Сделка

Пока Макс удивляется, как быстро часть его вещей оказалась в квартире Шелленберга, тот лишь деловито освобождает полки от своих вещей. Через какие-то минуты Макс уже поражается, как его вещи оказались в шкафу, как быстро заняли место в комоде, как аккуратно вписались по соседству с вещами самого хозяина квартиры. Макс в который раз отмечает, что в этой квартире будто бы не бывала фрау Шелленберг — не неделю назад, а месяц или даже годы. А почему эта мысль вдруг радует его, Макс додумать не успевает. — Так что всё-таки было в таблетках? — спрашивает Шелленберг. — Вы обещали рассказать. Макс и правда обещал. Он просто медлит, потому что самое важное пока рассказывать не собирается. Его забавляет, что в собственных мыслях появилась эта «пока». Раньше он был уверен, что никогда не признается. Но он точно так же был уверен, что просто не успеет, не проживёт так долго, и не было смысла задаваться вопросом, как Шелленберг отреагирует, если узнает. А теперь Максу как-то даже неловко — а вдруг сообщит это человеку, который так легко приютил его в собственной квартире? Хотя он отлично понимает, что Шелленберг просто опасается, что его снова решат «прокатить» по Берлину советские войска. К слову, присутствие рядом Макса ему такой гарантии не даёт, но если Шелленбергу так спокойнее, то Макс только рад жить с ним под одной крышей. У него, к тому же, никто не спрашивал. Просто когда они вернулись, Макс обнаружил на пороге часть своих вещей. Он уже пару дней ночует в этой квартире, а в последнюю ночь спал в кровати Шелленберга. Потому что кроме неё был только диван в гостиной, но его пока так далеко отпускать не решились. И теперь Максу даже неловко признаваться, что он уже много лет влюблён в него. Макс понятия не имеет, как его начальник на такую новость отреагирует. — Вы обещали, — с лёгкой ухмылкой настаивает Шелленберг и делает шаг вперёд, останавливаясь прямо напротив Макса, словно преграждая ему путь. Макс уже не помнит, куда направлялся, но сейчас явно не сможет обойти шефа — как и уйти от вопроса. — Тогда пообещайте, что всё равно будете их принимать, — сдаётся Штирлиц. — Они из какой-то совершенно отвратительной гадости? — хмыкает Шелленберг. — Знаете, если бы вы мне пару дней назад сказали, что они, например, из стекла, я бы ужаснулся. Но сейчас, после того как получил результаты анализов? — Вальтер разводит руками. — Даже если вы скажете, что они из лапок тараканов, которых нужно ловить в полнолуние на определённой местности в берлинском гетто, причём заниматься этим придётся мне самому, я бы просто спросил: куда идти. Макс едва улыбается уголком губ. Впрочем, он может понять подобную реакцию. А ещё его радует, насколько воодушевлённым теперь выглядит Шелленберг. По-прежнему уставший, всё ещё под тем же стрессом, если не под большим. Всё-таки ему предложили повышение, а советские войска всё ближе подступают к городу. Но в его глазах снова появился тот огонь, который Макс запомнил столько лет назад. Макс вдруг осознаёт, что за последние годы не замечал, как этот огонь медленно угасал. Теперь же Шелленберг будто ожил. Он едва ли не пританцовывает на месте, просто старается не показывать полный спектр эмоций. Макс тоже замечает улыбки, которые шеф тщательно скрывает. Но когда они остаются в квартире наедине? Нет, полностью Вальтер не раскрывается, но он как будто показывает Максу больше, чем привык. И это Максу очень нравится. — Достать их, в общем-то, — Макс замолкает. — Я не скажу, что было легко в первый раз, но потом, когда у меня появился контакт с нужным человеком, стало гораздо проще. Мне просто нужен был хороший фармацевт. Шелленберг хмурится. Они заходят на кухню, и он привычным движением закидывает в рот очередную таблетку, запивает её водой. Макс ждёт, пока он проглотит до конца. — Они из моей крови, — наконец признаётся Макс. Шелленберг давится и начинает кашлять. Макс спешит ему помочь, но Вальтер отмахивается, и таблетку всё-таки заглатывает. Потом, как-то слишком рассеянно, он поднимает голову и смотрит на Макса абсолютно потерянным взглядом. — Я нашёл хорошего фармацевта, — начинает Макс, отходя к столу и усаживаясь. — Он придумал, как сгущать мою кровь, чтобы она при этом не теряла своих свойств. После этого он сделал из неё достаточно таблеток. Я уже пару раз к нему заходил, чтобы он изготовил ещё. Шелленберг давно уже не кашляет, но с трудом отодвигает стул и садится рядом. — Но почему? Макс пожимает плечами. — Не мог же я просто набрать вам собственной крови в рюмку и предложить выпить залпом, — Макс даже находит в себе силы усмехнуться. Хотел бы на это посмотреть! — Тогда бы либо сразу заподозрили меня в сумасшествии, либо отправили на допрос, чтобы понять, откуда у меня вообще это в голове взялось. — Вы могли бы подлить её мне в вино, — как-то слишком разумно предлагает Шелленберг. Макс не ожидал, что Вальтер воспримет новость настолько спокойно. — Спаивать вас каждый день по несколько раз? — с лёгкой иронией отвечает он. Шелленберг хмыкает, отпивает ещё воды из почти пустого стакана, а затем со слишком громким стуком ставит его на стол. — Вы правы, — ухмыляется он. — Нехорошо бы получилось, если бы я всегда был пьяным. Да и, скорее всего, почувствовал бы вкус в вине. Макс кивает. Он потому и пошёл на такие ухищрения. Во-первых, было сложно найти того, кто мог бы это сделать, а во-вторых, чтобы никто не задавал лишних вопросов. — Но почему именно ваша кровь? Макс чуть медлит, прикидывая, как лучше объяснить. — Давайте, — Шелленберг чуть приподнимается, чтобы дотянуться до руки Макса, тихонько постукивает по ней, а потом усаживается обратно. — Я догадывался, что вы не совсем человек. Но я про вашу… — он делает странное выражение лица, — как там ваш полковник сказал? Ах да, вашу «братву», почти ничего не знаю. Так что вам придётся пояснить. Ну конечно, Семён Казимирович просто не мог промолчать и этого не упомянуть! Макс не был уверен, чего ещё старый оборотень разболтал Шелленбергу. — Я как тот полковник — из перевёртышей, — тихо начинает Макс. — Только у меня вид особенный, и кровь моего вида обладает уникальными свойствами. — То есть? — перебивает Шелленберг. — То есть, она в какой-то степени возвращает вас в исходное состояние. Я не знаю, как лучше объяснить, — Макс разводит руками. — Вы не замечали, что последние месяцы на вас царапины практически не остаются? Шелленберг поднимает и осматривает собственные руки. — Последние месяцы я особенно и не получал никаких травм, — неуверенно говорит он. — Тогда допустим, что вы где-то поцарапались или ушиблись. Или заболели. Всё это на вас будто бы не держится. Кровь перевёртыша моего вида возвращает вас к исходному состоянию, где всего этого изначально не было. — И в моём случае она успешно справилась даже с моим раком, — едва ли не присвистывает Шелленберг. — У вас была достаточно тяжёлая форма, — замечает Макс. — К тому же, вы потребляли не так много, в таблетку много не засунешь. Но, как видите, хотя диагноз до конца не сняли, поражение внутренних органов значительно уменьшилось. Шелленберг довольно хмыкает, а потом вдруг встаёт и направляется к шкафу. — Предлагаю за это выпить, — весело замечает он. — А если, например, я сломаю руку и сразу съем несколько таблеток? — спрашивает он, справляясь с пробкой от бутылки. Макса радует это давно забытое, но такое привычное любопытство шефа. Он расслабляется и устраивается у него на кухне. — У вас ведь вообще не должна быть сломана рука, верно? — даже шутит Штирлиц. — Поэтому да, она срастётся в течение часа. Шелленберг присвистывает. — А если на меня будет покушение, и мне выстрелят прямо в сердце? Он поворачивается к Максу спиной, но тот легко замечает напряжение, появившееся в его походке. — Если я буду рядом с вами, — спешит заверить Шелленберга Макс, — на достаточном расстоянии, чтобы в течение секунд десяти залить вам в рот свою кровь, то вам ничего не будет. Шелленберг резко оборачивается и едва не роняет бокал, который держал в руке. — Вернее, — спешит добавить Макс, — вам будет очень больно, повсюду будет очень много крови, и вообще, пару дней после вы будете чувствовать себя просто отвратительно. Но вы выживете. Если выпьете ещё, то восстановитесь быстрее. А через пару дней будете бегать, как будто ничего не произошло. Шелленберг настолько удивлён, что едва не переливает вино через край бокала. Однако он быстро берёт себя в руки. Макс уже собирается встать, чтобы подойти и забрать у него бокал, но Шелленберг быстрее ставит его на стол. После этого он садится обратно, но не через весь стол, а вдруг переставляет свой стул так близко к Максу, что, протяни он руку, мог бы легко его коснуться. — Как вас ещё на таблетки не пустили, таких замечательных, — вроде шутит Шелленберг, но его голос звучит неуверенно. — Не получится, — коротко отвечает Макс, отпивая из своего бокала. — Всем не поможет, — поясняет он, заметив удивлённый взгляд. — Моя кровь способна исцелять только вас. Помните, я говорил, что предан только вам? Думайте обо мне как об огромной собаке. Макс улыбается уголком губ, представляя, что сделал бы его отец, если бы услышал такое сравнение. Но его здесь нет, поэтому Макс невозмутимо продолжает: — У этой собаки есть хозяин, и она преданна только ему, ради него готова на всё. — Макс отводит взгляд, потому что не может выдержать такого внимательного взгляда Шелленберга. — Вот и кровь исцеляет только этого хозяина. Больше никого. Она действует на вас всю жизнь, поэтому промышленные таблетки выпускать бессмысленно. Шелленберг слишком долго молчит. Макс уже несколько раз пожалел, что не рассказал сразу правду: он просто любит его. Банально. Он очень давно его любит. Но потом вдруг Шелленберг задаёт вопрос, который Макс совершенно не ожидал. — Один раз на всю жизнь? Макс не понимает, о чём тот говорит, хотя знает, что Шелленберг всегда был наблюдательным и догадливым. Может, он где-то слышал что-то подобное или просто сделал выводы из того, что запастись этими таблетками невозможно. Макс коротко кивает. — Почему? Штирлиц теряется. Что значит «почему»? Его вид жил так не одно столетие. Потому что так сложилось, они сами не знали, откуда у них такие способности. Но они были. Хотя иногда Максу было интересно, что же такого нужно было сделать, чтобы их заметили. А потом до него доходит: кажется, Шелленберг спрашивает скорее не про способности, а про выбор. Почему Макс выбрал именно его? Что он может ответить? Честно? Или честно, но не всё? Макс не готов сегодня признаваться. — Я вас очень уважаю, — это правда. Макс не врёт, просто недоговаривает. В этом не было угрозы. — Ещё восхищался вами и считаю вас очень приятным человеком, интересным собеседником. В общем, как-то само собой получилось. Шелленберг задумчиво смотрит на него. Только по его выражению лица Макс совершенно не может понять, устраивает ли его такой ответ. Кажется, он устраивает его и не устраивает одновременно. Но Макс не может пока предложить что-то другое. — У моего вида так бывает, — осторожно подбирая слова, добавляет он. — Мой дед, например, служил одному офицеру, которым восхищался. Они были лучшими друзьями, мой дед его безумно уважал и до самой смерти оставался рядом с ним. Макс умалчивает, что они погибли вместе. Офицер был белым до мозга костей и спасаться просто отказался. А его дед не дал себе помочь и умер рядом с тем, кого считал своим хозяином. Шелленбергу сейчас совершенно ни к чему такая грустная история. — А мой отец выбрал женщину, которую очень любил, — ещё тише говорит Макс. — Так тоже бывает. Правда, закончилось всё плохо для обоих, но об этом сейчас не будем. Видимо, подобное объяснение как-то успокаивает Шелленберга. Он не задаёт вопросов, на которые Макс пока не готов ответить. Штирлиц вообще находит всю эту ситуацию странно умиротворяющей. Он столько лет любил этого человека, что сидит сейчас рядом с ним. Интересно, сколько? С тех пор как они ещё не работали вместе, а только случайно познакомились? Тогда ли это началось? Макс не успевает задуматься, потому что Шелленберг вдруг встаёт и достаёт из шкафа небольшую стопку, которую ставит перед ним. — Я правильно вас понял, — спрашивает он, — что свежая кровь помогает намного лучше, чем та, что в таблетках? Макс теряется, но честно кивает. — Тогда это же повод отметить полное избавление от этого недуга, — весело заявляет Шелленберг. — Я не уверен, как отреагирует ваше тело, если вы выпьете сразу много, — отвечает Макс. Но, заметив пристальный взгляд Шелленберга, добавляет: — Но от 100 мл вы точно будете в порядке. У вас есть шприцы в аптечке? *** Вальтер задумчиво смотрит на стопку — кхем — свежей крови перед собой. И как-то его вдруг перестаёт радовать собственная идея, казавшаяся до этого гениальной. Кажется, его логическое мышление затмила мысль, что он вдруг — и сразу — может быть абсолютно здоров. Не то чтобы Вальтер отказывался выпить. Он даже уверен, что это ему поможет. Просто он немного медлит. Пока Макс сидит рядом за столом, придерживая его руку, Вальтера поражает, как легко и охотно тот просто взял шприц, даже не попросив помочь. Шелленберг задумывается, сколько раз Макс делал это раньше. Что ж. Сначала Вальтер думает пить небольшими глоточками, но потом просто поднимает стопку и выпивает всё залпом. Кажется, не стоило. Он заходится кашлем, но проглатывает. А потом хватает недопитый бокал вина и запивает этот мерзкий вкус крови во рту. Только кашель всё не проходит. Чужая кровь жжёт горло, а за ним — всё внутри. Вальтер кашляет, но слова вымолвить не может. Он ещё и пошатывается. Он слышит, как падает его стул, а Макс бросается к нему. Вальтер даже чувствует, как его подхватывают на руки, прежде чем всё перед глазами темнеет, и он теряет сознание. Вальтер просыпается посреди ночи. Перед глазами всё плывёт, во рту — давно забытый отголосок вкуса крови. Он вроде бы есть, но скорее как смутное воспоминание, едва ощутимое, но не исчезающее. Как привидение на губах. Он размышляет обо всём этом только потому, что перед глазами всё ещё плывёт, и он ничего не видит. По ощущениям он догадывается, что лежит в собственной кровати, укрытый одеялом. Осторожно пробует пошевелиться. Получается перевернуться на бок. В комнате темно, рядом на кровати никого нет. Правда, сбоку, где у кровати лежит коврик, мелькает что-то огромное и чёрное. Потом Вальтер снова теряет сознание. Утро встречает его куда лучше. В комнате светло. Вальтер кряхтит и с трудом садится. Замечает движение и сразу понимает, кто это. Буквально через пару секунд Макс уже подходит ближе и протягивает Вальтеру стакан воды с тумбочки. — Спасибо, — охрипло кашляет Вальтер. — Что вчера произошло? — Как вы себя чувствуете? — вместо ответа уточняет Макс. Вальтер качает головой и пробует пошевелиться. Странно, но тело будто налилось непривычной лёгкостью, которой он годами не помнил. Он словно провёл несколько недель в отпуске, ничего не делая. Голова гудит, но в то же время чувствует себя отдохнувшим, как никогда. И всё же вместо положенной реакции в голову Вальтера приходит только одно. — Макс? А почему вы так упорно никогда не зовёте меня по имени?