Сделка

Вальтер направляется в Германию во вполне приподнятом расположении духа. Поезд мог бы ехать и побыстрее, а так они останавливаются в каждом городе и делают слишком длинный крюк, проезжая Польшу. С другой стороны, в купе он едет один с Асей. Нина тоже едет, но в соседнем купе. А полковник и вторая девушка, которая оказалась «Анечкой», остались в Москве. Вальтеру пришлось задержаться, но всего на один день. Документы на ребёнка ему поспешили оформить. Он не понимал, что ему говорили, Нина не переводила. Полковник обо всём договорился сам. Как бы он ни объяснил внимание Шелленберга к этому конкретному ребёнку, девочку ему отдали и вручили в руки документы. Там, на кириллице, как потом перевела ему Нина, торжественно значилось, что это теперь Анастасия Шелленберг. Оказывается, её «Ася» было всего лишь сокращением её настоящего имени. Каждый раз, когда Вальтер пробовал назвать её полным именем, девочка морщила нос, поэтому он перестал. Ему ещё в Германии нужно будет оформить кое-какие документы, но по законам Советского Союза это теперь его ребёнок. Вальтер собой был более чем доволен. Разве что теперь им предстояло несколько дней в поезде, и через пару часов Вальтеру стало невыносимо скучно. По дороге в Москву ему было чем заняться: он обдумывал своё положение, планировал дальнейшие действия. Теперь же думать было особенно не о чем. Ему довольно чётко объяснили его положение и то, что он обязан сделать. И вполне определённо намекнули, что случится, если он всё-таки вдруг сменит «верную» сторону. Так что Вальтер, конечно, мог продумывать свои дальнейшие действия, но там было бы слишком много неизвестных. Для начала ему нужно выждать ещё месяц. Кандидатов на роль нового президента Германии уже выбрали, досье на каждого Вальтеру даже передали. Ни один из них особой сообразительностью не отличался, но вот уровень доверчивости у них был разный. Вальтер всё ещё размышлял, насколько каждый из них согласится его слушать. Конечно, Шелленберг мог быть просто убедителен. Однако против него могло сыграть его рейховское прошлое. В общем, в таком духе они кое-как провели целый день. На следующее утро Вальтер всё же встал и несколько раз прошёлся по вагону. При осторожном рассмотрении выяснилось, что сопровождение у них не только Нина. Весь вагон, как показалось Вальтеру на первый взгляд, на самом деле и был их сопровождением. Просто все в гражданском, причём они даже очень хорошо изображали обычных пассажиров. Вальтер останавливался немного у окна или случайно подслушивал разговоры в тамбуре. Всё становилось понятно. Ему даже не нужно было понимать слов — он слушал интонации. Возможно, поэтому ему и было проще. Если бы он понимал русский, то отвлекался бы на темы разговоров. А так он обращал внимание на то, как люди друг к другу обращались, как вели себя. — Герр Шелленберг, — зовёт его Нина. Она машет ему рукой из своего купе, и Вальтер входит следом. — Я с вами поговорить хотела, — начинает девушка. — В тот день, когда на вас напали. Я как раз шла с вами поговорить. Понимаете, я тогда неверно перевела, извините меня. Я не хотела тогда сказать, что у вас связь неполноценная. Я имела в виду неполная, но неправильно перевела. Вальтер усмехается и лишь отмахивается. — Для меня это ничего не меняет. Или вы, Нина, передумали мне помогать? — Нет, — ахает она. — Конечно, нет. Я просто хотела убедиться, чтобы вы точно меня поняли, и вот чтобы вы точно понимаете, на что вы идёте. Вальтер разводит руками. — Вы мне всё рассказали, — чуть улыбается он. — Но почему? Вальтер немного медлит, прикидывая, как объяснить не только ей, но и самому себе то, что он давно понял, но никак не мог собрать в слова. — Понимаешь, — медленно начинает он, — мы с ним разные, я и Макс. И я сейчас сугубо с той точки зрения, что я человек, а он — нет. И поэтому, если что-то работает для нас по-разному, даже его возможность быстро восстанавливаться или залечивать собственные раны… Как человек, я так не умею. Но если я его уважаю, то принимаю наши различия: не злюсь, не завидую, не расстраиваюсь. Я просто принимаю его вот таким, какой он есть. Но… Вальтер специально делает паузу, и Нина приподнимает голову. — Но, — повторяет Вальтер и чуть приподнимает руку, — смотрите, Нина, какая здесь небольшая, но очень важная деталь. По крайней мере, для меня. Мы отличаемся в другую сторону — в ту, где эта связь кажется для него серьёзнее. А опаснее. И если бы я ничего не мог сделать, то просто бы это принял. И всё было бы в порядке. Но если вы говорите, что нашу связь можно сделать полной, чтобы она работала в обе стороны, как она сейчас работает только на него… Если это возможно, а я этого не делаю, значит, я до конца его не принимаю. Значит, я могу сколько угодно его любить, но я его не уважаю. Понимаете? Кажется, Нина всё-таки не понимает. Поэтому Вальтер продолжает. Не только ради неё, когда он говорит это вслух, ему самому становится спокойнее, понятнее. — Если я его уважаю, то я принимаю его. Полностью. Со всеми особенностями, я принимаю его таким, как он есть. Если я его люблю, то совершенно необязательно, что я его ещё и уважаю. Так вот, если наша с ним связь сейчас работает опаснее в его сторону, а я могу что-то сделать, даже знаю как, но не делаю этого — то я его не уважаю. Всё очень просто. Я отказываюсь так поступать, поэтому, пожалуйста, я прошу вас, Нина. Вы мне поможете? Вальтер выразительно на неё смотрит. Девушка же, кажется, пару раз забывает дышать. А потом она коротко кивает. И второй раз. И третий раз, уже совершенно дерга. — Я привезу вам артефакт, который необходим для такого ритуала, — шепотом и едва слышно говорит она. Шум колёс едва не заглушает её слова. — Или с кем-то передам, но я доверяю только Ане с чем-то подобным, а её без меня всё равно вряд ли отправят в Германию. Она ни слова не понимает по-немецки. И спасибо вам, герр Шелленберг. Нина отворачивается к окну и будто бы избегает на Вальтера смотреть. — Я совершенно не хотел обидеть вашу мать, — замечает Вальтер. — Я не про неё сейчас думаю, — грустно вздыхает Нина. — Она согласилась на ритуал, она тоже считала, что это нечестно. Она хотела провести ритуал с моим отцом, она просто испугалась именно самого ритуала, а не его последствий. — Там что-то ужасное? — с улыбкой спрашивает Вальтер. Нина качает головой. — Не особенно, но артефактом вам нужно будет собственноручно, обязательно именно своей рукой разрезать себе вены. — Ни на что другое я с вами и не надеялся, — посмеивается Вальтер. Нина не улавливает ни шутку, ни иронию в его голосе. Она продолжает смотреть в окно, думая о чём-то своём. Раз Нина молчит, то Вальтер с ней прощается и выходит. Он ещё немного ходит по вагону, а потом замечает шахматы. Не то кто-то из их сопровождения действительно играл, не то им для антуража выдали. В общем, в одном из купе они лежат среди личных вещей. Вальтер проходит мимо купе Нины, но девушка так рассеянно смотрит в окно, что Вальтер решает её не беспокоить. В конце концов, у него ребёнок тоже говорит по-русски и по-немецки. Хотя на втором местами хоть и понятно, но заниматься с ней придётся. — Ася, — зовёт Шелленберг, заглядывая в собственное купе и манит девочку за собой. Ребёнок послушно бежит. Вальтер указывает ей на шахматы, девочка что-то быстро говорит мужчинам в купе, те смеются, и ей эти шахматы отдают. — Ты играть умеешь? — шепотом спрашивает Вальтер, наклоняясь к девочке. Она качает головой, но хотя бы не спрашивает, что это вообще такое. Ничего, Вальтеру она показалась очень смышлёной. Нина появляется через пару часов, она останавливается в дверях купе, собираясь постучать, хотя дверь была открыта. — Ей ещё рано, — шепотом говорит ему Нина, присаживаясь рядом с Вальтером. — Тем не менее она умеет, — невозмутимо отвечает Шелленберг. Ася довольно улыбается. Вальтер понятия не имеет, что они успели не поделить с Ниной. Ася к Нине относится как-то по-другому. Не враждебно, ничего не говорит, она даже в открытую не смотрит. Но во взгляде что-то мелькает, вполне заметное, даже если не присматриваться. Ася просто часто от Нины резко отворачивается, и вот это уже тяжело не заметить. А ещё он замечает, что Ася пока играет не очень хорошо, но за пару часов выучила все правила. Так что дорога до Берлина перестаёт тянуться так отвратительно медленно. И о самом важном Вальтер совершенно не забывает. Он помнит. Ему просто в голову ничего толком не приходит. Впрочем, разве здесь нужно что-то объяснять? Вон документы, вон ребёнок. Всё понятно. Макс, когда увидит, что умеет эта девочка, то тоже поймёт, почему Вальтер её забрал. И что после этого нужно объяснять? *** Макс стоит на перроне уже почти час. Не потому, что поезд сильно опаздывает. Просто пришёл намного раньше, а поезд опаздывает всего немного. Наконец, появляется состав. Максу даже вагон сообщили, пускай и шифровкой. Так что, когда дверь вагона открывают, и оттуда первым показывается Вальтер, Макс шагает его встречать, помочь вылезти. Но Шелленберг, замечая его, широко и очень хитро, если по глазам судить, улыбается. А потом оборачивается, берёт что-то из-за своей спины и протягивает это Максу. Штирлиц теряется, но на автомате забирает. Девочку. Он её подмышки держит теперь в руках. — Это Ася, — заявляет Вальтер, будто это объясняет абсолютно всё. Макс и девочка смотрят друг на друга почти одинаковыми взглядами.