Чужие среди своих

Тареата, г.Берингар, особняк Латгердисов

сентябрь, 829 год

Герхард Латгердис, не моргая, наблюдал за служанкой. Ее медленные движения раздражали, но он не торопил ее, решив, что от его приказа поторопиться она растеряется и напугается еще больше. Дрожащими руками служанка налила виски в два стакана, чудом не опрокинув ни стаканы, ни бутылку на фартук, и взяла поднос. Развернулась и подошла к журнальному столику, за которым сидел сам Герхард и его коллега, глава отдела иностранных дел, Хэмиш Барлоу. Когда служанка опустила оба стакана на низкий столик, Герхард выдохнул. Его выдержки не хватало на ее медлительность, но он все еще молчал. Служанка сделала два книксена подряд, предназначавшиеся ему, Герхарду, и Хэмишу Барлоу, а после дважды повторила тихое «милорд». Глаз она не поднимала, на них не смотрела, и на мгновение Герхарду показалось, что она вот-вот расплачется. По крайней мере, губы у нее характерно подрагивали. — Можешь идти, — равнодушно бросил Герхард, и служанка попятилась к двери, быстро вышла и бесшумно прикрыла дверь. В открывшемся дверном проеме Герхарду почудилась высокая фигура в темном костюме. Он прищурился, присмотрелся, но придавать этому особого значения не стал, устремив все внимание на Хэмиша Барлоу, который уже потянулся за стаканом виски, не дожидаясь его. Хэмиш сделал глоток, поморщился и резко поставил стакан обратно на стол. По его виду нельзя было с уверенностью сказать, понравился ли ему виски или нет. — Так зачем вы меня пригласили, Герхард? Что такого важного мы с вами, главой отдела военной обороны и главнокомандующим армии, не можем решить в здании Королевского Совета? — самодовольно поинтересовался Хэмиш, выделив его статус и звание особенной интонацией. Интонацией, которая Герхарду совсем не понравилась, она звучала так, словно Хэмиш пытался то ли подлизаться, то ли наоборот — оскорбить. Торопиться с ответом Герхард не стал, он тоже взял стакан виски, вдохнул приятный, терпкий аромат и только потом сделал глоток, наслаждаясь каждой секундой, пока напиток обжигал язык, горло и грудь. Этот момент — момент, когда алкоголь согревал изнутри — он любил больше всего. И вопреки здравому смыслу и реальности Герхарду всегда казалось, что эти моменты его не пьянили, а отрезвляли. — Я не буду ходить вокруг и намекать вам в надежде, что вы меня поймете, Хэмиш, — после недолгой паузы заговорил Герхард, тщательно подбирая каждое слово. — Я прекрасно осведомлен о вашем отношении к его величеству королю Рудольфу и… — На что вы намекаете? — резко перебил его Хэмиш. — Фельдмаршал Латгердис, то, что вы не только глава военного отдела, но еще и главнокомандующий армией и гвардией не дает вам права бросаться в меня обвинениями! Да еще и в чем! В измене короне! — рявкнул Хэмиш, явно преувеличив сказанное Герхардом. Еще секунда, и он бы кинул в Герхарда стакан с виски, но каким-то образом удержался от этого сиюминутного порыва. Герхард прожигал его взглядом, надеясь, что перехватывать летящий с виски стакан не придется. В конце концов, эти стаканы он привозил из Вирхии, еще когда его милая жена Хелена могла ходить и улыбаться, еще когда Астигар был совсем маленьким, Азариас только родился, а Адониса не было даже в планах. Герхард сжал кулаки. Он с радостью бы выставил Хэмиша за дверь, такого импульсивного и неспособного дослушать до конца, а сразу принимающего на свой счет любое неправильно сказанное слово, хотя, если быть откровенным, Герхард не сказал ничего неправильного, а завуалированные обвинения вовсе не были обвинениями, только приглашением присоединиться к нему и к тем, кто связался с Герхардом несколько месяцев назад. — Хэмиш, успокойтесь, — ровным голосом сказал Герхард, выпрямился до тянущего ощущения между лопаток и откашлялся, а после уверенно и настойчиво повторил: — Я знаю ваше отношение к королю Рудольфу. Не перебивайте меня. И Хэмиш не перебивал, только отодвинулся чуть дальше, закинул ногу на ногу и откинулся на спинку дивана, приняв как можно более невозмутимый вид, хотя до невозмутимости ему было далеко. Герхарда эта реакция только позабавила, но рвущуюся наружу усмешку он сдержал. Герхард умел быть настойчивым и убедительным, Герхард умел склонять людей к тому решению, которое ему было нужно. — Король Рудольф — мягкотелый болван, которому нет дела до судьбы Тареаты. Когда он последний раз появлялся на советах? Когда подписывал приказы? Когда вникал в то, что происходит в его же стране? Вместо него приходит только эта иностранная сучка Николина, у которой прав на трон столько же, сколько у любой бродяжки. Кто ее только до трона пустил? — на одном дыхании выпалил Герхард, точно зная, какую реакцию нужно на это ждать. Хэмиш тоже выпрямился и наклонился чуть вперед, посмотрев на Герхарда чуть более заинтересованно, чем несколькими секундами ранее. В глазах промелькнуло понимание и согласие, он кивнул и уперся руками в колени. Герхард внутри ликовал. — Полагаете, король Рудольф неспособен управлять страной? — тихо поинтересовался Хэмиш. — А вам не страшно произносить такое вслух, Герхард? Я тоже член Королевского Совета, как и вы. Я могу… — Что вы можете, это один момент, — перебил его Герхард тоном, не предполагающим никаких возражений. — Вопрос в том, что вы будете делать, а чего не будете. И я вам скажу, чего вы делать не будете. Вы ни слова не скажете королеве Николине о нашем разговоре. Вы ни слова не скажете ее прихвостню-советнику, которого она притащила во дворец с улицы и дала ему такую власть, какой нет ни у меня, ни у вас. Вы ни слова не скажете королю Рудольфу, потому что сами терпеть его не можете и с радостью бы отравили его или сделали бы что похуже. Вы дослушаете меня до конца и, уверяю вас, согласитесь со мной, когда поймете, чего я хочу добиться. Возможно, не сегодня. Но согласитесь. Повисла недолгая тишина. Герхард зараз допил виски и поднялся с кресла, не спеша прошел к стоящему у стены комоду из темного дерева, взял бутылку и налил себе еще виски. Возможно, он немного перегнул палку с настойчивостью, но в общем и целом был уверен, что рано или поздно добьется необходимого результата. Хэмиша он не торопил, понимая, что требуется время для обдумывания всего, что он только что сказал. Вернувшись на место, Герхард как бы невзначай спросил: — Неужели вы согласны, что вами будет управлять баба, которая даже не уроженка Тареаты? Откуда она родом хоть? Прозвучало грубо. Грубее, чем он изначально хотел, но посыл был верный. Герхарду даже показалось, что Хэмиш поморщился всего на долю секунды, но через миг Хэмиш усмехнулся и тоже за один глоток допил весь виски. Со звоном опустил стакан и снова откинулся на мягкую спинку дивана. — Мы и так слишком далеко зашли, когда пустили в Совет других женщин, — задумчиво протянул Хэмиш. — Терпеть еще одну на троне… — он запнулся, сделал паузу и выжидающе посмотрел на Герхарда в немом вопросе, что тот предлагал делать, какой был план и был ли план вообще. План у Герхарда был, но разбрасываться всеми подробностями сразу он не собирался. Сейчас нужно было по одному склонять членов Королевского Совета и глав отделов на свою сторону, методично и долго убеждать их, почему они должны прислушаться именно к Герхарду, почему должны согласиться помочь ему совершить задуманное. А следом нужно было склонять людей, обычных граждан, которые не видят то, что происходит за кулисами управления страной. Все это требовало четких, продуманных действий. Все это забирало права на ошибку. Герхард поправил бабочку на шее. — Что вы предлагаете? — не выдержав, наконец, нетерпеливо спросил Хэмиш. Герхард вновь поднялся с кресла, указал на бутылку виски, молча предлагая еще. Когда Хэмиш кивнул и протянул стакан, Герхард взял бутылку, подошел к столу и наполнил пустой стакан Хэмиша. А после в абсолютном молчании прошел к рабочему столу, обошел и опустился в кресло. Под внимательным наблюдением Хамиша он выдвинул верхний правый ящик, вытащил оттуда все документы, положил их на стол. Поддел двойное дно, вынул плоскую деревяшку и только после этого достал несколько конвертов со сломанными сургучными печатями. Продемонстрировал небольшую стопку, но вручать их Хэмишу не собирался. — Некоторое время назад со мной связался Кахир Веласкес, генерал-полковник армии Форты, от имени короля Иоганна Селта, с предложением помочь разобраться с нелегкой ситуацией, в которой оказалась Тареата, — начал он как будто издалека, хотя все лежало на поверхности. Его слова о короле Рудольфе, его нескрываемое отвращение к королеве Николине и ее советнику, имени которого Герхард порой не произносил из принципа, потому что у грязи под ногами имен быть не должно, говорили сами за себя. Неуважение, с которым он отзывался о нынешних правителях Тареаты, сквозило в каждом слове, каждом взгляде, каждом вздохе. Как же сильно он их презирал, всех, кто поддерживал и Рудольфа Нарендру, Николину Луитгард и ее прихвостня Дамьяна Ияви, про которого Герхард толком так и не смог ничего выяснить. Даже место его рождения оставалось для Герхарда неизвестным, а это странное имя с каждым разом раздражало только сильнее. — Форта готова посодействовать Тареате при определенных условиях, — добавил Герхард чуть громче и положил письма на стол, вытащил одно и быстро пробежался глазами по тексту. Не найдя там ничего нового для себя и ничего того, что можно было бы зачитать вслух Хэмишу, он вернул письмо в конверт. — И какие же условия нужны Форте, позвольте спросить? — уточнил Хэмиш. Он держал в руках стакан с виски, но не пил. Может, хотел выпить в конце, когда они обо всем договорятся, а может, не хотел пьянеть раньше времени. Герхард пока не мог с точностью раскусить его. — Военный союз, мирный договор — можете называть это, как хотите, Хэмиш, — ответил Герхард. — А что подразумевает по собой военный союз или мирный договор, Герхард? Какие условия должны быть выполнены? Помимо свержения нынешний монархов, — на редкость спокойно спросил Хэмиш. Он прикрыл глаза, мимолетно посмотрел в стакан и снова взглянул на Герхарда, но на этот раз с большей уверенностью и вызовом. Немного помолчав, Герхард все же решил не утаивать. В конце концов, насколько он знал, от того, что Форта хотела принести в Тареату, сам Хэмиш и его семья не должны были пострадать. И он ответил: — Вам наверняка известно, что Форта нетерпима к магии, а потому они хотят ввести некие ограничения и в Тареате, потому как военный союз или мирный договор для них не будет возможен со страной, которая поощряет… подобные вещи, — последние два слова он почти выплюнул с презрением. Это условие не было удивительным. И, когда Кахир Веласкес озвучил его, Герхард только спокойно согласился, не задумавшись ни на секунду о том, что это повлечет за собой. Но Хэмиш напротив — удивленно выдохнул, широко распахнутыми глазами уставившись на Герхарда, будто не мог поверить в то, что только что услышал. Все же реакции Хэмиша продолжали забавлять Герхарда, но он все еще мог сдерживаться и никак не давать понять, что его так веселит. — И вы на это согласны, Герхард? — неуверенно произнес Хэмиш. — Я имею в виду… мне-то все равно на этих магов, ни я, ни кто-либо из моей семьи не владеет… чем бы это ни было, не важно. Но у вас ведь… — он запнулся, не совсем понимая, как именно нужно закончить мысль, и смотрел на Герхарда в ожидании, что тот сам закончит за него. Но Герхард молчал. Молчал, когда Хэмиш все же допил виски в один глоток. Молчал, когда Хэмиш поставил стакан на стол. Молчал, когда Хэмиш встал и когда приблизился к столу, за которым сейчас сидел Герхард. И молчал даже тогда, когда Хэмиш бесцеремонно взял одно из писем Кахира Веласкеса, вытащил из конверта, раскрыл и начал читать. Но уже через несколько секунд оторвался от письма, снова посмотрел Герхарду в глаза и, наклонившись ближе к Герхарду, чуть тише сказал: — У вас ведь старший сын маг. Сорвавшиеся с губ Хэмиша слова звучали как приговор, и Герхард все же не удержался от слабой усмешки. Магия Астигара пробудилась давно, лет двадцать назад, и все это время он старался не афишировать то, кем родился его старший сын. Эта особенность Астигара выводила из себя, и Герхард впадал в бешенство каждый раз, когда видел, что Астигар использовал… это, чем бы оно ни было. — Вас так интересует судьба моего старшего сына? — сдержанно спросил Герхард. Хэмиш покачал головой, но не в знак ответа, а в знак непонимания и удивления, которое не спадало ни на секунду. Его вид казался Герхарду несуразным. — Бросьте, Герхард, вы должны прекрасно понимать, что на магии они не остановятся. В Форте не терпят не только тех, кто родился с магией. Там не терпят женщин у власти, женщин, которые любят других женщин, мужчин, которые любят мужчин, не терпят много чего… — тихо говорил Хэмиш, и с каждым его словом Герхард морщился, но Хэмиш не замолкал. — Наша страна, конечно, неидеальна, и короля я бы точно сместил и убрал бы женщин из Совета, но… порядки Форты мне тоже не нравятся. Мне не нравится диктатура. — Что плохого в диктатуре, если ее установим мы? — сразу же спросил Герхард. — А ее установим мы? — переспросил Хэмиш и отпрянул назад, столкнувшись с вызывающим взглядом Герхарда. Этот разговор Герхарда стал утомлять. Если его начало его воодушевило и придало сил, то сейчас он чувствовал больше раздражения и желание выставить Хэмиша за порог. Возможно, он переоценил способности Хэмиша, возможно, он сделал начальную ставку не на того. Втянув в грудь побольше воздухе, Герхард быстро убрал конверты обратно в ящик и вернул двойное дно. Он предполагал, что договориться со всеми по-хорошему не удастся, что ему придется прибегать к угрозам — косвенным и прямым, таким, чтобы точно убедить кого-то — Мистер Барлоу, — угрожающе начал Герхард. — Вы не поняли меня. Я даю вам совет, чью сторону вам стоит выбрать до того, как жизням короля Рудольфа, королевы Николины и их выводка детей будет угрожать опасность, которую никто не сможет предотвратить. — Это называется не советы, а угрозы, мистер Латгердис, но я вас понял, — бесстрастно ответил Хэмиш. — Это все, что вы хотели со мной обсудить? — спросил он после секундного замешательства, когда не услышал ответа сразу же. Герхард кивнул, решив, что для первого раза с Хэмиша было достаточно. Он, конечно, не собирался останавливаться и отступать, он еще потом поговорит об этом с Хэмишем, он попробует его убедить, переманить на свою сторону не с помощью угроз, а с помощью убеждения, потому что убеждение всегда было намного эффективнее насилия. Но сейчас их встреча должны была подойти к концу ради их общего блага. Когда Хэмиш молча развернулся и, не прощаясь направился к двери, Герхард произнес: — Хэмиш, я не хотел вам угрожать и принуждать к чему-либо. Надеюсь, вы понимаете, что я не желаю зла ни вам, ни кому-либо в совете, ни, тем более, стране. Это прозвучало убедительно, уверенно и красиво. Именно так, как Герхард хотел, что оно звучало. Хэмиш развернулся у самого выхода, уже коснувшись дверной ручки, и ответил: — Я понимаю, Герхард, правда, понимаю. Но и вы поймите меня: я так же, как и вы, хочу защитить Тареату. Но есть вещи, которые нельзя делать даже ради защиты. — Он опустил дверную ручку, приоткрыл дверь и напоследок добавил: — У нас с вами одна цель. Дайте мне немного времени подумать над вашими словами. И после этого он вышел из кабинета Герхарда Латгердиса. В дверном проеме Герхард увидел Астигара, смотрящего ему в глаза.