Сага о Зеленом короле

Убийство Люцериса Велариона было встречено Малым советом без особой экспрессии. Советники зеленого короля театрально повздыхали, манерно поспорили меж собой, обсудили возможные сценарии развития событий и в конце концов пришли к выводу, что ничего «страшного» не произошло. Королева Алисента их мнения не разделила, однако нашла в себе силы промолчать и не настраивать против себя большинство присутствующих. Эймонд, который занял прочное место в совете брата, пусть и не обладая в нем правом голоса, от комментариев воздержался. Впрочем, зная его скверный нрав и скорый на гнев характер, никто не собирался задавать ему лишних вопросов. Когда с этой частью было покончено, слово взял великий мейстер Орвиль. С важным выражением неизменно скучного лица, мейстер доложил королю о состоянии его гостьи. Как и предполагал Эйгон, леди Марис не выдержала романтики полетов под проливным дождем и слегла, сраженная лихорадкой. Мейстер заверил, что вылечит девицу в ближайшее время и что ее здоровью не угрожает ничего опасного, однако Эйгон настоятельно посоветовал ему не торопиться и не растрачивать слишком усердно все свое, несомненно, виртуозное мастерство. Болезнь леди Марис сыграла ему на руку, ведь за время, проведенное ею в бессознательном состоянии, он рассчитывал уговорить Дейрона подписаться на этот союз. Как именно? Эйгон еще не знал, но был уверен, что решение найдется. А пока, он велел Орвилю написать длинное письмо лорду Баратеону, в котором следовало самым красноречивым образом расписать всю его признательность и благодарность за поддержку интересов Зеленой партии, а также поделиться небольшим изменением в их договоре. А именно вычеркнутым именем принца Эймонда. Эйгон даже не сомневался в том, что это никоим образом не расстроит такого «любящего» родителя, каким был лорд Боррос. И впрочем, он оказался прав. От перемены имени будущего зятя Штормового Предела воинственный настрой Баратеона не только не потух, но даже разгорелся пламенем более ярким, чем раньше. Такая честь! Сам Дейрон, к слову, от участия в совете отказался, как и от любого лишнего контакта с семьей. В особенности это касалось Алисенты. Их встреча произошла в одном из коридоров Красного замка и закончилась лишь одним коротким, но все же теплым объятьем. Дейрон все еще хранил обиду на мать и не мог простить ее обмана, которым она вынудила его дать обещание. Обещание оставаться рядом со своими братьями и не отворачиваться от них. Обещание хранить их и не допустить самого страшного. Здесь был бы справедливым вопрос, а что было бы, если бы не обещание? Смог бы Дейрон отречься от семьи, от кровных уз, от своего дома и наследия? Позволила бы его совесть отойти в сторону? Он не помнил в каком состоянии вылетел из королевских покоев после «ужина», обернувшегося еще одной позорной страницей в их общей книге жизни. Давление Эйгона, отчужденность и потрясающее хладнокровие Эймонда, убийственная откровенность и жестокость Хелейны оставили на его душе невидимый след от невидимого бича, который, однако, ощущался не хуже настоящего. Боль, неприятие, разочарование и самое страшное, осознание, что они все были правы. Так или иначе, пускай безжалостно и грубо, но правы. Несмотря на свои хвастливые ответы и твердую позицию, в тот вечер Дейрон чувствовал себя отвратительно. Одна часть его сердца гордилась его стойкостью и непоколебимостью, а вторая отчаянно вопила о том, что его жертва напрасна. Еще одним соблазном на его петляющем пути стала леди Лоутер, с которой он интересно проводил время задолго до начала всего этого хаоса. Пронырливая фрейлина матери поджидала его в покоях, а когда с горячей частью воссоединения было покончено, предложила ему бежать из столицы и искать убежище у домов Простора. Точнее, она уже преподнесла ему на блюде помощь своего дома и заверяла в том, что это будет лучшим решением. Так Дейрон спасся бы от зеленого террора брата, не ввязался бы в кровопролитную войну и спал бы спокойно, зная, что его руки остались незапятнанными. Что сказать, леди Розалинд всегда была решительной, когда дело касалось власти и амбиций. Дейрон решительно отказался от подобной крамольной идеи, отметая все возможные пути «спасения». Но что делать дальше? Как совместить несовместимое и как выжить? Дейрон не знал. Он не знал как быть, с кем поговорить и кому доверить душевные метания, которые с каждым днем укреплялись в его сердце. Было совершенно очевидно, что его оборонительная стена трещала по швам. И он лишь ждал дня, когда она рухнет окончательно. Кратковременным спасением от осуждающих взглядов и сжирающих мыслей стали, как ни странно, племянники. Джейхейрис и Джейхейра одновременно завизжали, стоило ему появиться на пороге их покоев. Детская, искренняя любовь растопила лед в его душе, заставив на короткое время забыться и вздохнуть полной грудью. На справедливый вопрос « где он был», Дейрон так и не смог ответить, малодушно сместив внимание детей со своей персоны на роскошные подарки, которыми он был вооружен. Это помогло. Всегда помогало. Наигравшись и пообщавшись вдоволь, близнецы повели незадачливого дядю в покои матери, чтобы познакомить с Мейлором. Дейрон страстно ждал этой встречи, однако последний разговор, в котором они с Хелейной весьма нелестно прошлись по личностям друг друга, сдерживал его. Отчего — то казалось, что сестра не захочет его видеть и тут же прогонит прочь. Или ему этого хотелось?        Хелейна поступила иначе. Улыбнулась ему, как в прежние времена, сделала шаг навстречу, а затем передала маленький, теплый комочек, от которого упоительно пахло молоком, нежностью и чем — то еще, невероятно светлым и добрым. Дейрон принял племянника на руки с величайшей осторожностью и остался крайне впечатлен взором его светлых, по — настоящему таргариенских глаз. Это были невероятные ощущения.        — Вы уже выбрали ему яйцо? — тихо спросил Дейрон, не смея поднимать глаз на Хелейну.        — Нет, — ответила молодая королева. — Было немного не до этого.        — Тогда…ты не против, если я займусь этим вопросом?        — Я была бы счастлива, — Хелейна вновь улыбалась, однако Дейрон этого не видел. Он был полностью во власти Мейлора.        — Возьмешь нас с собой? — робко поинтересовался Джейхейрис.        — Да, — пообещал Дейрон. — Обязательно.              Он сдержал свое слово.        Драконье Логово встречало их удивительной пустотой, несвойственной этому месту. Драконы короля и королевы не возвращались сюда с ночи коронации, оставаясь в городе, на случай нападения с неба, Вхагар уже много лет гнездилась в другом месте из — за своих невероятных размеров, а следовательно, в стенах Логова находились только три дракона. Синяя королева Дейрона — Тессарион, а также драконы близнецов. Первым делом они навестили их.        Шрикос шел седьмой год. Молоденькая драконица цвета яркой бронзы, отличалась любопытством, граничащим с невоспитанностью, если это понятие было применимо к драконам, а при виде своего маленького хозяина, зверь и вовсе утратил способность слышать и слушать команды драконоблюстителей. Джейхейрис, по правде говоря, побаивался драконов, предпочитая любоваться ими издалека, однако, Шрикос была усердна в своем желании прогнать этот страх и наконец сблизиться с будущим наездником. Дейрон всегда находил их «дружбу» прекрасной, видя в этом преимущества связи будущего всадника и дракона, рожденного в колыбели ребенка. Что — то явно происходило в те дни, когда новорожденный Таргариен и пока еще каменный дракончик делили одно пространство. Какие — то невидимые, но очень крепкие нити оплетали эти разумы, соединяли сердца и характеры. Это была, поистине, великая магия, которой они сами были лишены. Ни один из детей Алисенты не получил своего дракона из колыбели. Хелейна летала на столетней Пламенной Мечте, принадлежавшей принцессе Рейне Таргариен, Эймонд, чье яйцо выбрало вечный покой, покорил Вхагар, завоевавшую весь Вестерос, Эйгону приглянулся тогда еще молодой, прекрасный и дикий Солнечный Огонь, а самому Дейрону досталась великолепная Тессарион, чей возраст сложно было назвать почтенным или зрелым, но все же….близнецам, определенно, повезло на порядок больше.        — Через год Шрикос уже сможет поднять вас в небо, мой принц, — седой драконоблюститель мило улыбнулся наследнику, — а пока ей нужно набраться сил и подрасти, — он бросил ей маленький кусочек баранины, которую драконица тут же поджарила и проглотила.        — Какого размера она будет, когда вырастит? — поинтересовался мальчик.        — Сложно сказать, мой принц, — задумчиво протянул мужчина, — драконы растут всю свою жизнь. Однако в том, что она достигнет размеров Пламенной мечты, у меня сомнений нет.        — У мамы большой дракон, — удовлетворенно кивнул принц. — Мой дракон перерастет всех, — прошептала Джейхейра, как завороженная глядя в сторону своего зверя. В ее словах, определенно, была доля истины.        Моргул был полной противоположностью Шрикос. Он был крупнее и сильнее, это превосходство было заметно невооруженным взглядом, а также различались их характеры. Если Шрикос была дружелюбна ко всем людям, которых когда — либо видела, то Моргул вел политику разборчивости: несмотря на молодой возраст, его пламя уже могло нанести серьезный, а порой и смертельный урон. С прискорбием драконоблюстители отмечали, что крутой нрав будет расти вместе с размерами зверя, пока не найдется достаточно твердая рука, способная укротить это буйное пламя, заключенное в столь великолепную оболочку. Кстати об оболочке. Его иссиня — черная чешуя поражала глубиной цвета, а также нагоняла тревожные мысли. Черным был Балерион, непобедимый дракон Завоевателя, сгинувший чуть меньше полувека назад. Черным был Каннибал, бороздящий небеса над Драконьим Камнем, здравствующий и по сей день. Черный был одним из главных цветов дома Таргариен, но, как бы смешно это не звучало, этот же цвет их беспокоил.        — Он особенный! — шепотом воскликнула Джейхейра, едва подавив в себе желание протянуть худую ручку к его пасти. — Ты видел черных драконов, дядя?        — Только одного, — честно ответил Дейрон.        — Он был также красив, как и мой Моргул?        — Скорее нет, чем да, моя принцесса. То было так давно, я и сам был в вашем возрасте и плохо его запомнил.        — Но ты точно запомнишь моего дракона, — девочка счастливо улыбнулась, — он будет одним из самых прекрасных драконов, что летали в небе!        — А как же Солнечный? — лукаво сузил глаза Дейрон.        — Мой любимый цвет черный, — пожала плечами Джейхейра.              Дейрон мысленно усмехнулся, представляя реакцию Эйгона на откровение дочери.        — Моргул сможет поднять всадника в небо, моя принцесса, — проговорил все тот же драконоблюститель позади девочки, — вы могли бы попробовать оседлать его.        — Я попробую, — усердно закивала Джейхейра. — Отец обещал помочь мне, я хочу, чтобы он был рядом.        — Его величество понимает драконов лучше, чем кто — либо другой, — драконоблюститель с охотой польстил королю.        — Мы все поддержим тебя, милая, — Дейрон приобнял племянницу, — только подготовься как следует.              ***        Яйцо, выбранное для Мейлора, цвета зеленого перламутра с серебряными спиралями, было доставлено в Красный замок в тот же вечер. В присутствии всей семьи, Дейрон лично положил драгоценный дар в колыбель ребенка, надеясь, что уже в скором времени яйцо проклюнется. Мейлору, на удивление, пришелся по нраву столь твердый, но столько же и теплый, на ощупь, предмет. Малыш увлеченно рассматривал хаотичные узоры, пока взрослые переглядывались между собой.        Эймонд, ближе всех стоявший к колыбели, смотрел на яйцо с нескрываемым волнением. Все призраки прошлого ожили в его памяти, будоража и заставляя проживать моменты, которые он предпочел бы забыть. Его личная трагедия, связанная с окаменевшим яйцом была сродни агонии, сила которой не становилась слабее спустя столько лет. И, наверное, особой формой мазохизма было то, что он все еще хранил это яйцо. В своих покоях, в секции, именуемой спальней, на бархатной, потайной подставке, заключенной под стеклянный купол. Мертвое драконье яйцо неповторимой красоты, покрытое изумрудными чешуйками, украшенное золотистыми бликами, пустое, безжизненное и холодное. Почти как вся его жизнь. Вернувшись к себе, Эймонд аккуратно снял стеклянный купол и дрожащими пальцами коснулся шершавой поверхности. В сердце ничего не отозвалось, он лишь горько усмехнулся и поставил защитную сферу на место. Это был всего лишь пережиток прошлого, напоминание, просто красивая вещица, предмет интерьера его аскетичной обители. И ничего больше. Как и глаз Люцериса, помещенный в сосуд с остро — пахнущей жидкостью, привезенной из Пентоса. Эймонд бережно задвинул потайную полку и провел по лицу руками. А еще, он вдруг ощутил непоколебимую уверенность в том, что яйцо Мейлора не пробудится.                     

***

      Неделю спустя

       Когда Марис пришла в себя, рядом с ней никого не было. Ослабленная лихорадкой, девушка медленно открыла глаза и окинула комнату затуманенным взглядом. Ее окружало дорогое, незнакомое убранство и судя по слабому свету, пробивающемуся сквозь занавеси и создающему мягкие тени на стенах, за окном был разгар солнечного дня. Она попыталась подняться на локте, но ощутив головокружительную слабость, рухнула обратно, на липкие от пота подушки. Ее голова, по ощущениям, была налита свинцом, тело набито ватой, а чувство реальности было полностью потеряно. Застонав от неприятных ощущений, Марис предприняла вторую попытку и на этот раз, ей удалось кое — как сесть, а в следующее мгновение ухватить дрожащей рукой кувшин с чистой водой, стоявший на низкой тумбе. В этот же момент в покои зашла девушка, чье лицо Марис также не узнала. — Хвала Семерым, вы очнулись! — девица подлетела к ней как ужаленная и вовремя подхватила падающий кувшин. — Как вы себя чувствуете, госпожа? — Я… — Марис с трудом разомкнула ссохшиеся губы, — где я?        — В Красном замке, миледи, — девушка присела на краешек кровати, оглядывая ее сияющими глазами.        — Красный замок? — удивленно переспросила Марис.        Девушка усиленно закивала головой.        — Вестерос, Королевская Гавань, Красный замок, — сообщила она. — Вы гостья его величества, короля Эйгона. Помните свое имя? — Да, — тяжело вздохнула Марис, память которой услужливо подкинула воспоминания, мигом объяснившие происходящее. Выходит, все, что она видела и пережила — это не кошмарный сон, а реальность? Марис едва сдержала при себе крепкое словцо.        — Я сообщу великому мейстеру, — девушка резко поднялась на ноги, очевидно не имея рекомендаций насчет дальнейшего взаимоотношения с леди Баратеон. — Вам что — нибудь нужно?        — Горячая ванна и сменная одежда, — Марис принюхалась к рукаву, источавшему отнюдь не аромат роз и благовоний, — и еще я хочу видеть короля. Это очень срочно!        — Если великий мейстер дозволит, я проведу вас в купальни, — кивнула девушка. — Тоже самое касается и встречи с королем. Не гневайтесь, госпожа, таков порядок.        — Хорошо, — сквозь зубы проговорила Марис.        Надежды, возлагаемые на Орвиля, рухнули, стоило тому пересечь порог ее покоев. Великий мейстер с ходу зафиксировал нездоровый цвет лица своей подопечной, а также какой — то неестественный оттенок белков глаз. Не добавили энтузиазма и дрожащие руки девушки, все еще хранившие в себе отголоски пережитой болезни. Ну а когда дело дошло до легких, хрип которых чуть не оглушил мужчину, был вынесен суровый и не терпящий возражений вердикт: леди Марис должна оставаться в постели как минимум еще несколько дней, хорошо питаться и принимать настойки, строго по часам. За это время к ней не допускались посетители, кроме прислуги и ей самой было запрещено покидать стены этой обители. Пока она думала, как это все пережить, Орвиль вынул из рукава широкой рясы флакон со снадобьем, несколько капель которого развел в воде. Выпив это, Марис вновь провалилась в сон, прерываемый лишь для приема пищи и новой порции лекарства. К концу второй недели, Марис вновь чувствовала себя здоровой и полной сил. Сил для борьбы с участью, которую ей уготовали Семеро и с которой она была категорически не согласна. И для этого ей был необходим союзник в лице молодого короля.              *** — Леди Марис, приветствую вас! — звонкий голос Эйгона раздался за спиной девушки, заставив ее резко обернуться и низко склонить голову. — Счастлив видеть вас в добром здравии!        — Ваше величество, — она выпрямилась и позволила себе тень вежливой улыбки, не сумев вовремя отвести от него оценивающий взгляд.        Сегодня Эйгон выглядел иначе, чем в их первую встречу. Или виной было великолепное дневное освещение, под которым нельзя было скрыть внешних изъянов? Впрочем, у зеленого короля их не наблюдалось. У него было красивое, на ее вкус, лицо, такая же обескровленная, как у Эймонда, кожа, сверкающие, светлые глаза и прямой взгляд, которым он мог скользнуть в душу. А мягкие, волнистые волосы, сочетающие в себе пепельную серость и проблески золотистых прядей, придавали его и без того приятному образу еще больше обаяния. Человек с такой ангельской внешностью просто не мог быть жесток. Он не имел на это права. Холодную внешность идеально дополнял черный, бархатный камзол, с богатой отделкой на рукавах. Разумеется, это был дракон, расшитый золотым бисером, зеленой, шелковой нитью и изумрудным стеклярусом, так выгодно сияющем при свете закатного солнца. Голову короля венчал венец Завоевателя. Лучи преломлялись от квадратных граней крупных рубинов, создавая над головой Эйгона кровавый нимб. Это выглядело красиво и жутко одновременно. Очевидно, что король только освободился от государственных дел и не прерываясь на отдых, решил уделить внимание Марис. Ей это польстило, хоть совесть и уколол взгляд его голодных глаз, когда он посмотрел в сторону слуг, несущих на кухню корзины с персиками.        — Нравлюсь? — нахально спросил Эйгон, заметив, как пристально она разглядывала его с ног до головы.        — Простите, — Марис стушевалась, заливаясь краской, — я задумалась, ваше величество.        — Вы не таким меня представляли, верно? — наседал Эйгон. — Признавайтесь, я ведь видел изумление в ваших глазах. Еще там, в Тронном зале.        — О династии Таргариенов ходит столько слухов, ваше величество, — пробормотала Марис, — вы правы, я представляла вас совершенно иначе.        — И каким же? — Эйгон и не думал униматься, решив развлечь себя после трехчасового приема простого люда и решения их насущных проблем. — Косым, горбатым, хромым?        — Нет, — помотала головой Марис. — Просто…я представляла вас куда жестче и строже, чем вы выглядите. Я совсем не ожидала увидеть столько человеческих чувств на вашем лице. Вы совсем не похожи на тот ужас, которым вас представляют сторонники принцессы Рейниры.        — Значит мне есть куда стремиться. Не желаете пройтись? — Эйгон махнул рукой в сторону садов, удивительно пустых для такого времени суток. — Наверняка вам не пришлись по нраву мрачные стены Красного замка.        — Едва ли Красный замок можно обвинить в мрачности, ваше величество, — справедливо отметила Марис. — Я родилась и выросла в Штормовом Пределе, света в этой обители крайне мало.        — Как вы себя чувствуете? Великий мейстер хорошо о вас заботился? — Эйгон с придиркой осмотрел ее лицо и отметил, что тон ее кожи все еще оставался бледным и болезненным. — Не слишком ли рано вы поднялись с постели?        — Ваше величество, — Марис с натяжкой улыбнулась, выдавая свое напряжение, — я от всего сердца благодарна вам и великому мейстеру. Он был со мной учтив и крайне вежлив.        — Рад это слышать.              Они прошли несколько шагов в абсолютной тишине. Эйгон с непредвзятым интересом смотрел вперед, будто бы впервые видел закат над столицей, а Марис собиралась с мыслями, чтобы перейти к животрепещущей теме, не дающей ей покоя.        — Мое нахождение здесь — ошибка, — девушка шумно выдохнула и смело посмотрела на него в упор, — я этого не хотела.        — И все же вы здесь, — невесело заключил Эйгон. — Я могу задать вам несколько вопросов? — Разумеется.        — На что вы рассчитывали, когда играли с огнем в лице Эймонда, леди Марис? Разве он похож на человека, который спустит даже малейшую дерзость, а в вашем случае оскорбление? Неужели вы совсем не умеете разбираться в людях, раз позволили себе подобное поведение? — Я не могла и представить, что принц драконьей крови окажется так скор на обиды и месть, ваше величество.        — То есть вы не будете отрицать тот факт, что намеренно решили уколоть его гордость и потешиться всласть?        — Принц Эймонд поведал вам о том, что оскорбил меня первым? Меня и мой дом?        — Без причины? На ровном месте? — Это так невероятно? Ваш брат не славится тактичностью.        — Не славится, однако он принц, а не кухаркин сын. Азы этикета и светской беседы ему знакомы, и я уверен, что он не стал бы сквернословить без повода. Вы ничего не хотите мне рассказать?        — Хочу. Однако, вам не понравится то, что я скажу.        — Я верю, что вы сможете уместить свои откровения в рамки приличий, что не позволят ранить мою королевскую гордость.        — Наши истории схожи, — заявила Марис и заметив вопрос в глазах короля, поспешила уточнить: — истории наших семей и жажда наших отцов.        — Этой жаждой страдает каждый, — подметил Эйгон. — Сегодня я видел дюжину мужчин, которым нечего оставить в наследство своим сыновьям, но они безмерно горды тем фактом, что они у них хотя бы есть. — Моя мать ждет ребенка и отец молится богам, чтобы это был мальчик. Отца убивает сама мысль, что он может оставить Штормовые земли под властью моей старшей сестры Кассандры. Моя мать ходит в тягости все время, которое я себя помню и это очень расстраивает меня.        — Вы могли бы открыто сказать, что поддерживаете черную принцессу, — усмехнулся Эйгон.        — Я не поддерживаю черную принцессу, ваше величество, — Марис едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. — Я всего лишь хочу, чтобы вы понимали меня. Ваша история откликается в моем сердце, я сама проживаю нечто схожее. Мои слова и мои действия не были бунтом против вас лично, против династии и против вашей власти. Я понимаю порядок вещей и не собираюсь на что — либо роптать, пока это не касается меня. Принц Эймонд прибыл в наш замок с целью заключения брачного союза и вы лучше, чем кто — либо другой знаете, что стоит за всеми этими красивыми речами. Ваша супруга вела разговор без подводных камней и в ее словах нельзя было отыскать двойной смысл. В тот вечер они прибыли, чтобы купить одну из нас в обмен на войска моего отца.        — И вас расстроило это?        — Меня расстроило то, что я должна была участвовать в том, в чем я участвовать не хотела. Становиться разменной монетой, быть ценным товаром, живым гарантом того, что наш отец не посмеет пойти на попятную. Это не то, о чем я мечтала. Мягко говоря. И я понимаю, что для вас, как для короля и мужчины, мои слова смешны, глупы и нелепы, но это моя правда, это голос моего сердца. Я не старшая дочь дома Баратеон, я никогда не грезила о светской жизни, потраченной на балах и приемах, во мне не было этих амбиций.              «Где — то я уже это слышал» — пронеслось в голове Эйгона, однако вслух он произнес совсем другое: — Леди Марис, мне жаль, но ваша судьба была предрешена с пеленок. Неважно какая вы по счету дочь, важно чья вы дочь и насколько могущественен ваш дом. Рано или поздно, но вы не избежали бы свадебных клятв и тяжести плаща на своих плечах. Плаща с чужим гербом.        — Да, ваше величество, мне это известно. Однако, повторюсь, принц Эймонд и сомнительная честь быть его супругой — не были пределом моих скромных мечтаний. Он мне не понравился с первого взгляда, я его невзлюбила и возненавидела, ибо он носит в себе все черты, которые я презираю. Этот мужчина мне омерзителен и противен.        — Вы любите другого? — с вызовом спросил Эйгон, хоть и знал ответ на этот вопрос. Он вообще все знал о Марис и ее семье, но продолжал свою простую игру. — Да.        — Назовите мне его имя и дом, которому он принадлежит. — Для чего?        — Я устрою ваше счастье, если этот мужчина знатен и достоин вас. Вы были помолвлены или, быть может, давали друг другу обещания? Как долго длятся ваши отношения?        — Несколько лет. — Несколько лет, — наигранно — задумчиво повторил Эйгон. — И за все эти годы вы не получили от него предложения руки и сердца? Мне жаль вас расстраивать, леди Марис, но вы не получите его и впредь. И не мой брат тому причиной.        — Зачем вы играете со мной, ваше величество? Ваш обожаемый брат наверняка рассказал вам о человеке, который занимает мое сердце. О его ранге и низком происхождении, разве нет? — Я хотел услышать это из ваших уст. — Чтобы оценить насколько низко я пала? — Леди Марис, — Эйгон шумно вздохнул, — я сам далек от идеалов и не склонен требовать этого у других. Я не осуждаю вас за чувства к вашему слуге, однако и поощрять их не могу. Мои суждения не вдохнут в вас новую жизнь, уверен, вы и сами пришли к этим неутешительным выводам, однако в силу юного возраста и женской, мечтательной натуры выбрали игнорировать порывы здравого рассудка. Я готов помочь вам вернуться в реальность. Но готовы ли вы?        — Я не желаю обсуждать этот вопрос. Ни с вами, ни с кем — либо еще.        — Знаете, я ненамного старше вас, но все же успел проследить некую закономерность, преследующую каждого из нас на протяжении жизни. Это выбор. Выбор между минутным удовольствием, страстью, острыми ощущениями, забытьем, отсутствием ответственности и сложным решением, принятие которого повлечет за собой множество неприятных последствий, но спасет тебя от краха в будущем. Мне не стыдно признать, что большую часть своей не столь длинной жизни я отдавал предпочтение первому варианту. Потому что это было легче, удобнее и приятнее. Но я был рожден мужчиной, поэтому это не успело сильно испортить мою судьбу. Что же касается вас… Я не знаю на какое будущее вы рассчитывали подле человека, доспех которого стоит дешевле, чем ваш носовой платок, однако вам придется о нем забыть. Ваша судьба — здесь, рядом с короной, в статусе супруги принца из дома Таргариенов. — Вы могли не говорить столько слов, а всего лишь назвать меня пленницей, — Марис кисло усмехнулась, удивляясь тому, как легко она приняла свое поражение. — На пленницах обычно не женятся.        — Я выберу казнь, нежели брак с вашим братом. Я не шучу. — Вдовствующая королева успела побеседовать с вами? — неожиданно спросил Эйгон.              Марис помотала головой. — Прекрасно. Она, будучи матерью, поспешила бы извиниться за поведение своего ребенка и наверняка смогла бы смягчить ваше сердце, поведав об огромном количестве страданий и лишений, выпавших на долю Эймонда.        — Вы собираетесь делать тоже самое?        — О нет. Я не собираюсь оправдывать Эймонда в ваших глазах, ибо понимаю, что это напрасный труд. История нашей вражды с Рейнирой и с ее детьми долгая, тяжелая и полная нюансов, непонятных для людей извне. Я лишь отмечу, что мне искренне жаль, что вам пришлось стать свидетельницей столь, несомненно, жестокой расправы.        — Вы поддерживаете это? — Марис задумалась, боясь услышать ответ. Эйгон был и оставался единственным человеком в этом клятом месте, который внушал ей некое доверие и симпатию. И сейчас, одним словом, он мог так легко разрушить эти мимолетные и совершенно хрупкие чувства.        — Мы существуем по разные стороны, миледи, — Эйгон без изящества ушел от прямого ответа. — Эймонд приблизил неизбежное.        — Ладно, — девушка измученно вздохнула, — это все меня не касается.        — Я бы не был так уверен. Вы ведь не думаете, что я верну вас отцу?        — Я думаю, что вы сдержите данное мне слово. Вы обещали помочь, разве нет?        — У короля Визериса было три сына, — как бы между прочим отметил Эйгон. — Вы знакомы со мной и с Эймондом, но что же насчет третьего брата? — Принц Дейрон? — неуверенно спросила Марис, смутно припоминая имена членов королевской династии. — Что мне с того?        — Я предлагаю вам брак с моим младшим братом, принцем Дейроном, — кивнул Эйгон. — И я полностью уверен в том, что это будет крепкий союз.        — Я похожа на диковинную зверушку? — гневно прошипела Марис, позабыв об образе покорной и тихой девушки, который так долго репетировала перед зеркалом. — Или на военный трофей, который можно передаривать бесчисленному количеству мужчин? Что это значит, ваше величество?! — Дышите, леди Марис, вдох — выдох, — Эйгон спрятал ухмылку, — не забывайте о том, к чему вас привел острый язык в прошлый раз. — Это угроза? Что еще вы мне сможете сделать? Как еще вы решите меня унизить? — лицо Марис вспыхнуло алым цветом, а руки затряслись от негодования. — Унижение? — почти искренне удивился Эйгон. — Хорошенькое дельце! — Принц Эймонд приволок меня сюда как добычу, как подстреленную дичь, он издевался надо мной и угрожал мне, а теперь вы намереваетесь передать меня в руки другого своего брата, будто я какая — то дешевая шлюха! Я не потерплю этого!        — Семеро, откуда у вас такие яркие ассоциации? Добыча, дичь, шлюха…разве я называл вас хоть одним из этих жутких слов? Если вы так хотите остаться невестой Эймонда, я буду только счастлив! Вы хотите? — Нет! — Тогда к чему эти пошлые речи? Принц Дейрон ваш ровестник, он умен, в меру добр и чертовски хорош собой. Любая женщина на вашем месте визжала бы от восторга, если бы перед ней выпал такой шанс. — Это все чуждо для меня. — Да, я помню. Вы не грезили о праздной жизни благородной леди, можете не повторять. Однако между мечтами и реальностью, в вашем случае, нельзя поставить равенство. Что прикажете делать? — Почему вы переиграли это? — неожиданно спросила Марис. — Почему вы решили, что принц Дейрон лучший вариант? — Я помогаю вам.        — Вы помогаете себе, ваше величество. И я хочу знать, почему все обернулось таким образом. Принц Дейрон неугоден вам? Он что — то натворил и вам нужно его наказать? Почему? — Вы не высокого о себе мнения, раз считаете себя наказанием, — усмехнулся Эйгон. — Ваше величество, — настоятельно проговорила Марис, — вы вознамерились играть мной и я хочу знать правила этой игры. Я не глупа и не наивна, я больше не нахожусь под впечатлением чувств, я могу трезво оценивать происходящее. — Эту игру затеяли вы, леди Марис, а я всего лишь пытаюсь все исправить. Вы, наверняка, считаете себя особенной и неповторимой женщиной, чье обаяние и острый язык могут лишить рассудка любого мужчину, однако, как вы успели заметить, это не совсем так. Вы переоценили себя на импровизированном поле боя с Эймондом, вы проиграли и сейчас повторяете старую ошибку.        — Мне казалось, что вы цените честность. — Я не просил вас о честности, мне, признаться, все равно. Все еще не считаете меня недооцененным ужасом? — О честности прошу я вас. — Извольте. Вам не выстоять против меня, вы в моих руках и ваша судьба решится так, как будет угодно мне. Неприятно? Я понимаю, но вы сами уверили меня в том, что понимаете суть вещей. Я свое слово держу, от Эймонда вы избавлены. У вас есть еще какие — либо пожелания? — Что же, я была глупа, поверив вашему обаянию.        — Мне извиниться за свое обаяние?        — Не стоит, это ведь претит королевской натуре. Сначала я восхитилась вашим участием, но сейчас вижу, что все это было планом. Вы пригласили меня в сад, чтобы уродливая тень Железного Трона не давила на меня, но сами остались в короне, чтобы я не смела забывать о том, с кем говорю. Вы изящно указали мне на мое место, ваше величество. Это было хорошо и больно одновременно.        — Теперь я вижу, что у нас действительно много общего, — Эйгону явно понравилось то, как Марис истолковала его действия. Особенно, если учитывать, что она была абсолютно права в своем замечании.        — Вы ошибаетесь, если думаете, что я с этим смирюсь.        — Это целиком и полностью ваше дело. Ваш выбор. Ваша ответственность.        — Что будет, если я соглашусь? — Вы измените свою жизнь. — Думаете, мне понравится жизнь в золотой клетке? — Когда война будет выиграна, я отпущу вас. Я разведу нас по разные стороны и предоставлю шанс на новую жизнь. Правда…я не уверен, что вы захотите терять то, что обретете в нашей семье. Так, мы договорились?              Марис молчала, шумно дыша. Она злилась. Она негодовала. — Хотите назвать меня белобрысой тварью? — мило поинтересовался Эйгон.        — Нет, — прошипела леди Баратеон.        — Контроль! Вот видите, это совсем несложно, — Эйгон удовлетворенно кивнул. — Я буду рад встретиться с вами за ужином, где вы дадите мне свой ответ. — Предпочту отказаться. Я не голодна, — фыркнула Марис.        — Дышите, вдох — выдох, — рассмеялся Эйгон. — Прошу меня простить, я должен идти. Найдете путь обратно?        — Вы настолько в меня не верите?        — Такой настрой нравится мне куда больше, — Эйгон заложил руки за спину и неспеша направился в другую сторону, а Марис все же обозвала его неприличным словом. Все оказалось куда хуже, чем она могла себе представить.       

***

К вечеру погода резко изменилась. Туман окутал город, в душном воздухе повисла плотная пелена, приглушающая звуки и скрывающая очертания зданий. Даже Красный замок, исполином возвышающийся на холме Эйгона, будто канул в беспросветный мрак.        — Можем возвращаться, сир Рикард, — Алисента вышла из Великой Септы с мрачным выражением лица, при этом держась за голову. Она не успела закончить молитву, сраженная очередным приступом мигрени. В последнее время она начала преследовать ее.        — Да, ваше величество, — седой гвардеец засуетился, помогая ей спуститься по лестнице.        — У меня дурные предчувствия, — тихо проговорила Алисента, пока они медленно пересекали площадь. — Усильте охрану в замке и сообщите моему брату, чтобы он был осторожнее.        — Как вам будет угодно, — Торн коротко кивнул. — Что именно вас беспокоит?        — Молчание Рейниры, — честно ответила Алисента. — Я чувствую нечто ужасное, что подобралось к нам, сир Рикард. Я ощущаю это так явственно, как вижу перед собой вас. — Я предприму все необходимые меры, моя королева, — заверил ее Торн. — Уверен, вам не о чем волноваться.        Они подошли к карете и сир Рикард протянул королеве руку, чтобы помочь ей подняться внутрь. Алисента замешкалась, чувствуя спиной чей — то пронзительный, недобрый взгляд. Часть ее боролась, убеждая сохранить достоинство и просто скрыться за спасительными стенами кареты, а часть умоляла повернуться. Через несколько мгновений внутренних перипетий, Алисента все же резко обернулась, безошибочно устремляя взгляд в сторону одинокой фигуры, наблюдавшей за ней у входа в Великую Септу. Лик человека был скрыт, однако это точно был мужчина, высокий и широкоплечий.        — Схватите его! — резко крикнула Алисента и гвардейцы тут же бросились в его сторону, желая как можно скорее исполнить приказ королевы. Фигура в темных одеяниях лишь разочарованно покачала головой, прежде чем скрыться во мраке ночи, стремительно накрывающей столицу. Вместе с густым, непроглядным туманом. Разумеется, найти его так и не удалось. — Будет лучше, если мы вернемся в Красный замок как можно быстрее, — гвардеец бросил на королеву предостерегающий взгляд              Она нервно кивнула.        Вернувшись в замок, Алисента призвала к себе Кристона Коля и поделилась с ним своими опасениями. Лорд — командующий внимательно выслушал доводы королевы и пообещал ей принять все необходимые меры по усилению защиты. Оснований не доверять ему у Алисенты не было. Утомленная головной болью и переживаниями, королева сама не заметила, как впала в глубокий, беспробудный сон.              Время близилось к часу призраков.        В тот вечер Хелейна, по обыкновению, поужинала с близнецами и уложила их спать в своих покоях. Мейлор же, на удивление, вел себя совершенно безобразным образом. Ребенок плакал и капризничал, не реагируя ни на что, что прежде могло его отвлечь и прекратить беспочвенную истерику. Отчаявшись, молодая королева отпустила прочь кормилицу и взяла сына в свою постель. Мейлор затих, однако Хелейна не спешила радоваться. Уложив его перед собой, она мягко поглаживала маленькое личико. Мерный треск поленьев в камине и усталость за бесконечно длинный день сделали свое дело — королева заснула. Ненадолго.              Громкий стук в дверь нарушил хрупкий сон Хелейны. Она вздрогнула и резко села на кровати, запахнув на груди кружева. Мейлор не шелохнулся, продолжая спать. Стук повторился. Хелейна вскочила на ноги и поспешила надеть халат, прежде чем позволить войти ночному гостю. Им оказался… Эррик Каргилл.        — Сир Эррик, — Хелейна нахмурила брови, глядя гвардейцу в глаза. — Что — то случилось?              Он не ответил. Лишь шагнул в сторону, пропустив вперед двух мужчин, одетых в простые одежды крысоловов. Мужчин, в руках которых были мечи.              В тоже время, в другом конце замка короля Эйгона разбудил похожий стук. На его пороге стоял Аррик Каргилл.        — Дела плохи, государь, — заявил гвардеец. — Флот Веларионов перекрыл Глотку. Столица в блокаде.        Эйгон шумно вздохнул, но совсем не удивился.        — Это не все, ваше величество, — Каргилл опустил голову, — в стане Золотых плащей вспыхнул мятеж. В городе начались беспорядки... Какими будут ваши указания?