Сага о Зеленом короле

Зло не может быть ошибкой, оно выше случайностей

Эйгон сидел в покоях близнецов уже добрые два часа. Общался с ними, расспрашивал о всякой чепухе и чувствовал себя лучше. Если вообще возможно чувствовать себя хорошо, находясь в полушаге от жестокой войны. За окном то и дело мелькали золотые крылья Солнечного Огня, парящего над столицей и защищающего мирный народ от внезапного нападения. Эйгон улыбнулся краешками губ, неожиданно воссоздавая в голове забытый образ отца из прошлого. Тот редкий случай, когда Визерис был не скручен пополам от болей, когда его голос лился музыкой, а не напоминал карканье ненавистных Эйгону ворон. Он рассказывал ему о Детях леса — удивительной расе, населявшей Вестерос несколько тысяч лет назад, в век Зари. Об их магии, об их вере в Старых богов, об их чардревах. Особенно сердце маленького принца будоражили предания о необычном даре, оставленном Детьми леса. О ворожбе, которая могла вселять человека в тело любого зверя. Таких умельцев называли варгами, однако любое их упоминание заставляло мейстеров кривиться. Ученые мужи Староместа не верили в подобные сказки, как и не верили в магию, колдовство и дар предсказания. Прошли годы, Эйгон теперь и сам стал отцом, но он не предал наивной детской веры. Или Таргариены действительны были близки к богам, чем к людям? Ведь он чувствовал сердце своего дракона, ток его крови и даже «мысли». Связь с удивительным созданием ощущалась в его теле второй кровеносной системой, оплетавшей все его существо. Она грела. Как и грел светловолосый образ прошлого… Беда была в том, что Эйгон не хотел помнить отца. Ни его лица, ни его голоса, ни его улыбки, однако боги будто бы смеялись над ним, раз за разом заставляя его углубляться в воспоминания. Он не был злодеем в их истории. И это портило его ненависть. Ослабляло. Пробивало бреши в неприступных мысленных стенах. — Он всегда такой хмурый, — голос дочери выдернул Эйгона из круговорота странных мыслей. Джейхейра потрясла погремушкой около лица Мейлора и не получив какой — либо реакции, отбросила игрушку в сторону. — Видишь, отец? — Он еще слишком мал для этого, милая, — со знанием дела заявил Эйгон, сидевший на низкой кушетке с новорожденным сыном в руках. — Нужно немного подождать и вскоре он заинтересуется всем, что будет видеть вокруг себя. Я вам обещаю. — Мы тоже были такими? Эээ, — Джейхейрис задумался, подыскивая подходящее слово, — спокойными? — Не были, — улыбнулся Эйгон, вспоминая не столь далекие времена, когда близнецы лежали в люльках, обмотанные в разноцветные тряпки и соревновались в том, кто кого перекричит. — Вы доставили вашей матери немало хлопот и бессонных ночей. — Мне кажется, что ему грустно, — вздохнула Джейхейра, внимательно всматриваясь в крошечное, детское личико. — Тяжело быть ребенком, не умеющим говорить. — И животным тоже, — важно добавил Джейхейрис. — Котенок леди Басс громко мяукает, несмотря на то, что я каждый день делюсь с ним своим молоком и печеньем. Я не могу понять что с ним не так. — У леди Басс есть котенок? — Эйгон высоко поднял светлые брови, глядя на сына в упор. Джейхейрис на мгновение запнулся, а затем страшно покраснел. Мысль о том, что он сам того не желая, выдал секрет придворной леди привела его в священный ужас. От мимолетного отчаяния принц всплеснул руками и схватился за голову. — Хммм, очень интересно! — с наигранным возмущением воскликнул Эйгон, еле сдерживая хохот от столь чистосердечной реакции сына. — Я правильно понимаю, кот в стенах Красного замка? Без моего разрешения? — В Красном замке так много крыс, — Джейхейрис быстро нашелся с ответом, заметив в глазах отца лукавые смешинки. Он не злился. Он не всерьез. — Чем помешает один маленький котенок? — Действительно ничем, — Эйгон ответил не сразу, изображая сложный мыслительный процесс, — быть может ваши драконы тоже устроятся здесь? — Я была бы рада, — рассмеялась Джейхейра, хлопая в ладоши. — В тебе я не сомневался, моя девочка, — улыбнулся ей Эйгон. — Нет, мне достаточно котенка, — решительно отказался Джейхейрис. — Ты никому не скажешь, папа? Лорд Стронг прогонит его, если узнает. — Я обещаю молчать, если вы не попадетесь лорду Ларису сами, — с серьезным видом проговорил Эйгон. — Даю слово короля. — Даю слово наследника. Мы будем осторожны, — Джейхерис ответил почти идеальным поклоном, а затем пихнул Джейхейру вбок. — Ты тоже дай слово. — Я ненавижу котов, Джейхейрис, — напомнила ему девочка. — Мне это неинтересно. — Дай слово, что никому не расскажешь, — мальчик смешно нахмурил светлые бровки. — Обещаю, — тяжело вздохнула Джейхейра. — Слово наследницы. Наследница. Это слово оказало на Эйгона странное воздействие, мигом стерев с лица беззаботность и добавив строгости взгляду, которым он смотрел на детей. Близнецы ничего не заметили — Джейхейра утащила брата в другую комнату, громко хохоча и предлагая какую — то новую игру, а король с шумным вздохом откинулся на спинку кушетки, крепче прижимая к груди маленький, кружевной сверток. Мейлор смотрел на него глазами — бусинками и от этого чистого, искреннего взгляда Эйгону становилось не по себе. Ему вдруг резко стало неуютно в этих покоях. Неуютно рядом с собственными детьми? Или с женщиной, что все это время стояла позади них, безмолвным стражем? — Леди Алира, вы что — то хотите мне сказать? — Эйгон повернул голову в ее сторону и наткнулся на недобрый взгляд, буравивший его спину уже добрый час. — Говорите, иначе прожжете во мне дыру. — Я не могу понять вас, — она ответила так резко, будто была готова к этому вопросу. — Не могу разгадать какой вы человек на самом деле. — Я приспособленец, — весело усмехнулся Эйгон. — Это я заметила. — Что — то еще? — Вы избегаете королеву, — это было скорее утверждением, нежели вопросом. — Навещаете детей, выбирая моменты, когда ее здесь нет. — Мы с королевой брат и сестра, — пожал плечами Эйгон. — К некоторым вещам сложно привыкнуть, даже если они заложены в твоей крови. Даже если ты Таргариен. Вы не находите наш дом странным? — Все андалы находят ваш дом странным. Прошу прощения, ваше величество, — Алира осеклась, понимая, что ее вопрос был слишком личным, чтобы получить ответ. В особенности от человека, с которым она виделась несколько раз в месяц. Точнее с его спиной. — Дети всегда рады вам. Принцесса особенно ждет новых встреч, — добавила она, чтобы избежать пресловутой неловкости от молчания. — Она привязана ко мне, в то время, как Джейхейрис любит мать куда больше, — отметил Эйгон. — Они близнецы, у них одинаковые черты лица, голос, манеры и даже походка… — Но разные сердца? — Алира закончила его мысль. — Да. И это прекрасно, — Эйгон легко улыбнулся. — Вас что — то беспокоит? Помимо моих детей и заботы о них, за что я вам, кстати, премного благодарен? — Я чувствую себя предательницей, — заявила Алира. — Из — за того, что рассказала вам чужой секрет. — Эймонд мой родной брат, миледи, — пожал плечами король. — Мое знание его слабости не причинит ему вреда. Не корите себя понапрасну. — Вы не побрезговали использовать его слабость, — напомнила девушка. — Я ничего не успел использовать, — возразил Эйгон. — Я всего лишь подтвердил свои догадки. Не тревожьтесь, я не скажу ему о том, что узнал обо всем от вас. Маленькая помощь короне не помешает вашим дальнейшим отношениям. — У нас с принцем нет отношений, — сердито проговорила Алира. — И я рассказала вам это не для того, чтобы вы додумывали то, чего не было. Никогда не было. Я просто беспокоилась за него, вы представить себе не можете, что способна сделать с человеком подобного рода зависимость! — Как вам будет угодно, — легко согласился Эйгон. — И все же, я польщен вашим трепетным отношением к нашему чудовищу. В дверь постучали. Эйгон передал Мейлора в руки леди Кидвелл, а затем велел гвардейцу войти. — Ваше величество, королева и принц вернулись, — доложил Рикард Торн. — Ее милость уже прибыла в замок, его высочество, принц Эймонд задерживается. — Спасибо, — кивнул Эйгон, вновь поворачиваясь к Алире. — Запомните, на чем мы остановились. Я хочу пообщаться с вами вновь. — Ваше величество, — девушка изящно склонила перед ним голову, а король на прощание погладил Мейлора по пухлой щечке. Эйгон уже подошел к двери, прежде чем его взгляд коснулся открытой книги, оставленной на столе. С потрясающе измятыми страницами. Это принадлежало Хелейне, он много раз видел в ее руках необычный переплет и не мог ни с чем его спутать. Эйгон приподнял бровь, удивляясь состоянию старого фолианта. Хелейна никогда не позволяла себе столь вопиющего неуважения к книгам, обращаясь с ними бережно и аккуратно. Одолеваемый интересом, он медленно подошел к столу и расправил пальцами страницу, внимательно вглядываясь в красочный рисунок, на котором было изображено два дракона. Громадный, черный, свирепый против небольшого, светлого, испуганного. Балерион и Ртуть, Мейгор, наследник Завоевателя и Эйгон, сын Эйниса. Неравный бой, чудовищная несправедливость. Увиденное не утолило его любопытства. Эйгон пригладил рукой страницу и закрыл книгу, делая себе мысленную пометку. Нужно было спросить об этом Хелейну. Своды родного замка казались Хелейне враждебными. Ее голова была высоко поднята, плечи расправлены, взгляд устремлен вперед. Каждый шаг был наполнен тяжестью перемешанной с усталостью, однако она стойко держалась, отвечая на приветствия придворных коротким, вежливым кивком Ей хотелось бежать, скрыться от этих взглядов и дать волю чувствам, что сдавливали ее грудь и горло. Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы перестать ощущать это. Снова и снова. — Хелейна! — окрик Эйгона настиг ее в одном из темных коридоров. Крупно вздрогнув, девушка медленно обернулась, сталкиваясь с взглядом его встревоженных глаз. — Ваше величество, — Хелейна кивнула ему в качестве приветствия и тут же отвела взгляд, не позволяя ему понять своего состояния. Эйгон умел это делать, он умел высматривать в ее глазах то, в чем она боялась признаться даже самой себе. Она не была готова к этому. Она еще не смирилась с тем, что увидела. — Вы быстро вернулись. Все в порядке? — Эйгон шагнул ближе, протягивая руку, от которой Хелейна чуть ли не отпрыгнула. Король нахмурился, делая свой взгляд еще пронзительнее. — Эймонд скоро прибудет в замок, — тихо ответила Хелейна. — Спроси у него. — Что случилось с тобой? — с нажимом спросил Эйгон, оглядывая ее мокрые, спутанные волосы. — Почему ты в таком состоянии? — Мне надо идти, Эйгон, — растерянно прошептала Хелейна. — Прошу, позволь мне пройти. Больше они не говорили. Эйгон нехотя, но отошел в сторону и Хелейна сорвалась дальше, по коридору, оставляя после себя запах дыма, дождя и чего — то необъятно темного.

***

— Утром я покажу тебе весь Красный замок, — Эймонд протянул Марис руку, чтобы помочь спешиться с лошади, однако та ее демонстративно проигнорировала. — Ты должна уметь ориентироваться здесь без чужой помощи. — Я не останусь тут надолго, — прошипела девушка, обнимая себя за плечи. Ее тяжелый плащ промок насквозь под ледяным дождем, а лишившись тепла Вхагар, Марис ощущала нестерпимый холод, что буквально замораживал ее изнутри. — Я выпрыгну из окна или вскрою себе вены, но не выйду за тебя замуж. Ты никогда не прикоснешься ко мне. Убийца! Мерзкий убийца! Как же я тебя ненавижу! Я презираю тебя! — Прыгать из окна из — за меня? — Эймонд лишь криво улыбнулся, упиваясь ее искренней злобой. — Да. Ты глупее, чем я думал. — Ты пожалеешь о том, что выбрал меня. Я обещаю, что ты будешь проклинать этот день, — угрозы, срывавшиеся с синюшных губ, никак не хотели сочетаться с ее жалким видом. Голос, охрипший от холода и криков выдавал всю шаткость ее положения. — Я не смирюсь с этим, ты понял? Я сделаю все, чтобы избавиться от тебя! Эймонд засмотрелся на нее, терзаемый странным чувством. Эйфория прошла, его рассудок вновь был холоден, однако злость на нее все еще теплилась в его сердце. Кто же заставил ее страдать? Разве это был он? А может ей стоит винить во всем свой несдержанный характер и длинный язык? Чтобы то ни было, Эймонд не страдал от уколов совести. Быть может, только жалость? Это чувство и вовсе не было ему знакомым. В конце концов, он бы пожалел ее, эту беззащитную, съежившуюся от потрясений, преданную всеми девушку, обязательно пожалел. Если бы умел. — Мой принц, добро пожаловать! — позади них раздался голос стражника, застывшего в поклоне. — Его величество желает видеть вас. Незамедлительно. — Прошу, леди Марис, — Эймонд, в свою очередь, пропустил вперед девушку. Та шла мучительно долго, еле переставляя дрожавшие от холода ноги. Или так на нее действовал страх? Зверь внутри Эймонда лениво заворочался, довольный произведенным эффектом. Они не успели скрыться за дверьми, отвлеченные приветственным рокотом королевского дракона. Солнечный Огонь пролетел совсем низко и Эймонд не смог сдержать лукавой улыбки, а затем и крепкого словца. Все же, дракон брата полностью повторял его мерзкий характер, дурацкое ребячество и беззаботность. Он был его воплощением. Марис увиденное не впечатлило. Она затряслась еще больше и не удержав равновесия, завалилась набок. Истошный женский крик разорвал ленивую безмятежность, прогнав с лиц стражников сон. Марис была в нескольких сантиметрах от пылающего очага, стоявшего у входа в замок заместо факела. А удерживала ее рука Эймонда. Стоило ему разжать пальцы и она упала бы лицом в огонь. Одно движение… Он рывком притянул ее обратно, при этом громко смеясь. — Что такое, леди Марис? Вы ведь планировали полет из окна и кровавую ванну? Или вам хочется повторить судьбу принца Люцериса? — Ты…ты…ты…просто… — Марис захлебнулась от негодования. — Я буду молиться, чтобы огонь пожрал и тебя, Эймонд! Чтобы твое мерзкое лицо истлело, чтобы от тебя осталась горстка пепла! Я застану этот день, клянусь тебе! Эймонд не ответил. Лишь шумно вздохнул, а затем сунул руку в огонь. Марис нервно сглотнула и попятилась назад, видя, как начала плавиться его кожаная перчатка. Пламя взметнулось вверх, облизывая дорогую материю, обнажая белоснежную руку, испещренную крупными венами. С НИМ НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИЛО. Его кожа оставалась целой и невредимой, его кровь мирно текла по сосудам, его улыбка становилась все шире и шире. — Что ты такое? — девичьи губы побелели от ужаса, а зрачки расширились, делая ее глаза практически черными. Убивая яркую синеву. — Твой ночной кошмар, очевидно? — Эймонд выдернул руку из пламени, возвращая своему лицу прежнюю маску. Нечитаемую, непроницаемую, ледяную. — Я не буду с тобой возиться, будешь умна — приживешься, если нет — тебе же хуже. Советую не сомневаться во мне. Шагай за мной. Марис не ответила. Просто не было сил. Она лишь опустила голову ниже и двинулась следом, страстно призывая на голову Таргариенов все известные ей ругательства. Тогда она еще не знала, что на драконьих лордов не действуют андальские проклятия. Они сами становятся проклятием. Эйгон ждал их в Тронном зале в компании матери и десницы. Поведение Хелейны натолкнуло его на разного рода мысли, среди которых не было ни одной положительной. Хелейна отправилась с Эймондом для контроля, она хотела быть уверенна в том, что он не совершит ошибку. И он нашел ее желание разумным, глупо надеясь, что она сможет его остановить. От нападения на столицу? От побега? Теперь король знал, что у его королевы ничего не получилось. Но что именно? Массивные двери открылись с противным скрежетом, являя на пороге Эймонда и леди Баратеон. Увидев на его лице довольную ухмылку, Эйгон и вовсе почувствовал себя дураком. Что, Неведомый побери, произошло?! Эймонд уверенно двинулся вперед, Марис замешкалась, не смея поднять головы. В ее воспаленном воображении, Таргариены были не совсем людьми. Скорее помесью чего — то дикого, необузданного, звериного, облаченной в тиски человеческой шкуры. Бездушные, аморальные, беспринципные иноземцы, чья злая воля подчинила сотни тысяч людей, поработив понятия чести и справедливости. И сейчас она боялась поднять взгляд и увидеть новое чудовище. Ведь узурпатор обязательно будет чудовищем? А их мать будет ядовитой змеей, способной ужалить одним взглядом? Ее начала бить крупная дрожь, усиливающаяся от количества тревожных мыслей. Стоя здесь, в святыне святых, перед Железным Троном, она вновь ощущала страх. Тягучий, липкий, во многом иррациональный, неуправляемый. Эймонд что — то говорил и кажется в его голосе звучала радость. Что это было? Она разобрала лишь слова приветствия и свое имя, прозвучавшее с его уст как ругательство. Марис крепко сжала руку в кулак, чувствуя, как слабость разливается по ее телу, грозясь лишить ее опоры. Ей нельзя было упасть здесь. Ей нельзя было доставить ему такого удовольствия. — Штормовые земли ваши, мой король, — докладывал Эймонд, заложив руки за спину. — Лорд Боррос выбрал правильную сторону, — он демонстративно кивнул в сторону девушки, — леди Марис станет моей женой и частью нашего дома. — Разве вы не должны были договориться о помолвке, мой дорогой внук? — Отто лживо улыбнулся, чувствуя подвох размером с Королевскую Гавань. — Свадьба принца должна пройти соответствующим образом и в этом деле недопустима спешка. В столь сложные времена мы не можем позволить себе беспечности, было бы целесообразней обсудить этот вопрос после войны. — Законы войны суровы, милорд — десница, — ответил Эймонд, — где гарантии, что я ее переживу? Мне не хочется умереть, не познав счастья, а к леди Марис я воспылал любовью, стоило мне ее только увидеть, — в его голосе звучала фальшивая сладость. — Я не хочу ждать. Эта наглая ложь хлестнула Марис ударом невидимого бича. Она встрепенулась и вскинула голову. — Он лжет! — надрывный женский голос вспорол гнетущую атмосферу в Тронном зале. Отчаянное эхо неприятно резануло по слуху. Алисента едва заметно подалась вперед, Марис на уровне инстинктов повернула голову в ее сторону. Их глаза встретились и вместо злобной, коварной, ядовитой змеи, девушка увидела молодую и весьма встревоженную женщину, на лице которой читался явный страх. Страх за действия сына, опасения, нежелание услышать самого худшего. Не мог же Эймонд применить к ней грязную силу? Марис буквально услышала ее мысли и едва заметно покачала головой, не смея ей лгать. Королева выдохнула с заметным облегчением. — Леди Марис, — приятный мужской голос разорвал их зрительный контакт. — Я рад приветствовать вас в стенах Красного замка. Марис мысленно зажмурилась, прежде чем перевести воспаленный взгляд на Железный Трон и столкнуться с ним. И вновь ее накрыло удивление, переходящее в какую — то неконтролируемую истерику. Девушка громко рассмеялась, признавая свое поражение, ведь Эйгон Таргариен оказался всего лишь молодым мужчиной с теплой улыбкой на безмятежном лице. — Леди Марис тяжело перенесла полет, — проговорил Эймонд сквозь зубы. — Ее сознание помутилось от высоты, — он хотел шагнуть к ней, но был остановлен громким окриком короля. — Обуздай порывы души, брат мой! — Эйгон быстро сошел с помоста, на котором стоял Железный Трон и подошел к Марис, успевшей сжаться в болезненный комок только от взгляда Эймонда в свою сторону. — Твоя напористость пугает столь прелестное создание. Это был ее последний шанс. — Ваше величество! — Марис, недолго думая, бросилась к ногам Эйгона, обливаясь жгучими слезами. Впервые на ее памяти она с таким завидным постоянством обдирала колени о каменные плиты, умоляя мужчин о сострадании. Отец предал ее доверие и теперь оставалась последняя надежда. Быть может Зеленый король окажется добрее? — Пощадите меня, прошу вас! Этот человек чудовище и убийца, я не смогу выйти за него замуж! Я выберу казнь, нежели брак с ним! Алисента и Отто поменялись в лицах, стоило им услышать это, однако Эйгон вскинул руку, пресекая все возможные вопросы. Эймонда услышанное не тронуло. Он продолжал стоять прямо, не сводя влюбленного взгляда с опустевшего Железного Трона. Сердце же Марис замедлилось, будто считая, сколько ударов ему осталось, прежде чем его вырвут из ее груди. Отступать было некуда, все мосты оказались сожжены. — Я не смогу связать свою жизнь с таким безжалостным и опасным мужчиной, я не смогу жить, боясь за каждый свой вздох! — рыдала девушка, смешивая страдания с необдуманными, опасными словами. — Он…он…он просто Неведомый в человеческом обличье! Я не смогу, мой король! Я не выдержу этого! — О чем речь? Что ты сделал? — брови Отто нетерпеливо взметнулись вверх. — Эймонд? — Алисента задержала дыхание, боясь услышать ответ. — Миледи, встаньте, каменные полы источают жуткий холод, — в спокойном голосе Эйгона явственно звучали забота и сострадание. Он с отцовской нежностью протянул девушке руку, тут же ощутив при прикосновении лихорадочный жар, успевший распространиться по ее телу. — Расскажите мне обо всем, не смущайтесь и не утаивайте ничего, из того, что вас так расстроило. Вы можете мне доверять. Это окончательно расшатало душевное состояние Марис, обращая ее слезы в настоящую истерику. Девушка до боли вцепилась ногтями в ладонь короля, пытаясь сделать вдох, а Эйгон терпеливо ждал, бережно поглаживая ее вторую руку. Проявляя к ней искреннее участие и сочувствие. — Миледи? — его осторожный вопрос и мягкость голоса окончательно сорвали замки с ее недавно пережитых кошмарных воспоминаний. — Он убил принца Люцериса…прямо на моих глазах…он убил его, он осквернил его тело! — затараторила Марис, не смея поднять головы. — Он…он…говорил мерзкие вещи, он угрожал мне…я…это…просто ужасно, ваше величество! Я…никогда в жизни…не видела…такой…жестокости…я…я…не хотела…я… — Марис захлебнулась в слезах, пряча опухшее лицо на груди короля. — Помогите мне…прошу…помогите…пощадите… Эйгон напрягся, ухватившись за нить недавнего рассуждения. Покои детей, фолиант на столе, смятая страница, рисунок, два дракона, неравные силы, беспощадное убийство, жестокость Мейгора против бессилия Эйгона, месть Эймонда против беззащитного Люцериса… Он понял все. Сочувствие к Марис обросло искренним мотивом. Беззвучно выдохнув, Эйгон слегка приобнял ее, желая переждать приступ истерики, лишившей ее способности членораздельно говорить. Унизанные кольцами пальцы поглаживали мокрые волосы, а губы едва заметно шевелились, наверняка шепча ей на ухо такие необходимые слова утешения. Он всегда умел быть таким. Понимающим, обнадеживающим, спасительным. — Леди Марис, — король бережно отстранил от себя девушку, глядя в ее заплаканные глаза, — очевидно, что вы совершенно выбились из сил. — Ваше величество…прошу, помогите мне… — Вам нужны горячая ванна, сытный ужин и отдых, — Эйгон с сожалением оглядел ее одежду, с которой капала вода. — Мы поговорим завтра, когда вы успокоитесь и придете в себя. Что вы на это скажете? — Я хочу вам верить, мой король, — Марис громко всхлипнула, крепко сжимая своими дрожащими руками горячие пальцы мужчины. — Вы единственный, кто может помочь мне… — И я помогу, — пообещал Эйгон, делая знак гвардейцу у двери. — Сир Мартин, выделите леди Марис покои и приставьте к ней служанок, проследите за тем, чтобы у нашей гостьи было все, что нужно. Также сообщите великому мейстеру Орвилю, пусть осмотрит ее и предпримет все необходимые меры. — Мне не нужен мейстер, — Марис нервно сглотнула. — Вы заболеваете, — возразил Эйгон, смотря в ее раскрасневшееся лицо, — я чувствую ваш лихорадочный жар. Ваша кровь не так горяча, как наша, а несколько часов, проведенных под проливным дождем вредны для любой леди. Великий мейстер не позволит хвори проникнуть глубже, не беспокойтесь. — Да, ваше величество, — Марис покорно опустила голову, не решаясь спорить дальше. Ее зубы вновь застучали. — Здесь вы в безопасности, под моей защитой, — заверил ее король, — ничто и никто не сможет вам навредить, — он выразительно посмотрел на Эймонда и Марис уловила суть его слов. Ее лицо разгладилось, а губы изогнулись в подобии вымученной улыбки. — Теперь ступайте с легким сердцем, утро принесет вам добрые вести, — Эйгон передал девушку в руки Мартина Рейна и дождался, пока за ними закроется дверь. Затем, не сказав и слова, он занял Железный Трон, тем самым вручая дальнейший разговор в руки десницы. — Итак, — могильным голосом заключил Отто Хайтауэр, — ты ничего не хочешь нам рассказать, Эймонд? — Она сказала правду. Я убил бастарда, — Эймонд пожал плечами и этот жест выглядел так по — кощунски равнодушно, что Эйгон не удержался от иронический улыбки. В этом был весь его брат. Творить непотребства и рассказывать о них с такой легкостью, будто бы речь шла о чем — то противно обыденном. Получать наслаждение от вида чьих — либо кишок, намотанных на меч. Возбуждаться от запаха крови. Алисента обреченно сжала руки на груди, а Отто так и остался стоять с открытым ртом. Эйгон же задумался, прислушиваясь к своим ощущениям. Услышанное не всколыхнуло в нем ничего, что можно было бы отнести к страданию. Лишь образ черноволосого мальчишки мелькнул перед глазами, не удержался и мгновения, рассеявшись подобно сизому туману. Возможно, эта новость расстроила бы его прежде. Но теперь? Теперь в его сердце царила пугающая пустота. — Что? — Отто наконец отмер, пытаясь свыкнуться с этой вестью. — Что ты сделал? Что? Эймонд не ответил. Лишь любовно огладил кожаный мешочек, висевший на шее подобно самому лучшему украшению. Алисента была в священном ужасе. Ее беспокойные глаза бегали по Эймонду, пытаясь разглядеть следы преступления, пытаясь рассмотреть в его лице эту бессердечность. И чем дольше она смотрела, тем больше видела в нем черты Деймона. Жестокого, кровожадного, алчного до чужих страданий и воплей ужаса, молодого и горячного, с звериной улыбкой, портящей его аристократичное лицо. Это было злым наваждением. Это не могло быть правдой. Ее сын не мог быть средоточием зла. — Мама, — голос Эймонда выдернул ее из этого сонной прострации. — Я привез тебе дар, — он снял с шеи мешочек и протянул матери с невероятной бережливостью, будто бы там были хрупкие самоцветы. Первое подозрение закралось в голову Алисенты, однако она поспешила прогнать его. Эймонд не мог совершить такое зверство, он не стал бы глумиться над покойником. Ведь не стал бы? Увы, но образ сына в ее голове с каждым его вздохом напоминал изрешеченное, двухцветное полотно. Темные лоскуты вперемешку со светлыми и последних, с каждым мгновением, становилось все меньше. Тьма забирала Эймонда. Даже в мыслях его матери. Алисента замешкалась, ловя на себе взгляды. Настороженный от отца, нетерпеливый от Эймонда. — Смелее, мама, — принц поднес мешочек еще ближе и буквально вложил его в похолодевшие руки. Дрожащие пальцы слегка сжали мягкую материю, подтверждая самые худшие догадки. В кожаном мешке лежало что — то круглое, погруженное в вязкую жидкость. Что — то мерзкое и скользкое. — Просто открой, — прошептал Эймонд. — Одно движение. Это твой подарок. Алисента бросила на него недоверчивый взгляд и подошла ближе к факелу. Дрожащими пальцами она развязала пеньковую тесьму и тут же сморщилась, ощутив терпкий и ни с чем несравнимый запах крови. Задержав дыхание, королева поднесла содержимое мешочка к факелу, а когда увидела, едва не вскрикнула. Вырезанный глаз Люцериса Велариона все это время был у груди Эймонда. — О боги! — Алисента выронила из рук мешочек и резко отвернулась, пытаясь перебороть отвращение и тошноту, поднимающуюся по желудку. Это было так омерзительно. Это было так противно. Это было так больно. Она закусила кулак, сдерживая вопль, рвущийся наружу. Ей было так гадко. Эйгон смотрел на нее в упор с высоты Железного Трона и взгляд его был полон насмешки и злобной иронии. «Смотри, кем ты хотела заменить меня, смотри, во что вырос твой любимый сын» Эйгон не произносил этих слов вслух, но она отчетливо слышала его голос в своей голове. Вне себя от гнева, Алисента обернулась, теперь уже встречаясь взглядом с Эймондом. Кажется, тот понял, что его подарок не пришелся изысканной королеве по вкусу. Как жаль. — Ты совсем спятил, Эймонд? Как ты посмел это сделать? — вскричала Алисента, с остервенением вцепившись в рукав его плаща. — Ты ведь сама желала этого, — ответил Эймонд с самым невинным выражением лица, подбирая мешочек и пряча его в карман. — Помнится, сир Кристон отказался исполнять твой приказ и тогда ты… — он недоговорил, прерванный взмахом ее руки. — Замолчи! — прошипела Алисента. — Нет нужды каждый раз вспоминать события той ужасной ночи, мои воспоминания слишком свежи! — Как тебе будет угодно, мама. Я всего лишь исполнил твое желание, пусть и с опозданием, — выдохнул Эймонд. — Глаз Люцериса Велариона не был пределом моих мечтаний! — Но ты его требовала. — Ты понятия не имеешь, что я пережила в ту ночь! Я сказала это под влиянием чувств и обиды, я была не в себе от гнева и злости, я не контролировала свой разум и язык! Я едва не сошла с ума, увидев тебя в таком состоянии! — Алисента чувствовала, что задыхается. От воспоминаний прошлого и убийственного настоящего. Ее шея тут же покрылась красными пятнами. — Выходит, ты не хотела возмездия? — тихо спросил Эймонд. — Хотела. Но не таким образом, не твоей рукой! Не так! Не так, понимаешь? — голос Алисенты снизился до шепота, зеленые глаза сочились горечью. — Это…это так ужасно, — королева попятилась назад и села прямо на ступеньку перед Железным Троном, не особо заботясь о сохранности чистоты платья. Новое потрясение безжалостно ударило ее под дых. — Эймонд, — позади принца раздался голос десницы, — расскажи мне все. Все без утайки, я хочу знать каждую мелочь. И Эймонд заговорил. С сумасшедшим азартом, с нескрываемым удовольствием, смакуя подробности, рассказывая о чудовищном преступлении, которое совершил. О приеме в Штормовом Пределе, о продажности Борроса Баратеона, о наглости бастарда, посмевшего просить у лорда помощи. Он поведал обо всем, умалчивая лишь о «предательстве» Хелейны, считая это их маленьким, грязным секретом. Однако, правда была в том, что он не хотел делать ее соучастницей. Он не хотел, чтобы ее имя всплывало рядом с ним, ставя их на одну ступень. Ведь не она, а он стал им. Убийцей родича. Богомерзким и отвратительным чудовищем. А может, он был таким всегда? — Люцерис Стронг прибыл в Штормовой Предел с той же миссией, что и я, — флегматично пожал плечами Эймонд, подходя к концу своего повествования. — Мелкий предатель что — то говорил о чести и достоинстве, хотя совершенно непонятно каким образом эти понятия касаются его шлюхи — матери. Он получил то, что заслуживал. — Честь и достоинство для тебя тоже чужды, — в тихом голосе Отто Хайтауэра слышалось вящее разочарование. — Против тебя у юноши не было шансов. Против твоего дракона тем более. Нет благородства в убийстве заведомо слабого соперника, нет доблести в нечестном нападении. — Я отплатил бастарду его же монетой, — Эймонда эти слова не тронули от слова совсем. У него был свой кодекс чести и чьи — то нотации о черном и белом, о морали и прочей святой чепухе туда явно не вписывались. — На Дрифтмарке я не услышал от тебя ничего подобного, дорогой дедушка! Или в твоих правилах чести нападать на безоружного впятером является верхом приличий? — Так вот оно что! — Хайтауэр громко рассмеялся, но в этом смехе не было веселья. Скорее горечь, приправленная инеем из собственных неудач. — Ты зверски растерзал Велариона мстя за ошибку детства? И как? Стало легче? — Я не преследовал месть, — покачал головой Эймонд. — Точнее не только ее. — Тогда расскажи, будь добр, поведай! Зачем ты это сделал, Эймонд? Зачем ты убил его? — Потому что мог? — в таком же тоне спросил принц. — Я захотел и сделал это, другого ответа от меня ждать не стоит. И да, если тебе интересно, я бы не отпустил оттуда живым ни одного из Черных. Кем бы тот ни был. — Безумец! Идиот! Ты лишился одного глаза, так как же ты мог быть так слеп? — праведный гнев Отто Хайтауэра заполнил собой весь Тронный зал. — Немыслимо! Мне жаль трудов, которые я на тебя потратил! — Я никогда не делал того, за что не смог бы ответить. Никогда. Это мое главное правило по жизни, которому я буду следовать вплоть до смерти. Повторюсь, я убил бастарда потому что мог это сделать и я не стану оправдывать себя местью, несправедливостью и прочей банальной чепухой. Я вообще не намерен оправдываться. — Хоть бы сделал вид, что сожалеешь! — Я сожалею, — выдохнул Эймонд. — Я потратил на ублюдка слишком много времени. С едой не играют. — Мальчишка! Глупый, сентиментальный, чувственный мальчишка! — десница махнул на него рукой и отвернулся, не в силах больше наблюдать его самоуверенное лицо. — Кто же знал, что ты так слаб? Кто мог подумать, что ты живешь мечтами о мести? Все эти годы ты лелеял в груди никчемную обиду, ты просто жалок! Эймонд промолчал, стойко держа удар. Сохраняя лицо и остатки достоинства. Алисента медленно поднялась на ноги, пытаясь унять дрожь по всему телу. Сделанного не воротишь и вряд ли ее стенания, злость и сожаления вернут Люцериса к жизни. Она не могла потерять сына. Его доверие, его любовь, его преданность и его сердце. Их обоих: она обернулась, глядя на задумчивый профиль Эйгона, хранившего завидное молчание. Чтобы они не сделали, она никогда не отвернется от них. Никогда. — Это было неизбежно, как бы ни было тяжело в этом признаться. Люцерис Веларион был ребенком, развязавшим войну еще задолго до этих кошмарных дней, — Алисента нарушила тишину, подходя к Эймонду вплотную. — Ребенком, который разделил на до и после мою жизнь. Ребенком, который покалечил моего ребенка, — на этом слове королева сделала особый акцент, закрывая собой Эймонда. Совсем так же, как и десять лет назад на Дрифтмарке. — Мой сын учился жить по — новому, не жалуясь и не показывая никому своих страданий. Никто из нас не может знать, какой огонь горел в его сердце все эти годы. Никто из нас не смеет умалять его боли. Никто, отец. Я не позволю. — Ты поощряешь это, Алисента? По — твоему Люцерис должен был расплатиться жизнью за то, что лишил Эймонда глаза? — Отто резко обернулся, сверля дочь недобрым, колючим взглядом. — Сейчас, на пороге войны? — Он не понес ни малейшего наказания за то, что сделал. Мало того, меня и моих детей втоптали в грязь, защищая шлюху и ее ублюдков. Я не забыла и не простила этого позора. И все же… — И все же? — Видят боги, я не желала смерти принцу Люцерису. Несмотря на свою ненависть, я не хотела, чтобы он пал от руки моего сына. Мне жаль его молодую душу. Однако мне жаль и моего собственного сына. Мне жаль его сердце, все эти годы сгоравшее в огне несправедливости и лишений. Он слишком многое вытерпел, он имел право на удовлетворение, однако…не таким путем. Не так жестоко. Эймонд, ты совершил непоправимую ошибку, — королева резко обернулась, глядя на сына в упор. — Я не знаю, как мы справимся с этим, я не знаю, как мы исправим последствия твоей необдуманной мести. — Неужели я так жалок в твоих глазах? — изумился Эймонд. — Какой же слепой должна быть материнская любовь, чтобы не видеть во мне то, чем я на самом деле являюсь. Ты искренне думаешь, что я убил Люцериса из — за желания мести? Ты думаешь, что я столько лет ждал удобного случая и мечтал об этом перед сном? Ты правда так думаешь или тебе хочется в это верить? — Эймонд, в отличие от многих, я знаю то, через что ты прошел. Я была рядом с тобой в ту кошмарную ночь, я сражалась с Неведомым за место у твоей постели. Я знаю боль, что ты испытал. Продолжал испытывать. Я знаю… — Если бы я был одержим местью, то Стронг не прожил бы столько лет, — Эймонд оборвал ее речь, — я без труда мог бы пробраться на Драконий Камень и убить его потрясающим разнообразием способов. Вы ошибаетесь, думая, что все эти годы меня останавливало Узкое море, разделяющее нас. Я не мальчик, ведомый обидами, мама. Я настоящее чудовище, которое ты так искренне и безмятежно любишь, — его взгляд коснулся ее перебинтованной ладони, скрывающей за слоем ткани страшную рану от валирийского клинка. — Мне жаль. В Тронном зале повисла тишина. Ненадолго. — Вот что! Мы скажем, что это была ошибка. Случайность. Досадная неприятность, — решительно проговорил десница, рассуждая о том, что делать дальше. — Ты не справился с драконом. Все просто. — Что? — Эймонд чуть не подавился воздухом от возмущения. — Я не справился с драконом?! Я? — Да, именно ты, — Отто яростно махнул рукой в его сторону. — Молва о дурном нраве Вхагар росла и ширилась задолго до вашего рождения, ее скверный и неуправляемый характер ни для кого не новость. Ты просто потерял контроль над ней, ты просто не рассчитал своих сил. Это случается, покойный король Визерис часто говорил, что власть Таргариенов над драконами — всего лишь иллюзия. Да, именно так! К тому же ты молод и неопытен, по сравнению с другими всадниками, так что это оправдание вполне может иметь силу… — Визерис всю свою жизнь провел на земле, разлагаясь заживо, — прошипел Эймонд, до глубины души уязвленный услышанными словами. — Он не был драконьим всадником, а единственный полет на полудохлом Балерионе, утратившем свой нрав и силу, не давал ему права рассуждать об иллюзиях! — Это может смягчить ненависть народа, — с нажимом проговорил Хайтауэр. — И мне плевать на условности и нюансы вашего «общения» с этими крылатыми тварями. Ты понял меня, щенок? — Три тысячи шестьсот пятьдесят дней, — Эймонд набрал в легкие воздуха, призывая себя сохранять спокойствие, — десять лет подряд. Десять чертовых лет я поднимался в небо на Вхагар. Я тренировал свое тело, свой разум, свою близость с ней, я ни разу не пренебрег подарком, который мне вручила судьба. Наша связь крепче валирийской стали. Я не мог потерять над ней контроль. Я НЕ МОГ. — Хорошо, — неожиданно согласился Отто, — ты не мог. Но что насчет нее? Вхагар — это зверь. Опасный, смертоносный, непредсказуемый зверь, прошедший через сотню битв. Разве нет? Разве она не могла выйти из себя, устав играть в твои игры? — Драконы обладают разумом, лорд — десница, — Эймонд намеренно сделал акцент на его титуле, не опускаясь до оскорблений. — Их настроение и нравы также переменчивы, как и наши. Людские. Дракон, имеющий всадника никогда не выйдет из — под контроля, как бы ему этого не хотелось. Впрочем, вам никогда не понять этого, а потому не смейте рассуждать о наследии Таргариенов, не смейте вводить людей в заблуждение, сея в мыслях такие глупости. Эйгон спрятал горькую усмешку. Дракон мог выйти из — под контроля. Мог. — Эймонд, никто не сомневается в том… — Алисента ухватилась за эту мысль как за соломинку, брошенному утопающему, однако сын бесцеремонно прервал ее. — Прекрати, мама! То, что я сделал — не было ошибкой. Это было моим искренним желанием. Это был мой выбор. Мой! Вы услышали меня? — Неведомый тебя побери, это убийство, Эймонд! Нападение и убийство без объявления войны! Ты хоть представляешь, чем это обернется? Этой ночью ты похоронил все наши надежды на мирный исход! — Отто Хайтауэру не удалось сохранить остатки терпения. — Дорогой дедушка, ты что — то употребляешь, скажи честно? — Эймонд громко рассмеялся. — Быть может Орвиль перепутал твои настойки? Подскажи, о чем ты думал, когда захватывал трон? Ты представлял, чем это обернется? — он перекривлял тон Хайтауэра. — Доброе утро, ваш сон малость затянулся. — Довольно! — Эйгон, наслушавшись и насмотревшись вдоволь, вскинул руку, привлекая к себе внимание. — Не знал, что вы так неравнодушны к Люцерису Велариону, может еще зажжете свечи за упокой его души? Вот только я понять не могу, откуда взялась эта необъяснимая любовь? — король резко поднялся на ноги и спустился с помоста. — Тошно слушать. — Видимо ты не слишком внимательно слушал, раз не понял всего дерьма, в котором мы оказались благодаря несдержанности Эймонда, — злобно хмыкнул Отто. — Мы из этого дерьма и не выбирались, милорд десница, — подметил Эйгон, закладывая руки за спину. — Не стоит форсировать события. — Вы совершенно не хотите понимать меня! Вы оба! — Прекрати истерику, дедушка. Гневом делу не поможешь. — И что ты намерен делать? — издевательски спросил Хайтауэр. — Как будешь расхлебывать эту проблему? — Это не проблема, — ответил Эйгон. — Признаюсь, я до последнего верил в твой талант, надеясь, что ты сможешь решить вопрос мирно и без лишних потерь. Эта вера теплится во мне и сейчас, однако наивных грез больше не осталось. Рейнира четко обосновала свою позицию и кто мы такие, чтобы ей отказывать? Не стоит делать из случившегося трагедию, мы всего лишь нанесли первый удар. — Мы развязали войну, если быть точнее. — Раньше начнем, быстрее закончим. Или ты как — то иначе представлял ход этой войны? Чтобы усидеть на троне, я должен устранить все препятствия. Это ведь твои слова, дедушка? Не ты ли желал, чтобы я отправил к ним палачей в ту ночь? Люцерис был одним из этих препятствий, теперь его нет, так в чем проблема? Он все равно умер бы, не здесь, так в какой — то другой битве. Разве нет? — Он был отправлен в Штормой Предел как посланник. Не как воин. Это не было сражением в ходе войны. Ты не чувствуешь разницы? — Я чувствую удовлетворение, — выдохнул Эйгон. — От перестановки слов и их формулировок смысл не изменится. В стане врага минус один игрок и это прекрасная новость. Мне плевать на все остальное. — Возможно я ошибся, короновав тебя, — с горечью шепнул Отто. — О, дедушка, твоих ошибок не счесть, — Эйгон театрально вздохнул, не сводя насмешливого взгляда с десницы. — А ведь ты и есть главный виновник всего, что сейчас происходит. — Что ты несешь? — Отто приподнял бровь. — Помнится, это ты предложил моему отцу сделать Рейниру наследницей. Это ты, в попытках уберечь страну от Деймона, сделал ставку на нее. Визерис был ведомым, когда дело касалось его обожаемой дочурки. Это ты подтолкнул его к этому решению. Я не прав? — молодой король очаровательно улыбнулся, упиваясь смятеньем на лице десницы. — Я не знаю какие извращенные слухи тебе передали Ланнистер или Стронг, но мой поступок был продиктован необходимостью, — уязвленно ответил Хайтауэр. — Если бы к власти пришел Деймон… — Мы сейчас были бы мертвы, — Эйгон закончил за него фразу, которая успела набить у него оскомину. — Полагаю, ты ждешь благодарностей? За то, что своими руками отдал Рейнире права на трон? Выдыхай, их не будет. — Я бы посмотрел на то, как бы ты стал бороться с Деймоном, — прошипел десница. — Бороться с Деймоном было бы не так позорно, как с его женой, — заметил Эйгон. — Впрочем, мы этого никогда не узнаем. — Я выбрал меньшее зло, — отчаянно прошептал Отто. — Поверь, Эйгон, на тот момент у меня не было иного решения. — Конечно, дедушка, как иначе? — с охотой кивнул Эйгон. — В конце концов ты лишь человек, а людям свойственно ошибаться. Один промах не умаляет твоих достижений, ведь ты всегда был блестящим стратегом, все твои действия были наполнены смыслом, весь твой ум был во власти корысти, полезной твоим родным людям. Именно поэтому я все еще хочу видеть тебя своим десницей. Наша общая кровь здесь не причем. — Спасибо, — едко ухмыльнулся Отто. — Большая честь слышать от тебя такие слова. Хоть иногда. — Не предай моего доверия, — Эйгон похлопал его по плечу. — Смерть мальчишки подвела черту под нашей нерешительностью. Сил от этого у Рейниры не прибавится, на сбор войск все еще требуются время и нужные слова, а атаку драконов мы с лихвой сможем отразить. Теперь уж точно, — Эйгон переглянулся с Эймондом. — За мной Западные и Штормовые земли, я ничего не потерял, только приобрел. Это нужно отметить, как и помолвку моего брата с леди Марис. Мама, займешься подготовкой? — Ты видел в каком она была состоянии, — покачала головой Алисента. — Я сомневаюсь, что этот брак возможен. Возможен без насилия, которого я не потерплю, — добавила она, недобро глядя на Эймонда. Тот закатил глаз. — Предоставь это мне, — улыбнулся Эйгон, заговорщически глядя на брата, который все это время гордо молчал. — Я найду к ней ключ. Насилия не будет. — В таком случае, я все подготовлю, — рассеянно кивнула Алисента. — С твоего позволения, мой дорогой, я хотела бы проведать Хелейну. В этой суматохе я совсем забыла о своей девочке… — Иди, — Эйгон великодушно махнул рукой. — И вы тоже, милорд десница. Завтра я жду вас на совете. Тема для обсуждения весьма интересная. Сил для дальнейших споров не осталось, а потому отец и дочь покинули Тронный зал одновременно. Как только за ними закрылась дверь, маска безмятежья сорвалась с лица Эйгона. Он шумно вздохнул и одарил Эймонда таким презрительным взглядом, что тот не выдержал и рассмеялся. — Давай, — с готовностью сказал одноглазный принц, разводя руки, — я послушаю нравоучения и от тебя! Бедный, бедный Люк, страшный, страшный я… — Прихлопнуть мальчишку верхом на мухе и силой приволочь девушку, что не смогла бы дать отпор. Ты герой, братец! Твоя невидимая корона уже скребет потолок. — Так может ты присоединишься к матушке и вы вместе порыдаете над бастардом, что пал жертвой моей жестокости? — огрызнулся Эймонд. — Да мне плевать, Эймонд! — бесцветно пробормотал Эйгон. — Я десять лет не видел Люцериса и его братьев, мне абсолютно все равно как они сгинут и от чьей руки, мне нет дела до твоих чувств, мести и прочей ерунды, о которой здесь так много говорили. Уж прости, гадать о чужих мотивах и подтирать тебе сопли я не стану. Ты исполняешь свою долю договора и мне неважно как ты это делаешь. — Тогда что? — уточнил Эймонд. — Бастард мертв, но ты злишься? — Леди Баратеон, — Эйгон красноречиво покосился на лужу, стекшую с ее плаща немногим ранее. — Что ты, Неведомый побери, с ней сделал? Это невозможно сыграть, она билась в припадке лишь от одного твоего взгляда! — Нынче у дам шалят нервы, — уклончиво ответил Эймонд. — Я не виноват в том, что она такая впечатлительная. — Она не выйдет за тебя, ты же уже догадываешься об этом? Не после того, что ты с ней сотворил. — Я ничего с ней не творил, это первое. Я обещал ее отцу незамедлительный брак, это второе, — возразил Эймонд. — Без него у тебя не будет поддержки Штормовых земель, так что этой дряни придется снизойти до меня. — Баратеоны — великий дом и мы сейчас говорим о дочери лорда, — напомнил ему Эйгон. — Она не портовая девка, а благородная леди и я не стану топтать ее достоинство, как и не стану играться с ее честью. И тебе не позволю. — Благородная леди, которая зажимается по темным углам с обычным стражником, — хмыкнул Эймонд. — Жаль ты не видел этого своими глазами. — Не знал, что тебе нравятся септы, — усмехнулся Эйгон. — Ее грязные секреты нас не касаются. Тебе не следовало так с ней обращаться, если ты действительно хотел на ней жениться. Как ты вообще представлял вашу совместную жизнь? — Я ее не представлял. — Ты расскажешь мне все, что было. Все. — И что дальше? — Полагаю, Баратеону все равно за которого из Таргариенов выйдет его дочурка, раз он так легко и просто отдал ее тебе, — задумчиво проговорил Эйгон. — Ты помнишь, что сказала мама? Никакого насилия. А значит… — Семеро, да я не собирался ее насиловать! Откуда вы это взяли? — искренне возмутился Эймонд. — Я вообще не хоч… — Помолчи, — Эйгон махнул на него рукой, — ты уже наговорил столько, что я не знаю с какого края браться. Сир Рикард! Дверь отворилась, впуская уже немолодого гвардейца. — Сейчас же освободите из темницы принца Дейрона и приведите ко мне в покои, — велел Эйгон. — Его «отдых» подошел к концу. — Да, ваше величество, — Торн коротко кивнул и тут же ушел исполнять его приказ. — Пошли, — Эйгон невежливо задел плечом Эймонда, — сегодня я вновь стану сволочью по твоей вине.