Сага о Зеленом короле

Жизнь продолжалась. Инцидент, произошедший между братьями поспешили замять, не предавая огласке — Алисента клятвенно пообещала расправиться с сыновьями лично, если они посмеют учинить такое впредь и видя ее решительное лицо, ни у одного из ее детей не возникло в этом сомнений. Эймонд вновь вернулся к своей неформальной должности начальника городской стражи, несмотря на то, что это звание принадлежало Лютору Лардженту, который, впрочем, был только рад подчиняться молодой копии Деймона, такой же жестокой и беспощадной в своем желании добиться идеального «порядка». Однако полной власти и вседозволенности принц все же не получил — его дядя, сир Гвейн Хайтауэр был назначен помощником Ларджента и в его обязанности входил лишь присмотр за мятежным племянником. Десница повременил со своим желанием поставить сына во главе Золотых плащей, рассудив, что воцарение нового человека порушит всю паутину заговора, которую плел принц Эймонд. Отто даже не сомневался в том, что у его среднего внука есть свой план и пособники, которые ждут лишь приказа принца. Но дождутся ли? Или они будут схвачены и обезглавлены до того, как их принц пошевелит хотя бы пальцем? Десница хотел преподать внуку жестокий урок, чтобы навсегда отвадить его от крамольных идей узурпаторства чужого трона. Новую роль принял не только сир Гвейн. По настоянию принца Эйгона, лорд Юджин Кидвелл был произведен в рыцари и назначен его личным охранником, несмотря на то, что это претило внутреннему порядку королевской гвардии, служащей правящей семье. Леди Алира также получила официальное место фрейлины, но больше служила принцессе в качестве целителя, помогая уменьшать неудобства, которые доставляла беременность. Несмотря на не слишком вежливое знакомство, девушки все же нашли общий язык и много времени проводили вместе, увлеченные беседами или же просто, погруженные в уютное молчание. Иногда к ним присоединялась и королева, безмерно уставшая от однообразия жизни.        А чем же занимался Эйгон? Если бы ему сказали, что придет день и он будет часами сидеть в библиотеке, зачитываясь трудами мейстеров и сухой хроникой, он рассмеялся бы глупцу в лицо и предложил бы выпить вина от скудоумия. Однако, хоть смейся, хоть нет, но этот день настал. День, когда принцу пришлось выбрать — вести и дальше праздную жизнь, отказавшись от дальнейших перспектив или же взяться за ум и хотя бы попытаться нагнать упущенное, чтобы в нужный час суметь защитить свое право словом и мечом? Принц выбрал второе и принялся воплощать в жизнь свои планы. С первыми лучами солнца Эйгон отправлялся на тренировочную площадку, где его уже ждал Юджин Кидвелл. Разумеется, принц умел обращаться с оружием и мог за себя постоять, однако этих навыков было недостаточно. Вернее, достаточно чтобы быть хорошим королем. И преступно мало, чтобы считаться хорошим воином. Перед Эйгоном же маячила перспектива ожесточенной войны, а потому принц не мог себе позволить пренебречь первым пунктом. Когда интенсивная тренировка с Кидвеллом подходила к концу, Эйгон, несмотря на желание лечь и больше никогда не подниматься на натруженные ноги, шел к деснице, чтобы в тишине его кабинета, изучать протоколы заседания Малого совета и в случае чего уточнять непонятные моменты на месте. После умственной разминки и часа жарких споров, принц удалялся к себе, где снова сидел над ворохом бумаг, продолжая штудировать историю Вестероса и уделять особое внимание вопросам престолонаследия. И, следует отметить, прочитанное все больше и больше укрепляло его веру в себя. Первородство — вот его главный козырь, то, что никому не отнять. Вечерами, немного отдохнув и подкрепившись, Эйгон возвращался в башню десницы, чтобы вновь обсудить план. План по его восхождению на трон. План, который зрел в голове его венценосного деда с момента рождения самого Эйгона. Однако, сказать всегда легче, чем сделать? Было и еще кое — что, что не давало им покоя. Время. Они не знали сколько времени у них осталось, прежде чем Неведомый приберет Визериса к себе и тем самым погрузит государство в пучину хаоса и волнений. Каждый день был ценен. Каждая минута была использована с умом.              Шесть месяцев спустя        Алисента провела у постели короля весь день и решила остаться здесь на ночь. Был ли толк возвращаться в свои покои, если ее верной спутницей была бессонница? С шумным вздохом королева устроилась в глубоком кресле с Семиконечной Звездой в руках. В молодости это священное писание помогало ей прогнать тоску и греховные мысли, теперь же женский взгляд старательно скользил от одной буквы к другой, пытаясь соединить их в предложения, однако беспокойные мысли, клубящиеся в ее голове, не давали ей сосредоточиться. Безотказное средство вдруг перестало работать. Тревоги о старших сыновьях съедали ее заживо. С момента ссоры с отцом прошло уже много времени, однако с тех пор, каждую ночь, оставшись с собой наедине, Алисента тщательно размышляла над его словами и над правдивостью этих слов. Неужели она и впрямь была плохой матерью? А что сделала бы хорошая мать? Алисента с шумным вздохом отложила книгу в сторону и поежилась, чувствуя, что через настежь открытые двери балкона в солярий пробрался холодный ветер. Куда — то пропали звезды, небо заволокло свинцовыми тучами, а где — то вдалеке, за Черноводной, полыхнула первая молния и послышались раскаты грома. Алисента всей душой ненавидела такую погоду, считая ее проявлением гнева богов. Кстати, о богах… Королева с ужасом вспомнила, что уже очень давно не посещала Великую септу, отдавшись во власть мирских проблем, что уже очень давно она не зажигала свечи и не произносила молитв, в которых сосредоточились все ее опасения и надежды единовременно. Алисента задумалась, вспоминая, сколько раз она опускалась на колени перед Семерыми и сколько раз они отвечали на голос ее сердца?              *** Алисента Хайтауэр молится.        Ее тонкий стан «закован» в богатые шелка цвета весеннего неба, она еще девица и последнее, что ее волнует — это королевская семья Таргариенов. Ее мольбы касаются умершей матери, лишь по ней девушка льет горькие слезы. А затем ее взгляд падает на отца, что стоит позади нее и просто смотрит, не принимая в молитве никакого участия. Отто Хайтауэр не верит в богов? Или отчаялся в них настолько, что не желает и переступать священного порога? Алисента не знает и честно говоря, ей не хочется знать. Жить с чужим грехом — сложно. Со своими бы разобраться. Да, у юной девушки есть грех. И имя этому греху — Деймон Таргариен. Алисента крепче сжимает руки, продолжая шептать свою исповедь, доверяя лишь Семерым волю своего молодого сердца и порочные мысли, прочно засевшие в ее хорошенькой голове. Но…кто сказал, что любить — это преступление?        Алисента Хайтауэр молится. Огромное королевство погружено в всеобщий траур — добрый король Визерис потерял свою любимую жену и долгожданного сына. Некогда веселый мужчина сгорблен, сломлен и бесконечно одинок в своем горе, воспаленные глаза смотрят в одну точку, ослабленные руки сжаты в кулаки и лишь Семеро знают каких сил ему стоит присутствие на похоронах самых близких людей. Его единственное дитя — принцесса Рейнира стоит поодаль от отца, в ее глазах тоже застыли слезы, а на лице читается горькое разочарование. Обида. Безысходность. Алисенте хочется утешить ее, обнять, позволить выплакать всю боль, всю скорбь, сделать то, чего не сделали в свое время для нее. И она обязательно сделает это, позже, в месте, где не будет чужих, алчущих глаз. А пока принцессу поддерживает Деймон, которого Алисента впервые видит в таком состоянии. Порочный принц скорбит и это проявление человеческого чувства приятно удивляет леди Хайтауэр.        —Dracarys! — призывает Рейнира и Сиракс повинуется хозяйке, в одно мгновение поджигая тела Эйммы Аррен и Бейлона Таргариена, о которых король Визерис, впоследствии, не забудет даже на смертном одре. Алисента Хайтауэр молится. Рейнира стоит в Тронном зале перед ликами сотен людей. Она принимает их клятвы и держится подобно королеве, не позволяя сомнениям и страху промелькнуть в светлых глазах. И лишь Алисента знает, что скрывается за этой мнимой уверенностью, какую ношу несут эти хрупкие плечи, какие желания расцветают в этой среброволосой голове, увенчанной своего рода короной. Леди Хайтауэр улыбается своей подруге детства, поддерживает ее взглядом сияющих глаз и искренне надеется, что происходящее потушит пожар, полыхающий в сердце принцессы. Теперь уже наследной принцессы. Они все присягают ей на верность, они признают ее права и обещают положить свои жизнь на ее пути. Алисента видит насколько тяжело дается эта клятва ее отцу. Отто не любит врать. Алисента предпочитает не думать об этом. Алисента Хайтауэр молится. Она стоит на коленях, чувствуя, как холодные, каменные плиты вгрызаются в ее нежную плоть, однако боль физическая ничто по сравнению с болью душевной. Ее судьба предрешена, на заре она выходит замуж за Визериса Таргариена и становится новой королевой, которой велено жить долго и счастливо. Алисента просит у богов сил, мудрости и терпения, потому что знает — легко не будет. Пусть девушка молода, но она не глупа.        На свадебном пиру девушка не притрагивается к еде, зато пьет много вина, малодушно надеясь, что опьянеет и не почувствует того, что с ней будет делать ее муж. Муж. Алисента вздрагивает и смотрит на Визериса, который выглядит взволнованным не меньше ее. Алисента знает причину его тревог, она сидит как раз напротив, буравя ее тяжелым взглядом. Рейнира не верит в ее искренность, как и не верит в то, что Алисента не хотела занимать место ее матери и красть любовь ее отца.        — За новую королеву! — юная принцесса притягивает к себе внимание, поднимая кубок. — Пусть ее жизнь будет такой же светлой, как и ее добрые чаяния!        Рейнира улыбается и радостно хлопает в ладоши, но Алисента чувствует ее враждебность и…не осуждает ее. Она лишь надеется, что со временем подруга простит ее и они смогут вернуть хотя бы долю тех теплых отношений, которые были между ними до этого момента. На следующий день любопытные фрейлины с хохотом спрашивают юную королеву о брачной ночи, желая узнать горячие подробности. Интересно, что они сказали бы, если бы Алисента поведала чье лицо она представляла, пока больной король терзал ее тело? Алисента Хайтауэр молится.        Несколько часов назад она родила своего первенца. Мальчика, здорового и крепкого, о котором мечтали столько лет, о котором грезили долгими ночами. Мальчика, за которого заплатила своей жизнью ее предшественница — королева Эймма. Они назвали его Эйгоном, именем сильного мужчины и предрекли ему схожую с ним судьбу.        Королева горько усмехается. Малыш Эйгон мирно сопит в ее постели, еще не зная, что стал грозным оружием в руках ненасытных и амбициозных людей. Ему нет еще и суток, но он уже успел заслужить ненависть и презрение со стороны своей же семьи, своей же крови. Алисента невесомо оглаживает белоснежный пушок на его крошечной голове и пугается собственных мыслей. На что она будет готова, если ее частичке будет угрожать хоть малейшая опасность? Что она сделает с теми, кто осмелится покуситься на жизнь и судьбу ее ребенка? Внезапная тревожность прогоняет послеродовую усталость, заставляя Алисенту ревностно взять сына на руки и прижать к груди, где бьется сердце. — Пока я жива, ты никогда не будешь одинок, — шепчет королева. — Тебе никогда не придется опустить голову, твое сердце не разобьется от несправедливости этого мира. Я сделаю все возможное и невозможное ради твоего блага. Я обещаю тебе, мой мальчик, я обещаю…        Алисента Хайтауэр молится. Деймон возвращается в Красный замок с триумфом, его победу обсуждают во всех уголках столицы — знать относится к освобождению Ступеней с настороженностью, не торопясь славить Порочного принца, зато простой люд воспевает его подвиги и видит в нем второго Завоевателя. Алисента стоит подле короля, когда Деймон входит в Тронный зал медленной, уверенной походкой. Волосы его обрезаны, голову венчает отвратительная в своей безвкусности корона, а в руках он несет топор поверженного им Крагхаса Драхара. Приветствуя короля, Деймон совершенно не обращает на нее внимания, нагло и демонстративно отворачивая голову. Это ранит Алисенту, настолько, что она позволяет себе то, на что никогда не решилась бы ранее.        Вечером принц возвращается в свои покои. Он выглядит уставшим и разбитым, от того и не сразу замечает королеву, притаившуюся в тиши.        — Леди Хайтауэр? — Деймон сбрасывает с себя дублет, оставаясь в одной тонкой, нательной рубашке. — Чем обязан? — Твоя королева, — поправляет его Алисента, стараясь не обращать внимания на его вид. — Ваше величество, ваша милость. Вы не обучены этикету, мой принц? Или за годы войны разучились обращаться с почтением к женщинам?        Деймон выглядит обескураженным и сбитым с толка. Ее спокойный, властный, уверенный тон бесит принца не меньше самих ее слов. Что она сказала? Его королева?        — Ты не королева, — усмехается мужчина, стягивая с себя рубашку и представая перед Алисентой голым по пояс. — Ты жалкая тень, без места и положения. Ты нужна лишь для рождения детей.        — И я неплохо справляюсь, — язвит Алисента, ничуть не обиженная его словами. Теперь она улыбается, желая сыграть с ним на одном поле. — Раньше лишь Рейнира отделяла тебя от трона, теперь же у короля есть сын. Тебе очень обидно?        — О да, — шепчет Деймон, подходя к ней ближе. Алисента инстинктивно пятится назад, не понимая, что сама себя загоняет в угол. — Мне говорили, что мой племянник крепкий и здоровый мальчик, способный вырасти в отважного дракона. И как жаль, что он сын моего брата, хотя мог бы быть моим…        Алисента удивленно поднимает бровь, спиной касаясь холодного камня стены. Отступать больше некуда, да и незачем.        — Ты не знала? — Деймон продолжает нахально улыбаться, приближаясь к ее лицу. — Мой дед, покойный король Джейхейрис хотел обручить меня с тобой. Это откровение, этот маленький секрет стальными шипами проходит по сердцу Алисенты. Она неверяще качает головой и не сводит с Деймона пристального взгляда. Лжет? Издевается? Хочет потешиться над ней? Нет, ничего из этого!        Деймон смотрит на нее в упор и видит, как цветущее лето в ее глазах сменяется промозглой осенью. Неужели этот мерзавец Отто не сказал ей? Он опускает голову, мысленно прося у нее прощения. Не нужно было бередить старые раны, не нужно было ранить ее сейчас, когда ничего уже не изменить.        — Дом Хайтауэров богат и славен, но твой отец лишь второй сын, — продолжает Деймон, без этой отвратной ухмылки. Она достойна правды. — Королева Алисанна рассудила, что принцу драконьей крови больше подойдет богатая леди Рунного Камня, нежели дочь безземельного лорда, пусть и десницы. Я думал, что ты знала. Знала и отказалась задолго до решения покойной королевы.        — Отец не говорил мне об этом, — Алисента разочарованно улыбается, стирая дорожки слез, что уже успели скатиться с ее глаз. — Значит, ты и я…мы могли быть…мы…        — Мужем и женой, да, — кивает Деймон, которого странно задевают ее слезы и расстройство. Что за стремительная смена настроения? Ну почему она не может быть просто язвой, которую хочется задушить? Почему она смотрит так, что он хочет повесить себя за язык, болтавший о ней столько гадостей? Невыносимо. Это так невыносимо.        — И что было бы тогда, Деймон? Меня постигла бы та же участь? — Алисента с вызовом вскидывает голову. — Постоянные оскорбления и сравнения с овцой? Унижения как женщины?        — Нет, — резко отвечает Деймон, а затем, осторожно, без грубости, тянет к ней руку, чтобы коснуться бархатной щеки. Не смеет. Рука замирает в миллиметре от ее лица, но этого достаточно, чтобы ощутить ее тепло. Такой тонкий образ, такая священная красота… Ее хочется осязать, любить, боготворить. — К тебе я не был бы так жесток. С тобой я разделил бы покой. Тебе я позволил бы увидеть себя настоящим, — Деймон все же берет ее руку и кладет себе на грудь, где тянется уродливый шрам, оставленный вражеским мечом. Алисента чувствует жар под своей ладонью, ощущает биение его пламенного сердца и на мгновение прикрывает глаза, чтобы сдержать слезы, что угрожают сорваться весенним потоком. — Боги накажут меня, — ее голос дрожит. — За жестокость ко мне? Да, непременно, — усмехается принц.        Тело Алисенты покрывается мурашками, по спине ползет холодок, а он будто становится горячее. Деймон стоит прямо, он даже не прикасается к ней, а Алисенте кажется, что он держит ее за горло и все сильнее сдавливает его, лишая возможности сделать хоть малейший вздох. Она не знает его мыслей, не может понять его желаний, но сама сгорает от странных, доселе незнакомых ей ощущений.        — Я боюсь тебя… — Ты полюбишь этот страх… Рискнешь подойти ближе?        Она не отвечает, лишь молча приближается, чувствуя, как он наклоняется к шее и тут же обжигает ее нежную кожу своим горячим дыханием, как опускает одну руку на ее талию, а второй трепетно проводит по спине, задевая тысячу ее нервных окончаний и распаляя этот огонь страсти еще больше. Она подается к нему, а он дотрагиваясь лбом ее лба, вновь возвращая руку к ее лицу, пальцем касаясь ее приоткрытых губ и плавно скользя вниз, к неглубокому, но красивому вырезу платья. Как только его палец касается мягкой кожи ее груди, Алисента приходит в себя, резко отталкивая его.        — Прости, — запоздало шепчет Деймон. — Прости, прости меня.        — Я накажу тебя, если ты еще раз забудешь о том, кем я являюсь, — выдыхает Алисента, невероятным усилием воли возвращая себе равнодушный, отстраненный вид. — Ты будешь выслан из столицы и не посмеешь здесь появляться еще добрый десяток лет.        — Думаешь меня это страшит? — смеется Деймон.        — Не страшит, — отвечает Алисента. — Но ты будешь забыт, Порочный принц. Ты будешь стерт из памяти людей. Что для тебя хуже забвения? Деймон не отвечает, позволяя ей выиграть. На этот раз.        — Доброй ночи, моя королева, — он шутливо кланяется ей, однако в глазах его лишь печаль и тоска. — Держу пари, вам сегодня будут сниться разнузданные сны. Вернувшись к себе, Алисента с неприязнью отвергает приглашение короля и выгоняет девиц, грубо объявляя, что хочет побыть наедине с собой. И самое ужасное, ей совершенно не хочется замолить этот грех. Алисента ложится в постель обнаженная, открыв настежь окна. И да, Деймон оказывается абсолютно прав. Он является к ней во сне и позволяет себе все, что невозможно в удручающей реальности.        Алисента Хайтауэр молится. Камеристки одевают ее в богатое платье ярко — зеленого цвета, а длинные, медные волосы убирают в высокую прическу, демонстрирующую ее статус и положение. Девушки удивлены необычным выбором образа, ведь раньше молодая королева не позволяла себе такой кричащей роскоши.        — Свадебный пир уже начался, ваша милость, — тоненькая служанка закрепляет на руке Алисенты дорогой, массивный браслет.        — Подождут, — высокомерно отвечает королева. Ее отец лишен должности, она осталась совершенно одна, но никто не должен видеть страха и неуверенности в ее глазах. Она королева. Живая, здоровая, настоящая. Хватит ей быть тенью давно умершей женщины. Алисента придирчиво оглядывает себя в зеркале, а затем осматривается вокруг, видя столько ЧУЖИХ вещей. С момента ее замужества прошло почти шесть лет, но Алисента все еще хранит дань уважения прошлой королеве, не смея что — либо менять в покоях. Но это теперь ее покои. Это теперь ее замок. Визерис теперь ее муж.        — Снимите эти гобелены, уберите мебель и ковры, — Алисента отдает последний приказ, прежде чем отправиться к гостям. — Я не желаю видеть здесь ничего, что принадлежало Эймме Аррен.        Ее появление в Тронном зале приковывает к себе всеобщее внимание. Музыка замолкает, разговоры прекращаются, не раздается звон посуды и даже король стоит немым изваянием, держа в руках кубок и не сводя с нее удивленного взгляда. Виновница торжества смотрит на мачеху с неприязнью, прекрасно понимая то, что она хотела сказать, отринув цвета Таргариенов. Алисента Хайтауэр ей больше не подруга. Алисента Хайтауэр теперь ее злейший враг.        Алисента Хайтауэр молится.        Ее третья беременность протекает крайне скверно, изнуряя тело постоянной тошнотой и слабостью, что разливается по венам подобно крови. Молодая королева не ест, не пьет и почти не встает с постели, однако не смеет пропускать службу в Великой Септе. Отослав своих фрейлин, Алисента с дрожью опускается на колени и трясущейся рукой зажигает свечу, чтобы прочесть молитву. Перед глазами темнеет, ослабленное тело прошибает боль, она подается назад и падает… Падает? Нет, ведь чьи — то сильные, горячие руки подхватывают ее за плечи. Алисента оборачивается и видит Деймона, чье лицо впервые не сочится ядом презрения, а выражает искреннее беспокойство. — Ты в порядке? — принц вновь отбрасывает прочь правила приличия. — Зачем пришла сюда, если не в силах даже сидеть? — он помогает ей встать и все еще удерживает за локоть, боясь, что молодая девушка все же потеряет сознание и растянется на полу в позе пресловутой семиконечной звезды. Было бы иронично. — Мой принц, что вы здесь делаете? — Алисенте не хватает сил, чтобы открыть глаза, однако она считает необходимым задать столь банальный вопрос.        — То же, что и все, — грубо отвечает Деймон. — Вы ведь зачем — то ходите сюда?        — Здесь нас слышат души мертвых, — шепчет Алисента.        — Так легче жить? — спрашивает Деймон с фирменной ноткой издевки. — Считать, что тебя услышали любимые люди? Или так ты хочешь сбежать от одиночества?        Алисента не отвечает, пытаясь выравнять дыхание и прийти в себя. Они стоят в септе, куда в любой момент может кто — то войти. И что будет? Разве они занимаются чем — то недостойным? — Как себя чувствует леди Лейна? — слабым голосом спрашивает Алисента, не вынося этой гнетущей тишины, в которой она слышит лишь стук его сердца. Любимого ею сердца. — Почему вы здесь, а не с ней?        — Зачем ты подвергаешь себя таким мучениям? — Деймон не собирается говорить о молодой жене, считая это преступлением. Держа в руках чужую жену, взглядом лаская ее лицо и всем сердцем желая вырвать ее из этой золотой клетки. Смотри, Деймон, смотри, любуйся…но не трожь? — Ну почему ты не хочешь жить проще, Алисента? — его рука совсем мимолетно касается небольшого живота. — Это мой долг, — отвечает девушка. — Все ждут от меня этого.        — Ты не найдешь благодарности, если погибнешь, пытаясь угодить гнилому обществу и моему не менее гнилому брату, — раздраженно шепчет Деймон. — Пойдем, я провожу тебя. — Я не закончила молитву.        — В пекло молитву. Идем же! — он ведет ее под руку и рявкает на девиц, притихших у входа в септу. Алисенте приятны его забота и внимание. — Зачем ты это делаешь? — тихо спрашивает королева.        — Кто — то ведь должен, — раздраженно отвечает Деймон. — Ты умрешь, а твой отец даже не заметит, не говоря уже о короле. Брось это все, девочка, слышишь? Живи ради себя, получай удовольствие и не гонись за долгом.        — Где вы были раньше с этими советами? — Алисента невесело усмехается, когда Деймон усаживает ее в карету и весьма грубо запихивает в нее подол ее платья. — И почему вы не навестили короля? Увидимся ли мы вновь?        — Непременно, — с этой хищной улыбкой в его тело вновь возвращается тот самый Деймон. Тот, который ненавидит ее. Тот, который презирает ее. Этот Деймон ни за что не проявил бы к ней столько нежности и сочувствия. — Мы непременно увидимся вновь.        Тогда Алисента не знает, что следующая их короткая встреча произойдет через долгие десять лет. Она еще не знает, что в ту ночь ее жизнь разделится на до и после.        Алисента Хайтауэр молится.        Зеленые, вышитые одежды соприкасаются с грязью, однако настоящая грязь сосредоточилась в сердце королевы, которая малодушно обещала положить свою жизнь во имя службы богам, если ее третий сын — принц Эймонд, родится живым. Она чувствует, что ее усердия недостаточно. Она чувствует, что ее слова были лживыми и лицемерными, сказанными в порыве высшего отчаяния. И боги накажут ее за это. А пока Алисента смотрит и не сдерживает легкой улыбки, при виде своего мальчика, еще крохотного, но уже преисполненного верой и любовью к тем, кто подарил ему жизнь. Он стоит перед алтарем и тянет свои ручки к свечам, пытаясь погладить озорной огонек и на мгновение Алисента забывается, как завороженная глядя на то, что огонь не обжигает нежную кожицу, ее малыш не кричит от боли, а улыбается. Наваждение быстро проходит и королева с ужасом отдергивает руку Эймонда, тщательно рассматривая пальчики, на которых нет ни единого повреждения. Ее маленький принц. Истинный Таргариен, которому боги даровали неповторимую судьбу.        Алисента Хайтауэр молится.        Эймонд заливается горькими слезами, когда его очередная попытка пробудить яйцо терпит сокрушительное поражение. Мирийский ковер безнадежно испорчен горящими углями, одежды Эймонда измазаны в золе и также повреждены огнем, а каменная драгоценность будто стала прочнее. Вне себя от справедливого гнева, Эймонд швыряет во все стороны все, что только попадается ему под руку. Не помогает, ничего не может унять боли в душе, ничего не может умалить это чувство никчемности и неполноценности. Алисента смотрит на эту картину уже не в первый раз, не в первый раз она велит заменить убранство в покоях сына, не в первый раз она разбирается с последствиями его гневных истерик. Это надоедает, она устает держать руку на пульсе.        — Ты совсем сошел с ума с этим яйцом! — осуждающе восклицает королева, оглядывая новый погром. — Разве это достойно принца?        — Я не настоящий принц, — с горечью отвечает Эймонд. — У настоящего принца был бы дракон. У меня его нет, понимаешь? Даже бастарды Рейниры готовятся стать наездниками, мама! — И слава Семерым, что у тебя его нет, — Алисента говорит это под влиянием чувств, не понимая, что этими словами она ранит сына в самое сердце. — Я боюсь этих крылатых тварей, они непредсказуемы, они опасны. — Но они часть нас! — горячо восклицает Эймонд. — Без них мы никто, без них мы обычные люди! Никчемные, бессмысленные, ничтожные!        — Не забывай, что твоя мать — обычная женщина, — чуть обиженно отвечает Алисента. — И да, мой мальчик, быть обычным человеком — это не унижение.        — Прости, мама, я не хотел тебя обидеть, — Эймонд стыдливо опускает голову и делает шаг к ней навстречу, чтобы в следующее мгновение обнять ее за талию и скрыть постыдные слезы, что вновь текут из его глаз. — Так тяжело быть изгоем. Так тяжело терпеть эти насмешки. Мне так тяжело, мама… Алисента ничего не отвечает. Лишь гладит его спутанные волосы нежной рукой и крепче прижимает к себе, понимая, что это все, чем она ему может помочь. Он прав. Она не Таргариен, она обычный человек и ей никогда не понять этой страсти. Или она не хочет понимать?        Алисента Хайтауэр молится. Первая драка между старшими сыновьями приносит ей нестерпимую боль, которую она скрывает за маской недовольной и расстроенной матери. Эйгон сидит в ее будуаре, нахохленный и злой, потирая свежий ушиб и сетуя на то, что ни одна леди теперь не одарит его вниманием. Эймонд лежит на кровати матери, обнимая ее подушку и не произносит и слова. Он пребывает в гневе и сила этого чувства пугает Алисенту. Пугает то, что дети рожденные от одной матери и отца так различны. Эйгон вспыхивает и сразу же остывает, переключая свое внимание на что — то другое, забывая о том, что было мгновение назад. Ее первенец груб и порой невежественен, однако сердце его мягкое, а нрав лишен проявления какой — либо необоснованной злости. Но Эймонд… Эймонд жесток и своенравен, он хранит обиду, он помнит всякое лишение, постигшее его по чужой вине и самое страшное, что Алисента не знает как с этим бороться. Можно ли с этим бороться? И как примирить этих двоих, что считают друг друга врагами?        Ей на помощь спешит маленький Дейрон. Принц сжимает в руке камень, обернутый тканью и дает его Эйгону, чтобы хоть немного унять боль от ушиба. Старший принц принимает сей нехитрый дар с широкой улыбкой, крепко обнимая ребенка. Но это не все. Дейрон тихо шагает в сторону Эймонда, залезает на кровать, пусть и не с первой попытки и тихонько ложится с ним рядом, мягкой ладошкой оглаживая рассерженное и напряженное лицо. Эймонд терпит, стиснув зубы — маленький принц нарушил его идеальное страдание! Сапфировые глаза в обрамлении пышных ресниц выглядят совсем по — девчачьи, заставляя Эймонда улыбнуться, а затем и вовсе расхохотаться. Малыш Дейрон Таргариен красив. Нет, малыш Дейрон Таргариен божественно красив! И сколько сердец разобьет эта совершенная красота? Алисента смотрит на это украдкой, боясь спугнуть момент. А позади нее смеется Эйгон, рассказывая ее фрейлине очередную неприличную шутку.        Алисента Хайтауэр молится. Ее милая девочка, ее прекрасная Хелейна в нетерпении потирает ладоши, глядя на величественную Пламенную мечту. Драконица красива, но за красотой этой таится смерть, чудовищная сила, которой нечего противопоставить. Эти звери — достояние Таргариенов, их сила, их гордость, и в тоже время слабость каждого из них. Королева с недоверием смотрит на драконоблюстителей, прикрывая нос надушенным платком. Помогает слабо. Все же ей не понять этих чувств, не понять этой любви и уз, что незримыми цепями связывают души дракона и его человека.        — Подходи уверенно, не смей опускать голову и плечи, — звонкий голос четырнадцатилетнего Эйгона вырывает ее из омута мыслей, заставив вновь сосредоточиться на великом событии. Хелейна, под чутким руководством старшего брата, взбирается в седло и затягивает ремни. Эйгон активно машет руками, жестами объясняя каждый следующий шаг. — Будь со мной, — кричит принцесса, крепко вцепившись в поводья. — Эйгон, прошу тебя!        Принц не отвечает, лишь заливается хохотом, однако все же взбирается на Солнечного Огня и приказывает ему взлететь. Молодой дракон повинуется беспрекословно и Алисенте, на мгновение, кажется, что на чешуйчатой пасти расплывается…улыбка? Она отчаянно качает головой, прогоняя глупую мысль. Этого не может быть. Или может? Через три года она наблюдает похожую картину, только теперь Эйгон сажает на дракона Дейрона. Алисента вновь смотрит на это зрелище, ловя себя на мысли, что Эйгон старается. Он старается быть хорошим старшим братом, он старается быть опорой для своей крови, он не отказывает, если его просят и сам не просит ничего взамен. Он заливисто хохочет вместе с Дейроном, он тщательно следит за его действиями, тревожным взглядом скользя по ремням, которые играюче затягивает младший брат. И глаза его тоже наполняются вполне искренним восторгом, когда Тессарион отрывается от земли и расправляет кобальтовые крылья, унося Дейрона все выше, к облакам, к солнцу, туда, куда зовет сердце каждого Таргариена. Алисента, видя это, облегченно вздыхает. Но ненадолго. Ведь рядом с ней стоит Эймонд. Эймонд, чье юношеское лицо рассекает уродливый шрам, Эймонд, на чьем сердце никогда не заживет рана, нанесенная несправедливостью. Алисента тянет к нему руку, чтобы коснуться идеальных волос, собранных в аккуратную прическу, но отчего – то не решается это сделать.        Алисента Хайтауэр молится.        Эйгон и Эймонд вновь сидят в ее покоях, не стесняясь поливать друг друга оскорблениями. Кристон Коль стоит в дверях, но впервые королева видит столько непонимания в его глазах по отношению к ней. Теперь и он станет ее осуждать? Причина ссоры остается для нее секретом, однако не нужно иметь цепь мейстера, чтобы сложить два и два. Корона. Проклятый Железный трон. Горячая кровь Таргариенов, которые не могут жить в мире.        — Хватит! — Алисента в ярости разбивает хрустальный кубок с успокоительным снадобьем, которое пьет скорее по привычке. Ей ничего не помогает. — Замолчите оба! Она не знает, что делать. Она не знает, как сладить с собственными детьми. В надежде на помощь, она обращается к королю. Осторожно и аккуратно рассказывает о проблемах его сыновей, о их вечных ссорах и драках, об их опасных, ужасных речах и обещаниях… Визерис слушает ее внимательно, даже с некой долей участия, однако Алисента явственно читает скуку в его глазах. Она для него — надоедающий проситель, а ее дети — не более чем досадная неприятность. — Мальчики юны, — Визерис лишь сухо улыбается, когда она замолкает, не сводя с него разочарованного взгляда. — Они перерастут это. — А если нет? — только и спрашивает Алисента.        — Такого не будет, — весело отвечает король, отхлебывая сладкого вина. — Мы с Деймоном тоже часто дрались в детстве, но от этого не переставали быть братьями. Не тревожься зря. От этих слов Алисента тревожится еще больше.        Алисента Хайтауэр молится. В Красном замке проводится очередной пир. Король сидит во главе стола, изредка отпивая из кубка, в который налита крашеная в цвет вина вода. Его состояние ухудшается с каждым днем, но он храбрится и мужественно держится до победного, не желая уступать болезни счастливых минут. Счастливых? Принцесса Рейнира родила четвертого сына по счету и первого законного. Король, несмотря на напускное недовольство, счастлив, а королева даже не скрывает ядовитой ухмылки. Деймон, кровавый змей Деймон! Все вышло ровно так, как она и предполагала, дядя и племянница устранили доброго сира Лейнора и принялись жить свою лучшую жизнь, утопая в пороках друг друга. И если раньше эта новость принесла бы Алисенте сердечную боль и даже ревность, то сейчас она чувствует досаду. Положение Рейниры укрепляется, в то время как ее дети не перестают грызться по любому пустяковому поводу. Что это там? Алисента подается вперед, заметив, как Эймонд оказывает знаки внимания какой — то неизвестной ей леди. Девушка совсем юна, ее лицо еще не утратило детской непосредственности, однако королева видит, что этот бутон в свое время расцветет самым великолепным цветом.        — Кто эта девушка? — Алисента не поворачивает и головы, зная, что Ларис Стронг уже готов ответить на ее вопрос. — Леди Элинда Эстермонт, — шепчет мужчина, внимательно проследив за траекторией ее взгляда. — У принца хороший вкус. Алисента не отвечает, лишь улыбается краешком губ. Замечательно! Такая прелестница может скрасить мрачные будни ее сына, ему полезно женское общество. Эймонд, будто чувствуя настроение матери, приглашает девицу на танец и надо отметить, держится превосходно, напутав шаги всего лишь пару — тройку раз. Визерис также замечает увлечение сына и наклоняется к жене: — Это очень хороший знак. — Я тоже так думаю, муж мой.        Эйгон смотрит на эту тошнотворную идиллию с другого конца стола и злобно усмехается. Вот значит как? Он допивает вино и встает со своего места, поправляя камзол и растрепанные волосы. Быстрым, но изящным шагом он входит в круг танцующих и пробирается к принцу, что позабыв обо всем на свете, кружится с девушкой, скромно ей улыбаясь.        — Ты позволишь, брат мой? — Эйгон кладет свою ладонь на его плечо и встречается с недовольным взглядом единственного глаза. Эймонд вспыхивает, но не смеет затевать ссору на виду у стольких людей, молча уступая свою даму, которая, впрочем, не против перейти из одних царственных рук в другие. — Миледи, — Эйгон пускает в ход все свое обаяние, — вы прекрасны как свет утренней зари! — Благодарю, мой принц, — она очаровательно краснеет, позволяя Эйгону закружить себя в ритме быстрого парного танца.        Алисента наблюдает за этим с тревогой, понимая, что им не удастся избежать нового скандала. Ну почему? Почему все так? Она отводит взгляд и совсем не по — королевски откидывается на спинку стула, перебирая варианты исхода событий. Что на этот раз? Подерутся? Ограничатся парочкой острых оскорблений? Пообещают отгрызть друг другу головы или поклянутся отдать друг друга на съедение драконам? Дейрон, сидящий рядом с ней, весело дергает ее за рукав. — Что? — королева устало наклоняется к нему. — Хочешь я приглашу эту леди? Чтобы им не было так обидно? — предлагает молодой принц, вызывая улыбку. А затем и смех. Обоих своих родителей.        — Если бы все было так просто, — отвечает Алисента, поглаживая его непослушные волосы. — Если бы… А Эйгон продолжает уверенно забивать гвозди в крышку гроба, в котором похоронят терпение Эймонда. Ему мало увести у него из — под носа девушку, ему мало танцевать с ней весь вечер, ему мало ее смеха и раскрасневшихся щек, виной которым неприличные комплименты, которые он шепчет ей на ушко. Эйгон пьян, ему не хватает драмы, он хочет быть королем этого фарса, он хочет скандала, он хочет быть мерзавцем и негодяем, а потому он целует девушку на виду у всех, целует жарко, страстно… Эймонд смотрит на это с отвращением, желая собственноручно задушить своего брата. Королева малодушно закрывает глаза, готовясь к худшему. Отто Хайтауэр подрывается с места, чтобы как обычно уладить очередную вопиющую выходку. И лишь Визерис остается крайне доволен поступком сына, ведь молодость — это так прекрасно!        Алисента Хайтауэр молится. Ее мальчики уже не дети и теперь королева окончательно теряет покой. Эйгон отдается развлечениям и пороку каждый вечер, пьет и посылает в пекло приличия, а Эймонд и вовсе отдаляется от нее, запираясь в своем идеальном мире. Это огорчает и радует Алисенту одновременно. Отпускать детей всегда больно, но она больше не может держать их у своей юбки и диктовать как им жить. И потому, когда Эймонд просит у нее разрешения покинуть Вестерос и посмотреть Эссос, Алисента, недолго думая, соглашается. Она знает, что запрет его не удержит, так пусть едет с ее благословением. Тем более сопровождать его вызывается Кристон Коль, которому она доверяет как себе.        Дни, которые она проводит без среднего сына, кажутся серыми и бесконечно длинными. Королева скучает. Дейрон скучает. Хелейна скучает. И даже Эйгон скучает, временами тоскливо поглядывая на пустующий стул за обеденным столом.        Но время идет и Эймонд возвращается. Другим человеком.        Алисента больше не видит в нем ласки, нежности и отголосков доброты. Впрочем, были ли они когда — либо? Когда они остаются одни, Эймонд медленно тянет руку к повязке и срывает ее с лица, демонстрируя матери нечто…нечто невероятно красивое и одновременно пугающее. В его глазницу вставлен сапфир. Свет от свечей преломляется в его тонких гранях, играет с камнем, придавая ему невероятный блеск и какую — то Северную стужу.        — Боги, Эймонд! Зачем? — Алисента срывается с места и трепещущими пальцами касается его лица. Вглядывается, волнуется, переживает. — Тебе не больно? Ох, мой мальчик! — Матушка, — Эймонд ловко перехватывает ее дрожащие руки и целует их, — вам не стоит так волноваться. Мне не больно. Уже не больно.        — Это не заменит тебе глаз, — с грустью отмечает мать, продолжая смотреть на него с невыразимой тоской.        — Это не сотрет и ваши горькие воспоминания, — вторит ей Эймонд, понимая о чем она думает и про что вспоминает. — Но с ним я чувствую себя…настоящим. Полноценным. Сильным? — от последнего эпитета принц запоздало кривится. И Алисента знает причину. Все знают, но все молчат.        Алисента Хайтауэр молится.        Близнецы делают свои первые шаги и Эйгон ходит за ними, страхуя каждый шаг и падая вместе с ними, точнее под них, чтобы хоть как — то смягчить удар. Он громко смеется и по очереди носит малышей на руках, кружит и показывает с балкона воды Черноводной, на которой качаются парусники. Молодой отец трепетен и бесконечно нежен, каждый его шаг осторожен и подкреплен сотней вопросов, он строг и педантичен по отношению ко всему, что касается его детей. Алисента наблюдает за этим с улыбкой, осознавая, что сын изо всех сил хочет дать своим детям то, чего сам был лишен. У него не было отца, а у юных принца и принцессы он есть. Он всегда рядом, он всегда интересуется их успехами, здоровьем и настроением, он их безмерно любит, пусть и не свыкся с этой мыслью. С этой ролью. Наблюдая за этим, Алисента вдруг думает, что и Эймонду необходима своя семья. Любящая жена и дети, которые будут его плотью и кровью, растопят льды в его сердце, заставят расцвести цветы в его промерзшей душе. Эймонду так необходима любовь…              ***        Воспоминания королевы прервал тихий скрежет двери. Вздрогнув и обернувшись, она увидела Дейрона, что застыл на пороге королевских покоев.        — Дейрон? Что — то случилось? — Алисента тут же встала с места, не сводя с сына встревоженного взгляда. — Эйгон, Эймонд?        — Нет, мама, — Дейрон едва сдержался, чтобы не закатить глаза. — Все с твоими сыновьями хорошо. Я просто хотел тебя увидеть и найдя твои покои пустыми, решил, что ты здесь. У отца. Как он?        — Он слаб и страдает от болей пуще прежнего, — королева устало вздохнула и подошла к сыну ближе, чтобы лучше видеть его в неровном свете свечей. — Как твои дела, мой дорогой? В последнее время я совсем тобой не интересовалась.        Дейрон не ответил. Осторожно ступая по коврам, он приблизился к кровати Визериса и бесшумно опустился на краешек постели. Принц с болью в сердце взял его ослабевшую руку в свои ладони и тихонько сжал, едва ощущая тепло. Отец, король, жизненный учитель…как же тяжело видеть его в таком состоянии, как же тяжело не иметь возможности облегчить его мучений хотя бы на считанные мгновения. Алисента остановилась в нескольких шагах от него, не смея нарушать это короткое мгновение единения. Он прекрасен, ее добрый и светлый мальчик, чья улыбка топит льды и согревает сердца. Быть может ей стоило отослать его в Старомест, к дяде? Быть может он обрел бы там свое истинное счастье? Быть может ему не пришлось бы марать свои руки? Пустое, время упущено и у Дейрона не будет выбора. Это жестоко, Алисента об этом знала, но не могла поступить иначе. И теперь, все, что у нее оставалось — это слабая надежда, что сын когда — нибудь простит ее и поймет. Поймет, когда сам возьмет на руки свое дитя. Поймет, когда его ребенку будет угрожать смертельная опасность.        — Дейрон, я хочу, чтобы ты кое — что мне пообещал, — Алисента коснулась его плеча, привлекая к себе внимание, — ты сделаешь это? — Разумеется, мама, — принц поднялся с постели, вставая перед ней. Взгляд его опечаленных глаз неприятно кольнул ее сердце.        — Эйгон и Эймонд, — Алисента произнесла лишь имена и посмотрела в глаза сыну, пытаясь подобрать верные слова, — ты ведь понимаешь, что время детских забав прошло и теперь они по — настоящему могут нанести друг другу вред?        — Хочешь, чтобы я был рядом? — с грустной улыбкой спросил Дейрон, не став мучать мать дальше. — Тогда тебе не стоило просить об этом.        — Не стоило? — удивилась Алисента.        — Я очень люблю их, — признался Дейрон. — Каждого, по — своему, по — особенному. Они — мои старшие братья, моя кровь и плоть, разве может быть иначе?        — К сожалению, может, — Алисента горько усмехнулась. — Иначе тебе не пришлось бы останавливать их стрелами в поединке за власть. — Я не желаю рассуждать о власти в присутствии отца, своего законного короля, который все еще живет и дышит, — Дейрон предосудительно покачал головой. — Но, мама, я уверен, что эта вражда закончится ровно в тот момент, когда над нами нависнет реальная угроза. Кровь и родственные узы сильнее детских обид. По — крайней мере я хочу в это верить.        — Мне важно было услышать эти слова, мой мальчик, — Алисента облегченно вздохнула. — Спасибо. — Я не покину ни тебя, ни своих братьев, мама, — заверил Дейрон. — Ровно также, как и не позволю им совершить непоправимые ошибки. Так было всегда, так будет и впредь. Не тревожься об этом.        — Дейрон, мой славный Дейрон, — прошептала королева, крепко обнимая любимого сына. — Лишь ты остался моим, лишь тебе я могу доверить боль сердца и терзания души, лишь в тебе я черпаю силы. Я люблю тебя, мой золотой мальчик. Я очень тебя люблю.              *** Время давно перевалило за час угря, а Алисента все еще сидела с Визерисом. Сна не было ни в одном глазу, ее сердце беспокойно трепыхалось, предчувствуя нечто ужасное, что накроет их с головой. Дейрон пробыл с ней достаточно и вернулся к себе по ее настоятельной просьбе. Незачем мальчику караулить умирающего отца, незачем ему душить себя мыслями, что в этой мрачной обители они не одни. Алисента чувствовала присутствие Неведомого. И от этого чувства не смела сдвинуться с места, как парализованная глядя на свет догорающих свеч.        В оглушительной тишине она вдруг услышала нечто, похожее на стон. Резко вскочив на ноги, королева подбежала к постели мужа и чуть не закричала, увидев его в сознании спустя столько дней.        — Воды, — еле слышно прохрипел Визерис, — воды!        — Пей, — королева поднесла ему воду, в которой были растворены снадобья. Визерис нетерпеливо припал к кубку, делая судорожные, большие глотки. Он не мог напиться и Алисенте пришлось наполнить второй кубок с невыразимым выражением скорби на красивом лице. Еще со времен болезни Джейхейриса она знала, что неутолимая жажда является верным признаком скорой смерти. Однако сложно сказать наверняка — Визерис жил в таком состоянии много лет и это, честно говоря, хранило остатки покоя в душе Алисенты. Пока он жив — жив и мир, хрупкий, зыбкий, но мир. Но как долго им удастся поддерживать трепыхающуюся жизнь в ветхом теле? И насколько это честно по отношению к самому Визерису? Алисента предпочитала на отвечать на эти вопросы.        — Д-достаточно, — прошептал Визерис.        Алисента тут же убрала кубок в сторону и аккуратно уложила голову мужа на подушки. Вздох облегчения сорвался с его уст, казалось, сейчас он вновь уснет и все будет как прежде. Однако…        — Тебе больно, муж мой? Мне позвать мейстера? — Алисента скользила по его лицу тревожным взглядом, пытаясь выискать причину его волнений. — Быть может ты хочешь есть? Подать сюда ужин? Тебе не холодно? Я закрою окна и подложу поленьев в огонь, — королева с готовностью встала, однако Визерис остановил ее слабой, почти усохшей рукой. Алисента с ужасом обернулась, видя его уродливые, скрюченные, потрескавшиеся пальцы на своем изящном, белоснежном запястье. Ей стало дурно, но она все же вернулась на свое место великим усилием воли.        — Я очень долго ждал этого часа, — взгляд Визериса пугал ее поразительной осознанностью, а его голос удивительной твердостью, которая редко была ему присуща, — я очень давно жаждал умереть и обратиться в пепел. Я ухожу, Алисента. Мой путь окончен.        — Нет, мой король, не говори так! Прошу, позволь мне позвать мейстера, он поможет тебе, вот увидишь!        — Не тревожь людей среди ночи, — Визерис набрал в грудь побольше воздуха, ведь с каждым мгновением говорить становилось все сложнее, — лучше послушай то, что я тебе скажу.        Алисента не посмела ему перечить, спеша утереть дорожки слез, что уже скатились с ее глаз. В этот час она особенно остро ощутила вину, что захлестывала каждый уголок ее души и сердца, она чувствовала себя неблагодарной, ей было стыдно и горько смотреть ему в глаза.        — Рейнира, — почти любовно прошептал Визерис, вкладывая в это имя всю нежность и тепло, что еще хранило сердце, — мое единственное дитя! После моей смерти надень на нее корону и возведи ее на Железный трон…        — Что? — бледное лицо Алисенты залила краска. Она недоуменно захлопала глазами, пытаясь воспроизвести в голове сказанное мгновение назад. — Твое единственное дитя?! — Она еще молода, она не знает как править, ей придется многому научиться, — продолжил Визерис, сильнее сжимая руку жены. — Деймон не советник ей, а вот ты… Ты столько лет правила за меня, Алисента, ты столько лет держала в своих руках спокойствие и равновесие моего государства, ты столько лет носила незримую корону! Я прошу тебя, помоги моей девочке, научи ее всему, что умеешь сама. Будь с ней рядом, как была раньше, помнишь? Алисента слушала эти речи с непроницаемым выражением лица, чувствуя как злоба красной нитью прошивает ее хрупкое тело, ядовитыми цветами оплетает ее шею, тяжелым молотом разбивает все оковы, в которые она сама же себя и заковала. Жалость и сочувствие покинули ее сердце, сменяясь необузданным гневом и яростью, что сейчас могли бы соперничать с надвигающейся грозой. Отчего — то в памяти воскресла такая же темная ночь, проведенная на Дрифтмарке и те же разрушительные чувства, которые она испытала благодаря своему мужу. Благодаря его слепоте, глухоте и равнодушию к своим же детям. Благодаря его выбору в сторону старшей, любимой, неприкосновенной дочери.        — Конечно, — королева ответила на просьбу мужа змеиной улыбкой. — Я помогу ей.        Визерис умолк, видя то, что Алисента и не пыталась скрывать. Нет, она и пальцем не пошевелит ради Рейниры, она никогда не исполнит его последнее желание. Интересно, почему? Королеву же затрясло от его искреннего, детского недоумения, мелькнувшего в потемневших глазах.        — Деймон отберет у нее власть, если вы не будете держаться вместе, — умирающий король предпринял последнюю жалкую попытку достучаться до сердца жены. — Не дай ему этого сделать. Ты знаешь Рейниру с самого детства, ты была дорога ей как старшая сестра, которой у нее никогда не было, ты была для нее всем, Алисента… Не оставь мою девочку и сейчас, я прошу тебя! — Визерис сильнее сжал руку, до крови впиваясь ногтями в ее кожу. — Дай мне слово!        — Обещаю, — кивнула Алисента, изо всех сил сдерживая желание вырвать ладонь, чтобы в следующий момент задушить ею этого человека. Человека, который растоптал ее жизнь, человека, который уничтожил все крохи ее любви к нему. — Будь спокоен, муж мой, твое единственное дитя получит то, что ей причитается, — заверила королева. — Я позабочусь об этом. Я позабочусь…        Визерис слабо улыбнулся ей в ответ и прикрыл глаза, чувствуя, как смертельная усталость расслабляет все его больное тело и стирает сотню мыслей, витавших в его многострадальной голове. Все вмиг стало неважным, все потеряло цвет и стало тише. Алисента смотрела на его умиротворенное лицо с презрением, еле сдерживая бурю, что надвигалась в душе. С остервенением вырвав свою руку, она поспешила омыть ее в тазу, наполненном чистой водой. В пекло ее доброжелательность! Да будут прокляты все эти годы, которые она провела подле него!        Достав чистый платок, королева обернула ею руку и с ненавистью оглянулась по сторонам. Нет, это не за окном так душно, эта невыносимая аура обитает именно здесь! Взгляд ее упал на макет Валирии и на мгновение Алисенте захотелось изломать это все в пух и прах, раздробить на мелкие кусочки и развеять по ветру. И поступить так с каждой вещью, которую любил ее муж. Муж? Алисента залилась хохотом, а затем схватила себя за голову, понимая, насколько бездарно потратила лучшие годы своей жизни, храня верность и преданность этому человеку, что ни единого дня не жил ею. Он никогда не любил ее, не назвал своей, не обнял с желанием. Не холил, не лелеял, всегда отвергал и держал на расстоянии, выбросив ключи от своего сердца в неведомый ей океан. Она столько лет жила с обидой, она столько раз представляла себе этот момент! Момент, когда ее оковы падут, когда она избавится от ненавистного ей мужчины, когда почувствует себя живой, выйдет из — под тени мертвой женщины! И сейчас, когда конец его близок, Алисента не испытывала ничего. Ни радости, ни счастья, ни той треклятой свободы, о которой грезила ночами, проводимыми здесь. В ее душе царили лишь боль и сожаление. Ненависть к себе. Переборов отвращение и презрение, Алисента вновь подошла к постели мужа. Лицо его выражало пугающее, мертвенное спокойствие. Неужели?! Королева взяла маленькое зеркало и поднесла к его лицу. Мертв. Король мертв.              ***        Алисента вышла из королевских покоев и собственноручно затворила за собой дверь. Аррик Каргилл, несший в эту ночь свою службу, встретил ее задумчивым взглядом. Все в ней было как обычно, но в то же время было что — то неуловимо жестокое, необычное, странное и совершенно чуждое их доброй королеве.        — Король заснул, — сообщила Алисента. — Не впускайте к нему никого, не стоит тревожить его хрупкий сон.        Удовлетворившись его коротким кивком, королева последовала в свои покои. Сонные девушки выстроились перед ней в неровный ряд.        — Помогите мне переодеться, — она с порога скинула с плеч простое платье, оставаясь в одной нижней юбке. — А ты, Талия, ступай и приведи сюда сира Кристона Коля, — добавила Алисента, обращаясь к своей верной фрейлине.        Сир Кристон появился в ее покоях через считанные мгновения. Увидев лицо своей королевы, гвардеец сразу же понял что произошло. То, что они так долго ждали. То, к чему так долго готовились.        — Примите мои соболезнования, моя королева, — он склонил голову, соблюдая приличия. — Это невосполнимая утрата для каждого из нас.        — Благодарю, сир Кристон. Мне понадобится несколько дней, чтобы передать власть сыну, — Алисента намеренно не уточнила какому именно, но Колю это и не нужно. — Я могу рассчитывать на вас?        — Как раньше, так и впредь, — заверил гвардеец. — Я верен вам и готов исполнить любую вашу волю.        — Вы многое сделали для Эймонда, сир Кристон, — с благодарностью произнесла Алисента. — Я никогда не забуду вашей доброты и участия в его его судьбе. Не забудет и он. — Это великая честь, моя королева. Для меня нет слов дороже, чем эти. — Ступайте к принцу и приведите его в зал заседаний Малого совета. Не говорите ему и слова. Я буду ждать его там. У нас мало времени, я не имею права на ошибку. — Что насчет самого совета? Мне созвать его? — уточнил Коль. — Позже. Мне нужно поговорить с отцом. Я должна знать кто он мне. Союзник или враг? Коль коротко кивнул и быстрым шагом покинул ее покои. Алисента вышла вслед за ним, желая встретиться с десницей. Вот только где он? В башне или где — то здесь? Интуиция повела ее в зал Малого совета. И не обманула. Десница сидел в полном одиночестве, погруженный в чтение какого — то наверняка важного документа.        — Алисента? — Отто окинул ее удивленным взглядом, явно не ожидая увидеть дочь здесь в столь позднее время. — Что — то случилось?        — Все кончено, — ответила королева, отодвигая стул на другом конце стола.        — Его величество? Когда? — Отто с тяжелым вздохом отложил в сторону бумаги.        — Час назад, — с потрясающим спокойствием ответила Алисента, расправляя складки на подоле платья, — он умер легко и быстро. Удивительно. Так что мы будем делать, отец? — она резко вскинула голову, глядя на десницу в упор. — Нам нужно говорить едино, чтобы не выглядеть слабыми перед чужими взорами.        — Ты знаешь мою точку зрения, — жестко ответил Отто. — Эйгон и только Эйгон заслуживает короны.        — Эйгон не справится, — возразила Алисента. — Нам нужен сильный лидер.        — Эймонд не силен. Эймонд жесток. Не путай эти понятия, — Отто резко встал с места и подошел к дочери, что даже не шевельнулась. — Ты не сможешь им управлять, если подаришь ему власть сейчас. К тому же второй сын не может обойти первого.        — Мы все равно собираемся нарушать волю короля, — напомнила Алисента. — Какая разница? — Большая. Эймонд может надеяться на корону лишь в случае гибели Эйгона и его наследников. Ни больше, ни меньше. Почему ты так хочешь посадить его на трон? — Отто взял дочь за подбородок. Под его проницательным взглядом нельзя солгать.        — Я виновата перед ним, — ответила Алисента. — Я виновата во всех лишениях, что постигли его с юного возраста. И боги наказали меня за это, поставив перед выбором. Перед невозможным выбором! Мне нужно разделить собственное сердце, своих собственных детей! Думаешь это легко? — О чем ты? — Его рождение и первые годы пришлись на тяжелый отрезок моей жизни. Ты был прав, отец. Прав во всем. Я не стала им хорошей матерью, я не сделала то, что должна была сделать. Эймонд рос наедине со своей проблемой, он годами носился с этим окаменевшим яйцом, пытаясь его пробудить. Для меня все эти попытки были смешны, я не воспринимала все это всерьез, забывая о том, кем является мой ребенок. Он не моей крови, он крови Таргариенов. Таргариенов, которые больше половины своей жизни проводят в небесах. Если бы я уделяла ему больше внимания, если бы я озаботилась этим чертовым драконом, если бы я жила бедами своего сына, то кто знает, может он не был бы искалечен проклятым бастардом? Может отчаяние не толкнуло бы его на безумный поступок? Быть может сейчас, его молодое сердце не напоминало бы кусок камня, в котором нет места ни единому светлому чувству? Корона — это единственное, чем я могу искупить перед ним свою вину. Он заслуживает ее. Он готов к ней.        — Ты мать, дочь моя и как отец я прекрасно понимаю твои мысли и чувства, хоть и считаю, что ты к себе слишком строга, — искренне ответил Отто. — Однако мы не можем позволить себе такой роскоши, как выбор. Ты не можешь выбирать между своими сыновьями, ты не можешь отвергать одного и возвышать другого, ты не можешь идти против правил, которым тысяча лет. Думаешь, я не понимаю Эймонда? Думаешь, я не знаю всю остроту его ума, мысли, ловкость его рук, силу его тела, отвагу его сердца? Да, Эймонд был бы хорошим королем, он прославился бы на весь мир, он бы вел за собой людей и его слову не смели бы перечить. Все это было бы возможно, окажись он первым. Эймонд не первый. Эймонду не принадлежит Железный трон.        Алисента тяжело вздохнула.        — Эйгон не так искусен во владении мечом, — Отто вернулся за стол, занимая свое место, — и он совсем не похож на своего дядю. Принца Деймона Таргариена. Зеленая королева напряглась, услышав его имя. — И несмотря на все эти «недостатки», — Отто явно издевался, — он лучше, чем его брат. Он умен, он прекрасно понимает свои возможности, он рассудителен, он хитер и изобретателен. То, что Эймонд может взять грубой силой, Эйгон возьмет искусством слова. И самое главное, моя королева, Эйгон послушен. — Твоему слову, — съязвила Алисента.        — Ты и я — единое целое, — напомнил Отто. — Ты моя плоть и кровь, ты моя дочь, у меня нет никого ближе. Я за тебя, а не против.        — Тогда будь со мной, отец! — Алисента раздраженно вскинула руку. — Поддержи меня, сделай то, что должен. Я не просто твоя дочь, я твоя королева, так подчинись моему слову! Возведи Эймонда на трон!        — Чтобы тебя назвали узурпаторшей? — иронично спросил Отто, не впечатленный ее пламенной речью.        — Мне плевать, как меня назовут! — воскликнула Алисента. — Я королева уже двадцать шестой год и ты думаешь, что меня остановят чьи — то слова? С семнадцати лет я ношу имя дрянной пиявки, пора уже начать соответствовать этому гордому титулу. Я дрянь и жалею, что не была ею раньше.        Отто осуждающе покачал головой. Она непробиваема. Массивная дверь открылась, впуская Эймонда. Он выглядел раздраженным. Его подняли с постели в столь поздний час, не дали никаких объяснений, так еще и сопроводили в зал заседаний Малого совета. Совет? Лишь сейчас принц понял причину такой срочности и костерил себя последними словами, проклиная свою глупость и зря потерянное время. Король умирает? Или он уже мертв? — Благодарю сир Кристон, — Алисента слабо улыбнулась, жестом приглашая его занять место позади себя. — А ты, Эймонд, присядь и выслушай меня. Не перебивая.        — Что происходит? — принц беспрекословно исполнил ее просьбу, опустившись на пустующее кресло. — Это то, о чем я думаю? — Эймонд бросил напряженный взгляд в сторону десницы, который, в свою очередь, буравил злобным взглядом свою дочь.        — Алисента, ты совершаешь глупость, — предостерегающим тоном произнес Отто.        Ответа не последовало. Ведь в следующее мгновение двери вновь распахнулись.        — Король Эйгон из дома Таргариен, второй своего имени, король андалов, ройнаров и первых людей, лорд Семи королевств и защитник государства! — громкий голос Юджина Кидвелла эхом разнесся по полупустому залу. Отто не смог скрыть довольной, счастливой улыбки.        Эйгон появился на пороге зала в сопровождении оглушительной тишины и Алисента была готова поклясться, что прежде не видела на его лице такой серьезности, такой решимости, такой опасности… А еще взгляд ее зацепился за новый дублет, безупречно сидевший на фигуре сына. Изысканная, но при этом достаточно плотная ткань, насыщенного зеленого цвета, на фоне которой золотой нитью был вышит золотой дракон. Дань уважения ей. Новый цвет короны и старый символ Таргариенов. — Так, так! — Эйгон лукаво улыбнулся. — Неужели я помешал вашему заговору? Вы уже признали Эймонда своим королем?        В глазах Алисенты мелькнул священный ужас. Он знает! Он знает обо всем! — Что? — Эймонд, услышав свое имя, будто очнулся от затяжного сна. — О чем ты болтаешь? — Оу, — Эйгон притворно расстроился, — мама, так вы не сказали ему? Впрочем, это к лучшему. Иначе меня давно нашли бы зарезанным в собственной постели. — Матушка, объяснись, — Эймонд вскочил как ошпаренный, становясь перед Алисентой, которая растерянно смотрела то на отца, то на старшего сына. О том, что она хотела отдать трон Эймонду знали лишь она сама и Отто. Неужели отец выдал ее тайну? Нет, не может быть! Тогда откуда Эйгон узнал? И как давно он знает? — Вдовствующая королева сделала свой выбор много лет назад, — Эйгон любезно решил пояснить ситуацию, пользуясь замешательством матери. — Когда ты валялся в бреду, потерявшись между жизнью и смертью. Алисента поднялась со своего места напряженная как струна: — Эйгон! — Ваше величество, — спокойно, но твердо поправил ее сын. — Ты не заслуживаешь короны, — прошипел Эймонд, медленно приближаясь к брату. — Ты самозванец! — Мне поплакать об этом вместе с тобой? Или справишься сам? — Эйгон не удостоил его и взглядом. — Если Вхагар поднимется в небо, Боги тебе не помогут, — пригрозил Эймонд. — Следи за своим языком. — Если, — кивнул Эйгон, не собираясь спорить с этой истиной, — но даже Вхагар бесполезна без всадника. Или ты думаешь, что сможешь оседлать ее в ближайшие часы?        Эймонд разочарованно взглянул в сторону дверей, понимая, что его не выпустят из замка ни под каким предлогом. Седьмое пекло! Но… — А, совсем забыл, — Эйгон, будто прочитав его мысли, очаровательно улыбнулся, — сир Лютор Ларджент сегодня неудачно упал и сломал себе шею. Помощь не придет, милый Эймонд, ты остался один. — Городская стража подчиняется мне, — с досадой ответил Эймонд, подобно утопающему, хватающемуся за последнюю соломинку. — Они не допустят твоего воцарения! — Когда они узнают, будет слишком поздно, — флегматично пожал плечами Эйгон, — Перечить воле короля чревато последствиями и вряд ли все две тысячи Золотых плащей выступят против меня, зная, что сгорят в драконьем огне. Мне жаль, Эймонд, победа была так близко. Эймонд в гневе опустил руку на эфес своего меча. Кристон и Юджин сделали шаг вперед, готовые вмешаться в любой момент. Алисента похолодела, кожей чувствуя злость сына. Крутой нрав и неконтролируемая ярость принца не были новостью для присутствующих, однако в таком виде его видели в первый раз. Эймонд стоял неприступной горой, прямо, гордо задрав подбородок, однако руки, что касались оружия, заметно подрагивали, как и тонкие губы. Взгляд его единственного глаза горел драконьим огнем, ноздри раздувались, а в голове уже зрел план кровавой бойни, которую он с радостью развернул бы здесь. — Ну же! — Эйгон нахально улыбнулся, раззадоривая Эймонда все больше и больше. — Подними на своего короля меч и тогда я сниму с тебя голову! Давай, братец, соверши очередную глупость и избавь меня от «радости» дышать с тобой одним воздухом! Сир Кристон, какая кара ждет несчастного, что осмелится напасть на короля? — Казнь, — послышался глухой ответ гвардейца, оказавшегося меж двух огней. — Казнь, — повторил Эйгон, будто пробуя слово на вкус. — Осторожнее, принц, перед тобой не просто твой старший брат, но и твой король, который не станет терпеть твоих выходок. — Казни меня! — воскликнул Эймонд с жуткой улыбкой на лице. — Убей меня, Эйгон, пролей мою кровь до последней капли! Хоть раз будь мужчиной, защити свое право и избавься от меня, ведь если ты этого не сделаешь, я клянусь всеми богами, ты не будешь знать покоя! Я не дам тебе и дня свободной жизни, слышишь меня! Эйгон склонил голову набок, размышляя над словами ненавистного брата. Хотел бы он покончить с ним раз и навсегда? Хотел. Желал он становится убийцей с первого же дня своего правления? Не желал. Ему не нужна была смерть Эймонда, по — крайней мере не сейчас. А что ему было нужно? Подчинение, преданность, затравленный, обожающий взгляд. И страх перед ним. Липкий, животный, парализующий волю, угнетающий все лишние, ненужные желания. Эйгон понимал, что никогда этого не добьется. Эйгон знал, что казнив брата сейчас, он впишет его имя на страницы истории, сделает героем, вызовет любовь и некоторого рода жалость. Нет, он поступит по — другому. Он пойдет по проторенной дороге, он сыграет грязно, он будет изощренно его мучить, он сделает ему очень больно, он вывернет его душу наизнанку и всадит в его сердце сотню острых ножей. Он выпьет свою месть мелкими глотками. И когда Эймонд вновь попросит его о смерти, когда он вновь будет умолять его об избавлении… Эйгон, может быть, исполнит его волю. — Займи свое место, брат мой, — Эйгон великодушно кивнул на пустующее кресло. — Если ты так глуп, чтобы бросать мне вызов, то я пока еще в своем уме, чтобы его не принимать.        — Трус! — разочарованно воскликнул Эймонд. — Ничтожный трус!        — Какими вы находите наши новые имена? — Эйгон не обратил никакого внимания на слова Эймонда, занимая место во главе совета. — Теперь мы все изменники и предатели, которые сгорят в седьмом пекле! — Государь, что вы намерены делать? — Отто прервал лирический настрой внука, пользуясь общим молчанием. — Дождемся мою супругу, королеву Хелейну и принца Дейрона, я любезно выслушаю и их, а затем будет созван Малый совет, — Эйгон с охотой огласил свой нехитрый план. — Крепитесь, эта ночь будет долгой.