Kisses on scars

***

— Значит, ты не сможешь поехать?       Юнги молился всем Богам, чтобы этот день настал. И по пробуждению даже не сразу понял, что очнулся в том же клубе, где они вечером праздновали возвращение Хосока. Вероятно, это решение было принято им после размышлений о словах друга, что у него по-прежнему открыт вопрос о новом месте жительства, поскольку дом Хоби не подходит для постоянного проживания. Исход был, конечно, ясен. — Что ж, прекрасно… — потягиваясь в кровати, альфа тихо начал посмеиваться и переворачиваться со спины на живот, — Точнее, я имел ввиду, что не переживай, всё пройдёт хорошо. Я лично всё проконтролирую. Ты ж меня знаешь.       Хосока последний аргумент не убедил, что было понятно по его недовольному голосу по ту сторону и ещё долгим ворчаниям, но радость всё же настигла несчастного и, на минуточку, оставшегося без дома Юнги, когда ему дали безысходное согласие на помощь. И к великому счастью, Мин был сегодня в добром расположении духа, чтобы помочь по старой дружбе.       Не спеша на встречу, умывшись под прохладным душем и накинув на голое тело шёлковый халат, он спустился в гостинную, где только начали подавать завтрак. — Господин Хосок сегодня будет отсутствовать. Можете не готовить на него ужин, — голос за стенкой стал приближаться и вдруг из кухни вышла женщина в фартуке и колпаке. Вероятно, их личный повар.       Юнги слабо улыбнулся, приветствуя её легким кивком головы, но женщина так и не произнесла ни слова после.       Выполнив свою работу, она, скорее всего, ушла отдыхать. Альфа не стал её допрашивать и приступил к завтраку.       Пока официанты прибирались на кухне и уносили пустые тарелки из гостинной, Юнги допивал суп из водорослей и планировал сходить на задний двор, где так и не смог заглянуть зверю в глаза. Казалось, будто это хищное животное само звало его к себе и приманивало к клетке. Странные ощущения сдавливали грудь от мыслей о льве, находящемся неподалеку. Вот только все они улетучились в миг, как только рядом завибрировал телефон. «Хосок». — Да что ему еще нужно. — нервно вздохнул Мин оставив ложку в супе и все же подняв телефон. — Слушаю. — Если и дальше собираешься валяться в кровати и ничего не делать, можешь забыть о друге. Я уже предупредил, что этот дом не твой и жить ты в нем не можешь. Прости, но моё гостепреимство не резиновое. И терпение тоже. Так что, поднимай свой ленивый зад и тащи его в мой офис. Сегодня оформляем сделку. Итальянцы скупят наш товар. Надеюсь. И если всё пройдёт гладко, так уж и быть, я отдам тебе часть заработанных со сделки денег.       Юнги опешил от услышанного и не сразу смог что-либо ответить. Но в голове уже испарялись по одному все его замыслы на этот день. Хосок — мастер обламывать в самый неподходящий момент. — Я не понял… То есть, ты сейчас предлагаешь мне помочь тебе с переговорами и взамен на хороший результат дать просто так деньги? И на это, я полагаю, я должен купить себе квартиру, верно? — Ты не такой уж глупый, — усмехается по ту сторону трубки Чон, — Но эти деньги ты получишь не просто так. Ты их получишь, только если сможешь договориться с ними за очень хорошую цену. Выгодную для нас. Это ясно? — Ну и какая же цена для нас выгодная? — без особого энтузиазма включается в разговор, как бы ни хотел он в этом не участвовать. Выбора действительно нет. — Лям евро. Не меньше. Если договоришься, я даже могу тебя взять на нашу работу. — Ты делаешь это не потому, что хочешь мне помочь. Ты меня ненавидешь. И желаешь мне отомстить. Не так ли? — С чего мне тебе мстить? Ты ведь мой друг. И я готов помочь тебе от всей души. Или тебе не нужна моя помощь? — Твоя помощь? Ну… Ведь иначе я и не обратился бы к тебе. Конечно, мне нужна твоя помощь. Только я не верю в твою простую доброту теперь. Вчера ты не пускал меня на вечеринку в честь приезда. Что произошло? Из-за чего ты со мной так? — Мой друг Тэхен сегодня прилетает. Я должен его встретить. Так что, кроме тебя, мне некому доверить переговоры. Вот и всё. Никакого подвоха. А вчера я просто перебрал с вином. Настроение было в ноль и я не хотел ни с кем говорить. Минхо испортил мне настроение на той вечеринке. Так что, с тобой это никак не связано. — С Тэхеном тоже не хочешь знакомить меня? Кто он? Почему-то мне не знакомо его имя. — Потому что я о нём ничего не рассказывал, — фыркает в трубку Чон. — И почему же? — Тебе так важно знать каждого из моего круга общения? Ревнуешь меня? — Ты даже о родителях мне не рассказывал. Всё, что я знаю, это то, что твой отец сейчас на Мальдивах и ведёт важные переговоры за новую землю. Ни о матери, ни о друзьях, которых ты обрёл в разных странах за время нашей разлуки, ты ни разу не рассказывал. Ты мне не доверяешь?       Сердце Юнги вдруг стало сжиматься от столь колких вопросов в адрес друга. Конечно, он не может не переживать. Каждое его слово о новых друзьях и новой жизни — словно ножом по сердцу. Чувство, будто тебе не доверяют и будто тебя не пускают в близкий круг, заставляет еще больше сомневаться в связи с лучшим другом. Настолько ли он лучший? — Хорошо. Раз ты этого хочешь, вечером я вернусь домой. Всё расскажу. Но сегодня ты должен помочь мне. И взамен на это я помогаю тебе. Идёт?       Неожиданная смена настроения пугает Юнги, но он находит лучшим решением сейчас больше не спорить и помочь. Знает, что для Хосока эти переговоры очень важны. Если облажается — отец придёт в ярость. Об этом ему хорошо известно. К тому же, в его ситуации это шанс обрести жильё. — Идёт.

***

      Юнги добирается до офиса на служебной машине Хосока, которую тот отправил за ним. И по началу встреча и приём гостей проходят хорошо. В узком кругу они переговариваются о предстоящем тендере, а после гости соглашаются отужинать в ресторане Хосока, куда тот их пригласил заранее. Их небольшая посиделка превращается в банкет и ближе к ночи, когда Юнги уже перебрал с выпивкой, переговоры начинают затягиваться.       Внезапный звонок отвлекает Хосока и тот спешит уйти из-за стола, резко сменившись в настроении. Он не говорит ни слова и легко поднимается с места, спеша покинуть застолье. В это время только Юнги успевает заметить его уход и зацепиться взглядом за друга, у которого вдруг откуда-то возникли важные дела при том, что он и так сейчас находится на «важных делах».       Он находит странным отсиживаться и дожидаться Хосока, поэтому пока начинает разбалтывать его гостей. Но из всего круга людей разговор с ним поддерживают лишь двое. И те уже почти никакие. Они допивают последний бокал вина и заканчивают краткое общение, уходя полностью в сон.       Кажется, у него нет больше выбора. Придётся признать поражение и снова унижаться, чтобы добиться расположения Хо.       Его взгляд вдруг замечает яркое, но при этом неприметное пятно в углу ресторана неподалёку от их стола. Тот сидит совсем один. В белой и почти прозрачной рубашке, через которую высвечивается торс парня, его выделяющиеся на нежной коже соски и легкий пресс. Мин закусывает губу, выхватывая из рук заснувшего гостя бокал с вином, и надвигается к тому самому столику в углу.       Притаившийся ангел ему оказывается знаком.       Чимин.       Тот, которого он уже видел здесь недавно в компании Хоби.       Тот, который является его младшим братом.       Тот, которого… он очень хочет.       С хищной улыбкой он падает рядом на диван, сразу же закидывая руку на плечи мальчишки. У него они настолько хрупкие, что кажется, будто их легко сломать одним лишь легким прикосновением. Юнги оставляет бокал на столе перед собой и поворачивается к зажавшемуся еще больше парню. Читает на его лице страх и почему-то не понимает этой скованности, которой в прошлый раз не было. Он был совсем другим. — Ты уже забыл меня, малыш? — усмехается он с обидой, заглядывая в чужие мрачные глаза. — Может, выпьешь со мной? Или за меня?       Он двигает бокал ближе к нему, но Чимин не двигается, не ведет и бровью в его сторону. Сидит так же тихо и подавленно. Его голова опускается ещё ниже и теперь Юнги уже не кажется, что здесь что-то не так. — Ты какой-то совсем закрытый. На, выпей уже, — снова предлагает вино и только сейчас понимает, что слышит шаги, приближающиеся к их столику. И уже понимает чьи они.       Подняв голову, он встречает Хосока, у которого на лице написано, о чем он думает и что хочет сделать. — Он не пьёт, — строгий голос прерывает монолог Юнги, когда тот сразу отстраняется от мальчишки и вальяжно откидывается на спинку дивана, словно и не собирается уходить.       Хосок смотрит в его глаза ещё какое-то время тем же недоверчивым взглядом, но подозрения оставляет в голове и не решает больше накидываться. Вместо этого он удивляет Юнги и подходит к Чимину с другой стороны, протягивая руку.       Пак медлит минуту, не поднимая головы и не отвечая ничего на просьбу подняться с места. Но как только Юнги чувствует усилившийся феромон друга, он понимает, что и Чимин его почувствовал тоже. Он источает злость. И она кажется опасной.       Чимин встаёт почти сразу, как начинает поддаваться его гневу. Омега внутри сжимается еще больше, пристыжая себя перед братом, но в сердце трепещет теперь не только страх. Он не смотрит в глаза Хосока и быстро сбегает, обойдя его и отказавшись от помощи.       Чон переводит взгляд с опустевшей части дивана на Юнги, всё ещё валяющегося рядом, и не говорит ни слова. Хочется высказать пару нелицеприятных слов, но он лишь громко вздыхает при нём, намекая глазами на то, что они обязательно поговорят, только позже.       Юнги оставляют в покое уже через минуту после ухода Чимина. И альфа внутри начинает метать молниями от злости, что его снова прервали. Он пытался. Он смог бы. Только вот откуда-то вдруг у этого придурка появилась чуйка и он снова всё испортил. Теперь это стало его фишкой.       Вечер заканчивается брошенными на стол купюрами за ужин, хотя Хосок знает, что они ни к чему, ведь он сам владеет этим местом, и парой прощальных фразой. Но для приличия всё равно оставляет пару купюр. И когда все гости разъезжаются на своих машинах, он заводит ключом свой вымытый до чиста чёрный Lamborghini и собирается уже отъезжать, как вдруг видит перед капотом худющее тело, выросшее как из-под земли. — Че творишь? — рычит недовольное, опустив стекло и высунув голову.       Каменное лицо Чимина вдруг меняет краски. Он дёргает уголками губ и оббегает остановившуюся машину на носочках. Успевает без разрешения залезть внутрь и усесться рядом с братом, пока тот в удивлении и неодобрении поворачивает голову к нему.       Хосок смотрит долго. Изучает наглое лицо младшего и понять не может одного — с какого хера??? — Ты ахринел? — обыденно и почти неудивлённо возникает Хо, увидев это создание рядом. — Вышел отсюда быстро.       Чимин давит улыбку самодовольной твари и с самым мерзостным выражением лица поворачивается к брату, чьи брови начинают соединяться в одну линию. Не боится. Смотрит уверенно и по-лисьи хитро. — Отвези меня домой… Пожалуйста… — тянет шёпотом Чимин, пристегивая ремень безопасности.       Хосок возмущенно шипит от гнева, но сдерживает себя, пока отъезжает от парковки и выезжает на главную дорогу. Настроения кидаться пустой бранью у него сегодня нет. Но разговор должен начаться немедленно. — Будешь так давить, мы когда-нибудь врежемся или слетим с дороги, — предупреждающе, но расслабленно говорит Чимин, смотря перед собой.       Его колени и икры оголены и эти широкие шорты, которые очень не нравятся старшему, начинают подбешивать Чона, пока тот давит на газ и на руль, будто бы так пытаясь выплеснусь весь свой копящийся гнев. Взгляд за этот прикид зацепился еще утром. Странно, что он надел именно это, зная, куда идет. — Может, реально врезаться в кого-нибудь сейчас? — опуская тон голоса, он поворачивает голову к младшему и уже чувствует, как омега в нём содрогается от испуга. От этих слов действительно не может не пробрать дрожью. — Вероятно, ты только так сможешь понять всю серьёзность моих слов…       Скорость на спидометре растёт так же быстро, как и ярость в его венах. Она бурлит и вот-вот выльется наружу. Но Чимин, чувствуя опасность и то, как его ноги дрожат от ускорения, кажется, лишь приближается к ней сам. — Окей, но тогда тебе придётся лишиться всех своих несметных богатств и всех имуществ… И неизвестно, как ты собираешься объяснять мое состояние после аварии родителям, — пожимая плечами, парень включает осторожность в словах, хотя уже наговорил много лишнего. Его тревога возрастает и сердце начинает колотиться в жутком темпе от неизвестности происходящего.       Хён никогда не был таким.       Однако…       Чон Хосок может сделать что угодно. — А ты так уверен, что мы выживем? — тихий вопрос в ответ заставляет его шею покрыться мурашками.       Всё тело передергивает от волнения, прокатившегося по спине. До ужаса страшно.       Этот альфа хуже, чем он думал.       Он видит, как Хосок продолжает давить на педаль газа и не останавливается. Видит, как стрелочка на спидометре достигает предела и машина уже почти взлетает со взлетной полосы от невероятной скорости. И чувствует, как все органы внутри вдруг прижимаются к задней стенке. Он задерживает дыхание. — Остановись, — дрожащие губы выпускают наконец просьбу.       Его глаза намокают от слёз, но теперь их уже не видят. Хосок больше не смотрит на него. — Прошу, остановись, — повторяет умоляюще, смотря на профиль разгневанного брата. — Прекрати!       Но крик не помогает его утихомирить. Властные руки сильнее сжимают руль и словно показывают всю злость в нем. Чимин понял. Он всё понял. — Хорошо, хорошо! Я тебя понял! Перестань! — перекрикивает шум машины, от которой глушит уши. — Хосок-хён! Хён! Хо, перестань! Пожалуйста, остановись!!!       Он закрывает уши ладонями и зажмуривается, задержав дыхание, так как сердце больше не выдерживает этой нагрузки. Однако сидящего рядом водителя это не торомозит. Lamborghini летит на бешеной скорости, обгоняя другие машины. И лишь только Хосок этим доволен.       Чимин едва терпит страх и боль в груди от этой скорости. Он очень боится. Его сердце почти замирает на секунду, когда они объезжают сразу две машины полиции. Хосок делает это неспешно, словно сам нарывается на аварию. — Мне страшно! Остановись!!! — пищит во весь голос Чимин, но они замедляются лишь на секунду, когда руки Хо устают давить на руль.       Ужас продолжается и ко всему этому Хосок опускает стекла с обеих сторон, позволяя сильному ветру задувать в салон. Чимин не успевает что-либо сделать и шевельнуться, как сильный поток ветра врезается ему в лицо. Он зажмуривается сильнее и теперь вообще не в силах открыть глаза. Рука его интуитивно ищет ручку от двери, придерживаясь от резких поворотов. Но даже это не спасает его, когда Хосок заворачивает направо и вынуждает тело мальчика упасть на себя. Чимин ударяется головой. И этот стук он слышит отчетливо.       Хосок замедляется, а после и вовсе тормозит. Он взволнованно осматривает голову Чимина, пока тот хватается за нее обеими руками и нагинается еще больше в его сторону. У альфы в нём не остается терпения. Чертова генетика. — Посмотри на меня, — торопливо говорит он, поднимая его за плечи. Но парень сопротивляется. — Посмотри говорю!       Его пальцы сдавливают кожу худых плеч, но это уже не делает ему так больно, как раньше. Чимин не поднимается и так и держится за голову, опустив лицо вниз. И спустя лишь несколько минут этого протеста и безуспешных попыток ему помочь принять вертикальное положение, Чон наконец замечает текущие по щеке брата слезы. И в этот момент он хочет вырвать себе сердце, чтобы оно больше не билось и не чувствовало боли за близкого.       Это он виноват. — Прости… Прости меня, — голова Чимина оказывается на его коленях, а тоненькие ручки вдруг тянутся к его рукам на руле. Он обхватывает их аккуратно, но быстро, и одну из ладоней тянет к своей щеке.       Чон чувствует влагу от дорожки слёз, но молчит. Позволяет делать всё то, что делает младший. И Чимин тут же начинает рассыпаться с извинениями снова. — Прости, пожалуйста, хён, я больше не буду, к-клянусь, прости, прости, прости, — переходя на шёпот, он целует ладонь брата и закрывает глаза, молясь, чтобы он не надавил на газ прямо сейчас. — Хён, я обещаю… Я больше никуда не пойду без тебя, клянусь своей жизнью. И носить эти откровенные наряды не буду.       Кажется, эти слова успокаивают Хосока на время, но гнев снова возрастает в груди, когда до клеток мозга доходит смысл его слов. — Никогда больше… — шепчет над его ухом в ответ, наклонившись чуть ближе к его голове, — не смей клясться своей жизнью, придурок. Потому что однажды я реально тебя убью, — рукой, которую только что целовал Чимин, он вдруг начинает обвивать его шею и разворачивать его лицо к себе.       Они наконец-то смотрят друг на друга.       Глаза младшего были похожи на звезды. Яркие, блестящие и такие же далёкие, недосягаемые. Эти звезды гасли. В них была обида и боль, причиненные самым близким человеком. Хосока не могло это не задевать. Потому что меньше всего он хотел бы делать больно человеку, за которого несёт ответственность. Потому что меньше всего он желал бы видеть правду именно в этих глазах. — Прости и ты меня, малыш, — он неожиданно сбавляет обороты, отпуская шею и откидываясь обратно на спинку. — Ты ведь знаешь, что я делаю это ради твоего блага. Я хочу защитить тебя. В особенности от Юнги.       Чимин недоумевающе хлопает глазами и вытирает слёзы с щёк. Вопрос созревает сам. — Почему? — Потому что. Тебе нельзя знать кто он на самом деле. И лучше вам не сближаться. Я ясно выразился? — последним вопросом он ставит точку в данном вопросе, когда видит очевидный ответ на него в немом взгляде непонимающего Чимина.       В чем же эта опасность?       Что Хосок имеет ввиду?       Когда он приводит себя в порядок и садится обратно на свое место, Хо следит за тем, чтобы тот пристегнулся, и даёт ему свою бомберку, чтобы прикрыть ледяные от холода ноги. Чимин уже без каких-либо благодарств и улыбок принимает заботу и пытается забыть сегодняшний инцидент по пути до дома, включив любимую песню в наушниках.       Хосок забирает один из наушников прямо из уха младшего, а после вдевает в свое ухо, тут же вслушиваясь в ритм. — Это Бруно? — кривит брови в удивление, но сейчас он приятно удивлён. Под кивок Чимина он улыбается ему в ответ и словно одобряет его вкус. — У него скоро концерты. Я всё хотел сходить… — тонким намёком говорит он тише, думая, что Чон не слышит, но Хосок улавливает его голос моментально.       Как и всегда. — Хорошо, значит, поедем, — оглашает вердикт, открывая телефон распознаванием лица и тут же заходя в интернет для поиска билетов.       Парой движений он покупает билеты на сайте и показывает ему электронные чеки, как доказательство своим только что данным обещаниям.       Несмотря на затяжное молчание и неловкую тишину между ними, всю последующую дорогу они ехали в спокойствии. Чимину было безумно приятно, что этот черствый человек наконец позаботился о нем. Хотя… сказать честно, в ласках и доброте ему не было равных. И всё же, эта капля внимания была сейчас приятна.       За него переживали.       За него переживал Хосок.

***

      Тишина в машине длилась недолго. Чимина трясло от мысли, что Хосок сейчас способен на что угодно. И от одного лишь его взгляда становилось не по себе. Он действительно жесток, когда дело касается наказаний.       И он лучше всех остальных знает, каким может быть старший вне камер и вне дома. Если они в общем кругу его друзей — нет никакой опасности. Но как только всё закончится, как только все уйдут, даже после весёлого время провождения, даже после шуток и приятного общения, Хосок перестанет быть милым старшим братом.       Сейчас они одни.       И как бы ни хотелось сбежать, он не сможет. Чужие руки или чужой запах просто не дадут шевельнуться. Он сковывает ноги и руки, не позволяя выйти из капкана. Чимин не может, не в силах. Сопротивление будет означать неповиновение. А неповиновение будет вести лишь к одному — наказанию.       А когда дело касается наказания — Хосок не бывает милосердным.       Чимин прикусывает губу, отводя взгляд к окну. Через запотевшее стекло едва видит зеркало и пытается в нем разглядеть самого себя. Из тумана мыслей выводит голос рядом: — Я отвезу тебя домой. Отдохнёшь. Поспишь. А завтра со мной поедешь, — не уточняя, басит Чон.       Чимин осторожно переводит взгляд на него. Боится произнести и слова. Знает, что нельзя. Это слишком рискованно, каким бы смелым он себя ни считал.       Можно было бы ответить привычное: «Пошел нахер», или «Отвали, никуда не поеду», но он не в универе. Это не друг и не одногруппник, который задирает его каждый божий день. Это Чон-мать-его-Хосок. Любое слово в его адрес, вылетевшее из его глупого рта и не понравившееся брату, автоматически будет считаться смертной казнью для него самого.       Он долго не думает и выдаёт первое, что пришло в голову: — Куда?       И глаза уже сверкают в темноте ночи от слёз. Он уверен, что он жалок. Потому что ничего больше не может сказать. — Куда бы я ни поехал, ты всё равно поедешь со мной. Не обсуждается, — холодно добавляет Хо, сжимая пальцами руль сильнее.       Сказанное является фактом. Пак не сможет уйти от него или без него.       Чимин спорить не осмеливается. Только послушно кивает один раз и взгляд продолжает держать перед собой. Смотрит на свои маленькие пальчики, искусанные по бокам от ногтей, и оглаживает большой палец, на котором виднеется корочка ранки. — На фотосессию, — коротко отрезает Хосок, заворачивая в сторону особняка.       Ничего больше они не обсуждают, пока не добираются до дома, где их встречает прислуга и добрейшей души госпожа О. При входе в дом, в её руках Чимин видит домашнюю накидку брата и стакан виски, который тот принимает ежедневно по вечерам. К удивлению, сегодня Хоби отказывается от выпивки и почему-то вдруг из-под лобья смотрит на женщину, явно осуждая её за то, что та принесла. — Я ещё не разулся, а ты мне уже халат суёшь, — дёргаясь, парень отмахивается от рук прислуги и отталкивает её со своего пути, проходя дальше по темному коридору в гостинную. — А чего в коридоре свет не зажгли? А если у меня голова кружится и я упаду прямо тут перед вами? Что за приём?       Чимин молча наблюдает за возрастающей агрессией брата и тихонько ступает за госпожой О на кухню, пока Хосок располагается на диване. — Не обращайте внимания, он сегодня не в духе… — шепотом произносит Пак, опуская глаза ниже. Ему стыдно. Снова.       Женщина понимающе кивает, ведь как-никак они прожили с ним вместе долгие годы. В ее глазах лишь одно — беспокойство о младшем брате господина Чона. — Как вы? Может, хотите чего-нибудь? — она из вежливости улыбается и видит ответную скромную улыбку на чужом омраченном лице. — Нет, госпожа, спасибо. Я бы принял душ и лёг спать. К тому же мне… — только он делает вдох, как слышит звук открытия входной двери. Напряжение растёт моментально, и вместе с учащенным сердцебиением он чувствует, как феромоны альфы начинают распространяться по дому. Снова становится неспокойно.       Они кажутся ему слишком знакомыми. Словно он уже чувствовал их.       Повернув голову к коридору, он замечает прошедшего мимо Юнги.       Что он здесь забыл? — А ты что здесь забыл, блудный сын? — нахально усмехаясь, Чон поднимает голову и разворачивается полубоком на диване к вошедшему другу. — Дом потерял? Так я не забирал его у тебя. Так что… Давай, проваливай.       Он показушно размахивает рукой и прогоняет его прочь, отворачиваясь к столу, на который уже подали ужин.       Юнги стоит на месте, не движется и молчит. Просто смотрит. На то, как Хо берёт приборы в руки, не помыв их и не сняв с себя верхней одежды, аккуратно разрезает кусок говядины на тарелке на маленькие кусочки и протыкает вилкой один из них. На то, как поднимает вилку и подносит мясо к губам, но не просовывает в рот. Рядом наливают еще виски и он вдруг цепенеет от ярости, поднимая голову на прислугу. — Ты ахринел?! Наливаешь мне без спроса. Я че, просил тебя наливать что ли? Ну-ка убрал это отсюда! Я, по-твоему, алкаш? Убрал, я сказал! — схватив стеклянный стакан, он швыряет его в стену, не позволив официанту наклониться и забрать его. Парень леденеет рядом с ним и боится даже голову поднять. Стоит с опущенным взглядом, трясётся, слюну глотает и молчит. — Пошёл вон отсюда…       Снизив тон голоса, Хосок ставит руки на колени и опускает голову, не желая больше притрагиваться к еде. Стоящая позади прислуга боится подходить и дожидается следующих указаний, но Хосок снова звереет, посидев минуту в тишине. Оборачивается к ним и яростно сжимает спинку кожанного дивана. — Че стоим, а? Быстро убрали всё здесь! И глаза мне не мазолим. Или у вас работа закончилась??? — угрожающе шипит, ногтями впиваясь в обивку дивана и цепляя взглядом всё ещё стоящего Юнги на проходе в гостинную. — Знаешь, как ты сильно меня раздражаешь, мразь? Знаешь?!       У Мина взгляд холодный, безразличный. Он подходит сам, не ждёт разрешения и на вопрос не отвечает. Либо слишком самоуверен, либо считает себя бессмертным.       У Хосока от злости бурлит кровь. — Че те надо? — кивает Чон, осуждающе оценивая взглядом прикид старшего.       Юнги выглядит, как уличный бандит. С кепкой на голове и натянутым на него капюшоном от худи, со слегка закрученными волосами, спадающими на лицо, и с черными широкими джинсами, под которыми виднеются черные изношенные ботинки. Он держит руки в карманах кожаной ветровки и что-то усердно сжимает в одной руке. Хосок замечает это и принюхивается к запаху друга. — Снова собрался в клуб? Так че ж ты там не остался? Нахер припёрся-то вообще?       Юнги осматривает столик перед ним, переводит взгляд на Чимина, вышедшего в коридор на голоса, и долго смотрит в его темные зрачки. Тонет. Знает, что бесповоротно. Знает, что уже не отвяжется. Но давит в себе эту сущность, готовую прыгнуть на этого юного омегу прямо здесь и сейчас. Душит его горло, выдавливает глаза своего альфы, но сил справиться с этим чудовищем у него не хватает. Кровь бьёт в мозг и заполняет всё пространство в его голове, пока в ней крутится мысль украсть милого юношу, к которому он сейчас завороженно присматривается.       Чимин медленно моргает. Его ресницы кажутся крыльями бабочки, охватывают его душу в цепкие лапы и не дают двигаться, дышать ему не позволяют. В них сверкает нечто прекрасно-дорогое. Недосягаемый. Подобный принцу. Слишком шикарный.       Он должен быть его.       Юнги рвёт крышу. Повернув голову к Хосоку, он весьма сдержанно улыбается, чем еще больше злит кипящего Хосока. Тот покраснел, сжимая кулаки и стиснув зубы. — Ты зол на меня, я понимаю, — неожиданно тихо выдаёт Юнги, подходя ближе и подсаживаясь к нему. — Но мы же друзья, родной. Я всегда на твоей стороне. Был и буду. Ты знаешь. Я никогда тебя не предавал, — смотрит в зрачки Чона уверенно, голос понижает до неузнаваемого тона и на миг заставляет младшего поверить ему. — И не предам.       Хосок кусает нижнюю губу сильнее. Верить не хочет. Не может. Внутри сжирает всё огонь ярости. Но что-то в этот миг трескается, ломается, рушится на глазах, когда он видит шрам на ухе Юнги.       Он сам не замечает, как начинает плакать. Слёзы предательски текут по щекам и ресницы вдруг начинают дрожать. На глазах расцветает жалость к самому себе. Он жалок. Действительно жалок.       Перед ним снова всплывает та ужасающая картина. Крики, вопли, стоны, мольбы и дичайший рёв. Горящий дом. Стрельба. Песок перед глазами. Удар. Всё было как в тумане, но этот момент он не забудет никогда. В этот проклятый день он пообещал не забывать того, что его близкий и единственный друг встал перед ним, прикрыл, не дал умереть. Он спас ему жизнь. Подарил ему эту новую жизнь, которой он наслаждается каждый день, пока тот скитается из города в город и просит убежища у каждого дома, готовый ночевать даже в подвалах и подъездах. Кто и кого тут не заслуживает? Кто кого ещё предаёт?!       Он не смеет об этом говорить. Никогда. — Прости. Прости, родной, — притянув Юнги к себе, он обнимает его обеими руками и сжимает одной его одежду на спине, вдыхая запах близкого человека. Самого близкого. Единственного настоящего друга. — Прости меня. Я никогда этого не сделаю. Никогда, слышишь? — и отстраняется на миг, заглядывая в дрожащие глаза. В них страх. Впервые страх перед лучшим другом.       У Хосока разрывается сердце, падает осколками в пятки и обливается кровью, словно тысячи кинжалов изрезали его на куски. Его друг его боится. — Я никогда. Никогда, с-слышишь.? Никогда, я никогда, родной! — он хватает его за плечи и трясёт, высматривает в чужих глазах хоть что-то кроме боли и обиды. Но ничего не видит. Не видит абсолютно. И снова реки слёз бегут по щекам. — Я никогда… этого не сделаю… Не сделаю! Я клянусь тебе! — его пробивает на слёзы, в горле застревает ком и он больше не в силах что-либо говорить, видя, насколько безразлично лицо Юнги.       Потому что знает, что сделает. Знает, что должен прогнать.       Звуки сирены вдруг перебивают его и они моментально бросают взгляд на окна, через которые видят приехавшие машины полиции за воротами. Один из полицейских достаёт из-за спины пистолет, как только видит среагировавших на шум охранников. Он подходит к калитке и молча предоставляет документ, удостоверяющий личность и должность. Охрана осматривает внимательно машины, лица, то, что находится в руках полицейских, хотят им что-то ответить, но внезапно отходят от ворот и пропускают их внутрь.       Хосок ошарашенно переводит взгляд на Юнги. Он чувствует, как по его телу пробегает табун мурашек. И сейчас он ощущает то же самое.       Чимин испуганно переглядывается с госпожой О и дворецким, который отскакивает от входной двери, как только спецназ врывается в дом без предупреждения. Он не успевает спрятаться и сбежать наверх, его хватает один из следователей и тащит в гостинную. Хосок кидает взгляд на брата и свирепеет в секунду от увиденного. — Отпустите его! Что вам здесь нужно? — выкрикивает тот, вскочив с дивана и прикрыв собой тело друга.       На этот раз он готов сам защитить его. Он обязан.       Следователь отпускает парня, толкнув его к Хосоку, и тот сразу перехватывает его, притягивая ближе к себе в объятия. Чимин дрожит, лупит глаза, но слёзы показывать не решается. Хосок в гневе способен на всё. А если увидит в нём страх и слёзы, начнется драка. Его не сдержит ничего.       Пак тихонько утыкается в шею Хосока и поднимает взгляд на его лицо, которого практически не видит. Слышит только разъяренное дыхание, видит, как челюсть начинает двигаться, и чувствует, как вздымается грудь. Альфа проснулся. Он взбешён. — До нас дошли сведения, что подозреваемый убийца находится на этой территории. Просим вас сотрудничать с полицией и не мешать расследованию и поимке преступника. Возможно, он стоит прямо перед нами, — бросая беглый взгляд на Юнги за спиной Хосока, тот абсолютно уверенно намекает на него. — Здесь нет никакого убийцы и быть не может. Вы можете осмотреть нас, дом, прошерстить всю территорию и если уж так не верится, то, пожалуйста… Можете землю тут перерыть, но убийцу вы не найдёте, — Хосок преграждает путь следователю и смотрит грозно. Пульс начинает бить по вискам, а руки всё сильнее прижимают к себе Чимина, как самое ценное, что есть в этом доме. — В таком случае, позвольте… — мужчина в форме подходит к ним ближе и, смотря только в глаза хозяина дома, протягивает руку к Паку.       У Чимина трясётся всё тело, он впервые сжимается так сильно и боится отходить от брата. Сердце в груди бьётся с такой силой, что кажется, будто сейчас его вырвут из него и разорвут на куски. Беспощадно. Кровожадно. И даже Хоби-хён не сможет помочь.       Он закрывает глаза, поджимает губы и расслабляется, когда чувствует чужой распространяющийся феромон. Перед ним альфы. И они пытаются его успокоить…       Он не заглядывает в их глаза, ручки держит на спине старшего и крепко-крепко обнимает его, не желая отпускать, но в какой-то момент перестаёт дрожать и бояться. Делает глубокий вдох и выдох, глаза открывает, руки за спиной расцепляет и выпрямляется, вдруг отстраняясь от брата. Хосок смотрит спокойно, не дышит разъярённо, и даже позволяет ему отойти от себя, но наблюдает за каждым его шагом после.       Чимин встаёт прямо перед полицейскими, поднимает голову и слегка разводит руки в стороны. Следователь лично начинает осмотр, а после руками проверяет его на наличие опасных предметов. Долго всматривается в зрачки, осматривает шею, обнюхивает её и тут же слышит рык позади мальчишки. Выглядывает через плечо и замечает, как Хосок пытается подойти и уже хватает плечо Чимина, дабы отстранить от него. Ему явно не понравилось это обнюхивание. У альфы бывают такие моменты. Он не способен делить своё кровное и родственное с чужаками. А позволить обнюхать своего члена семьи, тем более, если он омега, — значит не уважать себя и не считаться альфой.       Рука на плече мальчика леденеет, мертвой хваткой цепляется ногтями и слегка отдергивает от следователя. Мужчина тут же прекращает осмотр и подходит к Юнги позади них.       Хосок разворачивает этой же рукой Чимина к себе и смотрит осуждающе. Гнев так и льется из глаз. Но он ничего не говорит. Лишь высматривает что-то на дне опущенных глаз Пака и сдаётся, следом притягивая хрупкое тело к себе.       Чимин успокаивается в его объятиях на какое-то время, но в памяти всплывает картина из машины, когда они ехали сегодня домой. Этот день он не сможет забыть. Хосок отчитал его, осудил, готов был убить, душил и ненавидел всем существом. А сейчас этот монстр крепко обнимает его, переживает и не позволяет плакать перед чужими. И только эта гордость не даёт ему опустить голову и замкнуться снова. Он не может заплакать, но может крепко обнять его. Он не может ничего объяснить, но сейчас эти объяснения ни к чему. Хосок его чувствует. Он вдыхает его запах, источает свой и позволяет успокоиться.       Осмотр завершается, когда полицейские выходят из комнат и записывают что-то в своих блокнотах. Следователь с подозрением смотрит на Хосока в последний раз, но ничего более не спрашивает, отпуская своих людей, а после и сам удаляется, прося прощения за беспокойство.       Юнги косится на Чимина, пока тот обнимает Хосока, и именно в этот момент в нём просыпается зверь. Он просит воли. Просится наружу, чтобы утолить голод. Но поблизости нет свободного омеги, которого можно было бы использовать для утоления потребностей.       Пока нельзя.       Хосок отмирает и отпускает из объятий Чимина, оборачиваясь к другу, внезапно вспомнив о нем и забыв о том, что был зол и пьян. Мозг отрезвился моментально после произошедшего. Теперь, когда младший был в безопасности и спокоен, ему предстояло разобраться с его главной проблемой на данный момент.       Долго не думая, он устало кивает головой в сторону лестницы, ведущей наверх. Юнги молча даёт поклон головой в знак благодарности и уходит к лестнице, понимая, что ему разрешили тут остаться.       Хосок покидает гостинную следом, направляясь в сторону выхода. Куда он идёт — Чимин не знает. И знать не хочет. Однако перед тем, как дверь захлапывается, он слышит знакомый голос из динамика телефона. Услышать вопрос он не успевает, но отчетливое «я еду» от Хосока он слышит и запоминает. В голове сопоставляются картинки и пазл собирается воедино, когда он кидает быстрый взгляд на время и день в своем телефоне.       Суббота.       Сегодня суббота. Снова.       Выключив телефон и присев на диван, он дожидается, когда машина отъедет от ворот, и идёт на кухню, где повара уже заканчивают всю работу. — Передайте госпоже О, что я сегодня останусь у Минхо, — стучит пальцами по столешнице, привлекая внимание занятых поваров, и, получив кивок от одного из них, тут же испаряется из поля зрения.

***

      Бар неподалёку от знаменитого и уже сильно приевшегося им всем клуба Night Delight, которым владеет Хосок, и в котором, вероятнее всего, он сейчас зависает с друзьями, встречает Чимина резкими, но приятными запахами. Аромат морского бриза привлекает его нюх, но он сбивается неожиданными нотками сандала. Выследить обладателя запаха он не успевает, тело крупного альфы пролетает мимо глаз и в пестроте этих неоновых подсветок он уже не видит ничего, лишь бредёт в сторону барной стойки, дабы наконец расслабиться и попробовать какой-нибудь недорогой, но крепкий алкогольный напиток.       Сегодня ему нужно забыться.       Желательно так сильно, чтобы не возвращаться домой. Не возвращаться к Хосоку.       Это имя и этот образ у него уже не выходит из ума, не сходит с языка и никак не исчезает перед глазами. Постоянно он. Его тело, запах, руки, голос, крики, угрозы. Постоянное подчинение. Он кажется в его руках безвольной куклой, которую можно мучать ежедневно и неустанно. На его теле уже нет живого места. Только лицо сохранилось для вида перед друзьями и для фотосессий. Конечно, еще предстоит не одна фотосессия. Это воля свыше. Спорить с братом ему не по силам.       Допив стакан виски, Пак отходит от барной стойки, хотя не уверен, что удовлетворён одним лишь глотком, но продолжает шагать едва плетущимися ногами до сцены, которая всегда была запретной. Неизвестно отчего, но она всегда была запрещена в его жизни. Смотреть можно, но приближаться — никогда.       Сейчас или никогда…       Он уже почти достигает цели, но падает у лестницы, ведущей к сцене. Голова начинает кружиться сильнее, несмотря на то, что выпил он немного. Ноги слабеют и тут уже страх пробирается до самого затылка. Тело покрывается мурашками от легкого ветра, пробежавшего за спиной. Он не успевает обернуться и подняться с колен, как вдруг оказывается схваченным цепкими руками. Те не выпускают его какое-то время, пока он соображает что происходит и наконец поднимает взгляд к лицу незнакомца, оказавшегося рядом. Он долго смотрит и раздумывает, не приходя к какой-либо логической цепи, потому что даже не осознает то, что происходит. Сейчас всё кажется слишком мутным. Его руки начинают леденеть на глазах, а разум расплывается вместе с его видением.       Что-то тяжёлое тянет его, подобно цепи. Ведёт прямо к тьме, к той манящей неизвестности, от которой кружит голову. Руки дрожат, ноги еле шагают, но в глазах горит огонь, ведущий его к опасности, и они не страшатся ничего, следуя зову сердца. Только что-то всё же останавливает его, когда единственная мысль о неизбежном преследует и находит его, хватая когтистыми руками за плечи и разворачивая к себе. В голове загораются тысячи красных огней, кричащих об опасности, когда свет в тех зрачках начинает напоминать возгорающееся адово пламя.       Это глаза дьявола. И он всё ближе. Ещё ближе. Почти перед его лицом.       Те были глаза не монстра, появившегося из глубин ада. Те были предвестники бури, чего-то ужасающего, что копилось тревогой в груди. Это были глаза его собственной смерти.       Не успев выкрикнуть и слова, он падает на постель позади себя, на которую натыкается, как только спиной входит в тайную комнату, находящуюся в конце тёмного коридора. Тут не слышно голосов, не доносятся крики и шум посетителей бара, не видно ни единой души поблизости. Только холод, одиночество и страх. И дьявол, скрывающийся под маской человека. Прямо над ним.       Их тела оказываются в милиметре друг от друга, когда внезапно появившийся из тьмы человек настигает его и толкает руками в грудь. Чимин приземляется на край постели, садится и выпрямляется, хватаясь пальцами за шелковое покрывало, чтобы снова встать, но сделать этого не получается. Почему-то вдруг перед ним будто вырастает невидимая стена, преграждающая путь к выходу. И первое, что он замечает, оглядываясь вокруг, — окна и двери закрыты.       Выхода нет.       Хочется кричать и толкать его от себя, но он не может, он боится сопротивляться в самый неподходящий момент. Чёртово воспитание. Он даже это сделать не в силах!       Незнакомец в маске и кепке оказывается альфой. И определяет он это не по глазам, не по движениям и телосложению, а по запаху. Терпкий, неприятный, поскольку непривычен для восприятия. Он привык только к одному запаху в доме. Но его тут нет. Он не придет.       Нужно выбираться отсюда иначе.       Чимин долго размышляет, смотря в темные зрачки незнакомца, отползает назад по кровати и медленно достаёт телефон из кармана брюк. Телефон загорается, но отлетает в ту же секунду в стену, как только чужая рука перехватывает его. Альфа от злобы начинает рычать на омегу. Чимина охватывает приступ паники. — Не пытайся… Здесь тебя никто не услышит, малыш. И не найдёт, — противная ухмылка расцветает на дьявольском лице и голос его становится заманчиво-игривым.       Правая рука вдруг опускается на колено Пака, тот дёргается, но вовремя себя останавливает от попытки бегства. Теперь уже бежать некуда.       Чимин закрывает глаза, чтобы не видеть этот позор, пытается заглушить разум воспоминаниями из дома, вспомнить учебу, друзей, прогулку по набережной, но ничего не заглушает его беспокойство за себя и свое израненное сознание. В сердце теперь навсегда останется этот шрам, а из головы не исчезнет кошмар этой ночи. — Тшш… Не бойся, милый, — он поднимает руку и, нависнув над его лицом, тыльной стороной пальцев касается нежной щеки мальчика. — Я тебя не обижу… — гадко улыбается и начинает принюхиваться.       Чимина трясёт. Страх вынуждает его выделять феромоны и просить о помощи. Он открывает глаза, не позволяет слезам упасть с ресниц, смотрит так, будто это он держит всю власть в руках. Помнить о том, что нельзя себя выставлять жертвой, он обязан всегда. Он не может плакать перед ним. Не должен.       Взгляд альфы падает от губ к шее парня, пока рука опускается от плеч к локтям, стягивая край ворота кофты. Оголенное плечо заманивает его и он тут же впивается в него своими губами, слегка касаясь зубами чистой кожи. Аромат омеги заполняет всё вокруг и теперь альфу ничего не может остановить. Он буквально вгрызается в тело мальчишки, властно раздвигая его дрожащие колени в стороны, устраивается ближе меж его ног, стягивает всю оставшуюся одежду вплоть до нижнего белья и оставляет Чимина полностью голым. Любуется.       Как же Чимин ненавидит это чувство. Быть зверушкой, которой любуются, когда захотят. Подчиняться, молчать и слушаться тех, кто сильнее. В этом его глупость и слабость. Он не умеет проявлять силу, показывать характер, у него нет силы воли. Настолько жалким быть ему еще не приходилось.       Видел бы его сейчас брат… Возможно, в живых бы его уже не было.       До него лишь сейчас, как в бреду, доносится голос. Чей-то знакомый рык в коридоре. Возможно, он спасительный. А возможно, последний, что он слышит.       Сердце учащает ритм, он задерживает дыхание, боясь открывать глаза, но страх заполняет всё тело и покрывает мурашками до кончиков пальцев, что не посмотреть что происходит там снаружи он не может. Слегка приподняв голову, пока его грудь выцеловывают, наклоняя под себя так, как ему удобно, при этом, касаясь руками всех запретных зон так, словно он уже владеет ими, он даже не замечает и не ощущает ничего, что с ним творят, пока взгляд ищет хоть одну живую душу, способную его спасти.       В голову приходит безумная идея. Но это его единственный шанс.       Альфа не поднимает головы, продолжает целовать каждый сантиметр живота Чимина, и в этот момент, совершенно этого не желая, Пак прикусывает себе язык за совершаемое и жалостно стонет. Для правдоподобности даже прикрывает глаза и привлекает внимание незнакомца.       Он только сейчас начинает раздеваться перед ним. Приподнимаясь на коленях, тот возвышается и светит своим прессом перед лицом омеги. Но Чимина не ведёт на это. Хотя он ломанно пытается изображать в лице заинтересованность и наслаждение. Он слегка кривит губы, раскрывает их и осторожно опускается на подушки, глазами стреляя в строну двери. Альфа опускает руки на вздымающуюся грудь Пака, осматривает голодным взглядом, прикусывает губы, а после наконец припадает к пухлым израненным губам мальчишки.       Чимин стонет снова, специально делая это громко. Но шаги за дверью утихают. Кажется, они ушли. Идея не сработала.       Он злится от собственной глупости, но теперь ничего поделать больше не может. Тело само раскрывается перед чужаком, боится, дрожит, но отдаётся в чужие руки, которые властно хватают его за бедра и пристраивают тело ближе к своему паху. И в этот момент, когда их плоти соприкасаются, Чимин поджимает пальцы на ногах, руками хватается за подушки по бокам от себя, сдерживает звуки в себе, хмурится. И альфе этот вид определенно не нравится. Он грубо входит в неподготовленное тело Пака, пока тот всеми силами старается сдержать гнев и не выпускать пар показательно. Всё это ужасно. Противно и ужасно. Тело не может принять этот ужас.       Он содрогается снова и снова от каждого прикосновения, не хочет и не может таять перед тем, кого не знает и знать не хочет. Это не любовь. Между ними нет никакой связи. Как они могут сближаться вот так?!       Об этом его предупреждал ведь Хосок? Он ведь это и имел ввиду, когда говорил об опасности, подстерегающей его в таких клубах?       Чертова наивность. Детское поведение никогда не доводило до хорошего. Теперь он и правда оказался в опасности. В ловушке, которую ненавидит больше всего.       Хосока тут нет. Он не спасёт.

***

      Пробуждаясь от шума в голове, Чимин начал понемногу чувствовать свои конечности. Всё тело сводило от боли и он едва мог двигать мышцами, но всё равно пытался подняться, отталкиваясь двумя руками. Казалось, словно его насиловали очень долго и, помимо этого, издевались над его телом, как могли.       Разлепляя глаза, он потихоньку приподнялся с постели и стал разглядывать первым делом свое изуродованное тело, которое завтра ему пригодится для съёмок. Если это увидит Хосок, он его уничтожит. Заставит исправлять ошибку, прикажет очистить своё тело от грязи и позора, и будет издеваться ещё больше. Его кошмарный сон превратится в ад на яву и тогда…       Внезапно шаги за дверью привлекли его внимание и заставили позабыть о боли и о том, что с ним будет после. Сейчас важно защитить себя от ещё одного позора. Нельзя допустить сцепки. Ни в коем случае.       Вскочив с кровати с нетерпимой болью внизу живота, Чимин прямо на месте стал просовывать два пальца в себя, чтобы вычистить интимную зону от чужой спермы. Но в этот раз даже собственные прикосновения казались неправильными и болезненными. Это больно. Ужасно невыносимо делать это тут, не имея возможности помыться или хотя бы протереться салфетками. Обернувшись на смятую и грязную постель, он только сейчас почувствовал запах альфы, который покинул его сразу после совершённого. Он здесь был и оставил после себя много следов.       Следы…       Чимин вдруг прозревает и на истякающих секундах догадывается забрать с собой простынь и кепку, забытую на полу этим альфой. В панике он трясущимися руками собирает свои вещи, садится на постель, но не успевает одеться, как слышит топот ботинок прямо у двери. Шаги ускоряются и дверь распахивается, с позором представляя глазам вошедшего эту ужасающую картину.       Дрожащий мальчишка с растрепанными черными волосами, с застывшими слезами на глазах, с брюками в тоненьких руках, на которых виднелись богровые засосы, и на всём его теле были небольшие следы чужих губ и зубов. Он стоял у развороченной кровати, с которой падало покрывало и на которой смялась простынь, с пристыженным и испуганным видом. И взгляд тут же упал на пальцы мальчика. Они были в чужом семени. И догадаться что здесь произошло было не трудно.       Чимин боялся моргать глазами, уводить взгляд и даже дышать. Казалось, между ними возникла стена и пропасть. Невозможно было описать эту минуту тишины. Сердце словно изранили кинжалом, заставили течь кровь еще сильнее от чувства стыда. И боль эта вынуждала кривить лицо, она выдавливала его слёзы, являя их на показ. И он мог бы ненавидеть себя еще больше, вспомнив, что клялся никогда никому постороннему своих слез не показывать. Но сейчас ему казалось, что эти глаза над маской он знал.       Он выпустил брюки из рук, позволив им упасть на пол, и стал медленно шагать к нему. Страх, поселившийся в душе, начал улетучиваться, когда их взгляды встретились. Хотелось подойти. Дотронуться.       Но он не мог. Руки словно сковали наручниками и не дали им подняться в воздух. Он остановился. Смотрел на манящие его губы, на шею, источающую столь притягательный и дурманящий запах, на цепи, висящие на светлой шее, и на обвитые венами кисти рук, выглядывающие из-под рукавов кожаной куртки. Всё казалось запредельно идеальным. И всего хотелось коснуться.       Когда его рука поднялась в воздух и стала осторожно приближаться к плечу Чимина, тот только сейчас осознал, что стоит абсолютно голым перед ним, и что он является омегой. Омегой, которую легко можно сейчас использовать, облапать, исцеловать и искусать до неузноваемости тела, что завтра он точно не сможет выйти в люди и тем более пойти на фотосессию. И что страшнее — он не сможет даже Хосоку на глаза показаться. Поэтому сейчас… альфа перед ним опасен.       Но он наблюдает за каждым движением руки альфы, дышит через раз, прислушивается и принюхивается к запаху, который от него исходит, чтобы понять, сможет ли он навредить. И ничего не чувствует. Ни гнева, ни похоти. Он смотрел на него иначе. Не так, как прежде. Словно заворожённо…       Первое прикосновение к плечу он не ощутил. Оно было лёгким, подобно ветерку, чуть задевшим его кожу. Но второе стало слегка неожиданным. Еще один маленький шаг. И они стоят лицом к друг другу, вблизи, почти дыша запахами друг друга. Альфа касается его второго плеча другой рукой и теперь он держит его чуть крепче.       Пак настороженно отшагивает назад, пытается уйти, но замирает на месте после едва слышного: — Чимини…       Глаза в глаза. И очень странная тишина. Чимина трясёт от его шёпота. Но он молчит, не отвечает, дожидаясь продолжения его слов. Страх в нём велит ему отвернуться, одеться и исчезнуть, сбежать, пока есть возможность. И он отворачивается. Ищет глазами свои вещи и после, найдя их, падает на пол, хватая их руками в немой истерике. Перед глазами всё плывёт, его шатает и морозит. Странное и жуткое чувство преследует его снова. Он не в силах дышать. Дьявол снова здесь.       Он не успевает одеться снова, как слышит за спиной шаги. Он оборачивается и видит, как альфа уходит к приоткрытым дверям и останавливается. Его руки закрывают двери и дальше слышится только громкий выдох. Чимин чуть отсаживается, забыв о вещах в руках, отползает к кровати и в полном непонимании наблюдает за ещё более странной картиной…       Альфа не разворачивается к нему. Он просто стоит. Опускает голову и держит ладони прислоненными к поверхности двери, делает краткие выдохи. Кажется, он о чём-то думает… — Эй... ты... в порядке? — трусливое доносится из уст Пака.       Он так и не смог понять кто он и чего хотел, придя сюда. Однако сейчас… когда чужое телосложение показалось ему знакомым со спины… до него стало доходить, что… человек этот ему не просто знаком…       Чёрные длинные волосы. Кожаная куртка. Кольца. Цепи. Светлая кожа. Руки. Глаза. Поцелуй в клубе.       «Чимини».       Они уже виделись.       Чимин тут же стал приглядываться, вспомнив отрывки из недавних дней. Теперь ясно кто это был.       Но что он собирается делать?       Почему не поворачивается?       Зачем закрыл дверь на замок.?       Пак дрожит. Он не в состоянии соображать, но держится из последних сил. В этот же момент словно сама Вселенная издевается над ним и не позволяет ему шевельнуться. Сначала он не понимает что происходит, но потом… резкое осознание того, что он не чувствует ног, заставляет его ошарашенно поднять взгляд на альфу, который закрывает последнюю штору в комнате и медленно поворачивается к нему.       Всё менятся слишком быстро. Только что он думал, что среди тьмы появился свет и его пришли спасти. Оказалось… Он был и будет жалкой омегой, которой пользуются при любом удобном случае, не прося разрешения. Потому что все альфы одинаковы. Потому что всеми альфами руководит лишь один неизменный, подаренный им природой инстинкт хищника. И сейчас, когда в его лапах власть над измученным телом подростка, он ни за что не упустит этой возможности. — Помнишь ведь три главных правила? Я тебе о них говорил. Первое — омега ни в коем случае не может выходить на улицу один, он не может покидать дом без сопровождения близких или своей пары. Второе — в случае общих сборов дома или в другом помещении, омега должна сидеть тихо и смирно рядом с близкими, под защитой альф из своего семейства или под присмотром своей пары, иначе её будут считать легкодоступной. И это уже угроза для жизни омеги и репутации семьи. Ни в коем случае не позволяй себе оставаться наедине с чужаками. Это запрещено. И третье… главное правило — омега не должен смотреть в глаза чужого альфы. Ни-за-что. Потому что… в случае, если ты сделаешь это… и при этом останешь с ним наедине… учти, что тогда тебя уже никто не сможет спасти. Альфа сможет тебя использовать, он заставит тебя молчать, тонуть в своих глазах, а в это время будет жёстко иметь тебя в той позе, в которой ему будет удобно. И ты ничего с ним не сможешь сделать. А знаешь что ещё хуже всего, мой дорогой братец?       Чимина трясёт. Он роняет слезу и вертит головой, вспоминая ту самую противную часть этого разговора с братом. Ему не хочется это слышать и осознавать. Но голос в голове глушит его разум и мольбы о пощаде. — Хуже всего то… что любой другой альфа, даже пусть он член твоей семьи, или друг, или брат, и даже если он твой парень, никто не посмеет броситься на альфу, который имеет омегу. Потому что в момент соития он безумен. Он опаснее в тысячу раз. Потому что он не слышит голоса совести и разума, он не слушает сердце и чужие просьбы. Он видит только цель. И рвёт её на части, разрывая изнутри, присваивая себе. Такова наша природа… И её не изменить. — Ю-юнги… — дрожащим голосом наконец шепчет Пак, разрушая тишину между ними и смотря в горящие зрачки демона перед собой, — П-пожалуйста… Не надо. Не делай этого. Молю тебя, отпусти…       Юнги останавливается, снимая маску и присаживаясь на корточки перед ним. Дерзкая ухмылка, как в тот самый первый день в клубе. — Так ты.. ты… Всё это время ты следил за мной… Ты преследовал меня, чтобы остаться со мной наедине и использовать? Не так ли? — его голос звучит обиженно и разочарованно. Чимин только сейчас понимает, что ошибался все эти дни, смотря на этого привлекательного альфу. Смотря и с каждым разом задыхаясь от мысли о нем. И этот треск разочарования в голове начинает его бить по самому больному месту. Впрочем, как всегда.       Юнги с неизменным выражением лица продолжает осматривать его и переводит взгляд от одного глаза к другому, прямо-таки наблюдая за разворачивающейся драмой в лице жертвы. И в его глазах… это выглядит прекрасно. — Чимин, — он произносит его имя с лаской и любовью, подобно маньяку, смотрит всё с тем же блеском в глазах, видит только его перед собой и не замечает мира вокруг. Не это ли безумие?       Чимину страшно. Омега внутри начинает выть. Всё это так ужасно. Кажется таким противным и немыслимым, что хочется сжечь себя заживо. А эти слова заставляют его задыхаться отчего-то еще сильнее. — Альфы подобны львам. Они заманивают. Заманивают к себе долгим зрительным контактом и обездвиживают, внушая страх. И когда омега, лишённый сил и напуганный, начинает верить словам альфы… Вот тогда и начинается обратный отсчёт.       У Пака сносит крышу. Он уже видел это...       Руки. Глаза. И этот голос.       В какой-то момент всё становится мутным, неразличаемым и ненужным. В голове промелькают картинки, слышатся голоса и складываются пазлы. В какой-то момент... до него доходит истина.       Мин Юнги – подозреваемый убийца.