Дождь

      Никкаль почувствовала капли на своём лице. Мокрые. Холодные. И такие неуместные. Их не должно было тут быть, просто не должно было.       Этот поцелуй… Их поцелуй… Его объятия… Её признание…       Никкаль было неловко от того, что она наконец призналась в том, что хранила в душе так долго. Но она не жалела. Не хотела забрать свои слова обратно. Они должны были быть сказаны и услышаны.       Никкаль прикоснулась к своим губам. Они были такими же мокрыми, как и вся она, и их покалывало, словно нервные окончания были оголены, и она не могла поверить в то, что это действительно происходило… что Ниалл целовал её… что шутил с ней в такой игривой манере, удивительно похожей на флирт.       — Мы… Мы с тобой… Только что…       — Поцеловались, — улыбнулся Ниалл и заправил огненную прядь девушке за ухо.       — Я не… я почти ничего не почувствовала.       Под испытывающим и немного растерянным взглядом Ниалла Никкаль резко повернулась, хотела оказаться вполоборота, чтобы удобнее было целовать своего… друга ли? Планировала поцеловать его уже сама. Она была невероятно близка и почти коснулась своими губами его, но не удержалась и выскользнула из седла.       Она так забавно барахталась руками и ногами, что Ниалл не удержался и рассмеялся, но тем не менее с поразительной лёгкостью остановил её падение где-то на полпути между крупом Намтара и землёй, уже превратившейся в болото.       — Спасибо, — испуганно выдохнула она, почти вскрикнув, и посмотрела на Ниалла, который всё ещё был в седле. — Ты не мог бы меня вернуть обратно?       — Одно мгновение… — прошептал Ниалл, залюбовавшись подвисшей над землёй Никкаль, с взъерошенными им же и намоченными дождём волосами. Было что-то в этой картине…       — Пожалуйста. Он меня сейчас съест. Намтар.       — Глупости, — отмахнулся Ниалл, но тот, о ком говорили, словно решил подставить хозяина: резко повернул голову и проказливо цокнул, слегка прикусив прядь волос.       Ниалл строго выдал пару команд, Намтар отпустил волосы, и мужчина бережно вернул любимую в седло. Но, прежде чем оказаться в уютных объятиях Ниалла и под его защитой, она успела увидеть недовольный и даже раздражённый взгляд жеребца. Или Никкаль это только показалось? Вполне вероятно, но ей не хотелось бы, чтобы Намтар ей за что-то мстил.       — Ты видел? Ты это видел? Он чуть не отгрыз мне половину волос… ходила бы лысая… как бы ты полюбил такую?       — Не половину, — рассмеялся Ниалл, касаясь губами виска девушки. — И ты прекрасна в любом виде.       — Клянёшься?       — Своей фирменной коллекцией твоих заваленных письменных экзаменов.       — Иди ты, — нахмурилась Никкаль, и Ниалл, забавляясь, поцеловал её именно так, как она хотела до этого.       Медленно, нежно, чувственно.       Возражения вмиг позабылись. Начавшийся дождь и гром, извещавший о приближении настоящей бури, перестали иметь для них значение, и к ним снова вернулось желание не останавливаться на этом…       Один поцелуй… второй… третий, и Ниалл всё же отстранился под недовольное фырканье Намтара. Он уже начал переминаться на месте, и ещё немного — скинул бы парочку наземь. Их очевидно совсем не беспокоил дождь, в отличии от него.       — Как бы я ни хотел не прерывать это волшебство, нам нужно найти укрытие…

***

      Они ввалились в скромную хижину, тяжело дыша и почти задыхаясь от смеха. Намтара и Куа они спрятали под навесом, пристроенным к хижине и служившим скорее местом хранения дров, чем конюшней. Не безупречное и не самое просторное место, но лучше для их верных спутников было так, чем пережидать бурю под открытым небом.       Никкаль хотелось ещё. Ещё Ниалла, ещё поцелуев, ещё больше нежности. Но Ниалл, убедившись, что она вымокла до последней ниточки, погнал Намтара галопом к лесу, пытаясь вместе с тем совладать с собственными чувствами, чтобы укрыть их обоих завесой. Удалось далеко не сразу, но к тому времени, как они достигли полосы леса, Никкаль больше не чувствовала многочисленных капель дождя, стекающих по её лицу. Впрочем, ей и прежде было неважно. Она настолько растворилась в поцелуе с Ниаллом, что даже после него не могла и думать ни о чём другом, кроме как о том, насколько же он был приятен и как сильно всё должно было измениться для обоих. Уже не друзья, ещё не возлюбленные… кем они друг другу были?       Никкаль не знала, но, поднимаясь по ступеням из пристройки в дом, не удержалась и, резко развернувшись, поцеловала его, но не рассчитала силу и ударила лбом. Не больно, но неприятно… и неловко.       Теперь же, оказавшись в единственной комнате, они не могли сдержать смеха. Сначала смешок вырвался у Никкаль. Она пыталась остановить веселье, чтоб не показаться глупой или не такой смелой, как это бывало всегда, но смех сам вырывался наружу.       Один смешок, второй, третий, и к ней присоединился Ниалл. Они смотрели друг на друга и смеялись.       — Я неуклюжая. Это должно было быть иначе.       — В этом нет ничего плохого.       — Но твой лоб…       — Такое случается, моя Искорка.       Никкаль хохотнула в очередной раз, а Ниалл, отдышавшись, осмотрел хижину изнутри. Оценивая, насколько она пригодная, чтобы переждать в ней бурю. Простая, тесноватая, но вместе с тем была крыша над головой и небольшой камин, чтобы согреться, стол, чтобы перекусить, парочка кресел-качалок да маленький, простой топчан. Мало, скромно, но он был благодарен и за это.       Как только закончится буря, он оставит пару монет в качестве извинения за вторжение, но сейчас… сейчас Ниалл пользовался тем временным укрытием, которое обнаружил. Ему хотелось снова обнять Никкаль, почувствовать её тепло, ощутить нежность её прикосновений, но уже был вечер, за окном бушевала непогода, и оставалось только гадать, сколько времени пройдёт, прежде чем она утихнет. Они оба вымокли до нитки и уже начинали мёрзнуть. Им нужно было согреться.       Ниалл проверил дрова в камине, кем-то заранее подготовленные, — сухие — и попросил Никки дать ему искру. Не глядя, Никки сделала лёгкий жест рукой, и в камине и правда загорелся маленький огонёк. Она гордилась возросшими силами и довольно улыбнулась, зная, что и Ниалл гордился тем, насколько проще ей стало использовать огонь. Он добавил немного воздуха, распалил искру, данную Никкаль, и с удовольствием наблюдал, как костёр в камине разгорается всё сильнее, освещая и согревая единственную комнату.       — Мы прекрасный тандем, — услышал он голос Никкаль и обернулся к ней. — Мой огонь, твой воздух. Это завораживает.       — Наши стихии совместимы.       Ниалл посмотрел на неё. Лёгкую, знакомую, родную, любимую. Она была прекрасна, как весенний цветок, как лёгкий утренний ветерок, и у него замерло сердце от нежности, которую он испытывал.       — Как и мы.       Никкаль перебирала на столе содержимое их запасов и не оборачивалась к Ниаллу, отчасти стыдясь того, насколько её тянуло к нему и как сильно она хотела поцелуя. Большего, чем поцелуи, большего, чем обоим следовало бы желать. Она хотела его всего, и это одновременно смущало и будоражило её. Она понимала, что близость между ними изменит абсолютно всё, но она была готова к этому и к тому, что им ещё придётся побороться за свои чувства… но готов ли был к этому сам Ниалл?       — Как и мы.       Прошептав это маленькое признание, Ниалл почувствовал, как его бросило в жар. Кровь стала горячее, воздух вокруг — прохладнее, а кожа — чувствительнее. Но только сам он не мог понять почему. Неужели само признание, что эфемерное «мы» могло стать реальным, так действовало на него? Или его взбудоражило понимание, что Никкаль питала к нему если не ответные, то довольно нежные чувства?       Ниалл наблюдал за Никкаль, лихорадочно пытаясь понять, что в её облике его настолько смущало. Красивая, чарующая, нежная. Она была его мечтой. Робкой, тайной, но делающей его живым. Как уже много лет не было. Слишком много.       Казалось, всё в ней было прежним. То же лицо, та же фигура, одежда… но что-то в её облике заставляло его душу гореть желанием увидеть её в своих объятиях. Жаждущую. Нагую.       Он боролся с диким, несвойственным ему желанием подойти к ней, поцеловать, снять всю только мешавшую им одежду и показать, насколько сильно и чётко он видел в ней женщину, хоть и был уверен в том, что она считала иначе. Он помнил тот сон, который приснился ей в Уре, и ещё один, уже после. То, что, согласно её грехам, делал с ней он и что творила сама, очевидно будучи абсолютно уверенной в том, что о ней никто ничего не узнает.       «— Ниалл, не смей. Она доверяет тебе», — убеждал он себя, но мысли против его воли уносили его не туда.       Никкаль стояла к нему спиной и задумчиво смотрела на стол и скудные запасы их продовольствия, лихорадочно размышляя, как из тех остатков, что они захватили из седельных сумок, можно было соорудить ужин. Он представил, как пролегла складка между её очаровательными бровями.       Она покачала головой, и влажные волосы волной заструились по её спине. Яркие. Своевольные. Как сама Никкаль. Такой тихой и спокойной она бывала крайне редко, и, пока она не видела, он позволил себе немного полюбоваться.       Такая знакомая, такая нежная, такая родная.       В ней же ничего не изменилось. Абсолютно ничего. Но что-то всё же было. Нечто, что тянуло к ней сильнее, чем ранее, чем когда-либо прежде. Волосы, как всегда, распущены и мягкой волной струились по спине, в платье она была уже второй день, и оно совсем не…       Ниалл присмотрелся: воздушная, лёгкая ткань платья, которое по непонятной ему причине решила надеть Никки, была мокрой и прилипала к ней, очерчивая соблазнительную фигуру, повторяя столь желанные изгибы, позволяя его фантазии разыграться куда сильнее, чем ему хотелось.       — Возьми плед, — выдохнул Ниалл, и Никки удивлённо обернулась к нему. — Согреешься.       — Скоро хижина согреется. Мне просто нужно сесть поближе к камину.       — Возьми. Плед.       Ниалл не ожидал от себя подобной резкости, но при этом никогда не думал, что сможет смотреть на Никкаль так. С едва скрываемым желанием, с неоспоримой нежностью и чем-то почти забытым, древним, как те стены, в которых появился на свет. Ему казалось, самое большее, чего он заслужил — её дружба, уважение, почтение. Но стоило Никкаль ответить на его поцелуй, как список того, чего желал, вознёсся до небывалых высот.       Самонадеянно. Глупо. Нахально. И всё же: он любил её, и, если она отвечала ему взаимностью, разве это не значило, что ему следовало бы попробовать, узнать, возможно ли для них общее будущее?       Она была его подарком стихий, его благословением или проклятием. Он не знал. Он уже ничего не знал, кроме того, что всего несколько поцелуев свели его с ума и заставили желать большего.       — Пожалуйста.       Никкаль удивилась непривычной интонации в его голосе и повернулась к нему. Взгляд Ниалла против его воли прошёлся по её телу, внимательно отмечая особенно подчёркнутую грудь, подтянутый живот и бёдра. Прекрасна. Идеальна. Обворожительна. Но его ли? Имел ли он право даже мечтать о том, чтобы она доверилась ему полностью? Чтобы пожелала разделить с ним его нелёгкую жизнь?       Ниалл сглотнул. Образ обнажённой Никкаль на хлопковых простынях мешал ему думать. Как же ему отказать ей? Как обсудить с ней прежде, чем сделает хоть что-то, важные вопросы? Он мог думать лишь о том, насколько невероятна она без одежды и как же это должно быть восхитительно: пройтись по её нежной коже поцелуями, оставить на ней след своей любви и нежности.       Ситуацию ухудшало ещё то, что, намокнув, ткань стала просвечиваться, и он видел куда больше, чем должен был.       Если платье Никкаль в сухом виде только дразнило его, показывая лишь часть её тела сквозь полупрозрачную ткань, делая её нежной и хрупкой перед ним, то в мокром делало очертания прекрасной фигуры более чёткими, явными, затрагивало каждое нервное окончание, воспламеняло кровь и лишало возможности думать о чём-то другом, кроме соблазнительного тела Никкаль, уже неприкрытого ничем.       Крепко выругавшись, Ниалл отвернулся к камину, да только это вовсе не помогало. Сознание, словно издеваясь над ним, подкидывало картинки обнажённой Никкаль в его руках. Он мгновенно вспоминал, что делал с ней в своих снах, и от этого становилось только хуже.       Если сны Никкаль были в чём-то наивны и просты в силу её неопытности, то его… всё его воображение, все прожитые годы отражались в тех необузданных, а порой непривычно резких и безумных фантазиях. Он делал с Никки всё, что требовала его душа, а тело и разум упрямо отказывались воплощать в жизнь.       Сейчас же… сейчас он едва держался. Он ведь пообещал самому себе сделать всё иначе, правильно. Да только хватит ли у него выдержки?       Ниалл потянул ворот, немного уменьшив давление ткани на горло. Это совсем не помогло. Ему стало не по себе от собственных мыслей, от картинок в голове и от Никкаль, которая была так близко. Он жадно втянул воздух, но легче тоже не стало. Пришлось развязать тесёмки, расслабить удушающий ворот настолько, чтобы легче было дышать и отодвинуть в сторону брошь.       — Что случилось? — Ниалл едва заметил, как Никки бросила своё занятие и быстро подскочила к нему, обеспокоенно всматриваясь в его лицо. — Ты простыл?       — Всё в порядке.       Никкаль потянулась и приложила ладонь к его лбу, не став и слушать. Она показалась ему ледяной, а собственная кожа — словно объятой пламенем. Он едва не прильнул к её ладошке, одновременно страшась того, что она осмелеет, и при этом желая, чтобы она не отстранялась. Его бросило в жар, мысли спутались, и это можно было бы действительно посчитать болезнью, но всё обстояло куда сложнее и от его недуга лекарства не было, да и он не хотел бы избавляться от этого наваждения. Ниалл даже успел на какое-то мгновение подумать, что было бы неплохо притвориться приболевшим, но он не хотел врать Никкаль.       — Ты весь горишь. Странно. Даже если ты и простыл, это не могло так быстро проявиться… что же…       — Да… горю…       Ниалл странно выдохнул, когда Никкаль прошлась своими ласковыми пальчиками по скуле, прикоснулась к щеке и спустилась к шее. Он наслаждался и в то же время лихорадочно пытался придумать, как сделать так, чтобы она не прекращала. Никогда. Особенно сейчас.       — Дело не в простуде, господин ректор?       Пальчики Никкаль, прохладные и нежные, стянули ленту с брошью и отбросили в сторону. Он и сам подумывал поступить так же, но не представлял, как объяснил бы даже самому себе, зачем это сделал.       — Я не болен, Никкаль.       — Так ли это?       Никкаль нырнула ладошкой под ворот рубашки, очертила плечи, задела очередной маленький шрамик и вернулась обратно, чтобы проказливо расстегнуть несколько пуговиц. Они поддались так легко, так просто, как хотелось бы и ему самому.       — Разве что только тобой.       Выдохнул Ниалл и не сразу понял, что произнёс это вслух, утонув в прекрасных, словно родниковая вода, голубых глазах, в то время как их обладательница ловко расстегнула оставшиеся пуговицы его рубашки и тут же прильнула к обнажённой груди, оставляя на ней короткие, лёгкие, словно пёрышко, поцелуи.       Прохладный влажный воздух в ещё не согревшемся помещении коснулся разгорячившейся кожи, а жаркие губы… Желанные губы заставляли его задуматься над тем, стоило ли всё это сопротивление того, чтобы лишать себя подобных прелестей. Простые прикосновения губ к обнажённой коже, но они сводили его с ума.       Тонкие руки обвили его торс и игриво пробежались по позвоночнику, вынуждая прикрыть глаза и попросить древних святых о снисхождении. И за что ему только испытание? Чего он ждал? О чём молил и что приготовила ему судьба?       Ниаллу десятилетиями казалось, что лучшей парой для него будет кроткая, благовоспитанная девушка, с прирождённой грацией и острым умом… Такая, какой была его мать. Такой, которую, ему казалось, не сыскать.       Он опустил голову, посмотрел на яркую рыжую макушку и улыбнулся. Вместо всего, к чему так стремился, он получил взбалмошную, непосредственную, вздорную, но такую любимую и желанную Никкаль. Своей жизнерадостностью и воодушевлением она заражала всех. И в первую очередь его самого. В таких, как она, не влюбляются — в них тонут, как в омуте, сразу и без возможности всплыть и отступить. Таких любят настолько сильно, что жизнь без них кажется хуже любых возможных мук.       Он уже пожил в мире, где не было её. Больше он не хотел.       — Не похоже, — промурлыкала Никкаль, проведя языком по одному из шрамов. — Ты несгибаем, как скала.       — Мы не поговорили толком, — Ниалл лениво коснулся волос Никки и выделил отдельную прядь, перебирая между пальцами, играя…       — Мне всё сказал твой поцелуй на Намтаре, и сейчас… Мне кажется, ты не хочешь сопротивляться мне, но считаешь, что должен.       Никкаль перешла к другому маленькому шрамику под ребром и слегка прикусила кожу у его основания, даже не догадываясь, насколько в действительности была права. Она пыталась сделать всё, чтобы у него не было шанса отказать. Ниалл в ответ только сцепил зубы.       — Ты совсем не помогаешь мне поступать правильно, Искорка.       — А должна? — рассмеялась Никкаль и с озорным блеском в глазах прикоснулась губами к небольшому затемнённому следу от ожога над пупком Ниалла.       Ей было неловко, она стеснялась своей неопытности, своей неуклюжести, но отступать… Нет. Отступать Никкаль вовсе не планировала. Она хотела его.       Здесь. Сейчас. Всего.       Никкаль сама не понимала, что делает, и даже боялась предположить, насколько нелепо или развязно могла выглядеть со стороны, но ей хотелось попробовать чего-то новенького с ним. Только с ним.       Ей хотелось пережить всё, что только возможно. И только с Ниаллом.       Это было чем-то новым, неизведанным. Никто и никогда не занимал в её сердце и мыслях столько места, сколько Ниалл. Он был её всем: настоящим, будущим, прошлым. Она уже сейчас знала, что хотела быть только с ним одним и ни с кем более. То, что чувствовала к нему, было вечным, правильным. Настоящим.       Никкаль потянулась к ремню и явно уже возбуждённой плоти и оставила дерзкий поцелуй прямо над линией брюк Ниалла, прежде чем её мягко, но настойчиво подняли вверх.       — Ты решила свести меня с ума, Искорка моя?       — Нет, — Никкаль прикусила губу. — Я хочу быть с тобой.       Ниалл протяжно выдохнул. Будто его терпение было на исходе. Он ведь был не железным и являлся мужчиной, который не мог не реагировать на прекрасную девушку рядом с ним, почти в его руках. Стоило только захотеть большего, озвучить все те желания, которые рвались наружу и которым он запрещал влиять на него и на неё.       Он любил Никкаль, и чего бы ему ни хотелось, он не собирался делать это до того, как она сама захочет.       Ниалл поднёс ладонь к её лицу, приложил к щеке и большим пальцем погладил нежную кожу. Как же приятно было прикасаться к ней. Просто так, кожа к коже. Чувствовать, что вот она, рядом, такая трепетная, такая родная. Такая ласковая и доверчивая.       Никкаль повернула голову и прикоснулась губами к его ладони, при этом не отводя от него взгляда.       — Ты понимаешь, что всё изменится, как только я прикоснусь к тебе.       Никкаль наклонила голову вниз, взялась за тесёмки корсета и стала их расшнуровывать. Пальцы слегка потряхивало: она до одури боялась, что он оттолкнёт её, что не захочет. Не его боялась. Перед ним у неё не было ни грамма страха. Лишь страх его отказа.       Вопреки её опасениям, никто останавливать так и не стал. Ниалл скорее наблюдал за ней с замершим сердцем, боясь вздохнуть, страшась что-то испортить. Сейчас она казалась ему хрупкой, как нежный хрусталь, как тот цветок, что оставил ей Энки. Ему почему-то казалось, что стоило проявить немного сдержанности и она отступит, но, когда корсет с глухим стуком упал на пол, а Никкаль осталась лишь в платье, до него начало доходить, что она не отступит.       — Нас могут оболгать. Солгут. Обвинят в развратности.       Никкаль тоненькими пальчиками прошлась по своему плечу, привлекая внимание к нежной коже, и стянула рукав с плеча.       — Я не смогу смотреть на тебя как прежде.       Никки продолжила игру и стянула платье со второго плеча, оголяя кожу, позволяя ему увидеть больше, чем думал, больше, чем смел и просить. Она потянула ткань и позволила ему и вовсе упасть.       Никкаль осталась перед ним в мокрой сорочке, облепившей её желанное тело, словно вторая кожа, и мужчина сделал судорожный вздох.       Его терпение, его выдержка… он едва держался.       Ниалл стоял в шаге от боготворимой им женщины. Тонкая ткань мокрой полупрозрачной сорочки не была способна скрыть хотя бы что-то от его жаждущего взгляда, и он едва останавливал себя, чтобы не приблизить её к себе и не окунуться в омут сладких грёз наяву.       — Ты не сможешь смотреть на меня как раньше. Всё изменится. Абсолютно всё, Искорка.       — И что с того?       Никкаль потянула сорочку, желая не дать ему ни единого шанса отступить, и оказалась перед ним совсем нагая.       — Искорка…       — Я уверена в том, что чувствую. Я готова ко всему. Даже к осуждению со стороны Этана, а ты?       Ниалл молчал. Смотрел на обнажённую Никкаль. На совершенство во плоти, и пытался понять, чем заслужил такой подарок. Смотрел на мечту, что стала реальностью. На девушку, которую ему не стоило желать, но он желал. Произведение искусства… подарок судьбы… ожившая грёза.       Тонкие черты лица, бледная, словно мрамор, кожа, тонкая фигура и мягкие изгибы. Она была прекрасна, а он… его руки были в крови.       — Ты действительно этого хочешь?       Никкаль казалось, что ничего не происходило, что время замерло в своей ленивой неспешности. Мгновение, два, три, и она почувствовала игривое прикосновение к своей спине. Чего-то маленького, гибкого и упругого, словно лента. Затем почувствовала прикосновение на линии бедра, груди и на губах. Сначала она посчитала, что это ей лишь показалось, но после… после к ней пришло осознание, что это был ветер. Дар Ниалла.       Ниалл поднял руку, коснулся шеи девушки, очертил ключицы и спустился к груди. Проведя между двумя соблазнительными полушариями, он спустился чуть ниже и накрыл ладошкой её живот, представив, что когда-то там могла бы зародиться новая жизнь. Если бы они были вместе. Как пара.       В его прикосновениях не было ни пошлости, ни собственничества, ни удушающего чувства превосходства. Лишь трепет и благоговение. Он смотрел на неё и не мог поверить тому, что она была так близко, совсем рядом, и открывалась ему так, как он не смел и мечтать.       Каждое прикосновение было сродни маленькой вспышке, электрическому разряду. Её кожу приятно жгло там, где Ниалл касался её, а кончики его пальцев покалывало напряжением, ведь ему так хотелось большего.       Он изучал её. Примерно так же, как и она его прежде. Неспешно. Лениво.       Никкаль ждала, но он не делал ничего больше, и тогда она сама сделала шаг в его сторону. Один шажок, короткий порыв, и тонкие ладошки уже в волосах Ниалла: перебирали, играли, провоцировали на большее. Это была её маленькая прихоть, дикое и порой неуместное, но давнее желание узнать, какие же они на ощупь. Никкаль всегда нравилось наблюдать, как в его волосах играло солнце и в разное время делало их похожими то ли на спелую пшеницу, то ли на расплавленное золото, но видеть их так близко… ощущать их мягкость… ей нравилось гора-а-аздо больше.       Она позволила себе шалость потянуть за ленту и распустить их. Собранные пряди делали его образ более законченным, правильным. Ей нравился такой Ниалл, но ей так хотелось, чтобы таким вот простым и домашним он был только с ней. Это было жадное, эгоистичное желание, но она не могла ничего с собой поделать.       Никкаль прильнула к его губам, вкладывая в поцелуй всё, что чувствовала к нему: любовь, нежность, тоску, стремление быть рядом, доверие, преданность и глубокое уважение. Ей хотелось передать всю ту безграничную привязанность и нежную любовь через поцелуй, потому что считала, что слова не смогут этого сделать. Они были недостаточно ёмкими, недостаточно душевными, а поцелуй… поцелуй ей нравился куда больше.       Она уже обнажила перед ним тело, теперь обнажала душу. Не утаила ничего, доверилась ему всем естеством, вложила всю себя ему в ладони и теперь с парализующим страхом наблюдала за его реакцией.       Руки на её спине сжались, уверенно притянули к себе. Тело к телу. Душа к душе. Ниалл в очередной раз заглянул ей в глаза, увидел в них лишь нежность и безбрежное доверие и позволил стене рухнуть.       Он углубил поцелуй, позволив себе расслабиться и поверить, что столь желанная и боготворимая девушка действительно в его объятиях. Что это не сон, не полуночный бред, а сладкая реальность.       Никки опустила ладошки сначала на шею Ниалла, затем на плечи, а после ловким движением скинула с него рубашку. Она была лишней. Как и вся одежда. Никкаль хотела избавить его от всего, что было на нём, но не была уверена, что поцелуй был разрешением с его стороны.       Никкаль хотела изучить каждый сантиметр его прекрасного тела, узнать все его тайны, попробовать на вкус, но вместе с тем она желала как можно скорее ощутить его в себе, стать одним целым. Неоднозначность собственных желаний, непреодолимая тяга к мужчине, в руках которого она плавилась словно воск.       Ниалл растрепал её волосы, будто в отместку за собственную испорченную причёску или просто потому, что не мог удержаться. Мягко потянул волосы слегка вниз, чтобы Никки наклонила голову, и позволил поцелую разгореться, как маленький пожар. Он упивался её податливостью, её мягкостью, и хотел продлить момент на как можно дольше, отложить его в памяти, запомнить настолько долго, насколько это возможно. Чтобы, если у него заберут этот рай, ему было что вспомнить.       Никкаль плавилась в его руках, растворялась и хотела впитать в себя так полно, как только была способна. Она потянулась к поясу его брюк, желая избавить обоих от столь назойливой преграды и увидеть его всего.       Прекрасного. Обнажённого. Полностью открытого ей.       Её руки дрожали. Она никогда ещё не раздевала мужчину, особенно любимого, и нервничала, отчасти стыдясь собственной неопытности, отчасти потому, что всё это было для неё новым. Когда-то ей казалось, что другие девушки шутили о том, что с любимым человеком всё ощущается иначе, но теперь она понимала, о чём они тогда говорили. Сейчас, в руках Ниалла, она чувствовала себя любимой, желанной, прекрасной… чувствовала, что важна и нужна ему, и это всё было так в новинку, так неожиданно приятно и захватывающе, что она потеряла дар речи.       Ниалл мягко накрыл её руки своими, поднёс к губам и оставил обжигающие поцелуи на тыльной стороне ладоней.       — Я сам, Искорка.       Прежде чем продолжить, Ниалл оставил ещё один горячий поцелуй на ладонях любимой. Ему нравилось прикасаться к ней, нравилось слышать, как Никкаль задерживала дыхание от чего-то нового, не испытанного ею ранее. Ему нравилось быть для неё в чём-то первым, открывать для неё новые грани того, что может происходить между мужчиной и женщиной.       Первый. Единственный. Любимый.       Как же он хотел быть для неё всем миром. Она для него — той тихой и уютной гаванью, в которой хотел бы затеряться.       Никкаль оставалось наблюдать, как Ниалл расстёгивает пуговицы и специально медленно стягивает с себя брюки вместе с нижним бельём, обнажая прекрасное тело, открывая те немногие тайны, что оставались между ними.       Никкаль проскользнула взглядом по аккуратной и сильной, выточенной десятилетиями тренировок прекрасной фигуре вниз, к сосредоточению всех её порочных желаний… Увидев, насколько возбуждена была его плоть, Никки усмехнулась:       — Ты уверен, что действительно хотел отказать мне?       Она провела ладонью по его груди, прошлась по животу и скользнула к той самой вздымающейся плоти, чтобы легко и обманчиво невинно коснуться её подушечками пальцев и слегка провести рукой.       — Это было бы трудновыполнимо, но…       — Возможно? Едва ли.       Звонкий смех наполнил комнату, и Никки уже попробовала опуститься вниз, чтобы изучить эту неизведанную часть Ниалла, как он удержал её за плечи и потянул к себе для нового сладкого поцелуя.       — Не сейчас, коварная соблазнительница. У нас ещё будет время.       Ниалл целовал её как в первый раз. Словно целуя её вновь и вновь он продолжал опасаться, что это было лишь наваждение, обман измучившегося разума, который то и дело твердил, что Ниалл придумал себе всё, что нет ничего подобного в реальности, но Никкаль была в его руках. Ласковая, нежная, жаждущая одного лишь его.       Он гладил её тело, обнимал, прижимал к себе, и теплота и податливость любимой девушки будоражили и туманили разум лучше дорогого вина.       Подхватив одной рукой любимую, которая начала оседать, теряя контроль из-за переизбытка новых эмоций, Ниалл деловитым взглядом окинул комнату, пытаясь придумать, куда бы им пристроиться, в чём найти опору, но не нашёл. Топчан был слишком хлипким для них обоих. В креслах неудобно, особенно для первой близости. Стол казался недостаточно чистым и ровным. Оставался лишь пол, но вопрос в том, что на него постелить. Взглянув на дальнюю, почти не освещённую стену, ему пришла, казалось бы, довольно неплохая идея.       Ловким взмахом руки Ниалл вытянул пыль и сбросил со стен имевшиеся три шкуры медведей, которые прежде украшали деревянные панели, и устелил им пространство у самого камина, создавая импровизированное просторное ложе.       — Никогда не думала, что буду заниматься любовью на шкурах убитых животных, — рассмеялась Никкаль, когда Ниалл уложил её на них, а сам навис над девушкой. — Весьма романтично.       — У тебя есть другие идеи?       — Нет. Я всем довольна. Главное, что со мной сейчас ты.       Никкаль потянулась и обвила шею Ниалла руками, и он без промедления поддался её желанию нового поцелуя. Нежного и пылкого в одно и то же мгновение. Нежность и страсть. Забота и огонь желания, как физического, так и духовного. Как они. Как их души. Как дары, которые в одно мгновение казались противоположными, а в другое дополняли друг друга самым, казалось бы, невероятным образом.       Ниалл не мог оторваться от её губ, которые были мягче сахарной ваты и слаще мёда, но ему слишком сильно хотелось исследовать её тело, так, как мог и как ему теперь было позволено. Он оторвался от неё лишь для того, чтобы прикоснуться губами к виску, провести дорожку поцелуев по скуле, спуститься к подбородку, оставить лёгкий поцелуй в уголке губ, а после слегка прикусить мочку уха.       Это была небольшая игра, и ему нравилось играть в неё, переплетая нечто первобытное и в чём-то даже животное с нежностью, которая способна была разбить сердце. Впрочем, он согласился бы на это снова и снова, только бы ощущать всё это, только бы держать его Никкаль в объятиях.       Спустившись от линии подбородка к шее, плечу и предплечью, а затем по ключицам к груди, Ниалл разжигал в Никкаль желание такой силы, что она и не подозревала. Она казалась самой себе маленьким несмышлёнышем, который ничего не понимал в делах сердечных, но в уверенных руках Ниалла получала такое удовольствие, что едва ли могла об этом молчать.       — Ты можешь стонать как тебе угодно.       — Спасибо за великодушное позволение, — дерзко ответила Никкаль, но быстро проглотила собственное веселье, когда губы Ниалла коснулись её груди.       Жаркие губы заставляли кожу пылать, от обжигающего языка грудь покалывало, а то, что делал Ниалл зубами, слегка прикусывая нежную кожу… У Никки не нашлось ни слов, ни мыслей, чтобы описать собственные ощущения, а стоило Ниаллу прикоснуться ладонями к бёдрам Никкаль, она и вовсе замерла.       Никкаль была уверена в том, что хотела, и не испытывала ни капли страха, лишь одно предвкушение. Ей так не терпелось узнать, как это: ощущать его в себе, что это даже причиняло боль. Ей хотелось поторопить его, попросить ускориться, но она не хотела рушить магию этого вечера и просто отдалась течению.       — Ты прекрасна, — прошептал Ниалл, отстранившись от сладкой Никкаль. — Восхитительна.       — Ты тоже весьма недурно выглядишь.       Ниалл рассмеялся, но смех быстро сменился благоговением. Волосы Никкаль разметались по импровизированному ложу. Словно золотые нити, пронизывающие мех некогда грозного хищника. Соблазняющая улыбка так и манила снова прикоснуться к уже слегка припухшим от поцелуев губам. А огонь… яркий, опасный и дерзкий… как Никкаль… его Никкаль… отбрасывал тени на бледную, словно мрамор, кожу. Играя. Рисуя. Танцуя собственный танец на теле, которое горело как внутри, так и снаружи.       Завитки… Всполохи… Разводы… Никки и её стихия сейчас казались единым целым. Это было завораживающим, гипнотизирующим… И сердце его наполнялось безбрежной нежностью, понимая, что этот огонь обжигать его не станет.       Этот огонь был ручным.       Ласковым. Любящим. Его.       Ниаллу эта картина показалась удивительно завораживающей, и он потратил несколько непростительно долгих мгновений, чтобы запомнить это мгновение в деталях, в ярких образах и чувствах.       Он не мог себе представить ничего, что могло бы быть прекраснее этого. Нечто более заслуживающее восхищения.       Ниалл мягко развёл её колени, стараясь не торопиться, не рушить идиллию момента и не торопить её. У Никкаль ещё был шанс передумать. Ниалл обещал себе остановиться, если она захочет. Не представлял как, но обязательно остановился бы. Наклонившись, он оставил лёгкий поцелуй на правом колене, а затем улыбнулся и наклонился ниже, чтобы провести языком по внутренней стороне бедра Никкаль, но она прикоснулась своими ладошками к его лицу и нежно потянула к себе. Он оставил лёгкие поцелуи на основании бедра, талии, над пупком и у самой груди, прежде чем приблизиться к лицу любимой.       — Я хочу тебя, — прошептала Никкаль, когда их взгляды встретились. — Всего тебя. В себе.       — Это будет началом чего-то нового, — прошептал Ниалл, целуя скулу, висок, а потом склоняясь к губам.       — Чего-то прекрасного…       Он больше не предупреждал. Не спрашивал. Он знал, что эта девушка — его, что он принадлежал ей одной. Ни сомнений, ни возражений, ни запретов. Лишь он, она и эта маленькая вечность между ними.       Когда Ниалл вошёл в неё, Никкаль ахнула, но её вздох утонул в поцелуе Ниалла. Он, словно уставший путник, упивался ею, будто родниковой водой, впитывал всё, что она с готовностью отдавала ему.       Она зажмурилась, на несколько мгновений почувствовав дискомфорт. Не как в первый раз. Слабее. И всё же. У неё не было возможности привыкать к вниманию мужчин и тем более к физической близости, и тем не менее Никки понимала, что она из себя представляла.       Ниалл замер, внимательно всмотрелся в лицо Никкаль и взволнованно прошептал:       — Прости. Я думал, что до меня… ты…       — Это третий раз, — выдохнула Никкаль, чувствуя, что ещё немного, и сгорела бы со стыда, до того неловко было. — Если ты об этом.       — Я буду осторожен.       Никкаль едва ли не пошутила о том, что она не хотела его особого отношения из-за своей неопытности, но как только привыкла к новым ощущениям… к нему в себе (до чего же прекрасное ощущение)… Ниалл задвигался снова. Медленно. Неспешно. Словно он растягивал удовольствие как тягучую карамель, а не жалел и тем более не считал её неправильной. А ведь она считала, что именно так и будет, когда он поймёт, насколько же неумелой она была в том, что касалось именно этой стороны отношений.       Ниалл не задавал больше вопросов, не уточнял, с кем именно была та самая близость, что внушила ей эту неловкость и неуверенность. Он просто решил показать ей, как это происходит правильно, когда обе стороны максимально вовлечены в процесс, и даже радовался, что ему посчастливилось убедить Никкаль в том, что слияние душ и тел может быть прекрасным. Он знал, что Никкаль стеснялась сейчас своей неопытности, незнания, но сам благоговел от мысли, что, по сути, был первым достойным мужчиной, способным показать ей все прелести мира. И он очень надеялся, что последним.       Ниалл наслаждался единением, близостью с любимой девушкой, единственной женщиной, которую желал видеть своей любимой, женой, хозяйкой дома и Академии, матерью будущих детей. А она наслаждалась им.       Неспешные толчки. Протяжные стоны. Плавные движения тел, идеально подходящих друг другу. Огонь, что плясал на коже обоих, и чувства, которые двое разделили под грозу, бушевавшую за пределами их маленького рая… Ниалл был предельно внимателен, впитывая всё, даже малейшее изменение в настроении и поведении Никкаль.       После того, как обоих снесла волна яркого удовольствия, Никкаль могла признаться, что и не подозревала, что с мужчиной может быть так хорошо, так прекрасно, чувственно и нежно, а Ниалл не верил тому, что та незримая грань, о которой он подозревал, но так и не смог пересечь, была преодолена, и он наконец узнал, как это, когда сплетаются не только тела, но и души.       — Ты тяжёлый.       — Что? — растерянно переспросил Ниалл, услышав усталый шёпот Никки в угол между шеей и плечом.       — Ты тяжёлый.       Ниалл растерянно моргнул два раза, а после понял, что придавил Никкаль, и скатился в сторону, утягивая её за собой, ощущая физическую потребность в её прикосновении. Не желая отстраняться от неё сейчас даже на несколько десятков сантиметров. Словно тесный контакт позволял ему сохранить хрупкую ауру невероятной близости.       Она была… Ниалл не мог подобрать слов, насколько прекрасной и величественной. Близкой ему, любящей, родной.       Никкаль прильнула к его груди и оставила лёгкий поцелуй, а огненные волосы каскадом рассыпались по его груди. Он не возражал. Разве мог?       Он был счастлив. Уставший и счастливый. Довольный, словно сытый кот, получивший лакомство, о котором даже не мечтал.       Ниалл никогда не представлял, что чем-то подобным могла закончиться их поездка, но от этого становилось только лучше.       Одной рукой он обнимал Никки за талию, касаясь поясницы, не властно, словно считал, что она принадлежала теперь ему (он никогда не был таким), но уверенно, словно понимал и принимал общие чувства и больше не намеревался отгораживаться от них. Другой рукой Ниалл играл с яркими прядями. Отблески пламени делали их жидким золотом, переливающимся в его руках яркими бликами. Никкаль сама была огнём, и непослушные пряди слишком явно об этом говорили. Его маленькое ласковое солнышко. Его нежный огонёк. Его любимая Никкаль.       — Я, Никкаль, сирота из Радамара, официально этим заявлением отказываюсь от поручительства, — Ниалл застыл, и Никки не без удовольствия отметила, что одна его рука замерла на её пояснице.       — Ты… — Ниалл нервно сглотнул. — Ты больше не хочешь, чтобы я тебя опекал?       — Да. Не хочу, — улыбнулась Никкаль и коснулась ладонью его прекрасного лица.       Ниалл непонимающе моргнул несколько раз, но в голове так ничего и не прояснилось. Никкаль отказывалась от его заботы, но при этом выглядела такой расслабленной, спокойной, любящей. Он что-то упускал из внимания и никак не мог понять что.       — Позволишь узнать причину?       — Естественно, — проворковала она, потянувшись вверх и касаясь губами его подбородка. — Я хочу быть твоей возлюбленной, твоей парой, а не той, кого ты опекаешь и наставляешь.       — Это и без того…       — Перед законом, магами и людьми я хочу быть твоей женщиной, а не той, кого ты взял на своё попечительство. Не хочу осуждения. Или отношения как к Су с твоей стороны.       Ниалл не верил в то, что слышал. Его маленькая решительная Искорка была готова рассказать всему миру о своих чувствах и их отношениях и убирала с этого пути последнюю возможную преграду. Он был в очередной раз восхищён и поражён своей хрупкой воительницей. Она всегда с особым рвением боролась за то, что было для неё важно. Сейчас она собиралась отстаивать их отношения. Впрочем, об этом они ещё не говорили.       — Или ты не хочешь? — неожиданно смутилась Никкаль и поспешно спрятала лицо у него на груди, скрыв его за ворохом длинных волос.       — Я принимаю твоё заявление, Никкаль, сирота из Радамара.       Ниалл использовал именно ту формулировку, которую пожелала использовать сама Никкаль, но прекрасно помнил, что она нигде и никогда не упоминалась сиротой, хотя и была привязана к Дому Детей. Он догадывался, что проблемы с её силой были связаны с предательством семьи, и понимал, почему она решила считать их мёртвыми. Он не питал никаких иллюзий, что у них имелась веская причина так поступить, но надеялся, что предстоящая встреча не разобьёт сердце Никкаль, а если и сделает — он обрушит дом родителей Этана и Никкаль им на головы, и они увидят, что бывает, если разозлить хоть и бывшего, но генерала Энки.       Он улыбнулся, целуя её макушку, а после поднял её лицо и поцеловал губы. Она была восхитительна даже в своей смелости и неожиданном смущении, которые удивительным образом соединялись в ней, открывая ему её с новой, неузнанной стороны, и делающей его любовь к ней ещё сильнее.       — И теперь ты точно никуда от меня не денешься, моя прелестная Искорка. Возлюбленная значит?       — Ага.       — Пара? — переспросил Ниалл, касаясь губами уголка её губ. Дразня. Играя с ней. Заставляя отвлечься от тех мыслей, которые неизбежно нагонят её с приближением к родительскому дому. Стоит эйфории от их близости пройти, и тревога снова объявится. Именно поэтому он решил, что нужно будет её побаловать, чтобы успокоить душу и отвлечь внимание.       — Естественно, — поспешно согласилась Никки, и он прикоснулся губами к уголку правого глаза.       — Как же ты собираешься представить меня своей матери?       Наслаждаясь её тихой утомлённостью, Ниалл то и дело оставлял поцелуи по всему её лицу. Просто потому, что так хотелось. Потому, что это было единственно важно: её улыбка, её счастье, её благополучие. А остальное всё потом. Он целовал. Глаза, виски, скулы, уголки рта… Пока её ответ не остановил его в сантиметре от её губ.       — Мужчиной, с которым я намерена связать свою жизнь.