Только ветер

— Даже не верил, что ты придёшь! — Хэйдзо обнимает его, чуть не сбивая с ног. Они договорились встретиться у выхода из метро, чтобы вместе дойти до дома, где Кадзуха никогда не был. Теперь им остаётся дождаться Янь Фэй, которая почему-то опаздывает (что уже странно). Наконец, девушка вылетает из дверей подъехавшего автобуса и, поправляя юбку-шорты, подбегает к друзьям. — Простите-простите-простите! Я не рассчитала время, и… Фух, — она переводит дыхание, — ну, вот. Всё. Фу, — опирается на плечо Кадзухи и сгибается, пытаясь прийти в себя. — Ты откуда так летела? Тебе же, — Хэйдзо задумчиво вертит головой, — ехать с другой стороны нужно было. Лицо Янь Фэй вспыхивает пятнами, она отводит взгляд, и это подобно красной тряпке перед быком. — Та-а-ак, — ласково тянет Сиканоин, напоминающий сейчас охотничьего пса, вышедшего на след. — Где ты была? — он берёт её под руку, и Янь Фэй беспомощно смотрит на Кадзуху, но тот лишь разводит руками. Когда Хэйдзо включает внутреннего детектива, ничего не поможет. Поэтому им остаётся только терпеть и неспешно идти в сторону нужного дома. — Я… Я была в библиотеке, — робко отвечает девушка. — И всё? — кажется, что ещё секунда, и Хэйдзо её обнюхает. — Н-нет, просто… Янь Фэй выглядит так, будто вот-вот расплавится, и Кадзуха всё-таки решает вмешаться. — Хэйдзо. — Так? — Я… — Хэйдзо, — голос Кадзухи звучит, как сталь. Он останавливается посреди дороги и строго смотрит на друга. Когда тот оборачивается, его брови непонимающе выгибаются. — Ну? — Отстань от Янь Фэй. Если она захочет, сама расскажет. Янь Фэй тихо выдыхает, когда расспросы заканчиваются, но Каэдэхара знает, что ему ещё прочитают наедине лекцию о «братской ответственности». Забавно, что Сиканоин — действительно блестящий сыщик, умеющий читать эмоции людей и замечать связи между явлениями, но в том, что касается чувств, он, по мнению Кадзухи, довольно топорен. Более того, парень понял, что Янь Фэй не просто «сильно любит свою специальность», а буквально влюблена в своего научного руководителя, только с подачи самого Кадзухи. И сейчас, тот готов поклясться, девушка была именно с ней, а Хэйдзо уже надумал что-то своё. Е Лань кажется не самой однозначной личностью. Она ведёт на юридическом какую-то замысловатую дисциплину с двадцатью словами в названии, и на пары регулярно ходит только Янь Фэй. Статная, высокая женщина имеет репутацию очень опасной персоны, которой лучше никогда не переходить дорогу. Не то чтобы он собирается, но слухи доходят разные. Кто-то говорит, что его знакомого отчислили за неуместную шутку на занятии, кто-то со всей серьёзностью заявляет, что Е Лань поклоняется древним богам и раз в семестр приносит в жертву одного-двух нерадивых студентов. Так или иначе, аура у неё довольно зловещая. Вот только с рассказами подруги это не вяжется. Когда на парах не больше пяти человек, преподаватель делится интересными и сложными случаями из своей практики и предлагает поломать над ними голову. Она бывший следователь, уставший от преступлений и — внезапно? нет — знакомый с его собственной матерью. Кадзуха решил выведать у Нин Гуан хоть что-то про загадочную Е Лань, и та в ответ расплылась в улыбке и сказала, что их правоохранительные органы потеряли очень многое, когда она ушла в отставку. Почему ушла — мать ответить не смогла, но Каэдэхара подуспокоился. А потом привык. Взаимоотношения Янь Фэй и Е Лань в любом случае не выходят за рамки отношений студентки и преподавателя: они пишут научные статьи в соавторстве, ездят на конференции, готовят различные проекты и работают вместе на кафедре. А влюбляться в преподов вроде как не запрещено. — Спасибо, — шепчет Кадзухе подруга, и он улыбается. Они в хорошем районе — таком, где обычно громкие тусовки на половину универа не устраивают. Если только там не будет телевидения. Но Хэйдзо успевает объяснить ему, что это дом одного принципиально весёлого и неприлично богатого аспиранта. В этом году он начинает преподавать и по этому случаю решил закатить вечеринку. Что ж, у каждого свои причуды. — О, Хэйдзо! — на пороге современного коттеджа их встречает уже изрядно пьяный парень. У него растрёпанные рыжие волосы, немного хищная улыбка от уха до уха и холодные, похожие на льдинки, глаза. — Янь Фэ-эй, — радостно протягивает он и приобнимает недовольную девушку за плечи, — детка, вот тебя я не ожидал здесь увидеть… Его рука тянется ниже, но её перехватывает Кадзуха. Голубые глаза моментально трезвеют и смотрят на него с любопытством. — А ты, должно быть, — голос звучит совершенно иначе, будто весь выпитый алкоголь выветрился из его организма. — Каэдэхара Кадзуха, да? Наслышан. — Он ловко изворачивается и захват превращается в рукопожатие. — Аякс, можно Тарталья. «Что с этим типом не так?» — спрашивает взглядом Кадзуха, но Хэйдзо лишь слегка качает головой и берёт за руку Янь Фэй. — Чайльд, мог хотя бы не напиваться раньше времени, — фыркает девушка и отвешивает Аяксу подзатыльник. — А-ау! — смеётся парень и исчезает в глубине дома. — И что это было? — А, — синхронно машут рукой Хэйдзо и Янь Фэй, — когда он пьяный, ведёт себя как полный мудак, — завершают они хором. Разве что «мудак» Янь Фэй заменяет на «придурок». — Он в целом неплохой парень, но в такие моменты его клинит, — добавляет она. — Как будто демон просыпается. Кадзуха задумчиво кивает и следом за друзьями переступает порог дома, утопая в запахе сигарет, алкоголя и шуме музыки и голосов. Он смотрит на кучу незнакомых людей через плечо Хэйдзо. Плюсы быть активистом — ты знаешь всех, а все знают тебя. Это значительно упрощает жизнь, потому что связи в этом мире крайне важны. Поэтому теперь друг ставит своей задачей познакомить Кадзуху со всеми присутствующими, что не сильно тому нравится. Янь Фэй быстро сбегает, заметив на балконе приятелей во главе с Шинобу, так что отдуваться приходится самому. Он честно пытается запомнить новые лица и имена, но в какой-то момент они все смешиваются и смазываются. Единственные, кого Кадзуха запоминает в этом водовороте, — это Итто, которого он видел на репетиции и который, громко хохоча, выпивает целую бутылку пива за один глоток, и Сяо, сын Чжун Ли, с которым они просто и так уже знакомы. К слову, что тут делает молчаливый и замкнутый Сяо — хороший вопрос. Когда, наконец, почти все важные личности представлены — это действительно похоже на светский приём, — а вокруг становится слишком шумно, Каэдэхара уже собирается слинять в самый спокойный уголок этого оплота студенческого безрассудства и перевести дух, но… — Эй, Кадзуха! — Хэйдзо подзывает его и поворачивается к кому-то. — Это Скарамучча, помнишь, техник, который помогает на мероприятии? А это мой лучший друг, Каэдэхара Кадзуха, талантливый музыкант и художник, да и в целом классный парень! Кадзуха кивает и хочет заткнуть Хэйдзо, а заодно протянуть руку новому знакомому, как сталкивается с холодным взглядом прищуренных глаз. О. Грубиян из университетского туалета. — Ясно, — отвечает Скарамучча и делает глоток из своей бутылки. А затем он просто разворачивается и уходит. Хэйдзо пожимает плечами и усмехается: — Странный чувак. Но чистый гений! Он выиграл грант, прикинь? Ещё и в качестве научного проекта представил чертёж огромного робота… Ну я и решил, что надо его прибрать к рукам. Кадзухе даже не нужно спрашивать, как другу это удалось: он знает эти методы. Обычно Сиканоин просто задалбывает кого-то до состояния абсолютной готовности на всё — хоть на продажу души дьяволу, лишь бы от него отстал этот ненормальный. Хотя Скарамучча производит впечатление устойчивого человека, которого сложно вывести из себя. Но, судя по его взгляду, дьявола он может призвать из чистого любопытства или ненависти к человечеству. — Он у Нахиды учится, она с него пылинки сдувает, уже записала в участники какой-то мудрёной конференции. О Нахиде в университете наслышаны все: миниатюрная, юркая и с рентгеновским взглядом зелёных глаз, декан физико-инженерного факультета выглядит значительно моложе и милее, чем есть на самом деле. Поэтому редкие студенты не попадают в неловкие ситуации, когда обращаются к ней на «ты» или вовсе ведут себя панибратски. Ну и кроме этого, Нахида и её лучшие студенты регулярно приносят университету престижные награды, занимая первые места в конкурсах, на олимпиадах и дебатах. Попасть к ней в милость означает как минимум гениальность и перспективность идей. Правда, Кадзуха всегда думал, что такие студенты не ходят по сомнительным тусовкам. И словно отвечая на его вопрос, Хэйдзо продолжает: — Они с Тартальей вроде неплохо знакомы, тот его периодически вытаскивает в свет. А то Скарамучча совсем нелюдимый. И утаскивает его дальше в пучину новых и не то чтобы желанных знакомств.

***

В какой-то момент Хэйдзо исчезает из поля зрения, и Кадзуха остаётся совершенно один среди кучи незнакомых людей. Конечно, формально они теперь знакомы, но чувство дискомфорта никуда не уходит. — Оу, приветик, — об него спотыкается какая-то слишком весёлая девушка. — Эй, Ка-а-адзуха! — она тянет гласные и неуклюже обнимает его за шею. — Как дела, как лето? Приглядевшись к длинным тёмным волосам, Каэдэхара смутно вспоминает её — кажется, они ходили вместе на курсы по языкознанию. Но имя всё ещё ускользает от него. — Это же я, Ванесса, — подсказывает девушка и заглядывает ему в глаза. Она пьяная. Очень пьяная. И только джентельменские манеры не позволяют Кадзухе её оттолкнуть: вдруг ещё упадёт. — Да, точно, здравствуй, Ванесса. Я в порядке, спаси… — Я слышала, что случилось с твоим… Бойфрендом, — она хихикает. — Это, конечно, трагедия, — притворный вздох, и Кадзуха напрягается, — но ты ведь, получается, теперь свободен, да? Манеры тотчас испаряются, и парню хочется отлепить от себя Ванессу, никогда её больше не видеть и вообще никого и никогда не видеть и не слышать. Конечно, в университете всё знают. Особенно на архитектурном факультете, где учился Томо: рядом с деканатом даже организовали небольшой мемориальный стенд, который Кадзуха обходит стороной. Видеть все эти фото, цветы, послания… Есть в этом что-то ненормальное и не имеющее ничего общего с настоящей скорбью. Мало кто из одногруппников Томо, расклеивших информацию о случившемся, был на похоронах и вообще имел хоть какое-то отношение к ситуации. Для них всех это лишь очередные сплетни и возможность показать, какие они замечательные. И это злит. — Слу-у-ушай, — продолжает Ванесса, — ты тако-ой симпатичный, — её пальцы касаются щеки парня, и он вздрагивает. — Хватит. — М-м-м? — Отойди от меня, пожалуйста. — И вежливый, — вопреки просьбе, девушка прижимается сильнее. И Кадзуха чувствует, как внутри лопается струна. Кто-то после этого становится агрессивным, кто-то плачет, а ему… Пусто. И плевать. Что-то копилось, копилось, копилось в груди, а потом взорвалось, не оставив после себя ничего, кроме усталости и неприязни. Поэтому он просто отцепляет руки возмущённой девицы от себя, окидывает её взглядом, полным отвращения и грусти, и выходит во двор.

***

Там к нему тоже лезут сомнительные личности, и этот калейдоскоп людей сводит с ума. Он чувствует себя загнанным в угол, ему хочется сбежать и закрыться. Впрочем, как и всегда, когда он оказывается в толпе. Все вокруг танцуют, смеются, пьют и проливают алкоголь, курят, что-то обсуждают, и всё это сливается в единую картинку. Это похоже на то, как в фильмах люди под наркотиками не могут адекватно воспринимать реальность: всё смешивается, плывёт, голоса перекрикивают друг друга и перетекают в фоновый шум. У него болит голова. Кажется, подступает мигрень, которой не было уже очень давно. Отвязавшись от новой знакомой, слишком одержимой его волосами, Кадзуха сбегает. В доме тоже людно, и он не особо понимает, где находится и куда идёт. Ему нужно побыть одному. Это напоминает бесконечный лабиринт, полный чудовищ, но, наконец, он оказывается в тёмном и почти пустом коридоре и проходит на кухню. Если быть точнее, на вторую кухню или, как назвал её Тарталья, «малую» кухню. Основная занята какими-то сомнительными ребятами, притащившими бонг. Комната действительно оказывается маленькой и очень уютной, а ещё в ней спасительно тихо и нет никого, кроме одинокой фигуры с сигаретой, заметно напрягшейся при его появлении. — А, — расслабляется Скарамучча, словно ждал кого-то похуже, — это ты. Садись, мне пофиг. Только не начинай задушевные беседы, я уже наслушался. Если хочется душу вывернуть, то туалет по коридору налево. Ничего на это не ответив, Каэдэхара садится на мягкий, обитый кожей стул, сгибает одну ногу в колене и осторожно ставит на сиденье. Он задумчиво скользит взглядом по комнате, рассматривает светлые стены, минималистичный гарнитур и большое окно. За ним догорает закат, похожий отсюда на жуткого вида пожар вдалеке. Скарамучча точно не производит впечатление болтуна, поэтому можно перевести дыхание. Сердце бешено колотится в груди, а в висках оглушительно громко пульсирует кровь, и в эту секунду Каэдэхара понимает: это не мигрень. У него только что была паническая атака. Первая после похорон Томо и не менее сильная, чем тогда. На кухне темнеет — свет включать не хочется, и Кадзуха откидывается на спинку, закрывает глаза. Он даже в какой-то момент забывает о Скарамучче напротив, погружаясь в свои мысли и контролируя дыхание, но приходит в себя, когда парень чиркает зажигалкой. — Что? — тот поднимает на него глаза. — Ничего. — Будешь? — Скарамучча протягивает ему открытую пачку. Вообще-то, Кадзуха не курит. Но сейчас отказываться не хочется, а ещё нужно занять трясущиеся руки, поэтому он достаёт сигарету и закуривает. В горле чувствуется терпкий дым, хочется закрыть глаза и остаться в этом ощущении. Сжавшаяся в груди пружина медленно распрямляется. Он никогда не понимал любви к табаку, но после смерти Томо нашёл в рюкзаке забытую им пачку и пару раз стрелял оттуда сигареты, уходя гулять. Томо курил редко, предпочитая сигареты с кнопками и какими-то сладкими вкусами. У Скарамуччи совсем другой выбор — на языке остаётся привкус ментола, лёгкий холодок и горечь. Они сидят в тишине, и мысли Кадзухи уплывают снова куда-то далеко. Куда-то в прошлое лето, когда они с Томо, Хэйдзо и Янь Фэй поехали на летний фестиваль. Они сидели на пледах под огромным деревом, пили сидр, смеялись и смотрели на то, как вверх летят крохотные фонарики. Неподалёку на круглой сцене играла какая-то местная группа, и Хэйдзо шутил, что Кадзуха просто обязан выгнать их и показать пример. Янь Фэй заплетала ему на отросших волосах косички и хихикала, вплетая в них листья, а Томо… Томо просто улыбался ему и был живым. В этом, наверное, заключается особая болезненность его воспоминаний до. В них всех Томо мог смеяться, плакать, кричать, ругаться с ним, но он был жив. В его венах и артериях текла горячая кровь, она ещё не окрасила воду в ванной в красный цвет; его тело было пластичным и тёплым, оно ещё не успело остыть и окоченеть; его глаза… — Эй, — грубый голос вырывает Кадзуху из этого порочного круга страданий. — Ты накуренный, что ли? Каэдэхара распахивает глаза и дёргается, словно получил пощёчину. — Что? Скарамучча не отвечает, но его тонкие брови саркастично выгибаются. И Кадзуха понимает, в чём дело, когда прозрачная капля падает на его колено. Опять. — О, вы уже подружились! — влетает на кухню Хэйдзо, радостно оглядывая это мини-сборище анонимных (нет) любителей одиночества и тишины. — Там что-то интересное начинается, пошли, — он хватает за руку Кадзуху, успевшего украдкой стереть с щеки слезу, и даже собирается схватить Скарамуччу, но тот скрещивает руки на груди. Да, Сиканоин Хэйдзо в их клуб точно не попадёт. Если бы взгляд Скарамуччи обладал магической силой, Хэйдзо уже провалился бы в бездну. И Кадзуха, если быть честным, многое бы отдал сейчас, чтобы остаться на кухне в темноте с молчаливым Скарамуччей, а не уплывать вновь в шум голосов.

***

В следующий раз Кадзуха видит Скарамуччу в коридоре и неуверенно улыбается ему, как и любому другому знакомому. Но парень лишь проходит мимо с равнодушным выражением лица, не обращая внимания на весь этот мир, который, судя по всему, его откровенно задолбал. Что ж, думает Кадзуха, у каждого свои причуды.