Чужие среди своих

Тареата, г.Берингар,

подпольный секс-клуб «Алая орхидея»

октябрь, 829г.

Сешафи и Паниви выглянули из зала, и в ту же секунду мимо них быстро прошел Астигар, а сразу следом — Эмерис. Вдвоем они проследили за их удаляющимися и исчезающими в дыму спинами, переглянулись, и Паниви пожала плечами. Конечно, они заметили, что Астигар чувствовал себя не очень уютно в «Алой орхидеи», но и Паниви, и Сешафи были уверены, что через несколько минут это неприятное чувство пройдет и они проведут прекрасный вечер и, может быть, даже ночь все вместе. Они не думали заставлять их делать то, чего Астигар или Эмерис не хотели, как и не собирались сразу же запираться в одной из свободных комнат и сходу набрасываться на них. В их первый раз в «Алой орхидеи» они тоже чувствовали себя странно, но дискомфорт прошел довольно быстро. И все же в первый визит Паниви предпочла просто осмотреться, познакомиться с другими клиентами клуба, больше разговаривать, пить алкоголь и есть предлагаемые закуски, которые, как оказалось потом, меняются в зависимости от дня недели, нежели сразу пробовать все услуги, предоставляемые клубом. Разве что они пообнимались и долго целовались с таинственной незнакомкой в черной маске и полупрозрачном черном платье, которое, с одной стороны, прикрывало все, что нужно, а с другой стороны из-за своей прозрачности не скрывало ничего. Сешафи не возражала, хотя влилась в атмосферу «Алой орхидеи» значительно быстрее Паниви и была готова экспериментировать со всем, на что упадет взгляд. Сейчас они смотрели на вдруг опустевший коридор, где еще несколькими секундами ранее маячили спины Эмериса и Астигара. — Надо будет извинится завтра, — задумчиво произнесла Паниви. — Да, а то как-то не очень хорошо получилось, — согласилась Сешафи не менее задумчиво. Посмотрев друг другу в глаза и не сговариваясь, они плавно вышли из зала и направились к другому, откуда сочился приятный голубоватый свет. Сешафи остановилась на пороге, а Паниви уже зашла внутрь и хотела направиться знакомиться к двум молодым женщинам, стоящими за одним из круглых столиков, на котором стояла тарелка, переполненная закусками и два бокала какого-то темного алкоголя. Но Сешафи вдруг ухватила Паниви за руку и не позволила пройти дальше, а потянула на себя. Глазами нашла работницу зала в белой униформе с позолоченным поясом и вышивкой алой орхидеи на груди и только убедилась в своем решении, как именно она хочет провести этот вечер, раз Эмерис и Астигар ушли. Паниви пришлось склониться, чтобы Сешафи могла прошептать ей в самое ухо. Боковым зрением она заметила, как одна женщина берет что-то маленькое и протягивает другой женщине, а ты ест закуску прямо с ее рук, облизывает ее пальцы, а после обе улыбаются друг другу. Мешать им было бы неправильно, решила Паниви, а после услышала ласковый голос Сешафи: — Предлагаю тебе уединиться и поиграть в игру, правила которой заключаются в том, что все делаю я. Я решаю, что, как, когда, в какой позе. А ты только просто позволяешь мне удовлетворять тебя и себя, — прошептала Сешафи и, едва замолчала, коснулась кончиком языка уха Паниви. Внутри вмиг разгорелся пожар. Ей хватило одних слов, чтобы почувствовать жар в низу живота и приятную тягу. Паниви сразу начала представлять разные картинки: обнаженную Сешафи, которая связывает ее, Сешафи, которая раздевается перед ней, полностью одетой и запрещает себя ласкать, а Паниви изнывает от желания, Сешафи, которая целует ее везде, трогает ее везде, доводит до оргазма пальцами, языком, останавливается в тот момент, когда Паниви уже на пределе, ждет, когда возбуждение немного утихнет и начинает снова. И во всем этом Паниви не может сделать ничего, потому что так хочет Сешафи. Они были вместе с четырнадцати лет, в семнадцать первый раз занялись сексом, в девятнадцать Сешафи переехала к Паниви. Когда Сешафи было двадцать, а Паниви двадцать один, они поженились, и родители подарили им дом в качестве свадебного подарка. За это время они успели попробовать многое, какие-то игры им нравились особенно сильно, другие быстро забывались, но игру, когда одна брала все в свои руки и сама вела процесс от начала и до конца, они любили больше всего. Паниви улыбнулась, повернулась лицом к Сешафи, чувствуя, как лицо уже начало пылать. Пусть на темной коже в темном зале этого не было видно, Паниви уже хотела как можно скорее уединиться. Ответа не требовалось. Горящий взгляд Паниви говорил сам за себя, и Сешафи, быстро поцеловав ее в губы, направилась к работнице зала. Быстро объяснила, что им нужно, и девушка заглянула в небольшой планшет с таблицей, а после вывела их из зала, дошла до небольшой комнаты, бывшей служебным помещением, и вышла оттуда с ключом, который отдала Сешафи. На брелоке от ключа вырисовывалась цифра «206», и они быстро направились на второй этаж в нужную спальню. Паниви не терпелось поскорее оказаться за закрытой, запертой дверью, и, едва они уединились, она прислонилась спиной к двери и выдохнула: — Наконец-то мы одни, милая. Улыбка не сходила с ее лица, и Паниви не сводила взгляда с Сешафи в томном, сладостном ожидании. Рука потянулась к промежности, но Сешафи вдруг обернулась и перехватила ее за запястье, а после покачала головой, прищурившись и улыбаясь. — Нет, сегодня ты не должна трогать себя, любовь моя, — тихо проговорила Сешафи и за несколько быстрых движений подняла юбку Паниви и сама коснулась ее нижнего белья, провела по бедру. Проникла между ног и слегка надавила, потом погладила и снова надавила, совсем чуть-чуть. С губ Паниви сорвался недолгий, тихий стон, и она подалась навстречу Сешафи, но та не стала продолжать. Наоборот — отстранилась, отошла на пару шагов и произнесла: — Сними с себя все, любовь моя. Ее голос переполняла нежность, и Паниви была готова выполнить все, что угодно, лишь бы Сешафи продолжала говорить этим сладостным, нежным голосом, таким пленящим и завораживающим. Легким движением Паниви развязала бантик, сделав платье свободнее, спустила его с плеч, и платье быстро упало, оставляя Паниви только в нижнем белье и туфлях. Она перешагнула через упавшее платье. Она не прикрывалась, наоборот провела пальцами по своей талии, будто бы демонстрируя изгибы. Поддела пальцем белье и быстро спустила, перешагнув и его. Сешафи неотрывно смотрела, едва ли моргала и не хотела пропустить ни одно движение. Она любила то, как выглядела Паниви: ее пышные формы, круглую грудь, высокий рост, каждую растяжку на бедре, каждую складку на животе и каждую татуировку, которую делала себе Паниви в попытке полюбить свое тело. Сешафи ее тело любила и с татуировками, и без. Как только Паниви осталась без всего, Сешафи прильнула к ней, чувствуя телом исходящие от Паниви жар и возбуждение. Не почувствовать их было невозможно, и Сешафи наслаждалась каждой секундой и хотела продлить удовольствие, а потому не торопилась. Хотелось все сделать идеально, как и всегда. Хотелось довести Паниви до того, чтобы ты стонала от каждого прикосновения и умоляла Сешафи не останавливаться. Хотелось, чтобы от возбуждения и любви у Паниви все плыло перед глазами, как порой плыло у самой Сешафи. Паниви хотела обнять Сешафи, прижать к себе, погладить ее изящную спину, помять ее мягкие ягодицы, но вспомнила о правилах игры. И словно в подтверждение Сешафи взяла ее за запястье и покачала головой. А потом резко отпустила и развернулась спиной, пройдя к кровати. — Иди сюда, — шепнула Сешафи, и Паниви подчинилась. Взяв Паниви за руку, она подвела ее к изголовью широкой двуспальной кровати, застеленной атласным красным постельным бельем. Алый цвет всегда был притягательным в глазах Сешафи, но когда красный цвет был на Паниви или под ней, то Сешафи была готова сойти с ума. Их губы соприкоснулись всего на мгновение. Сешафи тут разорвала поцелуй, даже не начав по-настоящему целовать Паниви, хотя отчаянно хотелось. Она представляла этот жаркий, долгий поцелуй, от которого в конечном итоге они обе потеряют контроль и набросятся друг на друга с такой страстью, что оставшееся на Сешафи платье затрещит по швам. Но вместо этого поцелуя Сешафи усадила Паниви на кровать. У изголовья с обеих сторон висели наручники — по одному на каждую руку. Кожа была мягкой и гибкой и точно не должна была на нести никакого вреда. Такие же наручники на регулирующихся по длине цепям были прикреплены где-то в середине и еще одна пара — у изножья. Сешафи точно знала, что делать. Улыбнувшись, она медленно провела плечу Паниви одним пальцем, а потом ловко приковала одну ее руку. Обошла кровать и сделала то же самое со второй. Паниви позволяла Сешафи делать все, что та хотела. Ожидание было ужасным и прекрасным в один момент. Эта медлительность туманила разум лучше любого алкоголя. Устроившись поудобнее Паниви притянула к себе одну ногу, но Сешафи вновь покачала головой. Не знать, что будет дальше, и не иметь возможности самой на что-то повлиять будоражило кровь и возбуждало так сильно, что Паниви уже была готова начать тереться ягодицами и промежностью об одеяло, лишь бы хоть как-то ублажить себя. И держась из последних сил, она выгнула спину и широко раздвинула ноги в надежде, что Сешафи не выдержит. Ей не хотелось останавливать эту игру, но еще хотелось ласки прямо сейчас, и она никак не могла выбрать, но стоп-слово так и не произносила. — Умница, — шепнула Сешафи и коснулась внутренней стороны бедра, вынудив Паниви снова выгнуться. Прозвучал еще один стон, и Паниви закусила губу, а потом улыбнулась, глядя Сешафи в глаза. Сешафи провела от бедра к колену, а после до щиколотки и приковала ногу Паниви в полусогнутом положении примерно на середине кровати. Обошла кровать и так же прикрепила вторую ногу, а после отошла и оказалась прямо напротив у изножья, смотря на Паниви сверху вниз. Обнаженная и скованная Паниви с разведенными ногами вызывала в Сешафи столько эмоций, что она не понимала, как до сих пор держится и целует каждый участок ее кожи, как до сих пор не трогает ни ее, ни себя, пытаясь довести до края возбужденной любви, как до сих пор не показывает каждый прикосновением, насколько сильно желает Паниви. Оставив ее в таком положении, Сешафи подошла к шкафу, порылась в пластинках и вытащила одну. Настроила проигрыватель довольно быстро и включила тихую, спокойную музыку без слов. И вернулась к кровати. Паниви попыталась сесть поудобнее, но прикосновение прохладного белья к ягодицам только возбуждало сильнее, и она замерла. Колени дрогнули, и она все же развела ноги еще шире. Внутри все уже было влажным: Паниви не нужно было себя трогать, чтобы это понять. Сешафи развернулась к кровати спиной, выгнула спину и чуть пригнулась. Потом шлепнула себя по заднице и приподняла юбку. Она повернула голову чуть вбок, на губах играла озорная улыбка, она подмигнула Паниви, закусила губу и еще раз шлепнула себя уже по оголенной ягодице. — Милая, ты прекрасна, — хрипло прошептала Паниви и потерлась ягодицами об одеяло. — И ты, ты тоже прекрасна, — отозвалась Сешафи. Она избавилась от платья. Качнула бедрами в одну сторону, потом в другую и плавно развернулась лицом к Паниви. Обхватила одну грудь, поиграла с ней, задела сосок и застонала. Паниви застонала вместе с ней. Жар в низу живота не утихал, только нарастал с каждой секундой, тело требовало нежности и ласки, хотело поддаться мягким рукам Сешафи. Паниви с радостью бы позволила ей делать со своим телом все желаемое, лишь бы только Сешафи прикасалась к ней, целовала ее, использовала язык так, как умела только Сешафи, вводила пальцы в Паниви так, как это делала только Сешафи. Но та медлила. Поиграв с одной грудью, Сешафи принялась за вторую. В этот раз стоны не сорвались, но дышала она шумно и медленно. Свободная рука скользнула к промежности, и Сешафи коснулась себя, резко выдохнув. — О, милая, ты же знаешь, что это невыносимо, — прошептала Паниви. — Знаю, — с улыбкой ответила Сешафи и забралась на кровать, быстро развернулась спиной к Паниви и, раздвинув ноги, пригнулась к кровати. Паниви, видя все ее изгибы и гладкую кожу, задышала медленнее. Сешафи тоже была влажной и возбужденной до предела. Новая волна возбуждения накрыла Паниви, и она невольно дернула ногами. Цепи зазвенели, кожа натянулась, но боли не причинила. Внутри уже разгорался пожар, но тушить его Паниви не хотела. Одной рукой Сешафи упиралась в кровать, а второй коснулась себя, коснулась кончиком пальца и тут же отняла руку. Она выглядела невероятно притягательно. Снова коснувшись себя, Сешафи начала медленно поглаживать сначала слева. Из нее вырвался один стон, потом второй. Потом до ушей донесся стон Паниви, сквозь который она расслышала хрипло-возбужденное: — Дорогая… И в эту секунду Сешафи начала поглаживать себя справа, потом перешла коснулась посередине, несильно нажала, застонала и погладила снова. Медленные движение в разные стороны вызывали накрывали волной дрожи. Она ускорилась и снова замедлилась. Второй рукой погладила себя по бедру, потом по ягодице и вернула руку обратно. Снова ускорила поглаживания и почти сразу замедлила снова. И повторила это еще несколько раз. Паниви наблюдала за ней, и жар только поднимался. Внутри все было настолько влажным, что она кожей чувствовала, как намокло одеяло. И, когда Сешафи, лаская себя, срывалась на особенно громкие стоны, Паниви постанывала вместе с ней, желая прикоснуться к Сешафи и к себе. Но наручники крепко держали ее запястья, и Паниви могла только хвататься за прохладные цепи и тянуть их. — Пани, милая, — задыхаясь от желания произнесла Сешафи, — ты смотришь? От этого вопроса у Паниви закружилась голова. Конечно, она смотрела. Как она могла не смотреть на то, как Сешафи, ее прекрасная, красивая, самая лучшая и любимая Сешафи ласкала себя у нее на глазах? Как она могла хоть на секунду оторваться от такого зрелища и пропустить хоть секунду? Паниви на выдохе ответила: — Конечно, любовь моя, ты настолько сексуальна сейчас и всегда, что я больше не могу сдерживаться. Я хочу тебя. Ускорившись, Сешафи застонала без перерыва. Она сжала одеяло свободной рукой, уткнулась лицом в кровать. Из нее вырвалось особенно хриплое и страстное: — Пани… А после Сешафи ускорилась еще, задрожала всем телом, сжала одеяло сильнее. Застонала громко и протяжно. Дрожь во всем теле увеличилась, прошлась от макушки до самых ног, внутри стало невыносимо жарко. Она выгнулась и тут же расслабленно опустилась на кровать. Жар превратился в тепло, напряжение спало. Дышала она тяжело и быстро. Паниви позади, все еще изнывающая от желания, немного пересела и опять потерлась ягодицами об одеяло, а потом тихо позвала: — Милая, прошу тебя… Сешафи повернулась. Ее глаза были немного затуманены жаждой, желанием и наслаждением, но она медленно привстала и развернулась. А потом на выдохе произнесла: — Не переживай, милая, я не оставлю тебя без своей любви. И подползла к Паниви, поцеловала ее колено, погладила и снова поцеловала. Паниви благодарно и расслабленно выдохнула и тут же запрокинула голову. Сешафи погладила ее по внутренней стороне бедра с одной стороны, потом с другой, ловя каждый вздох Паниви, каждый стон, даже самый тихий. Потом переключилась на живот и оставила на вытатуированных узорах несколько нежных поцелуев. Ее дыхание еще не до конца выровнялось, но она не хотела ждать. Желание подарить удовольствие Паниви захлестывало с головой, и Сешафи не хотела останавливаться ни на секунду. Удовольтвие, которое она подарила себе, не шло ни в какой сравнение с этим тягостным, приятным чувством от осознания, что она дарит свою бесконечную любовь самой прекрасной в ее жизни женщине, женщине, которая стала ее женой, женщине, с которой Сешафи хотела провести всю жизнь, ее Паниви, любви всей ее жизни. Сешафи ухватила грудь Паниви и прильнула губами к одному соску, потом ко второму. Поцеловала вытатуированный череп и рога, потом поцеловала цветы на ключицах, ветви на шеи и, наконец, добралась до губ. Руками поглаживая грудь Паниви, Сешафи целовала ее в губы так жадно, словно не целовала несколько дней, недель, месяцев, лет. Словно больше никогда ее не поцелует. Целовала долго и гладила своим языком язык Паниви. Целовала, пока хватало воздуха. А, когда хватать перестало, неохотно отсранилась, и они обе тихо засмеялись. — Я так люблю тебя, Сеша. — Я так люблю тебя, Пани. И они снова поцеловались. Паниви дернула руками в попытке обнять Сешафи, но наручники удержали. И Сешафи с озорной улыбкой отстранилась. — Забыла? Сегодня все делаю я, а ты просто принимаешь мою любовь, — прошептала она в губы Паниви и опустилась чуть вниз, слабо, едва ощутимо прикусила сосок Паниви. У Паниви вырвался стон, и Сешафи тут же поцеловала ее грудь, лизнула сосок и провела языком вниз от груди к животу, остановилась в паховой области. Замерла на несколько секунд. И медленно ввела в нее два пальца. Выгнув спину, Паниви подалась чуть навстречу Сешафи, но тут же откинулась к изголовью кровати, тяжело дыша. За много лет они узнали друг друга слишком хорошо, а потому знали, как именно другая любила, в какой позе, с какой скоростью, как часто. Все движения и ласки были изучены вдоль и поперек. И это тоже кружило голову. — Тише, дорогая, я только начала, — тихо произнесла Сешафи и медленно согнула оба пальца. Паниви вскрикнула. Жар прилил к лицу, она вцепилась в цепи от наручников и потянула на себя. Она слишком долго ждала, когда же Сешафи начнет любить ее, и, дождавшись, не могла сдерживаться. Каждое прикосновение Сешафи откликалось во всем теле волной дрожи и страсти, любви и наслаждения. Сешафи снова разогнула пальцы и согнула. И еще раз. и еще. А потом вынула руку, погладила Паниви по бедру, животу и начала ласкать ее грудь. А сама прильнула губами к ее промежности, касаясь мягким теплым языком. Это сводило Паниви с ума, она дернулась, застонала, закусила губу. Она не могла ни о чем думать. И только вцеплялась в цепи отнаручников, дергала за них и снова вцеплялась. Сжимала пальцы ног и разводила ноги шире. Стонала, не стесняясь и не думая, что снаружи ее громкие стоны и вскрики от особенно приятных движений было слышно. — Сеша!.. Я больше не могу! Пожалуйста!.. — сорвалось с ее губ, и она вся задрожала. Потянув слишком сильно за цепи наручников на себя, Паниви вскрикнула, и дрожь прекратилась. Сешафи поцеловала ее во внутреннюю сторону бедра и приподнялась, вытерев губы ладонью. Паниви откинулась на спинку кровати, лежала, открытая и расслабленная, и смотрела на Сешафи из-под полуприкрытых век. — Люблю тебя такой, — произнесла Сешафи. — И любой другой тоже люблю, — чуть тише добавила она и приблизилась к Паниви. Та подалась ей навстречу, и они поцеловались, в этот раз быстро и нежно. А после Сешафи расстегнула наручники Паниви и упала в ее объятия. Паниви, еще уставшая, но довольная и счастливая, сжала Сешафи в объятиях и вытянула из-под них одеяло. Жар возбуждения немного спал, и они накрылись мягким, прохладным одеялом, не выпутываясь их объятий друг друга. Чувствовать тело другой всегда было приятно, а после моментов любви еще приятнее, так что они лежали на кровати с закрытыми глазами, вдыхая запах друг друга и чувтсвуя сердцебиение, потихоньку успокаивающееся. — Это было незабываемо, — прошептала Паниви и поцеловала Сешафи в макушку.