Сделка

Вальтер приходит в себя со знакомым привкусом во рту. Чем бы ему ни затыкали нос и рот в прошлый раз, это пахнет чем-то между аптекой и палёной резиной. Вальтер почти уверен, что это или что-то магическое, или какая-то навороченная советская разработка. По крайней мере, с помощью этого же раствора и платка, плотно прижатого к носу, его в прошлый раз и похитили. Поэтому этот запах он ассоциирует только с советскими агентами. Разве что сейчас он открывает глаза и понимает, что ему не надели мешок на голову и не связали руки. Видимо, средства использовали больше, потому что Вальтеру кажется, что вся комната вокруг него движется. Он лежит на чем-то на спине и осторожно садится. Ему холодно. А ещё кто-то не моргая смотрит на него. — Папа! — Девушка отворачивается и кричит в сторону. — Сейчас мой отец подойдёт, — быстро говорит она по-немецки Вальтеру, — он вам всё объяснит, герр Шелленберг. Вальтер узнаёт её — это та самая девушка, которая в прошлый раз стояла рядом с полковником и переводила. Кто её отец? Погодите. — Доброго утречка, вот вы и проснулись, — посмеивается уже знакомый Вальтеру полковник, запирая дверь за собой. Здесь очень странные двери, которые задвигаются в сторону. Вальтер выглядывает в окно: судя по полумраку, рассвет только начинается. Полковник смеётся и садится напротив, рядом с девушкой. Вальтер только сейчас замечает, насколько они похожи внешне. Когда он сидел, а она стояла рядом через всю комнату, он не обращал внимания. Сейчас, когда они сидят рядом, он задерживается взглядом на почти одинаковых чертах лица. — Вам нормально свою дочь на всю ночь оставлять в комнате с полуголым незнакомым мужчиной? — Вместо приветствия говорит Вальтер. Девушка переводит, полковник смеётся и отмахивается. — Так то если бы с мужчиной, а так всего лишь с вами. Вальтер от подобного отношения давится воздухом. — И по какой такой причине вы меня за мужчину больше не считаете? — Забывая свой печальный план хотя бы попросить какую-то одежду, он слишком возмущён. Пока, правда, весь спектр эмоций не показывает. Ему хоть какую-то логику в словах полковника найти. Вальтеру очень холодно — они его как похитили в одних трусах, так и оставили, разве что укрыли пледом. — Так вы пара оборотню, — будто само собой разумеющееся говорит полковник. Ага, значит, из-за Макса. Нет, его он, конечно, очень любит, но Вальтер упорно не понимает, почему из-за этого его больше не причисляют к мужчинам в целом. — А вот это вас уже совершенно не касается, — огрызается Шелленберг, скрещивая руки на груди. Ему хоть немного согреться — он в этот плед уже не знает, как закутаться. — Да, меня это не касается, вы просто им так насквозь пропахли, что даже если мне полностью всё обоняние отобьёт, я всё равно почувствую. — Полковник сверкает глазами, а после они снова принимают человеческий вид. — Вы иначе так же могли им пахнуть, только если вы на нём спите. Буквально, закутавшись, как в этот самый плед. — Было дело, — пожимает плечами Вальтер. — Он вообще-то очень тёплый, а мне холодно. Полковник прыскает со смеху, будто Вальтер сказал что-то невероятно смешное. Девушка смотрит на него, потом на Вальтера, а потом тоже решает рассмеяться. Всеобщего веселья Шелленберг совершенно не разделяет. Он его не понимает. — Да бросьте, бросьте, — сквозь смех говорит полковник, отмахиваясь. — Хоть какую-нибудь одежду принесите, мне очень холодно, — бурчит Вальтер. — Конечно, конечно, — будто только сейчас полковник замечает, что Вальтер в одних трусах. После чего он встаёт, отходит к двери, приоткрывает её и кричит что-то по-русски в коридор. Зато понятно теперь, почему дверь такая странная. И комната вокруг Вальтера не движется — это скорее он движется вместе с комнатой. Он в поезде. За окном мелькает неприметный ландшафт, который он совершенно не может угадать. — Если вы настолько осведомлены о моей личной жизни, — замечает Вальтер, — то почему же вы не украли мою пару вместе со мной? — Мы вас не украли, — улыбается полковник и снова садится напротив. Он разве что дверь на этот раз не закрыл. — Мы вас пригласили на разъяснительную беседу. Такие сведения через меня не передаются. Вас попросили лично приехать в Москву для разъяснения дальнейших действий. В Москву? Замечательно. Только этого ему не хватало! Но Вальтер только сжимает зубы. — Почему тогда вы не забрали со мной Макса, не пригласили его на эту же беседу? Вы ведь понимаете, — Вальтер выразительно смотрит на полковника и его дочь, — что всё, что буду знать я, будет знать и он. Какой смысл приглашать меня, но не приглашать мою пару? — Примем к сведению, — слишком добродушно усмехается полковник. — В следующий раз будем брать обоих. А сейчас уж извините, герр Шелленберг, — полковник разводит руками, — на этот раз пригласили только вас. Но уже поздно: мы отъехали, и поезд, и бюрократия, сами понимаете. Сейчас уже не успеваем ничего изменить, а действовать нужно оперативно. Мы успеем в срок только если вы сейчас всё-таки доедете до Москвы. Вальтер не успевает возразить, потому что в дверь стучат, и в проём просовывают стопку какой-то одежды. Там брюки и рубашка. Брюки на Вальтера немного висят, но ему принесли ещё и ремень. Рубашка смотрится вполне сносно. Одежда самая обычная, но в принципе в его ситуации лучше, что не будет привлекать внимание. Всё лучше, чем расхаживать по Москве в трусах. — Максиму сообщили, куда вы отправляетесь. — И вы уверены, что он не мчится за мной следом? — фыркает Вальтер. — Его уже встретили и всё разъяснили. Ему настоятельно рекомендовали оставаться в Берлине, если он хочет, чтобы с вами ничего не случилось. Поэтому да, я абсолютно уверен, что он за нами не поедет. Да не переживайте, герр Шелленберг, вас в конце недели также быстро доставят обратно в Берлин. В конце недели! Какая прелесть. В его планы это совершенно не входило, но Вальтер знает, когда лучше промолчать. Поэтому он просто отворачивается и ещё несколько часов молчит, смотря в окно. Ему есть над чем подумать. *** Макса на кухне дожидается та самая девочка, которой велели привезти Шелленберга в оба раза. В прошлый раз она передала его своим, после чего его связали и погрузили в багажник. В этот раз она тоже вытащила Шелленберга из здания, правда, ей велели вернуться и дожидаться Максима. Что она и сделала. Звуки, доносившиеся из комнаты, её мало волновали. Но Шелленберг оттуда вышел, значит, его можно было брать. Что Анечка и сделала. После чего вытащила из здания и передала своим, вернулась на кухню и снова сидела там в кромешной темноте. Когда Максим вошёл, он, в отличие от Шелленберга, включил свет. И сразу же увидел Анечку, которая сидела за столом. Она кивнула в знак приветствия. Ей велели передать ему телеграмму. Она взяла её и протянула. Делать что-то ещё, разговаривать с ним, отвечать на вопросы — это всё ей не приказывали. Анечку забрали на военную службу, когда ей было 14. Сейчас ей было 16. Она, кроме Семёна Казимировича и его дочери Нины, мало кого знала. Она в их части официально не значилась, а вот в магическом подразделении — да. И Анечка просто следовала любому приказу полковника. Ей так было проще, ей нравилось не думать ни о чём, а просто делать, как ей говорят. Поэтому Анечка отдаёт телеграмму, после чего встаёт и вовсе выходит из квартиры. Прощаться с Максимом ей тоже не приказывали. *** — Вот ведь ведьма, — Макс выдыхает, где-то между восхищением и злостью. Девушка невысокая, но довольно крупных форм и грузного телосложения в целом. Поэтому поразительно, что он, даже со своим слухом, который лучше, чем у любого человека, совершенно не слышит её шагов. Он видит, как она шагает. Он видит, как она наступает на половицу, которая на кухне всегда скрипела. И не скрипит. Будто девушки вовсе не существует. Будто она Максу привиделась. Только телеграмма в его руках никуда не пропадает, а девушка просто выходит, так и не сказав ему ни слова. У неё коротко стриженные светлые волосы и круглое веснушчатое лицо. Макс её так и запомнит. Но насколько ведь талантливая ведьма!