Короли и валеты

—Да-да, я вернусь вот-вот, отойду всего на несколько секундочек! — приторно улыбаясь уверяет своего короля червонный валет, вместе со словами удаляясь реверансами. Только оказавшись за закрытой дверью, разворачивается лицом к дороге и переходит на быстрый шаг, по пути пробиваясь через бесчисленные толпы очаровательных девушек, предлагающих свою компанию, выпечку, выпивку и так далее по списку. Ко всем ним юноша ласков и мил и старается как можно аккуратнее отказаться от всего, чувствуя при этом, как всё больше копится усталость с каждым ответом. Нет, он правда любит Верону, вот только порой, когда уже начинает тошнить от обилия пёстрых цветов, ручьями льющегося алкоголя и сладких, до скрипа на зубах, десертов — как оказалось, сахара бывает много. — появляется потребность в спокойствии. И его Феликс находит возле ворот, ведущих в нейтральную территорию. Умиротворяет и дарит спокойствие вид леса, что начитается совсем рядом, через пару шажков... Вглядываться в чащу и слышать лишь собственные мысли — что может быть приятнее после этих пошлых излишков? С удивлением обнаруживает юноша, что сейчас сгущаются тучи, а в воздухе витает запах скорого дождя, ведь усилиями Ромео они ограждены от непогоды извне, заменённой романтично-розовым ореолом.       Усаживается на траву и опирается спиной на ограду, обвитую розами — единственное, что очерчивает границы их королевства. За спиной на ремешке как и всегда висит его лютня, имеющая имя Лучик. Есть у Феликса черта, присущая детям: видеть нечто живое во всём вокруг себя. Потому он нередко может ласково обходится даже с предметами... Или напротив, кричать на неугодивших ему. На любимом инструменте например виднеются царапины и забинтованная вмятина, что однако не испортило его звучание. Мягкая и чуть тоскливая мелодия выходит из-под рук барда, так подходящая дождливому вечеру.       Далеко он никогда не уходит: самый край — три-четыре шага от изгороди. На шее его нет верёвки, но отойдя от островка бесконечного празднества к разросшемуся на многие гектары лесу, Феликс начинает чувствовать себя до смешного крохотным и одиноким, среди этого ничего. Так и выходит, что клон способен только заигрывать с открывающейся перед ним свободой...       Находясь глубоко в своих мыслях, обо всём и ни о чём одновременно, сосредоточенный на игре, он даже не замечает чужого присутствия, потому испуганно вскрикивает, когда его рукав дёргает на себя с громким “Бу!” самый вредный из клонов, радостно захихикавший после удавшейся проказы. Резко отложив лютню и вынув лёгкий меч из ножен, валет, держась за острие, оставшееся в кожаном чехле, тыкает рукоятью в рёбра нарушителю спокойствия, не столько из злобы, сколько из нежелания оставаться в долгу. Это достаточно действенно утихомиривает Вару, а Феликса напротив заставляет невольно улыбнуться возмущённое айканье. —Ну что ты тут делаешь? Твою ясну голову то не снесут за такие прогулки? — токсично-зелёная копна кудрявых волос, с запутавшимися в ней листьями и ветками, хитроватый прищур, едва видный сквозь стекло очков, ехидство во всём...       Являясь противоположностью поднадоевшей жеманности, валет рядом ощущается как глоток свежего воздуха. Признаться, можно даже начать скучать по нему. Несмотря на все различия, оба даже при мимолётных встречах замечают, что они куда более схожи, чем кажется, являясь двумя сторонами одной монеты. А кто ещё будет хихикать с дурацких шалостей, вроде пародирования ну до смеха серьёзных королей на их серьёзных собраниях? Соревноваться в умении создавать бумажных журавликов, лягушек, кораблей из документов Куромаку? Основывать свой дуэт бардов с инструментами из канцелярии всё того же многострадального генсека? Перед которым, конечно, стыдно, но не настолько, чтобы отказаться от таких забавно звучащих линеек...       Присутствие Вару удивляет не просто так. Нейтральная территория мало чем интересна, по договору между королями её ресурсы использовать отказались из-за непредсказуемости карманного измерения, а визиты в соседние государства возможны исключительно с согласования. —Не снесут. — несмотря на заметную в Феликсе усталость и спокойствие, подаренное дождливым вечером, блондинистый юноша кажется всё таким же тёплым, лучистым и смотря на заразительно счастливого клона, Вару таки улыбается в ответ, чувствуя, как в нём начинает задыхаться ядовитая гадюка, брызжущая цинизмом —Меня всего-то четвертуют за государственную измену, если вернусь в Пиковую Империю, но как видишь, я пока что целёхонький, возле Вероны. — весёлость варежки никуда не уходит, в отличии от собеседника, явно шокированного его словами       Сам кудрявый давно свыкся с милитаристическими порядками, постоянными расправами и мыслями, что расправы эти могут коснуться и его тушки в любой момент. Со стороны кажется, что такого служащего и так с радостью выставят в первые же секунды начала существования государства. По началу так, естественно, и было, но как оказалось, Вару, не желающий остаться в дебрях глухого леса без перспективы на продолжение жизни — весьма замотивированный и полезный работник. Играюче он менял образы, легко вливаясь в любое из королевств под видом его гражданина, улавливая в поведении каждого из жителей то, что не могла перенять по природе своей созданная генератором карта, мастерски притворялся, без угрызений совести лгал, предавал и безразлично выискивал крупицы нужной информации, когда ему открывали душу, обращал внимание между делом на мельчайшие трещинки в оборонительных стенах. Со временем необходимость правителя советоваться не только со своими же клонами вкупе с разведческой деятельностью Вару привела к тому, что валет узнавал слишком много. А значит, и рассказать мог лишнего. Потому настороженность в отношении кудрявого росла и со временем стали всё чаще проскальзывать завуалированные угрозы. Да и не зря. —Пока что. Скоро не станет ни Вероны, ни того, кто осмелится подойти к ней из-за готовящегося нападения. Ты меня единственный хоть сколько то волнуешь, так что... —Стой! — потрясённый Феликс, которого друг уже принимается тащить за рукав, обрывает его слова, тревожно сжимая в руках меч, который впервые получил возможность быть использованным по назначению. Ставшие ватными ноги едва держат онемевшее тело, лишившееся силы после этих слов. —Что значит, что Вероны не будет?! Почему мы тогда не предупредим... Всех?! Боже, ты ведь шутишь? — язык уже едва подвластен из-за одолевающего страха. Всё разом становится тяжелее, словно сгустившиеся в преддверии ливня тучи разом давят на маленького валета, который не выдерживая напряжения начинает нервозно улыбаться. —Это ведь очередная твоя тупая, несмешная шутка?! — Переходит от наигранной улыбки к заливистому, отчаянному смеху. Говорить и двигаться сложно. —Ты сам знаешь ответ. — Со спокойствием наблюдает за истеричной реакцией. Назвать смехом то, что издаёт сейчас Феликс, будет также нелепо, как назвать казнь праздником. Назвать его выпады гневом будет также дико, как назвать предсмертную агонию сражением. —Мы просто не успеем провести эвакуацию каждого из них, спрятать в лесах королевство — это дело на недели, а не на те минуты, что у на- - речь прерывается военным маршем, звучащим издалека. Задавливающий своим громогласным, резким, неумолимым звучанием с аккомпанирующими ему чеканными шагами солдат, он выбивает землю из под ног говорящего. Может, Вару и не так уж привык к этому.       Схватив лежащую на земле лютню, дезертир дёргает Феликса, сорвавшись с места и словно тряпичная кукла, тот бежит за ним, находясь словно вовсе и не здесь. Заплетающиеся ноги постоянно спотыкаются, не успевают за куда более быстрым беженцем, но сейчас надежда не столько на самого себя, сколько на сжавшего его руку до побеления костяшек лазутчика. Хватается, чувствуя, что единственная веточка, позволяющая не утонуть посреди пространства вокруг, совсем рядом. В последний раз оборачивается на дом, который оставляет, но из-за плёнки слёз на глазах едва видит его очертания.