Дождь

      Солнце клонилось к закату, а Никкаль хотелось выть или жалобно скулить. Они пятый день были в седле, и ей казалось, что она больше не выдержит: руки болели держать поводья, спина ныла, а мягкое место (которое казалось уже не таким и мягким) молило о пощаде.       Долгие поездки всегда изматывали её, но сейчас, после возвращения из Иркаллы, Никки чувствовала себя непривычно истощённой и слабой, но расслабляться, когда Ияр и Кингу были в плену у Четвёрки, жизнь Этана висела на волоске, а душа Ниалла была обещана Эрешкигаль, она считала себя не в праве. Может потом, когда всё станет проще и все проблемы будут решены, но не сейчас. Сейчас отдых был роскошью, и кроме того, Никкаль ненавидела ощущать себя беспомощной, беззащитной и той, кто нуждался в опеке. Она ненавидела быть слабой. Ей хотелось быть как раньше, сильной и волевой, но последнее путешествие сломало её.       — Ещё немного, Никкаль, — прошептала она самой себе. — Ещё несколько часов и будем делать остановку на ночлег. Потерпи.       Никкаль поморщилась от неприятных ощущений, когда Куа неожиданно для неё дёрнулся, словно слегка подпрыгнул, но постаралась быстро вернуть себе нормальный вид. Маленький скачок отозвался во всём теле болезненным импульсом, но показывать это своему спутнику Никкаль не собиралась. Ниалл наблюдал за ней с утроенной бдительностью. Малейшее свидетельство её недомогания и они вернутся обратно. Он так и пообещал ей. Если только заметит признаки её слабости, поиски на этом прекратятся. Для неё, по крайней мере.       Да только она не могла позволить себе такого. Кингу поплатился за их авантюру с проникновением в тюрьму собственным заключением, Ияр добровольно согласился на адский плен у Шамаша и Энлиля, а про Ниалла Никки так и вовсе старалась не думать. Стоило ей вспомнить, чем он пожертвовал ради неё, как душа уходила в пятки и казалось, что вот-вот рассыплется.       Как сказала Эрешкигаль: была отдана жертва жертв, и Никкаль не знала, как отплатить ему за это. Она была обязана ему жизнью, всем, что имела, только не была уверена, что заслуживала этого.       Никкаль лениво погладила Куа по шее, не решаясь посмотреть на Ниалла, боясь уточнить, почему он именно так поступил, и получить ответ совсем не тот, на который так надеялась. Показаться глупой, навязаться Ниаллу, случайным образом подтолкнуть к мысли, что её отношение к нему вызвано лишь благодарностью, а вовсе не тем светлым чувством, которое переполняло её душу.       Это было таким новым, таким будоражащим душу чувством, что Никкаль не знала, что с ним делать. Им следовало поговорить. Ниалл не спешил, а Никкаль не решалась торопить. Она была жива, Ниалл рядом, и ей казалось, этого пока достаточно.       Никки прикрыла глаза всего на несколько мгновений, чтобы дать им отдохнуть, но пришла в себя, когда Куа неожиданно резко дёрнулся сначала в сторону, а затем и вниз. Она широко распахнула глаза. Первое, что увидела, как земля всё приближалась и приближалась, а лес, который только начал маячить впереди, с каждым мгновением становился всё больше и больше. Обрисовывались масштабы, и даже можно было рассмотреть отдельные острые верхушки древних деревьев.       — Ты в порядке?       Никкаль повернула голову влево и заметила рядом с собой Намтара, а поводья Куа уверенно держал в руках Ниалл. Зелёные глаза не смотрели вперёд, полностью доверившись Намтару, а жадно всматривались в её лицо в попытках усмотреть причины слабости. Раньше такое внимание с его стороны иногда раздражало её, но сейчас смущало. Ей хотелось, чтобы он смотрел на неё, говорил с ней, был рядом. Это было чем-то новым, но Никкаль не могла сказать, что неприятным, просто новым. И немного смущающим.       — Я устала. Столько дней в седле…       — Тебе нужен отдых.       — Я слишком слабая, да?       Никкаль пристыженно опустила голову. Ей хотелось бы быть такой же выносливой, как и пару недель назад, но Иркалла сломала её, и как бы Никкаль не противилась этому, она не могла снова стать прежней. Это не было так просто, как ей хотелось, и она понимала, что требует от себя слишком многого, но никак не могла перестать пытаться. Словно если остановится — упадёт и больше никогда не поднимется.       В этот раз они летели медленнее, останавливались чаще и больше времени уделяли отдыху. Ниалл ничего ей не говорил, но она сама прекрасно знала, что только замедляет его. Останься она в Академии, Ниаллу было бы проще. Она так думала, была уверена, а теперь корила себя за то, что так получилось.       — Ни в коем случае. То, что тебе пришлось пережить — сломает каждого, а ты вместо того, чтобы остаться в безопасности Академии, последовала за мной. Это требует особой отваги.       — Но это же моя мама… Если она откажется выполнять твою просьбу, я найду способ, как заставить её.       — Я помню, сколько боли причинили тебе твои родители.       Он помнил. Те маленькие, короткие воспоминания, которые она смогла заставить себя вытянуть из самых дальних недр души и поделиться с ним. Скупые фразы, произнесённые неожиданно осипшим голосом, детали, которые ему пришлось додумывать самому, ведь Никкаль слишком быстро закрывалась в себе, стоило спросить её о жизни до Дома Детей, и картинки, которые как бы ни старалась, Ника так и не смогла забыть…       — Так нужно.       Ещё совсем маленькая и щупленькая девчушка дёрнулась, услышав почти безразличное объяснение женщины, которая должна была любить их больше всех на свете, а в итоге привела её и Этана в это древними забытое место.       Хилая постройка, державшаяся на честном слове, пустынная территория с почти полным отсутствием какой-либо растительности поблизости, за исключением травы да пары деревьев на заднем фоне. А ведь в тот день было лето, и Никки так привыкла к тому, что её окружали цветы и зелень кустарников, что всё здесь казалось ей безжизненной пустыней.       Мрачно. Пусто. Безлико.       Это не мог быть её дом. Она не собиралась оставаться, но их родители решили иначе.       Никкаль выхватила маленькую ловкую ручонку из некрепкой и отчасти вялой хватки, а когда подняла взгляд на мать, в глазах блестели слёзы.       Её не любили. Этана, возможно, да, но не её. Она прекрасно это знала и видела изо дня в день, замечая всё более явное безразличие матери и хмурый взгляд отца. Этан был их наследником, возможно, именно поэтому ему доставалось больше внимания и заботы, а на неё любви попросту не хватало. Она была готова смириться с этим, но в то утро их подняли, отвезли обоих так далеко, что Никки при всём желании никогда не вспомнила бы обратной дороги, и планировали обречь на одиночество.       — Кому нужно? Мне? Этану? Или вам с папой?       — Однажды ты всё поймёшь…       — Ника, прекрати устраивать истерики, — вмешался отец, хмуро сведя брови и становясь на шаг чуть ближе к девочке, словно загораживая от неё мать. — Это вынужденная мера. Мы вернёмся…       — Ненавижу. Ненавижу обоих.       Никки прожигала родителей яростным взглядом, и те не стали больше спорить. Смирились или попросту не хотели. Куда больше их волновал Этан, который стоял спокойный и смиренный и вместо того, чтобы, как Никки, прийти в ярость, с беспокойством наблюдал за сестрой, хоть она этого почти и не замечала из-за душившей её злости и слёз, которыми наполнились глаза.       Она не видела ничего в тот момент. Её ослепили обида и боль. Она чувствовала их так остро, что ей казалось, протяни она руку, сможет прикоснуться к ним, словно они были не эфемерными, а вполне физическим явлением. Они заполняли всё её существо, вытесняя такие простые и понятные чувства, как любовь к матери, восхищение отцом, чуткость и отзывчивость в отношении Этана.       Она почувствовала себя настолько одинокой и брошенной, как никогда себя не ощущала прежде. Ей хотелось исчезнуть, раствориться, испариться, сделать вид, словно ничего не было. Её не было. Ведь им всё равно неважно, верно? Они оставляли их здесь, словно она и Этан были обузой, ненужным мусором, от которого так легко было избавиться…       Никки заставила себя остаться и наблюдать, как родители уходят. Чтобы запомнить этот момент, а после напомнить себе, почему именно не стоило бы ни при каких условиях прощать их, если когда-то надумали бы вернуться.       Она не простит. Не простит и не забудет…       — Это уже…       Никки хотела сказать, что неважно, что переросла эту боль. Она была окружена заботой, ею дорожили, и она была уверена, что Ниалл, в отличие от её родителей, никогда не оставит, а значит ему можно было доверять, что она и делала буквально с первого дня. Никки просто доверилась ему однажды и впредь. Словно по привычке. Он был её нерушимой скалой, её надёжным тылом и тем якорем, который держал в этом мире.       — Ты не одна. Я никогда не оставлю тебя.       — Я знаю…       — Если ты не готова видеться с мамой…       Никкаль задумалась: это был бы прекрасный вариант, который устроил бы всех и упростил бы всё. Никки определённо не была готова к ещё одному потрясению, но вспомнила маму и решила, что Ниалл ни в коем случае не должен видеться с ней один.       — Нет. Я пойду с тобой.       Ниалл дёрнул поводья, Куа и Намтар встрепенулись, лёгкой ленивой поступью прошлись по оставшимся метрам до земли и коснулись твёрдой почвы как раз тогда, когда Никкаль едва снова не клюнула носом. Она вроде бы и спала достаточно, но сон на твёрдой земле не приносил должного отдыха, и к этому времени Никки ощущала себя непривычно вымотанной, а ведь преодолели они лишь почти две трети отмеченного на сегодня пути.       Никки резко встряхнула головой, прогоняя сонливость, и потрепала Куа по гриве, безмолвно благодаря его за то, что в очередной раз не дал ей упасть. У него была мягкая, приятная на ощупь грива нежного бежевого оттенка, но, перебирая между пальцами её мягкий шёлк, Никки невольно задумалась над тем, какие должны быть на ощупь волосы Ниалла.       Они разговаривали вроде бы на серьёзные темы, но волосы Ниалла… Она не могла не думать о них, хоть и ругала себя последними словами. Они так и манили прикоснуться к ним.       — Я делаю это ради тебя. Ты не должен обо всём заботиться один.       — Мне приятна забота и я ценю твоё участие, но если оно будет мешать твоему восстановлению, я предпочту оставить тебя…       — Нет. Не нужно. Даже не пытайся сказать, что ты меня оставил бы. Одну.       Никки смущённо опустила голову вниз и позволила прядям спрятать её лицо. Сознание заполнили предательские мысли о том, что ей не хотелось бы, чтобы Ниалл оставлял её ни на день, час или несколько минут. Это было жадное желание, эгоистичное и неправильное. Но та тоска, что снедала её в Иркалле… она была ужасной, всепоглощающей…       Только испытав парализующий страх больше никогда его не увидеть, Никкаль в полной мере осознала, насколько же он важен для неё. Ей хотелось быть ближе к нему, быть с ним, слушать его голос… знать, что он рядом и что он не фантазия Эрешкигаль.       Куа замер. Управляемый Ниаллом, он сделал это настолько аккуратно и неспешно, что поглощённая своими мыслями Никкаль даже не заметила. Точно так же она не обратила внимание на то, как Ниалл спешился и подошёл к ней.       Будь она внимательнее, обязательно обратила бы внимание на игру солнца в его светлых волосах, подтянутую фигуру, которая особенно эффектно смотрелась в этом костюме для верховой езды, и на сосредоточенный взгляд ярких глаз. Её голову в то же мгновение заполнили бы уже совсем иные мысли, но Никки ничего не видела.       — Я никогда не оставлю тебя, — повторил Ниалл произнесённые ранее слова. — Я всего лишь беспокоюсь о твоём самочувствии.       Никки медленно повернула голову в его сторону и посмотрела сквозь пелену волос. Рыжих, упрямых, непокорных ровно в той же степени, что и их обладательница. Она удивилась, что он был так близко, но даже не вздрогнула, а мягко улыбнулась. Его близость внушала ей спокойствие и трепет, ранее незнакомый, но сейчас будоражащий кровь лучше любого хмельного напитка.       — А я беспокоюсь о тебе.       Ниалл вернул ей улыбку, такую же робкую, словно для него всё было новым и неизведанным, и в то же время уверенную. Ниалл ни грамма не сомневался ни в том, что чувствовал, ни в том, что это не пройдёт спустя неделю или год. Его чувства были более крепкими, он опасался думать о вечности, но он так чувствовал… Он положил ладони по обе стороны от Никки и перехватил её взгляд. Загипнотизировал. Лишил малейшего шанса видеть что-то кроме завораживающей зелени радужек.       — Я не стою этого, Искорка.       — Ты стоишь большего. Гораздо большего.       Ниалл ловко снял её с Куа, и она задержала дыхание, когда её тело оказалось слишком близко к его, а губы совершенно случайно прошлись по его щеке. Легко, быстро, но как же приятно это было. Словно дуновение ветра или ласковое касание легчайшего пёрышка. Собственные губы словно запылали огнём, а Ниалл, вопреки её абсолютной уверенности, не отстранился, а лишь потянулся вперёд, словно желал, чтобы она повторила или продолжила.       Это был первый настолько близкий контакт с того самого праздника, когда Ниалл подарил ей кулон в форме пёрышка. Она помнила шероховатость щеки Ниалла, плавность и лёгкость прикосновений его пальцев к коже на шее, прохладность драгоценного металла подвески и блеск зелёных глаз, когда она сказала, что в тот раз во дворце его отца она отдала воспоминания с ним.       Взгляды встретились: робкий голубой, чистый и невинный, как родниковая вода, и уверенный зелёный, в котором словно таилась вся печаль мира… Истерзанная душа, которая и не мечтала об искуплении, и вечный свет, который был настолько храбрым и воодушевлённым, что безрассудно стремился утешить и вдохновить отчаявшегося.       Мгновение… Два… Три… И вопросов стало больше, чем было ещё минуту назад, а ответ замер на кончиках губ. Одновременно близко и далеко. Дразня… искушая… вынуждая задуматься о важном… побуждая стереть все постулаты в пыль и думать о том, что действительно имело ценность.       Ниалл лишь слегка повернул голову к Никкаль, а та, в свою очередь собравшись со смелостью и с замершим от страха сердцем быть не понятой, прикоснулась губами к кончику его губ. Нежно провела пальчиками по шее мужчины, а после дерзко зацепила любимую брошь ректора и плавно отстранилась, оставляя за собой след жасмина и неопределённости.       — Я…       — Мы…       Никки хмыкнула, но при этом предательски покраснела, чем выдала собственное смущение. Когда же они перешли с Ниаллом ту грань между дружбой и чем-то большим? Когда она успела перестать думать о нём как о друге? И когда собственная кожа стала такой чувствительной даже от одного пристального взгляда, а его внимание — таким желанным?       Ей хотелось прикоснуться к его лицу, провести подушечками пальцев по щеке, по нижней губе, поцеловать шрам. Быть к нему намного ближе, чем она привыкла. Куда ближе, чем знала и могла. За гранью реального, позволенного… Только хотел ли этого он сам?       — Мы?       Робость в её голосе поразила Ниалла. Всегда бойкая и уверенная в себе Никкаль походила сейчас на хрупкий, невероятно нежный цветок. Один неосторожный взгляд, прикосновение или слово могли навредить или разрушить. Его маленькая, ласковая Никкаль.       Он не мог понять, какая именно Никкаль ему нравится больше: эта нежная и трепетная или знакомая бойкая и воинственная? В каждой было свое очарование, и каждая манила к себе, как магнит, а он был её добровольным пленником. Как мотылёк, который летит на огонь, зная, что там ждёт его погибель.       Он прошёл через ад в своей жизни, видел кровь, боль и всю несправедливость мира, от которых иногда чрезмерно пытался оградить ту, что была ему дороже всего. Ниалл хотел быть вместе с ней всегда. Другом, наставником, спутником… возлюбленным? Ему было страшно открыть ей душу, но при этом Ниалл прекрасно помнил, что испытал, когда узнал, что любимая Никки попала в Иркаллу. Боль, отчаяние и тоска. Невыразимые, невысказанные, обжигающие само нутро…       — Нам нужно поговорить.       — Осталось всего миль десять до следующей деревни. Там и поговорим.       Никкаль не сказала ни слова. Заворожённо наблюдала за Ниаллом, лишь медленно моргала, рассматривая его точёный профиль. Изучая словно заново. Любуясь. Он был похож на прекрасную скульптуру, созданную, чтобы ублажать взгляд, на того, кого она искала всю жизнь.       Почему она не понимала этого раньше? Она не знала, и теперь сама себе задавала вопросы, как могла быть прежде настолько слепой.       Первым зрительный контакт разорвал Ниалл. Никкаль была настолько прекрасна, настолько желанна, что он боялся, что не выдержит и поцелует её здесь и сейчас, а ведь он так хотел дать ей ответы на все вопросы, дать право решать, чего действительно хотела сама Никки. Он сделает это. Обязательно сделает, только не так, не здесь.       Никкаль ещё несколько минут удивлённо моргала, пока Ниалл словно невзначай коснулся её щеки, проведя костяшками пальцев так легко и так быстро, что это можно было бы принять за видение, но она почувствовала это прикосновение. Ниалл, с лёгкой улыбкой повернувшись к своему скакуну, подозвал его и тот подошёл ближе. Никкаль покосилась на животное, но не успела ничего сказать.       Её подняли, словно мягкое пёрышко, и усадили на Намтара. Она даже не успела подумать о том, что несколько непростительно коротких мгновений Ниалл поддерживал её чуть ниже талии. Его крепкие руки дольше, чем того требовали обстоятельства, задержались на её бедрах, словно это была крохотная слабость, которую он непроизвольно позволил себе, засмотревшись на Никкаль. Её яркие волосы в свете заходящего солнца сейчас были похожи на золотые нити, а уставшие голубые глаза напоминали ему водную гладь любимого ручейка в лесу позади Академии. Ниаллу хотелось прикасаться к ней, обнимать, целовать, но ему приходилось сдерживать себя. Не время. Не место. Никки нужно восстановиться.       Сама же Никкаль совсем не обратила на это внимание, её мысли занимал Намтар и собственный страх перед ним.       — Он меня сейчас точно съест.       — Не станет он этого делать. Намтар воспитанный жеребец.       Словно в противовес словам хозяина, Намтар повернул голову и цокнул, попытавшись ухватить зубами яркую юбку платья Никки.       — Я ведь говорила тебе! Он непременно меня съест! Меня и мою семью до пятого поколения.       — Он не сделает этого потому, что я не позволю, — Ниалл ловко запрыгнул в седло позади Никкаль, у которой сбилось дыхание, когда она услышала его голос над своим ухом. — И как он сможет тронуть твоих детей, если они будут и моими также?       — Твои… дети?       Никки замялась.       Её дети… его дети… Да она даже не думала о таком. Слова вырвались из неё как шутка, а он… неужели он об этом думал? Неужели представлял? Никкаль это одновременно и смущало, и радовало, словно он думал о чём-то столь личном для них, столь вечном и надёжном. Но больше всё же смущало.       Ниалл не мог рассуждать об этом. Просто не мог. Они даже с чувствами ещё не определились, хотя она и была абсолютно уверена, что хочет то, нечто большее, что зарождалось между ними.       — О каких детях ты говоришь, Искорка?       — Ты только что разве не… Ой, забудь.       Ниалл обхватил Никки с обеих сторон, ухватившись за поводья и немного потянув, позволив Намтару лёгкой поступью пойти дальше в направлении леса. Сообразительный Куа послушно держался поблизости, но Никки едва думала о нём: её окутывал нежный аромат мёда, ванили и книг. Аромат Ниалла, ранее приятный, а сейчас гипнотизирующий лучше любого афродизиака.       — Что я «не»?       Никкаль всем телом почувствовала его лёгкий игривый смешок, так плотно она к нему прислонилась. В сладком коконе его широких плеч и могучих рук, спиной к груди, а бёдра… Святые древние… Она только сейчас обратила внимание, насколько же тесно была прижата к Ниаллу и насколько чётко ощущала малейшее его движение. Каждый вдох, движение рук или ног казались ей непозволительно чёткими и ясными. Близко, слишком близко. Это смущало её, она давно не была так тесно… так вплотную…       — Ты… ты… Нарочно…       — Что нарочно? — Ниалл ловко перехватил поводья в одну руку, а освободившейся прижал её к себе максимально тесно, не позволив Никкаль повернуть голову. — Я беспокоюсь, чтобы ты не упала.       — Из твоих рук? Это вообще возможно?       — Мне лестна твоя оценка, но я не всесилен, Искорка.       — Не верю. Ты прекрасен. Ты спас меня из Иркаллы, отдал свою душу за меня. В буквальном смысле.       Никкаль медленно прикрыла глаза и откинула голову на плечо Ниалла. Было мягко и уютно… а как приятно. Ей никогда не было так хорошо, как в его руках, она ни с кем не ощущала себя настолько расслабленной, настолько оберегаемой и счастливой, как от одной его близости… голоса… взгляда…       Никкаль представила, как его губы шепчут слова любви. Мягко, спокойно и так уверенно… У них впереди была вся жизнь, и ему было незачем спешить. В её фантазии он говорил трепетно, с придыханием, словно не верил, что действительно произносит это. Он отдавал всего себя, говоря о чувствах, и она растворялась в этом, жалея, что это всего лишь фантазия.       Никки казалось, вот он, предел её желаний: сладкие грёзы, его объятия… Он. Поговорит. Обязательно. Где-то в другом месте и после. Не сейчас. Она знала, что если он и собирался обсуждать происходящее, то определённо в лучших условиях. Она была уверена, что на этом и замрёт чарующий момент, но её лба коснулись горячие губы, и Никки затаила дыхание.       Они обжигали. Может, Никки так только казалось, но на коже, которой касался губами Ниалл, словно оставался след своенравного огня, под стать её собственному.       Губы прикоснулись к кончику брови и замерли. Словно он проверял, оттолкнёт ли его Никки, запретит ли, воспротивится ли… Знал бы он только, как она ждала этого… как желала…       Так и не услышав протест, Ниалл оставил лёгкий поцелуй в уголке её глаза, а затем, подражая самой Никки, шаловливо зацепил нос.       Он попытался отстраниться, но Никкаль подняла руки вверх, игриво, на пару мгновений, прошлась по его волосам, не удержавшись от столь сладкого искушения, и притянула его голову к себе. Ей пришлось извернуться и подстроиться под него, но то, насколько ей хотелось поцелуя… настоящего жаркого или томительного нежного… Не важно, главное его.       — Я думаю, я влюбляюсь в тебя…       Её шёпот встретил его почти у самых губ, которые он так сильно желал поцеловать, что до боли стискивал поводья, чтобы неприятные ощущения напоминали ему, что это была не лучшая идея увлекаться до того, как они окажутся в уединении.       Он столько всего хотел, о стольком мечтал. С ней. Только с его обожаемой Искоркой. Он хотел быть правильным, тем мужчиной, который даёт ей лучшее, как она и заслуживала, но её признание… Оно разрушило его стену словно по щелчку пальцев.       Теперь он был уверен, что умрёт на месте, если не поцелует. Что он и сделал.       Коснувшись желанных губ, Ниалл попытался без слов показать, насколько восхищался ею, боготворил, ценил и любил. Он вкладывал в поцелуй всю нежность, заботу и обещание, что это не конец, только начало. Для них. Для их любви. Для прекрасной вечности.       Этот момент… Он словно замер в своей невообразимой красоте и божественном великолепии. Время, мир, поездка и внешние причины исчезли, позволив двоим сказать поцелуем то, о чём молчали уста.       Оба были настолько поглощены им, что не заметили, как на макушки упала сначала капля, затем вторая, третья… То, что начиналось как маленький дождик, вмиг превратилось в ливень.       До влюблённых дошло осознание, что они высоко в небе, промокшие до нитки, только тогда, когда Никкаль вздрогнула, стоило проказливому прохладному ветерку, оставленному без присмотра, пробежаться по её мокрой коже и одежде…