
Автор оригинала
Gender_Kenvy
Оригинал
https://archiveofourown.org/works/53068276?view_full_work=true
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
У Барбары Хэндлер всё в порядке. Компания Маттел снабдила её всем необходимым для того, чтобы она могла начать новую жизнь. У неё есть друзья, деньги, собственный дом, и она никогда ни в чём не нуждается. Так продолжается ровно до тех пор, пока она не находит на скамейке в парке брошенную куклу. Вот только он больше не кукла. И он что-то скрывает. Кен пропадает, вновь появляется и просто ведёт себя странно.
Барби полна решимости выяснить в чём дело. Но сперва он должен позволить ей помочь ему.
Примечания
Статус оригинальной работы: в процессе. На данный момент автором написано 26 глав. Работа обновляется регулярно.
Не стесняйтесь переходить по ссылке в оригинал и оставлять похвалы автору.
Приятного чтения.
Разрешение на перевод получено.
Зарисовки в нейросети от переводчика (по предварительному согласованию с автором):
часть 1: https://t.me/FanFic_Art/850?single
часть 2: https://t.me/FanFic_Art/1002?single
Глава 11: Я видел, как что-то коснулось твоей головы
27 августа 2024, 06:48
Кен наблюдает за Барби, устроив голову у неё на коленях. После нескольких по-настоящему напряжённых дней они оба наконец-то могут позволить себе отдохнуть. Её рука неспешно проходится по его волосам. Теперь Барби уже не дожидается его просьбы. Она просто сидит и ждёт, пока он придёт к ней, или же сама зовёт его, после чего запускает пальцы в его волосы, если только её рука не оказывается чем-то занята. Это входит у неё в привычку. Так происходит всякий раз, когда они читают, смотрят телевизор, играют в развивающие игры на планшете (этим в основном занимается Кен), даже когда просто разговаривают…
Она поддерживает и подбадривает Кена во всех его начинаниях, в чём бы они ни заключались. Её забота проявляется буквально в каждом жесте.
Хочет ли она чего-то похожего по отношению к себе? Это не первый раз, когда Кен задаётся подобным вопросом. Речь идёт не только лишь о поддержке. Он готов поддерживать Барби во всём. Вот только, в отличие от него, она в этом не больно-то и нуждается. Но ведь есть и другие способы проявления заботы, которые можно демонстрировать время от времени. Она, кажется, совсем не ждёт этого. Но может быть… Может быть, у людей не принято просить о таком? Может быть, это он слишком сильно потакает желаниям волка?
Её ладонь тихонько скользит по его щеке, а большой палец нежно поглаживает подбородок.
— О чём задумался? — Барби тепло улыбается ему поверх страниц журнала.
— Можешь показать мне, как ухаживать за твоими волосами?
— Зачем тебе это? — её рука сразу же замирает.
— Я хотел бы… Хотел бы ответить тебе взаимностью, — объясняет он, накрывая её руку своей. — Ты всегда так стараешься, чтобы твои волосы выглядели красиво. Мне хотелось бы знать, как можно прикасаться к ним, чтобы не повредить и не запутать. Или как всё исправить, если что-то такое всё же случится.
В задумчивости Барбара проводит большим пальцем вдоль линии его подбородка. Не слишком ли странная просьба? Но с другой стороны, разве не этого она сама же и хотела от их взаимоотношений? Возможно, на самом деле она похожа на него даже больше, чем ей представлялось, хоть она никогда этого и не осознавала. Она никогда не нуждалась ни в чём подобном, пока была куклой, несмотря на то что тогда у неё было полно друзей, которых в любой момент можно было обнять. Она никогда не стремилась к этому. Неужели вовлечённость в дела Кена стала оказывать на неё такое влияние, а они этого даже не заметили?
— Конечно, — соглашается она после долгого молчания.
— Это совсем не обязательно. Просто подумал, что тебе может понравиться.
— Всё нормально, — заверяет его Барби. — Думаю, не будет ничего плохого в том, если ты время от времени будешь расчёсывать мне волосы.
Кен вглядывается в её лицо из своего положения, пытаясь понять, не смутил ли он её, не зашёл ли со своей просьбой слишком далеко, нарушив тем самым допустимые границы. Не пытается ли Барби над ним подшутить? Возможно, так оно и есть. Но она не против попробовать. Кен же просто хочет выразить ей свою благодарность таким образом, какой устроил бы её саму. Возможно, она просто не знает, каково это — принимать благодарность. Получать что-то от других. По крайней мере, не в таком виде.
+
Барби показывает ему приспособления и косметику для ухода за волосами, которыми она располагает, и рассказывает, для чего всё это нужно. Она объясняет ему самые простые основы, параллельно демонстрируя то, как это делается на одной стороне своей головы, и позволяет Кену попрактиковаться на другой. Он ужасно боится спутать её светлые пряди. Но Кен действует настолько аккуратно, что она едва ли замечает, как он осторожно разбирает крохотный узелок, когда всё же на него натыкается.
Барби позволяет себе расслабиться, полностью отдаваясь плавному ритму, живо напоминающему ей о походах в парикмахерский салон, которые она так любит. Кен действует не очень уверенно, но, быть может, он научится, если будет больше практиковаться. У него широкие ладони и длинные чувствительные пальцы. А ещё его руки такие тёплые. У неё самой руки почти всегда прохладные. Даже удивительно, что Кен к ним так тянется. Прикосновения же его рук, как ей кажется, должны быть по-настоящему приятными.
Чтобы дать ему чуть больше времени и возможность освоиться, она выдавливает немного крема для волос ему на руки и, накрыв их своими ладонями, показывает, как нужно правильно его наносить. Это Кену нравится уже больше, поскольку более соответствует тому, чего он ожидал. А ещё в этих движениях проще уловить ритм. Глаза Барби плавно закрываются, когда его пальцы касаются её головы нежными массирующими движениями.
— Всё нормально? — его голос звучит удивлённо.
— Теперь я понимаю, — улыбается она томно, — почему тебе это так нравится.
Открыв глаза и взглянув в зеркало, Барби видит уютную домашнюю картину, которую они с Кеном сейчас представляют. Кен полностью поглощён своим занятием, а на его лице нежное выражение. «Любящее», — мысленно поправляет себя она. Отчаянно и трепетно любящее.
Внезапно всё это начинает казаться чем-то очень интимным. У Барби щемит в груди от неожиданного осознания того, что ещё никто и никогда не был ей настолько близок. Ещё никто не воспринимал её действия и мысли столь безошибочно. Даже Глория, её лучшая подруга, которая в своё время помогла ей в самой себе разобраться. Как могло такое случится? Как вышло, что тот, кто ещё совсем недавно был лишь грудой тряпья на скамейке в парке, стал для неё кем-то настолько дорогим? Как мог её бывший, маленькая глупая кукла с комплексом неполноценности и неспособностью к взрослению, стать для неё по-настоящему важным?
Её вновь накрывает то чувство, которое она не может описать иначе, кроме как одержимость. Но это даже близко не то. Привязанность подходит больше. Покровительство, забота. Она готова жизнь отдать за этого человека.
— Кто мы? — шепчет она, глядя на их совместное отражение.
Его руки замирают на её волосах. Тёплые и вызывающие доверие.
— Я и сам не знаю, — честно признаётся он, не пытаясь поймать её взгляд в зеркале, но глядя прямо на неё. — Я ещё не нашёл подходящих для этого слов. Это уже совсем не то, что было раньше — в этом я точно уверен. Но… Думаю, то, что происходит между нами теперь, нравится мне гораздо больше.
— Хотел бы ты… чего-то большего?
— Мне нравится так, как оно есть, — безмятежно качает головой Кен. — Ничего?
— Ничего, — выдыхает Барби. Она улыбается, чтобы скрыть то невероятное облегчение, которое сейчас испытывает. — Я тоже хочу, чтобы было именно так.
Последовавшая за этим тишина — самая умиротворяющая из всех, которые довелось испытать Барби в присутствии другого человека. Её нарушает лишь едва слышимый звук, с которым руки Кена скользят вдоль её волос.
— Ты останешься? — тихо спрашивает она. — По-настоящему.
Кен поднимает голову, чтобы на этот раз посмотреть в глаза её отражению. Он смотрит долго, тихо и задумчиво, медленно перебирая пальцами её золотистые локоны.
— Хорошо, — решается он наконец. Уголки его губ приподнимаются в озорной усмешке. — Почему бы и нет? Раз уж ты всё равно выстроила для меня отдельную спальню.
Глупо ли, что ей хочется заплакать? Из-за того, что она наконец-то это слышит. Из-за того, что она наконец-то стала чьим-то осознанным выбором. С Глорией всё было не так. Хоть Барби и не могла сказать, что для подруги её присутствие хоть когда-то было нежеланным. Просто у Глории были друзья, которых она знала дольше, к кому она обратилась бы за поддержкой в первую очередь, прежде чем побеспокоить Барби. И ещё у Глории есть муж и дочь.
Барби было нелегко смириться с тем, как устроен окружающий её мир. Сперва ей хотелось от Глории именно такого к себе отношения. Тогда ей казалось, что так и должно быть, что это вполне естественно. И лишь в темноте одной из бессонных ночей до неё вдруг начало доходить, что, может быть, дружба заключается не в этом. Барби поняла, что Глория вовсе не ведёт себя по отношению к ней как-то не так, что на самом деле она — отличный друг. Но друзья — это ещё не всё. Барби же хочется, чтобы её ценили, чтобы о ней заботились, чтобы она была чьим-то приоритетом. Она хочет преданности, самоотдачи, чтобы от неё не отказывались в пользу других. Но оказывается, что она пытается найти всё это в людях, которые её совсем не привлекают. Свидания её никогда не интересовали, мысли о браке кажутся тривиальными и избитыми после шестидесяти лет в роли сильной, наполовину одинокой женщины. И хотя она не может отрицать того, что в плане поддержки и единства семья — это просто прекрасно, она никогда не задумывалась о детях, поскольку не чувствует в себе материнского инстинкта. Её светлое будущее в реальном мире слишком быстро окутала тёмная туча мрачной неопределённости.
В её представлении то, чего она ждёт от отношений, больше похоже на свадьбу двух лучших друзей. Как если бы можно было быть женатыми, но при этом сохранять чисто дружеские отношения. Так что вполне естественно, что Барби пытается найти что-то похожее в кругу своих новых знакомых. Вот только все они нацелены на нечто большее. Дженис замужем, как и Глория, и у неё тоже есть дети. Нова встречается с парнем. У Кори полно друзей и знакомых, которых она давно знает и с которыми поддерживает отношения — свой сформированный годами круг общения, и Барби не по силам с ним конкурировать. Разумеется, любой из её друзей придёт ей на помощь, как только она попросит. Но при этом у них у всех есть кто-то, к кому сами они обратятся, минуя её.
Барби думает, что чувство одиночества вполне нормально и естественно для простой одинокой женщины. Но при мыслях о том, что никто не заметит, если она вдруг исчезнет, что ей придётся встречать старость в одиночестве, без кого-то, на кого можно было бы положиться, что ей одной предстоит изучать все достоинства и недостатки этого мира, не имея возможности поделиться с кем-то своими удивительными открытиями, внутри у неё открывается бездонная тёмная пропасть. Неужели жизнь и вправду такова? Барби пыталась с этим смириться, пыталась подавить свои сомнения и просто принять всё как есть, признать, что всё бессмысленно, как, в общем-то, и её существование. И это, как она думала, как раз и означало бы — быть человеком.
Так продолжалось до тех пор, пока не появился Кен, и она не почувствовала себя нужной. Так было до тех пор, пока не появился Кен, и она не почувствовала, что о ней заботятся. И это оказалось совсем не трудно. Она даже не просила его об этом. Как не просила и готовить, убирать, следить за наличием продуктов в холодильнике или закидывать в стирку её вещи. Ей не нужно было просить его принимать во внимание её мнение и считаться с её чувствами. Или тем или иным способом подчёркивать её значимость и ненавязчиво напоминать, чтобы она не забывала о себе. Она не просила мягких намёков о том, что ей следовало бы приобрести очки для чтения, когда он однажды замечает, какими утомлёнными кажутся её глаза. И того, как он укрывает её одеялом, если она неожиданно засыпает. Барби уверена, что по крайней мере один раз он нёс её до кровати на руках. Всё это Кен делает без всяких там просьб и напоминаний. Он время от времени что-то ремонтирует в доме. Но самое главное — он наполняет пространство вокруг красками, музыкой и цветами, глупыми шутками и дурацкими каламбурами — всем тем, чего, как думала Барби, в её жизни никогда не будет.
Каким-то образом она привязалась к нему. Точно так же, как она привязывается ко всем. И теперь ей остаётся лишь надеяться, что, может быть, эта связь не оборвётся, не растворится постепенно в бессмысленности, не уйдёт в чьи-то чужие объятия, не оставит её.
Она так сильно корила себя. За то, как реагировала, за то, что чувствовала всякий раз, когда улавливала признаки того, что Кен собирается уйти. И было больно — боже, как же ей было больно! — когда он бросил её перед тем землетрясением. Они уже тогда жили вместе. Она была уверена в том, что они живут вместе, а он оставил её.
Но он вернулся. И с тех пор не уходил. Он клятвенно пообещал ей, что останется. Она едва ли смела на такое надеяться. Ей казалось, что если Кен и полюбит кого-то, то уж точно не её. Если только она не сумеет полюбить его в ответ так, как он когда-то любил её. Не после всего того, что между ними было.
Но он ведь всё тот же, правда? Такой же, как она. И всегда был таким. Им суждено быть единственными, кто может по-настоящему понять друг друга.
Он хочет того же, что и она. И они могут достичь этого вместе.
Х
I ain't ready for the altar but I do agree there’s times (Я не готов к браку, но согласен, бывает в жизни так) When a woman sure can be a friend of mine (Что женщина, конечно, может быть мне другом) Well, I keep on thinkin’ ‘bout you, Sister Golden Hair surprise (Что ж, я продолжаю думать о тебе, златовласая сестрица) And I just can’t live without you (И я просто не могу жить без тебя) Can’t you see it in my eyes? (Разве ты не видишь этого в моих глазах?) Несколько прохожих останавливаются, чтобы послушать. Среди них молодая пара, которой пришлись по душе переборы струн на позаимствованной Кеном из библиотеки гитаре. А ещё средних лет мужчина с серьёзным выражением лица, которое не скрывают даже солнцезащитные очки. Он стоит со скрещенными на груди руками. Возможно, поклонник оригинала. Мужчина медленно кивает головой в такт звучанию, при этом сильно хмурясь. Кен знает, что песня не очень подходит для акустического исполнения, но всё же у него неплохо выходит держать нужный ритм. I been one poor correspondent, and I been too, too hard to find (Я был простым бедным корреспондентом и часто надолго пропадал из виду) But it doesn’t mean you ain’t been on my mind (Но это не значит, что я не думал о тебе) Will you meet me in the middle, will you meet me in the air? (встретишь ли ты меня в середине пути?) Will you love me just a little, just enough to show you care? (Сможешь ли полюбить меня настолько, чтобы проявить свою заботу?) Well, I tried to fake it, I don’t mind saying, I just can’t make it. (Я пытался притвориться, но не стану отрицать, у меня ничего не выйдет) . Пара направляется своей дорогой, улыбаясь и махая руками на прощание. Хоть Кен и рад тому, что сумел внести посильный вклад в их жизни, однако они со своей стороны не сделали абсолютно ничего, чтобы улучшить его собственную жизнь. Он продолжает петь, потому что ему нравятся слова и мелодия, пытаясь при этом не впадать в уныние. На финальных «ду-вап-ду-вап» напевах прямо перед ним выскакивает Марко и принимается вытанцовывать с таким энтузиазмом, что Кен не может сдержать смех. Он поднимается со своего табурета и изображает в паре с парнишкой что-то вроде кантри-танца до самых последних аккордов. Кен совсем не против того, чтобы побыть нянькой для Марко, пока Анджела ходит по собеседованиям. Марко — славный малый. А ещё он явно знает, как вести себя с публикой! Кен искренне надеется, что Анджела получит эту работу. Как там она говорила? Комиссионный магазин? Кен не помнит точно, что означает слово «комиссионный», но это заставляет его вспомнить про Тейлор Свифт . А значит, следующей песней непременно должна быть «Shake it Off» . Вот когда Марко начинает зажигать по-настоящему! Вот когда они и вправду танцуют!Х
Кен покупает надувной походный матрас и небольшую стойку с пластиковыми ящиками на дворовой распродаже. Они достаются ему почти за бесценок. Вид у них совсем непрезентабельный, и Кен очень постарается к ним не привязываться. Но, во всяком случае, они выполняют свои функции. Теперь у него есть на чём спать и куда сложить вещи. А ведь это именно то, для чего нужен дом, правда ведь? В первую ночь Кен почти не спит. Сперва он оставляет дверь открытой, но затем у него возникает ничем не обоснованный страх того, что кто-то или что-то может пробраться к нему в темноте. Что же ему делать? Оставаться запертым в коробке или открыть её навстречу кошмарам? Это какая-то нелепость, но, похоже, он не в силах с этим совладать. К утру Барби находит его спящим на диване в гостиной.Х
Tell me, how long you gonna stay here, Joe? (Скажи, как долго ты собираешься оставаться здесь, Джо?) Some people say this town don’t look good in snow (Некоторые говорят, что зимой этот город не так уж хорош) You don’t care, I know (Я знаю, тебе всё равно) Ventura Highway in the sunshine (Автострада Вентура , залитая солнечным светом) Where the days are longer (Где дни длиннее) The nights are stronger than moonshine (А ночи терпче, чем самогон) . В эти дни людям нравятся энергичные и быстрые риффы. Сегодня здесь много туристов, светит солнце, и у Кена есть стул с удобной спинкой, к которой можно прислониться. Это гораздо удобнее, чем сидеть на маленьком складном табурете, который у него был до этого. Вообще-то, сидеть на чём угодно лучше, чем вообще не сидеть, но, исходя из того, что сейчас его спина практически не болит, купить нормальный стул было правильным решением. Он уверен, что отсутствие скованности в теле и боли в мышцах отражается, в том числе на музыке и на качестве исполнения.Х
На вторую ночь Кен перебирается на подоконник мансардного окна. Здесь тесно, но зато видно двор и соседние дома, и ему это нравится. У него получается уснуть, хотя просыпается он совершенно затёкшим и занемевшим из-за того, что до утра так и пролежал, свернувшись калачиком. Он потягивается и смотрит в основание крыши, напряжённо размышляя о стенах и потолках, пытаясь урезонить себя самого. В этом нет ничего сложного. Кстати, а на чём вообще держится потолок?! Что, если он прямо сейчас на него рухнет?!Х
— Раньше ты любил меня? — спрашивает Барби, предаваясь воспоминаниям об их совместном прошлом. — Барби, — Кен пристально смотрит на неё, стараясь подобрать правильные слова, — тогда у меня не было души. Мое сердце не билось. Я буквально был вещью, которую сделали специально для того, чтобы ты ею пользовалась. Я не уверен, что вообще понимал, что такое любовь. Точнее, я понимал её не так. Мне хотелось, чтобы ты признала меня и захотела быть со мной. А когда ты не сделала ни того, ни другого, эти чувства стали лишь сильнее, поскольку я должен был чувствовать за нас обоих. Тогда у меня была цель, и этой целью была ты. Тогда всё вокруг было светлым и не было теней, не считая тебя. А теперь тени повсюду. И всё кажется таким резким, запутанным и сложным. Она отвергла всё, для чего он был создан. А создан он был для того, чтобы быть любимым ею. С тех самых пор в нём глубоко укоренилось убеждение, что он не заслуживает любви, что он никогда не сможет сделать достаточно для того, чтобы стать достойным чьего-то внимания и заботы. Барби задумывается о том, насколько крепко он свыкся с этими мыслями. Особенно теперь, когда она понимает, что он не склонен к романтическим чувствам и не способен ответить на них ожидаемым образом. Она проклинает ту куклу, которой была. И это далеко не первый раз. — Прости. — Да брось, — добродушно отмахивается Кен. — Это было давно. Другая жизнь, другие люди. Раньше мы были простыми, а теперь становимся сложнее. Вместе. Я рад, что мы есть друг у друга.Х
На третью ночь он нашёл несколько светящихся в темноте розовых и оранжевых звёздочек, и прикрепил их к наклонному потолку. Теперь он задумчиво пересчитывает их, лежа под одеялом, и думает о небе над Барбилендом. Ему часто приходилось наблюдал за звёздами на пляже. Их было видно каждую ночь, каждая на своём месте, всегда одни и те же. Ночное небо было вотчиной Кенов. Они знали его досконально, так, как Барби никогда бы не смогли узнать. (Разумеется, только Барби могли быть астрономами. Но подружились ли они с созвездиями? Танцевали ли они с лунными лучами? Загадывали ли они желания на падающие звезды? Проводили ли они половину своей жизни с космическим сиянием над головой вместо крыши?) В Барбиленде было безопасно, потому что там никогда не было никакой опасности. Здесь безопасно, потому что рядом была Барби. Здесь он в безопасности. К удивлению Кена, его веки тяжелеют. На этот раз он не сопротивляется, позволяя себе погружаться в сон всё глубже, глубже и глубже.Х
Don’t try denyin’ living on the other side (Не пытайся отрицать, что живешь на другой стороне) All your life (Всю свою жизнь) You were on your own (Ты был сам по себе) If you want you can ride my train (Если хочешь, запрыгивай в мой поезд) And soon forget the reason that you’re leaving (И вскоре ты забудешь причину, по которой уезжаешь) You’ll lose yourself and then some time (Ты забудешь, кем ты был, и однажды) Maybe even save yourself some grieving (Может быть, даже избавишься от своих печалей) . Кен должен по максимуму использовать те непродолжительные моменты, когда на улице сухо, пусть и пасмурно. Сезон дождей в самом разгаре. Он заставляет людей прятаться по домам и плохо сказывается на гитарах. + Кен наигрывает спокойную задумчивую мелодию под навесом кофейни. Во многих местах есть таблички, запрещающие просить милостыню, и Кен знает о запретах пользоваться в этих целях чьим-либо заведением или собственностью. Но он зашёл и спросил. Он заплатил за кофе деньгами, которые не сможет вернуть, если не будет сегодня играть. Как только Кен объяснил, что не ожидает платы от самой кофейни, а лишь просит разрешения занять место возле дверей, управляющий легко соглашается. Если музыка не будет слишком громкой, он не будет загораживать вход, и у него получится создать атмосферу гостеприимства, он мог оставаться под крышей навеса и выставлять свою чашку для чаевых.Х
— Секс? — начинает Кен. — Нет, — качает головой Барби. — Я тоже. По большей части. Поцелуи? — Зависит от обстоятельств. Точно не в губы. Но я не против поцелуя в щёку или лоб. А ты? — Куда угодно. Только… Как бы это объяснить? В чувственном плане. Без проявления каких-то намерений или чего-то такого. — Звучит разумно. Объятия? — Да. В любое время. А ты? — Да. — Просто обнимашки или что-то большее? — Только если дома или наедине, — отвечает Барби задумчиво. — Да, — соглашается Кен. — Время от времени. — В постели? Кен кривит губы. Он всё ещё пытается разобраться, где для него проходит граница прикосновений. Он знает, что у него есть тактильные ощущения. Ему нравится, когда они близко настолько, что касаются друг к друга: плечом к плечу и колено к колену. Ему нравится чувствовать тепло и знакомый запах. Но иногда… иногда что–то в этом кажется ему не совсем правильным. — На диване. Только давай сразу уточним, что это один из тех моментов, которые впоследствии могут поменяться. — Просто спать в одной кровати? — Иногда. В первые несколько недель было неплохо. Но только тогда у нас, можно сказать, было одно общее дело. Тогда у меня было гораздо меньше своих собственных занятий, которые могли бы помешать твоим делам. Тогда у него ещё не было ни собственной жизни, ни личных вещей. Чем больше он будет осваиваться и развиваться, тем больше места он будет занимать. Тем больше станет меняться ритм его жизни. Когда он был зависим от её прихотей, графика и от своей раненой ноги, с этим было гораздо меньше хлопот. — И я бы не хотел, чтобы тебе пришлось пробираться по той лестнице в полнолуние, — добавляет он, — если в этом нет крайней необходимости. — Кстати о полнолунии. Из-за него у нас был некоторый опыт… с обнажением. При упоминании об этом оба едва заметно вздрагивают. — Понятное дело, что я видела… тебя всего. С этим никаких проблем, поскольку других вариантов нет. Но мне бы не хотелось, чтобы ты находился в таком виде, скажем, в гостиной без веской на то причины. И я бы не хотела, чтобы ты видел меня обнажённой, за исключением тех же самых крайних случаев, если они вдруг возникнут. И даже тогда я бы хотела, чтобы ты сперва спросил. — Вполне справедливо, — легко соглашается Кен, сохраняя при этом полную серьёзность. — Держаться за руки? — Да. В любое время, в любом месте. Кен усмехается и тут же хватает её за руку. Барби смеётся. Что-то во всём этом напоминает обмен клятвами, за исключением того, что они находятся лишь в начале отношений, а не в самом их разгаре. Они заявляют о своих ожиданиях, устанавливают границы и зону личного комфорта для каждого. И если им потребуется обсудить какие-то детали более подробно, у них уже есть отработанный алгоритм общения. Некоторые проявления чувств и эмоций носят откровенно романтический характер, потому что такими воспринимает их общество. Но они точно знают, каковы их собственные намерения. Ни у одного из них нет опыта выстраивания отношений в человеческом обществе. Однако Барби знает, что для стороннего наблюдателя всё может выглядеть неким определённым образом, который едва ли будет соответствовать действительности. И вряд ли у кого-то из них найдутся верные слова для объяснения того, что же между ними происходит, если вдруг им придётся поправить чьё-то предположение. — И как же мы будем называть друг друга? — продолжает размышлять Барби. — Мы не можем быть девушкой и парнем. — Мне нравится «партнёры», — предлагает Кен. — Как у ковбоев? — Как у ковбоев, — кивает Кен, поджимая губы. — Но тебе это не подходит. Не передаёт всю суть. Ты как… как моё одеяло. Я чувствую себя в безопасности, когда ты рядом. Барби сжимает его руку. По её мнению, это самый лучший комплимент, который она когда–либо получала. А ведь она — та самая кукла Барби! — А ты — мой солнечный лучик. Ты — луч света и там, где ты сияешь, мне тепло и уютно. — О, — голос у Кена разом куда-то пропадает, и произнести ещё хоть что-нибудь он оказывается попросту неспособен. Его лицо заливается краской. В смущении он опускает глаза, его взгляд блуждает, будто в поисках чего-то, вероятно, солнечных очков, за которыми можно спрятаться, или чего-нибудь ещё, что поможет переключить внимание. — Я, э-э… Это… — украдкой он вытирает один глаз. — Мне стоит придумать для тебя что-то получше. — Не нужно, — возражает Барби. — Мне нравится. Это именно то, чем я бы хотела быть для тебя. — Ты серьёзно? — Да.Х
Orange and yellow and pink and green (Оранжевые, жёлтые, розовые и зелёные) The lights of the city at night set the scene (Огни ночного города создают атмосферу) Stumble through the bars of forget-me-not lane (Шагай по плитам памятной аллеи) Sparkle through the glitter but don’t show the pain (Сияй сквозь блеск и не показывай боли) In Hollywood (В Голливуде) . — Там был фиолетовый, а не розовый, чувак. — Розовый лучше, — Кен ободряюще улыбается внезапному критику. — Если собираешься петь эту песню, так пой правильно! — Правильно? Да он здесь каждый день измывается над этой группой, а слова всё никак не выучит, — присоединяется к разговору ещё один недовольный. Мужчины обмениваются презрительными ухмылками и идут дальше, продолжая сетовать и жаловаться друг другу. Кен качает головой, кривя губы в усмешке. А кому-то, как оказывается, вовсе нет дела до того, что он заменил одно слово в строке, поскольку в раскрытый гитарный чехол падает купюра с изображением Джексона. «Это Эндрю Джексон. Он был очень важным человеком. Это седьмой президент США», — терпеливо объясняет Марко в ответ на удивление Кена тому, как можно было придумать столько специфичных портретов для банкнот. Марко многому его учит. Кену кажется, что в этом новом поклоннике его творчества есть что-то знакомое, но вот только он никак не может уловить, что именно. Обесцвеченные, выкрашенные в розоватый оттенок волосы и зеркальные солнцезащитные очки вовсе не облегчают дела. Однако что-то в этих чертах неуловимо напоминает ему о старом друге . — Могу сыграть что-нибудь на заказ, — предлагает Кен, поскольку двадцатка для него — это большие деньги. И он за них благодарен. — Мне нравится выбранный тобой репертуар. — Я много чего знаю. А это из последнего поступления в библиотеку. Кен разучивает песни на слух. Поэтому, когда он берёт тот или иной альбом, то осваивает большую его часть за один подход. — Планируешь однажды стать звездой, а? — Надеюсь, что нет, — признаётся Кен с застенчивой улыбкой. — Когда-то я играл ради удовольствия. Теперь — чтобы заработать на еду. — Я знаю, каково это, — смеётся мужчина. Его голос лёгкий и очень мелодичный. — Давай, — продолжает настаивать Кен. — Назови группу, а я сыграю. — Можешь что-нибудь из Гу Гу Долс? — Ещё бы! У них много отличных вещей, — охотно соглашается Кен, начиная потихоньку наигрывать песню «Имя» , пока они продолжают болтать. — Это любимая группа одного моего старого приятеля. — Моя тоже, — розоволосый незнакомец посмеивается, но Кен уже слишком увлечён музыкой, чтобы это заметить. Scars are souvenirs you never lose (Шрамы — это сувениры, которые всегда с тобой) The past is never far (Прошлое всегда где-то рядом) Did you lose yourself somewhere out there? (Ты что, затерялся в неизвестном направлении?) Did you get to be a star? (Не ты ли хотел стать звездой?) And don’t it make you sad to know that life (И разве не грустно тебе осознавать, что жизнь) Is more than who we are? (Это нечто большее, чем то, кто мы есть) .Х
— Кен! Кен! Кен оборачивается и видит спешащую к нему Анджелу. Он неосознанно перенимает её улыбку и приподнятое настроение, хоть ещё и не понимает, чему она радуется. — Я это сделала! — Что именно? — Я получила работу! — Получила работу?! — Я получила эту работу! Они с восторженными воплями бросаются друг другу в объятия. Он смеётся и, приподняв её за талию, кружит. Какое-то время они вместе хохочут, не в силах сдержать этот радостный порыв. — Невероятно! Это лучшая новость из всех, что я слышал! — Не самая, — пытается скромничать Анджела, стараясь оставаться реалисткой. — Нет, самая, — совершенно искренне настаивает Кен. Он прекрасно понимает, насколько это важно. — Я так тобой горжусь! — Наконец-то всё налаживается, — вздыхает она, оглядываясь вокруг. — Осталось только, чтобы твои дела пошли на лад, и тогда всё будет хорошо. — А ещё у Дэна, — напоминает Кен. — Не знаю, — Эндж хмурится и нежно похлопывает его по руке, — поможет ли ему работа, ми амор. Кен знает, что она права. Он хотел бы помочь Дэну. Но ему не хватает знаний, не хватает опыта. Он не знает, что он может такого сделать, чтобы это принесло хоть какую-то пользу. Всякий раз, когда речь заходит о Дэне, Кен борется с целым клубком различных эмоций: опасением, жалостью, разочарованием, восхищением. Дэн — настоящий живой человек. Он белый, его признают с юридической точки зрения. Он может получить всё то, о чём Кен может только мечтать, но он этого не делает. Кен знает, что дело тут скорее в «не могу», а не в «не хочу». Конечно, он старается оставаться открытым и проявлять понимание. Кен всегда готов помочь Дэну выкрутиться из очередной передряги, если вдруг он вновь в ней окажется. Но чем больше Дэн увязает в неприятностях, тем труднее Кену побороть в себе желание держаться от него на расстоянии. Дэн многому его научил. Как расположить к себе полицейского. Когда нужно быть уступчивым, а когда постоять за себя. Как бить и когда убегать. Какие ягоды из тех, что созревают возле водохранилища, съедобны. Как различать виды рыбы и как её приготовить, если кто-то из отдыхающих оставил уголь в парковом гриле. Как можно по-разному использовать газету. Как использовать всё, что под рукой, чтобы выживать. Дэн довольно быстро взял его под своё крыло и помог найти еду и кое какую мелочь, пока Фрэнки был слишком болен, чтобы помогать. Кен не может так просто этого забыть. Они оба застряли здесь, загнанные в угол теми условиями, с которыми ни один из них не знает, как справиться. Ну, вообще-то они знают. И Кен даже начинает делать некоторые успехи. Так почему Дэн не может? Кен знает, в чём дело. У него есть Барби. У Дэна нет никого. По воле случая, даже несмотря на отсутствие всяких там юридических статусов, Кену достался ряд привилегий, которых не было у его друзей. Это заставляет задуматься. — Как думаешь, что теперь изменится? — спрашивает Кен, чтобы вернуться к разговору об успехах Эндж, вместо того чтобы обсуждать чьи-то трудности. — Ну, больше некому присматривать за палаткой, — пожимает плечами женщина. — Возможно, мне придётся собрать вещи и забрать их с собой. Или оставить всё как есть и надеяться на лучшее. Кен хмыкает. Он никогда не был любителем палаток. Слишком много всего, за чем нужен присмотр. В особенности если учесть то, что в своих блужданиях он порой забредает весьма далеко. Но в этой палатке, когда погода была особенно отвратительной, он всё же провёл пару ночей, прежде чем научился спать под мостами, на парковках и в пещерах каньона. Поэтому он знает, как уютно бывает внутри, когда спальный мешок, маленький столик, гирлянда из разноцветных лампочек и прочие мелочи создают в ней по-настоящему домашнюю атмосферу. Удивительно, но когда вокруг темно, тонкий слой брезента оказывается способен создать иллюзию надёжной защиты. Теперь, когда Кен всё больше и больше привыкает к жизни под крышей, ночёвки на улице начинают казаться ему серьёзным испытанием. — Если я уберу её, Марко некуда будет пойти после школы до тех пор, пока я не освобожусь. Если оставлю, то городские власти могут просто её выбросить. И если Марко будет в ней один, служба опеки явно выскажет своё недовольство. Нам придётся что-то придумать. Но это не на долго. Мне обещали платить больше, чем за те подработки, за которые я бралась раньше. И это постоянная работа. Вот увидишь, мы уберёмся с улицы ещё до его дня рождения.Х
Сад возле коттеджа продолжает разрастаться. Порой садовнику удаётся выменять на сэндвич, стаканчик кофе, а иногда даже на песню саженцы, семена или, как один раз, целое дерево. Новые горшки и кадки выстраиваются рядами вдоль стен дома. В тех, что притаились в тени, растут травы и пряности для кухни. В тех, которые на солнце — цветущие растения, в которых Кен души не чает. Видели, как расцвёл этот гибискус?! А жасмин пахнет просто божественно.Х
— Кен, привет. Это Аарон. Хотел узнать по поводу медосмотра. Если ты заинтересован в том, чтобы его провёл я, мне нужно начинать готовиться к переаттестации. Так что я жду от тебя окончательного ответа. Кен задумчиво хмыкает. Вариант с мужем Глории, в принципе, кажется ему безопасным, но тогда на осмотр и подготовку заключения, возможно, уйдёт больше времени. Кену же вовсе не хочется давать Маттел ни малейшего повода для затягивания всего процесса. Плюс ко всему, очевидно, ему придётся раздеваться. А он ни разу даже не видел этого парня. Аарон, по крайней мере, знает его и его ситуацию. Вполне вероятно, что Аарон уже и так видел практически его всего, пока изучал дизайн игрушечного Кена. Этот вариант кажется менее пугающим. Аарон поймёт. — Да, — наконец отвечает Кен. — Если ты готов за это взяться, я был бы тебе признателен. Разумеется, Барби в своё время не пришлось проходить медосмотр или каким-то другим образом подтверждать свою человечность, за исключением наличия сердцебиения. Двойные стандарты раздражают. Но Кен готов бороться с ними, и у него на это много причин. В любом случае, как ему кажется, предстоящая процедура будет мало чем отличаться от осмотра у обычного врача. Так что ему всё равно рано или поздно придётся с этим столкнуться. С этим нужно просто смириться. А затем он сможет забыть об этом и наконец-то начать жить. — Отлично. С именем уже определился? — Ещё думаю. — Понимаю. На это нужно время. Выбор имени — это важный момент. Но постарайся разобраться с этим поскорее, ладно? От этого многое зависит. Но я ни в коем случае не давлю на тебя.Х
Комната начинает пропитываться его запахом. Не в смысле того, что «кому-то-здесь-не-помешало-бы-помыться» или «здесь-всё-провоняло-псиной», а в том плане, что теперь здесь кто-то живёт. Этим помещением раньше почти не пользовались. Единственными запахами тут были запах нового ковра и запах старых газет. Теперь же оно пахнет так, словно кому-то принадлежит. И его нос это вполне устраивает. Обычно вещи не перенимали его запах. Если же такое и происходило, то совсем не на долго. Либо это были чьи-то чужие вещи, и их было необходимо отчистить и отстирать, либо он перебирался в другое место, либо что-то ещё. Но это место принадлежит ему. Оно пахнет им. Наконец-то он начинает избавляться от постоянного чувства напряжения. Здесь безопасно, потому что ничто не перебивает его запах. Всё это принадлежит ему. Целиком и полностью. Теперь ему стало гораздо проще засыпать.