Dubious Darkness

— …Опусти пистолет, — пугающе ровным голосом приказал Цукаса, и Рюсуй, нависший над Геном озлобленным хищником, которого кто-то посмел оторвать от добычи, буквально зарычал, оскалив зубы, резко обернулся к новому противнику и… О. Какая интересная реакция. Ген будто в прямом эфире наблюдал, как на волевом лице Нанами одна за одной сменялись в лихорадочном слайд-шоу совершенно не похожие друг на друга эмоции. В конце концов он застыл с выражением глубинного шока. Казалось, Рюсуй едва ли дышал, совершенно окаменевший перед лицом внезапно ожившего призрака бывшей любви, что стоял перед ним целый и невредимый. Цукаса элегантным жестом сорвал с себя накладные усы. Рюсуй неверяще моргнул. Тряхнул головой. Моргнул ещё раз. На лице Шишио появилось странное выражение, которое могло бы показаться кому-то злобным, циничным удовлетворением, но Ген точно знал, что там, под этой плоской жестокой маской, скрывалось ломкое и очень уязвимое нутро. Как бы то ни было, оружие в руке Цукасы не дрогнуло ни на йоту. Он выгнул бровь. — Что-то не так? — с вызовом бросил он, очень недобро ухмыляясь. — Ты зол? Разочарован? — Как… — это слово прозвучало так, словно вырвалось из самой души Нанами. — …как это возможно? Ген, который всё ещё валялся на полу, прижатый к бетону его сапогом, с трудом перевёл дыхание, сделав один глубокий болезненный вдох, борясь с неистовым желанием просто тихо мирно отключиться, чтобы избежать очередного диалога по мотивам библейской концепции второго пришествия. Его тело ныло, словно один огромный синяк, словно Ген получил ушиб всего Асагири, и он уже чувствовал, что даже если каким-то чудом переживёт сегодняшний день, то его завтра будет воистину ужасным. Вероятно, с точки зрения стратегии более выгодным будет просто сдохнуть здесь и сейчас, но… Он снова глянул на Рюсуя. Тот всё еще сжимал свой пистолет, но его руки повисли по бокам безвольными макаронинами. Казалось, он совершенно забыл о Гене, будто его никогда не существовало, он неотрывно пялился на Цукасу, и всё было бы очень славно, если бы господин Нанами соизволил убрать свою ногу с его грудной клетки, спасибо. Ген медленно потянулся к ножнам, заткнутым за пояс, незаметно вынимая оттуда свой любимый клинок, и попытался не обращать внимания на едва выносимую боль в рёбрах. Из-за этого ебучего падения с лестницы каждое движение теперь буквально отдавалось рикошетом по его костям, которым и так-то было не очень сладко после всего пережитого, но, знаете, что? Ген не собирался смотреть, как Рюсуй убивает его лучшего друга, который пытался его защитить. Ген будет за него драться. Цукаса же не мог отвести от Рюсуя взгляд. Его глаза были непроницаемо-тёмными, нечитаемыми, его грудь лихорадочно вздымалась и опускалась от рваного явно болезненного дыхания, так, будто по дороге сюда он пробежал какой-то полумарафон, не меньше. — Брось оружие. Пальцы Нанами разжались, на бетонный пол ненужной игрушкой свалился его пистолет, и по узкому пространству лестницы жутковатым эхом разлетелся металлический лязг. Цукаса вздрогнул от шума и вновь угрожающе поднял пушку, когда Рюсуй, наконец, убрал ногу с ребёр Гена и смело шагнул вперёд. — Стой на месте, — рявкнул Цукаса, однако тот, казалось, плевать хотел и на угрозу в позе Шишио, и на пушку в его руке. Он продолжал идти вперёд, к нему, даже когда Цукаса взвёл курок. «Просто стреляй, Цу-чан, просто стреляй!», мысленно молился Ген, пытаясь собраться с силами, чтобы встать, но вместо того, чтобы выстрелить, Цукаса лишь отступил на шаг, выглядя крайне нестабильным, почти безумным. — Остановись, блядь! — приказал он. Рюсуй же продолжал приближаться к нему медленными, неуклюжими, шаткими шагами, не отрывая взгляда от его лица. — Не приближайся! — снова предупредил Цукаса, и в его голосе, наконец, проступила дрожь. Рюсуй сделал ещё шаг. — Я серьёзно… Рю, не подходи… Рю только ускорился. Цукаса перехватил пистолет покрепче и прицелился, положив палец на спусковой крючок. Нанами же, шатаясь, рванул ближе одним большим шагом, оттолкнул в сторону руку с пистолетом, и глаза Цукасы распахнулись широко и кругло в чём-то крайне близком к панике. Вся та смертоносная грация, с которой Шишио каждый раз так легко и играючи расправлялся со всеми врагами, казалось, испарилась в одну секунду, и Ген поразился, увидев, что вместо неё в его взгляде осталась лишь одна уязвимость. Но, слава сиськам Бишамонтен, это продлилось недолго. Спустя буквально сотую долю секунды, когда между ним и Рюсуем осталось от силы полшага расстояния, Цукаса, наконец, усмехнулся, собрав в себе остатки той безрассуднуюй храбрости, к которой Ген так привык и которую так в нём любил, и с вызовом вздёрнул подбородок, глядя на Нанами сверху вниз. — Что, теперь собираешься убить меня своими руками? Всё ещё не говоря ни слова, Рюсуй бросился вперёд, вмиг преодолев оставшиеся между ними сантиметры, и… …обнял Цукасу, уткнувшись лицом в основание его шеи, сжимая руками его мощные плечи, сгребая пальцами его толстовку, так отчаянно, словно пытался забраться внутрь. Ген видел, как его спина содрогалась в до боли очевидном чувстве, которое явно было слишком сильным, чтобы ему можно было дать название, а пальцы так сильно вжимались в ткань, что побелели костяшки. Кажется, у Гена отвисла челюсть. Лицо Цукасы же сделалось ровно таким, как у Рюсуя буквально минуту назад — застывшим в глубоком первородном шоке с широко раскрытыми то ли в ужасе, то ли в отрицании глазами. Он вытянул руки в стороны, будто не знал, куда их девать, пока его обнимают, и до смешного напоминал какого-то каменного истукана. Ген со скрипом поднялся с пола, но с места не сдвинулся, не понимая, что же теперь делать. Бежать? Спасать? Убивать? Сочинять свадебную речь? — Я думал, ты, блядь, мёртв, — спустя то ли минуту, то ли вечность, прохрипел Нанами, не отрывая лица от сгиба шеи и плеча Цукасы. Его жестокая хватка немного ослабла, стала нежнее, он жадно втянул воздух и прижался к Цукасе ещё ближе, крепче, трепетнее, словно пытаясь спрятаться в его мощной грудной клетке, вжаться в его бешено колотящееся сердце и остаться там навсегда. Цукаса с силой сглотнул, моргнул, и мускул на его челюсти хрупко дрогнул. Со всей очевидностью, прямо сейчас он боролся с едва ли не рефлекторным желанием полностью расслабиться в этих внезапно-знакомых объятиях. Он медленно перевёл взгляд на Гена, неуверенно вскинув брови, будто спрашивая, что же ему делать, но Ген, увы, тоже нихрена не понимал. Его сердце тоже бешено стучало, а в горле пересохло от горечи и боли, но… — Обними его, — одними губами прошептал он, обхватывая руками воздух перед собой, будто показывая Цукасе инструкцию по обнимашкам. Тот снова моргнул и нерешительно поднял руки, неловко обхватывая плечи Рюсуя с таким видом, будто сам не верил, что это действительно происходит. Подумав немного, он засунул пистолет в кобуру, и обнял Рю в ответ уже по-настоящему, прикрывая глаза, вжимаясь носом в светлую макушку, нахмурившись так, будто едва сдерживал слёзы. В носу у Гена что-то защипало. Его глаза действительно это видели? Действительно? Неужели.? Тут Рюсуя что-то осенило, и он чуть оторвался от Цукасы, отодвинувшись достаточно, чтобы заглянуть в его лицо. — Я думал, ты, блядь, погиб, — повторил он громким шёпотом, нахмурившись. — А ты всё это время был тут? Цукаса поджал губы. — Да, — неохотно кивнул он. Рюсуй нахмурился ещё больше, и в его глазах появилось что-то невыносимо похожее на боль. — Ты… ты хотел, чтобы я думал, что ты мёртв?.. — Ну… — голос Шишио дрогнул. — Ты был тем, кто помог им убить меня. Обвинение хлестнуло по Рюсую звонкой пощёчиной. Он вздрогнул, отшатнулся, вцепившись пальцами в толстовку Цукасы, словно просто не мог за него не держаться, но возмущение на его лице было таким искренним, что даже Ген засомневался в справедливости этих слов. Рюсуй тяжело дышал, его плечи вздымались от бурных эмоций, и он неверяще покачал головой. — Что? Это был не более чем испуганный шёпот, но Цукасу, казалось, поразило им, словно громом. Он отвёл влажный взгляд, но несмотря на явную боль сумел собрать в кулак всю силу своей непоколебимой воли, скривился в горькой улыбке и отступил на шаг, освобождаясь от хватки Нанами. — Не притворяйся, Рю, — выплюнул он. — Ты единственный, кто знал про Мирай. Единственный, кто знал. Кто мог меня сдать. Больше просто некому. Спина Рюсуя напряглась, рот открылся в немом удивлении, и он набрал было воздуха, чтобы начать говорить, но Цукаса уже продолжал. — Я верил тебе, Рю, я делился с тобой своей болью и рассказывал о сестре только потому, как сильно тебе доверял… — голос Цукасы был рваным и прерывистым, а в глазах блестели слёзы, но он упрямо продолжал. — Ты говорил мне, что это глупый контракт, то, что мы должны оборвать все связи и забыть про родных, ты говорил, что я всё делаю правильно, что перечисляю деньги на лечение сестры, ты говорил, что… — голос дрогнул окончательно, и Цукаса поднял лицо вверх, явно пытаясь сморгнуть влагу, и, глубоко вздохнув, покачал головой. — А потом ты просто сдал меня. И отказался идти со мной на миссию. Я ещё удивился, что ты отказался, но подумал: ладно, наверное, ему поручили что-то другое, но… Но ты просто знал, что со мной будет, да? Ты знал, что Хьёга меня убьёт. Тебе передали тогда, что ему это далось не так-то просто? Что я дрался с ним, блядь, и чуть сам его не прикончил, пока он не прострелил мне лёгкое и не сбросил с моста? И я, блядь, едва добрался до берега, и я звал тебя, блядь, Рю, я лежал там и звал тебя, потому что думал, что ты отправишься искать меня, когда я не вернусь домой, но никто меня не искал. И тогда я всё понял. От масштаба отчаянной, прогорклой ярости, что кипела вокруг Цукасы, пока он говорил, у Гена всё внутри переворачивалось. Он не знал всю историю. Он понятия не имел, что случилось с Цукасой в тот день, кроме очевидного — его ранили, но он выжил, преданный, озлобленный и жаждущий мести. Ген нашёл его в грязном переулке на самой окраине города, и тот уже едва дышал, но всё равно был чертовски сильным — и чертовски опасным. Ген уже не помнил, как ему удалось дотащить его до укрытия, как он позвал Луну, которая до жути боялась связываться с чем-то подобным, не помнил, как убедил её помочь… В памяти осталось лишь то, как он менял Цукасе влажные повязки на лбу в моменты жара и как перевязывал его раны. Путь их сближения был долгим, Шишио, будто раненый лев, рычал и выпускал на него когти, но Гену таки удалось его приручить. И теперь он не мог наблюдать, как его другу делают больно. Мы ведь ответственны за тех, кого приручили, верно? Он осторожно потянулся за оброненным Рюсуем пистолетом, смутно надеясь, что другого оружия у Нанами с собою нет, и тот не сможет никого пристрелить, даже если шансы победить его в рукопашном бою будут крайне невелики. Он чувствовал в ухе слабое настойчивое жужжание, видимо, это Рилл продолжала пытаться связаться с ним после того, как Ген внезапно отключился, но прямо сейчас он слишком беспокоился о Цукасе, чтобы отвлекаться на звонки. — Я не… — начал Рюсуй совершенно разбитым и крайне несчастным голосом, но, казалось, просто не мог подобрать нужных слов. На его лице было такое очевидное замешательство, смешанное с горем и приправленное ошалелой радостью, что даже Цукаса слегка заколебался в потоке своей обвиняющей злости. — Цу, родной, я бы никогда не причинил тебе боли — я любил тебя. Я горевал о тебе. Всё это время. — Тогда откуда они узнали про Мирай? — потребовал Цукаса. — И почему ты отказался идти со мной?! И снова Рюсуй отреагировал так, словно получил удар поддых: он отшатнулся, оскалился и зарычал в ответ. — Я бы никогда тебя не подставил! Я не понимаю, о чём ты… я… — Кому ты сказал о том, что я помогаю Мирай? — Клянусь, Цукаса, я не говорил никому! После твоей… — он запнулся, — смерти я даже наводил справки в больнице, хотел проверить, как она, но мне сказали, что такого пациента больше нет- Губы Цукасы искривились в ядовитой усмешке. — Конечно, нет, я сделал всё, чтобы перевезти её в другое место как можно быстрее! — ну, точнее, это Ген сделал всё, чтобы перевезти Мирай в клинику, что посоветовала Луна, у неё тогда ещё не было своей собственной больницы, но он это сделал, конечно, по просьбе Цукасы, так что решил воздержаться от комментариев. Цукаса же продолжал. — И даже если так, то как ты объяснишь свой отказ от миссии? — Но я не отказывался от миссии! — Рюсуй возмущённо всплеснул руками. — Мне её даже никто не предлагал! В тот день я был уверен, что ты просто хочешь сбежать с очередной пресс-конференции- — Но я видел, ты был в графике заданий, вместе со мной, а потом исчез! — Цукаса, твою мать, когда я вообще смотрел на графики?! Мне сказали, что у тебя задание, и что ты уехал, и откуда мне было знать, что что-то не так? Мы ведь куда чаще ездили на миссии раздельно, чем вместе, разве нет? Шишио оскалился. — И кто тебе, блядь, такое сказал? — Бля, да сколько времени-то уже прошло, ты думаешь я… — протест Рюсуя резко оборвался, и из его горла вырвался какой-то жалобный звук. Впервые на его лице появилось что-то похожее на стыд. Он отступил назад, неуверенный, будто бы потерявший опору и равновесие, и шатнулся в сторону, схватившись за грудь. Ген наблюдал, как руки Цукасы будто сами собою взметнулись вверх, чтобы его поймать, поддержать, но он быстро опомнился и опустил их обратно. — Бьякуя. Мне Бьякуя это сказал. И он всегда дублировал мне лично, с кем и куда я выдвигаюсь на следующее задание… Но в тот раз я ничего не получал, — медленно произнёс он ровным и будто бы отсутствующим голосом. — Я бы ни за что не отказался от возможности пойти на миссию с тобой… В тишине, воцарившейся после его монолога, ощущалось точно такое же тошнотворное понимание, что и у Сэнку, когда тот своими глазами видел, какие заявления делал его отец. Было почти душераздирающе наблюдать, как мир очередного мнимого героя переворачивается с ног на голову из-за потери привычного стоического фундамента. Светлая голова Рюсуя болезненно склонилась под тяжестью осознания, и он устало закрыл глаза, потирая лицо ладонью. — То есть, ты хочешь сказать, что ты не знал? — настаивал Цукаса. — О том, что собираются сделать со мной? Сломленный и почти разбитый, больше, чем Ген когда-либо видел, Рюсуй покачал головой. — Я понятия не имел. Цукаса протянул к нему руку, схватил за подбородок и заставил Нанами посмотреть на него. В его благородных чертах не читалось ни злости, ни привязанности, ни прощения. Он просто долго молча изучал выражение лица Рюсуя, вглядываясь, казалось, в каждую его клеточку. — Поклянись мне в этом. Поклянись, что ты не помогал им убить меня. Поклянись, что ты тут ни при чём, Рю. Рюсуй вцепился в его запястье, словно это был якорь, нет, словно это спасательный круг, брошенный утопающему за мгновение до того, как силы кончились. — Клянусь, котёнок, клянусь, я не знал. Я думал, что это просто несчастный случай. Я винил себя за то, что не попросился пойти с тобой, но, оказалось, я просто всё продолбал… Будь я внимательнее, проверяй я графики вовремя, не будь я таким инфантильным, блядь, я так виноват перед тобой, я виноват во многом, родной, но я не предавал тебя… Теперь дрожал уже Цукаса, обнажённый и уязвимый до самой глубины души, лишившийся стального щита из гнева, который все эти годы его защищал. Он продолжал скользить взглядом по лицу Рюсуя в поисках любого признака обмана, любого намёка на нечестность, любого доказательства, что его худшие опасения на самом деле были правдой. Но, видимо, того, что он увидел, было достаточно, чтобы разрушить его окончательно, сбить с толку и вызвать прилив неуверенности в собственном восприятии мира. — Ладно, — выдохнул он, наконец, и начал было убирать руку, но Рюсуй уцепился за эту маленькую точку контакта что есть сил. — Нет, пожалуйста, — умоляюще выпалил он, — не уходи. Не исчезай опять. Я не смогу, я… я уже потерял тебя однажды. — Рю… Я уже не тот человек, которого ты когда-то знал. Я намного, намного хуже. — Мне всё равно. Я тебя не отпущу. Цукаса сменился в лице, снова стал хмурым, суровым и жёстким, с силой сжимая челюсти и делая голос угрожающе низким. — Я пришёл сюда, чтобы убить Бьякую, Рюсуй. И я не позволю тебе меня остановить. Как бы это ни было печально, но Цукаса явился в Башню не для того, чтобы мило воссоединиться со своей прошлой любовью в сладко-болезненных объятиях, и Рюсуй, по всей видимости, прекрасно это понимал. Он нахмурился и задумчиво склонил голову набок, размышляя. — Ты уверен, что это именно Бьякуя всё устроил? Это мог быть кто угодно другой… В тебя ведь выстрелил Хьёга, так? А он дружит с Мозом, а Моз, в свою очередь, работает на Ибару, и наш отряд всегда его раздражал… Ген деликатно прочистил горло, и эти двое синхронно повернулись к нему с таким видом, словно вообще забыли о его присутствии. — Ну, ты всегда можешь спросить мнение Сэнку на этот счёт, если не веришь нам. В конце концов, Бьякуя пытался убить и его тоже. — А ты-то откуда это знаешь? — требовательно рявкнул Рюсуй, полностью поворачиваясь к нему лицом. — Откуда мне знать, что это не ловушка? Что это не ты всё устроил, а, мелкий ублюдок? — О, да-а-а, это, определённо, я жестоким обманом заставил Бьякую отдать приказ убить собственного сына, чтобы тот без предупреждения заявился ко мне домой, притащив за собой на хвосте целый, блядь, отряд силовиков, и умолял меня о помощи, — саркастично протянул Ген, источая яд буквально каждым звуком. — Я что, по-твоему, совсем дебил? Какой мне от этого толк? У меня всё в порядке с головой, по крайней мене, было, до всего этого дерьма… — Да ты стал ёбаным позором этого города с тех пор, как- — С тех пор, как Ибара подговорил Сэнку не вмешиваться в дело журналистки, которая была моей лучшей подругой и единственной семьёй, чтобы скрыть улики, которые она нашла против него, и послал к ней убийцу от имени Сэнку Ишигами, — закончил за него Ген, ощущая пылающую ярость каждой клеточкой своего существа. И, кажется, впервые это была ярость не на Сэнку. Рюсуй нахмурился и посмотрел на него с большим сомнением во взгляде. — И как я должен в это поверить? За последние десять лет ты убил десятки людей. — Ну, у тебя нет выбора, — ответил за него Цукаса. Рюсуй инстинктивно оглянулся на него. — Веришь ты нам или нет, но сегодняшняя ночь закончится смертью Бьякуи. И ты нам в этом не помешаешь. Повисло напряжённое молчание. — Так вот почему Сэнку вытащил тебя из тюрьмы? Потому что был зол на отца? Ген выдохнул сквозь сложный узел из эмоций, что каждый раз тяжким грузом сворачивался в груди при одном лишь упоминании о Сэнку. И, конечно, в памяти тут же вспыхнул их последний разговор — ровно перед тем, как уйти на задание. Я люблю тебя, Ген. Мне кажется, я в тебя влюблён. — Сэнку поверил Бьякуе, когда тот позвонил. Настолько, что отвернулся от меня, несмотря на то, что сам пришёл ко мне за помощью, — с горечью в горле пожал плечами он. — Я не знаю, что тут у вас происходило за то время, пока я куковал за решёткой, но, что бы ни случилось, этого явно было достаточно, чтобы ваш признанный гений убедился, что я говорю правду. Рюсуй выглядел так, будто всё ещё хотел возразить, но, казалось, он просто не мог отвести взгляд от Цукасы на достаточное количество секунд, чтобы собраться с мыслями. По его живому, подвижному лицу было заметно, как тень сомнения всё глубже и глубже закрадывалась в его разум, и главным источником этого сомнения был, конечно, человек, который стоял перед ним — и которого Рюсуй считал мёртвым последние пять лет. Было вполне очевидно, что Нанами не собирается отступать — единственный вопрос заключался в том, как далеко он готов был зайти, чтобы удержать Цукасу рядом с собой. Ген взглянул на таймер, который показывал, сколько у них осталось времени до того момента, как охранники поймут, что что-то не так. — Нам нужно идти. Цукаса встретил взгляд Рюсуя с совершенно стальным выражением лица. — Ты собираешься нас остановить? — он угрожающе выгнул бровь. Не дожидаясь ответа, Ген направился вниз по лестнице в поисках выхода в ближайший коридор. У них оставалось критически мало времени, им нужно было действовать быстро, очень быстро, если они всё ещё планировали воспользоваться шансом найти Бьякую до того, как окно закроется. Апартаменты Ишигами-старшего находились совсем в другом крыле Башни, и у них не было ни одного способа выяснить, дома ли тот вообще. Оставалось только лишь уповать на удачу, поскольку, если его там нет, у них точно не будет времени, чтобы снова обыскивать грёбаный небоскрёб. Цукаса бросил последний взгляд на сурово поджавшего губы Нанами и молча развернулся, направляясь по лестнице вслед за Геном. Они были уже почти у двери, когда услышали быстрые шаги за спиной. — Я иду с вами. ••• Как только голос Гена просочился сквозь наушник Амариллис, Сэнку понял, что что-то пошло не так. Он ещё не знал, что, но сам факт того, что Ген — его самоуверенный, самодостаточный и до абсурда самостоятельный Ген! — внезапно позвонил, уже отчаянно намекал, что дело дрянь. Как только Ген принялся объяснять, что случилось, земля ушла у Сэнку из-под ног. Коленки подкосились, и он потерялся в бешеном шуме, что пульсировал прямо в ушах, и в звуках Амариллис, которая пыталась понять, что же Ген имел в виду. Как Ибара мог быть мёртв? Это не имело смысла. Сэнку был согласен. Все варианты, что возникали в голове по поводу причин и последствий, были один хуёвей другого. — А что насчёт Бьякуи? — сдавленно спросила Рилли, глядя на Сэнку тёмными непроницаемыми глазами. — Скоро. Мы как раз- Что бы Ген ни хотел сказать, его прервало злобное рычание знакомого низкого голоса. Рюсуй. — Чёрт, — прошипела Амариллис, когда связь резко оборвалась, и в наушнике послышались пугающе-короткие гудки. — Нам нужно ему помочь, — выдохнул Сэнку, уже поворачиваясь обратно к двери, через которую они только что вошли. — Рюсуй просто убьёт его, вот и всё! Он старался не думать о том, как зол сейчас Рю на Гена. Он явно ещё не простил его за тот выстрел в Бюро, а теперь и вовсе, должно быль, был одержим той ложью, которой Бьякуя объяснял всему миру поступок Сэнку. — Подожди! — Рилли звучала измученной, встревоженной и крайне расстроенной происходящим. Сэнку прекрасно её понимал. — Как ты собираешься туда попасть? Мало того, что даже на машине это, минимум, десять минут, так ты ведь ещё и не можешь просто так взять и ворваться в Башню! Тебя тут же схватят! — Мне всё равно, — всплеснул руками Сэнку. — Я не собираюсь торчать тут и просто ждать, пока его там убивают! Рилл раздражённо закатила глаза. — О, и что? Ты собираешься в одиночку пробиться сквозь всю вооружённую охрану и надеешься, что каким-то образом спустя столько времени успеешь его спасти? Возможно, мы уже опоздали, — её голос сорвался в чём-то крайне близком к рыданию, и Сэнку даже несколько удивился тем, насколько она была расстроена такой вероятностью. Амариллис порой казалась ему равнодушной и отстранённой, но, видимо, Ген был действительно важен для неё, раз его беды причиняли ей такую боль. Она сглотнула подступившие слёзы. — Ген доверил нам с тобой найти доказательства. Мы не можем его подвести. Сэнку сжал челюсти, разрываясь между сердцем и обещанием. — Тогда останься ты. От меня тут всё равно мало толку, а ты — лучшая воровка ценностей в стране. А я возвращаюсь за Геном. — Но я даже не знаю, что искать! — её голос снова сорвался, и сердце Сэнку сжалось. Рилл явно была на грани паники, хотя изо всех сил пыталась это скрыть. Он медленно выдохнул, лихорадочно перебирая в голове варианты. — Ищи все бумаги, где есть логотип «Зенона». Всё, что найдёшь, бери с собой. Все накопители тоже бери без разбора, там разберёмся. Как закончишь тут, иди в архив. А после, просто на всякий случай, загляни в кабинет Бьякуи. Он на пятом этаже в левом крыле. Последний пароль от его компьютера, который я знаю — мой день рождения, четвертое января, и мой главный детский страх, демон нурэ-онна. Скорее всего, он изменился, но можно что-то покрутить по тому же принципу. Возможно, там будет что-нибудь важное. Рилл нахмурилась, но кивнула, уже явно куда более собранная. — Хорошо. Поняла. Спасибо, — она снова кивнула, и в выражении её лица читалась благодарность, хотя это было странно: он не сказал ей буквально ничего нового и особенно полезного, просто повторил всё то, что раньше говорил Ген. — Но всё же, как ты собираешься попасть в здание и не поднять там тревогу? Это был сложный вопрос. Но нужный. Сэнку лихорадочно обдумывал все варианты, и, определившись, медленно выдохнул. — Дай мне свой телефон. Амариллис вскинула брови, но протянула небольшой простенький мобильник. Сэнку мысленно порадовался, что знал все важные номера наизусть. А Хром был очень, очень важным человеком. Раздались три долгих гудка и тихое, осторожное: — Алло? Отсутствие шума на заднем плане означало, что Хром, вероятно, уже давно мирно спал в своей постели — он всегда ложился раньше всех, впрочем, как и вставал. Если бы Сэнку попытался, он мог бы представить своего названного братишку с глупой повязкой для сна на лбу, свернувшимся калачиком на подушках с раскрытой книгой на соседней тумбочке. Этот образ вызвал всполох глубокой тоски, и сердце Сэнку потянуло болезненным спазмом. Личный номер Генералов был известен лишь только нескольким людям, и он прекрасно понимал, что Хром, вероятно, очень растерялся, увидев на экране незнакомые цифры. Сэнку набрал воздуха в лёгкие. — Хром, — резко выдохнул он. — Мне нужна твоя помощь. Послышался звук шуршащей ткани — видимо, Хром сел в постели. — Сэнку? Это ты? Ты в порядке? Если он и был удивлён, что Сэнку так внезапно связался с ним после побега, обвинения во всех грехах и преступных связях с Менталистом в придачу, он этого не показал. Только лишь большой опыт жизни бок о бок с этим добряком позволил Сэнку истолковать его осторожный тон и краткую секундную заминку в голосе как признак облегчения — но и опасения. — Ты просмотрел ту информацию, которую я оставил? — Я… да. Да, я всё просмотрел. Сэнку выдохнул с облегчением. У него была одна единственная надежда на то, как убедить Хрома ему помочь — это если информация, которую Сэнку оставил на флэшке, заставила Хрома хотя бы задуматься о том, что в Совете что-то не чисто. — Вооружённые с ног до головы отряды американских солдат, которые работают на «Зенон корпорейшен», готовы вот-вот вторгнуться в город, и они используют Совет как прикрытие. — Бьякуя утверждает, что всё это замысел Ибары, — голос Хрома был подчёркнуто нейтральным. Ага. Значит, он уже пытался говорить об этом с Бьякуей, пытался задавать ему какие-то вопросы — и, видимо, ничем хорошим этот разговор не закончился. Сэнку задумался, насколько сильно это их с Геном большое диверсантское расследование на маленькой флэшке уже успело ему навредить. — Ибара мёртв. — Что? — на этот раз голос Хрома утратил все осторожные нотки. Сэнку услышал, как тот начал нервно расхаживать по комнате. Сэнку же предельно быстро — и предельно осторожно! — пытался выбраться из здания Совета ровно по тому же тщательно продуманному маршруту, которым они с Амариллис сюда попали. Ему редко везло, Сэнку вообще не был каким-то особо удачливым человеком, даже наоборот, но пока всё шло гладко. Хотя бы здесь. — Это… что, чистосердечное признание? — наконец выдавил Хром. — Хочешь сказать, что это ты его убил? — Нет, я клянусь. Это не наших рук дело, — услышав приглушённые голоса неподалёку, Сэнку спрятался в нише за колонной и понизил голос до еле слышного шёпота, заставляя себя продолжить с жестокой честностью, поскольку врать Хрому он точно больше не собирался. — Менталист проник в Башню сегодня ночью, чтобы его убить, но обнаружил, что Ибара уже мёртв. — Как такое может быть? — ошалело выдохнул Хром. — Наверное, это случилось совсем недавно?.. — Дружище, я не знаю. Всё, что я знаю, это то, что кто-то убил Ибару в его покоях ещё до того, как Ген успел к нему прикоснуться. И прямо сейчас единственные, кто мог бы извлечь из этого выгоду, — это «Зенон корпорейшен». Хром задумчиво хмыкнул. — Это глупо, — в итоге возразил он. — Ибара им помогал. И в любом случае, это лишь только догадки. — Тогда помогите мне это расследовать, Хром. Помоги мне выяснить правду. — Ты поэтому мне позвонил? — спросил он с глубокой горечью в голосе. — Не для того, чтобы успокоить и сказать, что ты жив, а чтобы попросить сыграть роль двойного агента? Что-то очень хрупкое и уязвимое сжалось в груди у Сэнку. Хром всегда был лучшим из них. Его доброта, его большое честное сердце, его жажда жизни и стремление защитить — в нём всего этого было больше, чем во всех Генералах вместе взятых, а его острый ум и воистину титаническое упрямство, что скрывались под маской наивного старательного простачка, дальше которой обычно никто не смотрел, делали его действительно бесценным союзником. Какая-то часть Сэнку искренне верила, что если ему удастся убедить Хрома, что он говорит правду, их будет уже не остановить. Они будут непобедимы. И что у Сэнку даже, возможно, получится сохранить хоть что-то из своей семьи. — Мне нужна твоя помощь, Хром. Очень нужна, дружище. Пожалуйста. Наступила долгая пауза, во время которой всё, что мог делать Сэнку, — это медленно продвигаться вперёд, сначала по узкому скрытому коридору для персонала, потом в один из дальних туалетов на первом этаже, и там, осторожно и с рисковым кувырком, скользнуть на улицу через заранее приоткрытое крошечное окно. Рилли была права, и до Башни по дорогам минут десять на машине, но Сэнку отлично знал этот район, и знал, что лёгким бегом, срезая по всяким задворкам, он сможет добраться туда за пятнадцать минут — он так не раз и не два просыпал все будильники и сломя голову нёсся на очередное тупорылое совещание, поскольку на машине из-за пробок и парковок приходилось терять даже больше времени. Сейчас было опасно сосредотачиваться на чём-то кроме попыток избежать охранников, что рыскали по территории — да ещё и при условии, что Сэнку в принципе не очень-то умел скрываться. Он знал, что Ген бы сейчас точно придумал какой-то ловкий отвлекающий манёвр, но приходилось думать самому. Какой бы подробный план операции они ни составили, никто не предполагал, что вторая группа войдёт в Башню буквально следом за первой. Кохаку бы, наверное, с радостью помогла отключить все камеры, но было слишком рискованно полагаться на ту счастливую случайность, что она об этом догадается даже не зная, что Сэнку сюда спешит. Он уставился на огромный сияющий небоскрёб Башни издалека и постарался не думать, что будет делать, если Хром сейчас от него отвернётся. Говорить ему, что Ген Асагири проник в здание, было крайне рискованно, по-хорошему, Хром мог бы с такой же лёгкостью предупредить всех охранников, чтобы те обыскали всё и нашли опасного преступника… Он мог бы даже присоединиться к Рюсую и напасть, он мог бы собрать их всех, и тогда у Цукасы и Гена не было бы ни единого шанса- Наконец, в трубке раздался тяжёлый вздох. — Чего ты от меня хочешь, Сэнку? Прошло от силы полторы минуты молчания, но, казалось, пролетела целая жизнь. Сэнку постарался не подавиться воздухом при следующем вдохе, испытывая одновременно и нетерпение, и облегчение. — Мне нужно найти Гена, на него сейчас напал Рюсуй. — И ты, типа, что, планируешь драться с Рюсуем? — в голосе Хрома прозвучали резкие нотки, которые нельзя было спутать ни с чем. Он бы никогда не пожертвовал одним братом, чтобы спасти другого. — Нет, нет, я не хочу драться с Рюсуем и не хочу причинять ему боль. Я просто хочу с ним поговорить, как с тобой. Он не понимает, почему я работаю с Геном, он думает, что Ген — преступник- — Мм. А разве это не так? Блядь. Сэнку глубоко вздохнул. — Ну… Это, конечно, так, — медленно согласился он, — но, поверь, то, что он делает — во благо страны. Во благо простых жителей. Он борется с коррупцией, и… Бля, ладно, я понимаю, как это звучит, и что я правда выгляжу в твоих глазах каким-то зомбированным имбецилом, но, чёрт возьми, в Совете сидят точно такие же преступники, как и Ген. Их нужно остановить. — Я… я понимаю, о чём ты, Сэнку, — осторожно начал Хром, и, судя по его тону, он действительно понимал. — Я смотрел твои материалы, и у меня очень, очень много вопросов, но мы могли бы попытаться остановить их вместе. Для этого не обязательно связываться с убийцами. Бьякуя мог бы– — Бьякуя, мать его, один из них, Хром! Ты действительно думаешь, что руководитель PSIA не знал обо всём, что происходит? Это даже звучит смешно! Где хоть одно громкое расследование убийства Премьера? Где хоть какие-то свидетельства того, что процесс вообще идёт? Где хоть что-то существенное, кроме этих ебучих связей с общественностью? До сих пор было так больно осознавать, насколько наивными все они были в отношении Бьякуи. Отчасти причиной тому была какая-то невинная детская преданность, отчасти — страх разочаровать наставника, отчасти — сила мощной военной дрессировки. Всё это сделало их уязвимыми перед лезвием умелых манипуляций, но, как бы Сэнку того ни хотелось, увы, при этом никак не могло их оправдать. Хром что-то сдавленно промычал в телефон и выдохнул, явно встревоженный. — Так чего же ты ждёшь от меня? — Помоги мне зайти в Башню и найти их, — тут же ответил Сэнку, не отрывая глаз от сияющего роскошной иллюминацией небоскрёба. — Я поговорю с Рю, расскажу правду, объясню ему всё, как есть, но, главное, спасу Гена. Он не заслужил того, что Рю может с ним сделать. Наступила очередная пауза, во время которой Сэнку слышал лишь стук собственного сердца и гул тысячи незаданных вопросов. Затем… — Встретимся у бокового входа. ••• После этого они почти не разговаривали. Присутствие Рюсуя могло бы придать их движению по Башне достаточный уровень легитимности, но и Ген, и Цукаса были слишком хорошо известны в здешних кругах, чтобы всерьёз так сильно рисковать быть замеченными. Нанами, стиснув зубы в приступе плохо сдерживаемой ярости, вёл их неочевидными проходами, и они с Цу-чаном шагали за ним следом, словно странные неподходящие силуэту тени, и это было слишком жутко, чтобы позволить себе думать о правильности принятого решения, поэтому Ген сосредоточился на том, чтобы старательно притворяться, будто он совсем не замечает, как сильно всё, что уже произошло, повлияло на его лучшего друга. Он попытался представить, каково это — ходить по этим коридорам и знать, что люди за этими стенами сыграли свою роль в жестоком сценарии, который превратил твою жизнь в кошмар наяву. Он представил, сколько же лет Цукаса, наверное, провёл в благодарности за кров, за шанс на лучшую жизнь, за обучение, за безопасность, за смысл — которые Бьякуя когда-то обещал каждому из одиноких мальчишек в своём отряде. Верил ли он тогда, в ту жестокую ночь, что Бьякуя его не предал бы — как верили Сэнку с Рюсуем? Верил ли он, тогда, будучи голодным пятнадцатилетним мальчишкой, которого привели в современные казармы центра подготовки, что это — то самое место, где он наконец сможет обрести полноценную жизнь? Сколько времени потребовалось Цукасе, чтобы поверить, кто и за что обрёк его на гибель? Труднее всего было не замечать ощутимого густого напряжения между Рюсуем и его внезапно ожившей большой любовью. Было так очевидно, что тот хотел поговорить с Цукасой ещё, обсудить их общую боль, задать тысячи повисших грозовой тучей вопросов, но, похоже, он пока просто не мог оправиться от шока: то ли от того, что Цукаса жив, то ли от того, что он явился убить Бьякую, то ли от всего вместе. Ген был уверен: им не удалось убедить Нанами, что Ишигами-старший заслуживает смерти, но всё равно не мог не задаться вопросом, хватит ли в его душе запасов любви к Цукасе, чтобы хотя бы задуматься, что человек, когда-то заменивший ему отца, мог быть не тем, кем кажется. Судя по тоске в глазах Рюсуя, Ген думал, что у них, возможно, есть подобный шанс. Но он также прекрасно понимал, что никаких запасов любви не хватит, чтобы удержать Бьякую от жажды перебить их всех, если вдруг появится такая возможность. Старый пёс системы был загнан в угол и терял контроль над своими щенками. Ген предполагал, что потеря Сэнку была осознанным шагом, как и решение избавиться от Цукасы когда-то. Лишаться ещё троих — видимо, самых послушных и самых верных, — было бы совсем отчаянным рывком, но… Загнанный в угол враг — самый опасный враг. Бьякуя не забрался бы так высоко по шаткой лестнице, если бы не был способен уничтожить на своём пути любую преграду, и то, что происходило сейчас, весь этот хаос в Совете, все эти подковёрные игры, буквально военное вторжение и оккупация столицы — всё это означало, что Ишигами Бьякуя уже чувствовал, как с каждым днём рушатся основы его собственного влияния, его личной, конкретно его власти. Ген не мог нащупать ответ лишь только на один вопрос: знал ли руководитель PSIA о смерти Ибары или же до сих пор верил, что это именно он стоит за всеми последними заговорами? С этими мыслями Ген потянулся к наушнику и снова включил его. — Кохаку-чан, дорогая, — тихо шепнул он, — мне нужно проверить, где сейчас Бьякуя. В ту же секунду в крошечном динамике раздался отчаянный голос Кохаку. — О, чёрт, я думала, ты там уже всё! Сдох! Боги, Ген, нельзя же так пугать, Рилли с Сэнку там сходят с ума и- — Кохаку, — перебил он, поморщившись при мысли, как, должно быть, разъярена сейчас Амариллис из-за его внезапного молчания в эфире. — Мы направляемся в квартиру Бьякуи. Мне нужно знать, будет он там, или мы попадём в ловушку. Ты можешь это проверить? Приём! Она раздражённо фыркнула, проворчав под нос что-то вроде «вот так и волнуйся за этого придурка», но Ген почти сразу услышал звонкий стук клавиш. Он подумал, нужно ли попытаться скрыть разговор от Рюсуя, но решил, что в этом не было смысла. Они и так максимально прямо заявили о своих намерениях. После длинной паузы Кохаку задумчиво хмыкнула. — Последний раз камера фиксировала Бьякую примерно тридцать минут назад. Он направлялся к одному из балконов в зимнем саду, разговаривал с кем-то по телефону. С тех пор он не появлялся ни на одной другой камере, значит, всё ещё там. — Ты знаешь, на каком балконе в зимнем саду обычно тусуется Бьякуя? — Ген тыкнул Рюсуя в плечо. Тот кивнул и немедленно изменил направление, вывернув на выход к внешним лестницам, снова избегая всех публичных лифтов. Цукаса, казалось, был абсолютно расслаблен, его будто вообще ничего не беспокоило, так что Ген был склонен надеяться, что бывший парень его лучшего друга не ведёт их прямиком в жестокую ловушку. — Передай Рилл, что мы планируем грохнуть Бьякую, — снова зашептал он Кохаку. — Пока всё по плану, насколько оно может быть по плану. Встретимся на точке в четыре утра. — Ты уверен? — осторожно спросила Кохаку. — Что–то здесь не так, слишком многое пошло через жопу… — Как только они узнают, что мы были в здании, охрана оцепит весь район. Это наш единственный шанс. Если что-то пойдёт не так, свяжись с Минами-чан, сообщите людям, что Ибара мёртв и опубликуйте вообще всё, что у нас на него есть. Это должно ограничить возможности влияния «Зенона», и- — Я не знаю, будет ли Сэнку ждать так долго, он правда там сходит с ума… Он постарался не выдать эмоций, что охватили, казалось, всё его существо при мысли, что Сэнку о нём беспокоится. Это было опасное состояние, и Ген на него разозлился. — Ну, значит, пусть не сходит! Всё слишком рискованно, к тому же, Рилл должна сказать Кирисаме, что всё это время за Ибару выступал кто-то другой, я не знаю, что это за чудо техники, но «Зеноны» здесь дольше, чем мы подозревали. Кохаку колебалась, в её голосе читалось отчаянное беспокойство. — Может, вы всё-таки просто свалите оттуда? — Не раньше, чем убьём Ишигами-старшего. Судя по выражению лица Цукасы, он полностью разделял его точку зрения. Выражение лица Рюсуя было напряжённым, но он, казалось, был готов хранить молчание до тех пор, пока они не столкнутся с Бьякуей лицом к лицу. Возможно, он хотел бы задать названному отцу парочку сложных вопросов. Ну, и, Ген был готов поспорить, Рюсуй пытался не обратить ярость Цукасы на себя. — Ладно, — с неохотой согласилась Кохаку. — Просто будь осторожен. Мне чертовски не нравится этот план. — Я вернусь раньше, чем ты успеешь соскучиться, дорогая, — улыбнулся Ген и снова отключился. Прежде чем он успел подумать, не свернул ли Рюсуй не туда, они внезапно оказались в огромном зале со стеклянными потолками, заставленным растениями. Деревья, цветы, какие-то кустарники, даже свисающие лианы — всё это озарялось сиренево-розовым светом специальных фито-ламп и напоминало настоящие джунгли в закатный час. Где-то даже журчала вода, и, казалось, чирикала какая-то шальная птица. Действительно — зимний сад. Ген и не думал, что можно устроить огромный кусок настоящего леса на верхнем этаже бетонного небоскрёба. Он осмотрелся в поисках признаков охраны, но, похоже, на ночь большую часть патруля переводили вниз. Наверное, присутствие наёмных солдат давало им ложное чувство безопасности. Рюсуй приложил палец к губам, показывая, что нужно быть тихими и на чеку, и двинулся вглубь по извилистой тропинке, петляющей между большими кадками растений. Цукаса скользнул вслед за ним, Ген осторожно направился рядом. В конце тропинки обнаружилась большая стеклянная дверь с подсвеченной табличкой «Выход на балкон». Как только дверь распахнулась, все звуки потонули в порывах ветра, что бешено трепал их одежду и волосы здесь, на самой верхушке внушительного небоскрёба. Из-за ветра почти невозможно было расслышать голоса остальных, и Ген растерялся. Тут он не смог бы услышать, как кто-то приближается, и это вызвало под кожей удушающую волну тревоги. Но, по крайней мере, у него ещё оставалась его зоркость, верно? Он огляделся. Над головой бескрайней тьмой разлилось беззвёздное ночное небо, а там, внизу, раскинулся его любимый Токио, укутанный мерцающим одеялом фонарей и неоновых вывесок… Сам балкон в это время ночи пустовал, но днём явно пользовался популярностью. Он был спроектирован как удобная зона отдыха: по краям аккуратно расставлены плетёные стулья, шезлонги и зонтики, несколько декоративных светильников бросали на пространство немного пугающие жёлтые пятна, тут и там шуршали листья деревьев, таких же, что стояли и в зимнем саду… В ту же секунду Ген понял, что Бьякуи здесь нет. — И где он? — будто прочёл его мысли Цукаса, внимательно оглядываясь по сторонам. — Я подумал, Кохаку видела, как он сюда зашёл? — Он мог где-нибудь спрятаться? — Ген повернулся к Рюсую. — Сбежать через другой выход? Удивительно, но тот выглядел таким же откровенно озадаченным. Рюсуй покачал головой. — Единственная точка доступа — это дверь, через которую мы только что прошли. Грязно ругнувшись себе под нос, Ген сердито зашагал прочь от этой парочки, стараясь не думать о том, сколько всего этой ночью пошло не так. Он устало опёрся руками о балконные перила, стянул с башки раздражающий парик, от которого ужасно чесался лоб, потёр лицо ладонью и уставился на раскинувшийся внизу город, позволяя ветру в ушах заглушить ярость в пылающем пожаром сердце. Он потерпел неудачу. Опять. Ибара был убит чьими-то чужими руками. Ебучий «Зенон» всё ещё пытался захватить власть в его родной стране — и Ген понятия не имел, нахрена. Бьякуя Ишигами всё ещё был на свободе, жив, здоров, и всё ещё мог причинить боль кому-то из тех, кого Ген любил. Каким-то образом он упустил все свои шансы отомстить. Каким-то образом его личный сорт правосудия снова ускользнул прямо у него из рук. Расстроенный и разъярённый, он не хотел думать о том, что теперь ему придётся возвращаться к точке сбора и рассказывать остальным, что ночь была крайне неудачной. Ему не нужна была их жалость, чтобы понимать: его шансы заполучить Ишигами-старшего тают с каждой прожитой минутой. Ген ничего не изменил. Ничего не исправил. Вся та кровь, которой он измазал свои руки, лишь запятнала его душу — но не внесла в этот мир хоть какие-либо значимые изменения. Смерть Рури была напрасной. Вмиг Ген почувствовал, как устал. Просто. Пиздецки. Всё тело ныло, болело, руки тряслись, голова кружилась, перед глазами всё расплывалось — а он этого даже не замечал в пылу адреналинового прихода. Кажется, где-то в процессе полёта по лестнице он пару раз мощно приложился башкой о ступеньку — и это если не считать того, что Нанами едва не свернул ему шею, впечатав в стену. Его организм не выдерживал всего, что на него свалилось. Ген попытался вдохнуть полной грудью, но голова закружилась ещё сильнее, и он зажмурился, пытаясь не шататься, чтобы, хотя бы, блядь, не свалиться с ебучей крыши небоскрёба. Он был так сосредоточен на своих удушающих мыслях, так погряз в своём болезненном отчаянии, так поплыл в каком-то тщедушном приступе жалости к себе, погружаясь взглядом в мерцающую огнями бездну под своими ногами, что не услышал момент, когда Цукаса с Рюсуем снова заговорили. Он не услышал и тихую поступь баснословно дорогих ботинок, что беззвучно шагнули по полу балкона. Он не заметил, как от стены за его спиной неуловимо отделилась тень — и вытянула руку с пистолетом. Дверь на балкон с грохотом распахнулась, и Ген обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сэнку рванул к нему выражением агонии и ужаса на волевом лице. — Ген! Раздался выстрел– А потом ничего не стало. ••• В ту секунду, как Хром резко повесил трубку, Сэнку едва поборол желание броситься к боковому входу в Башню напролом. Всё, о чём он мог думать, — это о том, сколькими способами Рюсуй уже мог бы успеть прикончить Гена за то время, пока Сэнку пытался до него добраться. Он даже не сомневался, что после его выходки с побегом из тюрьмы, Рюсуй был просто одержим идеей уничтожить Менталиста — ведь тот, в его понимании, забрал у него и Сэнку, — и потому точно не стал бы утруждать себя выслушиванием любых аргументов, которые мог ему выдать Ген. Что ещё хуже, там был Цукаса. Цукаса, который со всей очевидностью ещё не был готов встретить призраков своего прошлого. Цукаса, у которого остались жуткие, пугающие шрамы как лучшее доказательство того, что доверять им всем было ошибкой. Сэнку не мог быть уверен, что Цукаса попросту не сбежал, когда увидел, кто напал на Гена. Они с Асагири были близки, очевидно, очень, но будет ли их дружба сильнее его страха? Сэнку не знал. Более того, если учесть, в каком нестабильном состоянии находился сейчас Рюсуй, если бы он увидел Цукасу — живого и в союзе с ненавистным Менталистом — он мог бы убить их обоих. Ему потребовалось всё его не особенно великое в области скрытности мастерство, чтобы добраться до бокового входа Башни, не наткнувшись ни на одного из солдат, что буквально толпились на улице. Какая-то его часть неистово хотела драки, хотела пробиться сквозь них, чтобы высвободить эту ужасную, неистовую энергию, запертую внутри его сердца и мешающую дышать, и единственное, что заставляло его оставаться незаметным — это мысль, что нападение на охранников только лишь привлечёт ненужное внимание к присутствию Гена в здании. Тем не менее, когда он, наконец, добрался до маленькой железной двери рядом с погрузочными доками слева от главного входа в Башню, его руки буквально дрожали от страха и избытка адреналина. Он хорошо знал это место. Они с Хромом всегда пользовались этим почти неизвестным входом, чтобы избежать папарацци и фанатов, что вечно толпились у центрального главного крыльца. Раздался металлический шум, скрежет замка, и спустя секунду Хром толкнул дверь наружу, молча отступая в сторону, пропуская Сэнку внутрь. В воздухе повисло неловкое напряжение. Сэнку старался не замечать, как изменился Хром с момента их последнего разговора, который, в общем-то, случился не так уж давно. В его опущенных плечах ясно читалась глубокая и мрачная усталость, а на дне больших карих глаз таилась тень разочарования и штормом плескалось горе. — Я проверил записи с камер наблюдения, — начал Хром без лишних предисловий. — Судя по всему, Рюсуй напал на Менталиста прямо возле апартаментов Ибары. Но с камерами что-то не так, запись постоянно обрывается. С тех пор никто из них нигде не мелькал. Хром этого не сказал, но было вполне очевидно, что если бы Рю убил Гена, то точно не стал бы об этом молчать, а сразу поднял бы тревогу и сообщил о взломе всей системы безопасности. Башня бы уже точно превратилась в разворошенный муравейник, и к тому времени, как Сэнку сюда добрался, он бы уже упустил любые шансы проникнуть внутрь. Значит, этого не произошло. Пока. Сэнку пытался подобрать слова, чтобы спросить, слышал ли Хром хоть какое-то сообщение от Гена и заметил ли он на камерах Цукасу. Слов не находилось. — Где сейчас Укё? — вместо этого спросил он. Хром сосредоточенно сканировал взглядом каждый тёмный служебный коридор, в который они сворачивали. — Наверное, у себя? Не знаю. Честно говоря, у меня не было большого желания привлекать его к делу, в котором замешаны ты, Рюсуй и небезызвестный преступник. И Цукаса. — Хорошо, — кивнул Сэнку. — Я бы тоже не хотел его в это вмешивать… Но куда мы идём? — Ну, если Ибара мёртв, то, насколько я понимаю, остался только один член Совета, которого Менталист хотел бы убить, — хмыкнул Хром, заворачивая в очередной коридор. Бьякуя. — Ты… собираешься его остановить? — прохрипел Сэнку, и что-то глубоко-ушибленное в его груди начало болеть. На протяжении стольких лет Бьякуя был единственным человеком, которому Сэнку доверял беспрекословно. Никто не мог гарантировать, что окружающие его люди не предадут, не оставят, не подставят, Сэнку любил своих братьев и верил им, верил в них, но он был реалистом и понимал, что их пути вполне могли однажды разойтись, однако отец… Отец всегда был с ним, сколько Сэнку себя помнил. Менялось всё: круги общения, увлечения, места жительства, мечты и цели — но не Бьякуя. И для маленькой горстки мальчишек, которые сумели стать Сэнку братьями, Бьякуя тоже сумел стать маяком, домом, примером, оплотом их безопасности… Он был для них тем, кто открыл двери в мир. Он был для каждого из них отцом и матерью. Он был человеком, которому они доверили свою жизнь и на которого всегда могли положиться. Даже когда нож буквально правой руки его отца пробил тело Сэнку, он всё ещё верил, что это какая-то жалкая случайность. Что всё не так просто. Даже когда Сэнку понял, что в странных махинациях следственного комитета замешан лично Бьякуя, он всё равно думал, что это жестокая ошибка. Даже когда Сэнку своими глазами увидел, какой пиздец происходит там, на другой стороне яркой маски Совета, он всё равно поверил отцу, когда тот позвонил и обвинил во всём человека, без которого Сэнку бы попросту сдох уже тысячу раз… Сэнку потребовалось очень многое, чтобы всё осознать, и всё равно там, под рёбрами, роилось сомнение. Хром же знал о преступлениях Бьякуи только лишь со слов Сэнку, так разве можно было всерьёз надеяться, что он поверит? — Нет. Я не собираюсь никого останавливать. Мне надоело это дерьмо, и я хочу во всём разобраться, — спустя то ли минуту, то ли вечность ответил Хром. — Если мы все прижмём Бьякую к стенке, у него просто не будет другого выбора, кроме как ответить на обвинения, которые вы ему предъявили, верно? — прежде чем Сэнку нашёлся с ответом, он уже деловито продолжал. — Старик любит подниматься по ночам на верхний балкон в зимнем саду — я думаю, они туда и направляются. Сэнку ошарашено выдохнул. Хром никогда не переставал его удивлять. Именно эта черта характера Хрома, на субъективный взгляд Сэнку, и делала его самым впечатляющим союзником и самым страшным врагом. Миролюбивость, но справедливость, доброта, но честность, мягкость, но невероятная внутренняя жёсткость. Хром верил в лучшее до последнего, но всегда умел видеть реальность. Он мог проявлять понимание и терпение очень, очень долго, но когда терпение кончалось, лучше бы всем сразу признать свои ошибки. Его ярость всегда была холодной и острой, словно тонкий стеклянный клинок, и вдвойне мстительной. Рюсуй, возможно, и был тем Генералом, которого все боялись, но Хром, о, он был единственным, кто мог вызывать настоящую тревогу лично у Сэнку. Когда после ухода Цукасы их Силовой отряд расформировали — и начали формировать Спецподразделение на базе департамента технологий Бюро национальной безопасности — Сэнку пытался убедить Бьякую сделать именно Хрома официальным лидером их группы вместо него, но Бьякуя, по всей видимости, был слишком сосредоточен на том, чтобы рядом со словом «руководитель» всегда стояла фамилия Ишигами. Он говорил тогда, что общественности нужен кто-то, кого можно любить. Кто-то, на кого можно равняться. «Но почему не Хром?» — подумал тогда Сэнку. Ему всегда было так легко заботиться о других, ему так легко было очаровывать людей своей простотой и добрым взглядом, он так стремился защищать всех, кто в нём нуждался… Зачем выбирать вечно-угрюмую рожу Сэнку и его невнятно-раздражённые ответы на любые вопросы журналистов, когда весь мир мог влюбиться в Хрома? Но все парни тогда твердили, что Сэнку — прирождённый лидер. Что он лучший из них, и именно то, что он не хочет руководить, сделает его идеальным руководителем. Все настаивали, что это его роль, и что никто больше её не хочет — и Сэнку смирился. И вот, куда это привело. Как только Хром открыл своей ключ-картой вход на боковую лестницу, Сэнку больше не ждал ни секунды — он просто бросился наверх что есть силы. Его сердце колотилось в такт шагам, когда он перепрыгивал сразу через пару ступенек, чтобы как можно быстрее добежать туда, где под прицелом большой опасности сейчас находился Ген. По венам пульсировала та самая безрассудная ярость, от которой Бьякуя всегда предостерегал их на миссиях — и которой Ген, скорее всего, наслаждался. Сэнку казалось, что сейчас в нём не осталось никакой тонкости, никакой осознанности, он всё ещё тонул в страхе, злости и всепоглощающем беспокойстве, он просто нёсся вперёд на силе чистого адреналина, но, к счастью, рядом с ним был Хром. Тот, по всей видимости, тоже не был склонен медлить. Он окликнул Сэнку и вывел их к ближайшему грузовому лифту, ввёл свой личный код безопасности и нажал на кнопку самого верхнего этажа. Сэнку покосился на пугающее око камеры в углу. — Не ссы, я отключил все камеры там, где мы будем идти. Что ж, Сэнку ведь уже говорил, что в критических ситуациях Хром всегда был необычайно эффективен и убийственно дальновиден? Вот лучшее тому доказательство. Сэнку хмыкнул в знак признательности и постарался не дёргать ногой в нервном ожидании, пока цифры на маленьком экране становились всё больше и больше. Мысленно он перепроверил всё оружие, которое взял с собой, и все места, куда его спрятал, и усилием воли попытался успокоить своё бешено колотящееся сердце. В груди зияла ноющая, гулкая пустота, обещавшая боль в скором будущем — но до скорого будущего ещё нужно было дожить. Двери лифта плавно распахнулись, и Сэнку молниеносно выскочил наружу, спеша к выходу в конце узкого коридора. Там, по ту сторону, их ждали стеклянные своды зимнего сада, который Сэнку искренне любил и в котором провёл за созерцанием заходящего над городом солнца действительно бесчисленные вечера. Это место, обычно дарующее ему покой, умиротворение и моменты наедине со своими мыслями теперь казалось ему жутким. Деревья отбрасывали зловещие тени, всё казалось чужим и несущим угрозу. Сэнку осторожно шагнул вперёд, оглядываясь по сторонам, Хром последовал вслед за ним, словно горный лев, выслеживающий добычу, и- — Не хотите ничего объяснить? Первое, что Сэнку увидел — это дуло пистолета. Второе — пронзительный немигающий взгляд тёмно-зелёных глаз, держащих на нём самый точный прицел в стране. Дыхание перехватило. Сердце пропустило удар. Ладони вспотели. По спине пробежала дрожь. — Укё? — ошалело выдохнул Сэнку. — Как ты- Сайонджи крепче перехватил рукоять пистолета в безмолвной угрозе и перевёл взгляд на Хрома. — Я вас слышал. Мы живём буквально через стенку, Хром. — Бля, — тихо ругнулся тот. — Вот этого я не учёл… — Руки вверх, — безапелляционно приказал Укё. — Я даю вам обоим десять секунд на объяснения, потом — стреляю. Сэнку медленно поднял открытые ладони, судорожно пытаясь подобрать слова, но как, блядь, всё это объяснить за десять секунд? — Ну… — начал он. — Девять. Хром добродушно и неловко улыбнулся. — Укё, братан, ты только не кипятись, ладно? — Восемь. — Там, на балконе, прямо сейчас Менталист пытается грохнуть Бьякую, — выпалил Сэнку. — Я хочу его спасти. — Кого? — выгнул бровь Укё. — Бьякую? Сэнку сглотнул. — Нет. Гена. Верхняя губа Сайонджи чуть дёрнулась в злобном оскале. — И ты решил ему помочь, Хром? Этому предателю? — Боюсь, тут всё не так однозначно, чувак, — Хром примирительно развёл руки. — К Бьякуе очень много вопросов, на самом деле. Сэнку мне оставил кое-что, и я согласен- — То есть, это заговор? — прошипел Укё, угрожающе прищурившись. — И вы оба в этом чистосердечно признаётесь? Всё тело зудело в желании бежать вперёд. У них не было времени отвлекаться, не было времени на разговоры, там, буквально в десятке метров от него, уже могло случиться непоправимое, и Сэнку больше не мог терять ни секунды. Он двинулся вперёд. — Укё, дай пройти, если хочешь, пошли с нами- — Ни шагу! Сэнку страдальчески застонал. — Бьякуя — один из организаторов всего этого пиздеца, который происходит! Ему нельзя верить! Он… — внезапно там, в глубине ночных джунглей зимнего сада, мелькнули три силуэта. Дверь выхода на балкон открылась, и они скользнули туда, наружу. — Блядь, нет времени объяснять, мне надо- — Стоять! Сэнку стоять не стал. Он рванул вперёд и вбок, в то же мгновение едва увернувшись от пули. — Укё, ты ошибаешься! — Я не- В скулу Укё, который едва успел отвлечься на жалкую долю секунды, внезапно прилетел увестистый кулак Хрома. — Сэнку, беги! Я его задержу! И Сэнку побежал. Он слышал, как там, за его спиной, разразились жуткие звуки борьбы, неправильной, чужеродной, противоестественной схватки брата против брата, но думать о морально-этических вопросах его разум отказывался совершенно. Пульс стучал в ушах, сердце колотилось в горле, было совсем не важно всё, что за спиной — потому что впереди его ждал человек, которого Сэнку любит. Он с размаху плечом распахнул балконную дверь и почувствовал, как дыхание перехватило от резкого порыва холодного ночного воздуха. Часто моргая от ветра и напряжения, Сэнку шагнул дальше на крышу, лихорадочно вглядываясь в темноту. И вот он — Ген. Он стоял, прислонившись к бетонной стенке с декоративными перилами, устало потирая лицо. В его резких движениях и сутулых плечах сквозило разочарование. — Живой, — тихо выдохнул Сэнку себе под нос, испытывая облегчение и нетерпение в равной степени. В нескольких метрах от себя он заметил Цукасу и Рюсуя, что неловко стояли рядом, чуть наклонившись друг к другу так, словно больше не могли вынести разлуки, будто были физически не в состоянии отойти друг от друга дальше, чем на полметра. Рюсуй даже не пытался притворяться, что смотрит куда-то кроме Цукасы. Сэнку понятия не имел, что тут у них произошло, но эта странная мягкость между ними выглядела до боли похожей на хэппи энд. Всё это он осознал буквально за пару мгновений, и всё его внимание снова неумолимо вернулось к Гену. Сэнку сделал шаг вперёд, уже набравши воздуха, чтобы его окликнуть, но вдруг заметил едва уловимое движение на внешнем краю балкона. Он нахмурился. Приблизился. И только когда уличные фонари осветили такое знакомое лицо, Сэнку понял, насколько опасной стала ситуация. Бьякуя вышел из тёмной ниши и вытянул руку, прицеливаясь. Дуло пистолета зловеще блеснуло в лунном свете. — Ген! — закричал он, бросаясь бежать. Ген обернулся, крупно вздрогнув от внезапного звука его голоса, его глаза широко распахнулись от удивления, а губы — в попытке задать вопрос, который в ту же ужасающую секунду заглушил выстрел. Длинные пряди сверкающе-белых волос картинно откинулись назад, и жуткая чёрная в ночи кровь кошмарной дугой растеклась по бетону. Ген рухнул на пол, словно марионетка, у которой вмиг оборвались ниточки. Нет! Нет, нет, нет, нет- Весь мир пошатнулся, поплыл, и Сэнку рванул вперёд, не видя больше ничего, кроме того, как хрупкое и звонкое тело Гена безжизненно обмякает под тяжестью этой ужасной новой реальности. Нет, нет, нет, пожалуйста, пусть он просто встанет, пусть это будет ещё один ловкий трюк Менталиста, пусть с ним всё будет в порядке. Пожалуйста, пусть ему не придётся видеть, как эта ужасающая неподвижность в его обычно ловком и гибком теле не останется навсегда. Пусть эта жуткая чёрная лужа из крови будет ненастоящей… Нет, пожалуйста, Ген — вставай! Ты должен встать на ноги, ну же, ты не можешь вот так уйти! Сильная рука, вдруг обхватившая Сэнку за талию, подхватывая и удерживая на месте, кажется, была единственной причиной, почему Сэнку не рухнул на колени рядом с обездвиженным телом. В горле саднило, в ушах стоял ужасный звон, он оглянулся, увидев Хрома с разбитым носом, который его и держал, и попытался вырваться. Это всё не могло быть по-настоящему. Такое было просто невозможно. Это же Ген. Пожалуйста. Он не может уйти. Только когда Хром с силой сжал челюсти, а в его глазах плеснулась тень горя в сочувствии Сэнку, он внезапно понял, что говорил вслух. Вслух умолял Гена вернуться к нему ещё ненадолго. Пусть Ген его ненавидит, пусть никогда его не прощает, пусть никогда не ответит ему взаимностью — пускай, Сэнку сможет со всем этим справиться, если Ген будет жив, если он будет знать, что Ген в безопасности, что у него ещё есть свой шанс на счастье — даже если без Сэнку, что- — Ты, блядь, пристрелил его! — в искренне-возмущённом обвинении Рюсуя читалось достаточно шока, чтобы стало понятно: сам Рюсуй такого точно не планировал. Эта мысль будто вывела Сэнку из транса, и он сумел, наконец, отвести взгляд от окровавленной тряпичной куклы у ног своего отца. Сэнку медленно поднял глаза. Хром, с окровавленным носом и разбитой губой, всё ещё был рядом, его ладонь успокаивающей тяжестью лежала у Сэнку на плече. Чуть поодаль стоял Укё с пистолетом в руке и абсолютным, глубочайшим охреневанием в глазах, переводя шальной непонимающий взгляд между Хромом, Сэнку и рухнувшим телом Гена. Рюсуй тоже успел подбежать, яростный и пылающий — Цукаса же стоял поодаль, в тени, и бросался в глаза далеко не сразу. Но прямо тут, перед Сэнку, возвышаясь над ним затравленным, но всё ещё смертоносным хищником, стоял его отец. Бьякуя скривился в до боли знакомой презрительной усмешке — вот только раньше эта усмешка была направлена на кого угодно, кроме «его мальчиков». — Да, пристрелил, и это для его же блага, — выплюнул он Рюсую, указывая пистолетом на Сэнку, потом выдохнул, натянул улыбку и снова повернулся к нему. — Какая неожиданная встреча, сынок. Что ж, поздравляю, твоё грязное увлечение этим преступником закономерно привело к его гибели. Я просто сделал то, что следовало сделать давным-давно. Он — вошь, что настроила отца против сына- — А я? — все резко вздрогнули от неожиданности, услышав низкий и угрожающе-бархатистый голос Цукасы. Тот мягкой поступью вышел из тени, в которой прятался. Бьякуя слегка распахнул глаза, нервно сглотнув, у Хрома буквально отвисла челюсть, Укё резко вдохнул и выронил пистолет. Цукаса вопросительно выгнул бровь. — Чем тебе помешал я? — Ты?.. — сдавленно прохрипел отец. — Я, — Шишио одарил его ленивой улыбкой, которая ничуть не смягчила металлический блеск мощного МП5 в его руке. — Не ожидал меня увидеть, папочка? — Как ты…? Цукаса расплылся в недоброй ухмылке. — Выжил? О, ты хорошо постарался, чтобы это было непросто, — его смех был острее самого лучшего ножа, и Сэнку услышал, как Рю резко и болезненно втянул воздух. — Хьёга, кажется, был даже разочарован, когда понял, что я не ждал от тебя предательства… Вот только ты не учёл, что я всегда был сильнее Хьёги. — Так это и правда был ты? — потребовал Рю с праведным блеском в глазах. — Ты действительно обрёк его на смерть? Взгляд Бьякуи лихорадочно метался между Рю и Цукасой, словно между двумя огнями, и Сэнку, к своему пугающему разочарованию, ничуть не удивился, когда заметил в выражении его лица процесс строго математического расчёта. В конце концов отец с трагическим видом вскинул брови. — Ты действительно думаешь, что я на такое способен, Рюсуй? Да я скорбел вместе с тобой! — Отвечай. На. Вопрос. Цукаса шагнул вперёд с едва сдерживаемой яростью, рассекая воздух пистолетом в нетерпеливом жесте. — Кто ещё мог послать меня на задание, которого не было? Кто ещё мог манипулировать графиком так, что Рюсуй ни о чём не знал? И, ну, в конце концов, — протянул он, — кто бы ещё послал ко мне Хьёгу из всех людей, который буквально через месяц стал твоим личным ассистентом? Молчание Бьякуи было убийственным. — Почему?! — взревел Рюсуй, и голос его дрогнул где-то на грани рыдания. — Ты знал, что он значил для меня! — Он создавал проблемы! — зарычал в ответ отец и ткнул пистолетом в сторону Цукасы. — Ты нарушил контракт! Ты не оставил прошлую жизнь, как от тебя требовалось, а значит, не мог оставаться верным кому-то, кроме себя. Это был только вопрос времени, когда бы ты всех нас подставил. Цукаса издал ломкий насмешливый звук. — И чем же тебе тебе помешала одна маленькая больная девочка, которой нужна была помощь? Как она могла подорвать твою власть? Как она могла заставить меня вас предать? Рюсуй оскалился. — И как ты вообще о ней узнал?! — О чём вообще речь? — нахмурился Хром, переводя между ними взгляд. — Бьякуя? Что нарушил Цукаса? Что он сделал такого, что это стоило смерти? — Да, — хищно улыбнулся Шишио, — скажи им, что я сделал? Мне и самому интересно! — Он заставлял тебя отвлекаться, Рюсуй, — продолжал Бьякуя, не поведя даже бровью, словно не слышал агонии в их вопросах, не отводя от Рю непроницаемого гипнотизирующего взгляда. — Он всегда был слишком своенравным, слишком бунтующим, в нём не было толку, а ты… в тебе был такой огромный потенциал, который ты тратил на жалкие чувства, и это было так неправильно… Вспомни, ты совершал такие невероятные вещи, когда его не стало рядом. Ты сделал нашу страну безопаснее, ты спас столько жизней! Рюсуй уставился на Бьякую так, словно больше не узнавал его, он неуклюже попятился назад, будто его слова причиняли ему физическую боль. — Что ты несёшь вообще?! — Я сделал это ради вас, мои мальчики, — выдохнул Бьякуя, и его голос звучал почти умоляюще. Его взгляд метался между Укё и Хромом, будто в нём ещё теплилась надежда, что уж они его точно поймут. — Ради вас. Посмотрите, какими вы стали. Какими сильными. Какими стойкими. В нашей работе невозможно идти дальше без потерь… И эта потеря вас закалила. Сделала вас теми, кто вы есть. Я не говорю, что это было лучшее решение, но это- — Я, БЛЯДЬ, УБЬЮ ТЕБЯ! — Рюсуй выхватил пушку и рванул вперёд, замахиваясь, и Бьякуя дёрнулся, но Хром метнулся в сторону со скоростью молнии и оказался рядом с Рю, схватив его за плечи и изо всех сил удерживая на месте. Буквально ту же секунду Укё перекрыл собой Бьякую, заняв боевую стойку и прицелившись Рю между глаз. — СТОЯТЬ! — рявкнул он. — Рю, держи себя в руках! На сегодня уже достаточно смертей… — он перевёл дыхание, и только тогда стало заметно, что его пальцы мелко-мелко дрожат, а на глазах застыли слёзы. — Никто. Никуда. Не дёргается. Мы должны во всём разобраться, провести расследование, представить всех виновных к законному суду, без лишних эмоций… — БЕЗ КАКИХ, БЛЯДЬ, ЭМОЦИЙ, УКЁ, ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ- — Спасибо, Укё, — хмыкнул Бьякуя, окинув Рюсуя осуждающим взглядом. — Вырастил хоть одного верного парня. Итак, если подытожить- — А как насчёт меня? — глухо и сипло подал голос Сэнку. Он чувствовал себя будто не здесь, будто не в этой реальности, но неподвижное тело Гена не начинало шевелиться, и, кажется, пора было встретиться взглядом со своим отцом. — Я тоже был твоей благородной жертвой? Или сопутствующим ущербом? Мир в отражении блестящих тёмных глаз Бьякуи окрасился кровью Гена. Он вскинул брови в очередной фальшивой попытке укора. — Что?. — отец покачал головой. — Сэнку, я сделал всё, чтобы тебя спасти, буквально всё, что было в моих силах, но ты сам, добровольно, загнал тебя в эту пропасть! Сэнку горько усмехнулся. — Всё — это отправиться в отпуск на Мальдивы за ручку с Лилиан Вайнберг? Этому заявлению Бьякуя, похоже, удивился даже больше, чем второму пришествию Цукасы. — Что? Хром тут же навострился. Укё с Рюсуем синхронно повернулись в его сторону. — О чём ты, Сэнку? — Я не терял зря времени, отец, — Сэнку пожал плечами, не чувствуя ничего, кроме пустоты. — Я пытался разобраться. Я пытался оправдать тебя в своих глазах, пап, я пытался, но с каждой новой деталью всё становилось лишь хуже… — Сынок… — Заткнись, — оскалился он. — Ты улетел на Мальдивы буквально на следующий день после того, как Хьёга попытался меня убить. Забавно, что у него не вышло — но, как мы видим по Цукасе, он как-то хуёво старался выполнять твои поручения, — Цукаса фыркнул. Сэнку продолжил. — Ты бы знал, как я ждал тебя. Мне казалось, сейчас ты вернёшься, и всех спасёшь. Я верил, что ты вот-вот вернёшься и защитишь меня, страну, всех нас, но ты, блядь, поехал на ёбаные райские острова! Отличный загар, кстати. Плечи отца поникли. Он опустил руки, и Сэнку впервые подумал, что эти привычные реакции — тоже всего лишь демонстрация и игра. Бьякуя вздохнул. — Мне жаль, что я тебя подвёл. Но я виноват лишь в том, что не знал, что тут случилось. Да, я уехал в запланированный отпуск. С женщиной, которую люблю. Да, я отключил телефон, да, я хотел просто пожить, ничего не решать во всём этом бесконечном хаосе, а просто провести наедине с любимой женщиной хотя бы неделю! Я тоже человек, Сэнку, я что, не имею права любить? Да, я ошибаюсь, но я- — Что ты несёшь, блядь! — не выдержал Рюсуй, снова дёрнувшись вперёд, и снова остановленный Хромом. — Ты убил Цукасу за то, что он просто любил свою сестру, а теперь оправдываешь свой собственный проёб тем, что просто любишь какую-то американскую бабу? Ну охуеть теперь! — Ну, прошло много лет- Сэнку всё это заебало. Вся эта ложь, вся эта бесконечная фальсификация всего, он уже просто не выдерживал. Он расправил плечи и взвёл курок, наведя пистолет на отца. — Скажи мне правду. Хотя бы, блядь, раз. Отец закатил глаза и снова ядовито скривил губы. — Сказать тебе правду? — насмешливо повторил он. — Ты был моим взносом за верность. Сэнку уставился на него, немного потрясённый тем, как мало эта внезапная жестокость в голосе Бьякуи смогла расковырять дыру в его душе, которая до боли напоминала силуэтом Асагири. — Что, чёрт возьми, это вообще значит? — рявкнул Рю. Судя по выражению лица, Хром планировал задать тот же вопрос. Бьякуя взмахнул рукой, будто пытать физически отстраниться от комментариев, но всё равно нехотя ответил. — От меня потребовали плату в доказательство, что я сохраню наш союз после смерти Премьера. Платой был Сэнку- — Так это ты убил Премьера, — голос Хрома звучал крайне ровно. — Пусть не сам, но ты. Рюсуй же, наоборот, взревел. — Кто потребовал эту плату? Ибара?! — Какой, нахрен, Ибара, — поморщился Бьякуя. — От него всегда были одни проблемы… — Зачем ты это сделал? — перебил Укё. — Просто зачем? Бьякуя выглядел почти оскорблённым. — Ради блага страны, конечно! Премьер не желал приспосабливаться, не умел смотреть в будущее… — Ради блага страны? — зловеще уточнил Цукаса. — Или просто чтобы сохранить и преумножить свою власть? Такая вкусная должность вдруг освободилась… Тёмно-алые глаза Бьякуи блеснули в приступе явной ненависти, и он направил пистолет в центр груди Цукасы, игнорируя предупреждающий рык Рю. — Я, блядь, должен был убить тебя сам. — Ты говоришь о высоком, но всё равно продолжаешь наставлять на меня пистолет и болтать, как сильно хочешь меня убить, — саркастично хмыкнул Шишио. — Я начинаю сомневаться в твоих намерениях. Бьякуя агрессивно шагнул вперёд, но Рюсуй мгновенно заслонил собой Цукасу. Его пальцы крепче сжали рукоять пистолета — казалось, каждый миллиметр его тела выражал яростное желание прикончить любого, кто попытается причинить Цукасе боль. Укё растерянно метал между ними глазами, отчаявшийся и не понимающий, какое же принять решение. Кого выбрать. Кому верить. Сэнку прекрасно мог его понять. Он оглянулся на тело Гена и– — Ты бы убил нас всех, — выдохнул он сиплым, сорванным от боли голосом, — если бы это помогло тебе продвинуться ещё выше… Бьякуя усмехнулся, вновь переводя взгляд на Сэнку. — О, только не надо притворяться, что ты не такой же, мой мальчик. Только не передо мной. Эта твоя вечная игра, что тебе не важны ни власть, ни деньги, ни внимание — какая чушь! Ты ворчал, но всё равно продолжал делать всё, что я говорил… В конце концов, сколько дел ты забросил по одной лишь указке? На сколькое закрыл глаза? Со скольким смирился? — его взгляд презрительно скользнул туда, где всё ещё лежал Ген. — Даже та журналистка, как её там… Рури, кажется? Она искала тебя лично, но тебе было приказано забить, и ты забил. И она умерла. Очаровательно. Сердце с жуткой болью ёкнуло в груди. — Но я просил у тебя помощи с делом Рури… — И я тебе помог. Как думаешь, кто попросил Ибару с тобой тогда поговорить? Эти слова, словно тупой ржавый нож, вонзились ему между рёбер, причиняя едва выносимую боль. Роль Сэнку в смерти Рури действительно была спланирована заранее… Он мог настоять, мог связаться с ней сам, но он слушал приказы, не осознавая, что был всего лишь разменной монетой в чужих жестоких играх. Если бы не он, Ген, возможно, смог бы сейчас жить нормальной жизнью, в которой был бы счастлив. В которой он не погиб бы на балконе правительственного небоскрёба от равнодушной руки врага. Ген был прав — Сэнку был не больше, чем просто грёбаной пешкой в руках системы. Когда-то он надеялся, что Ген возьмёт его с собой на эту битву. Теперь он знал, что будет сражаться в одиночку. С каким-то звериным рёвом Сэнку бросился вперёд, вложив всю свою скорость в резкий бросок к Бьякуе, рассчитывая на небольшую фору в тот момент, когда отец вновь сосредоточился на Цукасе. Он навалился на него изо всей силы с мощным ударом, от которого пистолет в руках отца с металлическим грохотом упал на бетонный пол, и повалил их обоих на землю. В воздухе сверкнула сталь: они оба потянулись за ножами, припрятанными в одежде, и казалось, что воздух вокруг сгустился, погружая реальность в ужасающий туман борьбы и крови. Сэнку умудрился отстраниться и ещё раз вбить отца в землю, тот болезненно застонал, ударившись о бетонное ограждение, но быстро пришёл в себя, со всей силы ударив Сэнку коленом в живот, но не разжимая хватки. Все эти грязные уловки и приёмчики, которыми старик обучал «своих мальчиков», сплотились против необузданных отчаяния и ярости, переполнявших всё существо Сэнку. Каким-то отдалённым краем сознания он слышал, как Хром что-то ему орёт, и как Укё выкрикивает его имя, но не смел отвлекаться от драки, чтобы не дать Бьякуе и шанса отправить на тот свет кого-нибудь ещё, как он это сделал с Геном. Мир погрузился в хаос битвы. Казалось, весь его разум заполнил мрак, знакомый холод смерти, что притаилась поблизости и тянула костлявые руки к его горлу. Он стиснул зубы и позволил этой боли от каждого отцовского удара сосредоточить себя на воющей пустоте в груди и на том голосе, который шептал, что было бы проще позволить этому аду закончиться здесь. Но во всяком хаосе есть свой собственный порядок. Сэнку не заметил, как неподвижное доселе тело дёрнулось буквально в паре метров от него, как окровавленные руки схватились за пистолет, брошенный на землю тут же, неподалёку. Он не услышал, как Рю пробормотал проклятие, как Цукаса радостно закричал или как глаза Укё широко распахнулись от шока. Всё, что он услышал, был выстрел. Лицо отца, что нависал над ним, вдруг исказилось от боли, и он отшатнулся, потянувшись к тому месту, где по тёмной ткани его рубашки медленно растекалось влажное пятно. Он резко повернулся и, наконец, обратил внимание на человека, что тяжело прислонился к бетонным перилам с пистолетом в вытянутой руке. Улыбка Гена была острой, словно опасная бритва, его лицо было забрызгано кровью, но мерцающие синие глаза вмиг сделали Сэнку самым счастливым человеком на свете. — Ты же не думал, что я позволю так легко себя убить, а, Ишигами-сан? Из горла Сэнку вырвался какой-то грубый, недоверчивый звук, а грудь распирало чем-то, чему он просто не знал названия. — Ты… — Бьякуя задохнулся от шока, что сквозил, казалось, из каждой его клеточки. — Как?.. — О, очень просто! Спасибо, что спросили, господа! — Ген театрально просиял и, слегка поморщившись, вытащил из-под одежды пустой пакет искусственной крови. — Я называю это «эффект опоссума», один из моих любимых трюков! Жаль, редко приходится им пользоваться, — его глаза мрачно сверкнули, когда он перехватил оружие, целясь Бьякуе прямо в лоб. На ярких двухцветных прядях, обрамлявших его лицо, запеклась кровь. Кажется, настоящая. — Но вернёмся к делу. Ты, Бьякуя-сан, за все эти игры в политику сильно растерял боевую сноровку… Бьякуя оскалился, резко шагнул к нему, но Ген, настойчиво взмахнувший пистолетом, заставил его остановиться. — Ты жалкое, грязное ничтожество, — зашипел он. — Вор, террорист и чудовище! Ты будешь гореть в аду! — Какая прелесть, комплимент за комплиментом, — ухмыльнулся Ген, не отводя от Бьякуи взгляда, и сделал медленный шаг вперёд, заставляя отца оставаться на месте зияющей угрозой дула пистолета. — У нас в аду намечается вполне неплохая компания, с удовольствием погрею там косточки. Сэнку заметил, как с другой стороны крыши Рю переглянулся с Цукасой, и они осторожно подошли ближе. Всегда проницательный, принципиальный и до смешного справедливый Укё внимательно следил за разговором, будто пытаясь сделать свой собственный вывод. Бьякуя фыркнул. — То есть, ты понимаешь, что ты монстр? Смешно. А Сэнку всё наивно верил, что ты ещё можешь исправиться, что тебя можно спасти, — его голос просто сочился ядом. — Он у нас вообще считает, что всех можно спасти, все, блядь, достойны искупления. Такой хороший, что аж тошно. Впервые Ген отвёл глаза и встретился взглядом с Сэнку. Он улыбнулся кончиками губ. — Я не согласен. — Если ты убьёшь меня сейчас, то только докажешь, что я был прав, — Бьякуя сплюнул, и на его губах появилась кровь. —Ты действительно просто ещё один жалкий преступник, возомнивший себя богом. Даже отвратительно, что мой сын на тебя повёлся. Что он вообще в тебе нашёл? Ген будто запнулся, переводя взгляд с Бьякуи на Сэнку с едва заметным намёком на неуверенность в синих глазах. Было очевидно, что ему нехорошо. Скорее всего, от выстрела он действительно отключился, и в добавок приложился по бетону головой, что ослабило его и без того немного дрожащую хватку на рукояти. Он явно не мог удерживать такое положение вечно. Тонкая струйка липкого пота уже стекала по его щеке, оставляя за собой чистую от крови и пыли дорожку. Сэнку судорожно хотелось подбежать к нему, прикоснуться к нему, прижать его к себе, чтобы по-настоящему убедиться, что он — не какая-то галлюцинация его агонистирующего мозга, не мираж и не бред. Он смотрел на него и не верил своим глазам, не в силах отвести взгляда от каждой его крошечной, совершенной детали, от каждой его черты, от каждого миллиметра материи, из которой состоял Ген. Его Ген. Живой. Свирепый. Стремительный. Готовый сражаться, даже когда едва пытался удержаться на ногах. «Я люблю тебя», — хотелось крикнуть ему. — «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…» Горячий, жадный, нетерпеливый стук его сердца отдавался в грудной клетке мощными гудящими литаврами. Какие бы сомнения или страхи Сэнку ни испытывал после своего неловкого и неуместного признания, все они рассеялись вместе с выстрелом, который чуть было не отнял у него Гена. Чего ему было бояться, когда он уже столкнулся с реальностью без Асагири? Это было всё равно что созерцать мир без солнечного света, без воздуха, без гравитации… Мир не мог продолжать вращаться, ведь именно Ген являлся его осью. Сэнку выпрямился, разрываясь между стремлением бросаться на помощь и защищать — и осознанием того, что Ген способен выстоять и в одиночку, без него. Более того, если он подойдёт слишком близко, то тем самым сможет дать Бьякуе шанс как-то использовать Сэнку против него, а этого точно допускать было нельзя. Краем глаза он заметил, как Цукаса, крадучись, придвинулся ближе, держась идеально вне зоны видимости Бьякуи — сосредоточенный, яростный, и точь-в-точь такой, каким его считал Бьякуя — в самом хорошем смысле. Ген заметил это и крепче сжал пистолет, заставляя отца сосредоточить внимание исключительно на себе. — Ты действительно думал, что, прикончив половину своих ребят, сумеешь сохранить власть? — насмешливо фыркнул он. — Вот только всё, что ты сумел сделать — это облегчить мне задачу настроить их против тебя. Каково ощущать себя неудачником? Бьякуя зарычал и сделал агрессивный шаг вперёд, но в это мгновение в лунном свете тёплой майской ночи сверкнула сталь, ярко и смертоносно. Бьякуя пошатнулся, и Цукаса вытащил своей нож из длинной раны на его горле, без всякого выражения протирая клинок от крови собственным рукавом. Но отец не упал. Одной рукой он зажал горло со зловещим хрипом, другой — замахнулся, и- В полной шока тишине прогремел выстрел. Ровно в центре лба у Бьякуи образовалась дырка, и он, пошатнувшись, с глухим стуком ударился о бетон восковым манекеном. Все вздрогнули. Сэнку бросил взгляд на Гена, но тот выглядел удивлённым и смотрел куда-то ему за спину. Сэнку обернулся. Укё медленно опустил пистолет. На его светлом, спокойном лице не читалось ни единой эмоции. Он небрежно бросил пушку на землю, и только тогда его губы задрожали. Совершенно молча, он на секунду прикрыл глаза, потом развернулся и зашагал к выходу. — Укё! — дёрнулся ему вслед Рюсуй, но тот лишь поднял вверх ладонь, и Рю остановился. — Не надо. Оставьте меня. Пожалуйста. И ушёл. Воцарилась тяжёлая, звенящая сталью, пропахшая порохом тишина. Сэнку ожидал, что почувствует боль, что его захватит скорбь от потери родного отца, но прямо сейчас в его голове набатом стучало одно единственное слово. Ген. Ген, Ген, Ген! Он поднялся на ноги и, спотыкаясь, рванул вперёд, не в силах отвести взгляда от этих больших тёмно-синих глаз. Он почти потерял его. Он почти потерял его. Взгляд Гена казался мутным и остекленевшим, видимо, от той же боли, что сделала его кожу бледной и влажной, но он тоже смотрел на Сэнку, не отрывая глаз, так, словно он был всем, что Ген мог видеть. Его плечи дрожали, грудь беспорядочно поднималась и опускалась в рваном поверхностном дыхании, выдавая всю его тщательно скрываемую неуверенность. Он наблюдал за приближением Сэнку так, словно не был уверен, чего ему ждать. — Сэнку-чан...? — прошептал он. И Сэнку ворвался в него, он прижался к нему губами, целуя жарко, страстно и горячо, не обращая внимания ни на кровь, ни на шок, ни на возможный протест. Не было никакой преамбулы, никакого медленного нарастания напряжения — к чёрту всё, — он просто погрузился в него, будто это был последний поцелуй, который у него когда-либо был и будет, он вложил в это всё, что имел, и даже больше, и когда дрожащие холодные пальцы прижались к его щекам, Сэнку понял, что больше никогда не сможет его отпустить.