Kisses on scars

***

      Кидая сумку на кровать, а чемодан оставив у шкафа, Юнги проходит вглубь номера и включает свет пультом, лежащим на кровати.       Убранство номера его не особо волнует. Главное, что будет где отдохнуть, привести себя в порядок и принять очередного омегу.       Кстати, говоря об этом, омега, которого он ждёт, действительно красив и хорош собой, что ради него Юнги пришлось соврать другу о переезде, чтобы получить материальную помощь. Теперь в его распоряжении номер-люкс на целую ночь.       Конечно, так себе сюрприз для статного омеги, который явно видал и получше отели, но для первого знакомства вполне сойдёт.       Несильно задумываясь о дальнейших затратах, альфа находит чистое полотенце рядом с подушками и забирает его с собой, скрываясь за дверью ванной.       Стоя под горячим душем, он тщательно натирает тело гелем и выпускает из себя весь пар за все эти дни нервотрёпств. Воспоминания тяжелым камнем давят на черепную коробку, но, приподнимая душ над головой, он поливает себя струями уже холодной воды, чтобы остудить свой пыл и прийти в себя. Сейчас не время переживать о прошлом. И плевать, даже если оно ещё не отпустило тебя и обещало вернуться.       Включая воду, он опускает руки и роняет душ, снова вскипая до предела от очередных страшных воспоминаний, не дающих и секунды покоя. Чужое опротивившееся имя вертится на языке, но Юнги решает сегодня не париться об этом и, выдыхая злость, выходит из душевой кабинки. Ступая босыми мокрыми ногами по холодной плитке, он медленно накидывает на плечи полотенце и слегка вытирает руки и шею, но не проходится по остальным частям. Сегодня в планах –полное охлаждение.       Выходя из ванной, он поправляет маску на лице и кидает полотенце с плеч на кровать, следом укладываясь на спину на одной из сторон и устремляет взгляд в потолок, по-прежнему слыша чужой голос. Он уже настолько въелся в голову, что вычеркнуть из жизни уже вряд ли получится.       Раздражает одно — этот человек остался жив.

***

      После обеденного перерыва, Мин спешит навести порядок в номере, что ему никак не присуще, но все мысли теперь занимает новый гость, которого он намерен хорошо встретить и так же проводить.       Заказав в номер уборку, он выходит на террасу и осматривает окрестности курортного города, вдыхая приятный лёгкий бриз, веющий с моря. Холодный воздух пускает мурашки по коже, заставляя обо всём забыть хотя бы на пару минут единения с самим собой.       Хосок был прав. Здесь — в краях, где он вырос — действительно хорошо. Как человеку, который родился в этом курортном городе, ему хорошо известно о местных развлечениях. И, как он и говорил, город сияет миллионами огней. И это правда. Уже вечереет. А это значит, что сейчас мегаполис начнёт жить по-настоящему.       Уборка завершается, как и наслаждение видами из террасы, после чего парень возвращается в номер и обнаруживает уже полную чистоту вокруг. Порядок и чистота. То, что было необходимо для эстетического удовлетворения.       Успокоив свои нервы свежим воздухом, красивыми видами вечернего города, Юнги натыкается на первую попавшуюся вещь из его открытой сумки и так долго смотрит на неё, что, кажется, забывает вообще о том, что держит в руке.       Глаза режет блеск помады, оставленной в виде следа от губ на поллароидной фотографии. Отметка, значащая слишком много когда-то, в миг превращается в обесценненный подарок, не имеющий смысла. Фотография навевает тёплые воспоминания из прошлого, но колит по сердцу и впивается острыми иглами в еле бьющийся орган, в котором удары отдаются болью.       Твой аромат — это моё бедствие, а я навеки твоё проклятие, Мин…       Он помнит, как вчера. Чужие тёплые руки на талии и голые тела в миллиметре друг от друга, встреча двух истосковавшихся сердец и этот невинный, самый чистейший взгляд парня, которого он совсем недавно без всяких усилий вжимал в постель, на которого безостановочно накидывался с поцелуями, и в котором уже не раз побывала его сперма.       Поцелуи, объятия, собственеческие захваты рук, окольцовывающие хрупкое тело, недосягаемая нежность только наедине друг с другом и самое родное тепло с шёпотом у уха:       Я люблю только тебя…       Зажмурившись, Мин медленно сжимает тупую фотографию, где он был настолько жалким и уязвимым, что лучше бы вообще никогда не мог признаваться в своих чувствах. Это было роковой ошибкой, изменившей его жизнь. Теперь эта жизнь превратилась в ежедневные испытания, но уже не от любви.       Не желая вспоминать больше о прошедших днях, он со всем своим природным безразличием кидает фотографии и прочие подарки в камин, сидя на полу так близко, что хотелось бы и самому уже превратиться в пепел. Огонь греет, жжёт, уничтожает их общие воспоминания, разливая блаженство по венам парня.       Повернув голову к зеркалу, альфа делает два глубоких вдоха и выдоха, ищет в себе смелость продолжать смотреть в собственные глаза, которые продолжают врать самому себе. Не это ведь то место, где он должен быть. Но если и не здесь, то лучше вообще нигде. Тело не выдержит пыток, а сердце…       Разве от него осталось что-то?       Дёрнувшись на внезапно пришедшее сообщение на телефон, он мигом меняется в лице и ухмыляется очередной не очень хорошей затее, после которой будет явно ещё больше проблем, их нужно будет решать, но всё потом. Сейчас глаза светятся, смотря на экран, где белым по чёрному написано его спасение. По крайней мере, на сегодня. Я подъезжаю.

***

      Ловя каждый вздох из чужих губ своими, Юнги сильнее сжимает волосы на затылке омеги и тянет на себя, заставляя того резко поднять голову вверх. Спустя пару минут резких толчков внутрь, он задевает простату и ещё сильнее проезжает по ней, срывая с красных, явно намазанных дешёвой помадой губ громкий стон. Силы куда-то резко исчезают и желание снижается так же быстро, как и появляется.       Огонь, горевший с самого ожидания приезда омеги, почему-то пожирает его самого, а не партнёра. Всё идёт к чертям и не по планам. Волнение и злость берут вверх, стягивая всё в животе неприятным тугим узлом.       Он выходит из парня и грубо толкает того после семяизвержения, даже не собираясь что-либо объяснять. Податливое тело, прибывшее сюда только для развлечений, обессиленно сдаётся и падает на белоснежную кровать, пачкая её своим и чужим семенем, стекающим из разорванного анального отверстия. Из губ слышатся тихие стоны и выдохи, после чего парень засыпает и уже не двигается на постели.       Юнги, стирая с себя остатки их полового акта, кидает грязные салфетки у кровати и быстро одевается, даже не задумываясь, оставаться с ним на ночь или уйти сразу. Конечно, он выбирает второе и забирает свои вещи, чтобы поскорее смыть с себя пот и грязь в каком-нибудь другом месте.       На телефон приходит новое уведомление, но Мин в это время тихо обувается и выходит из номера, скрываясь от чужих лиц. Проходя мимо сотрудников, он натягивает кепку на голову и козырёк опускает пониже, чтобы не привлекать лишнего внимания.       Проходя в холл, он останавливается среди мимо проходящих уставших людей с чемоданами и видит, как у ресепшена толпится много корреспондентов и журналистов. Огромные камеры пытаются заснять что-то интересное, чтобы позже пустить в эфир и преподнести миру шокирующие новости. И Юнги, к сожалению, о них догадывается в эту секунду.       Надевая маску на лицо, он обходит всю эту толпу зевак и обычных гостей, намереваясь пройти так же тихо и спокойно мимо охраны, но тут же тормозит, остановившись прямо перед аппаратурой, проверяющей вещи и тела людей.       Сканер.       Черт, он и не подумал. Пройти его нужно. Иного выхода просто нет. Иначе отсюда не выйти.       Юнги думает всего минуту и, притворяясь спокойным, решается сделать шаг вперёд, но вдруг ощущает присутствие подошедшего к нему охранника, чья рука резко касается его груди и небрежно отталкивает назад. — Нельзя, — тихо говорит охранник, даже не смотря на парня. Он словно каменная стена и не рушится ни под каким воздействием. Попытки побегов других на ходу пресекает и Юнги тоже держит за линией, не позволяя уйти.       Альфа внутри поднимает панику, но действовать не может. Не здравая это мысль сейчас. Побег невозможен. Никак.       Он мечется между безумным выбором — достать нож и пырнуть того в бок, быстро убегая следом, или же оставаться в тени толпы, скрываясь от чужих взглядов, как и прежде. И выбирает второе, потому что в последнюю секунду получает сообщение от Хосока. — Где тебя носит? Я уже час жду тебя тут! — шипит парень в голосовом сообщении и отправляет его другу, нервно расхаживая в центре холла вместе с остальными посетителями.       Отель кишит корреспондентами, они лезут почти к каждому отдыхающему и поселившемуся гостю, не давая покоя со своими назойливыми вопросами, но Юнги старается их обойти, отойди подальше. Увернуться от ненужных допросов получается, когда он замечает подбежавшего к нему друга. — Боже, я думал, что засну тут! — кидая тому в руки сумку, Юнги хватается крепче за ручку чемодана и спешит к выходу, но Хосок внезапно его тормозит с каким-то невесёлым видом. — Погоди… там… люди столпились. Что происходит? — невовремя спрашивает Чон, снимая чёрные очки с глаз и только сейчас улавливая всю картину хаоса, о котором кипит уже весь интернет. Он переводит взгляд на Юнги и ждёт ответа, но тот отмалчивается и только кепку на голове поправляет, скрывая свои стыдливые глаза. — Надеюсь, ты к этому не имеешь никакого отношения…       Он проговаривает это серьёзно, не так, как обычно привык беседовать с другом. Заметив напряжение в поведении Мина, он отпускает ситуацию и теперь тоже торопится отсюда выйти, потому что надо.       Еле как покинув пучину хаоса, они с облегчением выдыхают уже в салоне Porsche, на котором к нему приехал Хосок. Юнги обустраивается рядом и бросает сумку на задние сидения, откидывая мешающий ремень позади спины. — Ремень желательно надеть, — предупреждающе кидает Чон, проверяя мессенджер с новыми сообщениями.       Юнги поворачивает голову к нему и не воспринимает его слова всерьёз, практически и не вслушиваясь. Лишь усмехается и просит не нудить. Далее его занимает уже другая проблема — где остаться ночевать. — Кстати, я… — мнётся некоторое время Юнги, не зная, как заговорить об этом с другом. Он поднимает взгляд на него, держа в руке свой телефон и сразу выключая его. — Я уехал из Тэгу. — Я вижу, — кратко отвечает альфа, заводя машину и сразу пускаясь в дорогу на большой скорости. — А чего вдруг?       У Мина в голове всё ещё тот беспорядок с приезда и он вряд ли сейчас найдёт подходящих слов для объяснений, но почему-то находит правильным объяснить свою ситуацию. — У меня закончились деньги… — признаётся он на выдохе и опускает голову. Для него такие признания ничего особо не значат. Это не унижение. Он знает, что друг не откажет. Он привык. К тому же, это правда.       Хосок закатывает взгляд, но в темноте это остаётся незамеченным. Чужой запах сильно ударяет в ноздри и он принюхивается впервые за долгое время общения с другом. Раньше таких запахов рядом с ним чувствовать не приходилось. — От тебя чем-то разит, — он кривит лицо и хмурится, отключая свой телефон и оставляя его на бёдрах. — Ты где-то выпивал уже? — Нет, — тушуется Юнги, скрывая тот факт, что перед последним половым актом действительно принял несколько градусов. Но соображает он по-прежнему хорошо. Алкоголь не был сильным. И, наверное, ему просто повезло. — Просто. людей в отеле дохрена…       И он понимает, к чему был задан столь неуместный вопрос. От Юнги пахнет омегой.       Юнги, к слову, никогда не пах другими омегами. Рядом с Хосоком. У него на такие штуки чуйка и он с лёгкостью раскрывает личности всех половых партнёров друга. Но на этот раз, личность эта какая-то непонятная, неизвестная Хосоку. Он вдруг напрягается.       На очередном повороте он уже набирает чей-то номер и начинает нервно сжимать руль в руке. Юнги замечает изменения в его поведении и от резких повышенных тонов в разговоре с неизвестным ему человеком решает отвернуться к окну, чтобы не привлекать к себе внимания и вообще не вслушиваться в чужие дела. Только вот Хосок неожиданно тормозит на зелёном и почти создаёт аварию позади. Благо, Юнги выводит их из катастрофического положения, повернув руль налево и своей ногой толкнув того по голени.       Хосок отвлекается от ругательств и заворачивает в сторону дома, всё ещё не меняясь в настроении. Он по-прежнему зол и никакие внешние проблемы, кажется, его сейчас совсем не волнуют. Тело Юнги как-то резко напрягается после произошедшего и на фоне слышимых отчитываний. — Если тебя… — сдерживает паузу, чтобы не сматериться, — не будет дома через 10 минут, я засажу тебя по самые гланды, что ты поперхнёшься своим свободолюбием и начнёшь выблёвывать свой чёртов характер прямо при мне! А если не поддашься, я откручу твою тупую голову и всё равно засажу! Понял меня?       Рык альфы слышится не просто у перепонок, Мин ощущает этот гнев в самом себе. Он помнит. Точно помнит, как своими руками душил омегу и говорил подобные нелицеприятные слова. Возможно, перегнул и был где-то не прав, но такие методы имеют своё воздействие на тупых омег. Интересно, насколько же тупым является тот несчастный по ту сторону трубки, что Хосок впервые срывается при нём на омегу? — Что там, брат? Проблемы? — уточняет он, не поворачивая головы и даже боясь лишний раз заставить того смотреть на своё лицо. — Нет, — откладывая телефон, легко паркуется у дома и снимает ремень безопасности, замечая только сейчас, что за всё это время Юнги его так и не послушал. — Я же просил надевать ремень. При мне, в следующий раз, больше не позволю тебе так ездить.       Он не ждёт ответа или согласия, быстро покидает машину, подходя к багажному отделению, откуда вытаскивает чемодан и букет цветов. Он не тяжёлый и поэтому легко опускается на колёсики и катится вперёд к лестнице.       Перед ними огромный особняк, во дворе которого они припарковались, не доехав до гаража. Хосок забирает из машины пару пакетов с продуктами, купленными, скорее всего, часом ранее, и поднимается на второй дворик по лестнице.       Юнги осматривается в тёмном дворе, хотя здесь и горят фонари. Всё, как в настоящем парке, но только на одной большой частной территории. Удивительно, и как только родители этого раздолбая дошли до такого?       Ухоженный мини-лес на двух площадках по обе стороны от тропинки, ведущей к дому. Он кажется нереальным. Как из сказки. Впереди не дом, там целый дворец. И Мин не привык, на самом деле, к таким харомам. Он жил раньше только в двух-комнатной квартире, которая в раз 10 была меньше. Двориков, садов, лесов, парковочных мест и веранд, как здесь, у него никогда не было. Но он и не мечтал. И только сейчас начал понимать что терял всё это время. Он не удивится, если тут еще и конюшни есть. Семья Хосока такое может.       Дальше была длинная лестница к самому дворцу и большие входные двери его заставили усомниться в том, стоит ли сюда входить. Перед ними охрана и не абы какая — она вооружённая. Удивляться уже тут нечему — ведь каков хозяин, такие и люди вокруг него. Вся прислуга стояла в два ряда перед Хосоком и встречала их достойным образом, хоть этот парень никогда и не просит об этом. По его рассказам, жизнь здесь скучная. И становится она такой как раз из-за ненужных слуг.       И нет, он не разбалованный парень, который не ценит чужой труд. Он вполне солидный, умный и вежливый человек, умеющий понимать других и сейчас показывает пример, как нужно входить в такие места. Хоть это и его дом, где он привык жить, но даже сейчас он держит голову высоко и не позволяет своим прислугам его обслуживать. — Оставьте это в комнате мамы, пожалуйста, — вручая букет цветов одной из служанок, Чон забирает пакеты и сам плетется на кухню. Ноги его уже еле держат и он вот-вот повалится от усталости, но виду не подаёт, пока его контролит встречающая прислуга.       Юнги осторожно ступает по чистому паркету следом и отмечает хорошую уборку в доме. Не удивится, если каждой уборщице тут по ляму платят за один день. Слишком идеально всё, что глаза отказываются верить. Такое ведь только в фильмах или сказках бывает. Ну, или максимум в Букингемском дворце.       Хосок исчезает с поля зрения слишком быстро, но добрая женщина в фартуке услужливо подсказывает его местонахождение и провожает до кухни. Она не менее обширная и светлая, как и главный холл. Здесь стоит чудесный запах вареньев и джемов. Кажется, эта любезная женщина что-то готовила. Но почему в столь поздний час? — А у вас всегда так.? — он хотел бы сказать про чистоту в доме, но решил перевести тему, чтобы не выдавать своего довольно плачевного положения снова. — Я про заготовки. Это ведь занимает много времени. Почему они не спят?       Вопросы сыпятся один за другим и он не успевает их задавать, как появляются новые. Несколько дам вокруг пархают с готовкой и несут большие подносы в гостинную, где краем глаза Юнги смог заметить огромные оббитые плюшем диваны. Дороговизна этого места режет глаза и заходить дальше Юнги уже боится.       Хосок спокойно намазывает джем на готовые тостеры и подаёт одну ему. Пакеты он, как видно, уже открыл и продукты аккуратно разложил по полочкам. На столешнице, где минуту назад были купленные продукты, полная чистота.       Чёрт, пора бы уже перестать на этом зацикливаться…       Юнги берёт тост с джемом в руки, но не успевает ничего сказать, как приходится идти следом за Хоби на веранду. Они проходят через веранду к тропинке и доходят до большой клетки. Она почти три метра высотой и в ней притаился какой-то явно страшный зверь. И, как уже понял Мин, они пришли его кормить.       Конечно. Самое время.       Горячие тосты в руках почти падают, обжигая их, но Хосок успешно быстро их отбирает и так же быстро кидает в клетку. — У вас тут что, и зоопарк имеется? — не в форме шутки спрашивает Мин. Он всерьёз насторожен. Это место пугает. Особенно сейчас, в тишине и темноте. Вокруг будто глушь и они вообще в лесу, где их никто не найдёт. Но, благо успокаивает одно — позади дворец, где через все окна горит свет. И рядом, в конце концов, есть Хосок.       Он спокойно кормит вышедшего к ним льва и пугает Юнги, осмотревшего окрестности снова. Его глаза шокированно расширяются и парень чувствует своё ускорившееся сердцебиение, хотя ранее страха испытывать не приходилось. Да, впрочем, он и льва-то вживую впервые видит. — Это подарок отца. Но не мне, — кратко произносит Чон, не уточняя откуда и зачем, просто кормит и смотрит всё так же безразлично. Конечно, он ведь привык.       У Юнги в какой-то момент просыпается ощущение восхищения другом и он искренне поражается картине, которую видит. Не каждому дано лицезреть это. Гордость за друга возрастает в разы.       Спрашивать о том, кому именно был подарен зверь, Юнги не стал. Вероятно, если Хо не упомянул об этом сам, значит, на то есть причина. — Я, кажется, проголодался, — он отходит в сторону, слыша рык льва, поедающего с диким аппетитом лежащий рядом кусок мяса и эти тосты с джемом. Это вызывает лёгкую усмешку у Мина. — Впервые вижу льва, который любит тосты с джемом.       Хосок как-то неоднозначно поджимает губы и смотрит на него всего пару секунд, а после разворачивается и уходит в дом по той же тропинке. Юнги хлопает глазами, застыв на месте от данной картины, и, заметив отсутствие друга, решает немедленно поспешить за ним. — Что у нас на ужин? — Юнги оживляется, проходя мимо запахов, стоящих на кухне. Он забирает стакан с соком у одной из прислуг и заходит в гостинную.       Всё действительно было обставлено со вкусом. Дорого и богато. Даже в каком-то роде по-королевски. Непонятно, почему у родителей Хоби такой вкус, но ему тут уже начинает нравиться, если не учитывать вечерний визит ко льву. В самом особняке не так уж и плохо. Только осмотреть всё получается не сразу, его прерывает мужчина с подносом в форме официанта. — Господин, вы желаете испить какой-нибудь бодрящий напиток или, может, наоборот, что-то успокаивающее? Могу предложить горячий листовой чай, чай с ромашкой, из лепестков роз, мелиссовый, с бергамотом, с мятой, календулой, а также различными другими лекарственными травами. Они имеют успокаивающий эффект, и это поможет вам скорее подготовиться ко сну.       Голос мужчины ровный, он произносит каждое слово отчётливо и вежливо, не переходя границ, не торопясь и не раздражая. Что ж, пора признать, что и обучены они довольно хорошо. Каждый знает своё дело и явно выполняет его бесприкословно, без ошибок. Он доволен.ю — Нет, мне просто теплой воды.       Усевшись на мягких широких диванах за столом, альфы засели в своих телефонах, проверяя чаты и обновляя ленты в соцсетях. Хосок с кем-то начал беседовать, но когда еда подошла, он сразу же сбросил, даже не попрощавшись с собеседником, которого Юнги слышит за сегодня уже второй раз. Это был тихий голос, но какой-то через чур неуверенный, забитый…       Явно омега. — За ужин спасибо, но… остаётся главный вопрос… где я останусь спать? — мнётся Юнги, проходя следом за Хосоком в его шикарную спальню.       Здесь всё в стиле Хоби. Тёмные тона, никаких картин, только разного рода коллекционные игрушки KAWS на полках и на полу у кровати, красивая подсветка и плотные шторы, скрывающие свет. Уюта добавляет ещё запах. Он присущ только сильным и доменантным альфам. Юнги знает по себе. Хоби такой же. — Ну явно не в моей комнате, — поправляя волосы у зеркала, Чон успевает накладывать маску на лицо и отвечать на сообщения. Альфа, стоящий у двери, удивляется тому, как этот парень успевает делать всё одновременно. И всё выходит очень хорошо, за что бы тот ни взялся. — Отпуск на Мальдивах пошёл тебе на пользу. Раньше ты таким не был, — хмыкает Юнги, скрещивая руки на груди и осматривая прекрасное телосложение друга в этих обтягивающих джинсах и широкой рубашке. — Кстати, куда ты собрался? Разве мы не остаёмся здесь? Или ты меня обратно в отель… — Да успокойся ты, — копашась в косметичке, Хосок нервно намазывает гигиеническую помаду на обветренные губы и зачем-то снова смывает её, повторяя слой следом. — Оставайся здесь. Я должен уехать по делам. Утром буду.       Он покидает комнату через чур быстро. Мин не успевает ничего спросить, но замечает интересный факт — Хосок никогда не любил прихорашиваться. Тем более уходя по делам. Очевидно, у друга куча дел на ночь, что он наспех собирался и надел именно ту рубашку с глубоким вырезом спереди и обтягивающие джинсы. Выбор неплохой. Вот только интересен другой вопрос — кто так сильно привлекает его сейчас, что он бросает друга в таком состоянии и даже не собирается узнавать ничего? А ведь они так долго не виделись.       Но в последнюю минуту перед его уходом он замечает на телефоне, оставленном на тумбе, высветившееся имя при звонке.       «My Baby💋»       И, чёрт возьми, он помнит этот номер.       Твою мать… ты серьёзно?! А никого другого в партнёры на эту ночь выбрать не мог?       Юнги помнит последние цифры номера, на которые успел бросить краткий удивлённый взгляд перед тем, как Хоби забрал телефон.       Номер бывшего возлюбленного.

***

      Поздний вечер перед сном и ночь Юнги проводит в полном одиночестве в огромном особняке друга и, чёрт возьми, какого-то хрена чувствует себя некомфортно. Ясное дело, что вся эта роскошь не для него и он нисколько к этому не привык, да и не нуждается сейчас. Хотя, по правде, ещё как нуждается. У него в кармане пара бумажных купюр и вряд ли на них можно снять новое жильё.       Да, друг помогает. Но лишь пока. А что делать, если его снова прогонят? Вероятности, что лучший друг так поступит, конечно, меньше, однако не стоит скрывать и того факта, что для Юнги имеются подозрения во всех. Особенно сейчас, когда в его без того забитой проблемами голове вырисовывается не очень приятная картина.       Очень стройное тело, необычайно красивые формы и упругость мышц, что были распробованы Мином лично всего несколько дней назад во всех позах и со всех сторон, сейчас находятся в лапах другого альфы. И этот альфа — его лучший друг Чон, мать его, Хосок!       Как вообще так вышло, что эта особа встретилась с ним? Как тот, казалось бы, щуплый и неприметный омега мог привлечь внимание такого доминантно-властного альфы? Хосок совсем уже поехал со своими развлечениями? Или на Мальдивах теперь новая мода на таких неприметных омег?       Юнги не уймётся. Он лежит на широкой мягкой постели, сложив одну ногу на другую, положив несколько подушек под поясницу и ноги, стараясь не думать о том дне, когда они разошлись с тем омегой.       Не сказать, что он его запомнил. Но там было много чего интересного и красивого, что забыть не так уж и просто. Удивительно, как такой омега способен привлекать альф и ублажать их настолько хорошо, что остаётся в памяти ещё надолго. И всё же, неприязнь к нему теперь выше, чем чувство вины перед ним. — Твою мать… — вцепившись ногтями в простынь, Мин рычит и пробуждает в себе зверя. На этот раз, намеренно.       Он хочет сил и власти, хочет править, разделять ту власть над омегой, что дозволена сейчас лишь одному альфе, но это не он. Какой бред. Совсем недавно ему было плевать, было абсолютно всё равно на новый цвет волос бедняги, который выпрашивал его член и просил его взять прямо на столе его кухни, было всё равно на то, как тот жалобно скучал, требуя большего, было плевать на его слёзы и мольбы, на то, как тот ластился ближе после жаркого оргазма, и на всю гадость, что тот шептал ему на ухо уже поздно ночью. Было плевать на то, как изящно и чертовски пошло эта потаскуха раздвигала ноги перед ним, лёжа в чужой постели. Да, ему было насрать на этого поехавшего мальца с незаурядной причёской и миловидной внешностью, за которой скрывалась весьма притягательная энергетика. И этого, конечно, не скрыть.       В целом, было похер.       Да, именно так. Он же никто. Гадёныш с хитрыми глазами и только. Ничтожество, поддающееся любому рыку и приказу. Стоит руку протянуть и он у его ног, скулит и просит.       Но почему-то жизнь-шутница сейчас показывает иное — ни черта ему не похер на него, на этого задолбленного и до чертей милого омегу. Выкинуть из головы его было по просту нереально, невозможно. Хотел, но не мог. Пытался, но не сумел одолеть себя и свои страхи. И этот один единственный страх в жизни препятствовал везде и всему. Страх остаться одиноким.       И он задумывался не раз, почему он вечно одинок. К своему личному прискорбию, у него больше не оставалось желания себя любить и уважать, как таковую личность, однако и гнобить самого себя тоже не спешил. Просто в голове держится один момент, не дающий покоя. И он херит всю систему просто к чертям. Сам.       Отчего-то в глазах расплывается тот самый день его ужаснейшей в жизни попытки пойти на свидание с тем миловидным парнем, чьё имя на устах выжжено теперь до конца дней и навеки под запретом, ведь в случае его произношения вслух — оно убьёт Юнги. Этот омега уже его убил и оттого сердце грохочет при одном упоминании этого жалкого имени.       Но раз это создание после всего ещё и умудрилось выжить и теперь стелится под новым альфой без зазрений совести и боли в груди, то скатертью дорожка и удачи по жизни. Что ещё сказать? Юнги ничего сообразить больше не удаётся, кроме последующих за этим матерных слов, выплеснутых в пустоту с дикой яростью.       И, наверно, ещё хуже становится от того, что он действительно сейчас жалок не меньше той омеги, что раздвигает ноги сейчас перед его другом. Казалось бы, проблемы нет, ведь тот давний вопрос исчерпан и он сам его вычеркнул из жизни таким ужасным образом, но, с другой стороны, сердце его неспокойно от одного лишь упоминания. Почему? Что не так? Отчего не получается забыть и закрыть эту тему?       Неужели влюблён? — Что ты за гнида такая, что даже из жизни моей достойно уйти не можешь?! — на грани срыва кричит Мин, поднимаясь с постели, и дёргает волосы на голове, как психопат, доводят себя до истерики.       Сейчас ему это нужно. Необходимо, как воздух. Упиться гневом и задохнуться, раз иначе никак не позволяют. Ведь друг, тот ещё гад, прекрасно знает слабости Юнги и нащупал уже больную его часть мозга, где пластинкой заела мысль о самоубийстве. Попытки могли повториться и в отеле, и, наверно, лишь поэтому Хосок так спешил к нему поздно вечером. И всё же, всё обошлось. Но не сказать, что к счастью.       Юнги вообще думать об этом не хотел. Он просто рвал и метал всё на своём пути, рушил и бесился ещё сильнее, когда вспомнил, что бросил того бедолагу в отеле одного без объяснений и каких-то извинений за нечеловеческий поступок. Он буквально его использовал. А ведь не хотел. Юнги не поехавший настолько придурок, который просто пользуется телами других. Но все его считают конченым идиотом-психопатом, у которого сдвиг по фазе явно, раз он прилипает к жалким омегам, дающим каждый раз без отказов. Даже собственный близкий друг такого же мнения. Ну а иначе почему он запрятал его в душной комнате одного, не познакомил с новыми друзьями и не забрал с собой в клуб тусить с омегами? Конечно. Ответ прост. Юнги другой.       Дело не в ориентации, страхах или предпочтениях. Просто Хосок всегда к нему относился с особой опаской, будто бы Юнги маньяк и серийный убийца, подворовывающий на стороне и торгующий всем запретным на земле, так ещё и пользующийся телами омег без разбору.       Нет! Точно нет!       Никаких торгов, убийств и воровства уж точно не было!       Юнги не самый богатый, но не падок на чужие деньги.       Он не самый здоровый, но и не псих с травмой в голове, чтобы выслеживать и убивать людей.       И он не наркоман и не накрозависимый торговец, чтобы зарабатывать на таком товаре.       Фу, бред. Конечно же всё не так.       Юнги просто идиот, привязывающийся к тем, кого использует на одну ночь. Казалось бы всё так легко и не так ужасно, как предыдущие зависимости, но эта ничем не лучше. Ведь по факту, это тоже зависимость.       Кто бы мог догадаться до этого с самого начала. Юнги был самым обычным альфой, доминантным, сильным, властным, способным на всё, и да — даже на убийство. Но только в порыве гнева где-то в постели от неслучившегося оргазма или от гнева просто на омегу, не подчинившегося его воле, ведь иначе быть не может, не должно.       Да, Юнги один из тех самых опасных разновидностей альф, что выворачивают из омег всё нутро при желании и дикой неуёмной агрессии, которой и заполучают всё, что хотят и видят перед собой, даже если уже и не хотят. Одним словом, он альфа с особо развитым чувством собственничества и ограничения свободы для тех, с кем он спит.       Но всё это было бы сносным и обычным делом, ведь это его природа, но Юнги не смирится никогда с жестокой и удушающей его с каждой секундой реальностью, что ударила в голову относительно недавно, когда он лежал на кровати. Сейчас, сидя на мягкой кровати в комнате друга, он понимает одну важную вещь, от которой избавиться ещё сложнее, чем от собственных инстинктов.       Он — грёбанное дерьмо, которое ненавидит весь этот мир и его друг в том числе, потому что он самый настоящий маньяк и насильник. Ведь все его жестокие и неподдающиеся здравому разуму действия с некоторыми омегами в постели можно расценивать именно как акты изнасилования и убийства.       Это не нормально. Он знает. Но, видимо, только сейчас осознаёт тяжесть груза на плечах из-за собственных ошибок прошлого. И будь бы оно просто прошлым…       Всё ведь ещё не закончилось. Оно продолжается. Оно в нём растёт.       То, что он называет в себе «оно» носит негативный характер, свои преступные чувства и необъяснимые решения, которые принимаются уже непосредственно его зверем внутри, который, естественно, не поддаётся ничьим словам и действиям. И если кто-то и посмел бы нагнуть его, свернуть ему руки, шею и что угодно в теле, скорее всего, это бешеный неконтролируемый зверь разорвал бы в них глотки и не только. Только порядок иной.       Сначала изнасиловать, а после убить.       Ещё немного подобных рассуждений и он начнёт скатываться вниз по наклонной, забывая о том, что об этом лучше не вспоминать и ни в коем случае не пытаться произнести вслух при ком-то. Ведь при всём безумстве, он альфа, которого должны уважать и бояться, но только не его близкие, не те альфы, которые ему покровительствуют. Он не псих. Нет. Он не особенный, не другой, он такой же, как и все, только слегка агрессивнее и ревнивее. Так ведь? — Нет, — вырывается из уст Юнги само по себе, когда вся тяжесть слов оседает в груди и он ловит себя на мысли о том, чтобы прекратить существование. И непонятно, о чём он сейчас говорит конкретно. Он хочет остановить поток глупых мыслей и признать поражение перед своим зверем, приняв себя таким, какой он есть сейчас, или же это попытка остановить себя от ещё одного чёртового шага в пропасть?       Он встаёт с кровати, поднимаясь медленно, и уже безудержно смеётся с чего-то примерно минуты две, пока глаза не закрываются окончательно. Он не спит. Он держится на ватных ногах и жалеет, что ещё жив. Ведь стоять вот так, будто перед самим дьяволом, никак не хочется, как и позориться, что он такой, какой есть.       Это просто принятие. Чёртово лёгкое принятие в жизни, что ты один такой психопат с наклонностями своего внутреннего зверя к жестокости и насилию. И твоя шизофрения только сильнее усугубляет ситуацию с без того озверевшей второй личностью. Хотя второй личности отказывать не было смысла. Ведь любой он внутри — это он. Злой, плохой эгоистичный, ревнивый, придурковатый, заносчивый, агрессивный и неуёмный, каким вообще никому не нравится, — тоже он сам. Это все его отражения в одном разбитом зеркале, которое разбило его подсознание. Картина ясна. Все осколки перед ним безусловно опасны и не только для других, но и для него самого, ведь открой он глаза и они со всей скоростью врежутся в его глазные яблоки, но ему похер. Сейчас действительно похер на всё это. На дьявола перед ним, на эхо в голове, на голоса тех кричащих омег, что бьются наружу, пытаясь от него сбежать, на внутреннего зверя, что требует подчинения и ищет жертв, никак себя не оправдывая вообще в момент, когда сам Юнги хочет узнать у него всё то, что тревожит больше, чем то, почему ублюдское создание Чон Хосок и ещё более униженное ублюдское создание — та омега-подстилка под ним, сейчас вместе и совсем не чувствуют вины?       Внутри подутихает гнев. И он судорожно выдыхает, надеясь на разрушившиеся страхи вокруг. Можно снять цепи и бежать навстречу свободе и успокоения, чувствуя, морской освежающий бриз. Но только почему-то он ничего не чувствует. Когда выдыхает. Когда открывает глаза. Когда осознаёт реальность перед собой.       Там больше нет зеркала. Там больше нет ничего уродливого, в роде него самого. Там нет осколков.       И только после он ощущает алую горящую кровь на щеках, стекающую из глаз. И уже не больно. Только одна картинка перед окровавленными глазами и хаос в голове. Рассеянность, обида и гнев куда-то пропадают. Место их занимает тяжёлое чувство опустошённости, заполнившее его мозг до краёв. И он осознаёт сжатые кулаки, боль от ногтей в коже ладоней, абсурдность того, что он собирается делать сейчас. Но ничего не предпринимает, чтобы себя остановить, как раньше.       И что самое главное — желания себя уничтожить за это самое осознание больше нет.

***

      Проснувшись от сдавливающей головной боли на довольно мягкой подушке, предоставленной кем-то из слуг, насколько помнит сам Юнги, он просыпается с тяжеленной головой и затуманенными глазами, где всё плывёт. Только нечёткие силуэты и еле слышимые голоса вокруг.       Он плетётся вниз по лестнице до самой кухни, почему-то слишком быстро её находя, а после встречает всю бригаду именно в этом месте. Он морщится от запахов, стоящих в логове госпожи-повара. Она снова варит что-то непонятное, но оно и не важно. Мин проходит дальше.       Открыв дверь на улицу, он находит ту самую тропинку до таинственного места в саду, где обитал страшный зверь — их явно излюбленный питомец. Но идти туда не спешит. Он усмехается тому, что прохладный ветерок подзывает его выйти, но вдруг его спасает урчащий желудок и теперь ноги несут его до гостинной, где по-прежнему стоит тот самый огромный стол и большие мягкие диваны. Они весьма удобные и с прошлого раза ещё ни капли не разонравились. Цвета у них довольно нежные, приятные глазу. И признаться, впринципе весь дом не сильно так разукрашен, чтобы прям выколи глаз. Наоборот, очень хорошо, просторно, свободно, нежно, но при этом ярко.       Пёстрые цвета сейчас замечались им особенно остро. Они были на вазах с узорами цветов, на картинах, местами в еде, но, в целом, вынести это было реально. Мин молчал. По крайней мере, при Хосоке, сидящем прямо сейчас на кресле и поедающим странный неизвестный ему йогурт. — Что-то иностранное? — щурится привычно Мин, когда пытается прочесть этикетку йогурта. Хосок вдруг откликается на его слова и вскидывает брови, обращая внимание на продукт в руке. — Да, на Мальдивах накупил. Странно, что ещё не испортились, — пожимает плечами и продолжает уплетать сладость Чон, не замечая входящих прислуг.       Госпожа-повор кланится первой и предоставляет для обслуживания официантов и того придворного, наряженного с иголочки, который Юнги ещё тогда глаза мазолил при первой встрече. Довольно милый, хоть и пожилой мужчина. Исполняет все приказы своих господ. Просто душка. — А давно у вас вся эта прислуга? В детстве, кажется, её не было у вас, — припоминает былые времена Юнги, как вдруг слышит, как звенит чей-то телефон. Мелодия расслабляющая, заставляющая улететь куда-то в небеса, совсем не подходящая атмосфере. И он понимает, что это не его телефон.       Хосок поднимает трубку почти сразу, оставляя йогурт на столе и задирая ноги ближе к себе. Он прижимает колени к груди и будто пытается согреться после холодного йогурта, обнимая их. Юнги осматривает его удивлённо и не понимает, отчего он стал таким улыбчивым дураком. — Странная у тебя палитра настроения. Меняется каждые 5 минут, — замечает Мин, отвлекаясь на поднесённые салфетки официантом. Парень в выглаженной форме раскладывает тряпочные салфетки около их тарелок и говорит, что завтрак скоро будет подан. — Чего? — включается снова в разговор Чон, договорив слишком незаметно с кем-то по телефону. Этого не успели расслышать ни Юнги, ни прислуга, поэтому старший поворачивает голову к нему с ещё большим удивлением.       Хосок кладёт телефон экраном вниз рядом и принимается разливать им приготовленный чай по чашкам. Настроение его ни чуть не меняется. Кажется, он узнал что-то такое вдохновляющее, что вот-вот взорвётся. Но Юнги на это лишь тихо фыркает. — Ты вечером вчера был злым, орал на кого-то в трубку, потом привез меня и бросил одного, развеселел как-то быстро, пока ехал развлекаться, и вот ты снова оживился, — улыбается уголками губ Юнги, вспоминая ту ночь, когда боролся с самим собой, но помнит всё очень смутно.       Он, кажется, тогда чутка выпил, чтобы заглушить тупую боль, появившуюся из ниоткуда и не пойми из-за чего, но… — Да просто из клуба звонил админ. Он мой знакомый. Я недавно его принял работать, а он уже вовсю услуживает мне и моим друзьям. Приказал сегодня устроить вечеринку-знакомство, — намазывая на тостер масло, неспешно рассказывает Хосок новости с той же дурацкой улыбкой, — И я вот решил, что надо всё-таки знакомить. — Кого? С кем? — отвлечённо набирает на тарелку неизвестных, явно тоже привезённых из Мальдив, салатов на свою тарелку. — Друзей и тебя в том числе, — поднимает взгляд тот, прожевав кусок хлеба и запив горячим напитком из лепестков роз. — Со своим младшим братом.       Юнги замирает. Ему начинает казаться, что сердце пробивает несколько коротких ударов, но на деле он и одного нормального не слышит. Сердце не бьётся. Слова застревают в горле, а мысли улетучиваются как-то скоротечно. Он не доносит палочки ко рту, как тут же переводит взгляд на увлечённо что-то смотрящего в телефоне друга. И он точно знает, что сейчас не спросить будет глупо. — А разве у тебя есть брат?       Он точно помнит, сколько бы ни напивался и ни терял рассудок, в семье его единственного и самого близкого друга никогда не числился ещё один мистер Чон важный. Родители ведь не завели ещё одного, пока Юнги не было всего-то каких-то 6 лет?       Он с приподнятыми бровями глядит на младшего и явно настаивает на ответе, пока, наконец, не видит, как Хоби отвлекается от просмотра смешных роликов и переводит взгляд на него. — Что? Ты не в курсе? Ах да, точно, — торопливо выдыхает тот, как-то театрально расстроившись тому, что вообще это сказал. — Я забыл, что ты пропадал в моей жизни столько лет и вернулся только тогда, когда деньги снова закончились. Или всё же они закончились давно, но решился мне написать ты только сейчас?       И он нисколько не стесняется этих вопросов. Потому что между ними с Юнги больше никаких секретов об этом. Но лишь об этом. Как видно, у того тоже набралось не мало тайн от своего уже не единственного друга. И одной из них сейчас является загадочный брат, о котором он ему не рассказывал. — Короче, отец притащил в нашу семью одного заморыша, но ты бы его видел… — усмехается вдруг безэмоционально Чон, забыв о завтраке насовсем. — Да на нём ни одна купленная одежда не держится. Мне поручили за ним присматривать. И вот, я решил привезти его с собой. Развлекаться, так сказать. Впервые наш Сеул увидит. — И сколько ему? — не нарочно спрашивает Мин, почему-то первым делом уточняя то, что всегда привык узнавать у людей, не важно кто это. Скорее всего, внутри вязались узлы плохих мыслей, что этот младший новый братик его друга мог бы отлично ему помочь в дальнейшем плане.       Он долго отпивает чай и не сводит взгляда с друга, будто выжидая столь нужного ответа даже больше, чем предыдущего, но и это не остаётся незамеченным Хосоком. Его, честно говоря, удивляет столь активный допрос с самого утра, хотя сам он о себе совсем ничего не рассказывает до сих пор. — А ты чего такой довольный, я не пойму? — расположив руку на спинке дивана, боком садится на него и смотрит в глаза друга с какой-то долей прищура. — Забыл, что жить больше негде? Я тебе свою комнату не на всю жизнь предложил вообще-то.       И тут Юнги отвлекается от вопроса, задумываясь всерьёз о волнующей проблеме. Да, он ведь действительно остался без ничего. Но почему-то это такая пустяковая теперь проблема, ведь он знает, что друг с добрейшей душой не пройдёт мимо и что-нибудь придумает обязательно, не оставит одного и даст денег, в конце концов. Поэтому он не сильно переживает по этому поводу, в отличие от того, что теперь реально начинает интересовать. — Так ты не скажешь что за брат? — и в голове вдруг промелькают больные мысли, что он вполне может быть знаком с этим человеком. Тем более, что фамилию той омеги он до сих пор помнит.       Юнги настырно ждёт ответа. И Хосок пока не догадывается почему. Но не сказать, что ему хочется отвечать на вопросы друга, атаковавшие его так внезапно. И если он уж и начнёт догадываться, то совсем скоро кому-то точно не поздоровится. Потому что такие распросы уже начинают вызывать негативные эмоции и щёлкают в голове тревожный выключатель. Красным светом загораются огни и в глазах вспыхивает огонь. И пока все в порядке. Но стоит кому-то снова спросить ещё хоть что-то о его новом брате, он уверен, вспыхнет уже синее пламя.       На его лице эмоции быстро сменяются и он оставляет чашку с недопитым чаем на столе, вставая с дивана. — Познакомитесь на вечеринке. Если решишься прийти, конечно, — и на этом он усмехается, будто подкалывая забитого друга тем, что он не особо активный в обществе и не любит шумные компании и вечеринки. От сердца отлегает, когда он вспоминает, что Юнги психопат, который не любит открытые места, где много людей.       Он уходит из-за стола спокойно с уже уверенной походкой, пока не слышит сзади «хорошо» и явно прощупывает в этом, мать его, расслабленном голосе готовность снова впасть в не очень хорошую ситуацию. И он лишь надеется, что в нём всё же проснётся опять тревожное панические чувство, которое не даст ему выйти в свет и знакомства этого не свершится. Потому что теперь, как оказалось, ему совсем не хочется знакомить этого «заморыша» с психопатом-другом, который может снова вытворить нечто плохое, судя по его очевидной и нескрываемой заинтересованности.       Юнги почти зловеще ухмыляется вслед уходящему, но больше ничего вслух говорить не решается, оставляя заготовленный откуда-то так быстро план в голове. В нём происходит странный переворот чувств и он почему-то вспоминает кадры, которых не было, не понимая, зачем и откуда они лезут. Но зверь внутри лает, сгорает и требует мести. Единственный друг позарился за его прошлого омегу, а теперь пришло время отобрать то, что дорого ему. — Не беспокойся, дружище, я приду. Я обязательно приду, — шепчет он себе под нос, пока прислуга по разрешению убирает со стола и уносит всё на кухню.

***

      В душном клубе светят ярко-неоновые привычные для такой атмосферы светодиоды, передающие и настроение музыки, гремящей со всех огромных колонок по углам небольшого помещения.       Сегодня всё это место забронировано только для одного известного круга знакомых и друзей Хосока, прошедших только по одной визитной карте, выданной самим хозяином заведения. Но, конечно, у не столь нарядного для этого вечера Юнги не было и столь же подходящего проводника. Картой, имеющейся у всех, он не владел. Хосок его видел на входе, уже находясь внутри, однако бросил лишь неодобрительный взгляд и ушёл восвояси, даже не пытаясь к нему подойти и поприветствовать. Странно, но помогать ему он не хотел. — Я тут с другом, он вообще-то владеет этим клубом, — указательным пальцем крутя в воздухе, жестикулирует Мин, скалясь на охранников, что не пропускают его по неизвестной причине. Остальные же проходят свободно, показывая карточки и улыбаясь с хитрецой, при этом озираясь на альфу, чей запах не сочетался с его внешним видом. — Пропусти… — А иначе что? — охрана не отступает и отталкивает уже грубее обеими руками, толкая подальше от ограждения.       Ему даже к дверям пройти не дают, чтобы увидеться с другом. И он понимает, что это было спланировано лишь одним человеком. В голове предстаёт образ Хоби, который перед уходом с завтрака ни разу не заикнулся об имени брата и о том, что будет ждать. Приманил, но не позволил зайти. Гениально. — Чего же ты, Чон Хосок, испугался, что я отомщу тебе за того омегу? Не бойся, я не стану его зашугивать до смерти и убивать… — он бурит дыру в пластиковой закрытой двери, но пройти через охранников и не пытается. Говорит он всё это сдержанно, тихо, чтобы никто не слышал, однако следом гулкие удары сердца снова переворачивают разум. Ему кажется, что он бредит после сна, потому что всё кажется нереальным. Но нет. Всё реально. Более того, через чур.       Обернувшись на голоса, он видит странное, но не знакомое лицо, улыбающееся совсем невинно, наверняка очень искренне, пока болтает о чём-то с охранниками. И увидеть его означало зелёный свет. Потому что он нашёл способ пройти на эту чёртову вечеринку.       Повернувшись к охраннику, пока те не дошли до него, он быстро произносит только что выдуманную ересь и уверенно заглядывает сквозь чёрные очки брутального охранника, по-прежнему стоящего горой перед ним. — Видишь этих молодых людей с охраной? Это те, кого Хоби пригласил на вечеринку, а я его сопровождаю. Они близкие друзья и лучше не порть мне настроение, громила, пока я тебе его не испортил.       Охранник смотрит за спину Юнги и действительно видит молодых людей с охраной. Они явно гости хозяина. Не долго думая и не препираясь, он всё же пропускает его, а следом и молодого гостя.       Парень проходит быстрее остальных следом за только вошедшим Юнги, что уверенной павлиньей походкой начал шагать по просторному коридору. Он идёт вперёд и проходит мимо, доходя до нужного столика, за которым сидит компания близких друзей Хосока. Парнишка мило улыбается всем и уводит смущённый взгляд, когда все взоры устремляются к нему, несомненно, для того, чтобы похвалить дерзкий и шикарный дорогой образ.       Хосок гордо возносит голову, но не теряется надолго. Он не позволяет остальным брать инициативу и лезть к его подопечному. Хоть тому и неприятно тоскать его с собой, как маленького ребёнка, но сейчас нужно быть на чеку и знать, что в поле видимости могут оказаться такие неприятные личности, как Мин Юнги.       Впрочем, как и сейчас.       Подняв голову и оторвав взгляд от столика, он замечает знакомое лицо друга, уверенно шагающего к ним, и настроение тут же портится. Стоящий перед ними, слегка мнущийся паренёк слегка загораживает приближабщийся объект, но уже после глаза снова загораются от гнева.       Юнги кладёт руки на талию парнишки и отодвигает его от столика, ничего не произнося. Он не произносит ни слова, но вот мальчишке становится не по себе от резких прикосновений. Тот показательно сжимается и шарахается от испуга. Хоть его передвинули очень осторожно, он все равно ощущает себя плохо только от одного прикосновения чужих рук. Мешкаясь, он бросает взгляд на Хосока, вальяжно развалившегося на диванчике и смотрящего за сей ситуацией. — Пришёл таки. — недовольным тоном выдаёт Чон, позволяя ему сесть в этот круг.       Юнги падает напротив и хищно осматривает всех вокруг. Первым делом обнюхивается и примерно отсчитывает минуты до появления долгожданного гостя, которого хочет увидеть больше всего. — Кого-то ищешь? — направляя вопрос Юнги, Хосок выпрямляется и хватает бокал с шампанским, которое выпивает одним глотком. Явно для храбрости. Потому что, честно говоря, страшно сейчас выпускать клыки и бросаться на давнего друга при новых друзьях. — Если пришёл поглазеть на братика моего, то вот он — рядом с тобой.       Он кивает в сторону стоящего в паре шагов парнишки и вскидывает брови, надеясь, что хотя бы в этот раз обойдётся без абсурдных ситуаций. И, вроде как, таковых Мин пока не создаёт.

***

      Вечер проходит на удивление спокойно. Они шумной компанией обсуждают свои путешествия на острова и делятся фотографиями и историями оттуда. Хосок щедро разливает за свой счёт соджу и виски, хвастается новой коллекцией чехлов, которые купил друзьям и раскидывает их без разбора под удивлённые возгласы и завистливые перешёптывания. Когда Минхо — один из самых близких людей из окружения Хо начинает ответно хвастоваться купленными безделушками на Бали, Чона это злит не на шутку. Он смотрит сурово, оседает на кожаный диван с громких выдохом и испепеляет взглядом своего друга. За красноречивостью Минхо наблюдает весь стол друзей и это его злит ещё больше. Странно, что кого-то вообще в эти дни удивляют кольца и цепочки с бриллиантами, которых у Хосока целый чемодан. Недовольно цокая и уводя взгляд с каждого нового слова о чистом серебре и золоте на руках Минхо, Хосок немного отвлекается только с вином, которое приносят ему спустя час ожидания.       Посиделка обрывается резким выпадом Чона, который решил прекратить бестолковую беседу с хвастовством и дёрнулся на поведение друга, не ответив ничего больше, кроме: Я сваливаю.       Оставаться за ужином никто не стал. Бросив неоднозначные взгляды на Юнги и сидящего неподалёку от него Чимина, который почему-то не поспешил уйти вслед за братом, все наконец начали расходиться.       Они смогли поболтать о прошлом и о планах на будущее. Главное — Хосок представил всем своего нового брата, просил не обижать и уважать, как его самого. И все, конечно, вынуждены были согласиться, учитывая, что многие уже запали на симпатичного мальчишку, который отмалчивался весь вечер.       Когда за столом не осталось никого и официанты стали уносить тарелки и бокалы, Юнги бросил краткий опьянённый взгляд на парня и отчего-то улыбнулся своим мыслям. Нужно было действовать. — Так значит, тебя зовут Чимини? — шепчет в обворожительные губы Мин, подобравшись ближе и окончательно падая с моста, по которому так долго шёл. — Чимин, — поправляет младший, удивившись резкому сближению их тел. Но, кажется, он не был против.       Юнги ухмыляется. Впрочем, ему не важно как зовут это создание. Главное, что теперь он будет принадлежать ему.       Даже если только на одну ночь. — А что, так сильно хочешь познакомиться? Я видел, ты весь вечер с меня взгляда не сводил… — чарующим голосом, подобным своему лику, произносит омега, чувствуя столь приятный запах напротив.       Удивительно, что этот придурок сумел сохранить на себе запах парфюма, войдя в это отвратительное здание.       Не долго думая, он утягивает альфу в поцелуй, впиваясь слишком резко и жадно. Он глотает слюни и тепло изо рта незнакомца, подобно необходимому воздуху. И он клянётся, что этот воздух сладкий. Поцелуй выходит влажным, развязным, долгим…       Желанным.       Юнги в шоке не успевает даже опомниться, как сам хватает тело парня за талию и толкает его на диван, но тот не спешит падать и сопротивляется давлению сверху, отталкивая ладонями его напирающую грудь.       Черт. Он снова не смог.       Мин зол. Ужасно зол и голоден. Ему нужен этот омега! Черт возьми, нужен именно этот! Но почему он не даётся? Почему сопротивляется? — Чимини, что-то не так? — вопреки желанию искусать его пухлые и без того искусанные губы, Юнги всё же выпрямляется и отсаживается. Он осторожно касается его лица, но из-за темноты в помещении не видит отчётливо его выражения. Кажется, он хмурится. — Прости. это было ошибкой, — вдруг опомнившись, легко бросает Чимин, встав с дивана и покинув стол.       Его, кажется, даже не смутило то, что чужие слюни остались на его губах и он почти позволил их языкам сплестись. Юнги это не смущало, но в этом Чимине было что-то другое. Омега не так прост, как кажется. Или пытается таким казаться…       Во всяком случае, на первый взгляд — он неприметный, как и говорил Хо. Но стоило им остаться наедине, вероятно, у них могло бы что-то случиться. Вот только парень заторопился и сбежал. Наверно, старший брат его отчитывает за такое, но… не столь важно. Теперь у него хотя бы есть представление о том, с кем он собирается разделить постель в этом месяце.       Желательно, на этой неделе.       Мысли заканчиваются на всё той же безумной идее — приманить, раздеть и заполучить. Проще некуда. План, который каждый альфа способен проделать с любым омегой. В пьянном или трезвом состоянии. Это не составит проблем. Наверно.       И цель его ясна — месть Хосоку за то, что воспользовался его бывшим. Непочтительное неуважение к другу, кажется, теперь обойдётся ему очень дорого. Не стоило так поступать. Потому что альфа в гневе, видящий лишь жертв вокруг, живущий на одной мысли о мести, желающий разорвать в клочья своего бывшего омегу, ни за что, просто ни за что не станет спокойно реагировать на такие новости. Хосок спит с его бывшим! Ахринеть новости!       Портить дружбу — конечно, не лучший вариант. Его лучший вариант — уничтожить её к хренам собачьим. Навсегда.       Жалость? О какой жалости речь? Юнги — альфа, привыкший добиваться своего. Он забирает, присваивает себе всё, что захочет и кого захочет. Он всего лишь решил познакомиться поближе с понравившимся ему омегой. Это не станет для него проблемой.       Это станет проблемой для Хосока, который позже будет горько оплакивать несчастное умертвлённое тело изнасилованного под покровом ночи в одном из дешёвых мотелей младшего брата. Того, кого он сам привёз на собственную смерть.       Того, кого изнасилует и убьёт его же давний друг Мин Юнги.