Мираж моих воспоминаний

Если рассуждать, не отвлекаясь на эмоции, то им бы стоило вернуться на мероприятие даже несмотря на отсутствие у брюнета желания видеть всех там сидящих, желания есть, и даже желания пить. Но сейчас, отослав подальше Тецу и сделав ему «неоправданный выходной», чтобы он своей вопрошающей мордой не мозолил глаза, омега засомневался в перспективе этого решения, слегка замедляя ход перед входной дверью в основной зал. Там было явно весело, но, не разделяя этого веселья, он получит лишь тоску. Справедливости ради будет сказано, что не то, чтобы это — было чем-то принципиально новым. — Я не устану тебе повторять, что ты не обязан. — стоя рядом с ним, Катцуки сочувствующе положил ладонь ему на плечо, понимая, что ничего большего он под камерами сделать не может. — Я пробыл там всего ничего и сразу же ушёл на… — омега взглянул на знакомые ему наручные часы Бакуго, беря того за руку и разочарованно вскрикнул, — Целых два часа, Дьявол. Если вернёмся, то нужно заранее придумать отмазку, что мы могли делать целых два часа неизвестно где. — отпустив бронзовую руку, он напряг извилины, которые после такого количества стресса просто отказывались работать в обычном режиме. Омега обречённо глянул на Катцуки и увидел там по-настоящему Чеширскую лыбу и прищуренный зырк. И почему в такие неоднозначные моменты в голову лезут похабные мысли, передавшиеся явно от альфы. — Нет. — Я ничего не сказал, мой принц. — пожал мужчина плечами, не утруждаясь тем, чтобы смыть с себя ухмылку. — Ты подумал. — скрестив руки на груди, брюнет всё же выдохнул, действительно начиная склоняться к тому, чтобы попросту уйти отсюда. Ведь внутри его точно никто не ждёт. — Они подумают точно так же. — что ж, стоит признать, что с испорченными и похотливыми глазками этих хихикающих свах — это более вероятный вариант, чем если бы они целомудренно подумали, что они, к примеру, прогуливались. Слух уловило странное, повторное предложение мужчины, чтобы вместо просиживания здешних диванов — всё же поехать к нему и попробовать домашнее крем-брюле, которое, чего греха таить, у самого Мидории получается раз, через раз, по праздникам. На аргумент, что Йору негоже оставлять одного грустного и несчастного, Катцуки сразу же предложил взять собаку с собой, заезжая перед этим к Мидории, дабы забрать сорванца. — Не думаешь, что для сладкого уже слишком поздно? — Ты хочешь лечь пораньше? — сразу же уловив интонацию спросил Катцуки, отдавая себе отчёт в том, что омега с роду не откажется от десерта, — Завтра суббота. Так что ты можешь лечь у меня, если что. — Пожертвуешь мне кровать и будешь спать на диване? — разворачиваясь на носках, Изуку, казалось, уже принял решение, снижая голос, чтобы весь коридор не знал о теме их вечного «шу-шу». Расстроенное мычание покорного несогласия заставило ухмыльнуться. Ну, конечно, блондин планировал лечь с ним, может быть, даже уже начал мечтать, в какой позе они будут спать, но к чёрту его планы, правда. Изуку не знает, сможет ли он сейчас в самом деле куда-то поехать и не расплакаться после, как нытик, на ровном месте, прямо за столом. Но пока он думал, они уже вышли на улицу, одевшись в гардеробной в тёплые пальто. Бушевал настоящий ураган, и в такую погоду единственным желанием у обоих, как ни странно, возникло залезть под одеяло, да и помереть в тепле, оставшись в нём вовеки веков. Они приехали к нему быстро. Отчасти потому, что в снегопады обычные люди сидят дома, и машин значительно меньше. Забрав Йору в охапку и поручив это ответственное задание Бакуго, который упорядочил пса на заднее кресло машины, а также накидав по мелочи вещей, которые гипотетически могут пригодиться, Изуку спокойно умостился на пассажирском переднем, с помощью зеркала намазывая на губы свой бальзам, пока его не прервали: — Ты всё-таки согласен переночевать у меня? — удивлённо вскинул брови мужчина, — Ты взял пижаму и кучу своих штучек. — Ты про уходовую косметику? — закрывая зеркальце и закручивая стик, Мидория распределил продукт губами, — Будешь много разговаривать, я и тебе масочку для лица организую. — он пригрозил блондину пальцем, не видя, как тот прикипел к нему взглядом. Пусть и лишь на несколько секунд. — Я не против, — рассмеялся Бакуго, заводя машину и выезжая с парковки, — Но я думал, что ты до последнего упрямиться будешь. — Я бы и опирался, если бы кое-какие персонажи не испортили мне весь вечер. — пожимая плечами, он увидел вдали нужный дом, — Я могу передумать, так что это, — омега большим пальцем ткнул назад, — на всякий случай. — Не тешишь ты меня надеждами. — наигранно выдохнул мужчина, сворачивая руль. Они замерли, когда в ответ на эту грустную реплику сидящий сзади пёс сочувствующе залаял. — Зато Йору болеет за тебя. — по-доброму усмехнувшись, омега позволил прикрыть себе глаза. Им понадобилось всего ничего, чтобы припарковаться уже у дома Бакуго и выйти на улицу. Взяв в руку надетый поводок, Мидория шумно вздохнул холодный ветер, хмурясь на то изобилие снежинок, которое резво садилось на его кудрявые волосы, делая их едва волнистыми и мокрыми. Так уж повелось, что шапки он не носит. Они у него часто просто валяются в шкафу — на лучшее время, которое никогда не настанет. Катцуки проводил его к своей квартире, впуская первым и с лёгкой забавой следя за тем, как Мидория правдами и неправдами останавливает Йору от преступления пройтись грязными лапами по чистому паркету. Сумев это сделать, омега устало выдохнул, одним движением снимая с себя обувь и с каким-то ожиданием смотря на Бакуго, который улыбнувшись, проговорил: — Чувствуй себя как дома. — и только тогда Изуку смог, кивая, пройти вглубь квартиры с частью вещей, вытерев перед этим хитрые лапы взятым из дома полотенцем. Бакуго же сразу пошёл на кухню, дабы вытащить все нужные ингредиенты из холодильника, попутно рассматривая то, как Мидория, спокойно усевшись на диван, снимает с Йору ошейник. Не хотелось начинать тему о том услышанном разговоре между ним и отцом, или о матери, или о тюрьме. Сейчас Изуку попросту не сможет спокойно всё рассказать. Он всё ещё там. И он не успокоился. Он искусно делает вид, что в его душе тишь да гладь и там снова строятся холодные замки, но там катастрофа. Медленно стекающая вниз — по венам. Она отравляет. Она отрезвляет. Но даже для ядовитых змей — этот яд непосилен. — Может, чаю? — ему ответили согласием, размеренным и тихим тоном, отпуская Йору своевольничать. Встав, Изуку начал расхаживать по квартире. Кажется, его это, в какой-то мере, расслабляло и отвлекало от мыслей. Однако запах вишни отдавал жгучей кислотой. Словно вымоченный в лимоне, он разъедал рецепторы, но убегать от него вовсе не хотелось. Хотелось подойти, успокоить, приголубить да напоить… Может быть не чаем вовсе? «Что, если подогреть ему молока? С мёдом?» — Бакуго не стал говорить о смене предлагаемого напитка. Молоко омега пил, аллергии точно у него быть не могло, иначе капучино бы всегда заказывалось на безлактозном. И, осуществив задуманное, мужчина пригласил возлюбленного на кухню, ставя на барную стойку подогретый прозрачный стакан молока и рядом с ним банку с майским мёдом. На него уставились изумруды, требуя пояснить, почему молочный улун, в самом деле, стал полностью молочным. — Мне кажется, что в такие моменты хочется побыть ребёнком. — мягко пояснял блондин, улыбаясь чему-то своему, — А для меня ощущение детства — это молоко с мёдом. Так что угощайся. — глаза напротив будто заблестели, и омега кивнул, сперва пронизывая их диалог молчанием. Но молчание закончилось очень быстро. — В детстве мне тоже подогревали молоко, когда я болел. Да и просто вечером, в зиму. — пожав плечами, он всё же снял плотный пиджак, кладя его на стул рядом, — Так что это вкус и моего детства тоже. С ним у меня много воспоминаний. А этот молочный привкус я не забуду никогда. — Изуку мечтательно промычал, и Бакуго был рад тому, что попал прямо в точку. — Мне дед любил его давать, когда мы возвращались с рыбалки. Мокрые, холодные. — он смотрел, как чужие плечи расслабились в его компании, — Но с ним было весело. Он служил и у него оттуда было много интересных историй для такого сорванца как я. — Мидория поднял взгляд, облизавшись от молочной пены. — У вас были тёплые отношения. — Он был спокойным, в отличие от моей старухи, и всегда раздавал мне советы. — подтвердил Катцуки, машинально поправляя локон пряди, что падал на бледное от косметики лицо, — Однажды он даже научил меня флиртовать. Изуку закатил глаза и фыркнул на такое заявление, сразу же находя слова, чтобы поддержать этот внезапный игривый настрой. — Надо же. Так вот откуда у тебя такой навык соблазнения. — хмыкнув, Мидория подметил, что молоко действует на него как успокоительное, хотя там явно ничего не могло быть подмешано. — Вы похлеще меня, мой принц. — парировал блондин, подмечая, что напиток в белых перчатках испаряется очень быстро. Вздохнув, брюнет проводил взглядом по стеклянному террариуму, где за ними уже следила пара глаз, лениво поворачивая голову то на него, то на Бакуго, да и плюнув на это дело — Ай заполз обратно в свой домик. Он как будто заразился флегматичностью у самого Мидории. Но отвлечься даже так — не получилось. Омега знал, что этот разговор следует начать, чтобы побыстрее закончить, и знал, что Бакуго просто из вежливости и чувства такта не начинает его первым. Сегодня он полностью облажался. Тешило то, что о таком фееричном провале знали не многие, но даже двое — для него уже много. И ладно Тецу, тому рассказаны детали не будут, да и ему неинтересно. Но Бакуго. Бакуго-Бакуго… Мужчина заслуживал объяснений. Хотя бы потому, что он был там с ним до самого последнего. До ужасно стыдного и недостойного. До его непролитых слёз. — …Прости, что тебе пришлось видеть такое. — всё же осмелился сказать омега, — Я бы не хотел, чтобы ты был свидетелем стольких… — не подобрав слов, он просто продолжил, — одновременно. — Это был мой выбор. — сразу обозначил блондин, сочувствующе говоря, — И я рад, что ты позволил мне быть рядом. Извинения здесь ни к чему, мой принц. Мы не выбираем родителей. — Бакуго услышал, как брюнет хмыкнул, руками закрывая лицо и настолько шумно выдыхая, словно все кандалы мира были повешены лишь на него одного. — Ты прав, но… Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня как на жалкого и проблемного. — потому что он уже давно перерос то время, когда был таковым, — Это бьёт по оставшейся во мне гордости. Хотя не то, чтобы для неё сейчас время. — отпив молока, он тихо рассмеялся, чувствуя, как к его ноге подошёл Йору, начиная тереться о неё мордой. На это хотелось улыбнуться, но, кажется, у него попросту не хваталось сил даже на крохотную усмешку. Всё, что оставалось, — это признать своё бессилие перед жестокой реальностью, в которой он теперь играет главную роль. Пообещав столько сделать, ему стоило теперь уделить ещё больше времени тому, что, не то что денег, даже удовольствия ему не приносит. И отказаться от своих слов, к сожалению, не в его стиле. Но в этом мгновении, когда к нему прижимался тёмный комочек шерсти, он ощутил невидимую нить поддержки, которая словно поблёскивала ему во мраке. И хотя улыбка не всплыла на его устах, в его глазах заиграло что-то похожее на признательность и понимание. Катцуки поддерживающе положил руку на ту, что придерживала тёплую чашу, вкрадчиво объясняя и возвращая к себе тёмные глаза. Словно помрачневшие нефриты, затерянные в песках, они смотрели безучастно, распахиваясь лишь на секунду и мрачнея вновь. — Я не смотрю на тебя так. — Но я знаю, что я выгляжу именно так. — Ты думаешь, что ты так выглядишь со стороны, мой принц. — уточнил альфа, крепче держа пальцы, привставая с места и опираясь на вторую руку, он серьёзно сказал, — А это не всегда совпадает с реальностью. — В общем… — растянув, Изуку, потирая виски, обречённо закончил, — Если у тебя есть вопросы, то я думаю, что могу на них ответить. Смысл было опираться и скрываться, если мужчина уже всё понял? Он сам разрешил ему там присутствовать и теперь ему тянуть эту лямку. И у Катцуки точно есть уйма вопросов на все те слова, которые он ненароком услышал. Объяснять самому у него не было сил, поэтому он просто решил ответить на интересующие мужчину вопросы, а после они оба сделают вид, будто этого разговора и вовсе не было. Было проще написания отчёта. Проще чертежа здания. Проще всего чего угодно. Но когда его переспросили: — …На любые? Изуку засомневался. — Я постараюсь на все, но надеюсь на понимание, если что-то останется без ответа. — парень дал заднюю, хотя обычно не был фанатом такого, но и эта ситуация не была обычной. — Тогда… Как насчёт поговорить о том «Третьем», который тебе не по душе? — вопрос был сам по себе прост, но он вызвал настоящий резонанс в тёмной голове. Изуку был готов поговорить о своей семье, её подноготной, родителях, а у него спрашивают скорее… что-то лично о нём? И казалось, что застывший в ожидании ответа на вопрос Бакуго даже не понимал причины запинки и просто терпеливо ждал. И почему его до сих пор интересует то незавидное прошлое? Словно он пытается его понять и горит желанием выслушать то, что остальные с неуклюжими улыбками избегали, говоря, что «Это не та тема, которую хотелось бы поднимать». Для всех это было чем-то смущающим, неправильным и, может быть, даже стыдливым, а человек перед ним так просто поднял эту тему, словно речь шла о чём-то обыденном. Почему ему стало так приятно и неловко одновременно? — Я думал, ты выберешь мою семью… — недоумённо промямлил омега, глупо хлопая глазами и раздражающе подмечая, что молоко так не вовремя закончилось. «Не стоило его так быстро пить.» — Я нагрею тебе новое, если хочешь. — прошептал улыбчивый мужской баритон, и ему неловко кивнули, передавая чашу и благодаря, — Я присутствовал там, и не то, чтобы я не умел складывать дважды два. Я всё и сам понимаю. Зачем лишний раз ковырять тебе рану. — размышлял вслух Катцуки, ставя на маленький огонь новую порцию и на пробу вдыхая вишню, которая ранее дробила ему внутреннее спокойствие. Она выровнялась. Более того, она стала смущённо-сладкой. Мидории явно польстило то, что ему не будут задавать уйму тяжёлых вопросов, ведь голова так и не перестала гудеть, а лишь робко затихала, когда рой мыслей заглушал спокойный низкий голос. Хотелось даже попросить Катцуки самого рассказать что-то и просто уснуть под размеренный тембр, но это звучало уж слишком неловкой затеей. Так подумал он, Катцуки наверняка был бы только за. — Мне нравится эта твоя сторона. — признался Изуку, посмеиваясь, — Ты прямо сейчас облегчил мне жизнь, так что задавай. Не то, чтобы там есть более пугающие ситуации, чем те, которые я тебе уже рассказал. — брюнет приободрился такой мысли, понимая, что «эдаких» вопросов альфа задать попросту не смог бы, ведь не знал абсолютно ничего, за что можно было бы зацепиться. — Почему ты не любишь вспоминать о себе, как о «Третьем»? — опёршись руками и спиной на столешницу, Бакуго стоял лицом к Мидории и рассуждал, склонив голову набок, — Я думал, говоря Коте тогда поучительные слова, ты был честен. — Оу, так ты об этом. Ну, по правде сказать, мне плевать, каким я там был по счёту. — фыркнул Изуку, смотря, как параллельно с молоком, альфа, разворачиваясь, начинает готовить смесь для десерта, — Цифры мало что меняют, важнее то, что за ними стоит. А там жизнь была не сахар. Осторожно поднявшись, он издали неловко заглянул мужчине за плечо, внимая тому, как правильно делать этот чёртов крем-брюле, который у него становился чем угодно, кроме самого брюле. То будет не доготовлен, то наоборот. Ну нет у него таланта к кондитерскому делу, что поделать. А у мужчины, похоже, был. Но Бакуго его быстро заметил и, усмехнувшись неловкому, «пойманному на горячем» взгляду — призвал кивком головы встать поближе. Тихо гордясь про себя, что Мидория явно учится у него готовке. «Милашка.» — откликнулось мурчащее в груди сердце. Хотелось обнять, но он боится, что если он сейчас поддастся этому искушению, то десерт так и не будет доготовлен. — Чем ты занимался на протяжении дня? — простодушно спросил блондин, размешивая ложкой жирные сливки и объясняя омеге под шумок, почему нужно брать именно жирные. — Работа, еда, работа, еда, встреча со своими, — хотелось добавить про Акиро, но он придавил себе язык, — и сон. «Если так подумать, ничего особо не поменялось.» — он утаил довольно весомую часть своего расписания. Сейчас было неподходящее время рассказывать блондину о ребёнке, который его никаким боком не касается. Когда-то придётся, разумеется, но до этого эпизода ещё достаточно времени, чтобы он морально просто подготовился к тому, что после выложенной информации — альфа справедливо может захотеть расстаться с ним и уйти. Что бы кто ни говорил, но воспитывать чужого ребёнка, да даже просто смириться с тем фактом, что у твоей второй половинки уже на попечении есть маленький мальчик — сложно. Это отталкивает и, наверняка, Катцуки не исключение. Это ответственность, которую некоторые за своих детей принимать не хотят, так что о призрачной надежде на обратную от ожидаемой реакции — не стоит даже упоминать. Возможно, эгоистично вот так утаивать от мужчины столь важную информацию, но он ещё совсем чуть-чуть хочет побыть любимым. А потом… будь что будет. — Свои — это Сумато, Боб, Тецу и Брайн? — с мыслей и размеренным стуком ложки, Мидорию выдернули из спокойной мелодии кухни, и он удивлённо повернулся к спокойному лику: — Ты… Откуда взял эти имена? А. — осенило его и он, прищёлкнув языком, закатил глаза, — Небось Тецу распатякал уже всё, что только можно, м? Дьявол, почему меня окружают такие балаболы и кретины. — иногда ему казалось, что только у него язык не помело. — Он рассказал очень вкратце, и я решил уточнить у тебя. — объяснив, мужчина снял с огня молоко, добавляя мёда ровно столько же, сколько перед этим в прошлую чашу добавлял Изуку, — Держи. — Спасибо. — приняв напиток и размешав, Изуку зыркнул на сдерживающееся от прямого интервью лицо, выдыхая и игриво пиная плечом Бакуго, — Слушай, я же вижу, тебя что-то тревожит, выкладывай. Я умею работать с прямыми неприятными вопросами. — даже как-то гордясь этим фактом, Мидория следил, как в другую миску на столе добавляются желтки, сахар и сахарная пудра. — У меня много вопросов. — неопределённо задумался блондин, выдавая, — Например, карцер. Ты часто там был, верно? — с каким-то сочувственно-понимающим взором он взглянул в лесную Амазонку. — Приходилось. — отвёл глаза омега. — Очевидно, тебе не нравилось? — Зимой холодно жуть. — признался он и поёжился от воспоминаний о тех тонких одеялах, в которых он умудрялся сохранять тепло, чтобы не окоченеть окончательно, ибо «теплее этого — нет». — Но ты возвращался туда. — К чему ты клонишь? — подняв бровь, Мидория напрягся, нахмурено наблюдая, как Катцуки взбивает всё и разливает по стеклянным формам. — Возможно… — альфа замялся, думая, что он вновь заходит слишком далеко, но понимая, что назад пути уже нет, — Ты просто чувствовал себя там в большей безопасности и поэтому так бежал туда при первой возможности? — перед тем как открыть духовку, Катцуки опустил взгляд на отвернувшее от него лицо. Мидория же кусал губу. Было в этом вопросе что-то чересчур личное и пронзающее. Пробирало до трещин на костях. Никто ранее не задавался этим вопросом, всем, казалось, было неинтересно, почему он так поступает. Почему берёт вину на себя, прикрывая всем спины, и просто считали его «мужиком» и «красавой», и вопреки ожиданиям — начали за это уважать. А ему было даже в милость, что никто не задавал таких животрепещущих вопросов. Не интересовался им. Не трогал. Не говорил. Не считал нужным это делать. Мидория был серой массой. С самым тёмным серым цветом из всех. Он был павлином с яркими, но скрытыми перьями. А сейчас кому-то стало интересно? Да ещё и тому, кто крайне далёк от этой темы. Такими вопросами Бакуго до сих пор потрошит его душу, словно та — тряпичная кукла. Серьёзно, этот мужчина — его благословение или наказание? Что если отец прав насчёт того, что не стоит открываться полностью? Кто знает, когда настанет конец их благочестивых отношений. Не хотелось бы такие воспоминания портить потом ссорами о молчании. — …Меня пугает то, насколько проницательно ты можешь думать. — честно признавшись, брюнет обречённо выдохнул, разворачиваясь и кивая, — Ты прав. Пропади оно пропадом, если он опять ошибся, выбирая себе партнёра. В конце концов, на эту долю он всегда был неудачлив. И раз в этот раз судьба тоже решит сшутить с ним жестокий роман, то, возможно, он попросту для них не создан? Всегда какая-то сфера жизни хромает. В особенности у таких закоренелых людей, как он. Хорош он только в работе, в межличностных отношениях такого рода — он не был силён никогда. — Тогда отношения… — мужчина чувствовал некий укол стыда за такие вопросы, но после разговора с телохранителем ему стало это интересно, — Как вообще у вас было устроено всё это? — Ты про «крышевание» и секс? — выгнул бровь Изуку, пока Бакуго заинтересованно кивнул, — Ну, омеги выбирали себе кого посильнее да поавторитетнее, спали с ним, и тот становился их «стеной от бед и несчастий», но по факту такие парочки распадались очень быстро. — пожимая плечи, Изуку проследил, как тесто отправляется в духовку, и, развернувшись, упёрся ягодицами о тумбу, — То альфу попустят, и омега сразу найдёт замену, то ухажёр на следующий же день будет замечен с кем-то в сцепке. Короче, та ещё Санта-Барбара. — махнув рукой и скрестив руки, Мидория выглядел в какой-то мере раздражённым этим. Мужчина внимательно вникал, для себя выделяя, что сейчас Мидория вёл себя значительно раскованнее, не особо подбирая слова, как он это делал обычно. Его телохранитель разговаривал с ним так же, когда речь заходила о зоне. Тема тюрьмы всегда вытягивала Мидорию из «профессионально-вежливого сленга», коим он пользовался даже с родными людьми. Без намёка на простодушную открытость даже в личных разговорах. Он всегда был, словно с иголочки. Из-за этого время от времени казалось, что он всегда держится на приличном расстоянии от людей, выстраивая между собой и ними стену из «рабочей этики». Но сейчас она была с треском разрушена в пыль. И значит ли это, что он может спрашивать дальше? — У тебя была такая «крыша»? — Я сам крышевал всю омежью зону, Бакуго. — уточнил Изуку, смотря куда-то прямо холодным взором, — Ни один чудик, там сидевший, был недостоин даже взгляда в свою сторону. Они были отмороженные. — прищёлкнул он языком, корчась в омерзении, но после с выдохом пожимая плечами, — Но возле меня часто рисовали кого-то рядом. — Рисовали? — Ну, знаешь… Сводили с кем-то за глаза…? Не знаю, как правильнее это назвать… — замялся омега, вспоминая то название, которое он так и не запомнил, — По мнению большинства, я спал со всеми сразу. Поэтому был такой крутой. — смех вышел искренним, его всегда забавляло то, как люди жаждут вписать его в рамки своего вымышленного мира, если тот там слишком выделялся, — Плоское мышление, но слишком закоренелое, чтобы его менять. — Но, справедливости ради, разве не удобнее иметь такую «крышу»? Ты сознательно от неё отказался? — омега с лёгким удивлением взглянул на пытливые лавовые озёра, что словно знали ответ, но хотели убедиться, что правы в своих размышлениях. — Я даже не рассматривал предложения. — твёрдо ответил брюнет, внутри понимая, что так, вероятно, было бы действительно проще, — Как можно спать с кем-то вроде убийцы только для того, чтобы не достаться ворам? Это же бред сивой кобылы. — ткнув ногтем в чужое плечо, он с прикрытыми глазами усмехнулся, — Не думаю, что ты бы смог на такое пойти. Вот и я не стал. — пожимание плеч, и до ушей доносится ожидаемое чистосердечное слегка смущённого мужчины. «Так приятно видеть, когда он смущён.» — подумалось Изуку, и он чуть посмеялся, прикрывая рот ладонью. — Быть честным, твой телохранитель мне рассказал, что за тобой бегали все, кто верил в свои ничтожные потуги. — скрестив массивные руки на груди, которые были чуть испачканы в тесте, Катцуки улыбнулся, громко хмыкая и вслушиваясь в то, что Йору, похоже, нашёл себе развлечение в грызении чего-то мягкого. — Я бы сам за собой бегал, если бы мог. — в шутку махнул рукой Изуку, сразу ощетиниваясь, — Шучу. Дьявол, я не настолько самолюбив, но, наверное, таким меня считают со стороны. — Катцуки пододвинулся к нему ближе, оставляя между их плечами всего несколько сантиметров, — Если рассуждать, то все они просто хотели меня трахнуть? Может, перебрать себе в руки омежью зону через меня. — радужки потемнели и, прищёлкнув языком, омега поднял глаза на спокойные гранаты, подсвеченные пониманием, — Альфы, находящиеся там, последовательны в своих стремлениях. — Надо было трахнуть их. — выдал Катцуки, вызывая безудержный смех с лёгкой запинкой. — Пха-ха-ха…! Дьявол, услышал бы тебя кто. — смахивая слёзы с угольных ресниц и чуть размазав тушь, Мидория представил себе лицо этих напыщенных индюков, если бы это могло стать реальностью. — Из-за этих воспоминаний тебе и не нравится то время? Если не принимать в расчёт в целом, что это была тюрьма. — Изуку ощутил, как тёплая ладонь ненавязчиво прокрадывается к нему сзади, приобнимая за талию и поджимая к себе, словно поддерживая. — Не думаю, что это последний раз, когда мы разговариваем с тобой на эту тему. Мне не нравилось быть «Третьим». — продолжая стоять, Изуку непроизвольно дёрнулся на нежные касания, — Тот человек не я. Вынужденный образ, которым я стал, чтобы просто выжить. Пять лет — это маленькая жизнь, знаешь? Это кажется небольшим сроком, но это одна пятая моей жизни. И в ней я был совсем не тем человеком, которым хотел. Которым привык быть. — выдохнув, он глянул в задумчивый, почти как у него самого, взор, — Кто-то знал меня настоящего, но это единицы. Драки, споры, обвинения, поджидания за углом, издевательства, слухи, насмешки, отравления, самоубийства, убийства, подставы… — этого было слишком много, чтобы пересчитать на пальцах обеих рук, а я ведь не назвал всего, — Сколько всего я видел и сделал сам. Как думаешь, что именно из этого списка? — с лёгкой насмешкой спросив, Мидория удивился, когда его, взяв за талию, поставили прямо перед собой, окружая кольцом рук. — Если ты сделал что-то из этого, то вряд ли оттого, что тебе стало скучно. — накренив шею, Бакуго прижал одетое в рубашку тело, приглаживая хлопковую ткань пальцами. «Мне… наверное, всё-таки нравится то, что в твоих глазах — я ни в чём невиновен.» — хмыкнув себе под нос, омега тоскливо увёл глаза вниз, улыбаясь мыслям и обнимая в ответ, — «Довольно приятно всё же ощущать, что тебя не осуждают.» Пальцы игриво заструились по его позвоночнику вверх, пока брюнет ощущал на себе добрый молчаливый взгляд, на удивление, не располагающий к дальнейшим расспросам. За окном, по стеклу которого били снежинки, снова разбушевалась буря, и мурашки невольно захватили его кожу, когда он вспомнил о ненавистном холоде, который сегодня испытал. Но в объятиях было очень тепло. Было жарко. Но самое главное, что ему — было в них спокойнее, чем он мог бы себе вообразить раньше. Покачнувшись, он уткнулся лбом в чужую шею, в зону ключиц, которая была по приятному горячей. Словно молоко, которое он оставил на столе, но обязательно допьёт позже. И к тому же, она — пахла чистым майским мёдом. Словно только с пасеки. Не то, чтобы он был верным поклонником этой сладости, но этот мёд ему нравился безусловно. Словно домашний. Родной. Такой привычный и… такой непоседливый. — Не соблазняй меня своим дыханием, пожалуйста. — донеслось до уха, и Мидория демонстративно фыркнул на это, поднимаясь к неловко поджатым губам. — Мистер Бакуго, я ещё даже ничего не сделал. — Ты нарочно, да? — ответом на это послужил мягкий смех, плавный, словно текущий по коже мёд. Может быть, и сладкий? — Мне просто нравится с тобой вот так стоять. — честно произнёс Изуку, чувствуя, как его поглаживают по давно распушившимся локонам, — Но я могу тебя отпустить, если что. — Вообще-то обнимаю тебя я. — Надо же. Тогда у нас возникла проблема, мистер Бакуго. — играясь этим обращением, Изуку с наслаждением замирал при краснеющих алым пламенем глазах. Альфа сдерживался, то и дело посматривая на губы и, Мидория уверен, что он правильно рассмотрел то желание, которое зажглось в мужчине напротив. То, как он смотрел на него, слушал и молча сглатывал вязкую слюну, но это выходило так громко, что омега всегда заострял внимание на дёрнувшемся кадыке и потешался над неловкими отведёнными радужками. Опустив взгляд ещё ниже, он заприметил подбитый жизнью галстук, который захотелось подравнять и великодушно исполнить чью-то капризную просьбу, озвученную уже очень давно. Приблизившись, он вдохнул мужской парфюм, горячо выдыхая и подмечая псевдонедовольное «м-м-м…». Подтянув узел, Изуку задушевно промолвил спокойным и размеренным полушёпотом, интимно разглаживая костюмную ткань и вискозную белую, слоящуюся под его ногтями, и призывающе демонстрирующую подтянутую грудную клетку: — …Я тебе могу даже показать разницу между мной и «Третьим». — лишь сверившись на секунду с удивлённо-ожидающим лицом, брюнет резко потянул узел галстука вниз. Лицо оказалось прямо перед ним, на уровне его змеиных зрачков, метнувшись взором на губы, он ухмыльнулся, оттягивая ткань бедного украшения ещё дальше и выдыхая теперь прямо в приоткрытые мужские губы. Быстро. Грубо. Он ощущал букетом распалённое в моменте бренди, но делал вид, что не замечает того вскочившего градуса интимности, второй рукой убрав от себя и заломив руку Катцуки. Знание о том, что блондин может выбраться из его хвата в любую секунду — было приглушено, но не забыто. Но слыша, как Бакуго шумно сглотнул в ухмылке — омеге показалось, что уж точно не мужчина будет здесь вырываться. — Ты был такой соблазнительной анакондой с другими альфами? Я начинаю ревновать. — прошептали ему, и он улыбнулся, надменно затрепетав ресницами. — Дьявол, не сворачивай эту демонстрацию в звенящую пошлость. — ответили ему, и Бакуго на сей раз уже попросту не мог сделать вид, что ему не хочется поцеловать эти губы. И он дождался, когда его опустят, закончив демонстрацию лишь для того, чтобы теперь самому её продолжить. И пока омега с ироничной улыбкой посмеивался со всей этой ситуации, смахивая с уголка глаз слезу — он встал перед ним в полной рост, лишь на мгновение ловя распахнутый взгляд, когда его рука потянулась к тёмной макушке. Прижав чужие волосы, Бакуго резко прислонился к тёплым устам, обцеловывая дрожащие и расцветшие в полуулыбке лепестки, языком облизывая горьковатые остатки следа помады, ощущая, как к нему потянулись в ответ. Мокро, жадно. В который раз себе в голове он напомнил, что они не могут далеко заходить. Эти мысли жалили его смертельным ядом, но, прикрыв глаза — он разрубил их все, слушая лишь такие невинные звуки их поцелуев. Катцуки нахмурил брови, прижал тёплое тело ближе, аккуратно намекая на более грубое продолжение их неожиданного вспыхнувшего чувства. Эта борьба была знакома им, словно старый ритуал, повторяющийся снова и снова. Они упивались друг другом без остатка, но на дистанции, где нет места глубокой любви. Разрыв. Они смотрят друг другу в глаза. Нет слов. Нет даже шёпота. И как хищники, утерявшие жертву, они борются за первенство. Вновь. Боже, в который раз? В этой игре на выживание Бакуго всегда готов сдаться без боя, зная, что корону, символизирующую его победу, всё равно поставят на его златовласую голову. Но он предпочитал, чтобы это было сделано демонстративно, с ноткой иронии. Руками в перчатках, пальцы которых специально поставят её набекрень. Ведь именно таким был в его глазах — его возлюбленный, принц его мира. Его личный змей-искуситель. Слюна потекла по шее вниз, блондин подметил это уголком глаза и, прерывая поцелуй, наклонился вниз, слизывая холодную струйку с бледной шеи. Мидория покрылся мурашки, с лёгким торможением смотря на это и сдержанно выдыхая, но всё же протяжно мыча, когда чужие губы остановились на его шее сбоку. Словно они хотели что-то вытереть губами, заставляя кожу неоправданно краснеть. — Что ты делаешь…? — Я хочу увидеть тебя. — лишь ответив, Бакуго попытался смазать тональный крем, понимая уже на половине пути, что он с треском провалился. — Я здесь. Смотри сюда. — взяв мужчину за подбородок, Мидория вновь вовлёк того в поцелуй, неожиданно встречаясь с ещё большей страстью и настойчивостью, словно они оба встречались после долгого расставания. А ведь он думал, что им некуда идти дальше. «Я так понимаю, он всё ещё сдерживается…? Правда, что ли?» — слегка пугала мысль о том, каким альфой может быть Бакуго, если даст по газам в пол. Но, чёрт возьми, не то, чтобы его самого можно считать овечкой. — Ты восхитителен. — в лёгкой одышке произнёс мужчина, напоследок целуя красное лицо в уголок глаза, ощущая чуть солоноватое послевкусие, — Пей молоко, принц мой, а то остынет. И вопреки ожиданиям, Бакуго действительно ослабил хватку и чуть отошёл, подбирая чашку в руки и ожидая, пока Мидория заберёт её у него. Это восхищало и расстраивало одновременно. Ведь сегодня ему хотелось чего-то большего, чего-то более длительного и… интимного? Он никогда не считал себя человеком чувств, тем более наподобие таких, но это наслаждение хотелось оттянуть на подольше, словно в этот момент что-то в его внутреннем мире начало колебаться, невидимым ветром раздувая пламя неизведанных чувств. Ироничным было то, что именно он был тем, кто надел стальной замок на такие проявления нежности в их отношениях. Но именно у него и таится ключ? Не жалуя проявлений какой-либо грубости, брюнет и помыслить себе не мог раньше, что его будет так мутить от обычного проявления власти, что граничила с его собственной. В простом поцелуе. Его не прельщала мысль о том, что кто-то может властвовать над ним и указывать ему, но вместе с тем и беспрекословное послушание было чем-то вроде издевательства. Оно не рассматривалось с точки зрения искренности. И в этом Бакуго, кажется, нашёл баланс. — У тебя тормоза высшего качества? — фыркнув, он уважительно принял едва тёплую чашу. «Почему я чую в этом вопросе разочарование?» — с лёгким замешательством блондин поднял бровь, слегка не понимая, где он мог ошибиться, чтобы попасть на эти рифы? — У меня их просто нет. — признался Катцуки, любовно смотря, как омега отпивает оставленное молоко, — Меня останавливаешь только ты один. — Так ли это…? — это было сказано шёпотом, почти беззвучно, и Изуку был уверен, что альфа не услышал ни слова, и тот сделал вид, что не услышал. Но подумал: «Доказать тебе, что ли…?»