Мираж моих воспоминаний

Не грех признаться, что крем-брюле получился вкуснее, чем он пробовал тогда во Франции, стоя прямо напротив Эйфелевой башни. И сложно было сказать, из-за чего этот вкус стал таким незабываемым и нежным. Была ли в этом заслуга ингредиентов или просто талант блондина? А может, дело было в том, с какой любовью был приготовлен этот десерт? И кем…? Мужчина не мешал ему есть. На самом деле у того было намного больше забот, и пока брюнет наслаждался сливочным вкусом — Бакуго бегал по углам, ища все нужные вещи для его комфортного пребывания в доме. От банных полотенец до выбора того, где же он всё-таки будет сегодня спать. Ведь этот вопрос так и остался открытым. И всё никак не мог закрыться хоть кем-нибудь из них. — Я думал, у тебя есть гостевые запасы. — окинув глазами уже приличную стопку текстиля, Изуку метался взглядом следом за копошащимся мужчиной, за которым до жути забавно хвостиком бегал и Йору, поддерживая первого лаем. — Гости в моём доме настолько редкие покемоны, что особо важные спят на коврике у входной двери с обратной стороны. — промолвил Бакуго, накидывая ещё несколько покрывал, в сумме которых можно было бы уже построить замок с принцессой… или принцем. — О, Киришима, я так понимаю, испытал на себе? — с лёгким смешком, Изуку доел последний осиленный им десерт, две порции оставляя в холодильнике на завтрашнее утро, — А я, значит, потревожил твою холостяцкую берлогу? — останавливая суматоху Бакуго, он посмотрел на него лишь с лёгкой хитринкой, а Катцуки увидел в этом — взгляд настоящей сирены. Мужчина проследил за тем, как Мидория нарочито быстро моет посуду за собой, вытирает руки и, подходя, забирает все ткани разом, идя в его спальню так, словно он каждый день там спал в течение уже как минимум нескольких лет. Его за собой брюнет не звал, молчанием обозначая, кто из них и где сегодня будет спать. Бакуго же понял его без слов, при этом всё равно ступая за ним. Однако просто идти следом не хотелось, поэтому, следя за элегантной и шаркающей походкой, Катцуки намеревался помочь с тканями, но ему предупредительно наступили на ногу. Мягко, но ощутимо. Выразительно глянув, два изумруда переместились на его открытую спальню, где на кровати оставили ткани, медленно готовясь ко сну. Катцуки наблюдал за этим молча, опёршись на косяк, ибо все его предложения о помощи бездумно отклоняли, разглаживая подушки, взбивая их и застилая простынью матрас. — Ты её сделал семейной. — кажется, сейчас было идеальное время, чтобы сказать, — Муженёк. — он смотрел, как расслабленная фигура дёрнулась, и, выравниваясь в росте, омега приподнял бровь. — Муженёк…? Где ты набрался такой фамильярности, Бакуго? — смотря на альфу, который невинно улыбался с прикрытыми глазами, — Это звучит скорее, как жаргон, а не флирт. Сдаёшь позиции. — махая ему ладонью, Изуку вновь отвернулся, не особо заостряя внимания на этой мимолётной шутке. Засунуть подушку в наволочку сейчас — задача поважнее. — Тогда как правильно, по твоему мнению? — оттолкнувшись от стены, мужчина подошёл ближе, в мгновение ока помогая доделать все манипуляции. — Хочешь, чтобы я назвал тебя мужем? — это вызвало нервную улыбку, и Мидория сопроводил взором то, как блондин зачёсывает его волосы назад, пропуская их между пальцев, попутно мыча на его риторический вопрос. Бакуго промолчал, с секунду смотря на него и явно думая о чём-то, а после чмокнул в лоб, выпуская из полуобъятий. Озираясь вокруг и слыша, как доберман уже улёгся на полу в ожидании сна — Катцуки всё-таки решил спросить то, что его тревожило, пусть и было не вполне «этичным» вопросом, как сказал бы Мидория. — Я понимаю, ты хочешь спать один. Новое место, ещё и мой дом… — начал блондин, вдыхая на пробу концентрат своих феромонов в комнате, — Но ты уверен, что я тебе не нужен? Здесь нет распылителя феромонов. И его мёда, как и бренди, впрочем, было недостаточно, чтобы они стабильно продержались на протяжении всей ночи. Он много работает. Меньше, чем омега, однако и этого хватает, чтобы его запах выветривался и исчезал за увеличенный рабочий день с собственной спальни, оседая лишь на тканях и то весьма тонким шлейфом. Если «специально» не оставлять феромоны, концентрируя их, то они весьма быстро исчезают. И сегодня Бакуго сделал себе пометку в голове, что он впервые обратил внимание на эту деталь. — У меня нет зависимости от них. Я говорил. Мне с ними комфортнее, но их отсутствие не критично. — пожал плечами Изуку, понимая, о чём Катцуки говорит, но брать с собой устройство из дома он не мог — оно легко могло пролиться вместе с «феромоновой жидкостью», вызывая огромный казус и, упаси Дьявол, течку, которая вообще будет некстати. — В любом случае, я постою здесь подольше. — засунув руки в штаны, мужчина развернул плечи, со смешком наблюдая, как брюнет нахохлился. — Чтобы я потом задохнулся? — принимаясь выставлять силой Бакуго из его же спальни, Мидория даже смог это сделать. Пусть ему и поддались. Но незначительно же, судя по ощущениям. — Если станет невыносимо, то приходи ко мне на диван. — подмигнул Катцуки, помогая выставить себя за дверь и на прощание галантно поклонился, чуть ли не делая реверанс, — Радости просим. — дверь перед носом чуть хлопнула, но не закрылась на замок, хотя могла бы. Бакуго давно установил там небольшой замок на всякий случай. Раньше он иногда звал к себе друзей на квартиру, чтобы развеяться и выпить, но эти пьяные монстры любили заваливаться к нему в спальню, когда он уже ложился, и тогда он принял твёрдое решение закрыть этот мир от разных ублюдков и пускать только «по пропуску». Тогда же он и прекратил принимать друзей, и делать вечеринки на внезапно обогатившуюся свою голову. Повзрослел. А сейчас вон там, за дверью, спит его парень. Кутается в его одеяло и ворочается на его подушках. Жаль, что не в его руках. — …Сам вырыл себе могилу… Не жалуйся теперь. — прошептал себе мужчина, закусывая губу и уходя раскладывать себе диван и подготавливать уже его ко сну. Тогда ему казалось, что им сулит спокойная ночь, и единственное, что его побеспокоит, так это тик часов, но его беспечность была наказана почти мгновенно после выключения основного света. Ведь для него, человека, у которого режим работает как японские часы, поразительным будет даже малый факт того, что его ночь для Мидории в сегодняшний день уже рабочее время. Это было очень раннее утро. По-хорошему, если сейчас встать, то он бы не проспал и шести часов. Но он проснулся от вкусного запаха кофе, чего-то сладкого и стремительно-оглушительного аромата кисловато-горькой вишни, на которую он сразу же распахнул глаза и проморгался, чтобы смыть сонную пелену с глаз. Он знал, откуда этот аромат мог бы быть, но разве брюнет не должен ещё спать в такое время? Обычно, пусть он и встаёт рано, но не настолько. «Неужели он уже проснулся? В такую-то рань?» — Бакуго поднял телефон, подтверждая свою догадку, что мороз по коже у него именно от чересчур раннего подъёма, а не потому, что он забыл включить отопление. А после медленно перевёл глаза прямо перед собой, замечая низкую фигуру в тени полурассвета, которая, держа в руках чашку с кофе, намеревалась скрыться в его спальне, а после наверняка сделать вид, что ему это примерещилось. — Мой принц, почему ты не спишь? — кинув громким шёпотом, он увидел, как дрогнули плечи, не укрытые тем шлейфом одеяла, в котором шёл омега. Надо же, как Бакуго не проснулся от этого шороха раньше? — О, доброе утро, я разбудил тебя? Прости. Я хотел сделать кофе и сразу уйти в комнату, чтобы не мешать, но, видимо, ты спишь более чутко, чем я думал. — быстро протараторив и несколько раз поклонившись в извинении, брюнет уже было заключил, — Я сейчас уйду. — но его побег прервали. — Изуку, почему ты не спишь? Ты ведь не просыпаешься настолько рано. — заспанно поднимаясь с разложенного дивана, Катцуки зевнул, пальцами растирая глаза, — На самом деле… Ты вообще спал? Почему глаза красные? — вставая и подходя ближе, он заметил слегка опухший взгляд, хмурясь на виновато-обозлённое лицо словно ребёнка, которого застали за чем-то постыдным. — Я… Не мог уснуть. Вырубился на какой-то период времени, но мало проспал. Просто организм уже не выдержал. Такое иногда случается. Тем более после стресса, — придерживая одной рукой на себе одеяло, в другой Мидория держал явно горячий кофе. Вероятно, с ним он хотел тихой поступью уйти, незаметно юркая за дверь и уже там меланхолично распивая его за рассветной… работой. Скорее всего, за ней. И самое печальное в этом то, что Катцуки, по сути, не имеет возможности запретить ему это делать, даже с учётом того, насколько сильно это влияет на его здоровье. Поэтому, стоя напротив, мужчина мог лишь выдохнуть, заботливо и скорее машинально взъерошивая волосы, спрашивая: — …Ты к врачу ходил? — Смысл? Он мне скажет менять образ жизни. А я не имею такой возможности. — пожав плечами, резонно подметил парень, поворачивая голову на поднимающееся солнце, — Не переживай ты так. Всё будет хорошо. — город ещё спал, но в своём сне он был умиротворяюще прекрасен. — Ты же понимаешь, что тебе нужно поспать? — ему кивнули, но мужчина не увидел никакого желания брюнета идти и ложиться, — Но ты спать не хочешь… Как насчёт того, чтобы… развеяться в таком случае? — Что ты имеешь в виду? — заинтересованно хлопнули глазами. На секунду отводя взгляд, чтобы посмотреть на лежащие на тумбе ключи, альфа ответил: — Как насчёт того, чтобы прокатиться на мотоцикле? В какой-то степени это было импульсивное предложение, но, произнеся его вслух, Бакуго всё же решил для себя, что оно звучит правильно. Сейчас, когда на улицах города никого нет, а единственным их свидетелем будет солнце и зимняя стужа — возможно, в этом спокойном мирке Мидории полегчает и он перестанет хоть на мгновение думать о своих обязательствах. У него есть весомый опыт езды зимой, так что волноваться не стоит, да и шины он поменял не так давно. Специально для льда и снега. И для зажжённых этой идеей малахитовых глаз. — Сейчас? Ты уверен? — последнее сомнение было разбито хитрым и сладострастным шёпотом, да таким, что Катцуки показалось, что он подбивает своего возлюбленного на что-то не совсем законное. — В юности ты обожал так сбегать из дома, так что мешает сейчас немного побыть тем подростком? Они как подростки, это точно. И резвым движением выпивая половину чаши большими глотками, Мидория неуклюже рассмеялся, неверяще смотря на блондина. — А давай. Квартиру для мамы он может подыскать и позже. Хотя, иногда ему кажется, что та и вовсе в ней не нуждается. Но ради собственного спокойствия он всё-таки сделает это. Да, покупка квартиры, да даже просто съём надлежащего для его матери жилья — это то, что ощутимо сможет изъять деньги из его месячного бюджета. Но это временные меры, ведь как бы чёрство и отвратительно это ни звучало с его уст, но отцу осталось не так долго, и вскоре она сможет вернуться в их квартиру, уже тихую от скандалов, криков и избиений. Для него небольшая проблема, чтобы до того дня обеспечить её всем необходимым. Это сумбурное предложение, которое Катцуки сделал ему, явно не обдумав всё до конца — выглядело милым с его стороны. Мотоциклы — это то, что Бакуго обожает и ценит, и то, о чём Изуку мало его спрашивал, что следует исправить хотя бы сейчас, от того согласие на эту взбалмошную поездку было не только ради того, чтобы выкинуть из головы сегодняшние разговоры. Ему интересно будет послушать о том, что сподвигло когда-то подростка Катцуки влюбиться в грозные мотоциклы, желать купить и в итоге сделать это, остановившись на весьма недавней модели. Да, об этом он когда-то сам узнал, немного порывшись на сайтах. Они ведь любовники. И, наверное, такой интерес вполне нормален в парах. Они собрались быстро. Йору оставили на его собственное благоразумие и не спеша оделись в коридоре, поправляя друг другу шарфы и проверяя, взяли ли они всё, что нужно. Когда Бакуго уже собирался выходить на морозную улицу, то задумчивый высокий голос остановил его и велел подождать в коридоре, скрываясь на секунду в его спальне и выходя оттуда уже с баночкой какой-то приятно пахнущей субстанции. — Наклонись, — скомандовали ему и после нанесли на всё лицо крем, аккуратно размазывая его на умышленно не сбритой бороде, скулах и лбу, — Бальзам не забудь. — А себя намазал? — На мне полноценный сонный макияж. — пояснив это, Мидория закрутил крышку, прикрывая рукой то, как он зевает. — Серьёзно, что ли? — удивился блондин и наклонился ещё ближе, чтобы убедиться, — Что-то кроме тональника реально есть? Или ты меня так надуть решил? — Ой, пошли уже. — закатив глаза, брюнет принялся выпячивать это ребячество на лестничную клетку, небрежно оставляя крем в гостиной. — Да погоди, мне интересно. — Я сейчас балаклаву твою для шлема в косметике измажу и проверишь, — бросили ему уже находясь на лестничном пролёте и спускаясь по ступенькам, — О, у вас квартира тут продаётся? — Бакуго повернул голову на коричневую дверь, на мгновение останавливаясь следом за Мидорией. Вскинув брови, Изуку вчитался в номер телефона и в плакат, висящий на двери, а после хмыкнул. Если бы квартира действительно покупалась, то было бы даже неплохо обосновать её недалеко от блондина, тот во всяком случае смог бы помочь ему контролировать безбожные гулянки его матери со всеми подряд. Пусть без интимных встреч, но такая активность иногда нервировала его. Точнее нервировала она всегда, но он просто не вмешивался, мол, не его это дело. Не хватало ещё, чтобы он не только за отцом, а ещё и за мамой присматривал. — Да, но по такой цене, что её никто брать не хочет, — поясняя, Бакуго зыркнул на таблицу «Продаётся», которая была приклеена, видимо, в надежде, что кто-то из нынешних жильцов захочет купить себе ещё одну жилплощадь. Только вот смысл богачам покупать себе новую квартиру так близко к своей нынешней? Для острых ощущений, что ли? — Настолько дорого? — посмотрел на него брюнет, спускаясь ниже и минуя лестничные пролёты. — Слишком много условий для покупки. Но первое — весомее. Район такой. — открывая дверь на улицу, Бакуго влюблённо хмыкнул на то, как Изуку сразу же отвернулся от атакующего его холодного ветра, кутаясь в шарф. — В этом есть смысл. — буркнув себе под нос, омега нахохлился, неловко поднимая глаза на застывшие в умилительном ожидании рубины. И прикрыв себе рот и нос шарфом, Изуку вышел из подъезда, сразу же идя в сторону уже знакомого гаража. В свете утренней зари на его лицо оседали холодные снежинки, кружевом продолжая моститься по асфальту и в некоторых местах уже обосновываясь в маленькие сугробы. Под ногами скрипел снежок, и на нём оставались следы, пусть и исчезали крайне быстро, метелью подрываясь с пят. Вьюга к утру поуспокоилась и продолжала кружить лишь маленькими струйками. И когда Катцуки, уже надевая на себя шлем, обернулся на сидящего на мотоцикле Мидорию со внезапным вспыхнувшим в голове воспоминанием — он прикусил себе губу, думая о том, что об этом стоит поговорить попозже. Поэтому, прокручивая газ и ухмыляясь на беззастенчиво обнявшие его руки — Бакуго тронулся с места, говоря самому себе: — С тобой ехать на мотоцикле не так холодно, как было раньше.

***

Не находя себе места, Шото вышел из общего зала в прохладу коридора, прищёлкивая языком на последовавшую за ним невесту. Она, как тень, ходила за ним, не оставляя ни на минуту, и так этим раздражала, что единственным желанием при виде её — было побыстрее спрятаться. Момо словно действительно была его личной тенью. Его даже замечать стали чаще, спрашивать что-то. Она всегда стояла рядом и молчала, глупо кивая и невинно улыбаясь, предлагая принести ещё вина… И вроде бы ему поначалу даже нравилось это в ней. Эта покорность, эта безликость…? Но со временем он понял, что помолвлен на человеке, у которого ни на что нет своего мнения. Она во всём с ним соглашается. Во всём. Буквально. С таким же успехом он мог завести робота и запрограммировать его на то, чтобы тот всегда стремился ему угождать. И пусть в душе он понимает, что в этом мало вины её самой, но мысль о том, что ему жить с ней долгие годы, если не всю жизнь — разъедает его кислотой, смешивая с обречённостью. Это как жить с красивой восковой куклой. — Что случилось, милый? Почему ты так внезапно ушёл после разговора со своим папой? Что-то случилось? — сладенький голос был притворным, но Шото обратил внимание больше на то, как она назвала отца, этого ублюдка, его «папой». Мидория никогда бы так его не назвал. Потому что он-то прекрасно видел и слышал, какой был его отец, и не лебезил пред этим придурком, лишь бы иметь какую-то поддержку. Да, брюнет тоже мог промолчать в ситуациях, когда сказать очень хотелось, но он не был безликим подхалимом. Он ведь… Мидория… Опять Мидория… Всего минут пятнадцать назад он закончил разговор с отцом об этом человеке, вновь выслушивая, чтобы он ускорился, наконец, в осуществлении заданной ранее задачи, потому что по словам этого старика «Сейчас положение семьи Мидория самое шаткое из возможных». Шото с этим мог согласиться, он и сам видел, с какой тревогой Мидория-младший говорил что-то своему телохранителю и как улыбчиво-притворно объяснял всё своим друзьям, поспешно удаляясь. А вслед за ним удалился и этот… вспыльчивый урод. Наверняка, чтобы подлизаться. О том случае в ресторане он смолчал, ведь никто не должен узнать, что тогда он секретно встречался со своим бывшим женихом. Это не только может негативно повлиять на его скорую свадьбу, но и вызвать желание кое-кого хорошенько отпинать его ногами. — Всё нормально. — выдохнув, Тодороки отмахнулся от обеспокоенной женщины, — Почему ты вышла? Вдруг нас будут искать? Ты должна быть там. — кивнув на закрытую ей же недавно дверь, он фыркнул. На самом деле, плевать ему было на то, что по-хорошему она должна была там остаться. — Ты же мой муж. Я должна быть рядом с тобой. — накручивая на палец прядь длинных угольных волос, Яойорозу постучала ногтем про приоткрытой ключице, — Тем более я вижу, что тебя что-то сильно встревожило. — Мы ещё не женаты. — он захотел подчеркнуть последние слова в особенности громко, — Не зови меня так. — Мы будем женаты, Шото. — бордовые губы были поджаты в обиде, а парень лишь выдохнул на это, отводя от себя женскую руку, — Мы уже говорили на эту тему. Перестань. Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче? — улыбнулась девушка, стреляя пышными ресницами. — Зайди обратно в зал. — твёрдо ответил он, без интереса оттолкнув её, уходя вдоль того же прохладного коридора и слыша, как его зовут обратно чьи-то высокие крики. Не хотелось даже оборачиваться. Даже слышать не хотелось. А Мидория бы не стал так кричать… «Да, блять.» — выругался он про себя. «Мидория, Мидория… К чёрту этого высокомерного…» — язык не поворачивался должным образом закончить эту фразу, — «Нужно перестать о нём думать. Сейчас мне нужно ускориться в том, чтобы разрушить… А что разрушить, собственно говоря? Репутацию? Его репутация не особо пошатнётся, даже если подчистую снести весь статут его папаши.» — он прошёл уже несколько арок, и голос Момо точно не смог бы сюда донестись, а значит, можно выдохнуть, пока она не нажаловалась на него, что он, такой-сякой, её бросил посреди вечера. Свою якобы жену. Только вот женой своей он её не считает. И не будет считать. Как и Мидорию он не считал своим потенциальным супругом. С обоими было просто приятно спать, да и внешностью с родословной оба выделились. Хотя всё же разница между ними есть, но дело тут уже не в их семьях. А в них самих. Но начистоту, никого из них он не выбирал. Да и не то чтобы выбрал бы, если бы ему предоставили возможность. Мысль о том, что ему придётся на ком-то жениться — удручала даже в перспективе. Возможно, он просто не готов к семейной жизни? А возможно, он просто в семью никакую не верит? — Неужели придётся связываться с этой скандалисткой? Ненавижу громких людей. — что ему делать, если единственной подходящей кандидаткой на роль расходного материала — так идеально встала Мина Ашидо? Омега, с которой у Мидории был десятисекундный спор и только. Но та, как оказалась, была ещё и бывшей любовницей Бакуго. А эта информация уже лично ему греет душу, ведь смотреть, как будет кривиться недовольная блондинистая рожа — будет весьма потешно. Жаль, конечно, что они не встречаются, иначе всё можно было бы раздуть до скандала на почве ревности и расследований. А так никто сильно не заинтересуется влюблённым дурачком из низшего сословия, чья омежка решила позариться на акулу, что безусловно сожрёт её и не подавится. Хотя бы чтобы просто сохранить свой авторитет перед лицами себе подобных. Все они тут пляшут под дудку общественного мнения. — Хотя, если бы я мог разрыть их постельные снимки, то я бы заживо похоронил все стремления этого ублюдка завязать роман. — мечтательно мокнув губы и растянув улыбку, Тодороки щёлкнул пальцами, — Надо не забыть купить этой истеричке морепродуктов и вина, авось успокоится. Хотя наверняка она уже всё рассказала его маме со слезами на глазах. В красках описывая то, чего не было. Мидория молча вылил бы на него купленное вино. — Хватит думать о нём опять! — стукнув себя по лбу, Шото направился в сторону выхода, чтобы после стоять на парковке и кутаться в пальто, в ожидании почти-супруги, — Все мысли, сука, мне этим Дьяволом забили… — шёпот потерялся где-то в вешалках вестибюля, когда он поспешно надевал пальто, выдыхая зимнему вихрю белым облаком.

***

Стоило что-то сказать, ведь тишина меж ними слишком затянулась, чтобы быть такой же неощутимой и приятной как обычно. Мидория, казалось, о чём-то расплывчато думал, стоя около его мотоцикла, облокачиваясь и машинально следя за проезжающими машинами, что мчали по ранней дороге с каждым часом всё больше. Было что-то успокаивающее в рассветной сонливости обычно загруженной токийской трассы, которая была отпечатана орнаментами шин вдоль чистых полос снега. Метель уже поуспокоилась, и, глянув на молчаливого брюнета, Бакуго тоже не находил слов, чтобы первым начать разговор. Потому что сейчас он знал, что не его очередь разрушать тишину. Омеге та была необходима, чтобы просто подумать. Снова что-то обмыслить, сделать выводы и молчаливо поступить так, как он захочет. Бакуго вообразить не может, сколько сил нужно, чтобы быть способным постоянно молчаливо сносить все проблемы в своей голове в одиночку. Сам он слишком вспыльчив для этого. Если его что-то тревожит, то он сотню раз скажет это вслух, а если ему не слишком ценны отношения с человеком, то ещё и покроет несчастного трёхэтажным матом. Но ветер, создающий свободу в волнистых тёмных волосах, вторил ему, что перед ним его чистый Инь. По-другому смотрящий на вещи. — Это напоминает мне мою юность. Тогда я часто сбегал вот так от проблем. Хорошо, что ты предложил проехаться, я бы всё равно не уснул. — признался Изуку, поправляя собственную тёплую толстовку, которая так редко им надевалась, что, несмотря на давность покупки, выглядела почти новой, — Ты давно стал увлекаться мотоциклами, верно? Когда решил, что тебе нужен свой? — М? Этот железный конь, ха? — хмыкнул альфа, постучав по зеркалу заднего вида пальцем, — Точно не скажу. Но я был сосунком, желающим покрасоваться перед всеми своей крутостью, а после решил, что он куда более мобильный, чем машина. — пожав плечами, Катцуки с улыбкой вспоминал свою бунтарскую юность, о которой ничуть не жалел, — Та тоже со временем была куплена. Но я всё ещё считаю себя больше мотоциклистом, а не гонщиком. Ты в этом значительно меня превосходишь. — Наверное, сложно было накопить такие деньги на мотоцикл. Марка хорошая. — обернувшись на тщательно натёртые зеркальные поверхности и кожаное сиденье, Мидория огладил пальцами верх топливного бака, через перчатки не чувствуя особой разницы, но тот наверняка был тёплым, — Или тебе родители помогли? — Не-а, старуха сказала, как сейчас помню, что если я так хочу разбиться, то должен зарабатывать на эту феерию сам. — слушая тихий смех, Катцуки ещё более гротескно скорчил лицо в попытке изобразить эмоцию, — А папа осуждающе согласился с этой аксиомой. Но когда я его всё-таки купил и приволок домой — оба вышли недовольные из дома, зыркнули и сказали: «Ну хоть не курит.» В шутку, конечно, но я сделал вид, что обиделся. — на лице сама собой появилась улыбка, и Бакуго услышал тёплое и размеренное: — У вас крайне забавная семья, знаешь? Такие шутки показывают, насколько близкие между вами отношения. — смотря на уже светлое небо, Изуку подался дуновению ветра, прикрывая глаза. И мужчина понял, что сейчас идеальное время, чтобы рассказать Мидории то, что он уже с неделю пытается сделать. Лично ему об этом ласково сказали, оттягивая за ухо и по-родительски улыбаясь под его тухлые возмущения, но сказали настойчиво и просили передать. И идея была потрясающей. Пусть демонстративно Бакуго и пытался делать вид, что ему эта затея не по душе и она весьма сомнительная. Внутри же он — ликовал. Потому что он сам хотел предложить его омеге нечто подобное. — К слову, мои родители приглашают тебя отпраздновать с нами Новый год. Ну или просто побыть на предновогоднем ужине… — спокойный тембр пронёс по спине горячую волну, и брюнет обернулся на него, — Что ты об этом думаешь? — Катцуки посмотрел в ответ, подмечая, что они стали меньше видеться и по-хорошему это надо восполнять. Хотя, к слову говоря, это из-за него им пришлось сократить количество встреч. Ведь, как бы он ни пытался быстро справляться со всеми задачами, попросту не успевал вовремя их заканчивать, выезжая уже слишком поздно для целомудренной встречи. А отвлекать Мидорию по вечерам, когда тот работает как проклятый — эгоистично. Но, несмотря на это, именно блондин был тем, кто заключал всё больше и больше сделок, увеличивая тем самым и прибыль. И власть. Ну и, конечно, убивая Киришиму за компанию, у которого глаза уже на лбу живут. Сам он не особо гнался за властью. Никогда. Она — приятный бонус и всё такое, но она чертовски муторная, если дело доходит до сруба голов. Ты попадёшь под раздачу первым, как самый «ответственный» и, конечно, удачно от этой ответственности уйдёшь, если голова на плечах есть, но кто знает, когда топор подлетит к тебе в следующий раз? Это риски. А большая власть — большие риски. Но, когда он встретил брюнета, пусть не сразу, но он начал подмечать, что люди по-разному к ним относятся. Хотя они стоят практически на одной ступени. Однако к Мидории были совершенно другие требования. И пока с парня требовали тройную цену, Катцуки, пусть и работал не меньше — ощущал, что на него смотрят как на человека, которому просто повезло очутиться в то время и на том месте. И единственное приемлемое для него решение это изменить — добиться к себе уважения тем же путём, которого его добился и Изуку — через упорный труд. Чтобы после стоять радом с омегой с полной уверенностью, что на него смотрят с таким же почтением. Чтобы знать, что в случае чего он может своим авторитетом защитить Мидорию. Защитить своего партнера. — Твои родители? Со мной…? — это ввело в ступор, и Мидория неловко почесал затылок, — По-моему это слишком семейный праздник, чтобы звать кого-то вроде меня, нет? Или ты сказал им, что мы в отношениях? — испуганно предположил он, сразу же глядя на внимательные, обращённые к нему радужки. «Мне нравится, как звучит вслух эта фраза.» — улыбнулся Катцуки, тормоша чужие волосы рукой и чистосердечно признаваясь: — Нет, ни словом не обмолвился, но старуха жаждет тебя увидеть и всячески мне намекает, чтобы я не прозябал такое «золотце». — смотря в чужие малахиты — хотелось вновь его поцеловать, обнять, да чёрт возьми, много чего хотелось сделать с таким взлохмаченным брюнетом. — Она называет меня «золотцем»? — Не смотри на меня так. Я эту идею ей не подавал. — смущённо рассматривая дорогу, мужчина пробурчал, хмуря брови, — Это по-детски, но даже меня она так не зовё- — уже принялся нарочито драматизировать Катцуки, щёлкая себе по лбу за такие детали, но услышал тихое и душевно благодарное: — …Это так мило с её стороны. Твоя мама умеет трогать до глубины души. — приложив руку к своему сердцу, омега неловко протянул, — Но Новый год… Мне кажется, я буду лишним среди вас. — Мидория в самом деле так считал. Что ему делать за чужим семейным столом? Он там лишний гость. А Новый год — это важный и долгожданный праздник, где преддверье украшают кадомацу с яркими веерами и восточным тёмным ароматом бамбуковых стеблей, срезанных под острый угол, а на стол ставят морепродукты и чем год был богат. В действительности он вообще не думал, что будет должным образом праздновать в этом году. В том смысле, что выходные взять его заставили, конечно, но с кем ему праздновать? С родителями? Дьявол, нет. Тем более после всей той Санта-Барбары, в которую те так любят играть. Самому? Это нагонит в его жизнь ещё больше чувства одиночества. И пусть государственно эти выходные и являются «обязательными», но он был уверен, что начнёт работать уже тридцать первого декабря и не закончит даже после боя курантов. — …У тебя уже есть планы? — понимающе взгрустнул Бакуго, поворачиваясь к Изуку, и последний силком вынул себя из мыслей. — М? А, нет-нет. Я даже дополнительный выходной себе выписал. — примирительно подняв руки и замахав ними, брюнет пожаловался, — Буду отдыхать, потому что все настояли на том, что если я буду работать в новогоднюю ночь, то работать будет весь отдел, если не вся компания. Не буду же я так над рабочими издеваться. Они мне как родные, как-никак. Просто… — всё сошло в какую-то задумчивость, которая ступает за ним по пятам, как туман над болотистым водоёмом. Крадётся и всегда застигает врасплох. Изуку посмотрел на мужчину, который всё ещё ждал продолжения его фразы, и замер, на секунду любуясь видом. Силуэт Бакуго, обрамлённый золотым сиянием восходящего солнца, казался единственным оазисом тепла в этой замёрзшей картине. Вокруг всё покрылось морозом, льдом и даже трещинами, и только он стоял как тёплое солнышко, плавя всё рядом стоящее. Плавя его. До этого Мидория стоял и смотрел на холодный мегаполис, зная, что такие моменты спокойствия для него — незабываемая роскошь, и всего за момент его отношение к этому переменилось. Да. Здесь было холодно. Но разве рядом не тот, кого можно хотя бы попытаться попросить себя согреть? Даже самые отчаянные устают от вечного холода. — Просто… я не привык, что семейные праздники празднуют семьёй. — тихонечко подходя к блондину, он на пробу аккуратно схватил его за край куртки, широкой и огромной куртки, — Да и прийти на правах друга к вам немного странно, не находишь? — и расстегнув её полностью, встал прямо перед вопросительным лавовым взглядом, замирая и слишком натягивая ткань бедной зимней курточки. Бакуго глянул на это и без вопросов прижал его к себе, обвивая руками так, чтобы приблизить его к себе впритык, а после закрыл за ними куртку. Обнимая чужую талию под своей же курткой, он с удовольствием уткнулся в вишнёвый флёр феромонов, смущённого в своём начале аромата, который Мидория не успел бы скрыть от него, когда они в такой близости. По его инициативе. И проникаясь тихим умиротворением, Катцуки дыханием начал играться с тёмными локонами, которые задрожали под ним, и тихо спросил, склоняясь над ухом: — А может… Может, мы расскажем им, что мы вместе? Они умеют хранить такого рода секреты. — он услышал мычание, что было наполнено сомнением. — …Не знаю. Мне нужно подумать над этим и в целом над твоим предложением. — запрокинув голову назад, Мидория упёрся в колючий подбородок, пальцем тыкая в него и улыбаясь на шершавость едва отросшей щетины, — Но я благодарен ей за приглашение, можешь от меня её обнять. — Она меня пнёт и скажет, чтобы её обнимал лично ты. — фыркнул блондин, подставляясь под нежные ласки прохладных перчаток. — …Теперь моя очередь об этом спрашивать… ха-ха… — Катцуки смотрел, как изумруды увели в сторону, и заинтересованно поднял бровь, — Но что твоя мама любит? Украшения, одежда, парфюм? И отец? Галстуки, запонки, часы, или практическое… станок для бритья? — перечислял Мидория, хмурясь на каждый вариант, будто он был «недостаточно подходящим». — Можешь подарить им просто что-то от души. Они будут счастливы. А по-хорошему, можешь вообще ничего не дарить, — мужчина склонился, утыкаясь в чужую шею и шумно вдыхая, ощущая, как по тёплой коже выступили мурашки, — Но для твоего спокойствия. Моя мама не носит платья, как и отец не смотрит на костюмы. Они любят проводить время дома за просмотром фильмов. — Большой теперь у меня будет полёт фантазии. — слегка напряжённо хихикнул Изуку, косясь на горячее дыхание у шеи, которое сменилось прохладными, короткими поцелуями, — …Мы на улице, Бакуго… — Что ж. — сказал мужчина и накинул на них свой капюшон, продолжая целовать покрасневшую шею, аккуратно поворачивая к себе лицо и переходя на губы. Они опалились и вкусом кокоса, который масляно растёкся по суховатым губам, и запахом пьяной вишни, чей шлейф тянулся с шеи и, кажется, с зоны декольте, куда был нанесён парфюм. Катцуки приблизился ближе, оттягивая и прикусывая губу, чувствуя, что ему отвечают тем же, прикасаясь ладонью к его щеке, приглаживая и выдыхая ему в губы. Мужчина не мог увидеть тот влажный взор, который был обращён на него, но он мог его почувствовать всеми фибрами своей похабной душонки. И прикусив уже собственные губы, отрезвляя себя этим, он сжато и поспешно проговорил: — Может по… — пытаясь быстро что-то придумать, ему подсказали: — Бургеру…? — Мгм. — согласился он. — …Да, давай. — смущённо закончил Изуку, отворачиваясь от него, но во всей красоте демонстрируя свои красные ушки.