Тихая комната

Аня собиралась успеть выпустить новый трек до конца года и теперь ускоренно готовила релиз, стараясь проводить как можно больше времени в студии. Работала целиком сама, решив оставить помощь знакомых битмейкеров — вообще все, выпущенные за последние полгода, Круппова записала и свела самостоятельно. Конкретно ту, над которой работала сейчас, написала немного, как говорится, «на коленке», но ей нравилось то, что получалось. И это если еще не говорить о том, что у нее возникла идея нового альбома. Впрочем, пока была только концепция и пара исписанных стихами тетрадей. За них Аня, пожалуй, возьмется уже в январе. А сегодня предстояло нормально записать вокальную часть. Без помощника, конечно, было бы тяжело — нужен кто-то, кто хотя бы нажимал бы на нужные кнопки по ее команде… И Аня решила совместить приятное с полезным. Выцепить Олега из дома оказалось проще простого — до съемок следующего выпуска «Реванша» оставалась еще пара дней, а проводить время с братом младший Шепс явно не рвался. И вот Круппова впускает его в звукозаписывающую комнату, торжественно объявляя: — Добро пожаловать в обитель «Кислотного дома». Мой брат тоже создаёт свою музыку здесь. Сегодня она наша до самой ночи. Здесь было по-своему приятно — черные стены с психоделическими картинами в рамках, множество аппаратуры, широкий оранжевый кожаный диван со стеклянным кофейным столиком… И даже нашлось место для огромной монстеры в горшке. Чисто разбавить антураж. — Именно здесь находится Майк, кстати, — усмехается девушка. — Так Сережа называет свой любимый микрофон. Он ему даже отдельный трек посвящал и зовёт своим тотемом. Это был не первый раз, когда Олег оказывался на студии. Был бы тут старший Круппов, он бы, несомненно, сказал, что к сожалению… Но ни одно место еще не ощущалось настолько атмосферным, как обитель «Кислотного дома». Обычно студии были безликими, пустыми какими-то, но именно здесь ощущалась душа и особенная атмосфера. — Тут круто, — улыбается Олег. И как будто бы как-то невольно не зацепился за фразу про «наша до самой ночи». — Даже страшно что-нибудь трогать. Он особо ничего этим не подразумевал. Просто… хотя у них и установились более-менее нейтральные отношения, Олег не был дураком, чтобы не понимать — Сережа ему не рад. Благодарен за то, что Аня улыбается и счастлива, но не более. Потому что Олег — не тот. И чем ближе он знакомится с не эзотерической стороной жизни Ани, тем очевиднее становится, что он — чужой. Напрямую об этом, конечно, никто не скажет, но Олег тоже не дурак. И тем не менее, Шепс умеет быть очень упрямым, особенно в вопросах любви. Поэтому он сейчас принимает самый беззаботный вид, поясняя: — Я к тому, что это мне голову открутят, если что-нибудь пойдет не так. И тебе придется очень меня контролировать… А вот это по-своему двусмысленно получилось действительно случайно. Или нет. Аня смеется только — она прекрасно уловила намек в тоне Олега. И она-то не против. Только за. Но сначала работа. Поэтому она командует Шепсом, заставляя повесить верхнюю одежду в шкаф-купе и переобуться, затем показывает, что ему предстоит делать с аппаратурой. По сути, ничего сложного — ему остается нажать на пару кнопок и просто слушать, как она поет. Вся кропотливая работа лежит на самой Ане. — Не обращай внимания на текст, — чуть неловко советует девушка, собираясь уже надеть наушники и пройти за стекло к легендарному «Майку». — Я написала это до… нас с тобой. Но выпустить все равно хотела. Просто потому, что музыка стала ее идеальной сублимацией, когда просто хотелось умереть. Когда боль в грудной клетке разрасталась с такой скоростью и силой, что Аня могла только беспомощно выть, до смерти пугая своего старшего брата. И потому она не могла понять настроя Сережи по отношению к Олегу. Нет, старший Круппов ничего не говорил ей, но у него все было написано на лице. Хотел бы, чтобы непутевая сестричка вернулась к Максу? К тому, кто заставил ее пройти через ад. И, тем временем, Аня начинает петь, сигнализируя Олегу, чтобы начинал запись: — Дайте мне свободы и я улечу, Слышу очень часто то, что у меня нет чувств, Ничего не хочу, только воздуха чуть-чуть, Убивает твоя чушь, мне уже пора к врачу. Под «чушью» она, конечно, подразумевала те последние слова Лазина, брошенные ей перед ее уходом. Тоже любит ее. Ага, как же. Так любит, что довел до психиатра с рецептами на веселые таблеточки. — Я ненавижу Минуты, когда тебя вижу, Секунды, когда тебя слышу, Ведь мы не можем быть ближе. А Аня ведь мазохистка. Не заблокировала Макса нигде, не стала отписываться от его соцсетей. И гребанный последний трек его слушала ведь до сих пор. Тогда, когда рядом никого не было, разумеется. — Не давай советы, я не думаю о завтра, Как дожить бы до рассвета? Не спасают препараты, Я бегу по серпантину из панических атак, С каждым часом все сильнее погружаюсь в депрессняк. Ох уж эти момент абсолютного, безграничного ужаса, когда Ане казалось, что ее легкие сворачиваются в трубочку от паники, а сердце напоминало набухший молоток, пытающийся проломить ребра. От панических обычно тоже спасал брат. Обычно. — Чем закончим в этот раз? Разбиваю зеркала, Отражение себя снова вызывает страх, Чем закончим в этот раз? Разбиваю зеркала, Снова слёзы на глазах, снова слёзы. А о том случае, когда она разбила кулаком зеркало, она успела поведать Адель. До сих пор на костяшках остались мелкие шрамы — осколки тогда вошли глубоко под кожу. — Я слишком нездорова, Сон напоминает кому, Нас осталось только двое: Я и моя паранойя. Музыка в наушниках, написанная Аней заранее в демо-формате, прерывается — конечно, она ещё долго будет над ней работать. А сейчас… Сейчас выдыхает. Снимает наушники, тянется на бутылкой воды, отчего-то боясь посмотреть на Олега даже через стекло. Зато сам Шепс смотрит на нее в упор и снова выглядит растерянным щенком. Сублимация. Он понял. На самом деле, штука хорошая, да и творчество — это самый безобидный способ. Та же Адель, например, выбрала причинять вред себе. Когда она чуть не покончила с собой, ее мама звонила Саше и почти выла ему в трубку, но он просто бросил трубку. Но… Олег тут же себя осекает. Во-первых, это сейчас Аня пришла к такому способу сублимации. Он ведь не знал, что с ней происходило до него. Да, по коротким фразам можно было догадаться, что все было очень плохо, но Шепс никогда не расспрашивал прямо. Во-вторых, эта сублимация не спасает от боли. Да и никакая, в принципе, не спасла бы, потому что рано или поздно рана на сердце превратится в рубец, но при этом не исчезнет никуда. Все равно будет помнить о том, что было больно и плохо. Потому что до этого было хорошо. И это все правильно, что ли. Аня справляется так, как может. Олег должен поддерживать ее на этом пути. И он старается. Будет стараться еще сильнее. Просто… внутри скребется тревога какая-то. Как будто их в отношениях не двое, а трое. Незримый призрак продолжал витать между ними, и как бы Шепс не хотел бытьидеальным, это его все-таки раздражает. Тем не менее, когда Олег ловит мимолетный взгляд Ани, он широко улыбается ей, показывая большие пальцы вверх. И правда ведь было очень красиво. Больно, но красиво. А следом за большими пальцами показывает ей и сердце. Не знает, что сказать, правда, но просто… поддерживает, как может. Они ведь справятся. Вместе. Да? А Аня улыбается в ответ ломко, ежится вся. Да, наверное, это не очень хорошая идея — записывать песни о бывшем и том, что ты пережила после расставания, при нынешнем парне. Но она, правда, думала, что пройдёт как-то легче, что она не вложит в написанные ранее строки столько смысла при исполнении, что не придаст им значения. Но в итоге внутри вновь все вопило, выло и почти истерически визжало. Круппова выходит обратно к Олегу, тихо и отчего-то чуть хрипло уведомляя: — Попозже ещё раз прогоню. И отдельные партии и… Сейчас мне нужен перерыв. Она шумно выдыхает. Неловко. Подходит к Олегу, усаживается к нему на колени и утыкается носом в его шею. Чувствует себя как-то зябко, даже вздрагивает мимолетно, хотя в студии тепло. Зима — за окном. А как писали фанаты под новым клипом Макса — зима приходит, и Mnogoznaal возвращается. Все единогласно считали зиму его временем. К чему это пришло ей в голову? Почему именно сейчас? Когда все только начинало налаживаться. Но, видимо, сломано в Ане было гораздо больше, чем она могла себе представить. — Извини, — шепчет она. — Сейчас я приду в себя. Просто… я… Она испытывала необъяснимое желание оправдаться. Потому что… Неправильно все это, да? Что она все песни эти выпускает, что…скучает. Хоть и злится страшно до сих пор. На злости только этой и выехала, наверное. Привлекла на нее темную сторону чувашской мифологии, связалась с Шуйтановской бесовщиной. Пела и пела об этом расставании, будто рассчитывая сделать больно в ответ, спровоцировать… Но получала в ответ на свои потуги лишь тишину. Макс только «C-Zone» свою выпустил, начиная со строк: «возглас разума, дави туда, где больно». Это над ней такая издевка была? И Аня все сжимается у Олега на коленях, даже ноги поджимает, устраиваясь на нем клубочком, как какой-то абсолютно беззащитный котенок. — Спасибо тебе, — вновь шепчет Круппова. — Что рядом со мной. И делаешь мою жизнь лучше. Гладя ее по пушистым волосам и по спине, Олег почему-то тоже шепчет, но ласково-ласково: — Все хорошо. Ты ведь не должна за что-то оправдываться или извиняться. Я понимаю. Злился больше, чем мог от себя ожидать, но понимал. Ведь злился не на Аню, а… нанего. Буквально вчера Олег поймал себя на том, что резко перестал слушать Mnogoznaal и так и не смог заставить себя включить последний трек. Как отрезало. Потому что злился. Это как у Фараона. «Кто твой идол? Ты так наивен». И где-то в глубине души Олег все-таки не понимал, почему она не может его отпустить даже после всего, что произошло. То есть логически, без привязки чувств — мог. Как парень… ревновал, блять. Хотя было бы, к кому. Как вообще Ане можно было изменить? Проебать самую волшебную, самую невероятную девушку… — Я не буду говорить вот это «станет легче, все будет хорошо», — продолжает Олег, целуя ее в висок. Пошло все к черту. Анино состояние сейчас важнее. — Знаю, что не помогает. Я просто скажу, что… я буду рядом. С тобой. Всегда. Я никогда не сделаю тебе больно. Аня активно кивает, поджимая губы и жмурясь, чтобы сдержать слезы. Стыдно вообще-то. Сидит на своем парне, нюни распускает. Поэтому она трясет головой, заставляя мелкие кудряшки смешно подпрыгивать, чтобы смахнуть с себя внезапный приступ меланхолии. — Я знаю, Олеж, — улыбается Аня ему уже куда более спокойно и открыто, глядя в глаза. — Я знаю. И спасибо за это ещё раз. Ты… такой замечательный. И, поцеловав его в уголок губ, соскальзывает с его колен, но только для того, чтобы сразу взять за руку и повести за собой к дивану. Аня ставит чайник в небольшом кухонном уголке, где имелась и микроволновая печь. Правда, она быстро поняла, что чаем сейчас не ограничится. — У меня тут есть заначка, — признается Круппова, вытаскивая из-за дивана бутылку… апельсиновой водки. — От брата прячу ещё с лета. Обожаю добавлять в чай. Несмотря на то, что в окружении рэперов очень многие как минимум пробовали запрещенные вещества, с Аней никогда не делились. Из принципа. Брат — понятное дело, но Глеб и Макс оказались не менее принципиальны в отношении на тот момент малявки. А она так-то никогда особенно и не тянулась. Только после злосчастного расставания стала пугать Сережу количеством алкоголя. И сейчас она заваривает пакетированный чай с бергамотом, кладет сахар и интересуется у Олега: — Тебе налить? С точки зрения морали, это был самый сложный выбор в жизни Олега. С одной стороны, глушить боль моральную алкоголем как будто бы было не самой хорошей идеей. Ему, как ее парню, стоило, наверное, это приостановить. Запретить? Как и излишне кровавые ритуалы с полной антисанитарией, как и травить себе душу песнями о бывшем, как и… что-нибудь еще, наверное. Он ведь еще многого про Аню не знал. И вместе с тем Олег был бы дураком, если бы не чувствовал, насколько Ане сейчас нужно забыться. Были бы они сейчас в «Дневниках вампира», где бессмертные герои умели отключать чувства по щелчку пальцев, Круппова бы, наверное, этим воспользовалась. Правда такие способы забыться ни к чему хорошему не приводили. Саша отказался смотреть с Адель, и по итогу вместе с ней все сезоны прошел Олег. Преисполнился. Так что Олег, по факту со все тем же желанием поддержать, в итоге говорит: — Наливай. И чай, и водку. В конце концов, они вдвоем. Ничего не должно пойти не так. Саша, если что-нибудь почувствует, обязательно начнет истерить, что «эта девица» Олега просто использует, чтобы забыться или позлить бывшего. И, на самом деле, метко попадет в глубинный страх, который иррационально засел внутри его младшего брата после этой песни. Апельсиновая водка ощущается крепче, чем обычная, и Олег даже морщится, отставляя кружку в сторону. Задерживает на Ане взгляд, а в итоге почему-то почти умоляет: — Иди ко мне. А она пьет быстро. Специально так, чтобы поскорее в голову ударило. Сладкий чай, действительно, не сглаживает крепости алкоголя, но зато быстрее гонит расслабляющее тепло по телу. И, добив всю кружку почти залпом, Круппова тоже ставит ее на стол и идет к Олегу, чтобы усадить его на диван и самой вскарабкаться сверху. Аня кладет руки ему на плечи и смотрит в глаза проникновенно, но немного осоловело. Опять весь день ничего не ела, и теперь согревающий во всех смыслах напиток быстро брал над ней верх. — Знаешь, я… — начинает было она, но прерывает себя, прикусив нижнюю губу. И вместо того, чтобы договорить, просто впивается в губы Шепса поцелуем. Глубоким, пока не торопливым, чувственным. Касается языком языка, массируя пальцами его плечи. И прижимается так близко, как может, ощущая, как в низу живота распаляется пламя. Терзает его губы своими, позволяя себе совсем немного кусаться. Возможно, это тоже делает, чтобы забыться? Но сейчас Аня чувствует острую необходимость в Олеге. Он был с ней всегда так ласков и аккуратен, и у нее отчего-то складывается ощущение, что сама она постоянно лажает. И теперь ей просто хочется… Извиниться? И чтобы он заполнил ее звенящую пустоту. Во всех смыслах. Пусть овладеет ею, сделает своей. Расслабит нервы, собравшиеся в один бьющийся током ком. — Извини меня, — мягко просит Аня и вслух, спускаясь губами к его шее. — Меня заносит иногда. Но я не хочу, чтобы думал, что… Что мои чувства к тебе ненастоящие или что-то в этом роде. С тобой я живу. Впервые за долгое время, и это правда. И, договорив, слегка прихватывает кожу шеи зубами. Олег столько ее поддерживал и отвлекал, и теперь она тоже должна дать ему понять, сколько он для нее значит. Что-то нехорошее продолжает скрестись внутри, нашептывая самые дурные мысли вроде того, что ластится она сейчас из чувства вины только, но Олег старается их отогнать. Да они и сами затихают от ощущения ее губ на своей шее. Очевидный факт — Аня имеет на него большое влияние. Может быть, даже слишком. Но Олег поддается с удовольствием. Ведь… Казалось, что время до нее было просто существованием. У него было почти все, даже больше, чем сам Олег мог мечтать раньше, но все равно было чувство, что чего-то не хватает. Не хватало именно ее. И теперь жизнь наконец обрела смысл. — Я просто не могу не спросить, — тихо смеется Олег. Ладонь проскальзывает под ее одежду, касаясь спины, но пока Шепс не идет дальше. — Какова вероятность, что твоему брату вдруг в ночи захочется записать новый альбом здесь или что-то в этом роде? Он не злится. Правда, не злится. Точно не на нее. Все хорошо сейчас, и будет хорошо и дальше, пока они вместе. А после Нового года Олег был всерьез настроен съехаться. — Просто, — и усмехается, настойчивее сжимая ее талию, — еще раз без тебя я не выдержу, клянусь. — Брат отдыхает после недавнего релиза, — смеется Аня Шепсу в губы. — Ну… По крайней мере, я искренне на это надеюсь. На самом деле, Сережа, и правда, был музыкантом… спонтанным. Поэтому его сестра отнюдь бы не удивилась, заявись он хоть прям сейчас, даже если обещал сегодня их не трогать. А, может, он бы помешал и не только из-за музыки… Судя по всему, к Олегу он, действительно, особенной симпатии не питал. Но Ане поебать. Ей главное то, что чувствует к нему она. А ее сердцебиение сейчас учащается до космических скоростей, а дыхание, напротив, становится тяжелее и глубже. Надо же — отснялась в нескольких выпусках «Реванша», до приглашения на свидание и не подозревая, какое чудо все это время ее судило. И подумать не могла, что строгий член жюри и, хотелось верить, будущий соперник в составе сильнейших может быть так нежен. И Аня отвечает ему тем же. Жмется ближе, целует до головокружения. И сама поддевает края своей толстовки — даже не подумала, блять, что надела-то сегодня подарок Глеба с логотипом «Dead Dynasty». Хорошо, что хоть додумалась спрятать вглубь шкафа все свои вещи из мерча «DUGA» — лейбла, основанного Максом. В конце концов, Аня избавляется от такой удушающей сейчас толстовки, и ее буйные кудри от этого действия ложатся ещё более хаотично. — Вопрос чисто для проформы, — усмехается она одним уголком губ. — Это можно считать давлением на члена жюри? — Член жюри максимально продавлен и сломлен, — смеется Олег. — Боюсь, теперь меня надо уволить из жюри. Я просто не могу больше объективно судить, когда у меня есть фаворитка. Не то что бы он был обычно слишком объективен в вопросах Ани — единственной из участников «Реванша», кому он ни разу не поставил меньше десятки. Красивая такая. Волосы растрепались, глаза горят. Под толстовкой скрывается россыпь татуировок, которые у Олега никогда не получалось рассмотреть вблизи на съемках, а во время их близкого контакта Аня всегда была с длинным рукавом. Теперь можно наконец коснуться, обводя пальцами четкие линии… И старательно игнорировать существование Иферуса на предплечье. В этот момент Олег даже пожалел, что вообще… шарит, блять. Тем не менее, переключиться получается, когда перед ним такая Аня. — Это должно быть запрещено на законодательном уровне, — продолжает Олег. — Быть такой красивой. Ты преступница, знаешь? Собственная толстовка тоже летит в сторону, чтобы наконец-то коснуться друг друга полноценно. Как хотелось еще давно. Совсем не благородно и не в стиле Олега, но… как перед Аней можно было устоять? — Придется тебя наказать, — ужасно тупо шутит он, целуя девушку уже гораздо более жадно. С губ опускается ниже, по шее к манящим ключицам, пока свободная ладонь поднимается по спине, цепляя застежку лифчика. И когда тот отлетает в сторону, Аня вновь жмется к Олегу — все тело охватывает волна мурашек просто от того факт, что теперь они касаются друг друга кожей к коже. И пусть ее на мгновение коробит, когда сам по себе вспоминается первый раз с Максом шесть лет назад, но Круппова почти рычит Шепсу в губы, отгоняя непрошенные воспоминания, настойчиво берет Олега за руку и кладет его ладонь себе на грудь, позволяя вырваться отчаянному вздоху из груди. Просто она давно ни с кем не была. Вот и всё. И она Аня счастлива, что сейчас с ней именно Олег. — Я теперь твоя, — шумно выдыхает она ему в губы, но звучит это, скорее, аффимирацией для нее самой. — Так возьми же меня. И сама давит ему на плечи, заставляя его откинуться на спинку дивана, чтобы коварно пробраться ладонью в его штаны. И раз уж они обмениваются глупыми постельными шутками, Аня просто не может не выдать: — Приятно знать, что ты так рад меня видеть. Она пробегается кончиками пальцев вдоль члена через белье и принимается дразняще гладить его со всей возможной лаской, упиваясь замутненным взглядом потемневших глаз Шепса, ловя с его губ каждый тихий, рваный выдох. — Меня точно дисквалифицируют, — вновь усмехается девушка с легкой хрипотцой. — Мы почти Бонни и Клайд «Реванша», — в тон ей отзывается Олег, а потом с его губ и вовсе срывается стон. И не сказать вроде, что у него давно никого не было, чтобы так ярко реагировать, но это же ведь Аня. Это был ответ на все вопросы. И сейчас, почти рефлекторно толкнувшись навстречу ее руке, Олег и сам продолжает более настойчивые ласки. Обводит подушечками ареолы, дразня пальцами соски, и продолжает целовать шею, оставляя свои метки. Всему миру хочется кричать, что эта прекрасная девушка — его. — Фанаты будут счастливы, — не может не сыронизировать Олег. — Дарси — особенно. И сжимает ее грудь, вырывая с губ девушки ответный стон. Ласки становятся чуть хаотичнее, потому что, на самом деле, не терпится узнать всю ее. И с груди Олег спускается ниже по плоскому животу, к счастью, быстро справившись с пуговицей и молнией на ее джинсах. Еще никогда и ни на чем не был так сосредоточен. — Я тебя люблю, — каким-то совершенно шальным шепотом срывается с губ Шепса, пока он стягивает наконец с Ани эти так мешающие сейчас скинни, прежде чем коснуться ее влажного лона сквозь белье. — Я тебя так люблю, черт, правда люблю… И снова ловит ее губы своими, жадно целуя. И хорошо, что он это делает — поцелуй дает Ане небольшую отсрочку, потому что внутри нее сейчас все буквально ухнуло куда-то вниз. Он… правда сказал это? В последний раз сама Круппова произносила это признание, надрывно воя Максу в голосовых сообщениях, на которые, конечно, не получила ответа. Потом удалила все к херам. А до этого — в тот злополучный день, когда они расстались. И ведь он даже ответил ей, но она до сих пор не верила. Если любишь… то не бросишь. Нет. И сейчас Олег звучит так искренне, что у Ани невольно щемит сердце. А готова ли она ответить тем же? Не торопятся ли они со всем этим? Общая квартира, громкие слова… Она тормозит Шепса всего на мгновение, чтобы со всей серьезностью посмотреть ему в глаза, в которых видит лишь плавящееся обожание. Он говорит ей правду. Он старается, черт подери. И она это видит. И ценит. И… Что-то в ребрах трещит, словно сердце набухает болью, тоской и одновременно бесконечной нежностью и теперь давит на хрупкие кости. Аня почти задыхается от прикосновений Олега, когда решается ответить: — И я тебя… И я тебя тоже. Что-то внутри противится сказать «люблю» вслух, но девушка успешно игнорирует ноющие сердечные боли. Вместо этого припадает губами к шее Шепса, оставляя дорожку из мелких засосов до самого кадыка. — Пусть Дарси подавится, — усмехается она. Аня знает, что легендарная сплетница терпеть не может ее парня. Что интересно — саму Круппову облизывала со всех сторон просто за то, что она дружит с семьей Саковых. Что же девочка скажет теперь? И несмотря на короткое смятение, осознание, что ее, правда, любят, Аню добивает. Ее тело реагирует на действия Олега весьма красноречиво, в низу живота все сладко пульсирует, и девушка укладывается на диванные темные подушки, попутно хихикая с того, как же брат прогадал, купив в студию кожаный диван — неудобно, блять. Аня тянет Олега на себя, проходит дорожкой поцелуев от его губ до мочки уха, которую слегка прикусывает, и обратно. — И я тебя люблю, — уже увереннее повторяет она. А что ему вообще еще надо было для счастья? Едва уловимого напряжения в голосе Олег все-таки не замечает. Влюбленное сердце не хочет его замечать. Есть только одно желание — слушать ее голос и просто… чтобы ей было хорошо. А он сам уже по определению самый счастливый. Олег нависает над ней, продолжая жарко целовать, и одновременно с этим избавляет ее от последнего предмета одежды. Тянет вниз слишком медленно, самую малость издеваясь, чтобы потом снова прижаться к ней, чуть шире раздвигая ноги. В свете студии видно, что на внутренней стороне ее бедер блестит смазка, и это просто не может не заставить его расплыться в лукавой улыбке. — Кстати, — как бы между делом заявляет Олег, — не переживай. У нас есть презервативы. Черт знает, что заставило его пихнуть бесценный груз в карман перед выходом. Целенаправленно соблазнять Аню в план не входило. Но это, по факту, его ответственность, и дети пока им точно не нужны, а Влад бы обязательно пошутил насчет того, что Олег просто немного экстрасенс… Да и кто тут кого еще соблазнил? И сначала он касается ее даже слишком осторожно, лаская клитор круговыми движениями, чтобы постепенно увеличивать скорость и нажим, а потом замедлиться снова. И вместе с тем опускается чуть ниже, прихватывая зубами сосок. У самого-то, блять, в штанах уже даже слишком тесно. Но Аня всё-таки была в приоритете. И она аж прогибается в талии, когда с губ срывается томный стон, и сама инстинктивно двигает бедрами навстречу пальцам Олега. Аня задыхается от всего — от чувств и душевных, и физических. Она то ли сипит, то ли стонет, то ли почти скулит, сбивчиво вышептывая его имя. — Какой предусмотрительный, — хрипло смеется девушка, лишь сейчас найдя в себе силы прокомментировать тот факт, что Шепс захватил с собой защиту. — Я настолько не давала тебе покоя, да? И это, черт возьми, приятно. Приятно, когда желают, потому что любят. Тот же херов вампир Краснов хотел ее чисто плотски. И плевать хотел на то, что у Крупповой был парень на тот момент, вел себя вызывающе и беспардонно. И Аня знала, что может вызывать у мужчин такие чувства. Но что с Максом, что теперь с Олегом было не так. Совсем не так. И сейчас она обхватывает лицо Шепса ладонями, притягивает его к себе, чтобы снова пылко поцеловать, попутно кусая его нижнюю губу. Сама чувствует, как его пальцы скользят по клитору, чутко реагируя каждый раз, когда ее бёдра мелко вздрагивают от удовольствия. Аня стонет куда-то Олегу в скулу, а наслаждение нарастает волнообразно, почти доходя до пика, сводя девушку с ума где-то на периферии. Но отставать она не собирается. Тянется к штанам Олега, чтобы стянуть их вниз вместе с боксерами, и ласково обхватить член ладонью, поглаживая головку большим пальцем. Он чуть дергается в ответ на ее прикосновения, и Аня вторит лукавой улыбке самого Шепса в тот момент, когда он только лишил ее белья. Пребывая в полном туманном забытье, она, оглушенная похотью, упускает момент, когда становится настолько хорошо, что что из горла вырывается достаточно громкий вскрик, а мышцы ритмично сокращаются. Бедра дрожат, по телу расплывается блаженная нега, но Аня не собирается давать себе передышку. — Давай сюда презики, — и даже словами захлебывается, еле шевеля языком, потому что от вида такого довольного Шепса не накрывает по новой. — Я помогу надеть. Олег, правда, все равно не торопится, и уже даже не из желания подразнить. Он ласково зацеловывает линию ее челюсти, одновременно с этим продолжая гладить такое податливое сейчас тело. Расплавилась почти. И Олег даже не знает, какая Аня ему нравится больше — вот такая, разнеженная, или хищная чувашская ведьма. На самом деле… любая? — Отдышись, красавица, — мягко предлагает Шепс, продолжая оставлять невесомые поцелуи на ее шее и плечах. — Я и сам умею. Похвастался, блять. Но небольшую передышку дать считает правильным. Этого времени как раз хватает для того, чтобы окончательно избавиться от остатков одежды и расправиться с фольгированной упаковкой. Если когда-нибудь Сережа узнает, чем они тут занимались, он однозначно сожжет этот диван. И всю студию. Мысль заставляет хрипло засмеяться, но потом способность мыслить о чем-то, кроме Ани, окончательно выключается, когда Олег входит в нее, заполняя собой. Так и хочется сказать наконец-то. Все еще думая в первую очередь о комфорте девушки, Шепс не начинает двигаться сразу, давая возможность привыкнуть. Может, он слишком осмотрительный, но с Аней хотелось сделать все идеально. — Я тебя люблю, — повторяет Олег уже почти привычно, когда прижимается губами к ее шее, прихватывая зубами венку на ней. И теперь уже начинает двигаться — не слишком быстро, все еще желая растянуть удовольствие, но каждый раз — глубоко. — И я тебя люблю, — отвечает Аня куда свободнее, потому что в это мгновение в это, действительно, верит. Она толкается ему навстречу, и вместе они находят идеальный темп. Сначала неторопливый, но с каждым движением все более раскованный и ритмичный. Круппова уже совершенно не сдерживает стонов, переходящих в вскрики, прижимается к Олегу, царапая длинными заостренными ногтями его плечи и спину. Она отдается ему теперь совершенно самозабвенно, пока сам Шепсв буквальном смыслевыдалбливает из нее все негативные мысли и чувства. Сейчас ей хорошо. И телом, и душой. И вскоре, когда оба уже сбиваются с ритма, двигаясь хаотичнее, ее вновь накрывает волной оргазма, и спустя пару мгновений, когда она сжимается вокруг него, пика достигает и Олег. Какое-то время они оба тяжело дышат, продолжая цепляться друг за друга, и только потом отстраняются, чтобы, впрочем, избавившись от всего лишнего, прилипнуть друг к другу вновь. — Знаешь что… — тихо смеется Аня. — Я дико хочу курить. И мне в голову пришла больная идея. Снимем тик-ток? Одевшись, разумеется. *** Конечно, Аня рассказала Адель о словах, брошенных Сашей в их последнее появление в доме Шепсов, попросить быть осторожнее. И пару дней Вегера действительно была настороже. Она ожидала нападения магического, возводя для себя новые защиты, тем более, что Саша уже пытался пробить старые. Но… ничего не последовало. И это ее действительно расслабило. Тем более, приближалось время ответного визита, и уже сегодня Адель будет тискать котеночка Ра. Хотя… пожалуй, ее больше взволновала новая встреча с его хозяином. Все это время они переписывались и созванивались, обсуждая буквально все на свете, и теперь, красуясь перед зеркалом перед выходом, Адель чувствовала себя совершенно окрыленной. — Как тебе? — интересуется она у мимо проходящего Опездола. Запрокинув голову и пялясь на нее слишком умными глазами, голубь подбежал ближе… и с самым невозмутимым видом пристроился к ее ноге. Адель прыснула от смеха, протягивая: — Я сочту это за комплимент. Ух, чего ей стоило дождаться этого вечера. Вроде всего несколько дней прошло, а по ощущениям — вечностей. Занят был. И сегодня хотелось… понравиться. Наряжаться не стала — как раз забрала ведь новую толстовку с вышивкой по «Наруто». Не Саске, конечно, но Адель была уверена, что Андрей заценит и Итачи с лисьей маской. Джинсы, волосы собрала в пучок, достав любимые японские заколки с сакурами… Домашняя такая прямо. Мило же, да? Таксист будет уже через пять минут. Закончивший свои похотливые дела месье Опездол собирался гулять дальше, но был выпровожен под крылышки в свои апартаменты — в клетку, чтобы не натворил ничего. Быстро одевшись и обувшись, Адель прихватила рюкзак, почти доверху забитый разными кошачьими мелочами. Все-таки котеночек — это святое, а ассортимент в зоомагазине был очень обширный. И, совершенно беззаботная и счастливая, она открыла дверь, собираясь выйти… И замерла, во все глаза смотря на незванного гостя. Думала, что успеет закрыть, но он не дал, выставив ногу. И тогда Адель, до побелевших костяшек вцепившись в ручку, почти выплюнула Саше в лицо: — Я закричу. Такая счастливая была, такая восторженная, что даже не почувствовала слишком знакомую энергетику за дверью. Поджидал ее, да?.. Да, поджидал. Не дурак и знал, что, позвони он в звонок, Адель бы в жизни не открыла. Но ему просто жизненно необходимо было изрыгнуть на нее скопившуюся желчь. Нашла нового парня, блять. Саша успел ознакомиться с его личностью — очередной рэпер, процент коих в их с братом жизни в последнее время зашкаливал. И это злило. Старший Шепс уверен, что и новая подружка Вегеры водит Олега за нос. Он чувствовал, что брат останется в дураках из-за этой змеи. Так же, как самого Сашу оставила в дураках Адель. А он такое не прощает. Поэтому сейчас бесцеремонно вталкивает свою бывшую девушку обратно в квартиру, проходит и сам, прикрывая за собой дверь. — Кричи, — опасно улыбается он, почти скалится. — Хоть обораться можешь. Саша складывает руки на груди, смотря на Адель — как делал всегда. Мгновенно меняется в лице, говоря уже без тени улыбки, но с привычным превосходством: — Думаешь, что можешь опозорить меня, а потом спокойно прыгнуть в койку с какому-то не ухоженному уродцу? Такая ты смешная, если думаешь, что тебе ничего за это не будет. Терпеть оскорбления и угрозы в свой адрес не было для нее чем-то новым. За долгие годы отношений Адель привыкла. Но когда он заговорил про Андрея, с губ сорвалось почти рычащее: — Закрой свой рот! Не смей про него ничего говорить! Ведь Андрей уже сделал для нее больше, чем Саша за почти десять лет. Шепс ее растоптал, заставил быть уверенной в собственной никчемности, неправильности, с ним она выпрашивала каждую крупицу внимания, чтобы еебогдо нее снизошел — Федорович напомнил, что она прекрасна сама по себе. Что она не должна подстраиваться, быть идеальной, что она не обязана тщательно подбирать каждое слово, а может рассказывать свои ужасные байки про жизнь с Опездолом и просто быть голубиной госпожой. И оказалось, что все ее недостатки на самом деле и не недостатки вовсе, а для кого-то — только плюсы. Красота в глазах смотрящего, да? — Этомояжизнь, и тебе в ней места нет! — беснуется Вегера, а у самой внутри все болезненно трещит и рвется. Именно сейчас… именно сейчас, когда она позволила себе быть счастливой, он… — А ты сгоришь в Аду, Саш. За все, что ты со мной сделал. И… И сама же осекается. Она впервые видитегонастолько ясно. Высокая мужская фигура, почти упирающаяся в потолок, словно была соткана из теней. Мертвенно-бледная кожа, черный разрез рта, напоминающий улыбку Джокера, и горящие красным глаза. И он улыбался ей, играя с красным яблоком, которое, кажется, было позаимствовано с ее кухни, а потом, прижав палец ко рту, потребовал молчания. Адель и не собиралась говорить. Потому что внутри бурным пламенем горела злость. Злость отчаянная и абсолютная, требующая бороться за свое счастье любыми способами. Нет. Адель больше не позволит ему уничтожать себя, травить душу. Она все еще не могла в полной мере избавиться от воспоминаний, не могла отделаться от дурной привычки просить у Андрея прощение за каждое эмоциональное слово или действие, но… она будет стараться дальше. Саша у нее этого не заберет. Саша не заберет у нее ее саму. — Беги, — вдруг низким, рокочущим голосом бросает ей бог Смерти, и Адель понимает без лишних слов. В ее комнате остался нож. Обычно Вегера использовала его для ритуалов и подношений той силе, с которой работала. Но сейчас… сейчас она готова была принести в жертву свой главный ночной кошмар, чтобы позволить себе быть счастливой. И тогда ярость достигает своего апогея. Ей оказалось достаточно одного вида, этого презрительного взгляда и скрещенных рук, чтобы стриггериться. И сейчас, срываясь с места в свою комнату, Адель была совершенно уверена. Если он тронет ее хотя бы пальцем, она его убьет. Саше ее слова нипочем — может огрызаться и грозиться Адом сколько хочет. Дело было в другом. Дело было в сопротивлении. В том, что она совершенно вышла из-под, мать его, контроля. Мэри тоже любила на него пиздеть, но та торчала безвылазно в своей Эстонии, практически всеми забытая, а Адель была здесь, в Москве, и всячески портила ему жизнь просто своим существованием. И сейчас он догоняет ее быстро — хватает за плечи, рывком разворачивая к себе, и впечатывает спиной в стену. Саша никогда не поднимал на нее руку. Но сейчас Вегера была виновата сама, она вынуждала его идти на крайние меры. — И что же ты собралась делать? — почти рычит он. — Давай, удиви меня. Ему сейчас даже нравилось смотреть, как она трепыхается, пытаясь отбиваться. Александр Шепс привык был главным во всем, начиная от постели, заканчивая совместными ритуалами. Но девчонка перебарщивает — она вырывается так остервенело, что едва не царапает ему щеку, и тогда Саша не выдерживает — клокочущий гнев рвется наружу в виде хлесткого удара наотмашь. От неожиданности Адель бьется виском об стену — голова дернулась, как у покорной тряпичной куклы, которой она и была все годы их отношений. Вся правая сторона лица болезненно ноет, кожу жжет. Во рту — металлический привкус; кажется, от внезапного удара она прикусила язык. В ушах звенит. Она даже не сразу осознает,чтопроизошло. За время отношений ей не выдалась сомнительная честь познать удары. И, наверное, это было единственное, чего Адель еще не знала? Оказалось, что у Саши тяжелая рука, и на щеке, скорее всего, уже расцвел синяк. Больно. Не так, как было раньше, когда он брал ее почти что силой, так, как ему было угодно. Не так, как было раньше, когда он выливал на нее поток абсолютной желчи. При людях, просто дома — не так важно. Тогда было обидно, себя жалко, тогда она не понимала, чем заслужила это, ведь старалась же, всю себя отдавала, ничего не получая взамен. Теперь себя не жалко. Ведь на место оглушенной растерянности снова возвращается ярость. Они больше не вместе. Он больше не может влезать в ее жизнь. Он вообще на нее больше не имеет никакого права. И тогда Адель смеется. Хрипло, почти задыхаясь, но смеется. А потом, все еще зажатая между ним и стеной, не может позволить себе отказать в удовольствии — плюет ему в лицо слюной, перемешанной с кровью. — И что? — почти шипит Вегера с вызовом. — Убьешь меня теперь? Очевидно, что Саша сильнее. Несмотря на общую тщедушность, он все еще остается мужчиной. Все ее ритуалы требуют долгой подготовки, и даже молчаливый наблюдатель этой сцены куда-то словно исчез. Отбиваться нечем. И драконить его еще больше — опасно. Как жаль, что ей похуй. Покорной куклой Адель больше не будет. Шепс кривится, брезгливо вытирая лицо рукавом. — Если понадобится — я тебя уничтожу, — он отступает на шаг назад все с тем же отвращением. — Держи язык за зубами, тупая ты сука. Обо всем. Иначе я вернусь. Саша и сам не думал, что однажды решится ударить девушку, поэтому руки сейчас мелко подрагивают, незаметно совсем. Но он убеждает себя в том, что Адель — и не девушка вовсе. Точно не та, кого он по-своему когда-то любил. Когда он собирается выйти из комнаты, то замечает клетку с Опездолом, воинственно мечущимся меж прутьями. На мгновение Саше приходит в голову мысль клетку пнуть, но он останавливает себя — несчастной птице должно быть достаточно такой хозяйки. — Летучие крысы — как раз для тебя, Адель, — выплевывает он напоследок. Саша покидает квартиру стремительно, тяжело дыша. Куда важнее для него не спровоцировать приступ эпилепсии у себя самого. На Вегеру — похуй. Пусть красуется синяком перед своим новым уродцем, но держит язык за зубами. Ему не нужна ещё одна Мэрилин, которой, впрочем, тоже скоро прилетит мощная ответка. Как же его заебали эти тупые бабы. Вслед, правда, Шепсу все равно доносятся проклятия. Черные, страшные, из которых «гори в Аду» — это едва ли не комплимент. Адель потом и сама не смогла воспроизвести, что говорила, но все это время она слышала над ухом довольный смех. Бог Смерти здесь, но… Адель не хочется видеть никого, кроме одного конкретного человека. На негнущихся ногах, как пьяная, она доходит до Опездола, успокаивая разбушевавшегося голубя. Он даже впервые в жизни не пытается ее клюнуть. Подсыпает ему семян, меняет воду, пару раз перекатывает с ним мячик. Привычная рутина немного возвращает в чувство — ее отпускает немного. Снова приходит ощущение реальности происходящего. Потом она все-таки доходит до спальни, бросая в рюкзак и косметичку. Накрасится в такси. Красотой этой перед Андреем точно светить нельзя. Слез нет. Совсем. В глазах даже слишком сухо. Как будто состояние аффекта. Зато на лице — чернеющая гематома, и Адель всерьез сомневается, что ей хватит тональника это все перекрыть. За ожидание таксисту накапывает приличная сумма, так что расстроенным он не выглядит. Навык краситься в дороге у нее развит филигранно, и только тогда Адель замечает, что у нее мелко подрагивают руки. Повезло, что от нее до Андрея ехать достаточно далеко — этого времени хватает, чтобы попытаться максимально скрыть синяк, сделать пару дыхательных упражнений, которые помогали при панических атаках, и убедить себя в том, что все хорошо. Злой быть Вегере понравилось больше. Такой растерянной — так себе. Улыбаться из-за распухшей щеки больно, но Адель все равно сияет, когда Федорович открывает ей дверь. За его спиной маячит легендарный котеночек Ра, и Вегера не может удержаться: — Андрюш, да он в жизни еще больший пирожочек, чем на фотках! И ведь… только порог квартиры переступила, а сразу стало так… спокойно. Но ему — наоборот. Потому что Андрей, несмотря на все усилия Адель, замечает темную припухлость ее щеки. Он стремительно бледнеет, тут же делая к девушке шаг, чтобы аккуратно, почти невесомо коснуться ее подбородка, приподнимая. И пусть она пытается ненавязчиво отвернуться, Федорович уже видел. — Адель, Адель, стой, погоди, — просит он, пока сердце в панике мечется внутри. — Что случилось?.. Но сам себя осекает, понимая, что расспросы, наверное, сейчас не к месту. Качает головой, молча прося ее не отвечать, берёт ее за руки, спиной пятится к гостиной, чтобы увести ее за собой и усадить на диван. Где-то в грудкой клетке закипает ярость, пламенем выжигая первую панику, теперь уступающую место беспросветной злости. Он в жизни не поверит, если Адель сейчас скажет, что упала или что-то в этом роде. Ужасная догадка пронзает голову, а вместе с тем и душу, когда Андрей садится перед ней на корточки, по-прежнему не выпуская ее рук из своих. — Тебя же не… И сам жмурится, вновь качая головой. — Прости, но ты должна мне все рассказать. А ведь когда-то, еще до истории с Сашей, Адель считала себя богиней макияжа, способной кисточками скрыть любые несовершенства. Девчонки-одноклассницы завидовали и всегда просили их накрасить на все мероприятия. Растеряла навыки, а? Или уже щеку так разбарабанило, что хоть искупайся в тональнике, не поможет? Адель не знала. Били-то ее впервые в жизни. — Я плюнула ему в лицо и серьезно думала, что зарежу, если он меня тронет, — чуть отстраненным тоном отвечает Адель после затянувшегося молчания. Фразы «он меня ударил» избегает. — Но, наверное, в чем-то он все-таки прав. Я никогда не могу довести дело до конца. И сама головой трясет, отгоняя очередной приступ самобичевания. Цепляется за то ощущение чистой ярости, которое даже придавало сил. И снова улыбается, уже другим тоном воркуя: — Не переживай, Андрюш. Это ерунда. Заживет. И не болит. На самом деле, ноет премерзко. А еще, как девушка, дорожащая своей красотой, Адель переживает за синяк, с которым придется ходить еще долго. Но она все равно улыбается… и, ведомая странным чувством, перехватывает его ладонь, накрывая ей пострадавшую щеку. Чуть ли не трется, как кошка. Ра на них смотрит ужасно озадаченно. И Адель шумно выдыхает, продолжая: — Вообще-то, я приехала тискать котеночка и его папу. И я все еще настроена это сделать. Даже несмотря на… вот этот пустяк. — Пустяк, Адель?! — аж повышает голос Андрей. И тут же подскакивает на ноги, отворачивается и в отчаянном порыве проводит ладонью по лицу. Котенок Ра аж испуганно отскакивает — обычно хозяин ругается, только когда играет в свои видеоигры. — Извини, пожалуйста, — поспешно просит Федорович, поворачиваясь обратно к Вегере. — Просто это не пустяк. Совсем не пустяк. И садится на диван рядом с ней, тут же касаясь здоровой щеки, чтобы она на него посмотрела. Красивая такая, даже несмотря на разбухший синяк. И у Андрея сердце щемит от того, какой беззащитной выглядит великая некромантка. — Это твой мудак бывший, — звучит даже не вопросительно. — Что ему было нужно? Он же точно… больше ничего не сделал? При одной мысли о том, что ублюдок коснулся девушки, у Андрея вторая ладонь невольно в кулак сжимается. Он не мастер драк. Совсем. Но у него есть здоровенный Букер и бешеный Мукка… — Все, что хотел бы сделать, успел сделать за восемь лет, которые мы были вместе, — криво усмехается Адель. — Сейчас — просто закрыл гештальт по битью, ничего больше. Только Опездола крысой назвал. Вот за такое и убить можно… А еще мстить заявился, потому что я сказала, что он свой маленький член прячет за эго вселенских масштабов, но ведь правда же… Растерянность и злость уступают место чему-то непривычно уютному. Она уже и забыла, как это — испытывать к кому-то нежность. Искреннюю и прекрасную. — Отставить панику, — почему-то почти шепчет Адель, но при этом звучит ласково-ласково. И сама придвигается даже слишком близко, продолжая: — Но ты милый, когда волнуешься, знаешь? И тянется к нему, сначала легко касаясь губами щеки. Спускается по лицу ниже, понимая, что словами все это эмоциональное безумие внутри выразить не может. И замирает в итоге у уголка губ, выдыхая: — Пустяк, потому что синяк рано или поздно сойдет. До этого было хуже. И больнее. Но он еще об этом пожалеет. Потому что теперь я не буду молчать, когда меня зовут тупой сукой. Все хорошо, слышишь? По крайней мере, сейчас Адель и самой очень хочется в это верить. — Ничего не хорошо, — упрямо не соглашается Андрей, но уже куда спокойнее, почти шепчет. Его бесит то, насколько беспомощным он сейчас себя чувствует. Больной урод ударил Адель, его Адель, а он буквально не может сделать с этим ни-че-го, потому что она точно заупрямится идти в полицию и вряд ли даст разрешение рассказать об этом друзьям. Впервые в жизни Федоровичу хочется самому распустить кулаки. — И я не волнуюсь, я злюсь, Адель. И шумно выдыхает по итогу, прикрывая веки на мгновение. Ра, чувствуя настроение хозяина, запрыгивает ему на колени, заинтересованно трогает мягкой лапкой его лицо. Андрей открывает глаза, гладя кота на автомате, потому что смотрит все равно только на Вегеру. Снова касается ее здоровой щеки, прижимается своим лбом к ее. У него не было в мыслях торопить ее, особенно после предыдущих токсичных отношений, но сейчас он сдержать себя не может — подается вперед и почти отчаянно целует ее в губы. И вот только тогда… Так хорошо становится. Тепло разливается в груди вязким медом. Ра принимается урчать и теперь участливо трогает лапкой и Адель. — Не ревнуй, — обращается к названному сыну Андрей. — А по-моему, ему нравится, — смеется Адель. У Ра оказалась очень мягкая, почти плюшевая шерстка, и когда она потянулась его погладить, котенок замурчал только громче. — Как трактор прямо. И она сама сейчас так же бы замурчала, если бы умела. Внутри все плавится от нежности, и переломанные крылья срастаются снова. И даже боль в щеке становится игнорировать гораздо проще, когда Адель снова тянется поцеловать Андрея. А потом еще раз. И почему-то становится смешно, но смех этот уже добрый. — Кстати, стой, я хотела тебе показать! — внезапно подрывается Вегера, чтобы притащить брошенный у двери рюкзак и вернуться на диван. Оттуда посыпались какие-то кошачьи вкусняшки, мышки, мячики с колокольчиками, парочка «удочек», особенно Ра заинтересовавших… И только потом она докопалась до истины. Ободок с оленьими рожками и колокольчиками немедленно был вогружен на голову озадаченного котенка. — Я решила, что тебе дома нужны новогодние вайбы, — смеется Адель. — Эй, пирожочек, тебе все идет. Все остальное — тоже тебе. И потом так же быстро меняется в лице. Не то что бы опять… накатило или что-то подобное. Просто мысль, возникшая в голове, показалась опрометчивой, но вместе с тем очень привлекательной. И хоть и не сразу, но Адель все-таки набирается смелости спросить: — А можно… можно я сегодня у тебя останусь? Я могу тебе Бездну в Геншине на все звезды закрыть, знаешь, к пятьдесят второму перепрохождению я уже научилась, а еще мне нужно переиграть с котеночком во все игрушки, а еще… И выдыхает, утыкаясь лбом Андрею в плечо, чтобы закончить: — Я могу придумать еще миллион причин, но лучше просто признаюсь, что не хочу сегодня от тебя уезжать. Не хочу одна. Скрючившийся под ободком Ра покосился на Андрея взглядом, в котором так очевидно читалось: «Пап, а ты где ее такую подобрал? А нам точно оно надо?». Федорович же смотрит на кота в ответ, хмурясь и старательно делая вид, что всерьез задумался над предложением Адель и спрашивает мнение Ра. — Ну я даже не знаю… — тянет он. И специально молчит достаточно долго, чтобы на лице Вегеры успели отразиться все эмоции, и лишь потом смеется, в два шага преодолевая расстояние между ними, чтобы тут же сгрести ее в охапку и вновь поцеловать. — Конечно, можно. Нужно, Адель. Я бы и так согласился, но Геншином ты меня добила, признаюсь. И так… Приятно просто ее няшить, щекотать бока, подмечая про себя, что девушка явно боится щекотки даже через одежду, чем он непременно ещё воспользуется… И Андрей просто не может не добавить уже серьезнее: — Ты не одна, Адель. И больше не будешь. Никогда. Не то что бы Федорович верил в это пресловутое «долго и счастливо», но сейчас так наивно и по-детски этого хотелось. Потому что с ней. А Адель даже давит в себе полукокетливые, полушутливые угрозы о том, что Андрей еще пожалеет, потому что она обосрет сборки всех его персонажей в игре, будет много ворчать без повода, пищать над Ра, а еще, даже если у него вдруг возникнет такая мысль, она не даст ему спать на диване одному, а с ней — это то еще мучение по кое-чьему «экспертному» мнению, потому что она оплетет и руками, и ногами, и вообще не даст и шевельнуться за ночь. Просто… Все. Кажется, девочка совсем растаяла. На секунду отлипла только, чтобы снять с Ра ободок и дать смирившемуся котенку с чистой совестью погнать один из звенящих шариков, а потом снова обнять Андрея за шею и признаться: — Знаешь… — И у самой голос так мягко-мягко звучал. — Я в последнее время поймала себя на том, что очень редко верю людям. — Правильнее было бы сказать «мужчинам», но поминать Сашу всуе больше категорически не хочется. — А тебе вот — безоговорочно. Каждому слову. И я даже реально верю, что и у меня может быть все хорошо… с тобой. Сознавайся, ты волшебник, да? Вопрос, на самом деле, чисто риторический, потому что у смеющейся Адель, которая снова поцеловала такого очаровательного Андрея, ответ был однозначный — да. Ее личный. Бедняга Ра, играющий со своими новыми игрушками, даже не знал, что следующим этапом сближения станет его знакомство с Опездолом. *** Когда на следующий день от Ани поступило абсолютно стихийное предложение встретиться уже втроем, вместе с Соней, и устроить импровизированный девичник, Адель предложила свою квартиру. Ну, чтобы полноценное «между нами, девочками», без парней, мужей и старших братьев, максимум — с пернатым альфа-самцом. Встретиться договорились вечером, в семь, и Адель сгоряча пообещала, что еще заберет Егорову и Круппову на машине, потому что была уверена, что успеет вернуться домой, забрать тачку, прокатиться по магазинам… Ага. По итогу голубиная госпожа подъехала к своему подъезду на такси буквально на пару минут раньше Ани и Сони и сейчас ждала их у двери. И если бы не девочки, одна ночевка у Федоровича превратилась бы в две, потому что Опездол парень самостоятельный, и… И ей ужасно хотелось снова оказаться в объятиях Андрея. Не могла — и не хотела — оторваться. Но в итоге сейчас Вегера, надвинув капюшон толстовки поглубже, чтобы благодаря ему и распущенным волосам в глаза не сразу бросился синяк, подлетела обнять обеих девочек и суетливо воскликнула: — Погнали скорее, холодно на улице! Только, дамы, предупреждаю, голубиные приставания ничем не контрятся… — Это будет интересно, — смеется в ответ Егорова. — И знакомо. Не даром у ее мужа фамилия Голубин. Соня была искренне Рада видеть Адель — Вегера честно судила ее в «Реванше», даже несмотря на откровенные приставания ее тогдашнего возлюбленного, и это не могло не вызывать уважения. Бороться с ней в новой «Битве Сильнейших» — честь, и скоро к ним подтянется Анька, и тогда коалицию из трио сильных ведьм будет не победить — Егорова искренне в это верит. Никакие вампиры и Шепсы не обойдут. Шепсы, блять… Соня не удерживается от хмурого взгляда на Круппову, которая старательно этого не замечала. Их гребанный тик-ток разлетелся по фандому «Битвы», задев и рэперскую тусовку. Вскоре девочки уже сидят в гостиной Адель, и Аня с хлопком, раззадорившим Опездола, открывает бутылку сладкого розового шампанского — Соня всеми силами не давала ей пить крепкое, хотя Круппова все равно притащила бутылку далеко не одну. Капюшон позволяет Вегере оставлять происшествие в тайне. Пока. — Я рада, что мы собрались здесь таким составом, — объявляет Егорова, позволяя воспылавшему к ней любовью голубю пристроиться к ее ноге. — Признаюсь, что я уже начала Аньку к тебе ревновать. Она игнорировала мои предложения встретиться весь декабрь. — Я была занята, — хмыкает та в ответ. — «Реваншем», музыкой и… — Олегом, — заканчивает за нее Соня. — Это уже всё поняли. Адель, ты видела их шедевроконтент? И разворачивает к Вегере экран своего телефона. Видео Аня и Олег сняли прямо в студии ее брата, что подарило Крупповой возможность самой спеть «Love Again» Дуа Липы. Сначала в кадре показывается только девушка, исполняя строки из второго куплета с русскими субтитрами: —Столько ночей мои слёзы лились градом! Я боялась, что унесу своё разбитое сердце с собой в могилу. Я лучше умру, чем буду жить в шторме, как раньше, Но, чёрт возьми, ты вновь заставил меня полюбить. А затем появляется и сам Шепс, с которым Аня дурачится на камеру, обнимает и целует, напевая: — Я не могу поверить, не могу поверить, Что наконец нашла кого-то, Я зубами вцеплюсь в свои сомнения, Ведь только тебя я хочу. Я не могу поверить, не могу поверить, Что мне больше не страшно, Но, чёрт возьми, ты вновь заставил меня влюбиться. Картинка гаснет, видно начинается заново, и Соня спешит закрыть злосчастное приложение. — Разве плохо спела? — интересуется Аня, как ни в чем ни бывало. И ведь даже не скрывает засосов на шее и ключицах — нажала сегодня огненный оверсайз свитер с вырезом, совсем не прикрывающим горло. — Глеб сказал, что у тебя тембр похож на Дуа, — и правда, у них были очень похожие меццо-сопрано. — Но я думала, ты не хочешь афишировать отношения. На самом деле, Глеб почти рвал и метал, когда этот тик-ток завирусился. Он был почти готов нарушить обещание, данное Максу. — А почему я должна скрывать? — Аня же спокойно разливает шампанское по трем бокалам. По итогу забравшаяся на диван с ногами Адель многозначительно хмыкает. По факту, Аня была права — поводов скрывать отношения с Олегом не было. Это все равно уже вскоре стало бы достоянием фандома, потому что «Битва сильнейших», где оба будут под камерами, не за горами, и лучше было объявить такую новость официально, чем допустить распространение разных слухов и безумных теорий. Но… очевидно, в вопросе Сони был подтекст. Что-то, за что Егорова ее молчаливо осуждала, а Круппова делала вид, что нечего не произошло. Бывший, да? Вывод как будто бы логичный, но вопросов Вегера задавать не спешит. По крайней мере, не при Ане. А вот если получится разговорить Соню… — Нет, спела, конечно, шикарно. Не знаю, как я пропустила, — заявляет Адель по итогу. Действительно странно, да, особенно при условии, что сегодня утром она, обнимаясь с Андреем, нашла в тик-токе целую кладезь видосов с милыми котиками и показывала ему каждый с неизменным «Смотри, это ты». — Но знаешь… Нет, она не должна быть предвзятой. И тем более не должна влезать в отношения Ани, которая сейчас буквально светится. Но щека все равно ноет, а еще Адель закрыла дверь на все замки и подняла все магические защиты, и следующие слова вырываются сами собой: — Олег — как щеночек. Милый, добрый, хороший. Но Олега буквально воспитывал Саша, потому что Людмила Шотовна, их мама… не очень его любит. И они очень, очень близки, несмотря ни на что. Не забывай об этом, ладно? А еще даже самый миленький щеночек, которого шпыняли всю жизнь, может насмотреться на взрослых собак и начать нападать на людей. — Просто не торопитесь сильно, — заключает Адель по итогу, потянувшись к бокалу. — Как эксперт по Шепсам говорю. И тогда Аня и Соня одновременно на нее косятся. Круппова уже хотела возразить, чувствуя себя буквально забитой в угол — почему никто не может просто порадоваться за них с Олегом? Но тут она себя осекает, замечая, как на Адель смотрит Егорова. С ракурса Ани синяк не был заметен, а вот Соня углядела. Аж бокал сжала до побелевших костяшек. — Это Саша сделал? — холодящим шепотом цедит она. То, как Вегера говорила о Шепсах, выдавало ее с головой. Догадаться было не трудно. Теперь и Аня подрывается с места, чтобы посмотреть и понять, о чем говорит подруга. При виде гематомы на лице Адель внутри закипает ярость. — Да он… он… — буквально задыхается от возмущений Круппова. Соня же залпом добивает бокал, безапелляционно предлагая: — Порча на понос. Прямо сейчас, пока мы ещё не сильно пьяны. — Согласна, — уверенно кивает Аня. — Сила сразу трех ведьм точно пробьет его защиту. Потому что Саша довыебывался. Если можно капитально подпортить уроду хоть один вечер, Круппова максимально «за». Она и представить не могла, что это такое — когда некогда любимый человек поднимает на тебя руку. Знала, что тот же Макс никогда бы так не поступил. Адель не заслужила. — Еще одни паникерши… — вздыхает Адель наигранно устало, хотя в груди так тепло-тепло. Ведь приятно, когда о тебе заботятся, переживают и реально готовы за тебя мстить. И Андрей, и девочки… Кажется, Вегера и правда отвыкла быть кому-то нужной. Но отказаться от мести она не могла. Маленькой, немного детской, но от этого не менее приятной. Но для качественной порчи неплохо было бы использовать какие-то дополнительные материалы… Решение приходит само. Пялится на них ужасно умными глазами и как будто само себя предлагает. Зря его Саша летающей крысой обозвал. — Месье, вам пора мыться! — торжественно объявляет Адель, выпроваживая голубя под крылышки в душ, где он мог зависать часами. А перед этим — не забыла дерзко оголить его ляжки, стянув модные трусы в горошек, служащие для того, чтобы за месье не приходилось перемывать квартиру по несколько раз на дню. И именно голубиный помет было решено использовать для порчи. Ничерта не эстетично, но Саше — в самый раз. Нашлись и свечи, который расставили по углам, а сами девушки взялись за руки, повторяя слова находу придуманного заклинания. И они снова не одни. Бог Смерти тоже тут, и Адель готова была поклясться, что черные губы повторяли то же самое, что и они. Еще одна загадка, с которой предстояло разобраться. Но пока Вегера только беззаботно смеется, упиваясь этим ощущением власти. Дело сделано. Маленькая месть свершилась. — Ань, спроси потом у Олега, сильно ли долбануло. Я правда жалею, что не могу увидеть его лицо, — заливается Адель, первой поднимаясь с пола, чтобы забрать теперь уже легендарные голубиные трусы. — Я сейчас закину в стиралку, проверю месье, и мы выпьем за то, какие вы обе замечательные, идет? — Идет, — в унисон смеются Круппова и Егорова. И пока Вегера отлучается в ванную комнату, Соня не может не покоситься на Аню: — И все же я считаю, что это жестоко. Речь, разумеется, все ещё идет о злосчастном тик-токе. — Да нет, Саше в самый раз, — отшучивается та в ответ, будто и не поняла, о чем говорит подруга. — Надо было ещё руку порезать, конечно, чтобы организовать старому мудаку кровавый геморрой. — Кстати об этом, — хмыкает Соня со всей возможной строгостью. — Твои ритуалы… — Я не буду их обсуждать, — качает головой Аня. — Я работаю так, как мне удобно. Как мне нравится. Приходилось, конечно, сблизиться с семьей Саковых, чтобы подрезать у Саши контакты волшебных мест, где он добывает бычьи глаза и лошадиные копыта для ритуалов… Но Аню все устраивало — даже участившиеся ночные кошмары не пугали, которые не прогонял даже ловец снов Олега. Просто в глубине души… Крупповой казалось, что она заслужила это. Порой в ней просыпалась болезненная, беспомощная и до сумасшествия отчаянная ярость в отношении Макса. За то, что практически уничтожил ее до основания своим уходом. Она была привязана к нему слишком сильно. Даже немного нездорово. И сейчас, после по-мелкому пакостного, но все равно черного ритуала, Аня вновь чувствовала, как чутко на нее реагирует чувашская нечисть, видимая лишь ей. Они мерзко, скрипуче хихикали и тянули к ней свои скрюченные ручища, упиваясь болью ведьмы. — Он скучает, — осторожно признается Соня. По лицу Ани проходит судорога. Аж зубами скрежетнула. — Поздно спохватился. Обязательно начинать скучать надо именно тогда, когда твоя бывшая находит нового парня. На ум пришли некоторые песни, которые она записывала ещё осенью, но так и не выпустила. Песни, пропитанные ядом и желчью. Агонией. И в этот момент в гостиную как раз возвращается Адель. Аня тут же натягивает улыбку, объявляя: — Знаешь, я же записала по треку с Андреем и Серафимом ещё в сентябре. Вчера над еще одной песней работала… Думаю, я теперь выпущу не сингл, а целый мини-альбом из неизданного. — Пирокинезис и Мукка? — уточняет Соня. — Да, точно, ты же ещё не знаешь, — теперь Аня выглядит гораздо довольнее, переводя взгляд на Адель: — Давай, колись. Как у вас с Андрюхой? Адель готова была поклясться, что пропустила что-то ужасно интересное и, судя по тому, как быстро изменилась Аня, речь шла про то видео и… ну точно же про бывшего, да? И, возвращаясь на прежнее место, она мимолетно касается руки Сони, ловя ее взгляд и очень надеясь, что Егорова поймет, о чем она ее почти умоляет. Обсуждать кого-то за его спиной — это плохо, особенно если речь идет о твоей подруге. Но чисто женское любопытство требовало его удовлетворения. Да и если ее шальная теория о том, что трагическое расставание произошло не потому, что бывший был козлом, а потому, что он умирает… Может быть, лесом Олега, а? У Вегеры теперь к обоим Шепсам действительно предвзятое отношение. Саша ведь тоже раньше казался… хорошим. И где она теперь? — Ну, — с самой лукавой улыбкой начинает Адель, — вообще-то, я сегодня задержалась, потому что ехала от Андрюши… Нет, ничего серьезного между ними не было. Но Адель было достаточно безостановочных и таких уютных объятий, поцелуев и глупеньких шуточек. Да и где-то в глубине души она не была уверена, что не шарахнулась бы от Андрея чисто рефлекторно, потому что… обычно с сексом были связаны не самые приятные воспоминания, и прикола такой близости она так и не распробовала. Хотя хотела бы. С Андреем. Потому что ему она и правда уже безоговорочно верила. Но… еще рано, наверное. Или… как само пойдет. Она ведь не так давно думала, что вообще не сможет даже обнимать кого-то другого. Про поцелуи и говорить было нечего. Но с Андреем хотелось все и сразу. Няшиться двадцать пять на восемь. — Так что считайте, что в рэперской тусовке пополнение, — смеется Адель. — Все хорошо. Даже очень. И мне все навязчиво кажется, что я сплю. Особенно после… вот этой красоты. — Не знала, — признается Соня, кивая в сторону Ани: — Эта говнюшка мне о вас не рассказала. Круппова только невинно улыбается. Она успела выдуть одна почти всю первую бутылку и теперь старательно игнорировала тупую боль, обострившуюся где-то под ребрами. Аня ведь помнила, как Соня с Глебом только познакомились, помнила, как они с Максом гуляли на их свадьбе, тщательно скрываемой от публики. «Пополнение в рэперской тусовке». А ведь раньше Аня имела к ней отношение не только из-за собственной музыки и брата. Она тоже была возлюбленной рэпера. И тогда она чувствовала какую-то особенную причастность… Которой сейчас не было. — Пойду позвоню Олегу, — в итоге только бурчит она, чуть неуклюже поднимаясь на ноги. — Узнаю, сработала ли наша порча. Просто хотела себя отвлечь. Соня только кивает вслед уходящей подруге и подсаживается поближе к Адель. Как любая ведьма, она была очень эмпатична, хоть и не любила людей. Они вообще вместе с мужем не признавали никого, кроме «своих». И Шепс в это число не входил. Аня набирает номер Олега, застыв у окна на кухне, и, судя по тому, что он берет трубку не так быстро, как обычно, дома у них должна быть настоящая катастрофа. — Привет, — тихо и устало выдыхает Круппова, когда он наконец отвечает. — Как… дела? Даже несмотря на то, что он взял трубку, Олег отвечает не сразу — не может перестать смеяться. Из-за закрытой двери туалета до сих пор доносились надрывные Сашины проклятия. Серьезно, Олег в жизни не слышал, чтобы его брат вот так почти визжал. И, кажется, завис он там надолго… — Не знаю, что он сделал на этот раз, — хрипит Олег, потому что отдышаться не получалось, — и это жестоко, но… я не хочу никак это контрить. Так-то он против порч и проклятий. Но в момент, когда Сашу скрутило, Олег успел почувствовать родную энергию Ани и не менее знакомую магию Адель. С ними был кто-то еще, и сил такого союза оказалось достаточно, чтобы снести все защиты старшего Шепса в ничто. — Прости, это просто слишком смешно. Я не должен ржать над братом, но это прямо… — продолжает Олег и только потом запоздало осознает, насколько устало звучит Аня. — Что-то случилось? Хочешь, я тебя заберу? Это не менее цинично, чем просто посмеяться, но Олег бы с удовольствием сейчас сбежал куда-нибудь. Все потому, что, кажется, дома как раз заканчивалась туалетная бумага… — Нет-нет, все хорошо, — убеждает Аня, усмехаясь, потому что проклятия Саши было слышно даже ей. — Я просто немного борщу с шампанским. Как обычно… Но все хорошо. Я с девчонками, как ты уже, наверное, понял. Она аккуратно сдвигает горшки с цветами в сторону, чтобы забраться на подоконник, рассматривая заснеженный пейзаж за окном. Зимняя Москва прекрасна в своем мерцании. В голову вновь приходит параллель между бывшим и этим временем года… «Не бойся, смотри, как мерцает выход из темноты». Гребанная «C-Zone». И, тем не менее, Круппова берет себя в руки, придавая голосу бодрости. Болтает с Олегом обо всяких глупостях, параллельно наслаждаясь воплями его брата. Надо будет рассказать, что он натворил, но это не телефонный разговор. А в это время в гостиной Соня внимательно заглядывает в глаза Адель, выдыхая: — Можно я поделюсь с тобой… Если ты пообещаешь не говорить Ане. И вообще никому. Я больше не могу молчать. Молчать, смотря на то, как Аня и Макс теряют драгоценное время, разрушаясь по отдельности. — Я тебя об этом и умоляю телепатически уже не знаю сколько, — мягко улыбается Адель, накрывая ладонь Сони своей. — Я могила, честно. Я просто… Их встреча с Аней оказалась абсолютной случайностью. Но Круппова сделала для нее так много. Вернула веру в себя, дала поддержку, которой Вегере не хватало, познакомила с самым невероятным человеком на всем белом свете. Буквально — снова сделала ее счастливой. И Адель хотела для Ани того же. А даже та секундная смена настроения Крупповой, которую мельком увидела Вегера, подтверждала — она еще не смогла отпустить, но очень старается сделать вид, что все хорошо. Забыться в новых отношениях — не ее вариант, когда прошлая любовь была настолько сильной. — Когда я уходила от Саши, я знала, что не вернусь. Потому что я больше не хочу себя ненавидеть. Хочу, чтобы меня любили, сама хочу любить. И иногда еще наведываются вьетнамские флэшбеки, но я его больше не люблю. А Аня своего… скорее да, чем нет. Мне так кажется. Как минимум, потому, что ее прошлые отношения явно складывались лучше, чем у Адель. И даже если бы он ее правда предал… ты все равно будешь помнить, что тебе с человеком было хорошо. И могло бы быть и дальше, если бы не… — Попытка забыться — это уничтожить и себя, и его. А еще Олег хороший, но я не очень верю в то, что именно с ним Аня может быть счастливой. Ей нужен кто-то… взрослее. — Нашлась, блять… эксперт по отношениям. Щека вспыхивает болью, напоминая о себе. Адель косится на кухню, убеждаясь в том, что Ане сейчас не до них, да и шум плещущегося в душе Опездола им на руку, но Вегера все равно понижает голос до совсем шепота: — Когда я в первый раз к ней пришла, я почувствовала чужую некруху от ее брата. Это то, о чем я думаю? — Именно, — выдыхает Соня, аж прикрыв глаза от облегчения. Наконец-то она говорит об этом с кем-то, помимо мужа, Сережи или самого Макса. — Ее бывший — Максим Mnogoznaal. Лучший друг Глеба. Они знакомы с доисторических времен, Анька совсем мелкой была, встречаться позже начали… Когда ему опухоль диагностировали. У него ремиссия почти шесть лет, и… Болезнь вернулась, а этот дурак решил ее от себя избавить. От мучений лишних. И прочий бред. Бред, потому что плохо им обоим, ни чуть не лучше, чем если бы она осталась. Я не знаю, почему она сама это не прочувствовала. Возможно, дело в депрессии. И сама косится на дверь в кухню. — Я же за ними обоими наблюдаю, — продолжает Соня с глухим отчаянием. — Я столько раз пьяную ревущую Аню от асфальта отдирала, причинять себе вред не давала. И столько же раз пыталась разговорить Макса, все время только зубы сжимающего, мол, все в порядке. И, да простит меня этот Шепс, но я не верю, что он ее сделает счастливой. Ситуация — пиздец. Максу время только до весны дали врачи. Он не изменял ей. Никогда бы этого не сделал. У них такая любовь… Ты знаешь, что она даже псевдоним взяла из-за него? Фелиция — это девушка-дух, сопровождающая Иферуса, лирического героя, придуманного Максом. И… Я знаю. Знаю, что не имею права им ничего диктовать, но я чувствую, что все, что сейчас происходит — до ужаса неправильно. Повисает тишина, нарушаемая разве что вертящимися шестеренками в голове Адель. Избавиться от ощущения, что она лезет куда-то не в свое дело, оказалось сложно. Но она не могла отделаться от мысли о том, что она теперь, вроде как, тоже причастна ко всей этой рэперско-ведьмовской тусовке. И парня жалко. На самом деле, такое решение не могло не вызывать уважения… Хотя и было по-своему глупеньким. Даже если ты умираешь, разве не лучше было бы провести последние дни со своей любимой? Явно любит же. И очень. А в итоге Аня теперь уверена, что ее предали, и вцепилась в Олега клещом. И на мгновение у Адель жуткий холодок по спине пробежался, когда она поняла, что умирающий Максим сейчас будет любоваться на то, как его любимая проводит время с другим. Блять. Стремненько-то как. — Плохо, что рак. Рак магически не контрится, — озадаченно протягивает Адель. А потом смотрит еще раз на совершенно отчаявшуюся Соню… и снова порывисто обнимает ее. — Не переживай. Придумаем чего-нибудь. Только черт знает, что тут вообще можно придумать. И все-таки, Адель хочется постараться. Чтобы Аня была счастливой. — В любом случае, — заканчивает Вегера мрачно, — даже если у них с Олегом что-то получится… Саша им быть счастливыми не даст. Соня обнимает ее в ответ, треплет по спине, молчаливо благодаря за поддержку, и как раз в этот момент в комнату возвращается Аня. Смотрит на обнимающихся подруг и усмехается: — Не знаю, что за нежности я пропустила, но могу уведомить вас, что Саня Шепс повержен. Я даже по телефону слышала его страдальческие стоны. Сочувствую Олегу, надеюсь, у них дома есть освежитель воздуха. И подходит к столику, чтобы открыть новую бутылку шампанского. Та хлопает, и розовое игристое вновь наполняет бокалы. — Вот все идеально, кроме тишины, — сетует Круппова. — Адель, я подключусь к твоей колонке? Соня поднимается с дивана, чтобы взять по бокалу себе и Вегере, но тут невольно цепляется взглядом за экран телефона Ани — той как раз пришли музыкальные итоги года в «ВК». И Егорова не может не усмехнуться: — Ты и Mnogoznaal провели вместе больше тридцати тысяч минут? А самый прослушиваемая песня — это трек твоего брата «Мисс Ю»? Это который: «а я тебя бросил, просто взял и бросил»? Аня филигранно ее игнорирует, включая все ту же Дуа Липу и натягивая широкую улыбку про взгляде на Адель. — Выпьем, девочки? За нас. Бокалы звонко цокают, но Егорова выразительно смотрит на Вегеру, и по ее лицу так и читается: «я же говорила».