Дикастерия

      Miserere (лат. Помилуй меня) - 50-й псалом из Псалтири. Известен как Miserere mei Deus ( Помилуй мя, Боже). Один из наиболее употребительных псалмов в богослужении римского и византийского обрядов. У христиан входит в число семи покаянных псалмов. В истории музыки (духовной и светской) Западной Европы — один из самых популярных псалмовых текстов. Наиболее известное переложение псалма 50 на музыку — «Miserere» Грегорио Аллегри.               Драко был зачарован вечером. Он едва обращал внимание на непривычную для него пищу. Почти не принимал участие в беседе. Необычайно тихий, парень сидел в углу стола и наблюдал за семьей, внутрь которой его допустили. Сейчас инквизитор был далек мыслями о Фениксе, в гольфе которого сидел. Возможное предательство он решил обдумать потом. В конце концов на химиотерапии у него будет много одиноких часов, сейчас же Драко просто позволял вечеру обнять его за плечи. Он был чужаком, который грелся огнем чужого семейного очага. Потому был молчалив, но по-своему счастлив. Ему было очень уютно среди этих незнакомцев.        Вот она - истинная агапа. Вечеря любви. Наверное, на такой свершались великие таинства. Не церковные, вроде крещения или миропомазания. Иные. Любовь. Доверие. Надежда. Из такого тепла могло родиться лишь прекрасное.        На день рождения матери Гермионы собралось много людей. Драко не мог понять они родственники или соседи, но праздник был теплым, шумным, веселым и он был рад, что и его сюда пригласили. Обычно в такого рода мероприятиях парень не принимал участие, ведь привык посещать лишь вечеринки очень закрытого уровня, здесь же все было совершенно иным. Он наблюдал как все шутили и думал - как, наверное, здорово вот так прожить всю жизнь на одном месте с одними и теми же людьми. С которыми вас связывает уже длинная история. Это в какой-то мере напоминало его жизнь в Ватикане до отъезда в Марсель за исключением того, что там он бы ни с кем за стол не сел, ведь хотел умереть своей смертью, никак не от отравления.        Там, в маленьком государстве агапы были не вечерями любви. Но что поделать. Иного дома у него не было.        Словом, вечер - такой скромный, но приятный - доставлял ему настоящее удовольствие. Порой он ловил на себе задумчивые взгляды Гермионы, которая сидела рядом, но почему-то не мог прочесть её мыслей. Потому никак не отвечал. Вслух они не разговаривали и этим Бэмби усиливала подозрение о том, что она лгунья. Ему хотелось найти иную причину того, что произошло, но на ум приходило только то, что очевидно. С ним переспать можно было лишь из-за выгоды, не более.        Любопытно, она гордилась тем, как смогла окрутить его?        Смеялась ли, обсуждая это все с Фениксом? Насколько нелепым он был со стороны, когда целовал её и пытался доставить удовольствие? Насколько неумел? Насколько неловок? Эти мысли тревожили его и, время от времени, под столом Драко нервно крутил свой розарий.        Гермиона же не находила Драко ни смешным, ни неловким, ни нелепым. Сейчас она заметила лишь одно - насколько огромен на него свитер Феникса, а ведь они были почти одного роста с братцем. Конечно, братик был накачанной машиной для убийств, а инквизитор - утонченным священником, но все же здесь было иное. После слов матери девушка впервые задумалась насколько Драко худой. И не знала, когда его телосложение пугало её больше - когда она постфактум поняла, что видела его выпирающие ребра или же когда сообразила, насколько большая на него одежда Феникса. Здоровый человек не мог быть худым.        И эти синяки на руках. Слишком много синяков.        Конечно, девушка всегда знала, что Драко болен. Об этом все знали, если не были слепы и смотрели ему в глаза. Она считала, что дело в синдроме кошачьего глаза, но…        - На какой стадии у него рак?        Снова и снова она возвращалась к этому вопросу. Даже сейчас ловила его в глазах матери, которая с тревогой, как и дочь, отметила, что их гость почти не притронулся к еде. Услышав его, Гермиона от неожиданности даже опешила и сказала, что у инквизитора не рак. Сказала. А потом задумалась. О худобе. О капельницах. О его таинственном исчезновении на пару недель. О его тошноте и слабости. Задумалась и испугалась, ведь если у него была онкология, то… Боже, что она натворила своей аварией? Не навредила ли ему? Не потому ли священник пролежал в постели еще почти неделю.        Но это не могло быть правдой. Почему - Гермиона не знала. В мире с раком боролось так много людей, но почему-то она не могла поверить, что и он, этот священник, мог быть болен. Кто угодно, но не он. Как будто у служителей церкви был какой-то особый иммунитет или что-то вроде того.        Её телефон завибрировал в кармане юбки. Скосив глаз, она посмотрела под стол. Там светилось смс от Феникса, которому она пообещала одну безоговорочную услугу в обмен на информацию.        “Лейкоз. Развернутая”.        Девушка вздрогнула. Спрятала смартфон. Посмотрела на мать, удивляясь, как у такой чуткой женщины родилась такая сука. Она флиртовала с Драко. Спала с ним. Молилась. Завтракала. Воевала. Ненавидела. Но за все эти месяцы не заметила того, что её мама поняла меньше, чем за сутки.        Лейкоз. Развернутая.        Что это значило? У рака разве стадии не в числах измерялись? Что за смысл прятался в этом слове? Насколько все было плохо?        Она не подумала, что делает. Опустив руку под стол, нашла ладонь Драко и, не глядя на него, крепко сжала. Будто этим могла поддержать его или что-то изменить. Сжала так, будто пыталась вырвать из лап болезни. И к удивлению, священник переплел её пальцы со своими. Так они и просидели весь вечер. Больше не переглядываясь. Но крепко, без объяснений держась за руки под столом. Потому что касания, как и поцелуи, значили все. Особенно, когда слова заканчивались, не начавшись.       ***        Чашка с какао стояла на прикроватной тумбочке. В ней плавали разноцветные зефирки. Драко, вошедший в комнату, смотрел на неё с подозрением, как на незваную гостью. Покрутил головой. Присел на кровать. Ощутил тепло. Пока он курил в саду после праздника, кто-то поднялся в его комнатку, принес какао и включил подогрев простыни, ведь эта ночь была холоднее предыдущей. Он был так потрясен, что даже не дышал. Просто сидел в тепле и пялился на кружку с веселым лепреконом, словно та могла раствориться. Не тянул руку, будто боясь, что мать Гермионы перепутала комнаты и сейчас вернется, чтобы забрать напиток, который она, небось, готовила дочери. Глупо же он будет выглядеть.        Но шло время, а никто не возвращался. Драко все не решался выпить какао, хоть зефирки почти растаяли. Парень не был хорошим человеком. Если бы она знала, что он творил, то не стала бы поступать…        Вздохнув, Драко стал медленно раздеваться. Аккуратно сложил гольф Феникса. Штаны. Носки все же оставил, боясь простудиться, ступая ночью по плитке в уборной. Забрался под одеяло, подбил себе подушку и все же взял кружку. Отпил какао и зажмурился. Ему было тепло, вкусно, спокойно.        Если расплатой будет глупый вид, что ж… он ждал достаточно.        - Так вот что ощущают люди, когда у них есть матери, - почти потрясенно прошептал он. Сделал еще маленький глоточек. Хотел смаковать как можно дольше, хоть напиток был слишком уж сладким для него. Думая о Нарциссе, он никогда не представлял вот таких моментов. Не все можно было увидеть, подсматривая через окно. Драко даже не подозревал, что матери приносят какао в кровать. Думал, они только сэндвичи собирали в школу и целовали перед выходом.        Как многого он не знал, оказывается…        Ему не стало горько или обидно за себя. В эту минуту он по-детски радовался, что узнал такую сторону семьи. Как многое дал ему контакт с Гермионой, как же бесконечно много. Драко нанизывал эти прекрасные моменты, как бусины на розарий, чтобы там, в Риме, снова и снова переживать их. Поцелуи в тени церкви. Завтрак в кругу семьи. Солнечные блики на щеках еретички. Застолье. Фонарики в саду. Близость в воде. Теплая простынь. Сладкий какао. Хватило бы на целую молитву. Даже на таинство.        Таинство. Снова это слово. Великое и величественное.        - Драко, я… - Гермиона как всегда вошла без стука, но замерла на пороге, подозрительно уставившись на священника, - это чем ты здесь занимаешься?        Она закрыла за собой дверь. Драко сидел в кровати и пил какао с нелепой кружки. Над его губой появились коричневые усики от напитка. Выглядел он настолько хрупким, что ей стало не по-себе. Потому девушка выдавила из себя натянутый смешок:        - Ох мама, она вечно всем этот какао сует.        - Всем? - Отчего-то расстроился Драко и посильнее вцепился в кружку. А он только поверил, что та женщина, возможно, что-то увидела в нем, рассмотрела.То, чего в нем не увидела родная мать. Рей. Люциус. Чего никто не замечал. Даже ее дочь. Ему так не хватало родительской… да и какой-то любви или участия в целом, что он готов был поверить во что угодно. Даже в то, что Гермиона зашла просто так к нему, но свитер Феникса не давал ему покоя. Он все еще нервничал.        - Она заботливая, - улыбнулась девушка, присаживаясь рядом. Она сама не знала зачем зашла, потому неловко стала перебирать юбку. После того, что написал братик не смогла просто пойти и лечь спать. Знала, что не решится поговорить с инквизитором, но ей захотелось побыть с ним, хоть войдя, Гермиона забыла о своем смехотворном предлоге. У неё было так много отношений, но по своей воле просто забраться кому-то под руку и пить какао из одной чашки захотелось впервые.        Чего она делать не стала.        - Хотя ты же иезуит. Привык к тому, что о тебе все заботятся.        - Ну, я не всегда был иезуитом. Изначально меня воспитывали доминиканцы. Потому Феникс и дразнит меня ищейкой. Пес Господень. Разве не очевидно? - Он умолчал, что после того, как перешел в орден Иисуса, так его звали почти все новые братья. Никто не доверял взявшемуся из ниоткуда доминиканцу. Драко это пережил. До того момента он уже ознакомился с вещами и похуже. - Не все рождаются иезуитами.        - Правда? Я думала, что ты из какой-то очень богатой, именитой семьи, вроде Борджиа. Иезуиты берут только таких же, разве нет?        Драко долго молчал. Еще в иезуиты брали только красивых. Но он умудрился нарушить оба правила. За это его тоже дразнили по началу. Без образования. Без благородной крови. Без нормальной внешности. И если первое он исправил, второе заставил забыть, то уродство скрыть было нечем. Даже бриллианты всех не слепили.       Парень не отвечал так долго, что Гермионе показалось, будто он таким образом прогоняет её, но после длительной паузы парень решился и все же сказал:        - Нет, я не из именитой семьи. У меня вообще никого нет. Я… я - сирота, - прозвучало очень ровно. Он поднял на Гермиону взгляд и ничего на его лице не дрогнуло. Просто сказал и сказал. Озвучил факт, не более. Драко не привык говорить правду с тех пор, как понял насколько всем начхать. Но ей парень доверился. Потому что хотел, дабы еретичка поняла как много дал ему этот вечер. Правда была формой благодарности. Валютой, которой Драко редко пользовался. - Меня оставили в возрасте примерно месяца на пороге церкви святого Томаса в Ортоне. Это провинция Кьети. Там есть небольшой доминиканский монастырь. Меня в него и забрали. Думаю, мне еще повезло. Это определило мою жизнь и дало мне кров, призвание, цель в жизни.        Драко промолчал о том, что мучило его всю жизнь. Почему на третьей неделе? Почему его забрали из роддома. Наверное, кормили, любили, целовали, баюкали на ночь, а потом оставили на пороге? Если бы ему был день - парень бы не удивился, но три недели. Что он сделал не так? Почему не подошел, в чем провинился?        - А как же… да ну нет, ты же мне рассказывал о Нарциссе, - Гермиона недоверчиво смотрела на священника, ожидая злой шутки, но тот лишь пожал плечами. Его лицо осветила бледная улыбка. Он посильнее сжал чашку:        - Она есть. И она - замечательная. Я… я долго искал свою мать, когда обрел власть и, оказалось, сейчас она живет в Риме и счастлива. Я… мне кажется, она была юна, когда я родился. Юна и набожна. Думаю, причина в этом, - Драко указал на свои изуродованные болезнью глаза. Гермиона затаила дыхание. - Наверное, решила, что это происки дьявола, потому отдала меня в церковь. Или поняла, что… ну, я видел статистику. Больные дети с рождения - тяжелое испытание, от них отказывались очень многие.        Правда, отказывались в роддоме. А у него же был дом. Три недели был. Плюс-минус пара дней. А потом его замотали в одеяльце и среди ночи оставили в церкви. Что же, что же он натворил?        - Я не солгал, она хорошая мать. У неё есть дети и она о них заботится. Я все видел. Не шпионил, не подумай, но видел. Проходил мимо и задерживался у окна их дома. Нарцисса заботится о них. Так здорово заботится. Эти пироги с фисташкой. Знаешь сколько с ними нужно возиться? А она возится.        - Не ради тебя, - неожиданно жестко ответила Гермиона. Эта часть вдруг подняла в её стиснутой груди волну гнева. Почему он не злился на неё? Какая-то сука родила ребенка, выбросила его, посчитав бракованным, а потом стала хорошей матерью. Как бы не так. Ведь её генетика дала ему такие глаза. Её или того мужчины, с которым она спала.        А знала ли она, что её сын болен раком? Тоже из-за неё.        Драко осуждающе посмотрел на неё. Покачал головой. Не хотел, чтобы она отобрала у него образ Нарциссы. Он очень дорожил тем, что узнал свою мать. Очень. И в те дни, когда женщина приходила в их церковь, говорил самые сокровенные проповеди. Хоть однажды и поступил плохо - украл у неё розарий. Женщина уронила свои зеленые, простецкие четки, а он подсуетился и незаметно подобрал, но не вернул. Как ему хотелось передать сыну что-то, так желал иметь что-то и от матери.        А еще он пару раз подслушивал её исповедь. Втайне ожидая услышать, что она жалеет, что отказалась от своего первого ребенка. Или хотя бы надеясь понять почему не подошел. Но, видимо, этот грех Нарцисса отмолила давно, потому что каялась в мелочах. Его она ни разу не упомянула. Так Драко и остался постыдной тайной.        - Очень сложно воспитывать больных детей. - Добавил он. Снова оправдывая. Она не виновата, что внешность такая.       Внешность, да. Отвернувшаяся мать, но применившая иное зло. Люциус его же по этой причине и выбрал. Самого страшненького из монастыря. С ними меньше мороки. Такие любому… контакту будут рады. Уродцев легче приручать. Это парень еще на примере раненных животных понял. Те покладистее.       Как же он с него насмехался потом, когда Драко захотел вступить в Орден. Отказывал лишь на основании внешности, зная, что по умственным способностям парень проходит. И только когда выбора не осталось нехотя, сквозь зубы, принял. Жаль, красивее от того сам парень не стал.        - Да, бросать их в одиночестве куда проще. Я бы так не поступила.        - Но ты никогда и не была беременна, верно? - Огрызнулся Драко. Он доверил ей свою тайну, а Гермиона осуждала его мать. Девушка дернулась, словно инквизитор её ударил. Но вместо того, чтобы уйти, наклонилась к нему и неожиданно твердо повторила:        - Я бы так не поступила с тобой. - Девушка хотела сказать больше. Что она его не бросит. Даже в развернутой стадии лейкоза и с такими глазами. Не бросит. Просто боялась сказать что-то большее. Потому выразилась, как смогла, а потом, наклонившись, поцеловала его слишком сладкие от какао губы. - Знаешь, как бы я сейчас поступила?        - Ну не в доме же твоих родителей, - удивительно, но Драко выглядел в первую секунду смущенным, а может теплый напиток оставил румянец у него на щеках? Гермиона же только хмыкнула, сталкивая с него одеяло. Их взгляды встретились. Парень оставил свою чашку. Его ждало что-то интересней вечерней молитвы, потому он первый потянулся к еретичке, но все же сквозь дурмал сумел спросить: - так часто здесь бывает Феникс?        В честный ответ Драко особо не верил, но не спросить не мог. Девушка же удивленно вскинула бровь:        - Значит, тебя его одежда интересует, не моя?        Инквизитор хмыкнул и скользнул руками под футболку Гермионы, помогая ей освободиться от одежды, однако про себя отметил, что она ушла от ответа. И только Драко это констатировал, как девушка, прижавшись к нему, прошептала:        - Понятия не имею. Он приезжает когда меня нет. Раз в пару лет. Видимо, выполняет долг. Что-то такое. - Её это всегда удивляло. Что братик кое-как общался с её матерью, но она все еще была персоной нон-грата в его жизни. Но сейчас она не желала об этом думать. Ни секунды. Ей хотелось провести эту ночь с Драко. Вдали от Феникса. И от диагноза священника. И от его грустной истории. Больше Гермиона не удивлялась, что иезуит так мало о себе говорил. Каждый новый факт в его жизни ранил. Рак. Пережитое насилие. Сиротство. Сколько испытаний на него свалилось. А он все так же верил в своего Бога, хоть кто бы допустил такое?        Они целовались. Краснели. Смущались. Кровать скрипела. А парочка была по-подростковому неловкой, но обоих это не тревожило, наоборот, в этом они находили особую прелесть и трепет. В каждой скрипучей пружине. В каждом “тсссс”. В каждом стоне в подушку.        Драко думал о боли, которую испытывал во время химии. О новом обследовании. О страхе перед диализом. Поцелуи Гермионы помогали ему не страшиться тех недель, что он будет так одинок в своем лечении. Ему так тяжело давалась эта борьба, так тяжело. Каждый раз сцепив зубы, Драко думал, что можно все прекратить. В Швейцарии было так много клиник, где ему могли помочь. Один укол и он бы уснул. Ведь все равно он умрет. Не увидит следующего Рождества. Но почему-то продолжал терпеть и цепляться за жизнь. Так любил ту. А теперь еще и Гермиону любил. Так сильно, что не знал как ему перестать целовать её. Но поцелуи были теплее и слаще какао.        - Мне так хорошо с тобой, - прошептал он, глядя на неё сверху вниз. Зарываясь носом в её рыжие, все ещё соленые волосы. А девушка, подстраиваясь под неспешный, отчего-то такой сейчас болезненный для неё ритм, думала, что не первый раз слышит такое от мужчины в постели, но эти слова были словно из сердца вырваны. И плакала она в постели не первый раз, но сейчас - не от боли или отвращения. От чего-то иного. Плакала. И была счастлива одновременно.        И не хотела отпускать Драко. Не хотела. Не знала, как разжать руки.        Потому вскоре они так и замерли. Гермиона не спешила ускользать. Драко, положив голову ей на грудь, не шевелился. Закрыв глаза, он наслаждался тем, как её руки поглаживают его волосы. Станет ли она так делать, когда после какого-то очередного курса те окончательно выпадут и никакая дерзкая стрижка не спасет? Ведь парень и носил-то такую прическу, потому что на одной стороне волосы лезли. Знал, что все временно. Понимал, что придется обрить голову и стать еще безобразнее. Какие шансы у него тогда?        Никогда никем не любимый, он не знал, что любят не из-за прически и что форма зрачков - не повод бросать ребенка. Он ничего об этом не знал и был наивен до невинности в своих рассуждениях, пока сон не сморил парня. Гермиона же, перебирая белые волосы, как не странно, думала о том же. Придется ли те из-за химии подстричь и будет ли Драко в этом беззащитен?        С такими тревожными мыслями она тоже позволила сну сморить её, а утром, едва рассвет окрасил небо алым, девушка выскользнула из постели и тихо спустилась на кухню. Вскоре её мама застала дочь за приготовлением завтрака. Едва ли не впервые увидела дочь на кухне. Та была странно притихшей.        - Ты была права. У него лейкоз. - Тихо сообщила Гермиона, поливая панкейки кленовым сиропом. Ей не хотелось об этом говорить, но одновременно она ощущала потребность в том, чтобы обсудить диагноз Драко с кем-то.        - О, милая, мне так жаль.        - И мне. Можешь, пожалуйста, сделать мне одолжение? Занеси ему завтрак в постель, ладно? Не спрашивай. Просто с моих рук он не возьмет, а ты… - она странно посмотрела на мать. Та вздохнула. Гермиона с детства у неё почти ничего не просила. Это дитя появилось на свет удивительно самостоятельным и тем страннее было услышать просьбу. Такая мелочь. Но женщина ощущала, что та имела огромное значение для обоих. Потому, естественно, кивнула. Гермиона кивнула и вышла.        Кутаясь в бесформенный свитер, девушка вышла в утреннюю прохладу и осторожно прошла по саду. Она жила в этом доме с детства и, конечно, знала каждый уголок, с которого можно было увидеть происходящее в той или иной комнате, ведь будучи ребенком - росла любопытной, как кошка. Так девочка знала, где отец прячет подарки на Рождество, например. Узнаваемые тайны были невинными да и сейчас её помыслы были непривычно чисты. Опершись о еще влажную от росы яблоню, скрытая зеленью, Гермиона наблюдала за комнатой Драко. Священник уже проснулся, но еще нежился в постели, когда вошла её мать.        На его лице мелькнуло удивление. Он что-то сказал. Видимо, отнекивался, увидев еду на подносе. Затем поблагодарил женщину. Когда та вышла, поставил поднос и столик себе на колени и сидел неподвижно, перебирая свой розарий. Очень нервно. Девушка никогда не видела егоо такие растерянным, почти шокированным. А потом, вдруг, наклонив голову, парень быстро стал вытирать щеки руками, кусая губу. Его плечи задрожали Гермиона вся сжалась. Такой сильный, мощный, властный священник, которого не пугала ни Донна, ни Феникс, ни вся мафия Марселя плакал, как ребенок, от жеста заботы, потому что не солгал ей вчера. Правда, у него не было семьи. Его воспитали в монастыре. Там же, наверное, с ним произошло насилие.        Она не заметила, что плачет сама. Ей больше всего на свете хотелось очутиться рядом, но пока понимала, что Драко ей не поверит. Входить в его жизнь, как и в ледяную воду, нужно было постепенно.       ***        Рим. Тот же день.        Драко сидел на скамейке напротив одного из домов. Его ждали в другом месте, но все же он не спешил. Щуря свои странные, страшные глаза хищника парень смотрел как ярко-освещенная гостиная наполняется людьми, которые таскали еду и накрывали на стол в честь праздника святой Девы. Две красивые юные блондиночки хихикали и шутили друг над другом. Губы священника тронула несвойственная ему нежная улыбка. Злая морщинка меж бровей расслабилась. Он автоматически перебирал розарий и пытался читать по губам. Девушки болтали о парнях, о школе, о том, что мама приготовила самые охуительные каннеллони из цукини. Никаких бесед о религии, хоть обе ходили в церковь, и Драко помнил первые причастия каждой. Белые платьица, белые чулочки, белые розарии. Маленькие ангелочки с разницей в год. Он играл на органе в те службы. Теперь они подросли и обсуждали мальчишек со своей школы. Ему хотелось верить, что те их не обидят. Что им не попадется вот такой, как он, встал на пути своей Бэмби. Что их будут любить правильно, прилежно, благочестиво. Он им этого желал.        Затем зашел мужчина. Их отец. Драко остался равнодушным. Закурил, выпуская дымок в небо. Задумался о каннеллони. Возможно, если его не будет тошнить очень сильно, стоит заказать их повару. Хоть это блюдо для большой семьи. Есть их в одиночестве – лишь напоминать себе об одиночестве. Такая еда бы подошла шумной семье Гермионы. Вот кому. А он всегда мог поужинать чем-то более элегантным. Гребешки ведь тоже были ничего. То, что нужно для гедониста.        Постепенно гостиная наполнялась людьми. Дедушки, бабушки, дяди, тети. Все шумели в лучших традициях итальянской семьи, а Драко все продолжал улыбаться, жадно изучая все это семейство, частью которого ему не позволили стать. Но все же это были его родственники. Настоящие, не выдуманные. Из плоти и крови.        Когда появился парень младше его всего на год, священник перестал улыбаться. Выдохнул дым через ноздри. Он был так похож с ним. Даже стрижки носили почти одинаковые. По разным причинам, но все же одинаковые. Разница была, кажется, лишь в глазах. У парня, как у блондиночек, те были абсолютно нормальные. Зрачки, как зрачки. Никаких дефектов, уродства, связи с Сатаной. Вот и вся причина почему их, этих троих детей, не выбросили, а его отнесли на порог. Они родились нормальными и теперь были счастливыми, тогда как он сидел и не имел права войти в дом. Но все же эти люди были его семьей. Ему приятно было знать, что у него такие славные сестры. Да и брат был ничего. Собирался стать ведущим каких-то документальных программ. Не такая уж и плохая амбиция. Тем более у него получалось. Он уже ездил по миру с любительской камерой и вел свой канал на Ютубе. Драко был на тот подписан. И даже порой спонсировал маленькие экспертизы, на которые младший братишка собирал деньги. Это все не делало его частью семьи, но порой… порой ему хотелось увидеть их. Особенно после шумного сборища в доме Гермионы.       Ему, особенно в последний год, очень хотелось, чтобы его пригласили. Сесть за стол. Но парень все понимал. Все. Он родился не таким, как эти люди. Ему было не место здесь. Забавно было видеть своих родственников, но знать, что сий дом - не его.        - Здравствуй, мама, - когда в гостиную вошла высокая блондинка, он привычно затаил дыхание. Драко знал о ней почти все. И тем больнее было ощущать, что она о нем не ведает ничего. Ни как его зовут, ни что он пережил, ни где сейчас. Не знала какие кошмары ему снились в детстве. Не знала каким было его первое слово. Не знала как он плакал каждое Рождество, загадывая несбыточное желание - чтобы мама за ним вернулась.       Для него была лишь одна загадка. В который раз все те же вопросы вихрем пронеслись в голове. Да почему же она бросила его не сразу, а ждала целых три недели. Может дело было не в глазах? Может он плохо себя вел? Недостаточно много спал и потому помешал? В этом была причина? Ведь почему-то три недели она его не оставляла. В чем же был этот его грех? Или все же не смирилась, что родила дьявольское отребье, ведь была верующей. Драко знал об этом. Отлично знал.       Он не сгодился ей. Лишь Люциусу был нужен. Для его извращенных фантазий.        – С праздником вас, мои дорогие. In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen. – И, осенив далекое окно крестным знамением, неприглашенный гость ушел. Чтобы спустя полчаса предстать перед глазами своего врача. Он был готов к новому курсу химии.        - Можно мне местечко у окна сегодня? – Тихо спросил Драко у медсестры, когда его привели в помещение, где больные получали свою дозу надежды. Сев в удобное кресло, он молчал, пока молоденькая девушка делала над ним привычные манипуляции. Блуждал глазами по палате. Здесь никто не сидел в одиночестве. Родственники и друзья всегда сопровождали таких, как он. Скрашивали эти мучительные часы. Читали, приносили чай, болтали, успокаивали. Драко же всегда приходил сам. Ему не с кем было разделить свою слабость. Потому он проводил бесконечные часы в прослушивании григорианских песнопений и в молитвах. Говорил с Богом, потому что больше было не с кем. Пусть тот его привычно не слушал.        Сегодня он смотрел в окно. Небо разукрашивали салюты, которые парень с детства любил. Те всегда давали надежду на чудо, потому Драко завороженно наблюдал за тем, как Рим чувствует Деву Марию. В этот праздник он не был в церкви. Впервые. Потому ему было странно пусто внутри, но ему нравилось просто смотреть. Так парень не чувствовал боли. Тошноты. Ломоты. Одиночества. Но горечь, горечь во рту не девалась. Это уик-энд у Гермионы. В кругу близких. Первый в жизни контакт с настоящей семьей. Он обжег его, обжег и теперь ему хотелось тоже, чтобы кто-то был рядом. Чтобы поправил чертово одеяло, которое норовило сползти с колен, а сил поймать не было. Забавно, он должен был становиться сильнее, но как-то в херовом кресле слабел.        Да. Визит его обжег так, что после того завтрака парень ушел, ни с кем не попрощавшись. По правде, даже сбежал. Вытер слезы, съел все до последней крошки, хоть его потом тошнило в самолете от слишком большого количества еды, и испарился. Но даже частный джет на большой скорости не мог помочь ему унестись от того, к чему он прикоснулся.        Семья. Как же было хорошо оказаться в семье. Пусть всего и на пару часов. И теперь он снова и снова спрашивал: почему был лишен такой привилегии? Младенцы же рождаются невинными. Даже некрасивые. В нем не было ничего от дьявола. Прослужив церкви всю жизнь Драко убедился в этом. Да, был грешен. Но не отребьем люцифера.        - Здравствуй, Драко. Я тут тебе привезла фисташковый пирог. Уехать не попрощавшись было невежливо. Пришлось видишь куда лететь, чтобы отдать тебе его, а знаешь ли я терпеть не могу региональные рейсы, - он услышал голос, вихрем ворвавшийся в его меланхоличные мысли. Парень в ужасе вздрогнул. Поднял уставшие глаза. В отражении окна увидел Гермиону. Она стояла у него за спиной. Непривычно серьезная. Без улыбки. Все в тех же джинсовых шортах, что и вчера. Все в той же белой рубашке с зеленой майоликой. Все с теми же распущенными волосами.        Инквизитор ощутил себя как в капкане, потому дернулся, а потом странно сдался. Скрыть капельницу ему бы удалось, а что бы это изменило раз она и так была здесь? Кто сдал его? Феникс? Наверное, только тому хватило бы подлости. Потому инквизитор только вздохнул и попытался защититься оскалом, как бы показывая, что ну и что? Подумаешь, химиотерапия. Это не её дело. Это вообще ничье дело. К счастью. Или к сожалению. Порой ему было жаль, что он, по сути, ничье дело.        “Мама…” - с сожалением пронеслось у него в голове. Он хотел быть её делом.        - Тогда бы не утруждалась, тебя никто не звал, - как можно резче сказал Драко, оскалившись. Ощутил себя животным в капкане. Снова и снова он был слаб, а Гермиона - великолепна.        Секунда и ему показалось, что девушка, действительно, уйдет, но нет, она лишь присела у его ног, поскольку рядом не было кресла. Положила свои теплые, полные жизни руки ему на колени. Нашла ладонь и сжала ту.        - Думал, я не в курсе, что ты болен? - Тихо спросила она. Необычайно тихо.        Гермиона планировала поговорить с ним после завтрака, но пока принимала душ, Драко просто испарился и весь вчерашний день - да и ночь! - показались ей лишь иллюзией, фантазией, выдумкой. Лишь засос ниже ключицы указывал, что она ничего не придумала. Они были близки, очень. Еретичка была уверена, что священник это тоже почувствовал, но отчего же растаял, как дымка над водой?        Ей пришлось здорово унизиться перед Фениксом, умоляя сказать, где иезуит проходит лечение, ведь в Марсель тот не вернулся, ей бы доложили. В молчании братика она явственно слышала насмешку в стиле “шлюхи теперь сами бегают за клиентами”. Но все же нехотя тот процедил адрес римской клиники. Какая за это будет цена - ей было страшно узнать, но сейчас Гермиона была готова отдать, что угодно Фениксу. Ведь Драко в этом кресле у окна выглядел таким понурым и одиноким. А от того, что он скалился, уязвимость была еще очевидней.        - Убирайся, Бэмби. Плевать, что ты думала. Это не твое дело.        - Та как же не мое? Ты - мой серый кардинал. Мы - команда. Не мое дело. Скажешь тоже. – Она вздохнула. Поправила то самое одеяло, что упало на пол. Знала, что онкобольные мерзнут сильнее здоровых людей. Улыбнулась. Драко ощетинился вновь.        - Я сказал, блядь, пошла ты нахрен. Какая команда? Ты просто моя шлюха. Весьма дерьмовая.        Он знал как же девушка горда. И ожидал, что Гермиона уйдет. Но та, вдруг, привстала и, стоя на коленях, обняла его. Крепко-крепко. А потом тихо прошептала:        - И слабый скажет: я – силен. Ты силен, Драко. Ты очень силен. Силен настолько, что примешь эту заботу. Хоть умом, конечно, не блещешь. Тебе придется пережить это, потому что я не уйду. - В её голосе, таком нежном, прозвенел металл, а объятия были похожи на хватку. - А еще мне плевать, что та дрянь, которую ты зовешь матерью, ни разу не приготовила тебе пирог. Я приготовила. Плевать на неё в целом, слышишь? Я же здесь. Я тебя не оставлю. Чхала я на сказки о дьявольских глазах.        - И какова цена? - Хрипло прокаркал иезуит. Он даже Богу не всегда верил, что уж говорить о Бэмби, которая жестоко шутила над ним. Драко знал, что слишком слаб и, чтобы отказаться от неё сейчас, но и если эта девушка приготовила очередной удар в спину, то вряд ли он вынесет. У его морального щита тоже был запас прочности, которую почти полностью уничтожила история с человеком, которого парень еще не отпустил.        - Драко, ну какая цена? Это извинение за то, что я была верна Кьяре и после аварии подменила лекарство, - она разжала свои удушливые объятия. Поцеловала его в подбородок. И он…он не поверил, но захотел поверить, потому устало кивнул. Слишком много боли плескалось в крови, слишком много. Ему нужно было её тепло. Её рыжие пряди у своего лица. Её анисовый запах фенхеля, который источали запястья так, будто там, на раскетах, у неё были невидимые стигматы, источающие аромат, а не кровь. Её голос. Её смех. Даже её ложь, ведь та была так сладка. До боли.        Потому, даже зная, что заплатит высокую цену за доверчивость, он позволил себе все это. Заботливую девушку рядом. Впервые был как все больные в этой скорбной комнате. Человеком, которому было кого попросить принести ему чай, хоть парень ни о чем не попросил. Ему было достаточно того, что Гермиона была рядом. Эта нормальность кружила ему голову. И очень скоро они тихо разговаривали. Не о его диагнозе, нет, Драко был не готов, а еретичка ни о чем не спрашивала. Наоборот, уводила тему куда-то далеко. Сначала сказала, что нет, мама не сердится на его побег, но ждет их обоих к Рождеству, а то и раньше. Парень лишь слабо улыбнулся несбыточному. А затем еретичка увела его в мир искусства. Они спорили о Микеланджело. Много спорили. Драко обещал Гермионе показать Сикстинскую Капеллу рано-утром, когда нет туристов, а девушка… девушка кивала, но не верила, ведь даже он не осмелится привести её в Ватикан. Будущему Папе негоже так себя вести.        Девушка так и сидела у его ног, Драко же наклонялся ниже. Еретичка с рук кормила Драко тем самым фисташковым пирогом и сладкая, как Нутелла, паста испачкала её рубашку, но они оба тихо смеялись. Смеялись, смеялись, смеялись, обращая на себя понимающее внимание других. Еще она целовала его. В глаза, в виски, во впалые щеки, в губы. Он ел. Она целовала. Им было горько, но хорошо вместе. Будто мира не существовало. Только они. И рак в его крови, который Гермиона уже ненавидела.        Вскоре Драко тихо задремал. Девушка так и осталась у его ног. Положив щеку на колени священника, она, наконец, перестала улыбаться. Сжимая свой алый розарий, зажмурившись, она едва ли не впервые в своей жизни молилась.        - Пожалуйста, Боже. Он так тебе верен. Помоги же ему исцелиться. Миру нужен такой Папа. Я отступлю, не буду отбирать его у тебя. Только пусть будет здоровым. - Ей было страшно, очень страшно. Потому она молилась. Этот мальчишка пережил слишком много. Потому все, чего еретичка могла желать ему, было здоровье. Это было банально. Она была словно маленькая девочка на взрослом празднике, которая не приготовила речь и потому желала здоровья, только смысла в этом было больше. - В мире столько несправедливости. Будь же милосердным хоть сейчас. Не дай ему угаснуть.        Так она и сидела, пока Драко дремал. Скорбная и испуганная. А небо над Римом беззаботно расцветало фейерверками.       ***        Несколько часов спустя               Разноцветные огни, всегда зачаровывающие Драко и так расстроившиеГермиону, продолжали раскрашивать уже ночное небо над Римом, только теперь они взрывались прямо перед глазами еретички, которая любовалась ими, кажется, на расстоянии вытянутой руки. В какой-то момент она развернулась и священник, такой уставший после длительной химии, слабо улыбнулся - их отблески отразились в ведьминых глазах. Еретичка что-то говорила, но из-за наушников, призванных заглушить звук лопастей вертолета, Драко не слышал, но по губам читал слова восторга.        На какой-то миг девушка забыла о своих горестях.        Когда Драко проснулся, они сидели еще час, затем врач отпустил его до завтра. Пошатываясь, парень вошел в лифт и нажал кнопку вверх, не вниз.        - В городе почти все улицы перекрыты из-за праздника, а я…ну… мне нужно прилечь быстрее, - он очень грамотно избежал слова “слаб”. С такой же умелостью Гермиона проигнорировала заминку в его речи. Через пару минут, на крыше больницы, она поняла как Драко хотел сократить путь. Глядя, как он садится в вертолет, подумала о том, что впервые видела его дома. В родной стихии. В Марселе, выходит, он был еще скромен, раз предпочитал всего-лишь Мерседес, никак не летательный транспорт. Не зря, видимо, в её городе иезуит звал себя скромным, как францисканец.        Ей стало любопытно, каков его дом здесь. Забравшись в вертолет, она была рада, что Драко смирился с её присутствием и не отправил её в отель. Ему бы хватило черствости, но, видимо, не хватило сил. Ведь даже сейчас священник выглядит сонным и уставшим. Еретичка с тревогой наблюдала за своим инквизитором и отвлеклась лишь на фейерверк. Тот так заворожил её, что Гермиона пропустила момент, когда вертолет начал снижаться, а когда посмотрела вниз, то глаза её расширились от изумления.        Девушка ожидала увидеть виллу на окраинах Рима, но нет, под ними был Ватикан. Она снова развернулась. И посмотрела на Драко, как на психа. Неужели ему настолько плевать на приличия или это была ошибка? Но вертолет продолжал снижаться. На одном из зданий Гермиона отчетливо видела вертолетную площадку. Земля становилась все ближе, увеличиваясь в размерах, пропорционально потрясению девушки. Которая не вышла из вертолета, когда тот окончательно заглушил мотор и лопасти перестали крутиться. Драко уже снял наушники и медленно брел к лифту, махнув паре агентов службы безопасности, которые всегда дежурили в Ватикане, когда понял, что Гермиона не идет рядом.        Она осталась на своем месте. Не понимая, что ей делать. Редко в её жизни были такие моменты, но сейчас еретичка была дезориентирована. Вряд ли ей стоило здесь находиться. Это плохо скажется на папских амбициях Драко, ведь Церковь помнила все грехи. Может сейчас идея казалась ему блестящей, но спустя лет тридцать-сорок во время решительного конклава кто-то может вспомнить и бросить ему этот поступок в лицо. Мир политики был жестче мира мафии, что уж говорить о церковной политике….        Потому сложив руки, она сидела. Смотрела на голые колени. Ей, девице в шортах и рубашке, застегнутой не на все пуговицы, будет максимально сложно сойти за какую-то дочь милосердия или как там называли монахинь ордена святого Викентия де Поля. Никакой розарий тут никого не обманет, особенно яркого, бесстыжего цвета. Только Драко додумался бы подарить ей алые четки.        - Гермиона? Пойдем. Ужин уже ждет, - в его тоне - ни капли сомнений. Священник протянул ей руку. И она, как околдованная, ступила ногами в тонких, гранатовых сандалиях на святую Землю. С непокрытой головой, хоть для встречи с Папой Римским нужна была черная мантилья. Впрочем, вряд ли Драко собирался знакомить её с Франциском. - Добро пожаловать в палаццо Сан-Карло.        Любопытно, а ей нужно будет одеваться по всей форме, когда этот парень займет свой Престол?        - Это так неразумно, - пробормотала она, когда они вошли в лифт. Принюхалась. Даже воздух здесь был каким-то иным. Напоминающим запах библиотеки.        - Почему? Я не был у себя дома месяца четыре, персонал временно распущен, а мои апартаменты здесь всегда готовы. Многие из нас не живут постоянно в палаццо Сан-Карло, но держат свои комнаты при себе. Это удобно, - пожал плечами Драко.        - Но я же женщина…        Иезуит, нажимая кнопку третьего этажа, несмотря на усталость, окинул её весьма выразительным взглядом.        - Я заметил. Очень красивая женщина. Самая красивая из всех, что я знаю, если честно, - откровенно сообщил парень, поглаживая её по щеке. - Не волнуйся. Здесь происходят почти каждый вечер вещи и скандальнее, чем твой визит. Я слишком задолбался для того, чтобы пересекать Рим. Во время лечения мне лучше быть ближе к больнице.        Лифт остановился на шестом этаже. Гермиона похолодела. Вошел какой-то кардинал в алой мантии. При виде Гермионы у него чуть расширились глаза.        - Ваше преосвященство, - Драко кивнул. Перед ними был Марчелло Семераро - префект Дикастерии по канонизации Святых, о чем он и сообщил Гермионе, знакомя их. Её он представил, как собственницу картинной галереи и поверенную Папы по вопросам искусства. Эта светская беседа была так комична в лифте, что еретичка едва не рассмеялась.        - Кажется, тебя теперь не канонизируют, - сообщила она, когда они вышли на этаже Драко. Развернулась. Кардинал перекрестился. Иезуит хмыкнул. Видимо, ароматы, юность и красота Гермионы взволновала Марчелло.        - Брось, святость покупается так же легко, как и картины, - равнодушно пожал он плечами. Дикастерия по канонизации давно погрязла в обвинениях во взяточничестве, что удивляло Драко. Ведь то, что церковь торгует индульгенциями было известно со времен первых крестовых походов, чего сейчас столько удивления и шума по этому поводу? В конце концов, это был весьма безобидных грех.        - Падре, Ваши апартаменты готовы, - возле двери из красного дуба стояла невысокая женщина лет пятидесяти в очках и апостольнике. При виде Гермионы её глаза нехорошо блеснули, но больше она никак не показала своего неодобрения.        - Спасибо, сестра, - кивнул парень и толкнул дверь. За ней оказались огромные апартаменты в стиле барокко. - Золота и лепнины многовато, но я здесь бываю редко, потому мне не до ремонтов. Но если ты добудешь мне сюда небольшой барельеф Микеланджело, то было бы неплохо.        Это была последняя шутка, которую смог выдавить из себя Драко. У него не хватило сил поужинать. Он едва поплелся в душ. Гермиона даже не притронулась к ужину, накрытому в столовой. Лишь покачала головой, сама себе устроив экскурсию. Не знала зачем иезуиту барельеф Микеланджело, если здесь имелись под стеклом даже парочка его эскизов, считавшихся утерянными. Ей было страшно даже представить, какие сокровища хранились на вилле Драко, когда в апартаментах, где он столь редко бывал, находилось огромное количество предметов искусства, которые девушка даже не мечтала увидеть. О чем она заявила парню, когда он, шатаясь вышел из ванной комнаты, которая по размеру была как какой-то бассейн.        - Здесь их больше, чем там. Охрана лучше, - признался Драко, направляясь в спальню, - но я попрошу завтра вертолет туда тебя доставить, раз тебе интересно.        - Решил от меня избавиться? И не думай, я буду с тобой.        Парень хотел поспорить, но его стошнило. Гермиона вовремя подала ему какую-то вазу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась одной из тех знаменитых портлендских ваз, за которыми охотились все музеи мира. На темно-синем, почти черном стекле, датированным приблизительно II веком до нашей эры, рельефная резьба изображала сцену соблазна Фетиды. Девушка даже оцепенела. Это было сокровище более ценное, чем вазы династии Мин. Но Драко не было до этого никакого дела.        Гермиона метнулась в ванную и принесла ему полотенце, пахнущее ладаном. Наконец, хоть что-то церковное начало улавливать здесь. Помогла парню вытереть лоб, ласково что-то нашептывая. Вспоминала, как злорадствовала на той его вилле в Параду, когда парень пил свои таблетки. Злорадствовала, не скрывая от него. Желала ему боли. Теперь ей было стыдно. Каково ему было бороться с раком и видеть затаенное ожидание в глазах? А ведь Драко был совсем один. У него не то что семьи - кажется, даже друзей не было, кроме той суки с шоколадом.        Девушка молча убрала вазу в коридор. Когда вернулась, он, тяжело дыша, лежал в постели, не говоря ни слова. Отворачивал от неё лицо, стыдясь своей слабости. Наверное, это был тот самый “прилив” от лекарств, о котором она что-то смутно слышала. Гермиона ощутила себя беспомощной. Вместо того, чтобы бестолково молиться в больнице, лучше бы поспрашивала врачей. Сбросив сандалии, она забралась в кровать. И сделала то, что положено было.        Поцеловала Драко. Тот отшатнулся. Девушка коснулась губами его шеи. Нашла пальцами его мокрую и одновременно холодную ладонь. Знала лишь один способ отвлечь парня от усталости и боли. Но иезуит был слишком слаб.        - Бэмби… я сейчас… я не смогу, - ему было так стыдно в этом признаться, но лекарства делали это с ним. Он не мог бы ощутить возбуждение, даже если бы захотел. Никак не смог бы. Его, в целом, удивило её желание секса.        Но она заглянула ему в глаза и тепло улыбнулась.        - Тебе не нужно ничего делать. Я сама… - пообещала девушка и Драко нахмурился.        - Я настолько жалок, что ты решила меня пожалеть?        - Ты настолько глуп, что раздражаешь. Я помогу тебе забыться, хорошо? - И она продолжила целовать его. Поглаживать. Водить пальцами по всем линиям цветов. Шептать что-то на своем языке. И Драко даже через дурман боли и усталости начал расслабляться, а девушка опускалась все ниже и ниже. Становясь все нежнее и нежнее. Настолько, что на бледных губах парня появилась тень улыбки.        А потом в Ватикане, на площади, зазвучал Пятидесятый Псалом, положенный на музыку священником Грегорио Аллегри. Так громко зазвучал, что даже они услышали это через пуленепробиваемые окна. Губы Драко дрогнули, девушка, как ни странно поняла его желание и соскользнула с кровати, чтобы открыть одно из окон. Комнату заполнила молитва. Гермиона, выглянув наружу, завороженно слушала. Пели, несомненно вживую. На её глазах выступили слезы.        - Много же у вас здесь грехов, если на ночь Miserere поют, - попробовала вернуть себе ироничность и гордость Гермиона. Удивительно, как мотив 1638-го ложился на её современную душу.        - Эта музыка изначально была написана для Ватикана, - с закрытыми глазами прошептал Драко. Он слушал не мелодию, а лишь григорианский напев. Miserere mei, Deus, secundum magnam misericordiam tuam…Сколько раз он каялся? Сколько раз Бог не слышал? Зато она…она услышала и пришла к нему сквозь пелену боли. Рыжеволосая Магдалина, хоть, по правде, Библия никогда не описывала цвет её волос и, в зависимости от предпочтений времени, святая была блондинкой или брюнеткой. Но ему нравилось верить, что Мария, как Гермиона, имела волосы цвета спелого манго. Рыжие как беззаботность. - Здесь её дом. Папа Урбан Восьмой заказал её для Сикстинской капеллы, чтобы та звучала во время Тёмной утрени на Страстной неделе. Будто одного дня покаяния нам мало.        Он имел в виду Пепельную Среду, но видел лишь Страшный Суд Микеланджело. Место, где Драко думал вознестись. Здесь, в Ватикане, близость Сикстинской капеллы будила дурных призраков. Ему не стать Папой. Ему не присягнуть в гордые кардиналы. Ему не войти в Комнату Слез, чтобы облачиться в белые одежды. Он умрет. Сейчас, как никогда, Драко ощущал ледяное дыхание смерти.        Но вот тепло словно обожгло его. Гермиона вернулась в постель. Целовала все его цветы, прогоняя старуху с косой и дьявола, что шептал ему такие жуткие мысли.        - Эту мелодию юный Моцарт запомнил на память и воспроизвел? - Полюбопытствовала девушка. Губы её коснулись прохладной кожи. Драко слабо кивнул. Она рассмеялась ему в живот, вызывая вибрацию. - Вы, священники, всегда так жадно храните свои тайны.        - Мендельсон и Лист потом расшифровали эту мелодию и запрет исчез. Никакие тайны невозможно беречь вечность, - он вздохнул. - Мы горды здесь. И порой забываем, что Бог для всех, а не для нас. Et secundum multitudinem miserationum tuarum, dele iniquitatem meam (1).        - Драко. Эй. Драко. Нет. Сегодня ты безгрешен, тебе не в чем каяться, - она вскинула голову и коснулась ладонями его щек. Парень приоткрыл глаза.        - Miserere, - прошептал он и Гермиона в этом почуяла просьбу. Своеобразный Erbarme Dich Баха. Сжалься. Помилуй. Помоги мне. Вот чего он хотел. Ему было больно. Он искал помощи и покоя. Устал бороться.        Больше они не разговаривали. Девушка поцеловала инквизитора в губы. Затем, под звуки псалма, Гермиона продолжала ласкать его. Медленно и неспешно. Не пытаясь возбудить. Касалась теперь губами его члена так, чтобы просто доставить удовольствие. Никуда не торопясь. Давая ему возможность отвлекаться. Она знала, что парень не кончит. Драко даже как следует не был… тверд. Но чувствовала, что ему хорошо именно так. Ведь его ладонь лежала у неё на голове, перебирая волосы. Это был удивительный миг единения…        Гермиона внимательно прислушивалась. Вскоре рука парня отяжелела. Он задышал ровнее. С минуту она по инерции продолжала его ласкать, потом тихо выпрямилась. Драко спал. Её это не оскорбило, наоборот, чего-то такого девушка добивалась. Поднявшись, Гермиона на цыпочках подошла к огромному шкафу и нашла там еще одеяло. Тихо укрыла священника, понимая, что тот будет мерзнуть. Сбросила свою одежду. Пошла в душ. Затем долго-долго, не одеваясь, бродила по апартаментам, как какая-то язычница. С любопытством изучая все, что висело на стенах. Качала головой. Затем она забралась к Драко в постель и прижалась к нему. Закрыла глаза.        Они оба были обнажены. И спали вместе. В Ватикане.        Было от чего голове пойти кругом.              1 - Наипаче омой меня от беззакония моего, от греха моего очисти меня;               *** Так, сегодня будет особо настоятельная просьба в активности, прямо призыв, окей? Наклацайте сегодня кнопку "жду продолжения" и пишите отзывы. Не хочу чтобы из-за Хеллоуина у меня упала активность, вот так) ВАЖНО. На следующей недели глава будет инсайтная, то есть посвященная прошлому Драко, а значит она будет опубликована вне этой истории, а здесь https://ficbook.net/readfic/10065956 Не перепутайте:) Ну я на канале пару раз еще напомню