Я мог бы быть честным, я мог бы быть человеком

Барби
Другие виды отношений
Перевод
В процессе
PG-13
Я мог бы быть честным, я мог бы быть человеком
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
У Барбары Хэндлер всё в порядке. Компания Маттел снабдила её всем необходимым для того, чтобы она могла начать новую жизнь. У неё есть друзья, деньги, собственный дом, и она никогда ни в чём не нуждается. Так продолжается ровно до тех пор, пока она не находит на скамейке в парке брошенную куклу. Вот только он больше не кукла. И он что-то скрывает. Кен пропадает, вновь появляется и просто ведёт себя странно. Барби полна решимости выяснить в чём дело. Но сперва он должен позволить ей помочь ему.
Примечания
Статус оригинальной работы: в процессе. На данный момент автором написано 26 глав. Работа обновляется регулярно. Не стесняйтесь переходить по ссылке в оригинал и оставлять похвалы автору. Приятного чтения. Разрешение на перевод получено. Зарисовки в нейросети от переводчика (по предварительному согласованию с автором): часть 1: https://t.me/FanFic_Art/850?single часть 2: https://t.me/FanFic_Art/1002?single
Содержание Вперед

Глава 16: Они одеты в свои лучшие наряды (и лежат бесконечными рядами)

      На этот раз Кен всхлипывает расслабленно. С облегчением, с радостью. С улыбкой. Его спутница падает к нему на колени прямо в инвалидное кресло и заливается восторженным смехом. Однако очень скоро её глаза становятся влажными от подступивших слёз.       Он теперь настоящий.       Он настоящий.       Настоящий.       Впервые с тех пор, как он выбрался из Барбиленда, Кен может начать строить свою собственную жизнь по-настоящему.       Ему очень, очень повезло, что у него есть человек, который готов бороться за него, поддерживать его, радоваться вместе с ним. И он собирается сделать всё, что в его силах, чтобы быть достойным её.       Такими и застаёт их Глория — заплаканными и одновременно смеющимися. Она молча садится рядом, прямо на пол, прислоняясь спиной к стене. У них у всех было напряжённое утро. Неделя. Месяц. Да уже неважно.       Кену неслабо досталось. Будто одного того, что ему пришлось начать действовать незамедлительно после завершения трансформации, мало, так ещё все эти хождения по тонкой грани во время встречи… Но ему уже всё равно. Прямо сейчас кажется, что его мышцы поют, а не ноют. Суставы смеются, а не скрипят. Всё его тело до самой крошечной дрожащей клеточки преисполнено ликованием, как и он сам.       Почти целый час уходит у них на то, чтобы успокоиться, прийти в себя, немного обсудить случившееся, повздыхать и даже спеть (в случае Кена). Разобрать только что полученные бумаги (то ли для того, чтобы полюбоваться, то ли для того, чтобы убедиться, что всё оформлено верно, ничего не пропущено и не скрыто в мелком шрифте. Документы, кажется, в порядке.) Конечно, был один нюанс. Компания Маттел согласилась предоставить ему частичное финансирование, возместить затраты на образование, но лишь в обмен на одну услугу. Хотя, на первый взгляд, в том, о чём они просят, нет ничего предосудительного. А имея на руках свидетельство о рождении и личный идентификационный номер, Кен всегда волен отказаться и попробовать рассчитаться с компанией как-то иначе. Но он обдумывает их предложение. В каком-то смысле то, о чём они его просят, само по себе почти подарок.       «У меня в офисе есть что перекусить», — приходит сообщение от Аарона.       Только теперь они вспоминают, что он хотел встретиться после окончания собрания.       — Если честно, умираю с голоду, — запоздало осознаёт Кен.       Никто из присутствующих не возражает.       Они возвращаются в уже знакомый офис на первом этаже. Дверь открыта, и они, счастливо улыбаясь, вваливаются внутрь.       — Ёлки-палки! Аарон, ты что, обнёс торговый автомат? — с нескрываемым удивлением спрашивает Глория, глядя на целую гору чипсов, печенья, конфет, пончиков, сладких пирожков и других снеков, возвышающуюся посреди стола.       — Ага, — отвечает Аарон после секундной заминки. Он до сих пор не снял свой медицинский халат, который, признаться честно, выглядит довольно уютным, будто специальная офисная пижама. — Угощайтесь, ребята, — Аарон подхватывает со стола мясную палочку и бросает её Кену.       Кен ловит угощение на лету и вгрызается в него, едва успев разорвать обёртку, не в силах оторваться даже на то, чтобы элементарно поблагодарить. Его организм так отчаянно нуждается в калориях, что он просто не способен думать ни о чём другом. Кен откусывает очередной большой кусок и блаженно прикрывает глаза.       — Доктор Динкинс, вы сделали мой день.       — Зови меня «медбрат Ди». Но спасибо.       — Мне нужно забрать Сашу с тренировки по регби, — сообщает Глория, вытягивая из общей массы пачку крекеров. — Но я скоро вернусь за вами.       — Глоу, — оборачивается к ней Кен, — ты святая. Знаешь это?       Женщина улыбается в ответ и, проходя мимо Кена, треплет его по голове.       Пару минут оставшиеся в офисе жуют молча, прежде чем Аарон первым не нарушает тишину.       — Барби, слушай, можно попросить об одолжении? Не принесёшь кофе из автомата в конце коридора, если не трудно?       — Тебе, должно быть, тоже не сладко сейчас, да? — с сочувствием смотрит она на Аарона. — Сливки? Сахар?       — И то, и другое. Лучше даже два стаканчика. А то я сейчас рухну прямо на клавиатуру.       Барби выпархивает из кабинета, всё ещё счастливо смеясь.       Дверь за ней закрывается.       Теперь в кабинете лишь двое.       — Так, Кен. Надо поговорить.       — Да. Насчёт той ерунды, что творится с моими глазами. Нашими глазами. Что это?       — Это свойство глаз животных, которое помогает им видеть в темноте.       — И?       — У людей такого нет.       — Не понимаю.       — Кен, — Аарон сцепляет пальцы лежащих на столе рук, — не было ведь с тобой никакого несчастного случая во время сёрфинга, правда? Так вот, и у меня тоже, — продолжает он, так и не дождавшись ответа. — Потому что я был заперт внизу, в подвале, где терзал торговый автомат.       — Так ты… — сердце Кена барабанит о рёбра так, что отдаётся в ушах, — такой же, как я?       — Да.       — Не верю.       — Расскажи мне об этом лезвии. — Динкинс достает из кармана серебряный скальпель. Руки Кена крепче вцепляются в подлокотники кресла. — Обычно их делают из стали. Не понимаю, зачем тому доктору понадобился такой инструмент, если только это не было сделано для очень… специфической цели.       — У него… у его брата оккультный магазин. Он сказал, что в порезе от серебра будет видна… шерсть. Она будет прямо под кожей, — Кен едва может заставить себя произнести такое вслух. Это не может быть правдой.       Аарон задумчиво хмурится. А затем, не колеблясь ни секунды, пронзает лезвием кожу на своём предплечье и делает разрез вплоть до локтя. Кен испуганно вскрикивает, одновременно подаваясь вперёд, то ли в запоздалой попытке остановить Аарона, то ли в нетерпении увидеть результат. И тут же, будто наполнитель из распоротого шва слишком плотно набитой мягкой игрушки, сквозь порез на руке Динкинса показывается бурая шерсть.       — Ничего себе, — только и говорит Аарон, промакивая струйку тёмной крови кусочком марли.       — Ты..., — у Кена перехватывает дыхание. — Ты… Ты такой же, как я!       Шок и облегчение ведут в нём неравный бой. Он ни в коем случае не хотел, чтобы Аарон себе навредил. Но теперь он воочию видит, что именно сделал бы с ним тот нож прямо на глазах у брата доктора. И Аарон… Он…       — Но как?       — Укусили. Как и тебя, — уверяет его Аарон. Он быстро перебинтовывает руку. Хоть порез и не сильно кровоточит, но его нужно как-то скрыть.       — Но как ты узнал обо мне?       — Брось, Кен. Ты не слишком уж скрытничаешь. Я почуял твой запах, стоило лишь тебе переступить порог здания.       — Так вот почему, — глаза Кена округляются от внезапной догадки, — от тебя постоянно так воняет? Ты скрываешь свой запах?       — Оказывается, — кивает Аарон, — так делают все мужчины, когда поднимаются по карьерной лестнице. Никто даже внимания не обратил.       — Извините, что так долго, — Барби плечом открывает дверь и протискивается внутрь с двумя стаканчиками кофе в руках. — Там поблизости околачивался парень из службы безопасности, а я не хотела, чтобы меня поймали там, где меня не должно быть.       — Барби, — Кен решительно поворачивается в своём кресле, но замолкает в нерешительности. Он переводит взгляд обратно на Аарона, но лицо последнего остаётся непроницаемым. — Она всё знает, — успокаивает его бывшая кукла.       — Знаю что? — не понимает Барби.       — Кто я.       Аарон стискивает зубы так, что становится заметно, как напряжены его скулы. Он делает глубокий шумный вдох. Затем сглатывает. Хмурит брови. И, наконец, кивает.       — Барби, — Кен вновь оборачивается к своей спутнице, — Аарон такой же, как я.       Барби едва ли не роняет кофе и поспешно захлопывает за собой дверь. С круглыми от потрясения глазами и покрасневшим лицом она в конце концов ставит стаканчики на стол. Их двое.       — Ты как? Нормально? — осторожно спрашивает она Кена, попутно пытаясь совладать с закружившим её вихрем шока и… страха. Страха беспочвенного, инстинктивного, но определенно страха.       — Да, Барби! Это значит, что всё по-настоящему. Это значит, что я — настоящий! И всё это — абсолютно всё — реально.       — Так, значит, вот почему ты опоздал? — заключает она, переводя взгляд на Аарона.       — Уж поверь, — кивает Аарон, — я был заинтересован в переносе даты не меньше вашего. Хорошо, что у вас был план. Это дало шанс не только Кену, но и мне, чтобы я смог сдержать своё обещание. Простите. Я чуть было всё не испортил.       — Кстати, кем же всё-таки был тот тип? Кен говорил, что он был омерзительным.       Барби каким-то чудом удаётся сохранить самообладание в присутствии сразу двух самых настоящих сверхъестественных существ. К Кену и Санни она успела привыкнуть. С ними у неё был свой маленький мир, одна общая тайна. И вот теперь границы этого мира стали шире, потому что в нём появились и другие. И не только в теории. В этой самой комнате.       — Без понятия, где они его нашли за такой короткий срок, — беспомощно пожимает плечами, качая головой, Аарон. — Наверное, хорошо, что был хоть кто–то, иначе они бы сразу всё отменили. Но каким образом они наткнулись на этого конкретного шарлатана, остается только гадать.       — Как по мне, так слишком много совпадений. Не знаю, — продолжает Кен после краткого пересказа о событиях в магазине странностей и ситуации с серебряным скальпелем, — как они могли узнать, что это буду именно я. Или как они могли ожидать, что тебя, — он слегка кивает Аарону, — не будет на месте.       Аарон трёт лицо ладонями, и Кен только теперь осознаёт, насколько плохо тот выглядит. С запозданием он вспоминает, что и сам выглядит не лучше.       — Аарон, я рад, что ты был здесь. И я всегда буду тебе благодарен, но… Почему ты решил за меня вступиться? Для тебя это тоже было нелегко.       — И, да, — включается в разговор Барби, — где ты прятался?       — Прошлой ночью, — Аарон устало пожимает плечами, — я заперся в подвале. Там нет камер. Никому нет дела до этого места. Так что там вполне безопасно. Но, как выяснилось, не для торговых аппаратов. Я не мог бросить брата-волка в беде. Когда весь мир против нас, что нам ещё остаётся, кроме как поддерживать друг друга?       — Ты используешь серебро? Оно делает меня вполне ручным.       — Охотно верю, — Аарон качает головой, морща нос. — Но я его не переношу.       — Как ты справляешься? — Спрашивает Барби. — Как к этому относится Петра?       — Петра? — переспрашивает Кен.       — Его невеста.       — Мы с Петрой расстались, — резко отвечает Аарон с каменным лицом. В его глазах появляется стальной блеск, который заставляет Барбару поспешно податься назад. У Кена же из горла вырывается утробное рычание. Аарон снова качает головой, потирая глаза. — Простите. Это личное.       — Я поняла.       — Я сказал ей и… Не знаю. Не думаю, что она поверила. А потом, в одно из полнолуний, я бросился за собакой. Когда очнулся, обнаружил, что заперт в ванной. Петры не было. Её вещей тоже.       — Оу, — лицо Барби становится печальным.       — А что с собакой? — нетерпеливо спрашивает Кен, но Аарон лишь крепче сжимает челюсти и виновато качает головой.       — Мне жаль, Аарон. Я знаю, как это должно быть тяжело.       — Ну, по крайней мере, — переведя дыхание, продолжает он с притворным спокойствием, — доподлинно известно, что ванна вполне волкоустойчива.       Кен несколько мгновений пытается всё это осмыслить. У него никогда не было собаки или друзей, у кого были бы собаки. Для него это просто представитель животного мира. Как олень или голубь. Он и сам убивал некоторых из них.       — Так ты ничего не знаешь о волчьей шерсти?       — В каком смысле?       — Он говорит буквально, — вмешивается Барби, стараясь избежать длинных и запутанных объяснений.       — Точно, — кивает Кен. — Если сохранить у себя клочок волчьей шерсти, то волк запомнит многое из твоей жизни. Например, кто ему друг или что можно, а что нельзя делать в доме.       Брови Аарона приподнимаются. Но смотрит он всё ещё скептически.       — А сегодня мы попробовали сделать наоборот, — добавляет Барби. — Кстати, получилось? — уточняет она у Кена.       — Да! — Кен смотрит на неё сияющими глазами. — Мы играли, потом посмотрели выпуск кулинарного шоу, потом пошли на прогулку и…       — Погоди. Ты хочешь сказать, что всё это время оставался в сознании? — недоверчиво перебивает Аарон.       — Именно. Мы использовали это, — Кен выуживает из-за ворота своей толстовки медальон с прозрачной крышкой. Он снимает цепочку через голову и протягивает её Аарону. Внутри видны три переплетённые между собой пряди волос: серебряная, золотая и платиновая. Волк, человек и кукла.       — Нам стоит встретиться, когда ты будешь посвободнее, — говорит Кен, пока Аарон изучает медальон. — Мы с Барби смогли многому научиться. И ты, я уверен, знаешь не мало.       Аарон колеблется.       — Брось, — хмурится Кен. — Ты ведь не просто так рассказал мне обо всём. Значит, ты не один такой, верно? Так давай попробуем разобраться с этим вместе, — продолжает он, так и не услышав возражений со стороны Аарона. — Что скажешь, приятель?       — Мне нужно всё обдумать, — Аарон задумчиво возит по столу пачкой сырных крекеров. — У меня есть твой телефон.       Кен вздыхает, но не пытается настаивать. От его внимания не ускользнуло, что напряжение не покидало другого волка с тех пор, как Барби вернулась в кабинет. Должно быть, это непросто, когда кто-то узнаёт о тебе нечто такое, о чём так долго никто не знал.       — Ещё раз спасибо, Аарон. За всё.       — Поздравляю, Кен, — губы мужчины слегка изгибаются в улыбке. — Им давно следовало это сделать.       Они оставляют кресло в одном из коридоров первого этажа и дальше Кен хромает на своих двоих. Его ноги непослушны, словно два цементных столба, но даже так выскользнуть из здания, не привлекая к себе лишнего внимания, для него проще, нежели пытаться протащить через вестибюль инвалидное кресло. Ему нужно только накинуть на голову капюшон и надеть тёмные очки — и вот он уже падает в заблаговременно распахнутые объятия Глории, которая поджидает снаружи. Она с улыбкой закидывает его руку себе на плечо, и Кен с благодарностью позволяет ей принять на себя часть его веса.       — Знаешь, нам действительно стоит как-нибудь собраться всем вместе и как следует повеселиться.       — Определённо, — посмеивается Глория. — Где Барбс? Она идёт?       — А где ваша собака, мэм? — обращается к Барби охранник у двери, прежде чем она успевает проскользнуть мимо него.       Когда они только заходили в здание, она подняла по этому поводу столько шума, что надеяться на то, будто ей удастся незаметно покинуть офис, не имея при себе здоровенной собаки, было бы глупо.       — Сиделка всё же приехала за ним! — сообщает она, честно хлопая глазами. — Вы их разве не видели? Может, отлучались на перерыв?       Охранник лишь вздыхает и больше не задаёт вопросов.       Оказавшись на улице, Барби широко улыбается Кену и Глории. Глория раскрывает для неё свободную руку, и они втроём крепко обнимаются, чувствуя общее облегчение и ликование. Всё позади. Наконец-то всё закончилось. Они справились.       Кен осторожно забирается на заднее сиденье внедорожника Глории. Он настолько измотан, что лишь с третьего раза умудряется пристегнуть ремень безопасности.       — Как дела у Саши в школе? — успевает спросить он, прежде чем провалиться в глубокий сон.       Барби засыпает немногим позже. Это был трудный день.

Х

      Практически всю следующую неделю Кен едва ли способен что-либо делать. Чтобы там не дала ему Рут, оно сотворило настоящее чудо. Однако необходимость столь резко мобилизовать все ресурсы организма без единой лишней минуты на восстановление после обращения, сказалась на нём весьма тяжело. Каждое движение даётся ему с таким трудом, будто его тело высечено из камня. На него словно обрушился целый дом, и обломки слишком тяжёлые, чтобы из-под них выбраться. Его мышцы вопят и стонут от малейшего напряжения до такой степени, что он всерьёз задумывается об использовании больничной утки, лишь бы не вставать и не шевелиться.       Но именно здесь он проводит черту. Это настолько личное, что он ни за что не хочет каким-либо образом вовлекать в это Барби. Поэтому с невероятным трудом Кен заставляет себя подняться на ноги. С ещё большим трудом он добирается до ванной комнаты, где, тяжело опираясь о раковину, быстро обтирается губкой. Он чувствует себя ужасно, но, по крайней мере, способен кое-как с этим справиться, прежде чем снова рухнуть ничком на кровать. Кроме того, Барби тоже измотана их похождениями. Она разработала всю проведённую ими операцию. И при этом она ещё вынуждена ходить на работу и готовить. А ведь отдыхать ей тоже когда-то нужно. Кен понимает, как сильно она утомлена, по её устало опущенным плечам, по тому, как она то и дело потирает глаза. Она не нанималась к нему в сиделки, и Кен вынужден бороться с чувством вины из-за того, насколько неравны их отношения. Однажды она сказала ему: «будь обузой». Поэтому он старается извиняться чуть реже, чем через каждые три слова. Но это вовсе не значит, что он не собирается самостоятельно делать то, что в его силах.       Например, перебраться на диван на третью ночь, чтобы вся кровать была в единоличном распоряжении Барби, и она, наконец, смогла нормально выспаться, не просыпаясь постоянно от его неуклюжих попыток найти удобное положение, которого попросту не существовало. Или питаться продуктами быстрого приготовления, которые нужно просто разморозить в микроволновке, чтобы Барби приходилось готовить только для себя. Хоть он всякий раз и предлагает разогреть порцию и на неё, она отказывается, поскольку её желудок плохо справляется с долларовыми буррито.       В те моменты, когда в его голове наступают просветления, Кен пытается придумать, что же ему делать дальше. Когда он сможет начать посещать занятия для подготовки к экзаменам? Существует ли работа с достаточно гибким графиком (или возможностью брать больничный), на которую его согласятся принять без какого-либо опыта?       Разумеется, то, что он пребывает в ясном сознании, не всегда означает, что он в это время делает что-то полезное. Он вполне может бодрствовать, но при этом сидеть неподвижно и смотреть куда-то в пространство, переживая обо всём, что ему предстоит сделать, чувствуя себя, однако, слишком измотанным для того, чтобы концентрировать внимание на информации в телефоне дольше, чем пара минут. Или же он легко может провалиться в сон прямо посреди размышлений о том, что ему следует сделать в первую очередь, а что может подождать. Это удручает. Кен пытается убедить сам себя в том, что теперь, когда он существует не только физически, но и юридически, ему не обязательно торопиться. Он ждал этого так долго. Что изменят ещё несколько дней, которые понадобятся ему для того, чтобы восстановить силы?       А ещё ему нужно придумать, как отблагодарить Глорию. Он понимает, что без неё ровным счётом ничего бы не вышло. Что там она говорила ей нравится?       И Аарон! Господи, сколько всего приключилось! Аарон, Аарон, Аарон. Он тоже волк! Кто бы мог подумать? Кен испытывает странную смесь из дурных предчувствий и эйфории всякий раз, когда вспоминает об этом. Теперь он не одинок. Они двое не одиноки.       Кен подумывает написать Аарону сообщение, чтобы поинтересоваться, как у него проходит процесс восстановления. (Ну разве это не здорово? Иметь нечто общее, на почве чего можно сблизиться?). Но затем он вспоминает, что единственный контакт Аарона, который у него есть — это рабочий телефон.       Непрошеный образ Аарона, режущего себе руку, вспыхивает перед глазами Кена. Он крепко зажмуривается и трясёт головой, пытаясь вызвать в памяти что-то другое. Однако внезапно на смену предыдущим воспоминаниям приходит доктор со светло-зелёными глазами, сжимающий его руку, словно в тисках, с серебряным лезвием наготове. Как они узнали? Как узнали, что он будет там? Как узнали, что Маттел понадобиться доктор? Как узнали, что Аарон не сможет прийти вовремя?       Кен резко выдыхает и медленно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, одновременно оглядываясь вокруг в поисках хоть каких-то ярких цветов. Вот красный. А это что? Оранжевый? В доме у Барби не так много оранжевого. Но… Всё понятно — это прямо на окне распустился гибискус. Выглядит просто изумительно. Кстати, а кто вообще поливает растения? Будет весьма иронично официально стать Кеном Садовником и угробить при этом свой собственный сад.       Кен надеется, что за садом ухаживает не Барби. И одновременно с этим он надеется, что это делает именно она. Потому как хоть ему бы и не хотелось, чтобы она тратила силы ещё и на это, но также и не хотелось, чтобы она тратила деньги на оплату чьих-то услуг.       Решение данной дилеммы вновь отправляет Кена в царство Морфея, прежде чем у него получается докопаться до сути.

Х

      Местному кладбищу требуется охранник на неполные ночные смены. Кен с радостью откликается на объявление. Всё равно он становится беспокойным и дёрганным после наступления темноты. А это просто отличный шанс выяснить, подходит ли ему работа в столь поздние часы. Проверка документов проходит гладко, хотя работодатель и настаивает, чтобы Кен получил аттестат о прохождении экзамена по общеобразовательным предметам как можно скорее.       Кен, в свою очередь, предупреждает, что страдает от хронического заболевания, которое даёт о себе знать время от времени. Однако, утверждает он, несмотря на это, он старается вести активный образ жизни и вовремя оплачивать все счета. Остальным охранникам перевалило за шестьдесят. Их шевелюры уже давно поседели, а пивные животы отяжелели. Им не чуждо сочувствие. Они знают, каково это: подагра, радикулит и артрит.       — Что за болячка могла прицепиться к тебе? В твои-то годы?       — До конца не известно, — удручённо качает головой Кен. — Врачи ограничиваются отговорками. Да и в любом случае, я не могу позволить себе оплачивать полноценное лечение.       В последнее время обман даётся Кену всё легче, особенно если он как следует приправлен несколькими щепотками правды.       — Порой я чувствую себя прекрасно. Но бывают дни, когда я бы не взялся назваться человеком.       Это относительно лёгкая работа. Иногда его ставят с кем-то в пару, но чаще всего Кен дежурит один либо по той причине, что больше некого вызывать на смену, либо из-за того, что его напарник предпочитает отсиживаться в офисе и делать обход в лучшем случае раз в час. Кен же относится к своим обязанностям со всей серьёзностью, поэтому патрулирует вверенную ему территорию практически без остановки, делая перерывы лишь согласно инструкции для сотрудников, которую он прочитал, уделяя внимание каждому слову, от корки до корки, дабы не пропустить чего-нибудь важного. Он не собирается допускать ошибок, которых вполне может избежать. В конце концов, это первая стабильная работа из всех, что у него когда-либо были.       Здесь хорошо. Тихо. Спокойно. Кен мог бы сказать, что здесь одиноко, но…       Ему довелось познакомиться с Рут. Поэтому ему очень легко представить, что время от времени ему будут встречаться призраки.       Перед тем, как отправиться на собеседование, ему пришлось попросить Глорию прояснить для него некоторые моменты. В качестве благодарности Кен угостил Глорию её любимым мороженым и кофе со льдом, а она весьма деликатно объяснила ему, что такое смерть. Что происходит после. Как возникли некоторые традиции. Некоторые общие правила этикета. Глория предупредила его, что на кладбище будут скорбящие, чьё поведение может быть непредсказуемым.       Всё это приводит его в замешательство. Конечно, сейчас он уже лучше понимает суть, но потеря кого-то близкого всё ещё остаётся для Кена чем-то таким, что не до конца укладывается в его картину мира. Глория в курсе того, о чём рассказывала ей Барби касательно депрессии Кена в связи со смертью друга. А также о том, что долгое время, практически вплоть до сегодняшнего дня, он был лишён едва ли не всего, ради чего стоило бы жить. Так почему же он никак не поймёт? Но Глория не собирается на него давить. Придёт время, и Кен сам во всём разберётся.

Х

      Двое молодых людей расстилают покрывало возле могилы своего брата и усаживаются на нём с едой и напитками.       Кену полагается сделать им замечание о том, что использовать стеклянную тару на территории кладбища запрещено. Это совсем несложно.       Однако вместо этого он прислушивается к их разговору. У него достаточно острый слух, чтобы делать это с такого расстояния, на котором он может оставаться незамеченным. Ребята смеются. Затем вдруг надолго замолкают. Они рассказывают надгробию о том, как они живут. Говорят, как бы им хотелось, чтобы он сейчас был с ними. Они перешучиваются так, будто бы он и вправду сидит рядом.       Говоря, они обращаются к табличке на надгробии, а не к телу под ним. Это так странно. Кену кажется, что ему не было бы нужно что-то из этого, чтобы думать о своей потере.       Ему полагается выполнять свою работу. Но он не может заставить себя вмешаться. Вмешаться в этот момент краткого воссоединения родных людей. В этот день Кен намеренно меняет свой маршрут и старается идти не спеша. К тому времени, когда он заканчивает обход, ребята уже собираются уходить. Тогда Кен вежливо напоминает им о бутылках, после чего чувствует себя виноватым до конца недели. Его наняли для того, чтобы он следил за соблюдением правил, а он вот так легко спускает им с рук нарушение!       — Как вы с этим справляетесь? — спрашивает Кен начальника службы охраны, но тот в ответ лишь смеётся, отчего на его морщинистом лице с ирландскими чертами появляется ещё больше морщинок.       — Люди приходят сюда выразить свою скорбь, — отвечает он. — Каждый делает это по-своему. Мы же, в конце концов, не полиция. Не в полной мере. Некоторые парни здесь и вправду сменили один значок на другой, но при этом думают, что работа осталась той же. Но это не так. Здесь люди оплакивают своих близких, порой даже не самых любимых. А наша работа заключается в том, чтобы обеспечить безопасность всем им: и живым, и мёртвым. Включая газонокосильщика, который может наехать косилкой на забытую бутылку, осколки от которой разлетятся шрапнелью во все стороны.       Кен опускает голову с застенчивой улыбкой. Но всё же он чувствует себя лучше. Возможно, было неразумно сразу признаваться в своем промахе. Но, по крайней мере, так всем будет понятно, что он честен и хочет поступать правильно. Что он готов набираться опыта и обращаться за советом.       — Некоторые из бывших полицейских, что устроились сюда на работу, предпочли бы запугать тех ребят прямо во время их пикника. Заставили бы их собрать вещи и выпроводили с территории. Но при таком раскладе всё это место вообще лишилось бы всякого смысла. Приходя сюда, люди становятся уязвимы. И мы должны быть поблизости, чтобы при необходимости помочь им. Возьми это на вооружение. И не парься так сильно из-за правил.

Х

      И всё же Кен больше нервничает из-за учёбы, чем из-за работы. Даже при том условии, что он в одном классе с людьми, которые в своё время также оказались в непростой жизненной ситуации, их знания о мире вокруг гораздо обширнее, чем у него. Общее понимание вещей, реальный жизненный опыт и всё в таком духе. У Кена ничего этого нет.       Например, когда на занятии по истории упоминается Вторая мировая война, Кен, не успев толком подумать, выпаливает: «А была ещё и первая?». Или когда курс математики предполагает знание таблицы умножения, а он всё ещё складывает на пальцах. Когда на чтении они не разбирают части предложения, а сразу переходят к критическому анализу, а Кен едва способен разборчиво написать своё имя.       А вот уроки естествознания ему нравятся. Процесс образования каньонов, причины возникновения землетрясений, цикл жизни звёзд и движение планет… Он буквально впитывает информацию. Да, он по-прежнему рисует каракули на полях тетради, как и на любом другом предмете, но, по крайней мере, эти имеют отношение к лекции. До тех пор, пока не начинаются уроки по химии. Их он ненавидит всей душой.

Х

      Возможно, это сложно себе представить, но кладбище идеально подходит для тренировки навыков чтения. В темноте ночи Кен осторожно водит пальцами по буквам, вчитываясь в имена, даты и надписи. Ему нелегко запомнить те формы, которые принимают буквы на книжных страницах. Поэтому возможность почувствовать и обвести их кончиками пальцев для него весьма полезна. Отслеживая таким образом очертания, Кен может закрыть глаза и попытаться понять, правильно ли он помнит, что это за буква, какое это число.       У него даже начали появляться свои любимые надгробия. Те, надписи на которых лучше всего чувствуются под пальцами. Или такие, на которых самые запоминающиеся фразы или изображения. Как, например, то, на котором изображён лежащий на страницах открытой книги голубь с зажатым в клюве бутоном розы. Надпись на нём Кен пока ещё не разобрал.

Х

      Когда у Кена есть такая возможность, он встречает Марко после школы и отводит его в библиотеку. Там он спокойно может дождаться, когда у его мамы закончится рабочий день. Анджелу беспокоит, что в те дни, когда её смены заканчиваются слишком поздно, Марко остаётся предоставленным самому себе. Поэтому, естественно, Кен предложил свою посильную помощь. Ему совсем не сложно. Ведь ему нравится Марко. Да и в любом случае, Кену самому нужно время от времени заглядывать в библиотеку.       Кен изучает домашнее задание Марко и переписывает себе некоторые вопросы, чтобы позже попытаться ответить на них самостоятельно. В этом году Марко перешёл в четвёртый класс. Как раз то, что нужно для Кена, чтобы постараться нагнать всё то, что он не застал. Иногда Марко приходится помогать ему. Мальчик объясняет, как решить задачу или что повлекло за собой то или иное событие в истории, а также напоминает, что Миссури и Миссисипи — это разные штаты и что Арканзас произносится иначе, чем Канзас.       Порой сам Марко просит Кена помочь ему с заданием. И когда им вместе удаётся во всём разобраться, это даёт Кену некоторую надежду на то, что он не слишком глуп для того, чтобы учиться в школе. По крайней мере, в четвёртом классе.

Х

      Этим вечером Кен дежурит один. Уже почти пришла пора запирать ворота. Посетители направляются к выходу. Остаётся лишь одна женщина, сидящая возле недавно установленного надгробия, вокруг которого только-только начала прорастать трава. Чтобы не напугать её, Кен намеренно громко шаркает подошвами ботинок по гравию, подходя ближе.       — Вы здесь порядком задержались сегодня, — как можно мягче говорит он.       Кен определённо видел эту женщину и раньше. Но теперь она у совсем свежей могилы.       — Ты собираешься меня выгнать? — она поворачивает к нему посеревшее, измученное лицо.       — А вы готовы уйти? — пожимает он плечами в ответ.       — Вот кто ушёл, — взгляд женщины вновь обращается к камню, на который она смотрит сквозь пелену непролитых слёз.       Кен подходит немного ближе, чтобы это больше походило на разговор, а не на допрос. Он держит руки в карманах, стараясь выглядеть непринуждённо, и смотрит на надгробие в последних отблесках уходящего дня, медленно проговаривая про себя запечатлённое на камне имя.       — Должно быть, вы сильно по нему скучаете.       Женщина, едва ли не распростёршаяся на земле, бросает на него недоумённый и одновременно с этим сердитый взгляд.       — Мда. Простите, — Кен смущённо откашливается. — Глупое было замечание. Извините.       — Ты терял кого-нибудь?       — Да. Но у него нет могилы. Мы тогда оба были бездомными.       Теперь женщина смотрит с внезапным настороженным интересом. Кен изображает улыбку, наполовину извиняющуюся, наполовину смущённую, стараясь тем самым показать, что он говорит это не для того, чтобы привлечь к себе внимание, и не собирается делиться какими-либо шокирующими подробностями.       — Не знаю, что стало с его телом. Но думаю, хорошо, когда есть место, куда можно направить свои чувства.       — Да, — соглашается женщина безрадостно. — Хорошо. Поэтому я так часто здесь бываю.       Неподалёку от них загорается первый уличный фонарь. Слабые отголоски дневного света растекаются по небу, будто оранжевая волна, уходящая вместе с отливом.       — Когда закрывается это место?       — Как только вы решите, что на сегодня пробыли здесь достаточно.       — То есть уже давно пора, да?       — Я запер ворота полчаса назад, — виновато признаётся Кен. — Могу проводить вас и выпустить.       — Спасибо тебе, парень-с-кладбища, — женщина выжидающе протягивает ему руку, и Кен без труда помогает ей подняться на ноги. — Встречаемся в это же время, на этом же месте через неделю?
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.