Я мог бы быть честным, я мог бы быть человеком

      Кен не пользуется спальней. И вообще всё реже и реже появляется в доме. Барби это не нравится, но она держит своё обещание не давить на него. Они по-прежнему встречаются в библиотеке, вместе пьют кофе или гуляют в парке. Она старается не обращать внимания на то, каким настороженным и замкнутым Кен становится всякий раз, когда видит её, пусть это и проходит всего за первые пару минут разговора. Старается не обращать внимания на то, что, похоже, они неуклонно движутся вспять. Конечно, они едят за одним столом, если и не каждый день, то через день уж точно. И, конечно же, никто не отменял полнолуния.       — В этот раз отправимся прогуляться! — радостно сообщает Барби. — Прямо как в первый раз, да? Думаю, он к этому готов.       Кен старается не ревновать к её отношениям с волком. Он практически ничего не помнит о своих обращениях, поэтому они оба воспринимают волка как нечто отдельное от него самого. Для него всё ещё странно слушать о планах, частью которых он будет, но при этом не иметь возможности оставаться в создании.       — Нужно бы дать ему имя, — предлагает он. — Нехорошо будет, если соседи услышат, что ты называешь его так же, как и меня.       — Тогда ты должен сам решить, как его будут звать, — Барбара смотрит на него с задумчивой улыбкой. — Выбери имя, которое тебе самому нравится.       — Мне нравится Кен, — говорит он с кривой усмешкой. — Я не знаю, как выбирать имена. Мне просто хочется, чтобы все вокруг были Кенами. Кроме того, ты знаешь его лучше, чем я.       — Можем называть его Алланом.       — Нет, — Кен качает головой. — Никаких кукольных имен. Нужно что-то новое.       — Как тебе… Лучик?       Он смотрит на неё в неком замешательстве, удивлённо изогнув бровь. Барби явно держала это имя наготове.       — Как единорога? — переспрашивает он.       Кукольному Кену понравилось бы это имя. Ну ничего. Она сможет звать его так про себя.       — Тогда, может быть, Санни? Вполне похоже на собачью кличку.       — О. Мне нравится, — соглашается он, вновь усмехаясь. — Чем-то похоже на меня, но не совсем. Для него в самый раз.

Х

      Сейчас луна восходит ещё до того, как сядет солнце. Дни становятся длиннее, и луна тоже встаёт раньше. Уже к четырём часам дня Кен обращается в Санни. Он с удовольствием доедает остатки курицы под сырным соусом, а затем впервые за несколько месяцев с нетерпением переступает порог дома и выходит во двор. Он жадно обнюхивает каждый камень, дерево и цветок, встречающийся у него на пути, и при каждом удобном случае утягивает Барби с дорожки.       Ей не хочется задействовать серебряную цепочку, чтобы приструнить его. Барби надеется, что сможет научить волка хорошим манерам, не причиняя боли.       Потому что на самом деле Барби знает, какую боль причиняет ему серебро. Хоть Кен и думает, что сумел её обхитрить, но она прекрасно видит красную полосу обожжённой кожи, которая остаётся под ожерельем всякий раз, когда он вновь становится человеком. Она замечает, как старательно он пытается скрыть ожоги под одеждой. А ещё она замечает то, как его повязки порой соскальзывают и как он морщится от прикосновения ткани к повреждённой коже. Ей так хочется поговорить с ним об этом. Хочется упросить его поискать другое решение. Пусть даже ради этого ей придётся пожертвовать любимым розовым шарфом. Она всеми фибрами души ненавидит тот факт, что Кен чувствует себя обязанным терпеть боль ради её безопасности. Или даже ради своей собственной. Это несправедливо. Но та ниточка, которая до сих пор удерживает Кена рядом с ней, столь тонка, столь сильно истрёпана тревогой и недоверием, что сейчас, как ей кажется, они совсем не готовы это обсуждать. Ещё нет.       В данный момент она просто идёт туда, куда её ведёт Санни. Кто же станет его упрекать? Он являет себя миру всего раз в месяц и каждый раз остаётся взаперти.       Они обходят весь двор. Теперь у него есть веский повод пометить границы. Даже если потом другому ему придётся выдирать траву с корнем.       До этого Кен уделяет время изучению соседских собак (Барби кажется, что он видит в них угрозу). Он смог составить приблизительный график того, когда люди выходят со своими питомцами на прогулку, а также маршруты, по которым они обычно следуют. Барби очень надеется, что им с волком хватит времени. Ей и вправду хочется, чтобы Санни пробыл на улице как можно дольше. Это хороший способ выплеснуть немного энергии. Конечно, на случай чего у неё есть ярко-красный поводок, который она сжимает в руке, но всё же. Собачья свара сама по себе уже достаточно неприятна. Но не стоит забывать, что подле неё рысит вовсе не пёс, а самый настоящий оборотень. Последствия могут быть гораздо хуже.       А вообще, стоит признаться, ей всегда было любопытно, как сильно серебро влияет на его поведение. Насколько менее послушным, насколько более чудовищным он мог бы оказаться. +       — А цветы там были? — сонно бормочет Кен после того, как снова становится собой. На его лице появляется измождённая улыбка. — Я помню цветы.

Х

      Кен по-прежнему не хочет спать на мансарде. Он старается как можно реже бывать в доме и всякий раз лихорадочно принимается за уборку, если по каким-то причинам всё же решает остаться. Барби понимает, что таким образом он пытается справиться со стрессовой ситуацией. Но это уже становится чем-то нездоровым.       — Кен, уверяю тебя, что пол и так уже чистый, — резко бросает она.       Он распрямляется, крепко сжимая губку обеими руками, с видом нашкодившего ребёнка.       — Благодаря тебе в доме так чисто, как никогда прежде не было, — продолжает она. — Вряд ли можно сделать ещё лучше. Знаешь, где пригодились бы твои усилия? Клумба. Сейчас, когда потеплело, сорняки совсем от рук отбились. Не думаю, что смогу сама привести там всё в порядок. Выделишь на это немного времени?       Возможно, причина в том, что теперь он больше находится на солнце. А быть может, в том, что это его вклад в общее дело, а не очередная попытка стереть любое напоминание о себе. Так или иначе, но работа в саду оказывает на него гораздо лучшее влияние, чем работа по дому.       И даже если ему порой приходится возвращаться в дом немного испачкавшимся, теперь это разрешённая грязь. Полностью одобренная. Домашняя. Достаточно лишь слегка подмести и немного протереть пол влажной тряпкой. И на этом всё.

Х

      — Это твоё, — сообщает Барби после ужина, подталкивая к нему через стол обувную коробку.       Сегодня Кен приготовил стейк с жареной спаржей, и это было невероятно вкусно. Можете не сомневаться, волк знает толк в мясе.       Кен чуть приподнимает крышку, но тут же быстро её закрывает.       — Я не возьму, — говорит он испуганным голосом.       — Возьмёшь. Ведь это ты заработал.       Кен отчаянно мотает головой.       — Так и есть, — настаивает Барбара. — Это те деньги, которые ты мне отдал.       — Барби, — возмущенно шипит он, пытаясь пихнуть коробку обратно к ней.       — Не-а, — она перехватывает коробку и в свою очередь толкает её. Они будто бы играют в «горячую картошку» только вместо мешочка с фасолью у них коробка с деньгами. — Ты не берёшь мои деньги, я не беру твои. Всё по-честному.       — Но ведь…       — Всё-по-честному. То, что я давала тебе, было подарком. Если ты отдашь мне за это деньги, это уже не будет подарком. А я, соответственно, больше не буду хорошим человеком.       — Мне они не нужны.       — Это деньги, которые ты сам заработал, — она выделяет каждое слово, тыча пальцем в крышку. — Я не могу взять их. Ты трудился ради них.       — Вовсе нет, — настаивает он. — Это ты трудишься. А мне никогда не приходилось работать ради чего-либо! У меня никогда не было работы. Мне никогда не приходилось содержать дом. И мне никогда не доводилось сделать что-то выдающееся, как и не довелось стать кем-то выдающимся.       — Всё это так, но в то же время совершенно не так. В Барбиленде ты каждый день Кеннил изо всех сил, просто чтобы тебя заметили. Лишь для того чтобы получить хоть каплю внимания или одобрения. Барби не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы быть кем-то значимым. Их просто создавали такими! Да, они мечтали и работали. Но они всегда были потрясающими, не прилагая к этому особых усилий. Была ли я такой же? Вовсе нет. У меня даже работы не было. Я просто делала то, чего от меня ожидали. Ты же пляжевал, танцевал и пел, блистал и день за днём выкладывался по-полной. Ты достиг таких высот, каких тебе просто не положено было достичь. Но ты смог! Ты никогда не сдавался, насколько бы безнадёжным не казалось дело!       — Да, наверное. Но ведь…       — Точно тебе говорю. И если хочешь знать, я бы на твоём месте поступила точно так же. Да, думаю, так бы я и сделала. А как ещё быть, если ничего не выходит, как бы ты ни старался, а потом вдруг что-то чуть ли не само идёт тебе в руки? Когда внезапно появляется надежда на что-то большее? Это же очевидно! — она снова пододвигает к нему коробку. — А здесь ты каждый день выходишь на улицу с гитарой и поёшь, пока не охрипнешь. Тебе приходится забинтовывать пальцы, чтобы они не кровоточили, потому что у тебя есть необходимые для игры навыки, но нет ни одной мозоли. Ты занимаешься самообразованием практически без всякой поддержки. И вдобавок ко всему, ты вынужден справляться с весьма и весьма изнуряющим состоянием. Поэтому, да, я думаю, у тебя есть право на то, что ты сам же и заработал. Так что возьми их. Купи что-нибудь для себя, для нас, для дома. Оплати прохождение экзамена! Здесь на это хватит! Даже более чем.       Кен смотрит на неё широко распахнутыми глазами. Его руки, наконец, остаются лежать на крышке коробки, хоть он и держит её с некоторой неохотой.       — Тогда, думаю, — тихо произносит он, — самое время поговорить с ними.

Х

      — Глория замечательная, — заверяет Барби самым обнадёживающим тоном. — Она помогла мне разобраться со всеми этими человеческими штуками, понять многие вещи, вникнуть в их суть. Объяснила, как найти работу и купить дом. А ещё она знает всё о компании Маттел. С ней наши шансы значительно возрастают. Я думаю, она сможет убедить их дать нам то, чего мы хотим. Она — наш путь к успеху.       Кен, хоть и с опаской, но соглашается на встречу.       — Она знает?       Барби качает головой.       — Я подумала, что ты сам должен решить, захочешь ли ставить её в известность.       Он протягивает руку и слегка взъерошивает ей волосы. Этот жест с его стороны выражает, как она успела понять, глубокую привязанность.       — Спасибо. +       Барби открывает дверь, чтобы впустить в дом темноволосую женщину в свободной блузке персикового цвета. Оставшийся сидеть на диване Кен наклоняется в сторону, стараясь разглядеть незнакомку, которую загораживает от него Барби. Его сложенные на коленях руки сжаты в кулаки, а на джинсовой ткани виднеются вмятины от ногтей. Женщина кажется ему знакомой. Если он правильно помнит, она была в каньоне. С тех же пор, когда она помогала Барби разгребать устроенный им бардак с Кенолевством, прошло довольно много времени. Кроме того, тогда они так и не были представлены друг другу.       — Ты выглядишь каким-то напуганным, — замечает женщина, когда Барби проводит её в гостиную.       Взгляд широко распахнутых голубых глаз так и мечется между ней и Барби. Кен продолжает молчать и лишь нервно сглатывает.       Давай же! Скажи хоть что-нибудь, дубина!       — И-извини. Когда мы встретились в первый раз, я выставил себя не в самом лучшем свете. Так что… Так что я подумал, что ты, возможно, меня слегка ненавидишь. Или даже не слегка. Не то чтобы я этого не заслуживал. Я повёл себя отвратительно. И, может быть… Может быть, я до сих пор отвратителен? И даже если нет, то это всё равно не отменяет того, что ты тогда видела. Так что с твоей стороны было бы вполне справедливо меня ненавидеть. Я бы тебя ни капельки за это не винил…       — Кен, — её голос грубее, чем у Барби, ниже, но в нём есть теплота, похожая на мёд. Этот голос легко обрывает его нервный лепет. — Я не ненавижу тебя. Я тебя ещё совсем не знаю. Вообще-то это первый раз, когда мы встречаемся по-настоящему. Поэтому давай относиться к этому так, будто ничего и не было, хорошо?       Кен проглатывает очередное извинение и кивает.       — Итак, ребята, вам нужна помощь, чтобы убедить Маттел предоставить всё необходимое для становления человеком, верно? Документы, первоначальный капитал, официальная биография.       — Захотят ли они работать со мной так же, как с Барби? — с сомнением спрашивает Кен. — Я не самое любимое их творение.       — Возможно, что так, — кивает Глория. — И мне за тебя обидно. Нам нужно постараться максимально упростить и ускорить весь этот процесс, но одновременно получить от них максимум того, что они могут дать. Например, вы бы могли сами сочинить и подготовить как можно более подробную биографию, чтобы у них не было времени передумать. Думаю, Маттел бы вообще с радостью спихнули тебя на ФБР, поскольку именно федералы вносят данные во все необходимые реестры. Вот только эти ребята были в бешенстве, когда появилась Барби. Не уверена, что они обрадуются появлению других кукол. И не важно, будешь ли это именно ты или же кто-то другой.       Следующие несколько часов они, сидя за столом с кружками чая, обсуждают доводы и аргументы, которые могли бы убедить руководителей компании. А также то, как склонить на свою сторону правительственного агента и как самым тактичным образом запросить официального подтверждения приобретённой Кеном человечности. Чем дольше длится их дискуссия, тем больше Кену кажется, что за свою жизнь ему предстоит торговаться в суде, а не в офисном здании. Неужели он не может просто жить? Как же всё сложно.       Наконец Глория решает, что пора сделать перерыв.       — Закажем что-нибудь? Умираю с голоду.       — Давайте! — мгновенно соглашается Барби. — Я знаю место, где готовят терияки с доставкой. Я с них в полном восторге! Ты снова будешь лосося?       Кен кивает, не в силах удержаться от того, чтобы не облизнуться в предвкушении. Когда Глория определяется со своим заказом, Барби идёт в другую комнату, чтобы позвонить в кафе.       — А пока что, Кен, ты должен всё ей рассказать, — напоминает она, прежде чем уйти.       Если Кен и успел немного успокоиться, свыкнувшись с обществом Глории, то сейчас от его расслабленного состояния не остаётся и следа. Его плечи снова напряжены, а глаза становятся едва ли не вдвое больше от беспокойства.       — Рассказать мне что? — не понимает Глория.       Кен резко поднимается.       — Можем мы поговорить наедине?       Глория ловит его взгляд. Он и вправду не собирается ничего рассказывать при возможных свидетелях, даже несмотря на то, что Барби, похоже, прекрасно обо всём осведомлена. Хм. Как-то это странно. Глория берёт свою кружку и следует за Кеном в спальню. Он тихо прикрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной. Он продолжает молчать, угрюмо уставившись на ковер у себя под ногами, даже после того, как Глория устраивается на краешке кровати Барби. Неужели ей сейчас придётся выводить его из состояния панической атаки?       — Ну же, Кен. Я не кусаюсь.       Он медленно поднимает на неё взгляд. Глория смотрит на него в ответ с теплотой и ободряющей улыбкой.       — Барби говорит, что ты разбираешься во всех этих человеческих делах, — начинает он, но тут же снова замолкает.       — Более или менее, — она хлопает по матрасу, приглашая его сесть рядом с собой. — Говори, как есть. Обещаю, я постараюсь понять.       Кен присоединяется к ней и некоторое время с опаской глядит на дверь. Глория попивает чай, давая Кену возможность собраться с мыслями.       — Мне кажется, со мной что-то не так, — выдаёт он наконец. — Барби такая потрясающая. Она умная, целеустремлённая, отзывчивая, добрая… А я… Наверное, должен бы влюбиться в неё?       — В неё легко влюбиться, — осторожно говорит Глория, пристально глядя на Кена, не желая ни подтверждать, ни опровергать его заявление. Ей сразу же вспоминается разговор, который состоялся у неё с Барбарой несколько месяцев назад, касательно того, любит ли она Кена.       — Именно, — решительно кивает Кен. — Так почему же я не влюблён?       Тёмные брови Глории медленно ползут вверх. Это совсем не то, чего она ожидала.       — Она замечательная, — продолжает Кен. — Я и вправду больше никогда не хочу расставаться с ней. Она лучшая из всех, кого я когда-либо знал. Но после… После всех тех лет, на протяжении которых я был влюблён в неё, я как будто стал неспособен и дальше испытывать это чувство. Не знаю. Мне кажется, что что-то со мной не так. Наконец-то у меня в груди бьётся настоящее сердце, но работает оно почему-то неправильно. Мне страшно от того, что я не могу её полюбить. Иногда она делает что-то такое, из-за чего я начинаю бояться, что она хочет, чтобы я снова любил её. Но я не могу.       Глория сейчас что, вздохнула с облегчением? Кен хмурится. Его взгляд полон грусти и тоски.       — Если я не могу любить её, значит, и оставаться рядом с ней не должен, так ведь? Однажды она встретит кого-то, кто сможет её полюбить. Настоящего человека. И тогда я уже буду не нужен. Мы ведь не сможем жить все вместе. Люди же так не делают, верно? Она не захочет, чтобы я остался.       — Хэй, Кен, а ну-ка успокойся, — перебивает Глория, опуская ладонь ему на плечо.       Кен слегка поёживается, удивляясь тому, насколько ему неприятны прикосновения Глории, в то время как прикосновения Барби он хочет чувствовать всегда. Но ведь если то, что он говорит — правда, ему вовсе не должно этого хотеться, так? Не должно, если он не…       — С тобой всё в порядке, — вырывает его из раздумий голос Глории. — Значит, ты говоришь, что ты не влюблён в неё?       — Наверное.       — В этом нет ничего страшного. Должно быть, ты просто аромантик или что-то вроде того. Есть и другие люди, как ты.       На его лице застывает выражение, в котором сочетаются одновременно надежда и сомнение. Как будто Глория только что сказала именно то, что он хочет слышать.       — А что насчет секса? — продолжает задавать вопросы Глория. — Ты чувствуешь сексуальное влечение? Бывает такое, что ты смотришь на кого-нибудь и понимаешь, что хотел бы заняться с ним сексом? — глядя на то, как лицо Кена моментально приобретает ярко-пунцовый оттенок, она смущённо замолкает. — Пожалуй, это было слишком прямолинейно. Ты вообще знаешь что-нибудь о сексе?       — У меня был секс, — заверяет он. Однако из-за того, что произносит он это вполголоса, едва ли не шёпотом, слова звучат едва ли убедительнее, чем если бы он просто сказал, что понимает, о чём идёт речь.       Глория поджимает губы и старается не выдать своего потрясения, поскольку уверена, что такая реакция отпугнёт его. Но… Неужели и правда был?       — Что ж, ладно. И как ты думаешь, тебе бы хотелось снова испытать эти ощущения? Хотел бы ты чего-нибудь такого с Барби?       Брови Кена вновь сходятся к переносице. На лице проступает напряжённое выражение, в котором волнение граничит с отвращением.       — Только не с Барби, — мотает он головой. — Не то чтобы я думал, будто в этом есть что-то плохое, просто… Это не что-то такое, что, как мне кажется, должно быть совершенно обязательно. А с ней я точно этого не хочу.       Кен невольно вспоминает о том, сколько раз Барби приходилось видеть его обнажённым. О прикосновениях и ласке, которых он просил и на которые старался ответить взаимностью. Он бы не хотел, чтобы это зашло дальше. В этом всё дело.       — Может ли быть близость без… этого?       — Может, — уверяет его Глория. — На самом деле может. Я знаю, что ты здесь не так давно, и, возможно, у тебя не было времени как следует разобраться в подобных вещах. Но тебе вовсе не обязательно пытаться понять всё и сразу, так ведь? Просто будь честен. Если ты хочешь с ней отношений, ты должен об этом сказать.       — Но я не хочу опять становиться парнем-подружкой.       На этот раз Глория смеётся. Какой же он бестолковый. Кен удручённо втягивает голову в плечи.       — Ладно, вернёмся на шаг назад. Существуют и другие виды отношений. Похоже, тебе сейчас нужно что-то вроде близкой дружбы, верно? Такой, которая выходила бы за рамки обычной дружбы, но при этом оставалась полностью платонической. Отношения, в которых будет преданность, но без необходимости в сексе или романтике.       Кен дважды кивает. По голосу Глории и вправду чувствуется, что она понимает.       — Квирплатонические отношения, — старается припомнить Глория, — или как их там.       Она уверена, что её дочь упоминала и какие-то другие термины, которые могли бы подойти к ситуации. Вот только весь этот разговор застал её врасплох, и вспомнить сходу не получается.       — Не думаю, что смогу хотя бы правильно произнести это слово, — смущённо шутит Кен, пытаясь вытянуть из неё чуть больше контекста.       — Оно может означать всё, что вы захотите, — улыбается ему в ответ Глория. — Некоторые в таких отношениях занимается сексом, другие — нет. Кто-то целуется и обнимается, кто-то не делает ни того, ни другого. У некоторых есть это всё, причём на совершенно разных уровнях, а у некоторых и вообще ничего из этого. У всех по-разному. Ярлыки нужны не всегда, и я не знаю всех нюансов. Но я думаю, что самое главное здесь — это отсутствие тех ограничений, которые дают словарные определения. Для вас всё может быть именно в таком формате и в таком виде, на которые вы оба будете согласны, понимаешь? Но ты должен всё с ней обсудить.       — А что, если я ей не нужен? — спрашивает Кен срывающимся шёпотом, испытывая явный ужас от того, что его могут отвергнуть. Снова. Но на этот раз не из-за любви, а из-за того, что он — это он. За то, что он такой, какой есть. Хотя, возможно, это одно и то же. Возможно, так всегда и было. Глория понимает, что они только что обнаружили ещё одну причину его нежелания переезжать к Барби.       Внезапно Кен начинает казаться ей совсем юным. Она задается вопросом, сколько же ему сейчас лет.       — Ох, милый, — Глория поглаживает его по спине. — Ты не получишь ответов, если не будешь задавать вопросов.       На этот раз её прикосновения вызывают у Кена гораздо меньше негатива. Глория добрая. Он понимает, почему она так нравится Барби.       — Я знаю, что у вас, ребята, в прошлом всё складывалось не лучшим образом. Может, настало время разорвать этот порочный круг, а?       Уголки его губ чуть приподнимаются, и Кен кивает ей:       — Хорошо.       Дверь со скрипом приоткрывается, и в комнату заглядывает Барби.       — Еду скоро привезут. Ты сказал ей? — тут же спрашивает она напрямую.       Её появление столь внезапно, что Кен выглядит совершенно растерянным, и Глория решает за него вступиться.       — Да, мы обсудили его проблему.       — Отлично! — идеальные зубы Барби так и сверкают в идеальной улыбке. — Может, у тебя есть идеи по поводу поведенческих стереотипов? Я думала, что смогу во всём разобраться, но, видимо, «Заклинатель собак» — плохой источник информации, а динамика формирования стаи — всего лишь миф. Альфа? Серьёзно? Полная ерунда.       Глория непонимающе хмурится, пряча своё замешательство за кружкой с чаем. Это уже больше похоже на какой-то странный фетиш, о котором ей ничего не сказали, а вовсе не на то, что они, чёрт возьми, только что обсуждали с Кеном. Ей бы следовало расспросить обо всём поподробнее.       — А что ты, собственно, должен был мне сказать? — ворчит Глория, не отрываясь от кружки, в то время как Барби отвлекается на звонок и направляется открывать дверь курьеру.       — А, да. Я оборотень.       Глория, которая как раз отхлебнула глоток чая, заходится кашлем.