Au bord de l'explosion

Кацуки был во всем виноват сам. Он прекрасно это осознавал, хотя данное знание и делало всю ситуацию лишь ещё паршивее чем она была, не принося привычного чувства секундной эйфории, которое обычно возникало, в те моменты, когда Кацуки понимал что он прав. Никто не просил его о том, чтобы он посвящал треть своей жизни на воплощение мечты человека, который давно уже поменял свои приоритеты и продолжал идти дальше, как ни в чем ни бывало. Это он застыл на месте, если не сказать ушел в противоположную сторону, поэтому теперь ему было некого винить кроме самого себя. А чувство вины как раз было привычным и уже практически родным состоянием, сопровождающим чуть ли не с самого детства. Вот только раньше это чувство возникало исключительно перед кем-то. Он чувствовал вину перед Изуку, перед мамой, перед Всемогущим, метким стрелком, да много перед кем. По большому счету, Кацуки вообще считал, что виноват практическим перед каждым человеком, общение с которым выходило за рамки незнакомцев или гражданский-герой. Но на этот раз он был виноват перед самим собой и это было странно. Абсолютно новое ощущение, которое растекалось по всему телу вязкой жижей, полностью поглощая за собой. Создавалось впечатление будто эта мерзкая жижа отчаянно не желала его отпускать и поэтому заполняла собой все окружающее ее пространство, стремясь затечь в глаза, уши и рот, дабы абсорбировать его и заставить захлебнуться в себе. Иногда ему даже казалось, что он вернулся в то самое состояние, которое испытал в 14 лет столкнувшись со злодеем Грязь, вот только на этот раз кидаться чтобы спасти его никто не собирался. У Изуку была жизнь, которую он предпочел потратить на воспитание юных дарований, а не на попытки вытащить Кацуки из очередного дерьма, в которое тот вляпался.        Допив мерзкий и остывший ещё несколько часов назад кофе, Кацуки поставил чашку на журнальный столик и подавив желание зарыться руками в волосы и выдрать их себе с корнем, в попытке хоть немного привести себя в чувство, поднялся с дивана, за пару шагов пересекая подобие гостиной и оказываясь в узком коридоре своей квартиры. Протянув руку, он снял висевшие на крючке рядом с дверью ключи от машины и быстро натянув кроссовки вышел наружу, громко хлопая дверью и заставляя отвалиться несколько кусочков потрескавшейся штукатурки на лестничной клетке. Он обещал себе поговорить с домовладельцем уже как несколько месяцев, но сил на то, чтобы написать ему претензионное письмо все не находилось Через час у него должна начаться смена. Конечно, на ней следовало бы быть бодрым и полным сил, вот только чувство истиной бодрости Кацуки утратил, казалось бы, хренову тучу лет назад. Если говорить конкретнее - восемь лет и три месяца, которые он потратил сначала на вынашивание плана, а затем на отчаянные попытки заработать на костюм и добиться от бывших преподавателей и одноклассников мнимой поддержки его безумной идеи: «Конечно, Бакуго, мы только за помочь Мидории вернуться в строй и стать героем, только вот у нас у всех есть своя жизнь, так что пожертвуй-ка своим временем на то, чтобы все устроить, а мы, так и быть подсобим тебе в реализации твоего плана.» Естественно, когда он только предложил все это никто не сказал ему этих слов напрямую, но мысленно возвращаясь в прошлое, сейчас Кацуки слышал все те диалоги именно так. У всех вокруг хватило мозгов для того, чтобы не посвящать свою жизнь идее самозабвенных подростков о прекрасном бедующем, которое бы заключалось их в бесконечном сражении за звание героя номер один, и проживание счастливой жизни бок о бок друг с другом, крепко сцепив при этом руки.        Все были заняты своими проблемами и попытками восстановиться после пережитых событий. Один только Кацуки решил что лучшей терапией для него будет не пойти к психотерапевту, как это сделали Киришима, Минс, Каминари с Серо и практически половина его бывших одноклассников, а батрачить на работе до состояния изнеможения, загоняя внутрь себя все воспоминания о войне, ВЗО и посттравматическом расстройстве, которым обзавелись на тот момент еще совсем юные недогерои, мечтающие о светлом бедующем и свято верящие в то, что работа героя заключается исключительно в сверкании своим ликом на экране телевизоров гражданских, всемирной славе и спасении невинных от рук злодеев. Которые конечно же только жестокие преступники, творящие зло просто потому, что, им того хочется и никак иначе. А истории этих злодеев никого по факту не интересовали. И Кацуки в том числе. Делить мир на черное и белое, считая, что все что тебе приходится не по вкусу это обязательно черное, а твои личностные идеалы непременно белые - удел всех подростков с комплексом бога и возведенным в культ максимализмом.        Спускаясь по старой лестнице и кривясь от смрада, который образовывался посредством смешения запаха сырости, плесени и затхлой мочи, Кацуки подумал, что не будь у него сейчас патруля и навязчивых мыслей о том, что у него нет возможности остаться дома и пролежать, глядя в потолок, неограниченное количество времени, он бы воспринял даже это небольшое кардио как что-то неподъемное. Мысли о том насколько тяжело в последнее время стали даваться физические упражнения не пугали, но изрядно раздражали и будь у него хотя бы немного больше сил он бы обязательно предпринял попытку побороть их или хотя-бы заглушить чем-то, чтобы они не раздражали своим беспрерывным присутствием на затворках сознания. Но сил как раз таки не было. Причем не только на борьбу с навязчивыми мыслями, с ними во всех их проявлениях, за прошедшие года Кацуки научился справляться с легкостью, просто игнорируя их и все тревожные сигналы организма, который уже не понимал, что сделать дабы добиться внимания со стороны своего владельца, в придачу. Гораздо больше пугало что желание заглушать эти самые мысли в последнее время становилось все меньше и меньше. Хотелось просто выкрутить их на полную, прочувствовать всю эту тревогу и панику, а потом скорее всего разорваться от переизбытка испытываемых эмоций и скатиться в пучину переживаний и саморефлексии по возведенной ментальной стеночке, ограждающей его от отгружающих.        Усмехнувшись представляя себе насколько бы омерзительно жалко это смотрелось со стороны, Кацуки открыл дверь подъезда и вышел на улицу, одновременно ощущая обжигающе-холодный воздух на лице и практически незаметную вибрацию в заднем левом кармане потертых джинс. Скорее всего, это было уведомление о новом сообщении от его геройского ассистента. Он был практически единственным человеком, чьи уведомления Кацуки до сих пор не отключил. Отчасти потому что писал тот действительно только по делу, а отчасти потому, что быть на связи постоянно являлось одним из условий почему бедолага вообще продолжал работать на героя Диномайта.        По началу, когда Кацуки только выпустился из академии будучи перспективным героем, сходу занявшим четвертое место в топе, то желающих поработать на него было уйма и можно было перебирать варианты как комбинации в стандартной колоде карт, думая, что они никогда не закончатся и выбрать лучшего из лучших. Вот только со временем, пока Кацуки продолжал падать в рейтинге, из-за зацикленности на большем количестве смен, чем мог выдержать его организм, не давая осечек во время боя, и пока его характер становился все более очевидным для общественности, остался только этот доходяга, который по неведомым даже для себя самого причинам продолжал работать на Кацуки. Он без колебаний ставил ему столько смен сколько требовалось и практически не капал на мозги тем, что постоянные переработки вредят здоровью, а это знатно делало ему честь в глазах Кацуки.        Он и сам прекрасно знал, что ему давно пора пройти полное медицинское обследование. Потому что: оно обязательно для всех про-героев, мед. персонал его агентства уже отказывался его лечить без сданных анализов, а постоянные спазмы в груди, вкупе с тремором рук и хронической усталостью создают определенные затруднения во время погони за злодеем, где важна каждая секунда.        Выдохнув небольшое облако пара, Кацуки посмотрел на серое небо и мысленно досчитав до десяти высунул телефон из кармана.              От кого: Доходяга       «В следующую пятницу в 18.00 будет проходить церемония награждения героев, которые занимают от 30го до 10го места в топе, твое присутствие обязательно, внес мероприятие в расписание.»        — Блять, — выдохнул Кацуки, уставившись в экран смартфона и ему пришлось потратить практически пол минуты на то, чтобы осмыслить прочитанное.        В какой момент он докатился до того, что его начали звать на награждения неудачников? Ну наверное, в тот самый, когда решил забить на свое место в рейтинге, послав тот куда подальше, не считая должным уделять ему хоть сколько внимания до тех пор, пока Изуку не присоединится к нему на линию старта, и поставив во главу угла зарабатывание денег и разработку плана геройского агентства, которое они откроют вместе с Изуку. Точнее открыли бы, сейчас уже точно не откроют.        На обдумывание того может ли он опоздать на пару минут и потратить их на то, чтобы перекурить, молча пялясь на тротуар у Кацуки ушло меньше секунды. Причин и дальше стараться, брать по 4 дополнительных смены в неделю, забивая на сон по несколько суток подряд и вообще приходить на работу вовремя у него больше не было, как и желания всем этим заниматься, а значит он вполне может позволить себе опоздать, потратив время так как действительно хочет.        Горячий дым практически обжог горло слишком глубокой первой затяжкой, но ощущение легкого головокружения и долгожданного расслабления, которое возникло следом было настолько приятным, что захотелось остаться в этом моменте навсегда. Правда уже через пару минут это ощущение исчезло также легко, как и появилось, и отчаянные попытки мысленно за него ухватиться и оставить рядом, чтобы ощущать приятное тепло, растекающееся по телу, не помогли. Сигарета скурилась слишком быстро, вторая тоже. Даже с учетом то, что Кацуки докуривает обе вплотную до фильтра и, кажется, всерьез задумывается о том, чтобы закурить еще одну, а потом и еще парочку, пока не начнет задыхаться от никотиновой передозировки и кашлять как уличный алкаш, стаж курения у которого дольше чем Кацуки вообще живет, это не помогает ему вернуть то мимолетное чувство тепла. Поэтому вместо того, чтобы продолжить поглощать раковых солдатиков, он делает глубокий вдох и направляется к машине, засовывая потрепанную пачку обратно во внутренний карман куртки. А сев за руль, тратит еще практически минуту на внутреннюю борьбу и попытки заставить себя завести мотор и отправиться на работу.        Наверное, Изуку не приходится каждый день перебарывать себя и искать силы чтобы подняться с кровати, сдвинуться с места, позавтракать или банально умыться, не говоря уже о том, чтобы ехать на работу и что-то делать, не испытывая при этом постоянное чувство отвращения от всего что его окружает, и если ради этого нужно наплевать на общую мечту с другом детства, то Кацуки наверное тоже бы не отказался бы попробовать поучить детишек тому, как стать новым поколением героев.        Хотя нет, Кацуки бы как раз отказался. Именно это он и сделал. Он вообще от много отказался за последние годы. От возможности купить себе квартиру, вместо того чтобы снимать потрепанную однушку в часе езды от офиса, и это ещё на машине, раньше вообще приходилось выходить из дома практически за два часа, чтобы вовремя успеть на поезд или оставаться спать в кабинете, потому что тратить четыре часа из возможных шести перед следующей сменой было неразумно. От возможности ходить по выходным в бар с Киришимой, Серо и Каминари, которые перестали его звать после того, как он в 7-й раз слился в последний момент, написав, что взял себе дополнительную смену и пожелав всем хорошенько отдохнуть без него. От нормального режима сна, карьеры, отпусков, возможности самому себе готовить, а не заваривать лапшу, от походов в зал, потому что сил после того графика, который он себе ставил оставалось только на то, чтобы дойти до комнаты и рухнуть в постель надеясь уснуть, а по итогу получая очередную порцию кошмаров и галлюцинаций, возвращающих в воспоминания о сражениях на войне.        Он отказался от всего этого, и мнимого подобия нормальной жизни, если вообще был ее достоин, потому что хотел хотя бы раз сделать все правильно, исправить ошибки которые совершил будучи закомплексованным и при этом излишне самоуверенным ребенком, добиться признания своего самого дорогого человека, но по итогу так и остался на месте, услышав лишь сухое «спасибо за костюм» и эту гребанную недо-философию о том, что все вокруг него особенные. Для Кацуки особенным был только Изуку. Практически всю его осознанную жизнь он был символом всего за что вообще продолжал бороться Кацуки. Поэтому он выбрал этот путь сам, и уже практически две недели с того разговора повторял самому себе, что не имеет права чувствовать себя преданным и сам во всем виноват.        Вставив и повернув ключ зажигания, он почувствовал, как плечи немного расслабляются. Все же продать барабанную установку и купить машину было правильным решением, все равно та уже несколько лет без дела занимала место в его и без того маленькой квартирке, а проводить в одиночестве своей квартиры лишний час в последние время стало практически также необходимо, как дышать. Дорога до офиса проходит в привычной тишине и ровно через час он оказывается на месте с первым опозданием на 15 минут за все время своей профессиональной геройской карьеры.        И как только он останавливает машину на парковке и обратно поворачивает ключ зажигания, готовясь выйти и направится в здание к горлу резко подступает ком тошноты, сдержать который удается только больно впившись ногтями себе в ладонь и зажать другой рукой рот.        Это началось около месяца назад и накатывало абсолютно внезапно, стоило Кацуки подумать о работе или своих обязательствах как героя. Объяснения этому чувству он пока не нашел и хоть в глубине создания и закрадывались мысли что останься он дома или уйди в отпуск чтобы отдохнуть от бесконечных рабочих будней хотя бы немного это все прекратилось в момент, делать этого он не собирался.        Пару глубоких вдохов и мысленное обещание перекурить, как только останется один помогли привести себя в чувство и нацепив на лицо маску уверенного в себе героя Динамайта, все же выйти из машины и нетвердой походкой доковылять до своего офиса.        Доходяга подлетел к нему практически сразу, стоило только войти в раздвинувшиеся перед Кацуки стеклянные двери, и протараторив что-то про беспокойство его опозданием и радость от того, что тот все-таки соизволил прийти, быстро ввел в курс дела касательно обстановки в подконтрольном Кацуки районе.        — В общем и целом, на данный момент все спокойно, но около получаса назад радары показали активность незарегистрированной причуды в соседнем районе, так что скорее всего потребуется ваша помощь. — Подведя итог своему монологу мужчина выжидающе посмотрел на своего начальника и поняв, что тот не собирается выдавать какую-либо реакцию скептически выгнул бровь, недовольно поджимая губы.        — А кто сегодня на посту в соседнем районе? — Вопрос наконец получилось сформулировать, но не то чтобы Кацуки сильно интересовал ответ на него, скорее он просто понимал, что, если продолжит молчать Доходяга попытается отлупить его папкой с расписанием, которую все это время перекладывал из одной руки в другую, а получать папкой по и без того начинающей раскалываться голове, не хотелось. — Герой номер 2 Шото. — Отлично. Пусть он и разбирается с этим. Хмыкнув Кацуки выцепил из рук ассистента опасную для безопасности своей головы папку и быстрым шагом направился в свой кабинет. До его патруля еще есть время и раз уж в подведомственном ему районе все спокойно, сейчас следует заняться разного рода отчетностью, которая скапливалась у него на столе последние пару дней. Сейчас его ждала ежедневная рутина: поставить подписи, практически не вчитываясь в бумажки, которые ему подсунул ассистент, просмотреть расписание, разобраться с отчетами, которые нужно передать в финансовый отдел и постараться не утонуть в ворохе документов. Последнее время его жизнь только и состояла что из заполнения разного рода бумажек, патрулей, спасения в очередной раз попавших в беду мирных жителей, что давно уже не приносило ничего кроме чувства усталости, и заполнения отчетов о проведенной миссии. Все это сливалось в одну непонятную серую массу, которая обволакивала его жизнь снедая собой все вокруг. Подавив очередной тяжелый вздох, Кацуки поставил подпись под одним из документов, который заключался в прошении о замене оборудования в спортивном зале агентства и отложив его к другим уже подписанным документам потянулся за следующим. В этот момент в кабинете раздалась громкая сирена, оповещающая о нападении злодея в его районе или о том, что кому-то срочно требуется помощь, заставив Кацуки выронить лист обратно на толщу бумаг. — Чёрт возьми, — выдохнул он, чувствуя, как плечи мгновенно напряглись. Быстро вставая изо стола и на ходу начиная переодеваться в геройский костюм, он нажал на кнопку вызова ассистента, а стоило его голове протиснуться внутрь кабинета сразу же рявкнул. — Что произошло? Уровень опасности быстро. Доходяга, теперь уже с новой порцией папок в руках, с лёгким раздражением закатил глаза: — Ничего особенного. Как я и предупреждал в соседнем районе срочно требуется ваша помощь. Какой-то мелкий злодей, ничего серьезного, насколько я понял, но Шото запросил поддержку, потому что... ну, вы знаете, сейчас все обязаны действовать по правилам, согласно протоколу. — Дурацкий протокол, — пробурчал Кацуки, натягивая перчатки и переносные детонаторы, а заодно перекладывая помятую пачку сигарет и зажигалку в карман штанов. — Ладно. Я разберусь, не нуди. «Может, это и к лучшему», — подумал он. Работать с бывшим одноклассником было далеко не идеей мечты, но, может, хотя бы так он сможет отвлечься от отчетов, которые успели вызвать у него вновь подступающий приступ тошноты за те несколько минут, что ему пришлось потратить на их заполнение. Забрав новую кипу папок Кацуки небрежно кинул их через всю комнату к себе на стол, роняя тем самым пачку сложенных ранее документов и вышел, громко хлопая при этом дверью. Доходягу с возмущенно вытянувшимся лицом он с наслаждением проигнорировал и быстрым шагом направился на улицу. На то, чтобы добраться до места сражения у него ушло менее 20 минут и как только разноцветная макушка Тодороки попала в поле его зрения крикнул, продолжая нестись в разворачивающуюся гущу событий. — Половинчатый, какая обстановка? Тодороки, который в этот самый момент теснил какую-то огромную, перекаченную и, судя по всему, обколотую тестостероном тушу в сторону безлюдного переулка, между двумя зданиями, отвлекся от своих действий буквально на мгновение. Он с сосредоточенным лицом обернулся в сторону Кацуки, и кивнул в знак приветствия. — Рад тебя видеть, спасибо что откликнулся, это злодей Мускулы, я увел его подальше от гражданских, нужно обезвредить и вырубить. Причуда заключается в повышенной физической силе. Кацуки тоже кивнул, показывая, что все понял и оббегая препятствия из ледяных скал, которые возводил Тодороки с целью преградить путь злодею, на ходу вызвал несколько направленных на него взрывов. Мощь была достаточно сильной, чтобы отбросить Кацуки инерцией на пару шагов назад, зато злодей не успел увернуться и теперь пытался подняться на ноги, попутно сплевывая на тротуар кровь, чтобы возобновить сражение на этот раз уже с двумя профессиональными героями. Быстро сократив расстояние, Кацуки врезал ему в лицо, вкладывая столько силы, что того опять отбросило на добрых несколько метров, прямо в сторону мусорного контейнера, который рабочие как раз должны были сейчас вывозить, но не успели, из-за начавшейся схватки, поэтому теперь стояли где-то в нескольких метрах от огороженной льдом Тодороки территории и курили, радуясь возможности отложить работу на добрые пол часа, не меньше. Усмехнувшись Кацуки вызвал еще один взрыв, после чего тот превратился в череду непрекращающихся вспышек, которые создавали такой грохот, что, отдаваясь у Кацуки в висках он создавал впечатление, словно прямо по нему проехался поезд метро, в котором играли все самые любимые рок-группы, песнями которых Кацуки заслушивался во времена своей юности. Мускулы, который за пару мгновений каким-то образом умудрился оклематься, приблизился и поднял руку, прерывая начавший свое формирование новый взрыв ударом в локоть левой руки, переводя тем самым, бой в рукопашный, явно пользуясь преимуществом своей силы. Несмотря на то, что от большинства ударов Кацуки удавалось уворачиваться, один все же прилетел ему прямо в челюсть, вызвав неожиданно сильный приступ боли, мгновенно перешедший с челюсти в голову, заставляя покачнуться. Пришлось пару раз махнуть головой приходя в себя, после чего снова броситься в бой, нанося удар за ударом. Тодороки в это время создавал все новые ледяные скалы, которые как тот, наверное, думал должны были помочь Кацуки и преградить путь злодею, но на деле только доставляли Кацуки дискомфорт своим появлением в самых неподходящих, по его мнению, местах. Он старательно лавировал между этими глыбами, пытаясь увести злодея в глубь переулка и загнать его тем самым в ловушку, но уже через 5 минут такого сражения понял, что что-то идет не так. Злодей расплывался перед глазами и приходилось прикладывать усилия, чтобы сосредоточится на отражении атак, к тому же ещё и скула по ощущениям отчетливо набухала и синела от начинавшей свое формировании гематомы. Сейчас, одурманенный всплеском адреналина, Кацуки не обращал внимания на боль, которая скорее всего нарастала, но осознание сколько времени ему потребуется чтобы свести этот синяк подручными средствами заставляло раздраженно сжимать зубы. Он сгенерировал несколько взрывов, пытаясь вырубить начавшего действовать на нервы противника и почувствовал резкую боль в висках. Ноги мгновенно стали ватными, а сердце начало биться с такой силой, будто собиралось сейчас запустить какой-нибудь реактор, отдав на это все силы и почить смертью великих, заставляя его на секунду остановится и перевести дух, но это было ошибкой. Новый удар последовал мгновенно, на этот раз он был направлен в солнечное сплетение, и заставил Кацуки согнуться от боли, отступив в сторону, вжимаясь в холодную кирпичную кладку пятиэтажного здания. Вся эта ситуация начинала изрядно бесить. Если раньше Кацуки справился бы с подобным злодеем за пару ударов и уже торжествующе упивался бы своей победой, то сейчас он явно не справлялся и речь уже шла не о том, чтобы победить за пару минут, а о том, чтобы в принципе не откинуться посреди боя, оставив Тодороки разбираться со всеми последствиями. Кацуки всегда казалось, что он похож на машину, предназначенную для сражений и создания взрывов, но сейчас, с каждым ударом, с каждым новым взрывом, ему казалось будто эта машина всё больше напоминает собой поломанную детскую игрушку, которую собираются выбросить на помойку и не делают этого лишь потому, что она всё ещё продолжает каким чудом двигаться и изображать подобие активной деятельности. Видимо его слишком долгое пренебрежение состоянием своего организма, вкупе с очередной бессонной ночью дали о себе знать именно сейчас, поэтому теперь приходилось игнорировать нарастающую отдышку и мысли о том, как жалко он выглядит со стороны со своей испариной на лбу, сбившимся дыханием и искривленном от боли лицом. Новый взрыв, Кацуки смог направить на противника только через несколько секунд ожесточенной борьбы с самим собой и подставляющим его телом, которое грозилось отказать в любой момент. Этот взрыв обезвредил их обоих, заставив упасть на колени из-за резко потемневшей перед глазами реальности и боли, возникшей в грудной клетке в районе сердца. Пришлось закусить губу, откусывая от себя небольшой кусочек плоти и сплевывая его в сторону врезать злодею со всей силы из положения полулежа. Кружилась голова. Пыль и кровь, своя и чужая, обволакивали лицо, заставляя снова сплюнуть неприятное ощущение во рту и раздраженно тряхнуть головой, в бессмысленной попытке стряхнуть с себя это мерзкое месиво. Поднявшись на ноги Кацуки краем глаза заметил, как Тодороки активирует огненную причуду и направляет ее на Мускулы. Он услышал, как тот крикнул ему что-то за несколько секунд до того как, жар опалил лицо, но отойти не успел, потому что боль в сердце усилилась, заставив неосознанно схватиться за грудь и согнуться, крючась от этих ощущений. Из глаз брызнули слезы, которые моментально высохли благодаря огню, которым сейчас был объят злодей, стаявший в полуметре от него. Мускулы повалился на асфальт, успев протянуть вперед правую руку и в последний раз врезать, не ожидавшему такого от обессилевшего злодея Кацуки. Кацуки свалился следом, не в силах больше выносить разрывающую грудину боль и набирающее обороты головокружение из-за которого реальность вокруг него вытанцовывать перед глазами пьяную джигу. Он лежал на спине, чувствуя, как сознание начинает медленно ускользать в мягкую темноту, и только и мог что приглушенно ругаться, отчаянно пытаясь привести себя в чувство. В голове билась только одна отчаянная мысль, что все это наконец-то закончилось. Никакого наслаждения от давшейся с таким трудом победы не было и в помине, была только усталость и раздражение от того, что, ему в принципе пришлось с кем-то сражаться. Героем быть легко, когда тебе 15 и ты подросток с горящими глазами и желанием доказать всему миру что ты достоин всеобщего признания, когда у тебя ещё есть мечта и смысл вступать в схватку, даже если заведомо знаешь, что злодей гораздо сильнее и опытнее тебя. Когда тебе 25, у тебя завал на работе, хроническая усталость и непрекращающаяся тахикардия, вкупе с отсутствием понимания того, за что ты вообще сражаешься — быть героем полное дерьмо. Потому что ты уже точно знаешь какие последствия влекут подобные самоуверенные поступки, и насколько высокую цену нужно заплатить за победу. Поэтому сейчас он весь в поту и крови, лежит на холодном асфальте, окруженный пылью и грязью, с мыслями о том, что это все на что он теперь годен. Пролежав так, снедаемый самобичеванием, неизвестно сколько времени, хотя, судя по тому, что к нему еще не успел никто подбежать, относительно не долго, Кацуки смог-таки перевернуться на живот и на четвереньках отползти обратно к стене пятиэтажки, чтобы обессилено на нее облокотиться. Перед глазами все кружилось, гул разрывающего его грудь сердца отдавался в ушах, а боль, которая уже не концентрировалась в каком-то локальном месте, а просто захватывала все тело, заставляла недовольно кривиться и вызывала уже излюбленное чувство подступающей рвоты. Кацуки подавил это чувство, трясущимися руками закидывая в рот сигарету из, магическим образом не вылетевшей из кармана во время боя, пачки. — Убью Доходягу..., — прошипел он, начиная хлопать по бедрам, надеясь также нащупать в карманах еще и зажигалку, но выяснилось, что она как раз таки все же выпала и лежала теперь благополучно где-то между кусками раздробленного взрывами асфальта и еще не успевшими до конца оттаять ледяными глыбами. Не успевшую сформироваться мысль о том, как теперь поджечь практически физически необходимую никотиновую трубочку, ибо сил на то, чтобы создать даже самый маленький взрыв не осталось, прервал голос подбежавшего героя номер два. — Давай руки, я помогу тебе подняться и дойти до медиков, бригада скорой помощи уже подъехала. Не дожидаясь ответа Тодороки сам мягко, но уверенно подхватил Кацуки подмышки и поставил его на ноги, удерживая от падения обратно на асфальт. Из-за быстрого подъема, кровь Кацуки не успела в нужных количествах притечь к голове, поэтому предательское сознание все же ускользнуло на пару секунд, поэтому герой в тот же момент безвольно повис у бывшего одноклассника на руках, выронив изо рта так и не зажженную сигарету. В себя он пришел так же быстро, почувствовав приятный холод, сконцентрировавшийся у него на лбу и открыв глаза уставился на сосредоточенно-обеспокоенное лицо Тодороки. Осознав, что пришел в себя фактически в объятьях половинчатого, который сейчас еще и заботливо прикладывал руку с активированной причудой к его лбу он мгновенно пришел в чувство и все еще с трудом стоя на ногах отшатнулся в сторону. — Иди нахрен. Мне не нужна ничья помощь ни твоя ни гребанных медиков. — Ну да, конечно. В следующий раз обязательно оставлю тебя корчиться от боли или лежать без сознания на асфальте, все лишь бы не задеть твоё эго. — Тодороки проговорил эту тираду со своим обычным, каменным выражением лица и создалось впечатление что он действительно серьезен, но в глубине его глаз Кацуки каким-то образом различил странный блеск и заметил последовавший через секунду за этим едва дрогнувший уголок губ. — Сарказм? От тебя? — Кацуки хмыкнул, отходя в сторону стены, чтобы с наслаждением опереться на нее плечом. — Да что с тобой произошло за все эти чертовы восемь лет. — Тоже самое я бы очень сильно хотел узнать от тебя, а сейчас пойдем, бригада медиков стоит за поворотом. Тодороки молча развернулся, не дожидаясь момента, когда Кацуки вновь начнет этот бессмысленный спор, и шагнул вперед, направляясь в сторону выхода из переулка. Чтобы привести себя в чувство Кацуки потребовалось несколько секунд, и громко высказанное ругательство, на которое обернулись сотрудники полиции, которые уже успели подбежать к злодею и теперь оперативно перекладывали его на носилки, готовясь загрузить в автозак. Он махнул им рукой, показывая, что все нормально, а переведя взгляд себе под ноги заметил сигарету, которая выпала из его рта и сейчас благополучно пропиталась водой из лужи. Сжав губы в тонкую линию он вспомнил что она была последней и еще раз махнув рукой в пару широких шагов нагнал Тодороки. — Я серьезно, половинчатый, мне не нужны никакие медики, сам справлюсь. Пару секунд Тодороки не двигался, серьезно что-то обдумывая, а потом видимо сдавшись обернулся к Кацуки: — Хорошо, в таком случае я подвезу тебя. — Мой офис находится в получасе ходьбы отсюда, —Кацуки скептически выгнул бровь, не понимая зачем вообще учувствует в этой странной перепалке, но все же продолжил. — И как я уже сказал — мне не нужна ничья помощь. Тодороки окончательно повернулся, вставая почти вплотную перед Кацуки, преграждая тем самым спасительный путь к выходу из переулка и потерев средним и большим пальцем переносицу осуждающе уставился в глаза напротив. Кацуки ошарашенно уставился в ответ, с удивлением, не находя в себе ни сил, ни желания отстраниться. — Бакуго, несколько минут назад ты практически свалился без сознания прямо посреди боя и до сих пор выглядишь так будто готов откинуться в ближайшие десять минут из-за кровопотери, которой у тебя нет, а значит либо Мускулы успел ударить тебя настолько сильно что у тебя открылось внутреннее кровотечение, что к слову я бы заметил, либо ты изначально находился в том состоянии, в котором тебе не следовало влезать в эту схватку. И раз уж я был тем человеком, который вызвал тебя на это сражение, то если ты думаешь я просто махну рукой и пойду своей дорогой, то ты дурак. Высказав всю эту тираду Тодороки замолчал, ожидая ответа и сцепил руки в замок. Удивление застало Кацуки врасплох. Откуда вообще у Тодороки взялось это упрямство? Какая ему разница в каком состоянии находится Кацуки, если тот сам ответил на призыв и был единственным кто виновен в своем состоянии. Закатив глаза Кацуки обошел половинчатого по большой дуге и сплюнув на землю кровавую слюну, нащупал в кармане уже пустую пачку сигарет. Разочаровано сжав ее он обернулся через плечо: — Ладно, поехали, только заткнись уже. Заедем по дороге в табачку. Не вынимая рук из карманов, он, шатаясь шагнул вперед, больше не обращая внимания на половинчатого ублюдка. Если тот вдруг решил поиграть в его няньку, то хорошо, ему же будет лучше раз не придется тащиться на ватных ногах обратно, грозясь свалиться без чувств прямо посреди улицы и заслужить тем самым статью в газете: “Герой Динамайт не смог выдержать слабенький бой: болезнь или он просто больше не способен быть героем?”. Один раз похожая статья уже просочилась в сеть, стоило ему согнуться от приступа тахикардии на автограф сессии и после этого ему пришлось целый месяц изображать из себя ответственного и полного сил героя, а свой приступ оправдывать обычным вирусом, с которым он как истинный герой справился за пару дней и вернулся в строй как ни в чем ни бывало. Помнится пиарщик, который был у него на тот момент, знатно присел на уши из-за этого инцидента и предлагал на всеобщее обозрение выставить все его проблемы со здоровьем, дабы его пожалели и продвинули в топе как великомученика продолжающего бороться со злом не смотря на разъебанное физическое состояние. Вылетел со своей должности тот быстрее, чем успел опубликовать какой-либо пост и получил вырезку из контракта, конечный пункт которого заключался в круглой компенсации, которую он обязан будет выплатить если хоть словом обмолвится о том, какие проблемы со здоровьем есть у Динамайта. Доходяга тогда только закатил глаза и сказал, что, если Кацуки продолжит пренебрегать своим здоровьем о его состоянии все равно рано или поздно станет известно, но по факту не стал возмущаться самодеятельностью своего начальника. — Моя машина там. — Тодороки, бесшумно подошедший сзади, чем практически заставил Кацуки испуганно вздрогнуть, указал в сторону новенькой Bugatti Centodieci, стоявшей неподалёку от бригады скорой помощи. Махнув им головой, показывая, что осмотр никому не требуется он разблокировал машину быстрым нажатием на лакированный ключ. — Мажор, — пробормотал Кацуки, направляясь к пассажирскому сидению. Ему такая малышка могла только сниться. Чтобы купить свою ему потребовалось продать барабанную установку и взять кредит под львиные проценты, надеясь выплатить его хотя бы в ближайшие полгода. Возможно, не откладывай он на протяжении восьми лет практически всю свою зарплату на покупку костюма для Изуку у него бы тоже было достаточно денег чтобы позволить себе такую дорогостоящую покупку, но уже было слишком поздно об этом думать. Тодороки либо сделал вид, либо действительно не услышал комментарий Кацуки, и обойдя его молча открыл дверцу, ожидая, пока тот заберётся внутрь. Этот жест Кацуки комментировать не стал и молча плюхнулся на кожаное сидение, ощущая как реальность опять начинает набирать обороты в своем движении вокруг его головы. Тодороки оказался за рулем через пару секунд, пристегнул ремень и заведя машину повернулся к Кацуки. — Мои сигареты лежат в бардачке. — Кацуки удивленно повернулся и поднял брови. — Если там сейчас окажется эта электронная херотень я запульну ее тебе в голову, — сказал он, наклоняясь к бардачку и начиная перебирать его содержимое. Пачка Marlboro с двумя кнопками оказались в его руке практически сразу, и он пренебрежительно скривился, крепко ее сжимая. — Как гламурно, половинчатый. Бесцельно порыскав в бардачке еще несколько секунд Кацуки с удивлением, обнаружил там еще и потрепанную зажигалку от фирмы Zippo. Что она делает в машине обладателя огненной причуды думать не хотелось, поэтому он просто откинулся на спинку кресла и не удосужившись открыть окно прикурил, делая длинную затяжку и с наслаждением вдыхая никотиновый дым. Тонкое и сладкое подобие настоящей сигареты оказалось не настолько отвратительным на вкус, ожидалось, хотя и было в разы хуже привычных KOOL 12. Все тело до сих пор ломило, а на то, чтобы не обращать внимание на головокружение уходили все силы, которые, как казалось Кацуки он израсходовал еще на поле боя, примерно в тот момент, когда ему прилетел этот злосчастный удар в солнечное сплетение. Хотелось закрыть глаза и провалиться в беспамятство, причем примерно на пару месяцев, чтобы организм наконец-то полностью восстановился и перестал выкидывать такие приколы как сегодня. Тахикардия начинала постепенно сходить на нет, все его тело расслабилось, а взор подернулся серой дымкой. — Будь добр, открой уже окно, пока весь мой салон не провонял дымом. — Из блаженной неги его выдернул раздраженный голос Тодороки. Кацуки закатил глаза и нарочито медленно потянулся к кнопке стеклоподъемника, выполняя бессмысленную, по его мнению, просьбу. Если половинчатый может позволить себе купить такую дорогую машину, значит и чистка салона не сильно ударит по его состоянию. А что касается противопожарной безопасности, то для этого за рулем машины сейчас сидел ходящий огнетушитель, следовательно можно не волноваться. Кацуки вытянул руку на улицу, стряхивая пепел и сделав еще пару глубоких затяжек выкинул сигарету прямо в окно. Усталость продолжала накатывать волнами, также как и головокружение, поэтому чтобы справиться с ними пришлось прикрыть глаза и поудобнее устроиться в кресле. Сигарета принесла чувство расслабления и блаженной пустоты в переполненной мыслями голове, тело покрылось едва заметными мурашками, а приятный вкус дыма во рту хотелось смаковать как самое дорогое блюдо мишленовского ресторана. Грудь до сих пор больно пульсировала из-за ходившего ходуном сердца, а болевшее после схватки тело так и призывало расслабиться и вновь погрузиться в спасительную негу. Ему показалось, что он провалился в сон буквально на пару минут, обычно даже это было для него роскошью посреди рабочего дня. Тело парило где-то между ощущением абсолютного блаженства и нестерпимой болью, которая пронизывала каждую его клеточку. Ещё большей роскошью стало то, что сон на удивленье прервался не кошмаром или панической атакой, а тем, что половинчатый резко затормозил перед остановившейся на светофоре машиной. Даже так сознание возвратилось не сразу, сначала оно медленно выплыло на поверхность, грозясь опять спрятаться глубоко в бездне, дабы доспать еще несколько сладких минут, часов, дней. Потом, посмотрев в окно Кацуки обнаружил привычный пейзаж, который расстилался в паре километров от его съёмного жилья и с негодованием обернулся на Тодороки. — Половинчатый, что за приколы? — Пробуждение пришло мгновенно, следом за желанием активировать причуду и подорвать половинчатого на месте за его выкрутасы. Останавливало только то, что машина в умственной отсталости своего владельца была не виновата и подрывать такой качественный и комфортный экземпляр было жалко. — Ты уснул около часа назад и не просыпался, когда мы подъехали к твоему офису. Я попытался тебя разбудить, но ты не отреагировал, поэтому я сходил туда сам и сказал твоему ассистенту, что после боя тебе необходим отдых. Он дал твой адрес и сейчас мы едем туда. — Высказав все это с каменным лицом он как ни в чем ни бывало нажал на газ, и машина снова двинулась вперед, начиная набирать скорость. Кацуки плотно сжал зубы, но, к своему удивлению, не стал ничего высказывать против. Эти два инициативных ублюдка решили устроить ему непрошенный отдых, просто прекрасно. Завтра он скинет на доходягу все накопившиеся отчеты, если уж ему так сильно хочется разгрузить своего начальника, и пусть тот только попробует возразить. Устало посмотрев в лобовое стекло, Кацуки скривился, наблюдая за тем, как солнце начало медленно двигаться в сторону захода. Через месяц уже было рождество, поэтому начинало темнеть уже к четырем часам дня, из-за чего работать в последнее время стало нереально. — Тебя не будут искать на работе? — Сам не понимая зачем начинает этот светский диалог Кацуки посмотрел на Тодороки крепко сжимавшего руль обеими руками. «Как дед старый» пронеслось в голове, заставляя невольно усмехнуться. — У меня сегодня короткий день, после боя я должен был сразу направиться домой, так что нет. — А дома? Момо все равно на то, где пропадает ее парень? Тодороки оторвал свой взгляд от дороги и удивленно посмотрел на Кацуки. Он помолчал некоторое время, как будто ожидая что тот сам поймет, что сказал что-то не то, но извиняться за то, что лезет в чужую личную жизнь блондин не собирался, поэтому выжидающе уставился в ответ. — Мы расстались около семи лет назад, через некоторое время после того, как выпустились из академии. Кацуки помолчал несколько минут переваривая информацию, пока Тодороки вновь отвернулся от него, сосредотачивая все свое внимание на дороге. Теперь он выглядел задумчивым и как-будто немного расстроенным из-за того, что Кацуки упустил этот момент его биографии. Костяшки его пальцев побелели от того, насколько сильно он сжал руль, а губы превратились в тонкую линию. — Не сошлись характерами? — Кацуки ни то попытался подбодрить, ни то подколоть, назвав излюбленную фразу всех парочек, расставшихся после пары месяцев отношений. Ему была непонятна такая резкая смена атмосферы, отчего-то становилось некомфортно и хотелось закрыть эту тему, чтобы не наблюдать за тем, как половинчатый пытается выломать руль. Пока он за рулем Кацуки бы предпочел, чтобы их разговоры были исключительно о птичках и погоде, если это поможет в безопасности добраться до дома и не стать жертвой чужого разбитого сердца или что там за тараканы были в голове у его бывшего одноклассника. — Не совсем. Выяснилось, что мы оба не решались себе признаться в своих предпочтениях и вкусах касательно партнера. К тому же мне нравился другой человек. Мы расстались с ней друзьями. — Понятно... — Напряжение все еще пронизывало всю машину, из-за чего Кацуки вжался в свое сидение и отвернулся, стараясь сосредоточиться на пейзаже за окном. За последние годы он действительно не интересовался отношениями кого-либо из своих одноклассников. Его мало волновало кто с кем спит или встречается, по большому счету его даже не интересовало, как и кто живет после выпуска. Своих проблем было слишком много чтобы вникать в то, что происходит в жизни других людей. Он не смог бы наверняка сказать у кого и какие были отношения, за исключением разве что Минс и Дерьмоволосого, ито исключительно потому что они оба выели ему весь мозг вначале этих самых отношений, пока пытались узнать, как понравится друг другу или спрашивая какой-то совет по отношениям, будто он был их личным семейным психологом. К слову, они до сих пор продолжали это делать с периодичностью в пару месяцев, чем изрядно действовали на нервы, но Кацуки каждый раз запихивал свое недовольство куда подальше и выслушивал все их розово-ванильные сопли. Он и сам не до конца понимал почему этим занимается, просто каждый раз, когда Минс звонила ему расстроенная или предлагала поболтать пока она наносит на себя огромное количество различных кремов из разноцветных скляночек, Кацуки соглашался и следующие несколько часов слушал обо всем, во что его хотела посвятить розоволосая. В какой-то момент такие разговоры стали своего рода отдушиной, что-то что было отголоском его былой жизни, когда он еще не скатился в постоянные переработки, самобичевание и яму паразитирующих червей, заполняющих его мысли. — Что насчет твоих отношений? — Прервал его размышления Тодороки. Почему-то Кацуки показалось что он ощутил на себе странный холодок и ему даже пришлось обернуться обратно на половинчатого, чтобы проверить не активировал ли тот причуду. Тодороки же в этот момент как ни в чем ни бывало смотрел на дорогу. Его большой палец начал в нетерпении постукивать по рулю, но, когда Кацуки заметил эти странные движения половинчатый будто стыдясь своих действий снова плотно обхватил руль, старательно контролируя свои движения. Пришла очередь Кацуки в оцепенении смотреть на соседа не зная, как правильно сформулировать свою мысль. У него не было отношений. Он не считал это каким-то упущением или что-то вроде того, ему просто было это не нужно. Он не мог даже сказать, был ли влюблен когда-то и не был уверен, что знает, как ощущается эта самая влюбленность. У него просто был один особенный человек, которого он хотел сделать счастливым. С которым он хотел быть, которого хотелось держать за руку и с которым хотелось разделить мечту. Ему было этого достаточно и последние десять лет Кацуки успешно убеждал себя, что их общая мечта это все что ему нужно. Возможно поэтому, поняв, что его мечта уже давно не является их общей Кацуки ощутил, как спасательный трос, который все это время продолжал удержать его на плаву, не давая окончательно утонуть в своих мыслях резко оборвался. Но Кацуки сам был в этом виноват, он и не заслуживал того, чтобы его мечта провести всю жизни с человеком, над которым он когда-то издевался стала реальностью. — Ничего — Понятно... Тишина вновь заполнила весь салон. Кацуки опять начинал ощущать, как параноидальные мысли, которые ненадолго отступили начинают возвращаться, поэтому периодически стал посматривать на навигатор, проверяя сколько времени еще осталось до того момента как он окажется в спасительном одиночестве своей квартиры, и пытаясь силой мысли приблизить этот момент. Обсуждать отношения или что бы то ни было еще ему не хотелось абсолютно, хотелось просто упасть на кровать и пролежать, глядя в потолок весь оставшийся день, а ближе часам к трем ночи наконец провалиться в сон хотя бы ещё на пару часов. — Тебе настолько сложно быть честным с самим собой? — вдруг спросил Тодороки, не отрывая взгляда от дороги. — Ты сейчас о чем вообще? — Кацуки нахмурился, пытаясь вспомнить нить разговора и понять к какому моменту мог быть уместен этот комментарий. — О твоих отношениях. — Тодороки чуть повернул голову в сторону. — Неужели ты никогда не хотел вступить в них? Кацуки открыл было рот для язвительного комментария, но промолчал, так и не находя что ответить. Да откуда половинчатому вообще знать, чего он хотел, а чего нет. Может он просто предпочитает не афишировать то, что происходит в его личной жизни. — Ты сейчас пытаешься выставить это как проблему? — огрызнулся он наконец. — Нет, просто интересно. Кацуки закатил глаза. Плевать ему было на интересы половинчатого, пусть идет и интересуется этим у Каминари, который пару недель или месяцев назад спрашивал совета по отношениям. Думая об этом Кацуки вспомнил, что вроде как пикачу встречался с кем-то из их бывших одноклассников, но ухватиться за эту мысль не удалось. Складывалось впечатление что он пробивается через толщу воды, пытаясь вспомнить что-то что происходило вокруг него в последние годы, но никак не мог этого сделать. Он не был уверен в том забыл ли он что-то или просто погрузился в работу и свой внутренний мир настолько, что перестал осознавать происходящее. А может это была игра его больного сознания, которое настолько устало находиться в одиночестве, что создавало в его голове ложные воспоминания. — А что насчёт прошлого? — спросил Тодороки после паузы. — Прошлого? — Изуку, — короткий ответ, который, наверное, должен был прояснить что-то, но на деле только запутал еще больше. — Причём тут он? — Кацуки напрягся всем телом, даже не понимания почему так реагирует и отвернулся обратно к окну, начав считать столбы и деревья, которые они проезжали. Гул в ушах начал нарастать и обрывки мыслей замельтешили перед глазами, отказываясь складываться в цельную картинку. К горлу подступил практически болезненный ком тошноты и нестерпимо захотелось курить. Нащупав пачку сигарет, которая провалилась в отверстие между сидением и дверью, пока Кацуки спал, он крепко сжал ее руке, стараясь сосредоточиться на этом ощущении. — Ты посвятил ему восемь лет своей жизни. Это больше, чем у некоторых людей длятся браки. — Смешно, — сухо отрезал Кацуки, не поворачиваясь. Гул становился громче, а пачка практически полностью смялась, но обращать внимание на окружающую его реальность сейчас было слишком тяжело. — Зато правда, — парировал Тодороки. — Ты так много делал для него. Мы все много старались, но без тебя и твоей идеи это было бы бессмысленно. Ты никогда не задумывался зачем все это делаешь?

Потому что должен все исправить.

— Ты в философы заделался? — Нет. Просто понимаю тебя. Cherchez l'homme Эти слова неожиданно зацепили, заставив Кацуки резко перевернуть голову и всмотреться прямо в лицо половинчатого. Остаток фразы он не понял, но начала ему было достаточно. Тот в свою очередь, не проявляя никаких эмоций просто вел дорогу, полностью погруженный в этот процесс. На его губах проскользнуло какое-то подобие опечаленной усмешки, но понять, что под ней кроется было невозможно. Да и не то, чтобы Кацуки этого хотелось. — Ни хрена ты не понимаешь. — Как скажешь. Кацуки опять отвернулся и оставшиеся пару минут до прибытия они провели полностью погруженные в свои мысли. Точнее Кацуки был погружен в свои мысли, а что там происходило у половинчатого ублюдка он даже думать не хотел. Тот всегда был с какими-то тараканами в голове и тот факт, что он вроде как научился адекватно проявлять свои эмоции ещё не говорил о том, что он перестал был бесчувственной ледышкой. — Мы приехали. — Заглушив мотор Тодороки наконец соизволил повернуться к Кацуки и уставился на него с непонятным выражением лица, явно собираясь что-то сказать. Он смотрел на него не слишком долго, но Кацуки показалось что за эти несколько секунд в его голове успели перемешаться все мысли, и теперь грудой бесформенного нечто медленно поднимались на поверхность. — Либо говори уже, либо я пошел. — Все видят, что ты не в порядке, Бакуго. — Тодороки прикрыл глаза и протянул руку собираясь положить ее на плечо Кацуки, но так и не донес до цели, оставив лежать на спинке кресла. — Отдохни. Пожалуйста. — Я справляюсь. Они замолчали, смотря друг другу в глаза и Тодороки, сдаваясь откинулся назад на свое сидение, зарываясь правой ладонью себе в волосы и взлохмачивая их. — Помнишь второй год учебы в академии? — Прозвучало хрипло и как-то приглушенно, будто Тодороки выталкивал из себя эти слова, до конца не понимая нужно ли их говорить. — Сегодня у нас день рандомных вопросов, заебись. — посмотрев на дверь Кацуки прикинул насколько неприлично будет просто открыть ее сейчас и выйти, оставив этого идиота самостоятельно разбираться с его бессвязными вопросами и глупым желанием поболтать о прошлом. — Помню, нормально поспать было невозможно. — Да, каждую ночь минимум пару наших одноклассников просыпались с криками и бились в истерике. — Тодороки оживился и убрав руку с лица кивнул, воодушевленно поворачиваясь на Кацуки, но быстро взял себя в руки и продолжил. — Пережитые события на всех оставили отпечаток. Со временем стало легче конечно. На третьем курсе крики слышались гораздо реже. Многие научились сдерживать свои кошмары, некоторые просто начали кричать в себя, не привлекая внимания, но это не значит, что все все забыли или справились с этим. Никто не забыл. До сих пор. Тодороки опять замолчал, переводя дыхание и собираясь с мыслями, а Кацуки в этот момент захотелось чтобы тот вообще больше никогда не открывал рот, лишь бы не продолжать слушать о том, о чем все они предпочитали молчать. — Когда восемь лет назад ты пришел к нам с идеей костюма для Изуку мы были все еще слишком погружены в мысли о своих демонах. Ты был первым кто, как нам казалось, смог справить со всем этим и идти дальше. Нашел мечту, которую планировал реализовать. Возможно, мы были слишком зациклены на себе, возможно просто не поняли, но нам казалось, что ты со всем справился, когда на деле ты просто решил все игнорировать и стал загружать себя работой, не обращая внимания на свое состояние. Рука отчаянно сжала настрадавшуюся уже пачку сигарет и Кацуки пришлось приложить максимум усилий чтобы не подорвать половинчатого и не выломать дверь машины, чтобы банально сбежать. Биение сердца опять ускорилось, начиная набирать обороты и больно ударяться об грудь, а вдох с каждой секундой становилось сделать все сложнее. — Мне кажется, что сейчас ты вернулся на эти восемь лет назад и если тогда никто не смог тебе помочь, то сейчас это хочу сделать я. — Закончил наконец свою пыточную тираду Тодороки и едва заметно улыбнулся. Захотелось выбить ему каждый зуб, чтобы стереть эту гребанную улыбку. Кацуки сам разберется нужна ему помощь или нет, и если она ему и понадобится, то он точно не станет ее просить у половинчатого. — А мне кажется, что тебе не нужно лезть не в свое дело. Я уже сказал, что мне не нужна ничья помощь, я справляюсь. Тодороки опустил голову и нажал на кнопку блокировки дверей. Разговор был окончен. — Отдохни, Бакуго. Кацуки вылетел из машины сразу, даже не выложив из рук пачку сигарет половинчатого. Плевать, купит себе новые, Кацуки сейчас нужнее. Пусть скажет спасибо что он не прихватил с собой еще и зажигалку, которая наверняка была какой-то памятной для этого ублюдка, раз тот держал ее у себя в бардачке. Звук отъезжающей в сторону машины заставил отступить на шаг и обернуться вслед уезжающему Тодороки. Внезапно стало нечем дышать и Кацуки пришлось скрючиться, надавливая на грудную клетку обеими руками, дабы сделать своеобразный массаж и попытаться привести себя в чувство, но, как ни странно, это только ухудшило ситуацию и лишь выбило из его легких приглушенный хрип. Как он, на ватных ногах, поднимался к себе в квартиру Кацуки не запомнил совершенно. Единственное на чем было сконцентрировано внимание это больно колотившееся в груди сердце, которое заставляло крепко держаться за перила, чтобы не свалиться прямо на лестничной клетке. Открыв дверь квартиры трясущимися руками, он наконец-то оказался в спасительной иллюзии безопасности и за пару шагов пересекая всю его небольшую квартирку остановился рядом с окном гостиной, в одно движение доставая из смятой пачки чудом уцелевшую сигарету и мгновенно прикуривая ее, взятой с подоконника зажигалкой. Дым сразу заполнил собой все окружающее его пространство и уносясь серым облаком на улицу, в первые секунды, казалось бы забирал с собой все мысли, которые переполняли голову Кацуки. Но это ощущение закончилось вместе с потушенной об оконный отлив бычком сигареты. Голова начинала раскалываться от мыслей, которые её переполняли, и Кацуки не понимал, как их заглушить. Дойдя до кухонной стойки, он, отчаянно схватил первый попавшийся стакан и плеснул туда вчерашний кофе из чайника. В один глоток полностью его опустошая и крепко сжимая в руке. Кацуки правда надеялся, что это поможет, делая глубокие вдохи и выдохи, пытаясь вернуть себе самообладание. Но лучше не становилось, голова только быстрее кружилась, а приступ тошноты стал практически нестерпимым. Скопившийся в левой руке пот, спровоцировал несколько микровзрывов, и стакан рассыпался в руке, оставляя несколько осколков прямо в ладони. Кровь потекла вниз, пачкая собой кухонную тумбу, линолеум и геройский костюм, из которого Кацуки так и не успел переодеться. Он постарался как можно аккуратнее стряхнуть осколки прямо на пол и в пару движений избавился от детонаторов, кидая их туда же и оставаясь в обычной геройской кофте. Комната кружилась перед глазами, становилось трудно понять где он вообще находится, но подступающая рвота не давала возможности расслабиться и упасть без чувств прямо на пол, вслед за упавшими осколками и детонаторами. Доковыляв до ванной комнаты, Кацуки с трудом нащупал выключатель и склонился над туалетом, быстро засовывая в рот два пальца, в отчаянной надежде очистить наконец раздражавший его весь день желудок. Хотелось просто наконец избавиться от этого волнами накрывающего чувства тошноты и рвоты, и он был готов отдать что угодно ради этого. Понимание того, что все что он ел за день это две чашки остывшего кофе утром и вечером пришло слишком поздно, когда удалось все же выплюнуть из себя остатки горькой остывшей жидкости, вперемешку с желудочным соком, и обессилено облокотиться лбом на грязный ободок унитаза. Тяжёлое дыхание казалось настолько громким, что отдавалось в ушах, но попытки сжать голову не помогли избавиться от этого звука. Тело мелко тряслось, а лоб покрылся холодной испариной и теперь неприятно прилипал к рассаднику бактерий и самому грязному месту в его доме по совместительству. Раз уж он постоянно чувствует тошноту ему должно было стать легче, когда он выблевал все что смог, но лучше не становилось. Мысли, от которых он старательно пытался убежать только сильнее начали пожирать его и никакие попытки спрятаться или придумать чем их можно заглушить не помогали. Боль в ладони не отрезвляла, она только заставляла скрючиться на полу ванной комнаты, баюкая раненную руку и не давала провалиться в спасительное беспамятство. Хотелось закричать, чтобы прогнать эти ощущения, но горло почему-то сдавило болезненным спазмом, прерывая все попытки выплеснуть эмоции на корню. Ему нужен был свежий воздух, ему нужно было поспать, ему нужно было спрятаться, сделать что угодно лишь бы спастись от этого состояния. Кацуки не понимал в какой момент все пошло наперекосяк, просто в один момент дело, которым он горел последние годы выжгло его без остатка, стало отвратительным. Все, о чем он мог думать это то, что больше не хочет быть героем, не хочет просыпаться по утрам и ехать на работу, не хочет продолжать эту бессмысленную гонку, не осознавая от кого или за кем он бежит. Он не хотел больше думать. Ни о чем, ни о тех годах что он потратил на бессмысленное зарабатывание денег, ни о том в каком состоянии сейчас находился его организм, ни о чертовом мать его Изуку. Ни-о-чем. Он просто хотел тонуть в этой вязкой жиже, пытающейся его сожрать и не хотел выплывать наружу никогда. Ему не нужна была никакая помощь, ни половинчатого, ни кого-либо еще. Кацуки сам был виноват в том, что загнал себя в это состояние, поэтому теперь ему оставалось только пожинать плоды своих действий. С трудом находя в себе силы подняться Кацуки наконец добрался до своей кровати и обессилено, рухнув на нее сжал голову руками, в бессмысленной попытке спрятаться от самого себя. Хотелось просто исчезнуть.