Мираж моих воспоминаний

Всякий раз, как он слышал смену медленной игры пианино, что-то в его сердце отзывалось лёгким шумом, просящим его скосить взгляд сперва на пианиста, который, вопреки его ожиданию, был настоящим мастером своего музыкального искусства и знал достаточно сложных композиций, слушать которые было одно удовольствие. На светских вечерах — в те редкие моменты, когда на них музыку исполняют живые люди — если и играли, то просто для того, чтобы отработать оплаченный вечер, а здесь мужчина, кажется, в действительности и сам получал удовольствие от своей игры. Именно благодаря ему Мидории удавалось не смотреть на того, кто так мило щебетал со своей новой пассией и так часто той улыбался, что на секунду в голову брюнету закрылась мысль, что весь этот милый образ — обыкновенный сюр, не стоящий и гроша. Потому что все эти обольстительные улыбки и мгновенная скука, сменяющие друг друга… Ох, Мидория знал, он мог предсказать, насколько они были фальшивы. Хотя бы то, что его «уважаемый» отец пригласил незнакомую омегу в такое заведение заставляет усмехнуться, потому что это место прямо у борделя — было попросту не создано для романтики. Оно даже для дружеской встречи подходило с натяжкой, и ведь мужчина, откинувшийся на диван, знал об этом получше него. Прямо сказать, оно очень дешёвое для такого, как его отец. Но он ведь такой золотой ребёнок. Как такой, как он, может осуждать своего родителя? Да ни в жизнь. Его ведь всё равно не послушают, даже если он начнёт устраивать скандалы. Проще промолчать. Переждать, когда это закончится само по себе, и просто встать и уйти первым. Да. Встать и уйти. Что ему мешает? Вот его отец целует её руку, а после шепчет на ухо что-то явно непристойное, из-за чего девушка смущается и прячется за рыжими волосами. А после они делают заказ. Как приторно сладко. Его мутит. Его настолько мутит, что, сморщившись в омерзении, он отводит взгляд и от пианиста тоже, ведь если смотреть на последнего, то невольно в глазах отображалось и эти два нереалистичных силуэта. А потому, решив побыстрее закончить с трапезой, он начал есть и пить, зная, что позже — он пожалеет об этом решении, когда алкоголь ударит в голову, и он будет часа два сидеть в своей машине, дабы спирт выветрился из крови. — Изуку, не спеши так, мы ведь только пришли. — улыбнулась шатенка, слегка обеспокоившись тем, что омега так быстро начал есть, словно желая побыстрее уйти от них, — Или так вкусно? — не осознавая, что он хотел бы бежать отсюда без оглядки. Ещё как только увидел это театральное представление «Собор Парижской Богоматери» в реальной жизни. Но брюнет замер, осознавая, что крайне нехарактерно для себя стал жадно глотать еду и запивать её вином так отчаянно, что почти забыл о том, что за столом его знают люди, которые никогда не видели его в таком состоянии. И видеть были не должны. И он осторожно поднял глаза к неловко застывшей с улыбкой девушке. «Забыл про них. Идиот.» — сразу же раскритиковал себя брюнет, понимая, что коль взялся за роль, то доигрывать её следует до конца. Кто бросает выступление до занавеса? Только очень плохой актёр. — Ох, я без ума от столь чудесной готовки. — а потому ему пришлось улыбнуться во все зубы и протянуть, мечтательно закатывая глаза, — Этот кальмар такой мягкий на вкус, что после рабочего дня я не могу удержаться. Уж простите, — и застенчиво посмеяться, улыбаясь губами, но глаза, Бакуго видел, оставались болотными. Ему отнюдь не было смешно. И приятно тоже. Он вообще, складывалось ощущение, что заставлял себя здесь сидеть. Так выглядело это лицо сейчас, и Бакуго прекрасно помнил, как оно же выглядело тогда — в театре. Это две совершенно разные улыбки. Ни капельки не схожих меж собой. Быть честным, он сразу обратил внимание на то, каким равнодушным к ним подошёл Мидория. Тот поздоровался, обменялся любезностями, поддерживал диалог, если его о чём-то спрашивали, но всё остальное время молчал и смотрел в окно, словно находил пейзаж за стеклом куда более интересным, чем то, что обсуждалось за столом. Обсуждалось прекрасно, стоит подметить, даже без его участия. Бакуго невольно подметил то, как все успешно игнорировали его молчание, как бы «не донимая сверх меры своими расспросами и мыслями». И вроде бы для человека, который знатно подустал после многочасового сумасшествия в роли офисного планктона — это должно было быть плюсом, но Мидория ведь умел, прекрасно умел по-настоящему разговаривать, даже после долгого и мучительного дня. Для него это не было проблемой. Отнюдь. Просто сейчас он не хотел? Или просто его внимание было сосредоточено на совершенно ином, и у него не хватало никаких сил так же беззаботно обсуждать поездки за границу, как эти вечные хохотушки в их компании? Среди них он выглядел как сова. Натурально, как она. Ожидающая, когда ночь опустится на лес, чтобы тихо выйти на охоту, быстро поймать мышь и улететь под высью лунного света. И когда высокий голос остановил официанта, отдавая ему свою визитку и попросив: — Передайте этот номер тому мужчине с красными хризантемами на столе. — Бакуго понял, что ошибся насчёт совы. Это был хищный взгляд куда похуже округлого совиного взора, высматривающего себе ужин издалека. Он был сощуренным, улыбчивым, и кивнул, когда официант согласился выполнить милую просьбу и без лишних вопросов оставил кусок твёрдой бумаги на поверхности стола у того, кому она была адресована. И Мидория хмыкнул, когда мужчина, озадаченно оглядывающийся по сторонам, слегка напряжённо сжал записку в руке, явно прочитав не только номер и имя с фамилией на ней, а также и то короткое послание, которое аккуратно напомнило ему о прошлом, тая надежду о том, что он его не забыл за столько лет. «Наберите этот номер, если вдруг вспомните зелёноволосую девушку из цветочной лавки.» — именно эти слова были написаны на заднике карточки, прочитав которые ясно голубые глаза распахнулись, стараясь найти его средь других посетителей, но брюнет был более чем уверен в том, что господин Тошинори не смог бы его узнать сейчас. Хотя бы потому, что он уже давно вырос из того облика ребёнка, которым наверняка запомнился этому человеку. И, почти доев, омега принимается до конца осушить бокал, не успевая это сделать и скашивая взгляд на того, кто, наконец, заметил его и начал направляться в его сторону, видимо, попросив свою сегодняшнюю спутницу подождать, пока он решает «дела семейные». И варианта «проигнорировать» у брюнета не было, а потому, когда до него отцовским голосом, требующим немедленного ответа, донеслось: — J'espère que tu n'as pas oublié ton français? «Надеюсь, ты не забыл французский?» — это вызвало лишь тоскливую усмешку на губах, окрашенных в бордовый. Потому что его так называемый родитель прекрасно знал, что этот язык, даже при всём желании, Мидория забыть бы попросту не смог. — Il est impossible d’oublier ce que vous avez bien appris autrefois. «Невозможно забыть то, что однажды хорошенько выучил.» — поэтому он простодушно пожал плечами, поворачивая голову к бездонным глазам, чтобы в упор спросить у них, — Que voulais-tu, père? «Что вы хотели, отец?» — спросить, чем он удостоился такой чести, что ради разговора с ним его отец сам встал с места и лично подошёл к нему, бросая свою сегодняшнюю любовь? — Ce sont les clés de la maison de vos grands-parents. J'ai pris soin de lui, mais puisque tu es à la maison maintenant, tu le feras toi-même. «Это ключи от дома твоих бабушки и дедушки. Я заботился о нём, но раз теперь ты дома, сделаешь это сам.» — Мидория посмотрел на знакомую вещь, всё так же украшенную винной пробкой, как и раньше, — La maison est meublée comme un chalet d'été. Maintenant, c'est votre préoccupation. Vous les honorez. «Дом обустроен, как дача. Теперь это твоя забота. Ты ведь чтишь их.» — спокойно положенную на поверхность стола рядом с ним и придвинутую к нему невзначай пальцем. — Et maman? «А мама?» — не особо удивившись, спросил омега, беря в руки предмет и пряча его во внутренний карман пиджака. Пусть сейчас она не в стране, но это не значит, что здесь у неё нет своих рук, чтобы позаботиться о некогда родительском доме. — Quel âge as-tu, Izuku? Ta mère n'en a pas besoin.» «Сколько тебе лет, Изуку? Твоей маме это не нужно.» — выдохнул Хизаши и, приветливо улыбнувшись сидящим за столом Изуку людям, поздоровался с ними, но уже переходя на привычный японский, — Il est temps de le comprendre enfin. «Пришло время, наконец, понять.» — и с ним, неловко кивая, поздоровались и сидящие за столом. — …Et «ceci»? «…А «это»?» — взмахнув рукой и взглядом указав на всё ещё ждущую позади рыжеволосую девушку, Мидория посмотрел в эти ониксовые зеницы, — Pendant combien de temps comptez-vous diffamer notre famille par vos actions? «Как долго ты планируешь порочить нашу семью своими действиями?» — которые лишь усмехнулись его пламенной речи, словно он сказал о чём-то невразумительном и невозможном изначально. Его отец всегда смотрел на него именно этим горестным улыбчивым взглядом, когда речь заходила о всех его похождениях, коим омега уже и счёта не вёл. И брюнет никогда не мог толком понять, почему человек, который сам выбрал себе такой путь — всегда смотрит на его подобные вопросы так, словно жалеет о совершённом выборе, при этом продолжая поступать из раза в раз одинаково? Разве это не противоречит самому себе? Коль ты выбрал такой путь, то не смей жаловаться, что тебя он не устраивает, продолжая при этом идти по нему дальше. Так думал брюнет, пока видел, как отец усмехнулся его словам и придыханием спросил, останавливая себя от какого-то неуместного жеста. Словно он хотел погладить его по голове. — Jusqu'à ma mort? «Пока не умру?» — и омега, сколько бы ни пытался, был просто не в силах понять этих слов, как и не понять того, почему его отец никогда не слушает того, что он говорит ему в ответ: — Alors divorcez. «Тогда просто разведись.» — Ouais… je vais divorcer. Certainement. «Ага… Разведусь. Конечно.» — и в итоге уходит обратно, поворачиваясь к нему спиной так, словно этого разговора между ними и не было. Оставляя после себя звенящую тишину, и прорастающую пустоту в теле, которая пульсом забилась где-то в области сердца — там, где лежат переданные ключи с той винной пробкой, в которой запах вина исчез ещё десять лет назад. И Мидория готов был поклясться, что лучше бы сейчас он чувствовал его, чем этот пресловутый чёрный шоколад, забивший его ноздри и от непривычки заставивший сморщиться. Но лишь на мгновение. Чтобы никто больше этого не увидел. Тем временем за окном, прямо около его плеча — вовсю разыгралась стихия, крупно падая осколками на землю и стуча по стеклу огромными каплями дождя, которым он не был рад хотя бы по той маленькой причине, что у него не было с собой зонта, и по той большой причине, что дождю он никогда не был рад. Сырость и вялость, которую оставляет после себя этот чудак — словно долговязый, вечно промокший мужчина — набила ему практически оскомину. Он до жути любил туман, но дождь… дождь любил его отец, который даже сейчас украдкой мечтательно поглядывал на окна, явно наслаждаясь звуком этих капель, и лишь мельком слушая разговор той девушки с который делил стол. Хотя скорее он смотрел на её платье. То ли на фигуру, то ли на фасон, но Мидория бы сказал, что на цвет. Фиолетовый. Он вновь был фиолетовым. «Какой же дурак.» Как хорошо, что до конца его трапезы оставалось совсем немного. Он не говорил про друзей, потому что те ужинали медленно и размеренно и, кажется, чувствовали себя весьма хорошо в компании друг друга. Он говорил про себя, но встрепенулся, когда бордовый взгляд, смотрящий украдкой на него время от времени — вдруг исчез, оправдал это тем, что ему в срочном порядке понадобился зонт. Мужчину никто не стал останавливать, а единственное, что сказал ему Киришима напоследок, что-то вроде: — Зачем тебе зонт, если ты на машине? — но на этот вопрос грубовато ответили, простым «надо» и, оставив деньги за свой заказ, ушли первыми. Мидория смотрел, как высокая фигура в костюме, скрывается где-то между улочек, мокнет под дождём, а потом и вовсе пропадает с поля зрения. И он не заострил на этом особое внимание, решая наоборот воспользоваться этой возможностью, чтобы быстрее уйти. В конце концов, может быть ему тоже понадобится зонт? И когда он оставил деньги за себя и под общее недовольство, сто раз извинившись, вышел из ресторана, то аккуратно застыл пред дождём, который успел превратить асфальт в одну мокрую лужу, и почти намочил носок его остроносой туфли, который он тут же отвёл обратно — под козырёк. — Дьявол, льёт, как из ведра. — выставив руку и изрядно намочив ажур, Мидория нахмурился немому воспоминанию об утренних новостях, которые он посмотрел, — А по прогнозу погоды передавали солнце целый день и лёгкую облачность к вечеру. Нужно как-то теперь до машины дойти и не намокнуть, — и причитая себе под нос, принялся обходить ресторан, аккуратно под козырьком, пуще закутываясь в свой пиджак, — Не хватало заболеть. «Да и, Дьявол, я только машину недавно помыл.» Мидория аккуратно обошёл здание, стараясь, чтобы падающая с навеса вода не намочила его плечо, как вдруг увидел вдалеке идущего к нему прямо навстречу блондина, недавно ушедшего с дружеского ужина по, вроде как, объективным делам и в поиске зонта, и, как думал омега, ушёл с концами. И тут он видит его перед собой. Решив не обращать на Бакуго внимания, ибо мало что тому могло понадобиться, брюнет просто пошёл поближе к парковке, снимая с себя пиджак, чтобы под ним пробежаться до своей машины и сесть хотя бы номинально сухим в кожаный салон. «Уже уходит? Так я как раз вовремя, ха?» — подумал мужчина, смотря на копошившегося Мидорию, всё ещё помня тот хмурый взор зелёных глаз, что уставились куда-то в пол, думая о чём-то своём. В руке Бакуго вертел красный зонт, хлюпая кожаными туфлями по мокрому асфальту. И, ступая ближе к уже готовившемуся выходить под проливной дождь омеге, не позволяя тому ступить и шага — мужчина преградил ему путь от этой сумасшедшей выходки, после которой брюнет наверняка был бы полностью мокрым. На него посмотрели выразительным взглядом и учтиво поздоровались ещё раз, словно не они сейчас сидели в ресторане за одном столе, и посмотрели на зонт, с натянутой улыбкой говоря: — Всё-таки нашёл зонт? — с ним явно не хотели вести сейчас светские беседы, и мужчина ощутил это на себе довольно отчётливо. — Мне повезло урвать последний. — хвастливо произнёс Бакуго, смотря на собеседника сверху вниз, и беззлобно отмечая, — Ты без зонта, как я погляжу. Проводить до машины? — Ох, нет, не стоит. Тут метров десять. — попытались отмахнуться от него, неловко занося одежду над своей головой и держа наготове уже и ключи от машины, — Но спасибо за предложение. — Я настаиваю. Ты промокнешь до нитки. — мужчина сделал шаг ближе, укрывая зонтом тёмную макушку и аккуратно убирая второй рукой тот пиджак, который хотели использовать в роли импровизационного «зонта». Вместо этого он был тут же накинут на плечи. Пока Бакуго наблюдал за сложными эмоциями на бледном лице, что, выдохнув, произнесло: — В таком случае, благодарю. — смиренно кивнув на его помощь и с нескрываемым недовольством смотря на дождь, — Однако я всё-таки думаю, что это лишнее. — но Бакуго не считал свою помощь лишней. — Je pense que nous avons quelque chose à nous dire. «Думаю, нам есть, что сказать друг другу.» — с лёгкой улыбкой произнёс, не желая, чтобы омега тоже считал её таковой. А потому мужчина с лёгкой гордостью смотрел на обескураженное лицо, которое застыло, смотря на него. — Connaissez-vous toujours le français…? «Ты всё-таки знаешь французский язык…?» — неуверенно спросил брюнет, будто что-то ища в глазах цвета пустынного солнца, словно он был не уверен в том, что услышал, и встревожен этим одновременно. Бакуго мог видеть это в этих глазах, мог легко понять, что этим вопросом, специально заданным ему на французском, у него решили проверить уровень французского, явно не веря до конца, что он мог действительно знать этот иностранный язык, который не был распространён в их стране. И мужчина простодушно может согласиться с этим, ведь сам начал учить французский скорее случайно, чем ради какой-то особой цели. Тот просто ему понравился однажды, а теперь служил инструментом, которым он мог заинтересовать брюнета в долгом диалоге только между ними двумя. Когда он вновь сможет увидеть его реакцию. — Comme tu vois. «Как видишь.» — Катцуки пожал плечами и кивнул на дождь, предлагая всё же пройтись до машины, как и было запланировано, — Alors, me tiendras-tu compagnie? «Так ты составишь мне компанию?» — и он всё так же держал зонтик над человеком, что смотрел прямо ему в глаза, будоража своим оттенком глаз, который в тени козырька здания напоминал джунгли. Мидория отвернулся от него, видимо, экстренно обдумывая вопрос, а после выдохнул и посмотрел на него, вновь перейдя на знакомый и родной ему японский. — Я не стану никак комментировать наш разговор с отцом. И я надеюсь, что ты тоже будешь молчать о том, что услышал. — недовольно закатил глаза брюнет, твёрдо ступая вперёд и ощущая, что на него ни разу не упала капля дождя. Надо же, над ним действительно ещё и весьма внимательно несли красный зонт. Он слышал, как ливень стучал по спицам. И проследил за тем, чтобы при этом он не падал на того, кто возвышал над ним край красной ткани. — Я не из тех, кто о подобном кому-то рассказывает. Мне подобное неинтересно. — как можно мягче изъяснился блондин, на что услышал, как омега фыркнул. — Что ж, я этому рад. Но я не думаю, что ты станешь хранить все секреты просто так, верно? — высокий голос вмиг потяжелел, из-за чего по телу Бакуго пронёсся табун мурашек, — Есть какое-то условие? — и увидел, как на него уставился такой же тяжёлый и ожидающий чего угодно взор. И он взглянул на эту сухую волнистую макушку, что была ниже его плеч, и слегка улыбнулся, послушно кивая. Хотя этого Мидория, конечно же, не увидел. На самом деле он не ожидал такого предложения и даже не планировал что-то просить за своё молчание, которое казалось ему скорее просто «человеческой» услугой для человека, который ничего плохого ему не сделал. Но быть честным… мужчина не мог в полной мере вот так отказаться от столь щедрого предложения, а потому, несмотря на отсутствие планов, решил уточнить, пусть и шутливо: — Хочешь, чтобы я поставил условие? — и это прозвучало, как живой интерес. — Живётся проще, когда знаешь, какой суммой нужно платить. — но ответ брюнета показался ему безжизненным и скорее серым, и запал невольно стих, после чего Бакуго тоже опустил плечи, становясь серьёзным. — Я могу тебе предложить безобидную сделку, если тебе так будет проще — прикрыв глаза, произнёс блондин, видя, что они уже подошли к чёрной Феррари, которая вся была облита холодным дождём, — Послушаешь? — Весь во внимании. — равнодушно протянул Мидория и решил повременить с тем, чтобы зайти в машину, вместо этого оборачиваясь к спокойно смотрящему на него мужчине, ожидая, что же он предложит в обмен на своё молчание. Пойдут ли они по классике запрашиваемых у него услуг? К примеру денег или связей? Или, ох, он знает, возможно, договора о чём-то? — Как насчёт того, что я не стану рассказывать никому об этом и последующих подобных разговорах, если… — мужчина глубоко задумался, подбирая подходящие слова, чтобы не оттолкнуть Мидорию от себя, и наклонился к болотным глазам, договаривая, — Если ты дашь мне шанс узнать тебя получше. — и ожидая какой-то яркой реакции, которая на этот раз отобразилась лишь в устремлённых на него глазах. Явно не ожидавших именно такой просьбы. — С чего вдруг? — недовольно вопрошали красные губы, и Бакуго вновь поднял с них взгляд на то остриё ножа, с которым у горла его продолжали спрашивать, — Я думал, что ясно дал понять, что не заинтересован ни в каких отношениях. Лучше давай я тебе заплачу. Сколько? — в итоге же блондин подметил, что этот острый нож был давно затуплен усталостью. Усталостью от однообразия. Какие у них схожие чувства. — Ты говорил, что симпатия не может возникнуть так быстро. — начал блондин, заметив, как легко вздрогнул и напрягся Мидория, слушая его речь, — Так что я подумал, что весьма логичным будет попросить у тебя содействия в том, чтобы мы получше узнали друг друга. — и как на эти глаза легла устрашающая тень, заставляющая сделать шаг назад и эфемерно поднять белый флаг, — Я не говорю сейчас ни о каких… романтических отношениях, Брокколи. Просто узнать друг друга, м? — даже если под этими словами мужчина имел в виду именно то, о чём возразил. — Ты, однако, не скромен. — отчитал омега, внутренне размышляя, что это не такая уж и большая сделка, учитывая, что он получает взамен. Если это будут просто близкие дружеские отношения, как у него с Тецу или Брайном, или с кем-то подобным — то не так уж много ему и стоит сблизиться так ещё с кем-то, тем более с тем, кто сможет быть ему в некотором смысле хорошим подспорьем. Как в работе, так и, возможно, в дружбе? Почему он должен отказываться, если предложение звучит вполне себе адекватно и безобидно? От него ничего не требуют и ему ничего не предлагают, верно ведь? Значит, в этом нет ничего такого уж страшного. Они застоялись под дождём — Мидория подметил это неосознанно и решил не медлить с ответом и не заставлять их двоих ждать его мыслей на этом пронзающем мокром холоде. А потому, ещё раз проверив плечи мужчины и успокоившись, что те не намокли, омега согласился, ставя лишь условие о том, что «ничего выходящего за рамки» быть не может. С этим быстро согласились и пожелали ему хорошего вечера, наблюдая, как в разводах, словно бензина, размылась луна в тех дождевых лужах, в которых остался одиноко стоящий на парковке Бакуго, смотрящий уезжающему автомобилю вслед. — Ничего выходящего за рамки, да? — хмыкнул мужчина, направляясь к своему красному авто, которое тоже знатно намокло и всё ещё намокало под дождём. Зонт был сложен и полностью мокр, однако благодаря ему на Мидории не было ни капли, а значит, свою роль этот недорогой аксессуар, купленный в ближайшем бутике — выполнил. А то, что теперь его салон должен будет просохнуть из-за того, что вся ткань на его спине — потемнела и потяжелела из-за воды, от которой его кожу защищал лишь плотный пиджак — Бакуго успешно проигнорировал. Потому что он вполне себе замечал встревоженные взгляды брюнета, которые тот кидал на его плечи, выискивая на них влагу, и ему льстило, что этот человек, возможно, неосознанно и молча, но заботился о нём. Именно поэтому мужчина сделал так, чтобы его плечи в действительности остались сухими, чего нельзя было сказать о его спине, полностью намокшей от того, что он защищал от порывов дождя низкий силуэт перед собой. И нет, он ничуть не жалеет об этом. Так и прошла неделя после их разговора, и всё это время Бакуго был немного в смятении, вспоминая их диалог. Не то чтобы он как-то особо робел перед брюнетом, но ему было сложно подступиться к нему, хотя он сам предложил эту вполне себе выгодную, на первый взгляд, сделку. Для обеих сторон. И теперь, сидя в свой долгожданный выходной дома, он скучающе листал каналы, в итоге остановившись на какой-то низкосортной мелодраме, что стала отличным фоном для его размышлений. В голове витали целые бури эмоций и мыслей, что не затихали ни на миг, с отчаянным грохотом снося все здравые стены идей. Единственное, что более-менее укладывалось в голове — позвонить и пригласить на ещё одну встречу. Какую-нибудь, вроде театра? Возможно, всё-таки филармония или выставка? Или что ему будет интересно? Бакуго несдержанно подхватил телефон, ловко пальцами выискивая нужным номер и одновременно с этим закрепляя его в самом верху телефонной книжки, на всякий случай. После чего мужчина нажал на вызов, слушая три гудка перед тем, как трубку всё-таки сняли и чётко спросили, перелистывая что-то и явно звуча занято: — Да, я слушаю. Что ты хотел? — хотя в календаре был явно не будний день. Но Бакуго решил не спрашивать об этом и не лезть не в своё дело, вместо этого интересуясь: — Помнишь наш недавний разговор? — и слушая в ответ уверенное согласие, после которого блондин продолжил, — Как насчёт сходить куда-то? Или съездить? — и подметил, нервно наматывая круги по кухне, как по ту сторону провода послышалась странная тишина. — Я хотел съездить на дачу в эти выходные. — ясно намекнули, но, решив, что этого может быть недостаточно, добавили, — Можешь поехать со мной. — предлагая поехать с ним на, судя по всему, ту дачу, о которой тогда между ним и отцом шла речь. Альфа застыл лишь на пару секунд, а после, вспомнив, что он всё ещё на проводе, собрался и быстро согласился на это предложение, спрашивая, нужно ли будет купить какие-нибудь продукты или алкоголь на то время, что они едут, при этом явно пребывая уже в достаточно приподнятом расположении духа, раз он мечтательно стал делать себе рамен. Он был уверен, что с едой брюнету явно понадобится его помощь хотя бы по тому, что огромное количество еды весит приличное количество килограмм. И, ставя чайник, Бакуго услышал задумчивый тон: — Да, планировал прикупить кое-что, — которым ему ответили, растянув последние слова так, будто попутно записывали что-то. И правда. В следующий момент Бакуго опять услышал шелест бумаги. — В таком случае лучше закупиться и поехать на моей машине. — мужчина сразу же решил воспользоваться занятостью этого человека, чтобы выудить из него согласие на свою помощь, — В твою мало что поместится, согласен? — Да, ты прав. — с лёгкой паузой согласился Мидория, после чего, расслабленно выдыхая и, видимо, потягиваясь на месте, зевнул. И почему-то от этого мужчина разомлел. Он невольно представил себе, каким сейчас домашним выглядит брюнет, и лишь загорелся желанием увидеть его в таком образе там — на предложенной даче. И лишь от мысли об этом, когда они попрощались, оговорившись обо всём, его глаза загорелись огнём, а наблюдавший за всей этой картиной Ай демонстративно стукнул хвостиком по стеклу террариума и отполз обратно в домик. Маленький змей любил спать больше жизни, поэтому в основном поддавался соблазну, изредка дозволяя себе понаблюдать за странным хозяином, который мог то глупо улыбаться, то в ярости рвать на себе волосы. «Люди такие странные. Хорошо, что я не человек.» — кажется, именно так думал проказливый змей, вновь засыпая, свернувшись в клубочек. Вскоре пролетело и обсуждённое время, которое всегда исчезало сквозь пальцы так внезапно, что Мидория не успевал считать минувшие календарные дни, ощущая, что он только и делал, что зачёркивал их чёрной ручкой. И вот он снова стоял перед календарём, ставя «крестик» на вчерашней дате, а после слушая, как зазвенел уже ненужный ему будильник, после которого он спустился в подъезд, а после вышел из жилого комплекса, встречая красную Ауди. В утренних, рассветных лучах — она выглядела чарующе закатной. Словно с ней солнце должно было садиться, а не рассветать. «Как там говорил Роберт? На свободе и солнце светит ярче?» — с некой иронией подумал омега, задирая голову к небу и улыбаясь теплоте лучей, здороваясь с Бакуго и садясь в его машину, закрывая за собой дверцу. — Готов? — спросил человек, в котором брюнет не был уверен всё это время, постоянно обдумывая, правильно ли он рассудил, решив пригласить мужчину с собой на такую, бесспорно, неожиданную поездку, оставляя себя одного вдалеке от города с половозрелым альфой. Дело не в том, что он не доверял конкретно Бакуго — вовсе нет. Он в целом был довольно скрупулёзным в плане своей безопасности человеком, который лишний раз проверит все замки и окна, после чего ещё раз закроет их. А сейчас он так глупо сам же подложил себя в возможное логово тигра. Ну хотя бы не льва.