Укушенный бешеным псом умирает

      Удар пришёлся одновременно с резким выдохом, словно выбив последний воздух из лёгких. Затем последовал ещё один удар, а за ним — ещё. Он лежал на боку, защищая лицо, и острые камешки царапали его щёку и подбородок, попадая в свежие раны и вызывая неприятное жжение. Ничего нового. Кто-то склонился перед ним, и пыль и мелкие камни из-под ботинка попали ему в лицо. Он закашлялся и крепко зажмурился, чтобы защитить глаза. — Какой же ты урод, — прошипело у него над ухом. — Конченый урод. Ты не должен жить тут, тебе место в психбольнице, тварь. Раздался предупредительный свисток. Это означало, что миссис Фигг вышла во двор и заметила драку. Однако это нельзя было назвать дракой в полном смысле слова. Мальчик позволял себя избивать и почти не сопротивлялся. Окружавшие его мальчишки тут же разбежались, перепрыгивая через остов брошенной тут машины и скрываясь за пыльно-серыми кустами без цветов. — Да чёрт вас дери! — воскликнула миссис Фигг. — Я же просила вас вести себя прилично, проклятые мальчишки! Он с трудом сел, морщась от каждого места, что отзывалось болью. Свежие синяки и кровоподтёки ощущались на ещё не заживших, расцвевших жёлтым и синим. Худое тело было словно картина художника, у которого были только бордовые, синие и жёлтые цвета. Ослепительно белый цвет его кожи и любимый кровавый алый разбитых губ. Он осторожно попятился, передвигая тонкими и худыми конечностями, чтобы привалиться к пошарпанной стене некогда красивого белокаменного здания. Место, которое он ненавидел. Место, куда его заключили, когда он был не нужен, оставив как мусор, как падаль, как ошибку. Он поднял руку, вытирая губы пыльной рукой, растирая свежую кровь по своему запястью. — Как ты? — прокричала миссис Фигг ему, даже не поворачиваясь в его сторону. Она не будет лечить его или помогать, просто устав этого проклятого места требовал поинтересоваться. — Как всегда, — прохрипел он в ответ и усмехнулся. Боль, резанувшая в уголке губ, заставила его поморщиться и закашляться. Женщина с тёмными волосами, в белом чепце, который, казалось, был взят из далёкого прошлого, и в ужасном синем платье с отвратительными оборками. Он не стал бы использовать такой наряд даже для того, чтобы помыть им полы. У неё были только два платья, одна сумка, её губы всегда были поджаты, а блеклые глаза смотрели на всех с презрением. Она была смотрительницей и должна была следить за порядком, но никогда этого не делала. И не потому, что не могла или не хотела. Ей было всё равно. Он усмехнулся снова, стирая кровь, которая капала с его подбородка, и размазывая её по коже. Затем он начал чертить тонким пальцем узор, известный только ему. G G Ворота, которые никогда не смазывали, громко заскрипели, открываясь. Кованая надпись в этом году была плотно закрыта плющом, не позволяя разглядеть название этого места. Он поднял голову, щурясь от солнца, чтобы посмотреть на что-то, чего здесь почти никогда не было. И он в изумлении открыл рот. Новенький. Напротив, на фоне заходящего солнца, стоял юноша, который сразу привлёк внимание. Его каштановые волосы с тёмным отливом были слегка вьющимися, и казалось, что от них исходит золотистый свет. Белая рубашка безупречно выглажена и плотно облегала его шею. Он был одет в старомодные подтяжки бежевого цвета и классические чёрные брюки, которые идеально сидели по фигуре. В одной руке юноша держал большой чемодан, а под мышкой у него была зажата газета. Юноша, здороваясь, протянул руку миссис Фигг и скромно улыбнулся. Старушка от неожиданности тоже улыбнулась в ответ. Рядом с юношей стоял мужчина, который положил ему руку на плечо и ободряюще похлопал. Директор этого вшивого приюта. Он ненавидел его всей душой. В этот момент новенький посмотрел на него, и ему показалось, что время остановилось. Голубые глаза, будто чистейшее озеро, словно пронзали его насквозь своим изучающим взглядом. Он вздрогнул, когда увидел их. Ему ничего не оставалось, кроме как улыбнуться. Он понимал, что юноша видит залитые кровью зубы, разбитое лицо и грязного худого парня, сидящего в куче пыли. Не самое приятное зрелище, когда ты приезжаешь в приют для мальчиков. Конечно, новенький вздрогнул, и его сразу же увели. Миссис Фигг, заметив это, нахмурилась. Высокая для своего возраста фигура скрылась за двойными дверями, и тут же раздался громкий звон колокольчика, приглашающий на ужин. Он подождал, пока остальные покинут свои укрытия, скрываясь в старом здании столовой, и со стоном поднялся на ноги. Пытаясь отряхнуть одежду, он только больше испачкал свою серую рубашку. Проклятье. Прихрамывая, он пошёл в другую сторону от столовой. В кампусе должна была остаться вода, пока её не использовали для вечерних процедур. Дверь громко ударилась о керамическую плитку, а с потолка прямо на него упала извёстка. Выругавшись, он стянул с себя рубашку, не расстёгивая её, и открыл кран с холодной водой, взял кусок грязно-жёлтого мыла. Он встал перед раковиной, быстро замочил свою рубашку, на которую попало несколько капель крови, и начал пытаться отстирать её. Конечно, он сможет отстирать её, это было не впервой. Такое случалось не реже раза в неделю. Закончив с рубашкой и тщательно отжав её, он снял пыльные брюки и приступил к их стирке. В итоге он остался только в широких серых трусах, которые были ему не по размеру. Позади скрипнула дверь, и он, приподняв голову, посмотрел в зеркало, разбитое мелкой паутинкой. В отражении он увидел вошедшего и тяжело вздохнул. Новенький в ужасе рассматривал его тело. На спине всегда было больше всего синяков и гематом, потому что именно по спине предпочитали бить. — Ого! — только и смог вымолвить юноша и быстро подошёл к нему, протягивая руку. — Что с тобой случилось? — Заслужил, — пробурчал тот в ответ, сплёвывая слюну с кровью, и быстро стёр кровавое пятно ладонью. — Иди на ужин, а то ничего не останется. — Я пришёл за тобой, — ответил загадочный юноша, подходя ближе и рассматривая спину собеседника. Он рассмеялся, потому что был шокирован. — Благодетель? — сказал он с иронией и дёрнул плечом, скривившись от боли, когда тот попытался коснуться его кожи. — Тебе здесь долго не протянуть… Он хорошо отжал свои штаны, наблюдая, как светло-бурый поток утекает в канализацию через широкий сифон, который обслуживает сразу несколько раковин. — Тебе нужно обработать ссадины, — деловито сказал парень. Он взял его за подбородок и аккуратно развернул к себе. — Иначе останутся шрамы. — Не останутся, у меня всё заживает как на собаке, — криво усмехнулся он и прикрыл глаза, позволяя этому смелому и глупому парню осторожно касаться свежих ран. — У меня с собой есть аптечка, я могу обработать всё, пойдём, — решительно заявил парень и взял его рубашку с края раковины. — Скорее. — Зачем тебе это? — со вздохом спросил он, перекрывая кран, чтобы вода капала тонкими струйками. — Если тебя увидят со мной, твоя жизнь тоже будет разрушена. Повисла долгая пауза. Он поднял голову, чтобы посмотреть, не ушёл ли новенький. Но тот всё ещё стоял рядом и задумчиво смотрел на него. — Я не могу видеть, как другим людям плохо, — тихо ответил парень. — Однажды мне помогли, и теперь я хочу помочь тебе. Он усмехнулся и покачал головой. — Смелый ты… Как тебя зовут? Чуть загорелая рука с закатанными рукавами белоснежной накрахмаленной рубашки взметнулась вверх, а голубые глаза блеснули слабой улыбкой. — Меня зовут Альбус. А тебя? Немного поколебавшись, он пожал ему руку, ощутив, какая она тёплая. Тепло разлилось в его груди, отмечая что-то новое. Желанное. Моё. — Геллерт. Геллерт Грин-де-Вальд, — медленно проговорил он, предчувствуя реакцию. И она не заставила себя ждать. Его рот удивлённо округлился, а рука чуть дрогнула, словно хотела выпасть из его руки. Альбус попытался улыбнуться. — Это неожиданно… — наконец выдавил он. — Но почему ты здесь? Я думал, тебя забрали по программе защиты свидетелей… — Я тоже так думал, — снова криво усмехнулся он, аккуратно сгребая свои мокрые брюки и переступая ногами. — Но потом шумиха улеглась, и мной стало заниматься слишком хлопотно. Меня определили сюда пару лет назад. Не передумал со мной общаться? Геллерт посмотрел на него изучающим взглядом. Он уже всё решил для себя. Альбус привлёк его внимание своей внешностью, поведением и самим фактом своего существования. Тепло в груди Геллерта росло, словно желая охватить Альбуса через рукопожатие и сделать его своим. — Нет, ты не похож на своего отца, — уверенно сказал Альбус и притянул Геллерта ближе к себе, положив его руку себе на плечо, не обращая внимания на то, что тот мог испачкать его кровью и грязью. — Мы ведь не похожи на своих родителей… Давай, я попрошу, чтобы меня переселили к тебе. Покажи, где ты живёшь…

***

Раны затянулись, кровь засохла и отпала, не оставив следов. Бледная кожа стала гладкой, как лист бумаги, а россыпь родинок и веснушек стала более заметной. С того дня прошла пара лет. Эти годы почти вернули его к жизни, прервав бесконечный круг боли и страданий. Поступки и боль, грязные дела и расплата, злоба на весь мир и взаимная ненависть — всё это осталось позади. Тепло в его груди никуда не исчезло, оно только укрепилось и приобрело форму. Эта форма стала объектом его обожания. Он принадлежит ему. Рука медленно и нежно гладила другую, чуть более загорелую. Тени от листьев дерева танцевали на его лице. Они касались чёрных ресниц сомкнутых глаз, прямой линии носа и идеальных, чуть пухлых губ. Щетина на загорелой коже была тёмными волосками. Он был идеален. Словно создан для него. Ветер шумел над головой, качая ветки и скрипя старой древесиной. Трава расходилась от ветра причудливыми узорами. Водная гладь озера, над обрывом которого они сидели, тоже покрывалась узорами. — Я вижу, ты не спишь, — Геллерт шутливо ущипнул Альбуса за кожу, и на коже у того пробежали мурашки, приподнимая волоски. Альбус недовольно нахмурился, размыкая глаза, и поднял вторую руку, чтобы потереть лицо. Даже такой, сонный и помятый, он был прекраснее любой картины, которую Геллерт видел и мог себе представить. — С тобой не поспишь, я несколько раз успел задремать, — проворчал он. Альбус сел, щурясь от бликов воды, и посмотрел на Геллерта. — Ты сам почему не спишь? Геллерт наслаждался звучанием его голоса и улыбнулся ему. В этой улыбке было что-то почти человеческое, и он подумал, что может быть, именно так должны улыбаться нормальные люди? — Я хорошо выспался этой ночью, — ответил он и сел рядом, положив руку Альбусу на плечо. — Тем более что времени у нас осталось совсем мало… Тишину нарушало лишь биение его сердца. Он хотел, чтобы Альбус попытался переубедить его, сделал хоть что-нибудь, чтобы остаться с ним. Хоть что-нибудь… — Не нужно снова. Прошу тебя, — устало ответил Альбус, пряча свои прекрасные глаза, похожие на драгоценные топазы. Они были слишком ценны, чтобы он смотрел ими на других. Это было запрещено, нельзя никому. Они принадлежали только ему. — Да, я понимаю, твой шанс и всё такое, — натянуто улыбнулся Геллерт, хлопнув его по плечу. — Но я не вписываюсь в твою новую жизнь… — Хватит! — неожиданно резко сказал Альбус и чуть отодвинулся. — Перестань давить на меня, пока мы снова не поссорились… Ты прав, времени осталось мало, и я не собираюсь его терять. День постепенно переходил в вечер. Небо темнело, а дерево, под которым они лежали, удлиняло свою тень. Настало время возвращаться. — Нам пора, — словно прочитав его мысли, Альбус поднялся на ноги. Он отряхнул брюки и протянул руку Геллерту. — Пойдём, пока нас не хватились. Через несколько дней после знакомства они обнаружили лаз в кованой ограде приюта и с тех пор регулярно сбегали. Они гуляли по окраине деревни, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Также они ходили на озеро, где купались, ловили рыбу и жарили её прямо на берегу. В такие моменты они смеялись и делились какими-то выдуманными историями, которые казались им смешными, потому что были нереальными. Их настоящая жизнь не давала поводов для веселья. Альбус не был счастлив в жизни, но ему повезло больше, чем Геллерту. Семья Альбуса была неблагополучной, и у них не хватало денег даже на обычную школу. Родители Альбуса отказались от него, чтобы разорвать все связи. В 14 лет он оказался в приюте. Но теперь он получил грант, как сирота и лучший ученик приюта. Его ждёт будущее в Германии, где нет места Геллерту. Геллерт останется в приюте ещё на год, среди тех, кого он презирает, снова один. Как будто Альбуса и не было в его жизни. Геллерт схватил Альбуса за руку, и они поспешили по узкой протоптанной дорожке к деревне Годрикова Впадина, где находился приют для детей, оставшихся без попечения родителей.

***

В груди Геллерта разливалось тепло, словно оно пыталось вырваться наружу и устремиться к тому, кто с титанической силой неведомо тянет его к себе. Его рука судорожно сжимала руку Альбуса. Альбус вот уже продолжительное время успокаивающе гладил его по спине. — Ты главное учись хорошо, старайся, и я смогу забрать тебя к себе, слышишь? — тихо сказал он. — Я… ты же знаешь, что не смогу. Я не такой, как ты, — ответил Геллерт, глядя на него сухим взглядом, как и всегда. — Я не такой, как все. — Я знаю, кто ты такой, — сказал Альбус, переводя взгляд с одного глаза Геллерта на другой. — Поэтому прошу тебя, дождись меня. Ты меня понял? Геллерт улыбнулся кривой улыбкой и рассмеялся. Злость и обида переполняли его, вытесняя тепло из груди. Предательство. — Нет, это ты послушай меня, — прорычал он, взяв Альбуса за подбородок. Альбус не двинулся с места, только внимательно смотрел на него. — Я не буду ждать тебя здесь, как верный пёс. Это ты будешь меня искать, обещаю. — Геллерт… Он не дал ему договорить, а лишь притянул к себе и яростно вцепился в его губы. Это были те самые губы, о которых он мечтал все эти два года. Губы, которые сводили его с ума. Злость затмила разум, и он с силой укусил его за губу. Альбус застыл в шоке, но быстро пришёл в себя. Он грубо оттолкнул его и прижал ладонь к пострадавшей губе. В его голубых глазах читались непонимание, шок и, возможно, даже немного брезгливости. — Ты… — прошипел он, вытирая рот. — Ага, странно, что ты раньше этого не понял, — оскалился Геллерт, слизывая капельку его крови со своих губ. — Хотя я был осторожен. Прощай, Альбус, я буду ждать, когда ты найдёшь меня… Он развернулся, поднимая вихрь пыли своими ботинками, и, засунув руки в карманы широких брюк, зашагал прочь. Прочь от автобусной остановки, там, где за Альбусом прибудет рейсовый автобус, который отвезёт его в Лондон. Туда, где его уже ждут с готовыми документами. Там, куда его увезут от него, чтобы закрыть в частном колледже. Колледже, о котором Альбус всегда мечтал… Мечтал о том, чтобы стать хранителем закона, стать властью, охраняющей людей. Чтобы защищать их от преступников. Он всегда был таким. Правильным. Он всегда интересовался полицейскими сводками, особенно запутанными делами, и пытался выдвигать собственные версии. Их комната, которая ранее принадлежала только Геллерту, превратилась в маленький оперативный штаб, где они занимались расследованиями. Результаты их изысканий никогда не покидали этих стен. Геллерт всегда поддерживал Альбуса, лишь бы он был рядом. Он даже перестал делать мелкие пакости. Он испытывал неприязнь к людям, которые были в приюте: к таким же неблагополучным детям, как и он сам, к смотрителям, которым не было до него дела, и к директору, который тратил пожертвования приюта на себя. Геллерт, зло усмехнувшись, зашагал прочь. Он видел перед собой ворота, которые покосились, были увиты плющом и зияли вырванными балками. Его отпустили проводить друга, а теперь ждали с открытыми воротами. Миссис Фигг стояла, прикрыв рукой козырёк своего белого чепца, и высматривала Геллерта. На её лице отразилось облегчение, когда она увидела его, несмотря на солнце, бьющее в глаза. — Я уж думала, что ты сбежал, — почти добродушно проворчала она, блеснув своими блеклыми глазами и распахивая посильнее ворота. — Давай, проходи, я запру на ночь уже… — Не запирай, я ненадолго, — ответил Геллерт и улыбнулся, когда она в шоке подняла на него взгляд. Конечно, она решила, что он исправился и стал хорошим, совсем как его лучший друг. Все вокруг были уверены, что он встал на правильный путь, и появление в его жизни нового человека должно было всё изменить. И действительно, это произошло. Теперь у него была цель, которой стал Альбус Дамблдор. Он теперь принадлежал ему. Геллерт вытащил из кармана перочинный ножик, которым щёлкал в кармане, и точным ударом сделал ровный разрез на её покрытой морщинами шее. Фонтан крови взметнулся под давлением, окрашивая и её белоснежный чепчик, и ужасное синее платье, заливая бордовым ливнем. Она ошарашенно захрипела и прижала руку к своей шее, пытаясь заткнуть рану, а её глаза с болью уставились на него. — Не запирай, — Геллер наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза. — Я ненадолго, — повторил он и оттолкнул её рукой, чтобы она упала на бок, теперь заливая и мелкий песок, на протяжении многих веков утаптываемый несчастными детьми этого приюта. Он отошёл от лужи, которая растекалась перед его ногами, и медленно хрустнул шеей. Ему оставалось сделать всего несколько дел, и он сможет покинуть эту страну, как и планировал. Стряхнув с лезвия ножа пару капель крови, он направился по пыльной дороге к кампусу, который светился холодными огнями в занятых комнатах.

***

Боль разливалась по мышцам и суставам, как расплавленная сталь по формам. Она была жгучей и невыносимой. Всё тело горело и ныло. Сегодня был четвёртый день без ненавистного белого квадратика — маленького, криво разрезанного, но имеющего над ним власть. Власть, которая убивала его своим отсутствием. Его ноги были перекинуты через решётку, а каменный пол чисто выметен, но всё равно оставался холодным. Он знал эту камеру как свои пять пальцев: каждую трещинку в камне, каждый шов сварки на железных прутьях решётки. Казалось, он мог бы с закрытыми глазами описать каждый дюйм этого места заключения. Сверху доносился свежий воздух, проникавший через цокольное окно без стекла. Старая лампочка накаливания постоянно потрескивала и меняла уровень своего освещения. К каменной стене была прикреплена крепкая цепь, удерживающая узкую койку. Он провёл несколько часов, пытаясь вырвать её из стены, чтобы использовать как оружие, но всё было тщетно. Унитаз не работал, и лишь раз в неделю похититель приносил ведро с водой, которое оставлял в камере. В эти дни Драко старался экономно расходовать воду: он использовал её для очищения тела от выделений, а затем — для смыва. Он не сдался. Он не принимал добровольно ни одну пластинку этих проклятых наркотиков, и Брайан каждый раз вырубал его транквилизатором, чтобы положить одну или две пластинки ему под язык. Каждый раз Драко, приходя в сознание, сразу же оказывался под действием наркотиков, которые сводили его с ума. Но вот уже четыре дня Брайан не появлялся, а его состояние становилось всё хуже. Пот покрывал всё его тело, а мышцы сводило судорогой. Ужасный голод и жажда мучили его, а сухость во рту не позволяла говорить. Кажется, что пройдёт ещё один день, и он умрёт. После всего того времени, что он провёл здесь, у него закончилась вода двое суток назад, а пища — четыре дня назад. Еда была простая: только каша или консервы, которые вываливали на бумажные тарелки с пластиковыми ложками. Всё это делалось лишь для того, чтобы он не мог ничего использовать как оружие. Отсутствие общения сводило его с ума. И когда он осознавал, что до края его рассудка осталась едва заметная грань, всегда появлялась она. Её кожа словно светилась собственным светом, а волосы развевал ветер, которого не было в этой камере. Её карие глаза сияли, как драгоценные камни, а голос звучал прямо в голове — высокомерно и пренебрежительно. Она мучила его сильнее, чем наркотики, голод и заточение. Она терзала его душу, словно вскрывала сердце зазубренным ножом. Пришло время заканчивать отдых, и он продолжил выполнять упражнения на пресс. Он прислонился лбом к решётке, затем снова принял исходное положение. Раз, два… Он не считал, сколько раз выполняет действие, ему был важен ритм. Для него не имело значения, сколько раз он сможет сделать это упражнение, главное, чтобы он мог продолжать. Вместе с потом из его организма выходили токсины, а мышечная боль заглушала суставную боль, вызванную ломкой. Он услышал неторопливые шаги над своей камерой. Его обострённый слух позволил ему это уловить. Он вернулся. В этот момент Драко испытал что-то похожее на слабую радость, что ему не суждено умереть сегодня. Скрипнула дверь наверху, и по ступенькам спустился человек, пританцовывая на ходу. Драко поморщился, убрал ноги с перекладины прутьев и вытер вспотевший лоб. Брайан сощурил глаза, входя на последнюю ступеньку, и широко улыбнулся. — Я надеялся, что ты умер, — его высокий голос тут же пронзил слух Драко, и тот потрясённо помотал головой. Его глаза против его воли обыскивали фигуру мужчины в чёрном спортивном костюме на предмет еды или воды. — Я вижу, что ты проголодался, — со смехом сказал мужчина после небольшой паузы. Он поставил на стол спортивную сумку и с улыбкой посмотрел на Драко. — Хотя, конечно, можно было бы и поздороваться со своим благодетелем. Молчание. Только лампочка потрескивала, отбрасывая тени на стены. Брайан слегка наклонил голову, наслаждаясь моментом. — Ну же, Драко, — нежно проговорил он и, дёрнув за молнию сумки, достал из неё большую пластиковую бутылку воды. — Меняю эту воду на твоё искреннее «привет». Драко попытался сглотнуть, но ощутил боль в горле и покачал головой. Брайан расстроенно прищёлкнул языком и продолжил разбирать сумку. Там оказались консервы, нож для их вскрытия и упаковка одноразовой посуды. От голода и жажды, а также от желания кого-нибудь убить, у Драко закружилась голова. Последним Брайан достал что-то похожее на газету, а затем — пластиковый пакет со знакомыми белыми квадратиками. На лице Брайана появилась язвительная улыбка. — Вот что я предлагаю: ты сам, без моей помощи, принимаешь сразу две пластинки. А я дам тебе всё это… — Брайан обвёл рукой предметы на столе и затем указал на ветеринарный пистолет, который лежал там с прошлого раза. — В противном случае… — Пошёл. На. Хуй. — прохрипел Драко и подкрепил свои слова жестом со средним пальцем. Злоба мелькнула в светлых глазах, и Брайан деланно рассмеялся. — Вот ты, скот, крепче оказался, чем я думал, — хмыкнул он и покачал головой. — Я надеялся, что ты будешь меня умолять. Но ничего, у нас ещё есть время, правда? Драко молча наблюдал за ним, решив не тратить силы и драгоценную слюну. Он собирался отомстить ему позже, вернуть всё, что ему задолжали. И сделать это с удвоенной силой, усиленной ненавистью, которую он так долго копил. Он считал дни, полагаясь лишь на тени и свои ощущения дня и ночи, которые проникали в комнату через узкую щель окна. Он делал зарубки ногтями на нижней части кровати, там, где Брайан не мог их увидеть. Брайан пытался подшутить над ним, говоря, что тот потерял счёт дням своего заточения. Но он был уверен, что продержится до конца, ведь он находился в плену уже 53 дня. И этот день не станет последним в его жизни. — Я принёс тебе кое-что почитать, меня очень просили. Думаю, ты заскучал без новостей. Драко поднял голову и посмотрел на мужчину. На столе лежала свёрнутая газета. Брайан присел на край столешницы, развернул бумажный свёрток и театрально прокашлялся. — Быстрее читай, тварь, — прорычал Драко и обхватил руками прутья решётки. Брайан рассмеялся и погрозил ему пальцем. — И это наследник такой древней фамилии, — пошутил он. — А ты знаешь, что тебя уже все мысленно похоронили? От этих слов ледяное чувство в груди словно спустилось по пищеводу и змеями начало обвивать сердце. Нет, она не могла этого сделать. Она не могла утратить надежду. Не та, настоящая, чей образ он бережно хранил в своих мыслях, чьи воспоминания придавали ему силы жить. Именно та, что жила в его сознании, а не чужая, часто сидящая рядом, была источником его воли к жизни, заставляла его бороться со смертью. Брайан молча смотрел на Драко, и тот не понимал, что выражает его лицо. Отсутствие информации убивало его. — Нет, — прохрипел он. — Ты лжёшь. — Хочешь сам прочитать? — Брайан развернул к нему газету, и Драко замер, увидев на главной странице огромную фотографию. Злой, властный, величественный взгляд. Как взгляд богини смерти и возмездия, этот взор он видел в своих видениях, когда был под действием наркотиков. Драко попытался дотянуться до газеты, но Брайан резко развернул её обратно, щёлкнул языком и усмехнулся. — Нет, я буду читать, — сказал он и прокашлялся. — Она поверила слухам о том, что я распускал слухи о твоей трагической кончине, и организовала бал, совсем как ты раньше. — Брайан с улыбкой посмотрел на него поверх газеты. Драко сглотнул и остался стоять с протянутой рукой. — Она вступила в права наследства и теперь по закону является наследницей всего, что принадлежало Малфоям, — продолжил Брайан, быстро просматривая строки. — Первый кандидат на её руку — Харви Прайс, который недавно стал холостяком и уже активно ищет себе новую пару. И так далее, и тому подобное, ничего интересного. Представь, что её обвиняют в покушении на жизнь твоего отца. Как неразумно, ведь на самом деле это сделал я, — Брайан выпрямился и указал на себя пальцем. — Конечно, жёлтые газетёнки ничего не знают, они только и умеют, что распространять сплетни. Брайан резко повернулся и начал рвать газету. Он аккуратно оторвал газетный снимок, на котором была изображена она. Драко, словно зачарованный, наблюдал за тем, как Брайан притянул снимок к себе и поцеловал то место, где должна была быть её голова. Испытывая фантомный приступ рвоты и бешеной злости в своей груди, Драко потянулся дальше, пытаясь схватить за край капюшона Брайана. — Сука, — прошипел Драко и ударил кулаком по прутьям. — Всего лишь твоя жена, — улыбнулся Брайан, поправляя капюшон и оставляя снимок на столе, так чтобы Драко видел. — Правда, уже бывшая, потому что ты умер. Её искажённое изображение притягивало к себе взглядом злых глаз. Она не могла поверить в это, просто не могла. Но она должна была верить, что он жив… Брайан прошёл вперёд, скрыв фотографию своим телом, и начал стучать ножом по крышке консервной банки. Драко невольно моргнул, чувствуя, как слёзы собираются в уголках глаз. Если бы он мог умереть в этот момент, если бы его сердце остановилось, это было бы как раз тогда, когда он поверил бы, что она оставила его и не ищет. В этот момент Брайан повернулся, перезарядил пистолет и с улыбкой выстрелил дротиком в грудь Драко. Тот лишь вздохнул, почувствовав, как знакомое оцепенение начинает распространяться по его телу, от груди к конечностям. И темнота поглотила его. Отрицание. Знакомое покачивание привело его в сознание. Это было то, что он ненавидел больше всего. Он не хотел открывать глаза, но всё равно уже видел её. Теперь она была одета в чёрное бальное платье, на шее сверкало колье, блики от которого отбрасывались на серые от времени стены камеры. Её прекрасные волосы светились белым светом и были собраны в пучок. Тонкая шея, изящные руки, чудовищно тонкая талия. Она была пуста. Она не была беременна. Драко сел, подтянув колени к груди, и спрятал лицо в ладонях. Он давно разорвал свою рубашку, превратив её в жилетку, а ремень использовал для постоянных упражнений. Она сидела на краю его узкой койки и болтала босыми ногами в пышной юбке своего платья. — Драко… Он вздрогнул и чуть не заплакал. — Дра-а-а-ако-о-о-о, — напевала она своим любимым голосом, который эхом отражался от стен. — Поговори со мной, я так соскучилась. Драко сжал зубы так сильно, что они едва не раскрошились. Он поднял голову и посмотрел на неё. Она была невероятно красива, словно сошла с чёрно-белого газетного снимка. Её глаза были подведены чёрными стрелками, а губы накрашены тёмной помадой. Её кожа была серой, и вся её гамма была лишь оттенками серого, как на фотографии. Но несмотря на это, она завораживала его. Сквозь её тело он видел звенья цепи, которая удерживала его койку. — Дорогой, — проворковала она и спрыгнула с койки, но не коснулась пола. Своими маленькими изящными ступнями она стояла на цыпочках, а руки она подняла вверх, как будто собиралась вальсировать. При этом она наклонилась назад, прогнувшись в пояснице. — Так сойдёт, Драко, или нужно ещё? С громким хрустом, который эхом отозвался у него в голове, она прогнулась так сильно, как не смог бы сделать настоящий человек. А потом она заливисто засмеялась, видя, как Драко застонал от боли. — Раньше ты разговаривал со мной и даже спорил, — сказала она, вернувшись в центр комнаты. Она начала кружиться в вальсе, не касаясь пола. — Я скучаю по тем временам. Может быть, потанцуем вместе? Драко окинул камеру беглым взглядом. Он увидел пару тарелок, от которых исходил неприятный запах, вызывавший у него спазмы в желудке, ведро с водой и уже знакомую бутылку. За прутьями камеры больше никого не было, даже сумки Брайана. Значит, тот снова ушёл. Драко подтянулся, схватил бутылку и сделал небольшой глоток, чтобы смочить пересохший рот. Он решил, что если через час, когда она закончит издеваться над ним, ему не станет плохо, то он сможет попить. — Неужели ты думал, что я буду тебя ждать и искать? — Она словно сошла с воображаемой платформы и присела перед ним на корточки. — Неужели ты думал, что так много значишь для меня? Её глаза сияли, а улыбка была такой широкой, что казалось, она вот-вот разорвёт её лицо. Губы были покрыты потрескавшейся губной помадой, и из них сочилась чёрная кровь. — Ты просто достижение моих целей, я же говорила тебе, а ты не верил, — продолжала она, когда Драко передёрнул плечами. — Всего лишь богатенький мужчина, которого влюбить в себя не составило труда. А теперь, — она потянулась к нему, пытаясь приподнять его подбородок, но её светящиеся пальцы прошли сквозь него, не встретив сопротивления. — Всё, что твоё, теперь моё. Разве это не смешно? — Замолчи, я не желаю тебя слушать, — с болью в голосе произнёс Драко, глядя на любимое лицо, которое казалось ему совершенным. — Ты можешь уйти из жизни и обрести свободу, — улыбнулась она и погладила его по щеке, словно пытаясь утешить. — Например, утопиться в этом ведре… Драко перевёл взгляд на пластиковое ведро с водой. Он не скрывал, что думал об этом. Она жила в его голове и, конечно, читала его мысли. Гнев. — Уходи! — прорычал он, отмахиваясь от неё рукой. Но его рука лишь рассекла воздух, а она обиженно надула губы и покачала головой. — Ты же обещал, что всегда будешь любить меня и защищать, — звонко сказала она. — А сам… Драко повернулся, отворачиваясь от неё, и начал отжиматься. Раз, два… — Ты снова пытаешься побыстрее от меня избавиться, — она приподняла ногу, будто собираясь сесть ему на спину, и расправила длинное чёрное платье. — Это так не по-мужски… Пот уже выступил на лбу, а мышцы горели от напряжения. Так действие наркотика закончится быстрее. Он уже знал, что так будет, когда впервые не знал, куда себя деть, когда она пришла к нему. Он повторял себе, что женщина, которая сидит у него на спине, ненастоящая. Он с каждым выдохом опускался всё ниже. Он говорил себе, что настоящая Гермиона ждёт его и любит, и никогда не предаст. И он вернётся к ней, как только представится возможность. Нужно только выбрать подходящий момент. Фальшивая Гермиона всё не унималась, продолжая звучать в его голове. Она пыталась заглушить его мысли, но он закричал изо всех сил. Когда он выдохся, то упал без сил. В его голове стало удивительно тихо. Он приподнялся и огляделся. Она исчезла. На краю стола осталась только её чёрно-белая фотография.