Я мог бы быть честным, я мог бы быть человеком

      Конечно же, Аарон не пришёл к ним на полнолуние. То, что во время обращения рядом с оборотнем присутствует человек, само по себе уже плохо. Но присутствие в то же время рядом другого волка — попросту недопустимо. Уж если Аарон убил свою собственную собаку, что помешает ему попытаться разорвать Санни на части? Окажись они рядом, и для них обоих это могло бы закончиться трагедией. Не говоря уже о Барби.       Всё, что может сделать Кен для Аарона в этой ситуации — это порекомендовать использовать хотя бы минимальное количество серебра и пообещать принести что-нибудь из домашней еды, как только сможет.       Наверное, это даже к лучшему. Кен не уверен, как бы отнеслась Барби к тому, если бы Аарон оказался голым в её доме. Или к тому, что ей пришлось бы выхаживать сразу двоих вместо него одного. То есть, конечно же, когда он спросил её об этом, её ответ был «да» и «разумеется». Но вот только Кен знает, что она такая же любительница угождать людям, как и он сам. Если бы случилось так, что однажды они вдруг поменялись местами, и она стала бы той, кому требуются помощь и поддержка, Барби до последнего отрицала бы это, лишь бы ни на кого не полагаться. Она слишком часто соглашается на то, на что соглашаться не следовало бы. В особенности, когда дело касается Кена. Сам он понял это относительно недавно. Её страх быть брошенной напрямую связан с его собственными страхами. Он боится опереться на неё слишком сильно, держаться за неё слишком крепко. А она, в свою очередь, боится, что он не станет этого делать, так что пытается взвалить его вес на себя целиком. Как найти тот баланс, при котором он смог бы оставаться для Барби посильной ношей, не злоупотребляя при этом её добротой — вот загадка, которая преследует Кена во сне и наяву.       Кроме того, им с Барби и вправду не помешает до конца выяснить, насколько медальон помогает Кену сохранять человеческое сознание в волчьем обличье. У них есть хорошая возможность поэкспериментировать.       Барби проверяет его знания по азам математики. Это весьма интересно. Он может выполнять несложные задачки по сложению и вычитанию, указывая на нужные цифры лапой или носом. У него немного получается выдёргивать сорняки с клумбы, и, кажется, он понимает всё, что происходит по телевизору. Конечно же, в таком виде Кен не может участвовать в разговоре, но при этом он реагирует на её слова. Так, например, она может попросить его принести пульт, и он это сделает. Собак таким вещам нужно учить. Они не способны понимать обычную повседневную речь. Всё равно должны быть команды, подсказки, определённая дрессировка и всё тому подобное.       Барби кажется, что поводок им больше не нужен, но всё же пользуется им для приличия. А ещё для того, чтобы не позволять Санни бросаться за каждой белкой, которой не посчастливилось перебежать им дорогу.       Он всё ещё воет на сирены и другие пронзительные звуки и рычит на незнакомцев и их собак.       Сознания Кена и Санни будто бы накладываются одно на другое. Будто бы они — центр пересечения двух окружностей, который сам по себе образует практически целый круг. Барби замечает признаки этого и вне полнолуния. То, как Кен начинает откашливаться всякий раз, когда мимо проезжает скорая помощь. Или то, что она стала довольно часто заставать его с жевательной игрушкой в зубах в то время, когда он корпит над домашним заданием. Или же то, как он моментально реагирует на движущиеся объекты, будь то мяч или птица. То, как он тихонько рычит, когда кто-то выгуливает собаку возле их дома. Или то, как он порой просит почесать ему живот, если они вместе валяются на диване. И ночные смены, кажется, и вправду ему вполне подходят.       Теперь ему уже не требуется так много времени, чтобы вновь начать говорить после обращения. Всего несколько минут на то, чтобы выговорить слово или слог, а также научиться понимать речь и реагировать на вопросы. Менее часа на то, чтобы начать связно изъясняться. Его сознание никуда не исчезало, так что у него нет необходимости восстанавливать его по кусочкам.       Физическое восстановление всё ещё даётся Кену непросто. Но на данном этапе даже то, чего они сумели достигнуть — большая победа.

Х

      — Мёртвый кот?       — Кажется. По крайней, мере шерсть похожа на кошачью.       Кен пристально смотрит на Бака, пытаясь понять, почему у него вообще возникли трудности с тем, чтобы определить, что это было за животное. Интересно, каково это — сомневаться там, где чуткий нос моментально сможет определить всё, что нужно. Наверное, это всё равно, что передвигаться на ощупь.       — Моя сестра до чёртиков напугана — вот что я тебе скажу. Это уже третья кошка в её квартале.       Кен задумчиво проводит ногтем большого пальца по подушечкам указательного, среднего и безымянного. Он совершенно точно — настолько точно, насколько ещё никогда не бывал — уверен, что три ночи назад его даже близко здесь не было. Как раз в то время Барби подпиливала Санни отросшие когти, шутки ради обмотав вокруг его головы полотенце, отчего он стал похож на бабульку. Большой Страшный Волк на маникюрных процедурах. Естественно, потом они отправились на пробежку. Но это было ранним вечером и в совершенно другой стороне. Барби говорила о том, как это здорово — просто бежать и ничего не опасаться, когда рядом с ней рысит такая здоровенная и страшная собака, как он. Пусть даже это самая безмозговая и безобидная собака на свете, легкомысленно вывалившая из пасти язык и вовсю навиливающая хвостом.       Но, так или иначе, мёртвый кот означает, что койот до сих пор бродит где–то поблизости. И вероятнее всего, что этот самый койот — не Кен.

Х

      Барбара Хэндлер возвращается с работы и тяжко вздыхает, расстраиваясь тому факту, что её дом снова пуст.       Она скучает по Кену.       Когда-то, давным-давно, она и помыслить не могла, что такое вообще возможно. Так что, наверное, она это заслужила. Кен наконец-то начинает сиять сам по себе. Она же давно утратила свой блеск, даже не осознавая этого.       Разбирая сумку с продуктами, она размышляет над тем, уж не зависть ли это с её стороны? Не только к его достижениям, но и к его целеустремлённости в отношении всего, что он делает. У Кена есть мечты, есть цели. И у него достаточно амбиций, чтобы их достигнуть. А теперь, когда у него наконец-то появились ещё и средства, это именно то, чем он занимается.       И всё это в то время, как она, пришедшая в этот мир мечтать и творить, по итогу осталась ни с чем. Предполагалось, что Барбара устроится на бессмысленную работу, но задержится на ней только до тех пор, пока её по-настоящему не увлечёт что-то особенное… Но по итогу, спустя годы, она всё там же. На той же работе. Без мечтаний. Без идей. Без увлечений и страсти.       Она понимает, что такое вполне свойственно людям.       Её изначальное Предназначение во многом заключалось в отсутствии предназначения как такового. Огромный потенциал без всякой реализации. Теперь она начинает понимать, что её нынешняя жизнь немногим отличается от прошлой. Есть ли в ней хоть какой-нибудь смысл?       Вместе с отказом от её кукольной сущности Барби приобрела определённую долю нигилизма . Осознание того, насколько всё бессмысленно, как быстро этот мир забывает ушедших из него людей, того, что на самом деле ничто не имеет значения. Но всему этому она противопоставила желание жить той жизнью, которая будет иметь смысл для неё. Потому что ей есть ради чего жить.       Сейчас у неё две работы. Одна — в офисе инвестиционной фирмы, вторая — помогать Кену. Первая — это то, с чем она связана лишь временно. Вторая — это её лучший друг. Человек, которым она дорожит больше всего на свете, с которым ей искренне нравится быть рядом, с которым она с нетерпением ждёт возможности провести время. А он слишком занят, чтобы перекинуться с ней хотя бы парой слов.       Внезапно её осеняет озарение. Настолько сильное, что она буквально застывает на месте. Она — это Кен. Кен из прошлого. Они поменялись ролями. Нынешний Кен может всё! А она… Она просто Барбара. У этого Кена целая куча друзей, увлечений, занятий и прочих важных вещей. Она же просто плывёт по течению, стараясь выстроить свою жизнь вокруг него. Стараясь выстроить своё счастье вокруг него.       Барби не может понять, эгоистична ли она. Берёт ли сейчас верх та её часть, которая считает себя брошенной и ненужной, даже несмотря на то, что Кен по-прежнему живёт с ней и не подаёт ни малейшего намёка на то, что собирается уйти. Прошлой ночью он даже спал в её постели. Забрался туда, вернувшись со смены, примерно за два часа до её будильника. Кен вовсе не игнорирует её. Просто он очень занят. А ещё он очень устал.       Она заходит в спальню переодеться и с удивлением обнаруживает на кровати свернувшуюся под одеялом фигуру. Фигуру с копной светлых волос. Она с тревогой смотрит на часы. Он сильно опаздывает!       — Кен, — настойчиво зовёт она, дёргая уголок одеяла.       — Чего? — мычит он, начиная ворочаться.       — Уже шесть часов.       — Что? — его глаза широко распахиваются.       Кен резко садится, откидывая с глаз лезущие в них волосы. Он выглядит дико уставшим даже после столь долгого сна. Полнолуние было меньше недели назад, но тогда он, казалось, пришёл в себя довольно быстро. Возможно, так только казалось. Возможно, едва почувствовав себя лучше, он вновь позволил себе непомерно большую нагрузку.       — Бляха, я опоздал за Марко. Я опаздываю на урок.       Кен подрывается, впопыхах хватает вчерашнюю нестиранную форму и проносится мимо Барби, едва не задевая её плечом.       — Эндж? — слышит Барби эхо его голоса из ванной комнаты. — Прости. Я проспал. С ним всё хорошо? Он нормально добрался?       Барби так хочется посоветовать ему прогулять занятия. Как следует поесть, оправиться, прийти в себя. Но она знает, что это бесполезно. Всё, что она сейчас может для него сделать — это засунуть пару злаковых батончиков в карман его куртки, когда он пробегает мимо неё к двери, не отнимая телефон от уха, встревоженный, сыплющий извинениями и одновременно облегчённо вздыхающий от осознания того, что Марко цел и невредим.       Кен выскакивает из дома с сумкой в одной руке и с телефоном в другой, и мчится к автобусной остановке.       И это всё. Всё их общение за целый день.       Несколькими часами позже, когда Барби, лёжа в постели без сна, размышляет о своём бесполезном существовании, экран её телефона загорается. «Спасибо за батончики. И что не даеш Пропасть».       Выходит, Кен воспринимает её вовсе не так же, как прежняя Барби когда-то воспринимала его самого. Да, он рассеянный, он вечно занят и всё ещё пытается совладать с новым для него ритмом жизни. Но он по-прежнему верен ей. Он по-прежнему её Кен.

Х

      — Может, вам помочь? — спрашивает Кен, заглядывая на кухню.       Две женщины — жёны друзей Джеффа — уже хлопочут там вместе с Энн. Похоже, сегодня предстоит важная игра, хотя Кен не очень понимает, в чём именно заключается важность.       — Конечно! Передашь щипцы для салата? Они в ящичке, где написано «приборы».       Кен старается не выдавать своей неуверенности, просматривая одну этикетку за другой. Все надписи напечатаны дурацким каллиграфическим шрифтом, и буквы сливаются одна с другой.       — В каком именно? — уточняет он.       — Вон тот, на котором наклейка.       Найти букву «П» не должно быть так уж сложно. Но каждая буква здесь с завитушками и загогулинами. С превеликим стыдом Кен осознаёт, что вместо обещанной помощи лишь занимает их время, и просто начинает открывать ящики наугад, ориентируясь по направлению жеста.       Он находит нужный с третьей попытки. Когда он, наконец, приносит щипцы, его губы поджаты, а лицо жарко пылает. Он старается не встречаться с Энн взглядом, хотя она пристально смотрит на него. Ему так и хочется сказать ей: «Ни слова!». Но это было бы грубо и несправедливо по отношению к ней. Энн не виновата в его позоре. Вот бы ему прямо сейчас провалиться под землю.       — Отлично! — говорит она с излишним для того, чтобы это действительно звучало искренне, энтузиазмом. — Отнесёшь салат в гостиную, ладно?       Кен молча берёт салатницу и, зажав четыре бутылочки соуса для заправки между пальцами, выскакивает из кухни. Его уши горят. Неужели он не в состоянии делать даже самые элементарные вещи? Все эти люди такие нормальные, а он среди них словно белая ворона. Из-за всех этих волчьих и кукольных привычек он временами ведёт себя странно. Однако и его человеческое привычки и поведение не менее странные. От досады ему хочется швырнуть чем-нибудь в стену. Но только не этой миской с салатом. Она красивая. И она принадлежит Энн.       — Вы, ребята, похожи на енотов, — замечает Кен, когда видит, что остальные успели разрисовать себе лица чёрными тенями, подражая болельщикам на трибунах.       Это помогает ему немного избавиться от нервного напряжения. +       Во время седьмого тайма парень по имени Рик отводит Кена в сторону.       — Энн говорит, ты собираешься получить аттестат по общему образованию?       — Да, собираюсь, — сдержанно отвечает Кен, чуть вздёргивая подбородок со смесью гордости и вызова.       Отсутствие образования — это своего рода показатель уровня интеллекта, который, в свою очередь, является показателем уровня нравственности. Рик же — мужчина в возрасте. С виду ему что-то около пятидесяти или даже шестидесяти. Возраст вполне позволяет ему высказываться с осуждением про окружающих. Кен пытается вспомнить, как Рик попал в их компанию. Может быть, он чей-то коллега или муж одной из старших подруг Энн, чей-то отец или просто очередной сосед. Он действительно не помнит.       — Как успехи?       — Замечательно, — челюсти Кена напряжены, глаза смотрят с недобрым прищуром. — Чудесно. Просто фантастически.       — Полегче, парень, — усмехается Рик. — Я просто подумал, что, учитывая твою ситуацию, тебе, должно быть, приходится нелегко.       — Мою ситуацию? — переспрашивает Кен.       Так значит, они обсуждают его у него за спиной.       — Давай-ка я начну по новой, — примирительно говорит Рик. — Я раньше был репетитором. И я готов предложить свои услуги, если вдруг тебе понадобится помощь, чтобы наверстать упущенное. Я специализировался на занятиях с людьми, которые испытывают различные трудности с чтением и восприятием текста.       Кен озадаченно моргает. Раз, затем другой. Правда в том, и это бесполезно отрицать, что каждый в этом доме пытается влезть в его дела. Хотя и кажется, что все они пытаются помочь, но всё же… Он не знает, как к этому относится: как к возможному покровительству с их стороны или как к проявлению участия и заботы. К этому времени он уже обогнал Марко по математике на целый класс. Если так пойдёт и дальше, то вскоре ему придётся начать общаться с Сашей, если она будет не против. Он играет в орфографические игры на своем телефоне. А ещё он знает названия всех штатов и имена всех президентов. Он гордится тем, чего смог достигнуть самостоятельно.       — У меня всё хорошо. Мне не нужна помощь.       — Верю, — кивает Рик. — Просто я мог бы облегчить тебе задачу.       — У меня свои методы. И они работают.       — Я и не спорю, — лицо Рика в этот момент выражает понимание, а не превосходство, что немало озадачивает Кена. — Но даже если что-то работает, разве это означает, что не может быть лучше?       Кен узнаёт свои собственные слова, будто бы вернувшиеся к нему бумерангом. Как там говорят в таких ситуациях? Последуй своему собственному совету? Ему ещё ни разу не доводилось столкнуться с этим настолько буквально.       — Сколько стоят занятия? — наконец решается спросить он.       — Нисколько. Я на пенсии.       — Я так не могу.       — Послушай…       — Не-а.       — Я не возьму с тебя денег.       — Тогда я что-нибудь придумаю.       Рик тяжко вздыхает, но тут же смеётся. Напряжённое выражение лица Кена тут же исчезает.       — Дай знать, если надумаешь, — всё ещё посмеиваясь, говорит Рик. — Тогда и обозначу цену.       — Договорились.

Х

      Оказывается, на кладбище приходят не только скорбеть. По крайней мере, не в том случае, если речь идёт о группе подростков, забравшихся туда в самый глухой час ночи.       Кен крадётся по знакомым тропинкам, зорко вглядываясь во тьму. Нависающие над ним тени могильных камней и памятников теперь кажутся ему столь же естественными, как валуны и глыбы в каньоне. Он всегда настороже, но это не мешает ему одновременно быть погружённым в свои мысли. Такая работа позволяет расслабиться. Не загружает голову. Патрулирование территории практически на полном автомате. Бессмысленная прогулка в темноте среди безмолвных плит и статуй. В последнее время это стало его нервировать. Ему не терпится заняться чем-то полезным и по-настоящему продуктивным. Технически он вносит свой вклад в общее дело — в этом и заключается смысл работы! Но так ли это на самом деле?       Он отстаёт почти во всём и почти ото всех. Единственное, в чём он действительно преуспевает, так это в прохождении курсов для получения сертификата охранника. Но ему абсолютно наплевать на это сомнительное достижение. Кен ни за что не стал бы тратить на него своё время, если бы только это не было обязательным требованием работодателя. Это сертификат, это так… по-полицейски. Кен ненавидит полицейских. Сколько он себя помнит, они всегда относились к нему просто ужасно. А к окружающим его людям они относились ещё хуже. Не такого он ожидал, устраиваясь на эту работу. А теперь это ещё и отнимает у него время и силы. То самое время, которое он мог бы потратить на другие, более полезные занятия!       Самостоятельное изучение программы старших классов, которая становятся всё сложнее и сложнее, даётся ему уже не так легко. Предметы усваиваются не так быстро. Нехватка знаний становится всё более заметной на уроках. Ему кажется, что он мог бы добиться определённых успехов в математике, если бы в ней вдруг не появилась целая куча слов вместо цифр. Но ему нравятся науки! По крайней мере, большая их часть. Изучать устройство вещей так увлекательно. Особенно после жизни в мире, где всё происходило по одному лишь мановению руки, да ещё благодаря песням и разноцветным блёсткам. Так странно думать, что он, вполне вероятно, является самым волшебным существом во всём городе. За гранью любой из наук. Интересно, что бы наука предприняла в отношении его? Как бы учёные доказали или опровергли его существование? Провели бы тесты? Но какие?       Ему сразу вспоминается Барби. Как она отправляла шерсть Санни по разным лабораториям. Какая же она умная и находчивая! Всегда найдёт способ справиться с проблемой, помочь, найти необходимые ответы. Всегда старается. Кену невероятно повезло, что она у него есть. Ему очень не хватает их общения. И когда только его жизнь успела стать настолько суматошной, что в ней не осталось времени на Барби?       Когда он представляет её на кухне, в медицинских перчатках, с пинцетом и прозрачными пакетиками в руках, с собранными в пучок на затылке волосами, так похожую на гениального учёного, это воспоминание вызывает у него нежную улыбку.       Кен останавливается как вкопанный. Улыбка мгновенно исчезает с его лица. Волосы. Тот жуткий доктор взял образец его волос.       Неподалёку от него раздаётся шум. Кен вздрагивает и резко поднимает голову. Навстречу ему по соседней дорожке идёт группа подростков. Все они смотрят в его сторону и показывают на него пальцами. Он чуть наклоняет голову, пытаясь понять, зачем они здесь и что, чёрт возьми, они затевают. Но в тот же момент подростки с дикими криками бросаются к выходу.       Что ж, это странно. Но весьма эффективно. А что, собственно говоря, произошло?       Кен пытается представить, что именно должны были увидеть перед собой ребята, исходя из того, насколько ужасное у них по сравнению с его зрение. Стоит начать с того, что им пришлось использовать фонарик, с которым никак не получится скрываться в темноте. Кену фонарик не нужен. Ночью он видит практически так же хорошо, как и днём.       Должно быть, сперва они увидели тёмный силуэт, движущийся во мраке. Затем он остановился посреди тропы и неподвижно уставился себе под ноги, внезапно задумавшись о тех жизненных перипетиях, с которыми ему довелось столкнуться в последнее время. А затем он резко поднял голову и взглянул прямо на них. В руках у подростков был источник света, и его глаза непременно должны были на него среагировать. Кен изучал, как эта штука работает. Какой должен быть уровень и угол освещения, чтобы эффект был заметен. Глаза тёмной фигуры, крадущейся в тенях, должны были полыхнуть красным. (Хотя его глаза и светятся скорее оранжевым, нежели красным оттенком, Кен знает, насколько люди склонны всё драматизировать).       Так что, да. Не зная контекста, немудрено было и напугаться. Зрелище вышло прямо как в фильме ужасов. Барби говорит, что скоро Хэллоуин.       Хах. А ведь эта штука вполне может сыграть ему на руку. Это может быть даже забавно.       По лицу Кена так и расползается ухмылка, которой позавидовал бы любой киношный маньяк. Он крадётся дальше в темноте, надеясь выследить новую жертву. Работа только что стала куда интереснее.

Х

      Сегодня тот редкий случай, когда Барби и Кен наконец-то могут обнять друг друга. Они, тесно прижавшись, лежат на большой кровати. Вместе они посмотрели фильм, выпили какао, а затем незаметно задремали под расслабляющую музыку, тихо звучащую на фоне, окутанные мягким полумраком спальни. Здесь так уютно и так спокойно. Они оба этого так долго ждали.       Но вот Кен резко садится, чутко вслушиваясь в окружающие звуки. Барби тихонько ворчит. Но стоит лишь ей чуть приоткрыть глаза, как она сразу понимает, что Кен, прислушивающийся к чему-то, что может слышать только он, не на шутку напряжён.       — Что случилось?       — Что-то не так.       Она с трудом заставляет себя сесть. И почему только всякие непредвиденные ситуации не могут происходить в то время, когда она не спит?       — Идём! Это у соседей.       Кен мгновенно выскакивает из-под одеяла и бросается на улицу. Это живо напоминает Барби о том, как она среди ночи в одной пижаме гонялась за ним чуть ли не по всей округе. Только в этот раз бежит он недалеко. Кен пересекает двор, пулей взлетает на крыльцо дома миссис Би и что есть силы колотит в дверь.       — Шерл! — кричит он высоким срывающимся голосом.       Барби не слышит ответа, но Кен, должно быть, что-то слышит, потому как, чертыхнувшись себе под нос, он с ужасным грохотом вышибает плечом дверь, прежде чем она успевает его остановить. Затем он исчезает в темноте чужого дома. +       Как долго она пробыла без сознания? Она помнила треск и грохот в темноте. В один момент пол под её ногами качнулся, а в другой предательски исчез. Что-то твёрдое и острое ударило её по голове, после чего она осталась лежать, не в силах ни подняться, ни нормально вздохнуть. Несколько раз она пыталась встать, но так и не смогла сориентироваться в пространстве и найти поблизости подходящую опору. Силы покидали её.       — Ох, — раздаётся слабый стон в тишине пустой комнаты.       Ужасно болит голова. Это просто невыносимо. Она снова стонет, на этот раз громче. Но даже в таком состоянии она понимает, сколь невелики её шансы быть хоть кем-то услышанной. Она живёт одна. И она так и не установила эту дурацкую тревожную кнопку, из-за чего дети во время своих кратких визитов всякий раз принимались на неё ворчать.       Кто-то поблизости включил громкую музыку с низкими басами. Грохот стоит такой, что пол под ней начинает вибрировать. Нужно написать жалобу куда следует.       Теперь уже весь дом ходит ходуном от этих звуков. Грохот приближается. Он движется прямо к ней. Что-то хватает её за плечо. Пойди прочь! Мерзкое животное.       — Миссис Би. Миссис Би! — звучит знакомый голос.       Она приоткрывает глаза, но мир перед ней кружится, а очертания существа расплываются. Однако она успевает заметить, как блестят в темноте его глаза.       — Господь сохрани и помилуй.       Под её головой оказывается что-то мягкое. После твёрдого пола это невероятное облегчение.       — Барби! Сюда, наверх!       Барби? Она никогда не играла в Барби. Когда всюду начали продаваться эти глупые куклы, она уже была слишком взрослой. Только представьте: нечто столь важное в детстве едва ли не каждой американской девочки ещё даже не было изобретено в те годы, когда она сама была ребёнком. Кажется, однажды она купила одну такую куклу своей племяннице. Неблагодарная девчонка. От неё не дождёшься звонка.       Вспыхивает свет. Он слепит и жжёт глаза. Существо, склонившееся над ней, оказывается Кеном из соседнего дома. В дверях комнаты стоит Барбара и смотрит на неё большими от ужаса глазами.       — У неё идёт кровь! — в голосе Кена слышны нотки паники, и Шерл очень бы хотелось, чтобы он перестал разыгрывать здесь драму. — Зови на помощь! Быстро!       — Я позвоню в скорую, — говорит Барби, выбегая из комнаты.       — Что ты делаешь в моём доме? — еле слышно хрипит Шерл, глядя на склонившегося над ней мужчину. А впрочем, чего ещё можно было ожидать от бродяги, который привык жить за чужой счёт?       — Услышал, как вы упали.       Его голубые глаза кажутся бездонными. Вот только сейчас, когда он смотрит на неё, они полны тревоги. Шерл чувствует что-то мокрое в своих волосах.       — Вы можете двигаться?       «Разумеется, я могу. Только немного дух переведу», — вот что собиралась сказать ему в ответ миссис Би. Но почему-то она не может вымолвить ни слова. Из-за ослепительного света у неё едва получается держать открытыми глаза. И что они только сделали с её лампочками?       Кен держит её за руку, такую маленькую и хрупкую, умоляя не засыпать. Ну как можно быть таким эмоциональным и впечатлительным? +       Алые пятна крови расползаются по светлой наволочке. От этого зрелища Санни сходит с ума. Кен уже давно не терял над собой контроля, но сейчас с ним происходит именно это. Миссис Би неестественно тихая и спокойная. За все совершённые вольности ей бы следовало отгрызть ему голову! Её сердечный ритм никогда за время их непродолжительного знакомства не звучал ровно и чётко, но сейчас её сердцебиение, казалось, и вовсе сбилось со всякого ритма. В ушах Кена грохочет стук его собственного сердца. Сквозь него он с трудом различает голос Барби, которая разговаривает с кем-то внизу. Больше голосов. Запах незнакомых людей. Топот ног в тяжёлых ботинках, поднимающихся по деревянной лестнице.       Барби проводит их в комнату, и они становятся вокруг лежащей на полу старушки.       Кен рычит на незваных гостей. Он скалит зубы, а из его горла вырывается низкое утробное рычание, когда он склоняется, прикрывая собой распростёртое тело. Она ранена! Он должен её защитить!       Кен выглядит так, будто готов наброситься на ближайшего к нему врача. Барби проталкивается вперёд, грубо хватает его за руки и оттаскивает прочь.       — Санни, фу! Нельзя!       Неохотно Кен следует за ней, но продолжает свирепо коситься на мужчин в медицинской форме, столпившихся вокруг пожилой леди.       — Дай им сделать то, что нужно, — шипит Барби ему на ухо. — Они ей помогут.       Поскольку Кен всё ещё пытается вырваться из её хватки, ей приходится держать его довольно-таки крепко.       — С ней всё будет хорошо, — пытается убедить она его.       Медики укладывают миссис Би на носилки и осторожно спускают её вниз по лестнице к ожидающей возле дома машине скорой помощи. Кен следует за ними по пятам. Барби продолжает придерживать его за руку, хоть он больше и не пытается вырываться. По крайней мере, не так рьяно. Он наблюдает за каждым их действием, не моргая, несмотря на яркие всполохи мигалок. Пальцы Кена сжимаются на предплечье Барби, в равной степени пытаясь освободиться и желая уцепиться за неё. Лишь мимоходом она замечает сломанные петли на входной двери.       Бак и Эдди уже здесь. Также как и Энн с Джеффом. И ещё несколько соседей из домов через дорогу. Так много совершенно ненужных глаз и ушей. Барби должна каким-то образом сдержать Санни и постараться полностью вернуть контроль над сознанием Кену. Единственной причиной, по которой врачи «скорой» не приняли его за буйнопомешанного и не увезли в психушку, было то, что гораздо больше на тот момент их беспокоило тяжёлое состояние миссис Би. Им в очередной раз повезло.       Она крепко сжимает его ладонь, но едва ли это помогает. Двери «скорой» с грохотом захлопываются. Включается сирена. У Кена в горле что-то клокочет, и он издаёт тихий протяжный звук, перекликающийся с то утихающим, то нарастающим сигналом сирены. Барби мгновенно понимает, что он вот-вот завоет. Санни всегда воет, когда слышит сирены. Не здесь. Пожалуйста, только не здесь. Барби прижимает его лицо к своему плечу, чтобы хоть как-то заглушить звук. Она яростно шикает на него и ничего не может поделать с наворачивающимися на глаза слезами. — Тише, тише, — шепчет она. — Всё хорошо. Хорошо. Уже всё. Ш-ш-ш. Пожалуйста, тише…       — Вы двое в порядке? — раздаётся совсем рядом голос Энн.       Барби вздрагивает, когда видит, что соседка протягивает к Кену руку в знак утешения.       — Нет! — Барби успевает вскинуть свою собственную руку и вовремя остановить движение Энн. — Не стоит. Он… Мы… У нас всё нормально. Там… — она лихорадочно пытается придумать хоть какой-нибудь предлог к тому, чтобы спровадить Энн подальше от них. Хоть что-нибудь. — Там, наверху. Нужно прибраться, прежде чем она вернётся. А ещё дверь…       — Не переживай. Мы с этим разберёмся, — с этим словами Джефф и Энн исчезают внутри дома.       — Мы с Баком поедем в больницу и посмотрим, сможем ли мы чем-нибудь помочь. Уверена, что вам ничего не нужно? — Эдди с беспокойством смотрит на Кена.       Должно быть, Кен со стороны выглядит так, будто сильно расстроен случившимся. Бак и Эдди тайком обмениваются встревоженными взглядами. Заметив это, Барби морщится. Кен так старался завести друзей, построить такую жизнь, которую смог бы считать нормальной. А теперь они смотрят на него, точно он… неуравновешенный. Или и вовсе ненормальный.       А хуже всего то, что Кен бы с ними согласился.       — Только тишина, — заверяет она с мольбой в голосе. — Ему просто нужно успокоиться.       Барби ведёт его обратно в дом и закутывает в одеяло. Затем она суёт ему в руки кружку с горячим какао. Кен не делает даже маленького глоточка.       — Кен? — пытается позвать она, но его взгляд словно устремлён куда-то внутрь. На его лице выражение, которое ей порой доводилось замечать у другой его сущности. Барби наблюдает, как он то и дело едва заметно склоняет голову то к одному, то к другому плечу, словно продолжая прислушиваться к тому, что происходит снаружи.       — Санни?       На этот раз Кен оборачивается и выжидательно смотрит на неё.       Внезапное осознание заставляет желудок Барби сжаться в тугой дрожащий комок. Кен внимательно вглядывается в её лицо, силясь понять, в чём именно кроется причина её беспокойства.       — Я в порядке, — мягко заверяет его Барби, забирая из его рук чашку с нетронутым какао и отставляя её в сторону.       Она тянется к цепочке на шее Кена, осторожно расстёгивает замок и снимает медальон с его груди.       Санни издает тихий жалобный звук, а затем… Затем…       Кен резко встряхивает белокурой головой, как если бы ему в уши попала вода. Как будто бы он угодил в невидимую паутину. Будто бы кто-то швырнул пригоршню грязи прямо ему в лицо. Он дышит так часто и так тяжело, словно только что бежал марафон. Его глаза широко распахиваются. Он смотрит на неё обескураженно и отчего-то стыдливо. Он вновь стал самим собой.       Кен резко выдыхает, переводит взгляд на медальон, который она по-прежнему держит, и накрывает её руку своей, благодарно склонив голову.       В повисшей тишине, когда они оба немного приходят в себя, до них вдруг доходит, что у медальона есть внезапный побочный эффект: он действует в обе стороны. Конечно, медальон позволяет Кену сохранять частицу его сознания в то время, когда его место занимает Санни. Но он же позволяет Санни оставаться с Кеном даже вне полнолуния. И если раньше Кену удавалось подавлять в себе волчьи инстинкты, то теперь, кажется, они начинают брать верх.       Кен встречается взглядом с Барби. Его взгляд задумчивый. Извиняющийся. Понимающий и принимающий. Кен забирает у неё кулон и вновь застёгивает цепочку у себя на шее.