными пельмешками. — Готовь свою сладкую и сырую еду! Не мне есть, так что плевать!       С трудом слепленный десяток пельменей падает на пол. Сюэ Мэн затихает, смотрит на кривые, плохо склеенные изделия. Губы поджимает.       — Нужно убрать их, — тихо говорит Чу Ваньнин.       — Да, — надломлено соглашается омега. — Им самое место в мусорке! — быстро хватает горсть и выбрасывает.       Отворачивается от императора, скрещивает руки на груди. Глаза жжёт от непрошенных слез. Бессилие и бесполезность давят на грудь, заставляют задыхаться и чувствовать себя ещё более никчёмным. Он чувствует себя одним из тех нелепых пельменей, что лежат у ног. Омега, который не умеет готовить, что за смех, шутка природы. Фыркает, сжимая плечи сильнее, пытается скрыть за злостью огорчение, за пылом слезы.       Его нежная матушка учила его готовить, показывала простые рецепты блюд и целебных отваров. Да только было ли ему интересно сидеть на кухне в окружении скалок и горшков, когда за окном резвились альфы, оттачивая навыки владения мечом и стрельбу из лука? Не было. Он каждый раз сбегал. Как же он теперь жалеет. Даже простые пельмени из подготовленных ингредиентов слепить не может. Бракованный омега. И почему только его выбрал император? Такому невероятному альфе нужен нежный, ласковый омега, что согреет мягким мелодичным голосом и вкусным супом. Только вот у Сюэ Мэна даже слуха нет и голос грубый или звенящий, совсем не как у нежных птичек из других орденов.       — Цзымин, — осторожно зовёт Чу Ваньнин и опускает ладонь на плечо. Прохладная ладонь приводит в себя. — Не важно, получается у тебя или нет. Мо Жаню никогда не было дело до внешнего вида. Думаешь у меня получились с первого раза? Вовсе нет, прошли годы, прежде, чем я смог слепить что-то стоящее. Наберись терпения и старайся. Пусть они не будут идеальными, главное — от души и с благими намерениями       Омега всхлипывает, утирает нос и откашливается.       — Правда? И он не выбросит эти ужасно нелепые пельмени?       — Никогда, — мягко улыбается император.       Сюэ Мэн всхлипывает и кивает, подбирает оставшиеся пельмени, моет поднос и лицо, возвращается к лепке. Он старается, больше не торопится поспевать за супругом, лишь бросает иногда неуверенный взгляд и каждый раз получает мягкую улыбку. Глаза феникса смотрят тепло, уверяя, чтобы не случилось, не осужу, только будь верен себе и своему сердцу.       Когда пельмени перестают помещаться на подносах, а солнце медленно поднимается из-за горизонта, двое утомленных горе-поваров закидывают мучные изделия в горшочек с не слишком острым бульоном.       — Вкусно, — с набитым ртом улыбается Сюэ Мэн. Ароматные пельмени дымятся в тарелке. Чу Ваньнин мягко улыбается, сдерживая недовольство от разговоров с набитым ртом. Уши легко пылают. — Понимаю, почему Мо Жаню они так нравятся. Обязательно приготовим их. И побольше.       Император кивает, опуская мягкий взгляд, переливающийся нежностью и благодарностью. Он не особо умеет готовить, но как же приятно слышать похвалу.       День рождения Мо Жаня подкрадывается незаметно. Казалось бы, только вчера Чу Ваньнин с Сюэ Мэном пытались научиться делать острую утку с лангостинами и несколько раз спалили её, прежде чем получить хоть что-то более-менее съедобное, а сегодня им уже подавать её имениннику.       Кухня полнится ароматами. Повара отдыхают дома, а две царственные особы суетятся вокруг очага. Точнее суетится одна, ненароком пытаясь то опрокинуть горшочек с супом, помешивая, то потушить огонь, раздувая. Чу Ваньнин вздыхает, ловит супруга за руку и усаживает лепить пельмени.       Нервозность сказывается. Утка всё-таки подгорает с одной стороны, хотя пахнет довольно аппетитно. Чу Ваньнин дегустирует ароматный бульон и хмурится.       — Пересолил? — бормочет он, вглядываясь в полупрозрачную жидкость, словно она способна дать ответ. Бульон отвечает мерным побулькиванием, непонятно как переводимым.       — Я всё! — подскакивает Сюэ Мэн с подносом ушек. Пельмешки пусть и не очень аккуратные, и разные, но крепко слепленные, пузатенькие. Император мягко улыбается, любуясь чужим трудом.       Омега тонет в чужих глазах, делает несколько шагов и спотыкается на ровном месте. Пельмешки едва не пикируют с подноса, грозясь поздороваться с холодным полом вместо кипящего бульона.       Чу Ваньнин подхватывает его, обнимая за талию, другой рукой забирает поднос.       — Ты в порядке? — спрашивает он, обдавая тёплым дыханием, смотрит внимательно, слегка склонив голову.       Сюэ Мэн кивает, только пошевелиться не может, смотрит в ответ, рассматривая осколки эмоций в тёмных глазах. Чувствует, как чужая бездна затягивает, а он и рад. Губы встречаются посередине, сталкиваются. Поцелуй хаотичный, неожиданно страстный. Они сталкиваются зубами, сминают губы друг друга, цепляются языками.       — Вернёмся к приготовлению? — разрывает поцелуй альфа, взгляд туманный, губы влажные, припухшие. Сюэ Мэн кивает и крадёт ещё один лёгкий поцелуй, прежде, чем отстраниться окончательно.       Отворачиваются, занятый каждый своим делом, усмиряя пыл. Один выкладывает пельмешки в бульон, второй моет фрукты. Уши горят, а взгляды так и норовят проверить как там другой, но отводятся раньше.       На рассвете Мо Жань возвращается в столицу, счастливый, напевающий себе под нос незамысловатую песню. Слуга склоняется низко и просит следовать в павильон алых лотосов. Альфа улыбается лучезарно, благодарит и оглядывается на притаившуюся невысокую фигуру со сокрытым вуалью лицом.       Лотосы пышно цветут, стойкий аромат просачивается в каждую клетку тела, разбавляемый запахом хайтана, клёна и аромата пряных специй. Мо Жань движением руки останавливает спутника и заходит в беседку, тут же фыркая от смеха. Оба супруга напряжены. Сюэ Мэн лежит на подушках, преувеличено расслабленный и беззаботный, голова на согнутой руке, в другой мерно покачивается пиала с душистым грушевым вином. Омега резко поднимает голову, замешательство на грани испуга читается на красивом лице.       — Я чему-то помешал? — ухмыляется Мо Жань, опускаясь на подушку. Смотрит хитро на омегу, потом на императора.       Спина Чу Ваньнин напряжена как струна, брови сведены, глаза феникса смотрят цепко. «Почувствовал? Должен был узнать,» - улыбается Мо Жань ярче, рассматривая недовольство в чужом взгляде.       — Чему ты можешь помешать? — вспыхивает Сюэ Мэн, меняя положение, садится, подбирая ноги под себя. — Ешь уже! — сверкает недовольством, но в глазах явно читается смущение и ожидание.       — Чуть позже, — улыбается альфа, смотрит на императора. — Есть ещё кое-кто, кто хотел бы разделить с нами трапезу сегодняшнего дня. Малыш Сяодань , можешь зайти.       От лёгкого едва слышного шага голубое ханьфу развевается. Движения плавные и стремительные, он словно не идёт, а прорезает пространство. Мальчик двеннадцати лет снимает шляпу с вуалью. На мгновение глаза, подобные персиковым листьям, недовольно впиваются в лицо Сюэ Мэна, но в следующий миг сужаются, и более не возвращаются к омеге. Мальчик кланяется и длинные прямые волосы опускаются на плечо. «Почему он здесь? Разве это не самое тайное и защищённое убежище?» — сочится ненавистью внутренний голос мальчика.       В каждом движении и взгляде ребёнка сверкает знакомая холодность и отстранённость. «Как похож на Чу Ваньнина», — хмыкает Сюэ Мэн, рассматривая пристально. — «Прям его уменьшенная копия!» — омега бросает взгляд на императора и вновь возвращается к таинственному гостю.       — Рад видеть Вас, царственный отец, — официально говорит мальчик. Голос тихий, спокойный, немного звенящий, но очень приятный и мягкий.       Сюэ Мэн широко распахивает глаза: «Отец?»       Император нежно улыбается, кивая и подзывает сесть ближе, выбирает кусочки получше, не залитые острым соусом и подкладывает в тарелку принцу. Мальчик нежно улыбается, благодарит и принимается за еду.       — Хехе, видишь, а ты переживал, — улыбается Мо Жань, выбирая пылающий от острого соуса кусочек утки. — И с чего ты взял, что отец не будет рад тебя видеть?       Ксиаодан краснеет, прячет смущённый взгляд в тарелке.       — У тебя есть сын? — наконец приходит в себя Сюэ Мэн. Альфы поднимают головы, смотрят немного растеряно. — Кажется, об этом никто не распространяется… — задумчиво говорит он, опуская взгляд. Отпивает из пиалы грушевое вино. Мысли сжигают разум, сердце неприятно охает в груди, тоскливо и неуверенно. «Как много мне ещё не известно?»       — Мы не скрывали, — спокойно поясняет Чу Ваньнин, делая маленький глоток вина. — А-Си взял от меня слишком много, в том числе плохое здоровье. По этой причине он проводит больше времени в храме с даосскими мастерами, нежели во дворце.       Маленький принц поднимает голову, опускает палочки и смотрит на омегу заинтересовано и насторожено. Взгляд суженных глаз, таких знакомых и таких неизвестных одновременно. Мальчик смотрит внимательно, словно повторяя за отцом.       — Меня зовут Чу Ксиаодан, — медленно кивает мальчик. — Я сын императора Чу Ваньнина, наследный принц. — Глаза холодны как лёд, голос плавный, слишком официальный.       — Сюэ Цзымин, сын главы ордена Пика Сышэн, супруг императора, — подбочинивается омега, распушается, как павлин. Смотрит с достоинством и самолюбованием.       — Стало быть, — поворачивается принц к отцу, взгляд становится нежнее. — У меня теперь три отца? — Чу Ваньнин кивает. — Этот сын рад за царственного отца, — говорит он, склоняя голову, но во взгляде направленном на Сюэ Мэна скользит настороженность и притаившаяся угроза, словно предупреждение. По спине омеги пробегает дрожь.       — С днём рождения, Мо Вэйюй, — поднимает пиалу император.       — С днём рождения, Ваше Высочество А-Си, — продолжает Мо Жань, перехватывая ласковый взгляд супруга.