Спасение - во тьме

      Прошла неделя.       С появлением нового знакомого в тёмном существовании будто появился свет, хотя его тот и не нёс вовсе.       Сенджуро по привычке боялся тень в углу, но когда та перетекала в центр комнаты и рассеивала свой мрачный плащ, представая перед мальчиком демоном, страх моментально уходил.       Разговоры до самого утра вошли в привычку очень быстро. Пусть и были порой ни о чём или вовсе притуплялись уютным молчанием. Аказа сам по себе оказался не особо активным собеседником. В основном молчал и слушал, иногда кивая или односложно отвечая на вопросы.       Пусть и немного, но Сенджуро кое-что узнал.              Так называемые тени, что видела мать, зовутся кагетамы – существа Стороны безумия, служители хаоса и голода. Они кормятся страхами и болью людей, ищут слабые места и разъедают их до бездонных дыр, чтобы по итогу высосать душу и обрести секундное забвение – сытость. Своеобразные наркоманы, разве что до передоза довести невозможно. Они не способны утолить жажду, оттого вечность проводят в поисках питания. Особенно изголодавшиеся твари – гурманы, пируют душами грешников, самоубийц: доводят до ручки своими лапами, тянут за собой в преисподнюю к хозяину, который дал позволение на томительные пытки над обедом. Иногда не убивают – по приказу ведут на дно в иной мир, где затачивают беднягу в мрачном царстве безумия и скорби, откуда выхода нет.       Уж если прицепился один, прицепится и другой, пока не сожрут живьём. И спастись нельзя, ведь бороться с духами невозможно, если сам не по ту сторону находишься.       Поэтому некоторым людям назначают особых защитников – демонов Теневой Стороны, что охраняют всю жизнь вверенного им человека. Заслужить столь почётное звание непросто, ведь для начала нужно дослужиться до высшего ранга и пройти все испытания Великой Тамаё, что решает о достойности души для сложнейшей миссии.       – Значит, ты и есть защитник?       – Да.       Эта ночь была особенно откровенной, а Аказа разговорчивым.       Сегодня Сенджуро с нетерпением ждал захода солнца, чтобы тень покинула свой угол и вышла под свет звёзд. Он мог бы выйти и раньше, но Ренгоку решил сохранять до последнего магию темноты, ведь теперь она ассоциировалась исключительно с демоном. Волновался как перед школьной доской в первом классе, мучил себя мыслями: не надоел ли он существу за эти несколько дней, хочет ли тот проводить столько времени с мальчиком, как не показаться скучным и прочей чушью, обычно несвойственной собственному разуму.       Однако, как только Аказа явил себя, смута с сознания спала вместе с исчезнувшим теневым плащом.       Беседа неожиданно затянулась. Вопрос-ответ-история сами собой непринуждённо лились в пустоту.       Настолько непривычным и нереальным казалось говорить с кем-то в этом доме так долго и спокойно. Уже целый год вот так вот просто ни с кем не было хорошо. Демон топил в своём голосе, в своей безмятежности и умиротворении. С ним было настолько легко, что всё вокруг становилось невесомым, будто тело само вспорхнёт и улетит на поля рассекать меж цветов.       И так странно себя ощущал. Тихое беспокойство постукивало в груди, взгляд невольно ходил из стороны в сторону, а пальцы не находили места, всё время сжимая друг друга до хруста.       Волнению значения не придавал, ведь собственная поломанность могла создать любые условия из любых обстоятельств.       – Почему ты не спас маму?       Вопрос без злости, без скорби, без надежды, лишь с непониманием и искренним удивлением.       – Потому что я защищаю тебя.       То оправдание, что сам себе внушил. Считает себя виноватым, ведь мог и тогда переступить через чёртовы правила, но остался в стороне. Один защитник – один подзащитный. Следовал указаниям, что в итоге привело к утрате такого чудесного человека.       Был рядом с ней с рождения – приставили охранять как очередную избранную цель. Защищал умело, наблюдал, как растёт, становится личностью. Думал, что останется подле красивой и мудрой женщины до её возвышения на Сторону перерождения, но ошибся.       В один из дней Рука родила второго сына.       Для Аказы мир упал в пропасть, когда огромные чистые глаза из колыбели уставились прямо на него. Никто и никогда не видел демона до этого момента, ведь плащ полностью скрывал присутствие тени, но не от малыша Ренгоку, будто смотрящего сквозь неземную материю, уловившего жёлтые огни в углу, что светились подобно фонарикам во тьме.       Аказа не выдержал – вышел из тени и показался крохе. Тот со всем детским любопытством лишь внимательно посмотрел на незнакомца и протянул ручку, словно развит был не по времени. Смотрел так, словно видит не в первый раз, словно хочет что-то сказать. Притягивал к себе, манил взглядом, забирался в самое сердце без стука и приглашения, будто хозяин беснующегося органа.       И может быть, протянул бы палец в ответ, но касаться людей строго запрещено. Ушёл назад в темноту, чтобы не травить собственную душу непониманием.       Впервые за тысячу лет службы что-то перевернулось внутри. Из головы никак не выходил ребёнок. Под рёбрами скреблось липкое неизвестное чувство, вместо мозгов кипела каша, готовая политься из ушей от наваренного объёма.       И как бы ни хотел уйти от своих же навязчивых чувств, не вышло. Осознал, что не сможет забыть, не сможет быть в стороне или поодаль от пламенных глаз. Решение принял, хоть и совсем нелегко.       « – Прошу Вас, Великая Тамаё.       – В наших правилах запрета на это нет, но я впервые слышу просьбу о смене подзащитного человека. С чем связано твоё желание?       – С этим ребёнком что-то не так. Он, очевидно, нуждается в большей защите, чем его мать.       – Я не сомневалась в твоей проницательности, Аказа. Поэтому ты один из лучших демонов. Ты прав, этот ребёнок особенный. Он один из тех, кто питает своей энергией Стороны мира. Более того, это дитя единодушное, а значит, на вес золота для Стороны безумия. Он уникален, единственный в своём роде за три людских столетия. Я удовлетворю твоё прошение. Сейчас лучше тебя с его охраной никто не справится. С этого дня я снимаю тебя с должности защитника Руки Ренгоку и назначаю защитником Сенджуро Ренгоку. Его душа в твоих руках».       От ответа Сенджуро смутился. И в чём же состоит защита, если целый год он жил в страхе и подвергался ежедневному избиению отца, если стал отбросом общества, если его изнасиловали в наркопритоне?       – Но…       Вопрос решил проглотить. Как бы неприятно от собственных мыслей ни стало, демона обижать своими упрёками не захотел. Видимо, мальчик что-то не понимает, ведь столько всего неизвестного и странного на него свалилось в последнее время, что лучше просто принять как факт то, что есть, чем копаться в том, что, возможно, знать не хочет.       – Я защитник Теневой Стороны, защищаю от того, с чем ты, как человек, не в состоянии бороться – кагетамами, – пояснил Аказа, понимая, что хотел сказать Ренгоку. – Мне запрещено вмешиваться в людские отношения и жизни. Ты даже о моём существовании узнать не должен был.       – Почему тогда ты мне помог там?       Неловко настолько, что вот-вот потеряет сознание. Нервничает так сильно, аж кровь в жилах стынет, хотя и есть ощущение, будто из носа польётся от волнения. И непонятно вовсе, чем демон его так смущает. Ведь думает сейчас не о своей стойке мордой вниз на коленях с голой задницей, а о том, что тень рядом в эту минуту. Совсем близко.       И в голове всё крутилось гаденькое, подставное: из-за меня, нет, из-за меня, нет, из-за меня, нет. Да, нет, да, нет.       Отчего-то хотелось думать, что особенный. И непонятно откуда хотелось услышать нечто приятное и тёплое из уст напротив. К ледяной реальности относился уже как к обыденности, а вот к отношению тени слишком быстро успел привыкнуть: к мягкому, тихому, аккуратному.       Аказа смутился не меньше Сенджуро. Имеет ли он право давать резкий правдивый ответ? Юноша и без того многое успел пережить за столь короткий срок. Дикая правда могла окончательно его свести с ума. Демон даже не уверен, что подросток считает его настоящим, хоть и зовёт каждую ночь на беседу в противовес собственному сну.       Не говорить же ему, что смотрит на него совершенно не как на объект простой защиты. Это не просто перечёркивает все правила демонов, это подписывает ему моментально смертный приговор от самой Великой. Тысячу лет служения верой и правдой – в пекло. Даже если Великая всё знает, вопрос времени – оставляет без внимания до тех пор, пока её глуповатый демон не бедокурит и сохраняет лицо.       И если лицо он хоть как-то держал, то вот сердце уже с трудом.       – Я больше не смог оставаться в стороне. Ты не достоин такой жизни.       Два взгляда встретились и застыли. Словно магнитом прижало к железу, они не могли оторваться друг от друга. Смотрели так растерянно и жадно, что точка кипения давно осталась позади.       Молодое лицо от прилившей крови горело настолько, что сжигало капилляры изнутри. Тело колотила мелкая дрожь, унять которую уже не получалось. Боялся моргнуть, чтобы не потерять из вида глаза напротив хотя бы на миллисекунду.       Теневое существо, утратившее любовь и нежность ещё при жизни человеком, почти погибло от пробитой изнутри груди дыры. Даже забыл, как дышать, хотя оно того и не требовалось. Всё как шестнадцать лет назад: он смотрит в пламенные огни и не знает, что делать. Теряется от невинности и растерянности напротив. И, вроде, должен быть смелым, разумным, рациональным, но явно послал нахер все свои достоинства, оставив нечто похожее на онемение мозга – ещё немного, и пустит слюни с бонусом в виде потери сознания.       Слова больше не шли. Наступило долгое молчание. Такое странное и будто неуместное, но столь однозначное и робкое. Оно не душило, даже не смущало, лишь толкало на различные догадки и постыдные желания.       Аказа давно знал, о чём поёт его сердце. Пусть и не имело на это право. И как непрофессионально – отказать не может ни ему, ни себе, ни чувствам, бушующим Тихим океаном, разъедающим кости болючим, но таким сладким ядом. Думал лишь о том, как сильно хочет мальчика. И не хотел пошлостей, это было бы чересчур. Он грезил о внимании и бесконечном тепле. Горел полноценной заботой о маленьком создании. Мечтал подарить бескрайнее счастье и тихую жизнь без зла, боли и утрат. Сохранить в объятиях, спрятать под кожей, укрыть в чистоте.       И пока подросток разбирал себя по частям, пытаясь выбросить оскверняющую его грязь, Аказа хотел его полностью. Со всеми шрамами и печалью, со всеми трещинами и изломами. Это всё его, это всё он. И это всё он хочет принять, но ребёнок сейчас был не готов открыться тому, кого узнал неделю назад. Не был готов открыться тому, что хотел предложить демон.       К сожалению, не всевидящ. Ведь Сенджуро был готов.       И готов на всё, лишь бы демон оставался рядом и не бросал. Даже не знал, что, если прогонит, тот до конца жизни будет всё равно следовать за ним даже не в силу долга, а по собственной воле.       Кровоточащие дыры в душе уже не закрыть никогда, но тень из угла смогла приостановить поток алого железа, лишь появившись в беспросветной жизни. Подросток настолько изголодался по доброму отношению, что моментально разбил себя на более мелкие осколки, в попытках сохранить хотя бы часть души, что так желала уцелеть любой ценой. Ему нравилось, как демон терпеливо, сам того не зная, склеивает части битого хрусталя, сыпящегося из самих чувств благодарности и доверия.       Смотрел на своего мастера души, как на божество. Никогда бы не подумал, что сможет теперь испытывать что-то, помимо страха и неизбежности.       Стресс дал о себе знать, когда заставил ухватиться сердцем за того, кто оказался рядом в нужный час. Это и не беспокоило. Пусть будет неправильно, пусть будет нездорово, зато с тёплой дрожью и улыбкой на лице.       Он слышал о любви с первого взгляда из книжек. Звучит красиво и славно.       И пусть здесь не любовь и не с первого взгляда, всё же вполне себе хватает и такой маленькой радости, зовущего чувства, трепетного волнения.       И может быть, он болен, может быть, всё выдумал себе – тем лучше. Тем проще будет рассказать когда-нибудь своему лунному собеседнику о том, что думает о нём постоянно.       Человеческая жизнь так коротка, так хрупка и бесцельна, что не хотелось её тратить на размышления о возможном, ведь в конечном итоге будет себя винить за упущенную возможность.       Они просидели так до рассвета. В тишине напротив друг друга. Просто смотрели в глаза и молчали, посылая друг другу сигналы симпатии, но не принимая обратные знаки.       Во взглядах так громко было написано обо всём и сразу, но предпочли оставаться глухими, чтобы не слышать того, о чём боялись узнать.       Уютно. Так хотелось описать эту ночь.       Волшебно. Так хотелось описать нахождение друг подле друга.       Спокойно. Впервые за год обоим.       Демон нехотя скрылся в тени с первыми лучами солнца, когда рыжие блики впитались в пламенные глаза и украсили без того алые щёки юноши. Отпускать Аказу не было желания, но пришлось, ведь входная дверь уже хлопнула, а будильник прозвенел, заставляя разорвать зрительный контакт и начать собираться в школу.       Судя по мягкому свету, что сочился сквозь стёкла, день обещал быть ясным и по-ноябрьски тёплым. Большая удача для поздней осени.       Третий урок шёл складно и достаточно заторможено. Пока учитель литературы бубнил себе что-то под нос, Сенджуро мечтательно смотрел в окно, ловя взглядом пылинки, гуляющие по лучам. В голове никак не задерживались трели преподавателя о каком-то там великом писателе какого-то там века, написавшего какое-то там произведение, дошедшее до наших дней.       Перед глазами стоял образ Аказы, его голос, его аура тишины и покоя, безопасности. Цветными кругами расплывались картинки, когда смаргивал влагу от слишком долгого всматривания в свет. Желание поскорее встретиться росло с каждой секундой, иногда выцеживалась скомканная улыбка из заживающего лица. Казалось, что в непроглядном царстве боли и тьмы наконец нашёл свой фонарик.       – Сколько пальцев я показываю?       Внезапный голос соседа по парте аккуратно вывел из тягучего забвения.       – Э, чего?       – Пальцев сколько – говорю.       – Четыре? – недоумевающе посмотрел на Генью Сенджуро, концентрируя взгляд теперь на руке товарища.       – Нихуя неправильно, их два, – парень быстро сложил два пальца в кулак, как только друг дал ответ.       – Их было четыре. Я видел.       – Ты вообще нихера не видишь. Всю неделю наблюдаю за тобой. Странно себя ведёшь. У тебя всё в норме?       – Ну, да.       – Только не говори, что ты просто опять уебался башкой и сделался дурочкой. О, погоди-погоди! Твой старик наконец-то сдох, и ты не можешь поверить своему счастью? Бож, скажи, что я прав.       – Зачем ты так? Я не желаю ему смерти. И головой никто меня не бил… больше недели.       – А, охуеть просто. Выпишу тебе достижение. Вот это у тебя малиновая жизнь, мне бы такую, – актёрски удивлённо вытянул лицо Генья, вальяжно растянувшись на стуле.       – Шинадзугава, Ренгоку, я вам не мешаю? – не выдержал учитель откровенной болтовни на средней парте.       – Не-не, спасибо, – на автомате выпалил носитель ирокеза, но потом осёкся. – То есть извините, Канамори-сенсей, мы больше не отвлечём вас.       – Ещё одно замечание – и пойдёте гулять. Так вот…       – Поделишься причиной своего настроения? – шёпотом продолжил диалог парень, когда учитель отвернулся.       Сначала Сенджуро замялся, но потом, подумав, затараторил.       – Я не уверен, совсем не уверен, и понимаю, что это нереально, даже неправильно, нет, совершенно неправильно, точно проблемы с головой, это сто процентов, такого не может быть, я поехал…       – Да блять, просто скажи уже, – не выдержал словесной пытки Шинадзугава.       – Генья, я, похоже, влюбился.       Сначала молчание и тупое выражение лица. Потом – непонимание, отрицание, тотальное непринятие, снова непонимание. Ослышался?       – Чё?       Ренгоку лишь сжал губы и опустил глаза, не веря, что сказал это вслух. На самом деле он даже сам не понимает, так это или нет, но горящие внутри чувства явно обволакивали мозги какой-то розовой плёнкой, красящей эту мусорную реальность в блевотные цвета бабочек. Бабочки и в животе порхали, но не дарили лёгкость, а резали крыльями, пуская кровь из аккуратных ранок, вспарывая кишки, кромсая печёнку и почки. И больно, и сладко.       Мазохистские наклонности заработал с иммунитетом к избиениям. Да, страдал, но несмертельно. Вот и здесь так: приятно, но бредово.       Под воздействием обстоятельств и постоянного напряжения легко спутать благодарность, дружескую симпатию, восхищение, комфорт, эмоциональное напряжение, зависимость, да что угодно с влюблённостью.       И всё же Сенджуро для себя решил, что лучше уж разбить своё сердце не до стекла, а до пыли, чем выгореть от своего безумия, не познав хотя бы ложной любви.       Он был когда-то любим отцом и матерью, но разве родительская любовь сравнима с той космической пропастью необузданности, страсти, нежности, похоти, смиренности и наполненности, в которую мог скинуть любимый человек демон?       – Ты прикалываешься что ли так?       Качание головой.       – Ебаться – не подмыться. Ну, сказать что я вот щас знатно охуел – вообще ничего не сказать. И когда ты успел? Нет-нет, стой, не так. Уточню. В кого?       – Ты не знаешь, – поднял глаза Сенджуро и стеснительно улыбнулся.       – Да хорош, я за многое шарю. Кошкодевочки там, смазливые корейцы, андроиды, аниме-тянки и не только тянки. На кого подсел? Я, например, недавно в секту одной богини вступил. Вместе с культом Аксиса теперь поклоняюсь Акве.       – Что? Ты о чём вообще?       – Синеволосая Богиня воды, Богиня пьянок, Богиня отсутствующих трусов, Верховная Жрица. Вкурил?       – Никакой Жрице без трусов я не поклоняюсь.       – А зря. Как-нибудь обращу тебя в свою веру. Прости, занесло, – шлёпнул себя по лбу парень. – Я понял, что у тебя в реальном мире любовь. Просто не успеваю за тобой охуевать. Особенно от того, какой ты конченый. Аж курить захотел. Это надо ж… ах. Вы хотя бы знакомы?       – Угу, общались всю неделю, – мечтательно прикрыл глаза мальчик, пряча улыбку за ладонью.       – Признаешься в чувствах?       – Нет? Нет. Думаю, нет. Точно не сейчас, – скуксился Ренгоку. – Мы совсем из разных миров. Между нами всё обречено на провал с самого начала. Я птица не той высоты полёта. Мы, как журавль и пингвин. И в этой паре я – червяк.       – Журавли любят червей, – пожал плечами Генья. – Это твоё решение, тем более неделя не срок, но держи в своей отбитой башке, что всё не вечно, кроме сожалений и упущенных возможностей. И я всё равно потрясён, какой ты идиот. Влюбился. Я хуею, – шумно вздохнул Шинадзугава, округлив глаза, при этом снова привлекая внимание учителя. – Да я вас слушал, не смотрите на меня!       Чем Генья нравился Сенджуро – так это тем, что тот никогда не лез в его жизнь. Он мог наблюдать со стороны, дать ненавязчивый совет и предложить помощь, но не влезть в самую жопу без мыла со своим всратым мнением.       Парнишка передумал, он не признается Аказе в своей симпатии, чтобы не порушить с ним только что зародившуюся связь журавля и червяка. Но, может быть, немного позже – где-нибудь на смертном одре, всё скажет, чтобы не уносить то самое сожаление об упущенной возможности с собой в могилу.       Домой вернулся ближе к вечеру: класс по графику был дежурным, пришлось задержаться после уроков, чтобы прибраться в кабинетах на отведённом этаже.       Пока шёл в сторону своей улицы, романтический настрой куда-то пропал. Нечто тяжёлое забилось в лёгких, вырываясь наружу низкими хрипами. Руки странно охладели, в животе скрутился неприятный узел. Подсознание твердило: что-то не так, не стоит идти домой. И мальчик верил себе и своему чутью, но куда бы он дел себя прямо перед заходом солнца, стремительно опускающегося к горизонту?       Глупо бояться приведений и сказок там, где страшнее реальные вещи.       – Сюда подошёл.       Не успел Сенджуро снять кроссовки, как злобный голос с кухни отдал команду. Отец не обращался к нему с того момента, как вернулся после «ночёвки» у Кёджуро. Ничего хорошего это не сулило.       Внутри закрутило сильнее. К горлу по привычке подступил ком, но не от слёз – от тошноты. Страх улыбнулся в лицо и почесал за ушком, намекая, чтобы тот шёл ему навстречу. Сбегать не стал – медленно двинулся в сторону хищника.       Войдя на кухню, обнаружил родителя – как всегда нетрезвого и злого. Чем сегодня был вызван его гнев, оставалось гадать, но не на кофейной гуще, здесь всё проще: виноват сын. А в чём и виноват ли вообще – уже не имело смысла.       Широким ножом Шинджуро ковырял в столе дырку, не сводя глаз с отпрыска. В затуманенном взгляде виднелась трясина, затягивающая потерявшегося путника на своё дно. Мальчик замер посередине кухни на расстоянии от отца, поглотимый ужасом. Картина не впечатляла совершенно, а неподъёмная, звенящая тишина лишь усугубляла положение.       – Когда ты уже сдохнешь, тварь, и заберёшь их с собой?       Старший Ренгоку говорил сквозь зубы, процеживая каждое слово. Он рычал зверем, пока его глаза темнели быстрее, чем садится солнце за горизонт на улице. Лезвие блестело под плавающими остатками лучей, отражало от себя зайчиков, но совсем не милых, а зловещих.       – Ты забрал мою жену. Ты забрал моего сына. А теперь потешаешься надо мной, используя это лицо, – он указал остриём в сторону застывшего от страха ребёнка. – Твоя жадность тебя погубит. Твоя власть не безгранична. Я буду злорадствовать рядом с тобой в аду, смотря, как ты корчишься там в муках сожжения в пламени.       – От-тец, – запнулся Сенджуро, делая шаг назад, когда мужчина встал и медленно направился к нему. – О чём ты?       – Ты будешь страдать так сильно, как страдал я, моя жена и дети. Твоя игра не поможет, я вижу тебя насквозь. Твои слуги тоже не помогут. Они достаточно сегодня съели, чтобы выполнять твои команды.       – Я н-не понимаю тебя, – тяжёлые слёзы упали на пол, минуя щёки. Глаза не моргали от парализовавшего волнения. – П-прошу, приди в себя. Я твой сын. Почему ты не видишь этого?       – Закрой. Свой. Рот. Тварь.       Шинджуро остановился в метре от отпрыска. Хищный взгляд сверлил дыру в молодом лице. Столько ненависти было к существу, что стояло прямо перед ним. Сколько раз он мечтал избавиться от дряни, что разрушила его семью: сотню, тысячу? Уже не сосчитает. Но сегодня, сейчас, он отомстит за все страдания его любимых. Меченый ребёнок, сын дьявола, отправится сегодня домой.       Лезвие медленно прошло по пальцам держателя, глубоко вскрывая ткани. Быстрыми струйками кровь стекла до локтя и закапала под ноги, пока маниакальная улыбка расширялась до нечеловеческих размеров.       Юноша смотрел на обезумевшего родителя огромными глазами и не мог поверить в происходящее. Надеялся, что спит и видит дурацкий сон, от которого проснётся в эту минуту. Надеялся, что отец словил белку, от которой сейчас его отпустит. Только вот белка не уходила, сон не прекращался, а пьяные черти в болотах отца всё масштабнее устраивали свои хороводы.       – Гори в аду, мерзкая дрянь.       Шинджуро резким рывком сделал выпад, устремляя нож прямо в сына. Остолбеневший подросток, выпавший из реальности, словно в замедленной съёмке смотрел, как остриё движется к его животу.       Только и успел зажмуриться, когда лезвие целиком вошло в плоть. Ровно секунда потребовалась на осознание, что боли нет.       Мальчик поднял веки и с ужасом обнаружил, что перед ним стоит знакомая дымчатая мантия.       В последний момент демон вынырнул из тени между Ренгоку, целиком приняв весь удар на себя. Сенджуро залихорадило. Этого просто не может быть. Только не Аказа, только не от рук отца. Губы затряслись. Он смотрел из-за спины защитника то на его капюшон, то на руку, до сих пор крепко держащую лезвие, и не мог прийти в себя.       Всё же ступор быстро покинул тело, и подросток почти кинулся к месту ранения, но сильная рука преградила путь и завела ребёнка назад за спину.       Шокированный отец, как ошпаренный, отпрянул на два шага назад, со страхом взирая на обе фигуры перед собой. Он перепил. Или не допил, ведь реальность увиденной только что картины вызывала абсолютные сомнения.       Внутри кипели паника и гнев. Неизбежность утопила в своей пучине. Выхода из этого проклятия больше нет. Дьявольское отродье защищено со всех сторон. Приспешники Сатаны не бросают своего лидера ни на минуту. Они бессмертны, как и сам разрушитель судеб.       Пока Ренгоку тревожились каждый о своём, тень спокойно извлекла из себя нож и бросила его в сторону на тумбу. Из-под капюшона блеснули ядовитые жёлтые глаза, разъедающие собой пространство. Хмельные утопленники в болотах напротив пошли ко дну, оставив вместо себя пустоту и горечь. Указательный синий палец поднялся в воздух и покачался из стороны в сторону, отчитывая тем самым провинившегося мужчину за плохое поведение.       Этого хватило, ведь тот попятился назад, возвращаясь на своё изначальное место за столом.       Демон погрузился в тень на полу также быстро, как и появился. Обеспокоенный Сенджуро кинул взгляд на растерявшегося отца и ринулся бегом из кухни в свою комнату. Спотыкаясь от суеты на ступеньках, он влетел к себе в спальню и захлопнул на замок дверь. Его нет. Ни в углу, ни на постели.       Нервы вот-вот были готовы оторваться от позвоночника, а сердце остановиться от тяжести перевозбуждения.       – Аказа? Аказа, ты здесь? – суматошно дрожащий шёпот бился о все четыре стены из-за вращающейся беспорядочно головы в поисках знакомых глаз. – Аказа, прошу тебя, умоляю, покажись.       Тень не заставила себя долго ждать, поэтому прямо перед подростком возвысился силуэт.       – Ты здесь, слава Богу! Зачем ты это сделал? Зачем? – шёпот перерос в тихий скулёж и всхлипы. – Тебе больно? Он сильно тебя ранил? Покажи мне. Что б тебя, Аказа, сейчас же сними свой сраный плащ!       Демон послушно махнул рукавом и дымка рассеялась, представляя защитника во всей красе.       Ренгоку бесцеремонно кинулся трогать и рассматривать полуоголённый торс существа, но ни единого повреждения на нём не нашёл. Не понимая, что происходит, юноша поднял заплаканные глаза наверх и столкнулся с довольной улыбкой.       – Меня таким не убить, Сенджуро. И даже не ранить. Не стоило так волноваться из-за этого, – он взял в ладони лицо мальчика и большими пальцами вытер солёную воду, льющуюся водопадом из невинных глаз.       – Я думал… я думал… – уже захлёбывался в своих соплях парнишка в попытках успокоиться.       Не ожидая от самого себя, он резко обнял тень, прижавшись опухшей щекой к крепкой груди. Аказа оказался холодным, прямо как его руки, которые отмывали ребёнка от пережитого позора в ту ночь.       Демон не сразу ответил на порыв человека, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть, но потом отомлел и аккуратно приобнял в ответ, стараясь успокоить своё разыгравшееся не на шутку сердцебиение.       – Извини, прости. Я просто очень рад, что ты цел, – робко отстранился от демона Сенджуро, устремляя стыдливо взгляд в пол.       – Это я рад, что успел тебя защитить.       – Ты не должен был. Тебе нельзя этого делать.       – Да. Но я хочу.       Вот уже час хотя бы мнимое спокойствие всё никак не желало посещать растревоженную душу. Перенесённый только что стресс колотил по вискам и рёбрам с неистовой силой, не позволяя забыться даже в собственной комнате. На подкорке сознания выжигалось предчувствие, что эта ночь полна сюрпризов. Или же настолько перенервничал, что вряд ли удастся теперь расслабиться до восхода солнца.       Беспокойство било ключом десять, двадцать пять, сорок, шестьдесят минут. Волнение, будто цунами, разрушало нервные клетки одну за другой, вымывало жизненную силу из организма, насиловало поломанную психику.       Разговоры с Аказой не помогали. Его доброжелательная аура в этот раз не перебивала ту мерзость, что сочилась изнутри ребёнка. Ещё немного – и он захлебнётся в собственной желчи из страдания.       Неизбежно тянуло куда-то наружу, за окно, к свежему воздуху и свободе, будто холод помог бы унять подрагивание рук. Нечто тёмное блуждало в стенах дома, он ощущал это. Будто сама преисподняя открыла портал и протиснулась в маленькое жильё разбитых Ренгоку.       Непонятный шум с первого этажа, сопровождаемый звоном битого стекла и хлюпаньем, окончательно добил. Не по себе стало настолько, что спать не смог бы даже если очнулся от этого кошмара на берегу моря под пальмой с панамкой в руках.       Ещё больше панику навело то, что Аказа моментально скрылся в тени, приказав ждать в комнате. Как бы ему ни хотелось послушаться – не вышло. Медленными шажками подкрался к двери и открыл её. Осмотрев из щели коридор, также медленно прокрался к лестнице, а затем вниз.       Демон был прав. Стоило остаться в комнате.       Металлический запах проник в нос, ударяя по мозгу неприятным ощущением, а уши заполнило мерзкое чавканье и урчание. Свет на кухне не горел, но уличный фонарь достаточно хорошо освещал помещение, чтобы показать мальчику великолепную сцену.       Со вспоротой глоткой и ножом в руке на полу в луже крови лежал мёртвый старший Ренгоку. Вокруг него бесновались четыре чёрные, как смоль, зубастые твари, высасывающие из ещё тёплого тела душу. Они пировали, упивались грехом, совершённым мужчиной. Было видно, как остатки человеческого покидают бренную тушу отца.       Сенджуро оцепенел. Ужас поглотил настолько, что лёгкие перестали дышать. Волосы на затылке встали дыбом, кожу облизал жгучий холод. В пересохшем рту отчётливый вкус железа отпечатался на языке, затыкая горло тошнотворным комом. Лицо побелело и вытянулось, словно Сальвадор Дали запечатлел своё творение в пространстве самой жизни. По барабанным перепонкам гвоздём прошёлся писк. Кажется, ребёнок вот-вот потеряет сознание.       Один из кагетам оторвался от трапезы и обратил внимание на молодое мясо. Тень издала тихий, скребущий по нервам крик, словно ей вырвали голосовые связки, заменив их на трухлявые нити.       Каждое из существ подняло уродливый лик на дитя, скрипя своим рокочущим рычанием.       Самая жирная тень укрыла бездыханное тело и впиталась в кожу. Выеденные глазницы заполнила чернота, загорелая кожа помутнела до цвета серой земли. Капиллярные трещины расползлись ломаными узорами по лицу и рукам.       Вторящий глухой шёпот существ зазвенел в тишине, когда неШинджуро поднялся с пола.       «Виноват, виноват… Виновен… Убил. Это он убил... Убийца… Умереть. Должен умереть... Хозяин даст награду. Приведём его. Наш. Он наш…».       Скрипучий, но всё ещё узнаваемый голос родителя, искажённый шипением, полился из опороченного рта. Чернота мёртвых глазниц принялась вытягивать из недвижимого мальчика последние крохи здравомыслия.       – Виноват… Убил… Это ты убил… Ты виноват в моей смерти… Твои руки это сделали…       «Виноват, виноват… Его руки в крови…».       – Убил меня… Убил её…       «Убил всех… Убил, убил…».       Кагетамы, не переставая, нашёптывали свои обвинения, обволакивая разум разрушенного изнутри юноши пеленой горя. Они гипнотизировали, внушали, выталкивали своим пением внутренний голос.              Тени деформировались из смольной массы в очертания матери и брата. Искажённые лица, залитые слезами и неестественными улыбками, пропитали сердце неизлечимой болью.       – Убил нас. Убил нас…       – Это неправда. Нет, – дрожащими губами шептал Сенджуро, пока соль лилась из потухших глаз нескончаемым потоком.       А твари всё смеялись и плакали, рычали сиплыми стонами и выли. Нож, что до сих пор покоился в пальцах неотца, беспорядочно плясал в руках, нанося телу новые раны. И не было столько крови в организме человека, но отчего-то она всё текла и текла, окрашивая собой старый пол кухни.       – Пора отвечать за свои поступки…       «Пора узнать своё место…».       В руках существа маленькая баночка издала звук, напоминающий погремушку. В ту же секунду на пол дождём посыпались красные пилюли, катясь прямо под ноги окаменелого подростка.       Узнав таблетки, словно не в себе, Ренгоку упал с ватных ног на колени и принялся жадно запихивать себе в рот одну капсулу за другой под дикое стрекотание уродливых существ.       – Сенджуро, стой! Хватит!       Аказа с силой вывел из транса ребёнка, крепко сжав того со спины.       Он уже уничтожил тварей, что застали человека врасплох и изувечили тело покойного, но было поздно, ведь сознание мальчика к этому моменту поплыло.       Наглотавшийся яда, с безумными, перепуганными глазами, дрожащий подросток вырвался из хватки демона. Словно зверь, загнанный в ловушку, в ужасе и непонимании он окинул взглядом спасителя и тёмную, залитую кровью кухню, после чего тут же бросился бежать.       Он вылетел на улицу босиком и без куртки. Холод сейчас совершенно не ощущался, ведь не понимал, где находится и что творит. Бежал так быстро и долго, как не смог бы никогда в жизни. Реальность топила в боли, утрате, скорби и вине. Она рвала на куски, призывая покинуть владения страданий и вознестись к месту спокойствия и забвения.       Вместо мыслей жуткий гул раскручивал извилины мозга одну за другой. Видения хаоса не отпускали. Оголённые, нежные ступни от камней стёрлись в мясо, но повреждения совершенно не ощущались. Глаза не видели дорогу из-за соли – его вела неведомая сила. Отчаяние было так велико, что им можно было укрыть всю планету дважды. Сердце искало путь спасения, но его не было там, куда несли ноги.       Как оказался на крыше высотки – даже не понял, когда проблеск сознания показал ему истину. Стоял на самом краю, готовый упасть.       Подождите, он не хочет этого, не хочет умирать! Внутри всё сжалось, когда оценил высоту здания. Боль вернулась в тело так резко, что от шока почти затянула в кому.       Кто-то мешал ему прийти в себя. Кто-то шептал в голове. Убеждал сделать шаг. Говорил, что это единственный выход. Смерть не существует, она – предрассудки. Полёт лишь поможет очиститься от грязи, не более.       И если на подкорке сознания понимал, что это не так, то сам мозг верил в наглую ложь, бездумно командуя телом.       – Аказа, помоги…       Всхлип сорвался с губ. Худощавое тело подалось вперёд и устремилось вниз. Перед самой отключкой даже сквозь ветер краем уха всё же уловил откуда-то сверху крик любимого голоса.       – СЕНДЖУРО!

***

      Выходить из сна в этот раз оказалось слишком тяжело. Яркий свет так сильно бил по векам, что автоматически зажмурился до боли, до расплывающихся бензином по воде пятен.       С особым затруднением кое-как открыл глаза и постарался проморгаться.       Всё белое. Здесь слишком ярком. Он ничего не видит.       Руки по привычке потянулись к лицу, чтобы потереть после сна, но что-то не дало ими двинуть. Сняв затуманенное зрение и всё же привыкнув к освещению, обнаружил себя в мягкой просторной комнате, прикованным к постели.       Непонимание и нарастающее волнение начало постукивать под рёбрами, вынуждая глупо барахтаться в кровати, пытаясь выбраться из наручников.       – Сенджуро! Сенджуро, выбирайся оттуда!       – Ак… Аказа?       – Всё нереально, не верь ничему!       Попытка борьбы прекратилась, когда замок щёлкнул и дверь открылась. В проходе показалась миловидная розоволосая девушка в коротком медицинском халатике со стопкой бумаг в руках. Увидев очнувшегося ребёнка, она тут же выбежала из палаты, вернувшись через пару минут с каким-то мужчиной.       Молодой человек в строгом костюме и длинном белом халате не спеша поставил стул у постели пленника и грациозно присел, устремляя тёмные глаза на лежащего.       – Наконец-то ты очнулся. Как себя чувствуешь сегодня?       – Кто вы? Где я? Почему я связан?       – Мицури, дорогая, он, кажется, наконец-то пришёл в себя. Подготовь всё, пожалуйста, – мягко улыбаясь, обратился человек к девушке.       – Ох, да, конечно!       Судя по всему, медсестра – лёгкой походкой поспешно удалилась из палаты, цокая каблучками. Как только она закрыла дверь, тёмные глаза вновь уставились на мальчика.       – Итак. Раз ты снова с нами, давай начнём всё сначала.       – Сначала? – не понял Ренгоку, готовый расплакаться.       – Именно. Ты помнишь, как тебя зовут?       – С-Сенджуро Ренгоку, – сглотнул ком в горле подросток.       – Замечательно. Представлюсь снова. Меня зовут Кибуцуджи Мудзан, я главный врач Психиатрической больницы умиротворения души, по совместительству её основатель.       – Психиатрической?       – Сенджуро, не верь ему!       Тёмные глаза сузились, а полупрозрачная дымка в углу белой комнаты рассеялась.       – Да. Всё ещё кого-то видишь? – обратив внимание на взгляд ребёнка в сторону, спросил врач. – Ничего, это всего лишь последствия приёма сильных лекарств. Скоро пройдёт. Как считаешь, сколько уже длится твоё лечение? Сколько ты здесь находишься? Я спрашиваю не для того, чтобы поиздеваться. Мне нужно понять, как ты оцениваешь себя сейчас во времени.       – Я не… Лечение? Но я ни от чего не лечусь. И я не знаю, сколько здесь лежу. По крайней мере, вчера я был дома.       Вчера, не вчера – не знал, сколько он спал. Ну, сутки, ну, два дня, три. Не больше. Он помнит всё, что произошло, но не знает, как тут оказался. Не знает, как спасся от падения. Не знает, что с Аказой и почему тот не показывается.       И ответ врача совсем не помог – выпотрошил сломленную душу до конца.       – Мне жаль, Сенджуро, но здесь ты находишься уже год. ____________________ В качестве комментария Ни к чему не обязывающее дополнение для более детального понимания, кому интересно. Всего есть шесть Сторон (по-другому: миры, реальности, линии): 1. Сторона людей – главная из опор мира. Здесь живут те, кто «содержат» остальные Стороны. 2. Сторона перерождения – в простонародье – рай. Здесь человек после смерти, если так решит Великая, может переродиться и пройти новый цикл жизни, а может остаться в забвенной пустоте и покое. 3. Сторона греха – в простонародье – ад. Здесь грешные люди после смерти искупают свои грехи. Очистившиеся души имеют право на перерождение или служение Великой, порочные – только на вечные страдания. 4. Сторона истины – обитель Великой Тамаё – главной служительницы всех Сторон. Отсюда она следит за равновесием, управляет Сторонами и решает судьбу прибывших на суд после смерти душ. 5. Сторона безумия – отдалённый уголок мира, напоминающий свалку никчёмных душ – место для ссылки особо грязных и порочных людей, утративших своё людское. Сейчас – это королевство хаоса, мир, затачивающий в себе души непорочных с целью вытягивания из них жизненной энергии. Великая не властна над этой Стороной, поэтому противостоять не в силах. + Сторона безумия рождает пожирающие души тени – кагетамы, которые служат ей в угоду или бесчинствуют в мире людей, если нет определённых приказов. 6. Теневая Сторона – самая большая из Сторон. Здесь живут слуги опор мира – демоны. Все демоны имеют ранги. В зависимости от статуса демон приобретает новую внешность (чем выше ранг – тем больше похож на человека) и право на выполнение определённой работы (низшие ранги занимаются черновой работой – охрана, готовка, уборка и прочее; средние ранги имеет каста лекарей, писарей и творцов; высшими рангами обладают защитники людей от кагетам и наместные управленцы Сторон – вторые руки Великой). + Теневая Сторона имеет Тёмный слой – прослойка между Теневой Стороной и Стороной людей, по которой передвигаются демоны-защитники при выполнении своих функций. Основные (важнейшие из них) заповеди демонов-защитников продиктованы безопасностью как Сторон (миров/реальностей), так и людей: 1. Ни при каких обстоятельствах себя не обнаруживать. Любые контакты запрещены. 2. Ценой собственной жизни защищать вверенного человека от кагетам. 3. Ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в существование людей, события их жизни, их отношения между собой. 4. Вытекает из предыдущего: прикасаться к людям строго запрещено. 5. Защитник не имеет право на какие-либо чувства по отношению к человеку, кроме долга перед ним. 6. Один демон может стать защитником только для одного человека. 7. Любое нарушение правил карается от лишения демона вверенного человека до развеивания души демона в Бесконечной пустоте.