Равновесие / Equilibrium

Ночь 2 сентября 1996 года. Шотландия, Хогвартс. Высокие потолки Башни старост утопали в золотом свету и тепле парящих факелов. Этот свет дополнялся огнем большого камина, выложенного карминовыми изразцами. Отражение огня играло и сверкало на многочисленных серебряных кувшинах и кубках искусной чеканки, украшавших книжные шкафы. После пышного и бурного празднования начала учебного года, здесь, в гостиной Гриффиндора, было непривычно тихо, слышались лишь осторожные шаги Гермионы. На резных буфетах стояли медные канделябры, наборы волшебных письменных принадлежностей и стопка дорогого запечатанного пергамента. Гермиона была уверена, что до ее назначения на должность старосты подобной роскоши здесь не водилось. У нее вырвался нервный смешок. Неужели кто-то из профессоров мог подумать, что вся эта спесивая пышность способна сгладить факт опеки над Малфоем? Она все еще прекрасно помнила тот день, когда произошла страшная бойня в Министерстве, — 18 июня. Люциус злобно скалится. Его красные и совершенно безумные глаза неотрывно смотрят на нее, беспощадные и смертоносные. Но вместо того, чтобы бежать прочь, Гермиона устремляется прямо на него. Выглядел мужчина паршиво. Маска Пожирателя осталась на поле боя, куда-то подевался защитный плащ, а из раны на голове сочилась кровь. Черный балахон у правого бедра оказался порван и окрашен в красный цвет. Люциус выставил перед собой свою палочку, за которую схватился обеими руками, и, сильно замахнувшись, выкрикнул: — Круцио! Диффиндо! Сектумсемпра! — Протего! Протего Тоталум! — затараторила Гермиона. С каждым шагом назад она все более отчетливо слышала крики дерущихся друзей с Пожирателями. Судорога. Резкая дикая боль сковала мускулы и, пульсируя, напоминала о том, что Гермиона все еще жива. Перед глазами возникли странные тёмно-красные полосы, но затем и они исчезли. Ее окутал непроницаемый мрак. Через несколько секунд ей кое-как удалось сконцентрироваться, загнать неприятное ощущение в ладони. Боль затаилась, переходя в частый пульс и накаляя температуру пальцев. Вокруг нее сгущался удушливый вязкий дым. Боль напоследок еще раз уколола виски и перетекла в кисти рук, заставляя их слабо пульсировать и светиться. Мир и, без того ранее изменивший свои очертания, поблек окончательно. И только пара змеиных глаз горели алым, озаряя пустую темноту. Такую же пустую, как и ее память. Довольно быстро темнота посерела и стала словно осыпаться, подсовывая взамен себя остатки гниющих гигантских деревьев и зеленую густую тину. Гермиону выбросило в абсолютно незнакомом месте, прямо посреди чавкающего болота, то и дело стреляющего вспухшими пузырями. Привычного неба не было. Иллюзию облаков создавало что-то вязкое и противное, плывущее совершенно в противоположную сторону с ветром. По телу циркулировало яркое тепло, рассеивая белесый туман болота и открывая взору аморфную, высокую, непропорциональную фигуру. Грязнокровка Грейнджер. Казалось, что голос звучит отовсюду. — Кто это? Я вас не вижу! Считай, что я нахожусь прямо перед тобой. С этими словами голос словно собрался в одну точку и переместился к стволу разлагающегося дерева напротив. Теперь он звучал более естественно. Гермиона закрыла глаза, пытаясь отогнать наваждение, но от того еще сильнее погрузилась в собственные воспоминания и чувства, грозящие обернуться настоящей бурей. Сердце колотилось как бешеное, и без того грязная туника под мантией уже насквозь пропиталась потом. Так случалось всегда, когда она вспоминала об этом дне. Резкое и пронзающее насквозь чувство потери никуда не делось за эти месяцы, не ослабло, и всё так же остро чувствовалось теперь, стоило лишь на мгновение приподнять их образ над пучиной воспоминаний. Необходимо было разобраться в случившемся до конца. Она должна понять, что Том хотел от нее. Убей их. — Кого? Кто вы? — Гермиона не унималась. Она никогда не слышала голос Темного Лорда, но была уверена, что он должен звучать именно так. Всеобъемлюще. Если перед ней действительно Волан-де-Морт, то необходимо успокоиться. Это нужно запомнить. Это слишком важно. Это может помочь Гарри. Ее тело снова пронзил болезненный импульс. Теперь он дотянулся до кровоточащих висков. Новая вспышка оказалась настолько сильной, что сопротивляться ей было практически невозможно. Помогло тепло, усмиряя жаром очередное нашествие боли. Одновременно с тем полыхнули ярким светом глаза Реддла, и туман, точно получив неслышный приказ, рассеялся. Гермиона должна заставить себя поверить в то, что все здесь ненастоящее. Обман. Убей. Их. Перед ней материализовался силуэт Смеркута. Рядом с ним тут же возникли второй и третий. Тропики. Гермиона определенно в тропиках. Смеркуты встречаются исключительно в южных тропических странах. — Я не буду… Она увидела, как ее руки, будто управляемые извне, поднялись навстречу парящей тени. Казалось, ее движениями руководит чей-то разум, подсказывая, как правильно использовать обретенные возможности. Жар внутри весело заплясал, с удовольствием расставаясь с накопленным теплом. Он пульсировал в такт каждому действию и приятно покалывал ладони. Глаза Смеркута вспыхнули, и его моментально разорвало на мелкие куски. Второй заревел, открыв пасть в попытке атаковать Гермиону. Но не успел — с рук сорвался золотистый луч. Проворной змеей скользнул в тумане, прячась под его покровами, и жадно обвил тварь. Слуха Гермионы настигло отвратительное гулкое рычание. Тень обмякла и упала на грязную землю, изо рта существа обильно потекла черная кровавая пена. Подсознание Реддла было адски довольно. Смерть питала и ее Силы. Наполняла темной энергией, ускоряя все жизненные процессы. Под наваждением Гермиона размашисто дернула ладонями и указала ими на оставшуюся тварь. На этот раз ничего не произошло. Монстр просто слился с воздухом, становясь частью тумана, безучастно наблюдающего за неравным сражением. Над бездонным болотом пронесся громкий вой ужаса и боли. Сквозь сгустки тягучей субстанции проступало нечто ужасное. Атласная кожа Смеркутов местами посинела, распространяя вокруг неприятный запах, а затем почернела и осыпалась невесомой пылью. Одна из тварей не погибала, наполняя округу воплями и стонами. Гермиона вновь ощутила, как смерть, приходившая за чудовищами, вливает в нее Силу, возвращает потраченное. В ней не было ненависти, вообще никаких чувств. Лишь энергия из остывающих тел. А вместе с ней грудь разжимали невидимые тиски. Хаос в голове, состоящий из миллиона мыслей, исчез. Паника, безысходность, бессилие. Даже то, что произошло только что, растворилось в пучине воспоминаний. Болото исчезло. Гермиона вновь погрузилась в яркий свет камина. Она в гостиной Старост, стоит напротив распахнутого полукруглого витражного окна. Ее лицо ощутило прикосновение прохладного свежего воздуха, пропитанного знакомыми запахами. Хлопнула входная дверь. — Не думал, что меня так нагло засунут в гриффиндорский вольер, — уверенно произнес Малфой, облокотившись на стену рядом с камином, — но с этим, пожалуй, я еще смогу свыкнуться. Только не таскай сюда своего ебыря-оборванца по вечерам, ладно? — Я не собираюсь участвовать в этом цирке, — Гермиона чувствовала, что начинает злиться. Сознание не успело заблокировать воспоминание, приносящее боль, поэтому грузить себя новыми раздражителями она не хотела. Иначе они просто разорвут ее на куски. — Недовольна, да, грязнокровка? Я тоже, — глаза Малфоя сверкнули гневом. — Вместо того, чтобы провести этот год в нормальной обстановке, я вынужден «делить быт», как сказал ебанный старикашка, блять, с тобой. Ей захотелось встряхнуть его, достать до печенок: — Ты мерзкий, недолюбленный ребенок, Малфой. Что, разговор с матерью прошел не так хорошо, как ты ожидал? Недоволен, да? Я тоже. Вместо того, чтобы провести этот чертовски сложный для всех нас год в нормальной обстановке, я вынуждена делить быт с неуравновешенным самодовольным идиотом, — в комнате воцарилась гнетущая тишина, Малфой смотрел на нее так внимательно, что, кажется, за время ее пылкой речи ни разу не моргнул. Его бледное лицо осунулось. Теперь он стоит близко, даже слишком — его порывистое дыхание обдает ее лицо ментоловыми парами. Он сглатывает, и в его серо-голубых глазах можно прочесть ярость. Пожалуй, даже ненависть. Ее выдают зрачки, апатично мечущиеся из стороны в сторону. Мелкое, едва заметное подрагивание. Так они стоят несколько секунд, не сводя друг с друга глаз. — Ты мне просто отвратителен, — теперь она почти кричала. Голос ее стал таким громким и пронзительным, что отдавался эхом. Гермиона чувствует, как кожу обжигает этот негодующий взгляд. Она знала, что его молчание – всего лишь затишье перед бурей, перед градом насмешек и упрёков. Драко же отвернулся так, чтобы она не видела его лица, — только затылок и худое тело. Несколько секунд стояла тишина. Затем он мотнул головой, словно спорил сам с собой или злился на нее, или и то, и другое, — она точно не поняла. Почти небрежно он повернулся и наотмашь ударил ее по лицу. Выступающие острые драгоценные камни кольца задели левую щеку, по скуле потекла кровь. Малфой смотрел на нее, прищурившись, с отвращением. — Надеюсь, это станет уроком для тебя, грязнокровка. Ты не смеешь упоминать мою семью. Слизеринец отпрянул, даже не посмотрев на нее. Медленно обошел диван и устремился к лестнице, ведущей к их спальням. *** Поздно ночью Гермиона проснулась от кошмара. Последняя свеча затухла, она оказалась во мраке. Нет, нет, черт возьми! Не сейчас, не здесь, Мерлин! Гермиона чувствовала, что оно близко, еще чуть-чуть, и ее снова накроет, но оно не появлялось. Она не научилась управлять своей тревогой, которая могла бы испортить всю ее жизнь. Спасения не было. Гермиона читала, что такое бывает с аквалангистами на большой глубине, когда они впадают в панику, теряют ориентацию, утрачивают представление о направлении и, вместо того, чтобы всплывать к поверхности, уходят в морскую глубину... Ее охватывала такая же паника. Ладони стали влажными, сердце глухо, тяжело забилось, а во рту пересохло. И так беспокойное сердце забилось чаще, тревожное ощущение возникло в груди.Гермиону чуть отпустило – стало ясно, что прямо сейчас ничего не будет. Чтобы окончательно успокоиться, она попыталась вспомнить наставление мамы. Шесть медленных вдохов и шесть медленных выдохов. По горлу прокатилась волна привычного тепла, в голове начало проясняться, и внезапный приступ тревоги показался ей смехотворным. Это было именно то, про что говорят — хоть глаз выколи. Ни огонька, ни искры не проступало в окружающей ее тьме. На какое-то время она утратила все представления о мире — где она находится, куда нужно идти, не могла даже сообразить, где верх, где низ. Лишь бледная луна освещала толстый слой пыли на подоконнике. Ничего не изменилось, из темноты ничего не проступило, но она немного успокоилась и сообразила, куда нужно идти. Самым трудным был подъем и первый шаг — робкий, неуверенный... Но она сделала его, затем сделала второй шаг, третий... И вдруг каким-то шестым чувством она поняла, что в темноте, кроме нее, есть еще кто-то. «Это ерунда, игра воображения,— попыталась Гермиона уверить себя. — Разве что Малфой может быть тут, кто еще? Это бред! Я снова впадаю в панику». В темноте определенно кто-то был. Все ее чувства мучительно обострились. Она слышала стук чужого сердца, ощущала едва уловимое дыхание на своей щеке... Бред. Главное, не поддаваться. Тот, чьего присутствия она опасалась больше всего, не мог здесь быть. Крохотная часть разума Гермионы верила в то, что она сможет противостоять ему. Реддл определенно наложил на нее Обливиэйт, намереваясь стереть все воспоминания об их встрече, но отчего-то она все еще помнила каждое мгновение, проведенное на бескрайнем болоте. Как? Гермиона не знала ответ на этот вопрос. Она не знала ни единого человека, имевшего возможность и терпение выслушать ее, а затем помочь. Каждый из ее окружения моментально поднимет на уши всю школу или сию же минуту побежит к профессору Дамблдору. Каждый, кроме Гарри. Теперь они оба были напрямую связаны с Темным Лордом. Воображаемый список дел увеличился. Первым по важности отныне значился разговор с Гарри. И, безусловно, стакан холодной воды. — Акцио палочка, — прошептала Гермиона, и в ее руки тут же мягко приземлилась ее волшебная палочка. — Люмос. Душную спальню озарило слабым голубоватым светом. Девушка бегло оглядела ее. Если до этого комната была невообразимо красивой, но чужой, то теперь, когда здесь появился кусочек ее прошлого, она впервые ощутила, что это место может стать ее временным домом. Гермиона бесшумно сделала несколько шагов в коридор. Парящие свечи и камин вдалеке освещали пустынное помещение. В воздухе витал едва уловимый свежий аромат. Видимо, шел дождь. Пляшущее пламя свечи раскрашивало лица уродливыми тенями, и вновь хлынувший дождь барабанил по крыше Мэнора. Лицо Малфоя застыло гипсовой маской в ожидании вестей от матери. Близкой и недостижимой. — Тебе стоило бы поспать, Драко, завтра твой первый учебный день, — вздохнула Нарцисса. Ее вздох был слишком тяжелым, чтобы замаскировать истину, скрытую за ее спиной. Драко подошел ближе и приставил палочку к лицу целителя, безучастно стоявшего поодаль от матери. — Что с ней происходит? Ей станет лучше? — в безумной надежде спросил парень, глядя на врача широко распахнутыми глазами. Все, что смог сделать врач, — пожать плечами. Драко отступил на шаг, и палочка опасно заискрилась в его руках, издав неслышный треск. — Я должен принять предложение Дамблдора. Едва заметный кивок Нарциссы. — Я напишу тебе, сын. Заберите его. Щелчок аппарации. Силуэт Драко растворился, оставив Нарциссу наедине с целителем, посланным Альбусом, и холодной слезой на бледной фарфоровой щеке. Драко в который раз прокручивал в голове произошедшее за последние несколько часов. Тысячи вопросов, словно рой саранчи, поглощали все посторонние мысли. Даже жуткая неприязнь от осознания того, кто находится в соседней от него спальни, давила не так сильно. Грейнджер. Это слово хотелось прожевать, разорвать зубами на мелкие кусочки и с отвращением выплюнуть. А затем желательно запить литром огневиски, чтобы во рту не осталось привкуса тошнотворно-грязной крови. Он, чует Мерлин, проглотив бы омерзение и все его дочерние чувства, пожмет руку Дамблдору, если тот подселит его к пидороподобному Макклагену. Такой исход, по крайней мере, раздражал бы его, но не заставлял бы хотеть выблевать свои легкие из-за того, что они вдыхают один воздух с грязнокровой сукой. Из Золотого трио больше всего Драко терпеть не мог именно ее. Зазнайку и зубрилу с передними зубами, торчащими как у бешеной белки. Может быть, из-за того, что, в отличие от Очкарика и Нищего, она неплохо соображала и слишком часто стремилась продемонстрировать всем вокруг свои блистательные навыки, не задумываясь над тем, что на самом деле они никому неинтересны. А еще она почти не боялась. Когда говорила о его семье, когда видела его горящие ужасом и яростью глаза и даже когда острые алмазные грани рассекали ее щеку, она зажмурилась от фантомной боли, а не от страха перед самим Малфоем. Будто бы он не представлял угрозы и не мог задушить ее прямо там, в той чертовой разукрашенной гостиной, больше походившей на шатер шапито. Хренов магловский вундеркинд. *** Гермиона чувствовала себя шпионкой. Тихо прокравшись на первый этаж, она с ногами забралась в массивное бархатное кресло и укрылась кашемировым пледом. — Инсендио, — в камине тут же вспыхнуло танцующее пламя. Башня старост погрузилась в тишину и сумрак, один камин освещал гостиную, создавая в ней загадочную и таинственную атмосферу. Здесь было в разы спокойнее. Распаковав с помощью палочки упаковку пергамента и притянув к себе один из листов и перо, Гермиона принялась писать. Спросить у Гарри о В. Зачеркнула. Поговорить с Гарри и спросить о В. Рассказать о том, что произошло в Министерстве. Зачеркнула. Поговорить с Гарри. *** Гермиона с трудом открыла глаза, в полную силу ощущая на себе тяжесть вчерашнего дня. — Агуаменти, — Малфой вальяжно вскинул руку, в которой покоилась палочка. В Грейнджер тут же ударила струя ледяной воды, больно резанув по свежей ране, которая только-только начала затягиваться и покрываться багровой корочкой. — Ты спятил?! — Гермиона вскочила с кресла, прикрыла лицо ладонями и развернулась спиной к холодному потоку. — Вернись в то положение, в котором была только что. Грейнджер повернулась к нему, как только закончилось действие заклинания. Она ужасно рассвирепела. — Пошел ты к черту, Малфой! Твое поведение выходит за рамки, я сейчас же пойду к… — Вулнера санентур, — произнес Драко, и ранка на щеке девушки начала припекать. Спустя мгновение Гермиона дотронулась до скулы и, убедившись в том, что покалывания исчезли вместе с выступающей шершавой полоской, подняла ошарашенные глаза на слизеринца. — Это лечащее заклинание работает только тогда, когда поверхность раны мокрая, — Малфой спрятал палочку в карман брюк. — Ты разочаровываешь меня, умнейшая ведьма столетия. — Я не просила тебя о помощи. Особенно учитывая то, что именно ты и твоя несдержанность виноваты в… Этом... Мне все это отвратно! — Не хотел, чтобы у меня появились проблемы из-за твоей разукрашенной физиономии. С этими словами он набросил на плечи мантию с изумрудной подкладкой, сверкающей в лучах парящих факелов, и тут же направился к выходу из гостиной. Тело Гермионы, будто под током, содрогнулось от холода и осознания произошедшего только что.