Я мог бы быть честным, я мог бы быть человеком

      Зоопарк такой большой! Кену здесь нравится. Он и не знал, что в мире так много разных животных! В Барбиленде их было всего несколько видов.       Он расстроился, когда понял, что пегасов и единорогов не существует. Но здесь и без них полно такого, чего Кен никогда не сумел бы даже вообразить. Носороги? Вы шутите?       Боже, сколько же здесь запахов! И все они такие сильные! Кену приходится прилагать немало усилий к тому, чтобы не пускать слюну всякий раз, когда ему приходится разжимать челюсти. Он с жадностью впитывает каждый из них вместе с крупицами новой для него информации. Это ошеломляет, но он всё равно хочет большего. Почему Барби не чувствует того же?       По большей части люди ходят сюда для развлечения. Но для них с Барби это ещё и хорошая возможность провести время вместе, а заодно сдержать обещание. Они умиляются над акробатикой непоседливых мартышек, кормят цветастых попугаев, поражаются размерам гигантских питонов, наблюдают за тем, как пара слонов принимает душ, а затем отправляется на маникюрные процедуры.       Большие кошки и медведи пугают Кена. Что-то в крупных хищниках заставляет его нервничать. Ни он, ни Барби до конца не уверены, инстинкты ли это Санни или последствия старой травмы. Ему интересно узнавать о них что-то новое, читать информационные таблички, слушать экскурсоводов, но ему также не терпится поскорее отправиться дальше («Ты уверена, что они не могут выбраться?»). Но вот эти крошечные обезьянки — это нечто! Как они могут быть такими маленькими?! А эти летучие мыши, наоборот, такие огромные! Только взгляните на их щенячьи мордашки! Барби, эта ящерица только что лизнула свой глаз!       Но и здесь им встречается то, над чем следует поработать. Тропинка уходит наверх, к смотровой площадке. Волоски у Кена на шее встают дыбом, когда он улавливает в воздухе запах. Барби берёт его за руку и сжимает крепче, когда они подходят достаточно близко, чтобы разглядеть его источник. В вольере обитает стая серых волков. Сейчас все они расположились в тени группы деревьев. Двое лениво борются, не всерьёз покусывая друг друга за передние лапы и перекатываясь с боку на бок.       Здесь много справочных табличек. Некоторые из них предназначены для детей, другие — нет. Очень здорово, что на каждой из них есть QR-код со ссылкой на аудиозапись, в которой диктор проговаривает большую часть представленной информации. Так что Кену не приходится ломать голову над сложным текстом, а Барби чувствовать себя так, будто она покровительствует ему, зачитывая содержание вслух.       Судя по всему, существует множество подвидов волков. И у некоторых весьма странная генетика. Здесь же размещены графические изображения, описывающие положение хвоста, словно язык тела. А ещё целый раздел о поведенческих различиях в сравнении с собаками…       Всё это весьма полезная и нужная информация, которую Барби очень внимательно изучает. Кен не слушает. Он смотрит на волков, затаив дыхание, пытаясь сдержать Санни в узде. Он испытывает жгучее любопытство, жуткую смесь страха и стремления заявить свои права на территорию, а также нестерпимое желание завести среди них друзей или же разорвать противника в клочья. Его сердце бешено колотится, и он крепко сжимает перила ограждения.       Смотритель зоопарка выходит поболтать с посетителями. Барби направляется к нему, чтобы задать несколько вопросов. Возможно ли определить подвид волка по фотографии? Есть ли информация о людях, которые могли бы это сделать? Хотя смотритель и является экспертом по уходу и содержанию представленного здесь вида, всё же он не генетик. Это другая область знаний. Благодаря проведённым исследованиям, им сейчас хорошо известны большинство видов, которые обитают на западном побережье. Однако, чтобы сказать что-то наверняка, понадобится череп. Но всё равно встречается слишком много скрещиваний с бродячими собаками и койотами… Смотритель предполагает, что для живого зверя лучше всего подойдёт анализ ДНК, а заодно пытается осторожно выведать информацию о том, правда ли, и если да, то зачем, она держит у себя волка.       — Нет! Просто видела нечто похожее. В другой стране.       Когда она возвращается к Кену, один из волков как раз поднялся и не спеша направился к вершине холма. Волк и человек пристально глядят друг на друга. Ветер почти одинаково треплет волчью шерсть и волосы Кена, в то время как они, не мигая, наблюдают: один из-за ограды, другой снаружи. Родственные души, принадлежащие разным мирам.       Порой Барбара спрашивает себя: уж не Санни ли это вынужден существовать в человеческом обличье, а вовсе не Кен перекидываться в волчье?       Он вздрагивает, когда рука Барби опускается поверх его руки. Пальцы на ограждении сжимаются так сильно, что белеют костяшки. Кен резко поворачивается и делает судорожный вдох, словно пробуждаясь ото сна, а затем, не говоря ни слова, позволяет Барбаре увести себя. +       Вот это да! Корова в контактном вольере! Она точно его любимица! Язык у неё такой… скользкий!

Х

      Благодаря успешной подработке в пиццерии у Кена впервые появляются свободные средства. Всё равно это мало что ему даёт. По крайней мере, до тех пор, пока Маттел не предпримет никаких действий со своей стороны. Так что, раз уж у него отложена необходимая сумма на прохождение экзамена, он может просто… просто покупать всякие вещи. Например, настоящий матрас.       А ещё он может позволить себе купить телефон с полной предоплатой за смешную сумму в районе двадцати долларов и оплатить услуги связи за целый месяц. Просто невероятно! Он и не знал, что телефон может обходиться так дёшево. Он вбивает в память сотового номера Барби и Глории, а также городской номер Маттел, с которого ему звонил Аарон. И на этом всё. На какое-то время Кен попросту забывает о его существовании.       До тех пор, пока не раздаётся звонок. А вдруг это что-то важное? А что, если это ФБР?       Вот так Барби и застаёт его за глубокомысленной задушевной беседой со спамером. Ей приходится отобрать у Кена телефон, повесить трубку и мягко объяснить, что не все, кто звонит на его номер, приходятся друзьями. Однако Кен уверен, что между ним и спамером установилась прочная духовная связь.       — Знаешь, а ведь он очень беспокоится о том, что с ним будет. Он вынужден заниматься работой, которую ненавидит, из-за того, что родители и семья постоянно на него давят. И его гардении вянут. Я порекомендовал ему установить декоративную стену, чтобы большую часть дня они находились в тени.       Что ж, в этом плане Кену определённо есть чему поучиться. Хоть у него и появилась связь с внешним миром, но при этом он также стал подвержен и его встречному воздействию.       Так, например, он попадает под влияние бренда Ю-ху. И теперь в холодильнике есть специально отведённое место для этого шоколадного напитка. Рядышком с местом для лимонада. Шоколадный напиток обязательно должен быть в бутылках, а не в коробках. А вот для лимонада предпочтительнее, чтобы он был в порционной картонной упаковке. Барби тоже пришёлся по душе такой вариант: он идеально подходит для приготовления освежающих коктейлей. Она смирилась как с низким качеством, так и с количеством содержащегося в них сахара и лишь напоминает Кену, чтобы он не забывал чистить зубы.

Х

      — Привет. Я прошёл переаттестацию. Теперь осталось только дождаться, когда пришлют официальные документы. Тогда вы сможете называть меня медбрат Динкинс.

Х

      Кен считает, что интеллектуальные игры ему помогают. Некоторые из них рассчитаны на детей, но есть и такие, которые подходят и взрослым. Кен проводит за ними каждый вечер, если у него нет других дел. Глория сказала, что, по её мнению, у него дислексия, и поделилась идеями, как с этим бороться. Кен сам смастерил из канцелярской скрепки небольшой выделитель, так что теперь он может заключать в него отдельные слова, чтобы они не перемешивались с остальным текстом. Правописание — это сущий кошмар, если только он не набирает текст на клавиатуре. У него отвратительный почерк, и он практически не способен понимать текст, написанный от руки, если его писала не Барби. У неё такой округлый, ровный и понятный почерк, что его Кен может разобрать. Не без труда, конечно, но основную суть он понимает.       Так они проводят почти каждый вечер: Барби читает книгу, а Кен в приложении оттачивает навыки сопоставления, выделения последовательности и визуального слежения, отрешённо пропуская меж пальцами одной руки прядку волчьей шерсти, вплетённую в пояс.       Он бросает взгляд на Барби в перерывах между играми. Сегодня она читает с планшета. Кен хмурится и перегибается через её колени, чтобы взять что-то с журнального столика. Сперва Барби игнорирует его, пытаясь не шевелиться и сохранять невозмутимое выражение лица, когда его рука возникает между её лицом и экраном, пытаясь как можно более ненавязчиво нацепить ей на нос очки. Дужки скользят по её щекам, а одна из них едва не попадает ей в глаз, прежде чем скользнуть дальше, но поверх ушей, а не за них. В конце концов, очки оказываются примерно там, где им и положено быть. Конечно же, сидят они ужасно криво. Ещё какое-то время Барби пытается выглядеть невозмутимой, но у неё ничего не выходит. Губы её начинают дрожать. Они стараются сдержаться, вот только обоих начинает всё заметнее потряхивать от так и рвущегося наружу смеха. В конце концов они сдаются и хохочут вовсю. Барби грубовато ерошит его волосы, а Кен делает вид, что пытается поймать её руку открытым ртом, будто собираясь укусить. На какое-то мгновение он словно становится Санни, увлечённым весёлой игрой.

Х

      Нова нажимает кнопку звонка, а Дженис топчется прямо за её спиной. Когда дверь открывается, обе впадают в ступор, поскольку перед ними стоит Кен с зубной щёткой во рту. Несколько секунд девушки только и могут, что глазеть на него, хотя Кен, похоже, воспринимает сложившуюся ситуацию весьма спокойно. Лёгким кивком он приглашает их войти и запирает за ними дверь.       Итак, он и вправду остался. И он здесь живёт. А ещё он возвращается в ванную, откуда выходит Барбара. То есть они были там вместе. Хм-м-м.       — Привет, девчонки, — с улыбкой приветствует их Барб, поправляя воротник футболки-поло с ярким узором. — Все в сборе? — Кори опаздывает. Должна подъехать ближе к десяти.       — Кто бы сомневался. Вероятно, заявится со стаканом кофе, который к тому времени уже успеет льдом покрыться.       — Что-о-о-ж, — Нова подталкивает подруг ближе к кухне, — значит, у нас есть время поболтать!       Барб вопросительно приподнимает брови. — О твоём пар-р-р-не, — поясняет Нова вполне очевидную, на её взгляд, вещь.       — А, да. Понятно. Что тебя интересует? — Как у вас с ним?       — Честно? Просто потрясно, — немного застенчиво улыбается Барби. — У нас всё складывается так, как я и представить себе не могла.       Её подруги, похоже, искренне рады это слышать.       — Значит, ваш разрыв был всего лишь недоразумением?       — М-м-м, нет. Как только мы поняли, что не подходим друг другу в романтическом плане, дела сразу пошли на лад.       — Деточка, ты можешь изъясняться по-человечески? Я тебя не понимаю, — подтрунивает над ней Дженис. — Как он может быть твоим парнем, если вы «не подходите друг другу в романтических отношениях»?       — Он не мой парень. Скорее, спутник жизни. Платонический.       — Мы не занимаемся сексом! — услужливо подсказывает Кен из ванной. Голос слегка отдаётся эхом от кафеля плитки. В этом доме нет секретов.       — Так… и что… вы вообще никак не развлекаетесь?       — О, у нас полно развлечений. Смотрим фильмы, готовим вместе. Иногда он заплетает мне волосы…       — Так вот почему на этой неделе ты каждый день приходила с новой причёской? — Спрашивает впечатлённая Нова. — Выглядело просто отпадно. Кен, слышишь? — она повышает голос, чтобы он точно расслышал. — Косы просто обалденные!       — Спасибо! — Кен выходит к ним с гитарой, переброшенной через плечо. — Мне пора. Сегодня будут туристы. Удачной игры в гольф! — желает он на прощание, проходя мимо.       — Сегодня без гольфа, — обещает Барби. — Будь осторожен.       — Ну ладно, — вздыхает Дженис. — Кто-нибудь, объясните мне, что тут творится? +       Кен направляется к автобусной остановке. Сегодня он намерен прокатиться до Венис-Бич. Перед домом Барби припарковалась ещё одна машина, и Кен видит фигуру, идущую по дорожке ему навстречу.       — Ты, должно быть, Кори. Остальные внутри, — говорит Кен, когда они встречаются на середине.       — Чудесненько. А ты, должно быть, тот гадкий бывший, о котором я столько наслышана?       — Боюсь, что так, — смущённо улыбается он.       — Так вы, ребята, снова вместе?       — На этот раз всё по-другому, — он пожимает плечами, держа руки в карманах. — Мы в… — он ещё никогда не пытался выговорить это слово. Альтернативой было бы произнести по буквам, но и это далеко не самая сильная его сторона. — К… П… вроде платонических отношений с совместным проживанием.       — Квирплатонические?       — Да, точно! — лицо Кена светлеет. — Только я не уверен по поводу первой части. Я о том, что всё же она девочка, а я мальчик.       Возможно, Кори сможет что-то подсказать по этому поводу? Фрэнки мог бы… Но Фрэнки, по сути, был ещё ребёнком. Те отношения, которые могли бы у него быть, были разрушены сперва его родителями, а затем и той жизненной ситуацией, в которой он оказался. Вероятнее всего, он не смог бы ответить Кену на все его вопросы.       — Ты вообще по женщинам?       — Ни по кому, — прищурившись, качает головой Кен. — Как и она.       — Значит, квир, — легко делает вывод Кори. — Если тебе и вправду нравится такое обозначение.       Что-то в том, как кто-то другой говорит об этом, освобождает Кена от чувства вины, о котором он даже не подозревал. Они с Барби знают, какие у них отношения, и никто не может этого изменить. Однако то, как некоторые называют его её парнем, не давало ему покоя, как и осознание того, что именно так всё и выглядит со стороны. Осознание того, что на самом деле их легко принять за вполне обычную пару, на мгновение посеяло в нём зерно сомнений. В некотором смысле это то же самое, что быть оборотнем. Никто ему не поверит, и он не знает никого такого же, как он. Но эта женщина знает, о чём он говорит. Она может заверить его в том, что, по крайней мере, эта часть его существования реальна.       — Спасибо, — широко улыбается Кен. — Удачи обыграть Барби сегодня! Кстати, мне нравится это колечко у тебя в носу, — быстро добавляет он, указывая на пирсинг Кори, прежде чем направиться дальше.

X

      Барби любит посильнее включить кондиционер, чтобы можно было одеться в комфортные уютные вещи и нырнуть под одеяло.       Теперь это их общее одеяло. Их общий диван. Он недостаточно широкий, чтобы двое могли лежать на нём, если только не прижмутся друг к другу. Но Кен, похоже, не возражает против того, что Барби использует его в качестве подушки. Её голова покоится на его груди, а он обнимает её за плечи.       Установленные ими границы работают. Взаимное уважение этих границ помогает возникнуть доверию, которое позволяет существовать близости без каких бы то ни было дальнейших намерений. Это именно те ощущения комфорта и безопасности, которых Барби искала всю свою жизнь. И самое невероятное заключается в том, что он был рядом с ней всё время! Если бы не Маттел, всё это могло бы быть у неё и раньше. Она могла бы чувствовать это всегда.       Кен такой тёплый. Её убаюкивает биение его сердца и размеренный ритм каждого вздоха. Тепло, жизнь и биение сердца — ничего этого у него не было бы сейчас, если бы их прошлое не сложилось так, как оно сложилось. И лучше уж пусть всё будет так, как оно есть, даже несмотря на всю ту боль, через которую им пришлось пройти, нежели навечно остаться в пластиковом идеале домашнего мирка, на который они могли бы рассчитывать в Барбиленде. +       Самому себе Кен может признаться, что ему не хватало объятий. Кены могли сбиваться в большую плотную толпу на пляже. Если в том и можно было усмотреть какую-то интимность, то смысла в ней было немного. В такие моменты связи между ними было не больше, чем между декоративными подушками, сваленными на диван, или ниточками паутины, забытыми в дальнем углу. Кен дружил с ними. Некоторые даже были его лучшими друзьями, по которым он скучал. Но это было другое. Его внутренний мир никогда не замыкался лишь только на них.       Он приходит к такому заключению, поглаживая Барби по светлым волосам. Это оно. Здесь и сейчас. Быть способным отдавать всего себя целиком, без малейшей необходимости сверяться по списку с пунктами и ставить галочки напротив исполненных. Быть способными оставаться самостоятельными, отдельными личностями, но при этом быть вместе. Не это ли…?       Стоп.       Получается, это именно то, что он искал на протяжении всего времени? Все эти годы он гнался не за тем, потому как следовал заложенной в него программе.       Он слегка наклоняет голову, чтобы рассмотреть растянувшуюся рядом с ним фигуру. Такая доверчивая, безмятежная, тёплая. Уголки его губ умилённо приподнимаются. Она заснула. Похоже, он здесь застрял. Таково правило, верно? Прямо как с кошками. Запрещено двигаться, если им удобно.       Барби всё ещё в очках. Он осторожно снимает их и аккуратно кладёт на столик, стараясь её не потревожить. С телевизором сложнее. Пульт остался на подлокотнике у них в ногах, и дотянуться до него нет ни единого шанса. Что ж, выходит, он вынужден продолжить просмотр без неё. Остаётся лишь надеяться, что она не слишком на него из-за этого разозлится. А ещё он очень надеется не испортить что-нибудь по неосторожности.

Х

      — Есть новости?       — Пока нет, — вздыхает Аарон, пробегая взглядом список не отвеченных электронных писем и писем с отметкой о необходимости к прочтению. — По крайней мере, они приняли мое предложение провести твой осмотр. Поэтому я и звоню. Я буду там во что бы то ни стало. Но они ещё не назначили дату, а я опасаюсь давить на них. Мы и так уже много добились.       — Тоже верно, — смиренно произносит Кен, разрываясь между желанием оставаться таковым и дальше и желанием вцепиться в занавеску. — И, Аарон? Спасибо. Уверен, что есть причина, по которой ты работаешь в Маттел, а не в какой-нибудь больнице. Поэтому я хочу, чтобы ты знал: я благодарен за то, что ты вызвался во всём этом участвовать.       — Приятно слышать, — в голосе Аарона слышна улыбка, хотя в отражении компьютерного монитора её и не видно. — Хочу, чтобы у тебя всё прошло как надо.

Х

      Незадолго до наступления следующего полнолуния Кен повязывает пояс из волчьей шерсти. Он застёгивает на шее ошейник, зная, что Санни будет невтерпёж отправиться на улицу, как только его состояние стабилизируется после обращения. Барбара входит с миской воды и тарелкой тушеной говядины и ставит их на пол, не обращая внимания на то, что Кен раздет. Они и вправду стали проще относится ко всему этому процессу. Это становится нормальным.       Но когда Кен берётся за серебряную цепочку, она хмурится. Барби замечает, как дрожат его руки. Когда он надевает цепочку через голову, он скалит зубы от боли. Каждая мышца на его теле напрягается, когда серебряные звенья опускаются на его грудь.       — Кен, — начинает она.       — Не хочу ничего слышать, — рычит он. Его грудь тяжело вздымается, будто глубокое дыхание может унять боль.       Она берёт его дрожащие руки в свои и поворачивает их так, чтобы видеть волдыри, оставленные серебром. Которые и сейчас образуются под цепочкой на его груди и шее. Как он может это терпеть?       Луна поднимается над горизонтом. Колени Кена подкашиваются, и он валится на неё. Она шепчет успокаивающие слова, утирая большими пальцами слёзы, которые катятся из его глаз, пока мышцы и кости трансформируются. Она поддерживает его, когда он окончательно теряет равновесие, и осторожно помогает ему опуститься на четвереньки.       Санни стряхивает с себя её руки, запрокидывает голову вверх и, как и всякий раз, воет. Затем он переводит взгляд на Барби и, вывалив из пасти розовый язык, виляет хвостом, явно радуясь предстоящему дню. Она улыбается в ответ, почесывая мех на его плечах. Ошейник — на месте. Цепочка — на месте. Пояс? Он исчез. А Санни вернул всю свою шерсть (а с ней и чувство собственного достоинства). Интересно.       Сегодня Барби планирует поработать из дома, чтобы быть рядом с ним. У неё нет возможности брать отгулы каждое полнолуние, но поскольку теперь луна восходит всё раньше, она просто распределяет дневную нагрузку так, чтобы учесть потребности Санни. С теми успехами, которых он достиг, это не так уж и сложно. Ей повезло, что она сама может регулировать свой график. Что же касается вопроса трудоустройства Кена, стоит признать, с этим всё гораздо сложнее.       Санни не интересует работа. Его интересует жаркое. А ещё прогулки. И Барби с удовольствием к нему присоединяется. Она размышляет о его поведении и успехах, пока они совершают утреннюю пробежку по городу. Основное различие в поведении волков и собак, исходя из того, что она успела подметить, заключается в том, что волки, как правило, не проявляют интереса к людям, не признают их, так сказать, членами одной с ними команды. Волки не ждут от людей помощи или признания. В отличие от собак. Собаки ищут людского внимания и поддержки. Они жаждут общения. Это заложено в их природе, потому как на протяжении многих веков они жили бок о бок с человеком. Санни утратил свою изначальную отчужденность и стал более дружелюбным. Он обнюхивает её волосы, лижет лицо, пытается взгромоздиться ей на колени или хотя бы улечься ей на ноги. Он жмётся к ней, когда Барби останавливается поболтать с соседкой, и, поскуливая, переворачивается на спину, когда она чешет ему живот.       Да, он всё ещё похож на волка. За исключением того, что шерсть у него песочного окраса с вкраплением более светлых прядей, а мордой он чем-то походит на койота. Очень-очень большого койота.       — Что за порода? Лайка?       У дневных прогулок в полнолуние определённо есть ряд недостатков.       — Помесь с овчаркой, — не моргнув глазом врёт Барби, улыбаясь миссис Бенадайн, когда они с волком проходят мимо неё по дорожке к дому. — Подруга попросила нас с Кеном за ним присмотреть.       — Никогда не видела, чтобы он выводил собаку. Он вообще делает хоть что-нибудь полезное?       — У Кена аллергия, — быстро отвечает Барби, стараясь сохранить как терпение, так и правдоподобность выдуманного рассказа. Она надеется, что миссис Би не заметила, что на самом деле никто никогда не приезжает, чтобы оставить или забрать собаку. Но, судя по прищуренным глазам и поджатым губам, она о чём-то догадывается. Осторожней.       — И не забывай убирать за ним. Не уподобляйся тем шарлатанам с терьерами, которые оставляют экскременты на соседских лужайках. В некоторых индивидах нет ни капли уважения к чужой собственности.       — Да, мэм, — вежливо соглашается Барбара.       Первые два раза, когда Барби пришлось убирать за волком, было как-то странно. Она слишком буквально воспринимала мысль о том, что подбирает с земли отходы жизнедеятельности Кена. Но затем это стало обычной рутиной, с которой приходится иметь дело каждому хозяину собаки. Кен умолял её ничего не трогать, если волк сходит во дворе. Он мог бы вернуться туда позже и всё прибрать. Но для неё это совсем не сложно. При себе у неё всегда есть пакет, так что она справляется самостоятельно. +       Санни грызёт одну из своих игрушек, лёжа под компьютерным столом в ногах у Барби. Сегодня у неё были две конференции по видеосвязи, и она морально выдохлась. Почему некоторые люди до сих пор не знают, как пользоваться микрофоном?! Она снимает гарнитуру, трёт руками лицо, а затем прижимает к глазам основания ладоней и держит до тех пор, пока не начинает видеть разноцветные круги и неоновые вспышки, которые живо напоминают ей о Барбиленде.       Санни поднимает голову, смотрит на неё, выбирается из-под стола и выходит из комнаты. Что-то звякает на кухне. Затем он возвращается и утыкается носом ей в бок.       — Нет, — стонет она. — Ещё не время для прогулки.       Но волк вновь тычется в неё носом.       — Мне нужно заполнить дурацкие протоколы, — зачем-то пытается объяснить ему Барби. — Будто бы можно что-то вынести и обобщить из всего этого бардака, который только что тут творился.       Волк в третий раз утыкается в неё носом. Наконец она опускает на него взгляд. И замирает. Санни держит в пасти её очки. Она снова их забыла? Где он их нашёл? Он тихонько поскуливает, пока Барби не забирает их.       — Э… Спасибо.       Смертельно опасный хищник не сводит с неё пристального взгляда до тех пор, пока она не надевает очки. Тогда его пасть приоткрывается, а язык свешивается на сторону, словно в довольной ухмылке. После чего волк с радостью возвращается к своей игрушке.       Как-то это странно.       И дело не только в очках.       Когда Барби решает отвлечься от работы и немного разгрузить голову, прежде чем взяться за очередное электронное письмо, в котором наверняка будет какая-нибудь очередная глупость, она включает кулинарное шоу, которое они с Кеном обычно смотрели по телевизору. Однажды она проснулась и обнаружила, что он посмотрел без неё несколько серий. Разумеется, он извинился. Да она не больно-то и расстроилась. Но сейчас у неё появилась прекрасная возможность начать навёрстывать упущенное.       Одна из причин, по которой ей нравится это шоу, заключается в том, что во время просмотра она может параллельно сидеть в телефоне, но при этом улавливать суть происходящего на экране. Кен же смотрит более внимательно. Он и вправду подумывает о том, чтобы заняться выпечкой. Барби предпочитает слушать. Неудивительно, что под расслабляющую музыку, спокойный тембр и приятные, иногда бессвязно звучащие акценты она порой может задремать. Сейчас многозадачность держит её в тонусе. Барби отправляет Кори несколько мемов, которые как нельзя лучше подходят для описания только что завершившейся конференции, зная, что подруга понимает её боль. Затем она отправляет несколько комментариев по текущему эпизоду шоу на телефон Кена. Он с удовольствием послушает их, когда вернётся.       Санни, устроивший голову на её коленях, сдавленно скулит.       — Очень драматично, — бормочет она сквозь улыбку, почёсывая его уши.       Вот только он вновь издаёт этот полувздох-полустон. И снова. Это происходит всякий раз, когда на экране появляется участник, за которого они с Кеном болели в этом сезоне.       — Что такое?       Волк поднимает на неё печальные голубые глаза, а затем вновь отворачивается к экрану. В начале следующего эпизода с тем самым участником происходит несчастный случай, из-за которого его не только отправляют домой на целый день, но и полностью отстраняют от участия в проекте. Барби ставит шоу на паузу и смотрит на Санни, пребывая в полнейшем шоке.       — Ты знал, что так будет? Ты… Ты помнишь это?       Она поглаживает светлую шерсть на его спине. Шерсть, которую Кен едва ли не всюду таскал с собой весь последний месяц. Шерсть, которая была при нём и во время просмотра этого шоу. Как и в тот раз, когда он напомнил ей об очках.       — Погоди-ка! — она подскакивает и обхватывает волчью морду ладонями. — Безумие какое-то! Ты всё помнишь? Кен, ты здесь?!       Но Санни лишь тяжело дышит, вывалив язык. Неужели…? А может быть и нет. Но это уже что-то.       — Санни, мне нужна твоя шерсть.       Волк пытается отползти от неё, поджав уши и хвост. +       — Что ты помнишь?       — Из чего? — Кен смотрит на неё, сонно щуря глаза.       — Из того, что происходило, пока ты был Санни.       — Ничего. Траву.       — А что-то в доме? Что-то из того, что шло по телевизору?       — Ты что, смотришь телевизор в компании волка?       — Да. И он проспойлерил мне концовку.       Кен широко распахивает глаза в удивлении.       — Именно, — подтверждает Барби. — Санни помнит. Похоже, что та его частичка, которая продолжила существовать вне полнолуния, — объясняет она свою теорию, — помогла ему сохранить воспоминания. Хотела бы я, чтобы полнолуние длилось подольше. Тогда бы у нас был шанс это проверить. А до следующего ждать ещё так долго.       — Не говори так, — устало умоляет Кен.       — Прости. Но ты хоть понимаешь, что это значит? Возможно, что это сработает и в обратную сторону. Возможно, нам удастся сохранить твоё сознание на период полнолуния.       — Как?       — Мы отдадим Санни твои волосы, — она проводит пальцами по его золотистой копне. — Они снова отросли. Можно будет отрезать одну хорошую прядку специально для него. Кен хмурится. Его глаза блестят в полумраке. Барби видит, что он не спешит поддаться надежде.       — Эй. Хуже ведь от этого всё равно не будет, правда?       — Я не знаю… Не знаю, сколько ещё разочарований я смогу вынести, Барби. Она продолжает задумчиво гладить его по волосам.       — Возможно, это и не решение всех наших проблем, — говорит она, наконец. — Но ведь это и не совсем то, что мы ищем. Мы всего лишь следуем своим путём, чтобы увидеть, что же будет дальше. Задаём вопросы исключительно для того, чтобы найти на них ответы. Если узнаём что-то полезное — отлично. Если нет — что ж, по крайней мере, мы узнали что-то новое. Подумай об этом, хорошо? В нашем распоряжении всё время этого мира. +       Кен просит её повторить рассказ о том, что произошло за время, пока он был волком, снова и снова. Кажется, с каждым разом он начинает верить чуточку больше. Когда он, наконец, может подняться, отложив в сторону грелку, он находит Барби на кухне. Она занята чем-то необычным, поскольку на руках у неё медицинские перчатки, а на столе перед ней разложены конверты.       — Кажется, мы пришли к выводу, что ты не доктор.       — Тогда, может быть, — она издаёт неловкий смешок, — Барби-Судебно-медицинский-Зоолог? Я переговорила с парой лабораторий по поводу того, «как определить породу собаки, конфискованной у сомнительной личности». На севере есть один специалист, который может провести анализ по образцам, — она показывает ему аккуратно упакованные пучки шерсти, — но он работает только с американскими видами. Поэтому я нашла ещё одного, который может проделать то же самое с европейскими породами.       — А ты уверена, — Кен смотрит на неё с наигранным подозрением, — что ты не Барби-Супер-шпион?       — Скорее, Барби, — её губы кривятся в усмешке, — Которой-нужен-валик-для-чистки-от-шерсти, — заявляет она, пытаясь счистить прилипший мех со своих перчаток. — Я и для тебя немного оставила. Не была уверена, что именно ты захочешь с ней сделать.       Если скрутить шерсть достаточно плотно и туго, то у него может выйти тонкий колючий браслет.       — Ещё я немножко помудрила с ошейником Санни. Если тебе не понравится, я верну всё, как было, но… — она достаёт розовый ошейник, чтобы продемонстрировать ему, что у неё получилось. В петельки продета и закреплена укороченная версия серебряной цепочки, которую Кен надевал в полнолуния. — Я подумала, что раз шарф сработал без прямого контакта серебра с телом, то и это вполне может сработать. А здесь серебра гораздо больше. Так что, думаю, мы сохраним все преимущества.       — Барби, я не знаю, — продолжает отнекиваться Кен, но уже не так рьяно, как раньше. — Не слишком ли много нового мы собираемся опробовать за один подход?       — Возможно. Но, возможно, сейчас самое время попробовать что-нибудь, связанное с серебром, раз уж Санни будет способен сохранить твоё сознание.       Кен вертит ошейник в руках, задумчиво пропуская ремешок между пальцами, не касаясь при этом цепочки.       — Я могу всё вернуть, — повторяет Барби.       Она успела столь многое сделать. Договаривалась с лабораториями, возилась с этим дурацким серебром, пыталась что-то улучшить. Должно быть, легко сохранять оптимизм, если всё это происходит не с тобой. Но Барби кажется такой уверенной в том, что они вот-вот добьются значительного прогресса. Она понимает больше, чем он. В этом он уже успел убедиться.       — Нет. Оставь. Я ещё подумаю об этом.

Х

      — Алло?       — Это Дэн из ФБР. Я говорю с потенциальным гражданином, известным как Кен Гарднер?       — О, — Кен яростно жестикулирует Барби. Вот оно! Началось! — Да! Здрасте! Здорово, что вы…       — Мы назначили дату и время вашего слушания.       — Это потрясающе, спасибо…       — Вас ждут в главном офисе Маттел девятнадцатого августа ровно в 14:00.       У Кена внутри всё холодеет.       — Это, — он хватает настольный перекидной календарь и лихорадочно перелистывает страницу на следующий месяц, — не самый подходящий день для…       — Мистер Гарднер, это очень важная встреча. Самая важная из всех, что у вас когда-либо будут. Вы не можете позволить себе пропустить её.       — Я знаю, но…       — Ничто не может быть важнее этого. Мне всё равно, если вдруг у вас в этот день должна состояться свадьба. Мне всё равно, если ваша собака находится при смерти. Мне даже всё равно, если у вас сломана нога. Это ваш единственный шанс. Я ясно выразился?       Кен пытается сглотнуть, но во рту абсолютно сухо. Комната вращается вокруг него всё быстрее.       — Да, — еле слышно произносит он наконец.       — Хорошо. Увидимся через три недели.       Раздается щелчок и наступает тишина. Кен продолжает стоять возле телефона, не в силах отнять трубку от уха.       — Кен, дыши, — будто издалека слышится ему голос Барби.       — Девятнадцатое августа. В этот день будет полнолуние, — стонет он.       — Мы можем перезвонить им, — уверенно говорит Барби. — Мы можем позвонить Аарону. Дыши, слышишь?       — Они не станут менять дату, — его голос срывается.       — Мы что-нибудь придумаем, — обещает она, держа его за руки, опасаясь, что иначе Кен уронит телефон или вышвырнет его в окно. А может, просто швырнёт.       — Что, например? Остановим восход луны?! Единственное, что отделяет меня от того, чтобы, наконец, стать человеком — это полнолуние. А я не смогу явиться на чёртову встречу, потому как в то время меня и существовать-то не будет!       — Кен…       — Они не признают человеком грёбаного волка! Они не станут, — он опускается на пол, сбивчиво дыша. — Почему я вообще решил, что это возможно? Я не… Не… Я никогда не буду…       — Дыши, Кен. Пожалуйста, дыши, — умоляет Барби, сжимая его руки, но Кен издаёт лишь хриплый стон. — Давай вместе. Вместе со мной. — Она притягивает его к себе и крепко обнимает, словно пытаясь защитить от чего-то, что ему угрожает. Он со сдавленным всхлипом утыкается в её плечо. — Вдох, — она сама делает глубокий вдох, стараясь заполнить лёгкие настолько, чтобы он это почувствовал. Дыхание Кена срывается, и он вновь отчаянно всхлипывает. — Всё нормально. Попробуй ещё раз. Вдох…       Слишком быстро. Но он справляется, заглатывая воздух ртом. Теперь ему хватает дыхания для того, чтобы заплакать. Больше ничто не сдерживает его от настоящего срыва. Сбивчивое дыхание переходит в надсадное рыдание, и Кен буквально падает в её объятия. Барби сильнее прижимает его к себе, покачивая и баюкая, пока он, задыхаясь, цепляется за неё дрожащими руками. Его глаза крепко закрыты, но даже это не может остановить потока горячих слёз. Его сердце бешено колотится в груди. Он так сильно дрожит и так отчаянно хватается за неё, будто она — спасительный якорь, который удерживает его хлипкую лодочку от того, чтобы очередная волна не унесла её в открытый бушующий океан.       Барби теряет счёт времени. Она лишь бережно поглаживает его по спине, нашёптывая слова утешения до тех пор, пока, наконец, приступ не стихает. Кен абсолютно без сил, измученный, опустошённый. Но, несмотря на это, он отталкивает её руки, чтобы прислониться к кухонному островку, попав под луч солнца, пробивающийся сквозь застеклённый люк в крыше.       — Всё напрасно, — шепчет он, прикрывая глаза. — Всё это было напрасно. Лучше бы я никогда не становился живым.