Тихая комната

Аня не могла понять, что не так. Битый чай сидела и пялилась на сообщение Макса на его канале. «В марте». Черт знает, что он под этим подразумевал. Возможно, это примерная дата нового альбома? Интересно… А он слушал ее EP?.. Чай давно остыл, как и пережаренная яичница. Аня до сих пор не могла вспомнить, что ей снилось, но уровень тревожности зашкаливал. Ей казалось, будто она горит в огне. Будто ее заживо жгут в костре инквизиции. Возможно… Заслуженно? Откуда у нее эти мысли? Сережа и Олег, ночевавший сегодня у них, вошли на кухню одновременно, и Аня торопливо вышла из канала Макса, откладывая телефон в сторону экраном вниз, и тут же широко улыбаясь. — Свою яичницу я пережарила, сразу говорю, — деланно бодро начинает она. — Но вам, моим любимым мужчинам, могу постараться сделать что-то более вменяемое. Надо? И будто не замечает лёгкого напряжения, с которым брат косится на ее парня. — Хорошо, что ты ночевал у нас, Олеж, — продолжает она, вставая к чайнику. — После недавних событий с Сашей в одной квартире оставаться небезопасно. Да. Олег ведь ещё не знал, что его старший брат ударил Адель. Пришла пора рассказать, да? — Аппетита нет, — многозначительно хмыкает Сережа, не сдержавшись от еще одного косого взгляда в сторону Шепса. Тот терпел, за что ему, конечно, респект и уважуха, но меньше напрягать он от этого не начал. Еще и хватает, блять, совести торчать тут ночами, как будто бы… как будто бы его тут ждут. — Плесни кофе, по-сестрински, умоляю. Я потом поеду по делам. Конечно, Ане он не скажет, что поедет к Максу. Глеб написал рано утром — толком ничего не объяснил, просто сказал, что ночью Лазину было совсем плохо. И Сережа собирался наведаться к нему. Растормошить немного и, кажется, заставить сходить в больницу. Потому что должен же быть хоть какой-то блядский шанс. Не может он умереть. Просто, блять, не должен. И даже если Макс его пошлет, Круппов все равно будет настаивать. Даже если все будет совсем плохо… умирать Макс в одиночестве точно не будет. Пока у него есть друзья. — Кстати, об этом, — чуть неловко улыбается Олег, — я все забываю спросить. А в честь чего был такой подарочек? Саша до сих пор рвал и метал. Успокаивать его было бесполезно — одуревший от своей злости, он не слышал брата и, по ощущениям Олега, планировал какую-то ответную атаку. Зная Сашу, это будет что-то мерзкое и противное, поэтому Олегу не терпелось узнать подробности. Как минимум для того, чтобы Аню защитить. — Ну на-адо же, — ухмыляется Сережа. — У вас уже общие секретики появились и со мной больше никто не делится? В последнюю очередь узнаю. — Не в последнюю, — возражает Аня, подавая брату кружку с традиционным черным кофе. — Олегу я тоже ещё не говорила. Ведь с порога любимому не скажешь, что его брат — мудак и вообще чмо последнее, верно? Лучше было бы преподносить такую информацию дозировано, но уж как получается. — Саша ударил Адель, — выдыхает младшая Круппова. — Реально так ударил. У нее синяк на всю щеку. В Чебоксарах за такое бы ноги переломали. И в Печоре, кстати, тоже. Лицо Олега принимает восхитительно растерянное выражение. Сережа даже перестает пить кофе, поднимая на Шепса ледяной и слишком внимательный взгляд. И видно, что ждет, когда прозвучит ответ… Который его тотально разочаровывает. — Это… пиздец. Кружка с грохотом опускается на стол, заставляя Олега как-то невольно вздрогнуть. Сережа поднимается, и лишь одного взгляда на его убийственно серьезное лицо достаточно, чтобы понять — он недоволен. Абсолютно. — Ты, блять, серьезно? — Сережа и не собирался скрывать раздражения. — Твой брат пиздит свою бывшую, а все, что ты можешь вякнуть — «это пиздец»? Еще бы сказал, что она «бедняжка». — А что мне еще сказать? — напряженно уточняет Олег и неосознанно сжимает кулаки. — Это — пиздец. Но я не могу перевоспитывать брата. И сделанного тоже не исправлю. На мгновение создалось ощущение, что по ебалу получит он. Сережа давно так ни на кого не злился. Он эту ее Адель раз в жизни видел. И даже несмотря на то, что сам Круппов почти ее не знал, она стала Аниной новой подружкой. А главное — она, блять, девушка. — Для начала славно было бы признать, что твой брат — конченная мразь. Можно было бы прям ему в лицо. Это я молчу про то, что там, где мы выросли, за такое ломают ноги. Сережа правда ждет. Реально дает возможность забрать первоначальные лохопедские слова. Потому что поднимать руку на девчонку, которая уже даже не твоя — не норма, блять. Да хоть бы они и встречались, бить того, кто по определению слабее тебя — это низость. Но еще хуевее — делать вид, что это норма. Даже не пытаться ничего сделать, ссылаясь на то, что ты не можешь. Но Олег молчит, заставляя Сережу криво усмехнуться. — Ясно все с тобой, — бросает старший Круппов. — А вот если бы он на Аньку руку поднял, ты бы тоже просто поохал, что все плохо? — Это другое! — вскидывается Олег. Адель — это жизнь его брата. Он может максимум наблюдать со стороны, но не лезть. У Олега между своей жизнью и жизнью Саши граница была проведена четко…в отличие от самого старшего Шепса. Аня — это девушка Олега. Там бы он вмешался точно. А сейчас… — Мы же не знаем, что между ними произошло, — пытается сгладить назревающую ссору Олег. А Сереже уже и не смешно как-то. И злость куда-то пропала. Стало просто грустно. Макс бы уже самолично старшенькому ебало бы разбил, даже несмотря на то, что предпочитал решать конфликты другими способами. А этот, блять… И вот с этим Анька собралась дальнейшую жизнь строить? — Кстати, Ань, — вдруг переключается старший Круппов, уже направляясь к выходу с кухни, — я послушал альбом. Начал с «обнять». И это, я тебе хочу сказать, ебанный пиздец. Не просто жестоко, а прям… — И не договаривает. Поворачивается к Олегу, небрежно бросая: — Видишь? Это не так уж и сложно. — Он мой брат, — упрямится Олег, поджимая губы. Понял прекрасно, к чему он ведет. — А она — моя младшая сестра, и мне ничего не мешает ей сказать, что желать Максу сдохнуть в песне — это конечная, — пожимает плечами Сережа, уходя с кухни. А вскоре и вовсе покидает квартиру, громко хлопнув дверью, напоследок оставив после себя… чертовски гнетущую атмосферу. Аня хмурится, сложив руки на груди, и грузно падает на стул. Рэперы, блять. Сами могут читать что угодно ведь, да? А ей нельзя? Но дело было не только в злости. Сережа… Действительно сестру пристыдил. И ее это задело именно потому, что она и сама уже успела пожалеть о выпущенной песне. А ведь она такая была в EP не одна… А Аня раньше такой не была. Несмотря на то, что в пацанской тусовке всегда вертелась, Круппова не была грубой, не была резкой. И музыку делала совершенно иного формата, даже а песнях не материлась. А тут… — Не обращай внимания, — по итогу устало просит она Олега. Подразумевает, конечно, Сережу. Чертову яичницу хочется отправить в помойку, потому что аппетит сносит напрочь, а чай надо бы вылить и вместо него накатить чего-то покрепче. Внутри ноет. Почему, черт возьми, внутри так сильно ноет? Просыпается абсолютно никчемное желание сделать себе больно физически, лишь бы избавиться от этого скребущего душу чувства. Хочется разодрать себе лицо в кровь, хочется выломать ребра наизнанку. Потому что брат прав. Во всем. И Аня вдруг… всхлипывает. Поднимает на Олега мокрые глаза и так по-детски тянет к нему руки в поисках опоры, защиты и поддержки. — Ну ты чего, — мягко-мягко говорит ей Шепс, действительно аккуратно обнимая. — Все хорошо ведь. Сама говоришь — не обращай внимания. Ты тоже не обращай. Все хорошо. Я с тобой. По волосам ее гладит, по спине, целует в макушку и все продолжает убеждать в том, что все в порядке. Они же вместе, и это автоматически понижало градус проблем — по крайней мере, Олег хотел в это верить. Вдвоем гораздо проще со всем справиться. И они справятся. Однозначно. Это ведь гораздо проще, чем признать, что кошка между ними все-таки пробежала. Что Аня все равно разбивается на мелкие осколки, как бы Олег не старался. Что он опять, как придурок, бесится, что ее брат искренне обожает ее бывшего. Макса, который Аню буквально уничтожил. Разве это… правильно? — Тебе ведь тоже было больно. И ты справлялась так, как могла, — продолжает Олег. — И если он не думал о твоих чувствах, никто не имеет права тебя судить за эти песни. А разговоров про ситуацию с Адель он все же избегает, хотя получилось, на деле, ужасно неловко. И Сережа воспользовался возможностью подставить его перед Аней, а Олег толком и не смог отбиться. Но ведь… Адель и сама часто перегибала палку, да?.. И только он ее и успокаивает, приводит в чувства просто своим существованием. Своей нежностью, объятиями и тем фактом, что он… Словно только он на ее стороне. Словно весь мир ее безмолвно осуждает, а только Олег поддерживает. Он прав. Ей было больно. Ей и сейчас чертовски больно. И она имела права справляться с этим по-своему. Потому что Макс, и правда ведь, об ее чувствах вообще подумал? Он не объяснился с ней по-человечески, избегал, когда она пыталась это сделать после расставания. Считал, что все сказал? Что она не заслуживает этих объяснений? — Спасибо, Олеж, — отчего-то шепчет Аня. — Я просто иногда себя чувствую… Так, словно это она бросила Макса, и теперь все его жалеют, а не наоборот. — Это неважно. Важно, что мне становится лучше с тобой. Я, правда, очень-очень тебя люблю. И вновь к Олегу жмется так доверительно, вновь ищет в нем то тепло, какого не достает в собственной промерзлой душе. Поднимается на носочки, точечно зацеловывая его лицо со всем возможным трепетом. — Когда мы поедем смотреть квартиры? — интересуется Аня попутно. — Чтобы мы были только вдвоем без всяких вредных старших братьев. В этот момент телефон Олега вибрирует, напоминая о себе. И он, продолжая обнимать Аню одной рукой, лезет за ним в карман, смутно предполагая, кто именно и по какому поводу ему пишет. Оказалось, что искать квартиру — то еще развлечение. И, с неделю повозившись на соответствующих сайтах ночами, когда Аня уже спала, самостоятельный Олег сдался — написал своей бывшей однокласснице, сейчас классному риэлтору. Тем более, она тоже Аня, и Шепс решил, что это хороший знак. По итогу несколько подходящих вариантов нашлось. И сейчас старая подруга как раз уведомляла о том, что хозяева самого приглянувшегося Олегу варианта ждут их завтра на смотр и даже согласны сбавить цену.Супруга оказалась преданной поклонницей «Битвы», а школьная Аня не могла не сболтнуть о том, с кем работает. И новая сумма Олега устраивала гораздо больше. — Разрешишь тебя украсть завтра? — смеясь, предлагает Шепс, стискивая Круппову в объятиях. И от пола оторвал, чтобы закружить, потому что… эзотерическое чутье подсказывало, что вот именно с этой квартирой все сложится. — Я нашел один очень классный вариант… Тебе должно понравиться. Завтра можно в обед смотреть. Съездим? Перспектива свободной жизни без братьев выглядела невероятно заманчивой, особенно при условии сегодняшнего разговора с Сережей. Но еще больше Олега манило кое-что другое. — Представь, — протягивает он с искренней мечтательностью, — если сейчас все сложится, то… Мы можем съехаться уже до Нового года. — Это… Это звучит шикарно, Олеж, — так же искренне улыбается ему Аня, и, действительно, даже настроение поднимается. — Я очень этого хочу, честно. Завтра я вся твоя. И вообще… Вся твоя. И вновь целует его. Совместное жилье — это прекрасно. Крупповой так хочется верить в то, что именно переезд, смена обстановки, сожительство с любимым мужчиной ей помогут окончательно избавиться от призраков прошлого. Просыпаться с Олегом каждый день и не встречать на кухне морщащегося Сережу, будто это его дело, будет восхитительно. — Я не знаю, какой вариант ты подобрал, но доверяю твоему вкусу и скажу, что готова паковать вещи сию секунду, — смеется Аня, водя кончиком носа по щеке Олега. — И я предлагаю Сереже отомстить и все же опорочить нашу гостиную. — Сию секунду все-таки не надо, — с самым серьезным видом заявляет Олег. И его чудесным образом хватает на то, чтобы выдержать драматическую паузу и лишь потом расплыться в широкой улыбке, заявляя: — У нас теперь есть дела поважнее, потому что я готов мстить. Даже несмотря на то, что старший Круппов оторвет голову именно ему, если когда-нибудь об этом узнает — или опять решит не вовремя вернуться. Но Олег не собирается противиться искушению сейчас и, поднимая Аню на руки, несет ее на диван, на котором однажды они уже пытались перевести свои отношения в новую плоскость. В этом все-таки есть определенный шарм — быть вдвоем против, кажется, всего мира. Пронести любовь, несмотря на то, что каждый старался высказать свое недовольство или им, или Аней. Забавно, ведь старшие братья обоих были настроены категорически против вторых половинок своих младших. Но сейчас, пока Аня лежит под ним, пока ластится к нему и улыбается, Олегу опять хочется послать всех к черту. И призраков прошлого, и бесов настоящего. В будущем ничего подобного уже не будет, а сейчас ему правда хочется верить, что все будет хорошо. Что они будут счастливы. Черт. Он все-таки… такой слабый перед Аней. Но перед любимой девушкой ведь можно себе позволить, да? — Я тебя люблю, — снова повторяет Олег, лишь на мгновение отрываясь от ее губ. — Даже не думал, что так можно любить. А потом ты просто… случилась. И все-таки срывается на сбивчивый шепот, вдруг умоляя: — Не исчезай никуда, ладно? — А куда я исчезну? — ласково мурлычет Аня в ответ, обнимая Шепса за шею, зарываясь пальцами в его волосы. Но при этом, несмотря на все ее нежное мурчание, Круппова довольно резко толкает Олега так, чтобы он перевернулся ни спину, и она могла нависнуть над ним сверху. Припадает губами к его шее нетерпеливо, уже привычно прикусывая кожу, обводит кончиком языка кадык, пока Шепс не начинает тяжелее дышать. — Я тебя люблю, — повторяет и она. И в это время ее ладонь уже скользит в его домашние штаны. Аня и сама спускается ниже, довольно улыбаясь осознанию, что она ещё толком ничего не сделала, а Олег уже возбужден. Реагирует на каждое касание. И она может и хочет дать больше. Хочет, чтобы ее парень чувствовал себя нужным, важным и желанным. Хочет, чтобы с его губ срывались хриплые стоны с ее именем. Аня и сама чувствует, как от одной только мысли, что она собирается сделать, она стремительно мокнет между ног, но сейчас в первую очередь думает об Олеге, как он думал о ней тогда. Хочется, чтобы сначала было хорошо именно ему. Она спускает его штаны вместе с боксерами чертовски медленно, чтобы в итоге, не разрывая томного зрительного контакта, коснуться языком такой чувствительной головки. Помогая себе одной рукой, второй Аня водит по его животу, чуть поцарапывая острыми ноготками кожу. Дразняще медленно размыкает пухлые губы, позволяя члену скользнуть в рот. То немного ускоряется, то замедляется, то увеличивает напор, втягивая щеки, то едва водит головкой по своим губам, действуя практически невесомо. — Ты можешь направить меня, как тебе нравится, — а голос ее звучит хрипло и до пошлого томно. Но ему по определению нравилось все, что делала Аня — просто потому, что это была она. И сейчас, когда Круппова возвращается к своей сладкой пытке, как бы Олег не старался кусать губы, с них все равно начинают срываться стоны. Это кажется чертовски неловким, и потом Шепс снова предпринимает попытку сдержаться… Только как, когда минет ему делает самая восхитительная женщина во всем мире? Но сначала он все равно позволяет Крупповой самой управлять процессом, думая о том, чтобы ей было удобно. Однако чем чаще она меняла темп, тем громче становились стоны и тем менее сдержанным становился Олег, потому что накатывающее волнами удовольствие лишало оставшихся крупиц здравого смысла. И вскоре он и сам начинает толкаться ей в рот, задавая свой темп. И даже сейчас, когда удовольствие становится все более ярким, Олег продолжает думать о ней, стараясь не входить болезненно глубоко. Это же… Аня. Самая головокружительная. Счет времени теряется, пока не становится очевидно, что еще немного, и Олег кончит. И поэтому он протестующе мычит что-то уже совсем бессвязное, пытаясь ее потянуть на себя и остановить — хотя остановиться сейчас было почти невозможно. А оставить свою девушку неудовлетворенной — даже подло. Аня считывает его реакцию отлично и тормозит сама. Поднимается выше, вновь целует Олега в шею, затем — в губы, обещая: — Так, одну секунду, красавчик. И сбегает для того, чтобы тут же притащить из своей спальни сумку, в которой и была припрятана упаковка презервативов. Сама стаскивает с себя пижаму едва ли не на ходу, вскрывает один, что теперь уже помочь Олегу надеть защиту. И когда она садится сверху, позволяя ему в себя войти, то и у самой вырывается стон. Аню тоже по-своему вдохновляла мысль о двоих против всего мира. Но с другой стороны… она слишком привыкла к ощущению общности, которое всегда сопровождало ее в отношениях с Максом. Его не просто любило все ее окружение, у них оно былообщим. И как бы сейчас ни раздражало то, что брат и друзья лезут в ее личную жизнь, в которой им делать нечего… Аня могла их понять. Как бы ни пыталась противиться, как бы не пыталась себя отвлекать, убеждая, что все просто замечательно — как, например, делала в данное мгновение. *** В это же время Глеб не находил себе места — таким он друга ещё не видел. Макс же реально напугал его этой ночью. Голубин был в шаге от того, чтобы вызвать скорую или позвонить Ане — только утром понял, когда она выложила эту сраную фотку с Шепсом, какая это была бы ошибка. Лазина заставить поесть было просто невозможно, постоянно ссылался на тошноту. Надежда, такая дурацкая и даже неуместная, была только на Серегу и Соню — Круппов уже мчал с ним, пообещав по пути захватить Егорову. Глеб искренне ждал, что его жена сможет хоть немного что-то подшаманить. Но едва он открыл им дверь, как тут же увидел Соню, уткнувшуюся в телефон с не самым добрым выражением лица. — Эй, детка, что такое? — тут же поинтересовался Голубин, целуя ее в щеку. Егорова косится на Сережу и поясняет: — Пишу у себя пост про ублюдка Краснова. Он, видимо, только увидел вчерашний выпуск и теперь орет на весь свой канал, что Аня пиздаболка. А мне ведь тоже ни слова не говорила. Зачем молчала? Но в итоге она выдыхает и качает головой. Они всей толпой врут Крупповой про Макса. Так что… Один-один, считай. — Как он?.. — тише спрашивает Егорова, в поддержке переплетая с Глебом пальцы. Хотя по одной ауре смерти в квартире ведьме все было ясно. И, тем не менее, отвечает ей в итоге не муж. — Живой. Пока еще. Хотя по Максу скорее можно было подумать обратное. Видно, что даже стоять после увлекательной ночи трипов для него было тем еще испытанием, но тем не менее — стоял, привалившись плечом к стене. Еще и привычно заворчал, как будто ничего такого не произошло: — Пиздец, что за группа поддержки собралась? — Это скорее группа «Как же вы нас с Аней вселенски заебали», — как и всегда, восхитительно честно парирует Сережа. — Сядь хотя бы, нехер выебываться. И несмотря на то, что в последнее время у него вылезла жесткая эмоциональная нестабильность и раздражаться он мог с любой мелочи, Круппова Макс слушается и возвращается в гостиную, куда вскоре перемещаются все. Быть вот таким слабым и жалким тоже бесило, но под тяжелым взглядом Сережи Макс геройствовать больше не пытается. С мелкой, кстати, Круппов тоже еще поговорит. Потому что с рабочими делами и ее новым шедевроальбомом, пропитанным таким ядом, что и непробиваемый Сережа искренне охуел, «Реванш» в итоге прошел мимо него. Хотя обычно смотрел, да. А теперь… Вампиров еще всяких, блять, для полного счастья и не хватало. Оказавшись в гостиной, Сережа по итогу цепляется за брошенную банку с обезболивающим. По итогу она оказывается почти пустой, что заставляет Круппова как бы между делом заметить: — Передоз словишь — тебя уже не откачают. Хотя по одному взгляду на Макса можно было понять, что он и не против. И Сережа все-таки собирается заявить о намерении протащить этого дурака по больницам, когда Лазин, словно мысли прочитал, сам говорит: — Уже поздно даже операцию делать. Опухоль слишком быстро растет. А потом, вопреки сказанному и своим первоначальным намерениям, неожиданно добивает всех тем, что добавляет: — Я хочу с ней поговорить. Соня и Глеб многозначительно переглядываются. Говорить о том, что Аня при любой попытке упомянуть в разговоре Макса и слышать ничего не хочет, Егорова не будет. — Вы должны поговорить, — вместо этого соглашается она. Потому что все прекрасно понимают, что будет, когда Лазин… Когда его не станет. Аня их не простит. Никого. Никогда. Но Глеб легкий скептицизм в тоне жены считывает филигранно. Как, наверное, и все, потому что звучала Соня, и правда, напряженно. Но Голубин находчивый — решение приходит само собой, и он достает телефон, обещая: — Я все организую. И набирает номер своего менеджера и концертного организатора Егора — на днях тот предлагал ему одну фичу, от которой знаменитый Фараон сначала отказался во имя Нового года в кругу друзей, но… Анька явно будет рвать и метать, если они просто притащат Макса к ней домой. Но можно поступить хитрее. Она сама придет. — Братан, что ты там говорил о новогоднем выступлении от «Династии»? — сходу спрашивает Глеб в трубку, и Соня довольно ухмыляется. Формат квартирников снова становился популярен среди артистов — снимался небольшой клуб на ограниченное количество лиц, что позволяло завышать ценники на билеты. Такой вот эксклюзив. И хороша эта идея тем, что повторять такие мероприятия можно, в отличие от полноценных больших концертов, регулярно. Спрос будет всегда. — А что, если я предложу коллаб «Dead Dynasty» и «ACIDHOUZE»? — продолжает Голубин, даже не спрашивая разрешения у Сережи. Егорка пребывает в восторге, быстро заканчивает разговор, чтобы сию секунду отправиться уведомлять площадку, что и предлагала им свои услуги. А Глеб самодовольно откладывает телефон на стол, тут же закидывая руку на жене на плечи. — А ведь фанаты захотят услышать Многознала и Фелицию вместе… — наигранно-задумчиво тянет он. И не придется встречать праздник в компании Олега Шепса. Даже если Аня притащит своего медиума на концерт, это будет уже другое. — Не захотят. У них был совместный трек. «Под мой голос». И все это время Лазин старался его даже не вспоминать, хотя раньше любил — потому что в нем была Аня. А сейчас… Макс затихает, откидываясь на спинку дивана и прикрывая глаза. Голова снова болит — постоянные боли один из признаков последней стадии, с которой уже точно не выбираются. Но… сейчас как-то поебать даже. Это будет первый раз, когда они увидятся в живую. И Макс все еще абсолютно уверен, что Аня и не захочет его слушать. Не совсем же идиот еще — по переглядкам Сони и Глеба все ясно. Да и по тому, что она сама выставляет по соцсетям — тоже. А еще, даже если Аня его не пошлет, она может не поверить. Или… просто принять к сведению. В голове легко разыгрываются самые разные варианты событий. В основном — с негативным исходом. И еще утром ему казалось, что все. Он и рта в Анину сторону открыть не способен будет, чтобы не разрушить то счастье, которое она смогла создать. Да и сейчас что-то внутри шепчет, что это — самая дерьмовая его идея. Сразу после расставания без объяснений. Но ему хочется попытаться. Просто сказать, что никакой ее вины здесь не было. Чтобы глупенькая Аня перестала сжирать саму себя, отпустила и смогла в полной мере строить свою новую счастливую жизнь, без воспоминаний и теней прошлого. Она же этого Шепса гребанного любит. И Макс теперь должен… окончательно порвать ту последнюю тонкую нить между ними? Он не знал, что из этого получится. И нельзя было исключать возможность, что Аня откажется, как только узнает, что «Мертвую династию» будет представлять не только Фараон. Но Макс… просто позволяет себе поддаться этой слабости, вызванной раковыми трипами. Ему, на самом деле, так отчаянно хочется снова быть рядом с Аней. Даже если это закончится катастрофой. А потом Макс вдруг снова поднимает голову. Смотрит на Соню тяжелым, болезненным взглядом, глухо спрашивая: — Если я вдруг… не смогу. У тебя получится сделать так, чтобы она не узнала про ебучий рак? Соня была против. Если они и дальше будут все скрывать, станет только хуже. Но она понимала, что спорить сейчас с Лазиным не стоит. Поэтому решает… кивнуть для вида. — Я могу сделать непрогляд. Нет. Не сделает. Рак уже ощущался слишком ярко. И сомнений в том, что Аня почувствует его, просто нет. — Егор просит список исполнителей, — хмыкает Глеб, глядя в телефон. — Сделает афишу. У нас на все чуть больше недели. Хорошо, что само мероприятие изначально было предложение площадки. — Сейчас и узнаем, — продолжает Голубин, уже входя в режим агрессивного «решалы». — Я ей звоню. Что? Мне нужно подтверждение. И даже ставит на громкую связь. Гудки тянутся долго в тяжелой, почти вязкой тишине, пока не раздается настороженный голос младшей Крупповой: — Чего тебе? — Это так приветствуют любимых друзей? — хмыкает Глеб. — Извини, — шумно выдыхает Аня с явной усталостью. — Плохой день. Потому что, конечно, до нее уже дошли претензии Краснова. Началось утро с разборок ее брата с Олегом, продолжалось всё бомбежкой в чате — большая часть фанатов Аню поддерживала, но нашлись и вампирские фанючки, убеждающие в том, что Круппова просто хайпится на успешных экстрасенсах «Битвы». В том числе на Олеге. Иначе почему до сих пор выпускает песни о бывшем? Хоть чат закрывай. — Так я сейчас сделаю его лучше, — бодро продолжает Голубин. — Я тебе организовал выступление, сестренка. Всем нам. — О чем ты? — в ее голосе сквозит подозрение. — О большой новогодней коллаборации лейблов. «Кислотный дом», «Династия» и бой курантов. Что может быть лучше, согласись? — Мы же собирались посидеть дома… — Так тот же состав, только на сцене, — и бросает взгляд на Макса. — Почти тот же. — Глеб?.. — Да только представь, сис, такого ещё не было, — продолжает рекламировать предстоящее мероприятие Голубин, хотя и он, и сама Аня на том конце линии прекрасно понимали, какого прямого ответа он избегает. — Ладно-ладно, я поняла, — сдается девушка, вновь шумно выдыхая. — Знаешь что?.. Я в деле. И она ведь знает, чувствует, что что-то не чисто в такой внезапной смене планов. Они хотят их столкнуть, да? Повисает пауза, потому что даже сам Глеб не ожидал столь быстрого согласия. Но, в конце концов, это же просто концерт. — Только у меня условие, — продолжает Аня. — Я подтяну ещё троих человек. Пиро, Мукка, Букер. Они же должны были праздновать с нами. В конце концов, это отличная возможность побольше заработать. Им с Олегом сейчас нужны деньги, учитывая, что Шепс вкладывается в квартиру. — Да без базара, сис, — соглашается Голубин. — Егор свяжется с их представителями. Расширим коллаб, придет больше фанов. Но прощается Аня все равно немного поспешно. Весь разговор с Глебом простояла у окна на кухне, кусая губы, не зная, стоит ли передать «привет»… Очевидно, всем присутствующим. Но в итоге она просто выдавливает из себя: «увидимся». И вешает трубку. — Вот и всё, чувак, — пожимает плечами Глеб. — Или мастер-класс, как добить всех фанов, — хмыкает Сережа. — Профессионально организуем похороны. Тотальный неждан. И даже Макс находит в себе силы слабо улыбнуться. Вероятно, это самая безумная, странная и авантюрная идея за всю жизнь Лазина, который всегда славился своей рассудительностью и здравомыслием. Но сейчас, от такого спонтанного решения, продиктованного зовом сердца, как будто бы становится легче. Ведь в потоке его бреда Аня его поняла и приняла. Так может… реальность оправдает ожидания? *** Представители, действительно, связались — Андрей успел ахуеть сам и заставить переахуеть и Серафима, и Федю. Забавно, что даже будучи младше них всех, Фараон умудрился собрать самую огромную фан-базу и вполне законно зваться в интервью «отцом» другими рэперами. — Вот так вот, котенок Ра, — усмехается Федорович, глядя в глаза-блюдца своего любимого питомца. — Папка твой и на Новый год работать будет. И как раз в этот момент раздается заветный звонок в дверь. Андрей отправляется открывать с предвкушающей улыбкой и с порога хватает холоднющую Адель в охапку, целуя в кончик носа. — Ну здравствуй, голубиная госпожа. Давай я повешу, — и галантно снимает с нее пальто. Он немного гиперактивный сегодня, но, скорее всего, дело не только в приглашении от «Династии», но и в нескольких выпитых энергетиках собственного производства. И, конечно, в смачном зарубе в «Геншине», где он смог долгожданно дать пизды одному боссу. — Кстати… И как раз в этот момент начинается обстрел — Серафим и Федя репостят большое объявление с канала Сережи — «коллаб Dead Dynasty x ACIDHOUZE со специальными гостями в лице Пирокинезиса, Мукки и Букера, открыт предзаказ, количество билетов ограничено. 31.12.24». Следом репост появляется и на канале Ани — у Андрея и Адель разрываются телефоны. — Вот об этом я тебе и собирался сказать, — Федорович с гордостью открывает список заявленных исполнителей. ATL ИЧИ PHARAOH Mnogoznaal FELICIA pyrokinesis МУККА BOOKER — Как видишь, роцкер Серафим окружен, но не сломлен, — смеется Андрей. — Тут не только он окружен, но не сломлен, — самым задумчивым тоном откликается Адель. — Буквально только ты и Анин бывший без капса в нике. Что-то мне страшно, как они теперь в живую встретятся. А ты вообще такой чисто «Большие буквы это кто?». И… — И только тут она осекается и прикусывает язык. Лукавая улыбка сменяется совершенно растерянным выражением лица, когда Адель почти пищит: — Ой, а ты знал или нет? Умоляю, скажи, что знал! Понятно, что про приближающуюся к Максиму смерть она трепаться не будет. По крайней мере, специально. Потому что так Адель была из тех, кто с рождения объявил кровную войну своему языку. Сначала говорила, а потом вообще задумывалась, что ляпнула. Нет, ну справедливости ради, ее особо никто в подробности так и не посвятил! И вроде бы, ничего такого… Или все-таки такое. — Поздравляю, Андрюш, ты подобрал позорную сплетницу, — ужасно трагично вздыхает Адель, подходя поближе, чтобы уткнуться лбом ему в плечо. И легендарную афишу себе тоже репостнула, без всяких подписей. Пусть подписчики думают, как это ее занесло к рэперам. — Ужасно — это когда хранишь чужой секрет, и я обещала ничего не говорить, но… Может, если бы выплеснула, она бы перестала накручивать себя этой историей с момента, как Соня все рассказала, и немного привела бы мысли в порядок. Ну кому, как не некромантке, шарить за вопросы смерти? Может, и придумала бы чего… Но нет, пообещала, что могила. Да и… — Стоп. — Новая мысль затмевает все предыдущие. — Это получается, что ты и в Новый год занят будешь? Ну нет, тут я протестую. Я ужасно настроена напроситься с тобой даже просто посмотреть… И снова осекается. Потому что… вообще-то, это тогда будет первый публичный выход вдвоем. А это, между прочим, сильно привлекает внимание, ведь даже если вы будете стоять за километр друг от друга, все равно на чем-нибудь спалитесь. — А можно?.. — В смысле «можно»? — усмехается Андрей. — Нужно, Адель. Мероприятие будет формата квартирника, а не концерта, и я уже успел подумать о твоей роли. Вроде как наше участие Анька организовала, и я думаю, будет нетрудно попросить ещё о ещё одной услуге. Ты же знаешь, что на квартирниках нужны ведущие?.. А свою девушку Федорович считал бойкой и артистичной малышкой, которая справится с этой ролью лучше всех. И сейчас он не удерживается от того, чтобы не обнять ее, стискивая пальцами тонкую талию. Целует совершенно счастливо и глубже, чем обычно. Не слишком настойчиво, но очень ласково. Пока в голове что-то не щелкает. — Погоди, — нехотя отрывается от нее Андрей, но из своих рук не выпуская. — А о чем я должен знать? Что Аня с Максимом встречалась? Да, расстались они плохо и как-то мутно, мы с ней познакомились вскоре после этого. Было… Хреново. Работала она со мной ответственно, но пила страшно. Даже в студии. Или ты не об этом?.. Он так-то тоже совсем не сплетник. Но Круппова успела стать ему не только звукорежиссером, но и очень хорошей и близкой подругой. В конце концов, она подарила ему Адель. И если Андрей может чем-то ей помочь… — Теперь ты обязана мне рассказать. — Знаешь, я поняла, что нам надо чаще видеться, — вдруг признается Адель. — Я не успеваю обсудить с тобой все, что хочу, и сразу столько новостей накапливается! Вообще-то, она этим ничего особенного не подразумевала. Просто… с Андреем, наверное, и всего времени мира было бы мало. И наговориться Адель никогда не успевала. Но… чаще бывать вместе правда было бы классно. — Про ведущую мы еще поговорим. Если что, я тебе не говорила, — предупреждает Вегера, перехватывая его за руку и решительно потащив за собой в гостиную. — На крайняк, кару небесную разделим на двоих. А уже там, усадив Андрея на диван, Адель принялась беспокойно мельтешить перед ним, пересказывая всю историю и про рак, и про неоднозначное расставание, и про то, что все совсем плохо. Получается очень эмоционально — кажется, даже Ра заслушался. По итогу, правда, она устает и, садясь к Андрею на колени, подытоживает: — Прости. Я этой историей сама себе уже мозг вынесла. Просто хочется помочь как-то, а я не могу ничего придумать… А еще ее Макс мне нравится больше, чем Олег, даже несмотря на то, что мы вообще еще не пересекались. У меня теперь аллергия на Шепсов. И… А вот это уже получается точно в стиле чмони. — И щека еще болит. Я ночью просыпаюсь постоянно, когда на нее ложусь. Надоело уже. Вот. — Вот с этим я все еще считаю необходимым разобраться, — деланно строго хмурит брови Андрей. — Я ненавижу тот факт, что твой уебанский бывший все ещё спокойно живет. Даже при том, что Федорович совсем не боец. Но мысль о том, что у него есть кабан Букер, все ещё греет душу… А что касается истории Ани — Андрей решил, что поддерживает свою девушку в симпатии к Максиму, ещё в ту секунду, когда про рак услышал. Пойти на расставание с любимой, зная, что сам умираешь, что она будет тебя ненавидеть, лишь бы она смогла свободно жить, не стала вдовой… Это достойно. В картине мира Андрея точно. — Что я могу сказать, любимая, — выдыхает он, раскачивая Адель на своих коленях. — Это будет очень интересный Новый год. — Я уже не помню, когда вообще в последний раз так ждала Новый год… — солидарничает Вегера в ответ. С Сашей у них всегда все проходило весьма уныло. У нее точно, и… Потом у нее просто снова пропадает дар речи, уже по традиции сегодняшнего дня. — Погоди. Как ты сейчас сказал? И сама совершенно глупенько глазами хлопает, где-то в глубине души абсолютно уверенная в том, что ей просто показалось. Вот эта вот забитая, несчастная, сломленная Адель внутри, которую все никак не получалось из себя вытравить, была предельно уверена, что назвать еелюбимойсейчас Андрей точно не мог. Любовь ведь… ее заслужить надо. Постоянно. Любые нежности — это результат того, что она была хорошей куклой при людях, не спорила, приготовила нормальный ужин или отдалась в постели, сделав вид, что правда этого хотела. Потолок ее заслуг перед Андреем заключался в том, что она закрыла ему Бездну в Геншине на тридцать шесть звезд и пересобрала парочку персонажей. Все. Адель ничего особенного для него не делала. Просто… была собой? И ему этого достаточно? — Прости-прости-прости! — опять суетится она. — Ты не подумай, это не с тобой что-то не так. Это вот тут, — стучит себя ногтем по виску, — все совсем плохо. И я… По факту, Адель и этот разговор про отношения не торопила, потому что тоже боялась услышать ответ. Слишком привязалась. Летела к нему, как на крыльях, думала про него постоянно, ластилась, рассказывала все. И чувствовала себя целой, живой, только когда оказывалась рядом с Андреем. И даже самой себе боялась признаться в том, что… По уши влюбилась, да? — Прости, — снова просит Адель, хотя сама не знает, за что. — Но… ты серьезно, да? — Да, я серьезно назвал тебя любимой, потому что считаю своей любимой девушкой, — с заумно-философским видом отвечает Андрей, но в итоге не сдерживается и сыплется: — За что ты просишь прощения, любимая? Нет, по ее «все плохо» он догадался, что дело в ебучем бывшем. И оттого захотелось оставить его самого без лица и бутафорских клыков, как у отсталого, еще сильнее. — Серьезно, Дель, ты очень умиляешь меня в такие моменты, но прекрати просить прощения за всё подряд. Влюбила меня в себя, а теперь сама поверить не может. Я считаю, за это надо тебя… И валит ее со своих колен на диван, принимаясь со смехом щекотать бока. Уже знает, как Вегера этого боится, и ее протестующий, но такой счастливый писк — музыка для его ушей. — Все, все, я сдаюсь! — едва не визжит она, пока сердце заходится в какой-то восторженной пляске. Волосы растрепались, щеки покраснели, из горла вырывался только хриплый свист от смеха — а глаза аж сияли, пока Адель смотрела на Андрея. Дель.Любимая. После «фригидной», «тупой суки», «дряни» и прочего, слышать в свой адрес такие слова было просто чем-то немыслимым. В моменте ее вдруг охватывает таким восторгом, что единственное, на что оказалась способна Адель — это обнять Андрея за шею и начать беспорядочно зацеловывать его лицо. И то, у нее просто не хватало способов, чтобы выразить всю эту бурю чувств внутри, ведь… Оказывается, можно любить и вот так? — Говори так почаще, пожалуйста. Мне понравилось, Андрюш, — на выдохе шепчет Адель, прежде чем наконец коснуться его губ своими. И теперь даже поцелуи с Андреем ощущались… по-другому. Влюбила в себя. А он что, не влюбил, м? И, естественно, по итогу домой Адель снова не возвращается, оставаясь у Андрея. Ворчала в шутку, что скоро приучит ее к тому, что она будет за ним по пятам ходить, как Опездол, но Федорович как будто бы и не был против… Как и не против того, что Адель, уже засыпая, оплела его руками и ногами, словно исчезнуть мог. Или словно она могла свое новое счастье не удержать. Нет. Ни за что. Никому его не отдаст. И даже засыпала Адель с широкой улыбкой, уже в полудреме шепнув ему искреннее: — Я тебя люблю, Андрюш. Кажется, она говорит это и потом. Или по крайней мере хочет сказать, но что-то забивает рот и горло, не давая исторгнуть и звука. Адель судорожно кашляет, а на грудь ей комьями сыплется черная земля, но ее усилий не хватает, чтобы исторгнуть гадость полностью. Вокруг темно и мертвенно-холодно. Вегера пытается вскочить, чтобы откашляться было проще, но лишь больно бьется головой об что-то деревянное. Какого?.. Дерево не поддается, когда она разводит руки и бьет по стенкам, пытаясь освободиться. Адель оказалась в каком-то странном, тесном пространстве, только не понимает, где, блять. Земля все больше забивает легкие, засыпает глаза, пачкает странное белое платье, которого у нее точно не было, и она не понимает, не понимает, не понимает, лишь мечется, как птица, запертая в клетке. Осознание приходит словно из ниоткуда. Нет. Нет. Нет! Адель пытается кричать, но из забитого рта нем вырывается ни звука, она бьет ногами по крышке своего гроба, сдирает ногти, пытаясь процарапать себе путь на волю, но лишь перемешивает кровь с землей. Она плачет, но глаза ничего не видят, она пытается позвать Андрея, Аню, маму, но ее никто не слышит… И уже не услышит. Мертвые не говорят для всех. … Вегера подрывается от кошмара так же резко, как и погрузилась в него. Не кричит, но все равно будит Андрея, который пытается ее успокоить, стряхнуть паутину действительно паршивого сна, обнять. Только самое страшное, что Адель не реагирует. Лишь смотрит стеклянными глазами в угол комнаты, из которого лишь для нее одной улыбался Бог Смерти.