Dubious Darkness

— Ах-х-х… — он захлебнулся рваным тонким стоном, когда грубые, мозолистые руки ласкающе и невесомо прошлись вниз по его груди, по изгибу тазовых косточек, плавно скользнули по бёдрам, оставляя после себя мурашки на коже — и зной возрастающего желания под ней. Тело беспокойно вздрагивало, ища ещё больше прикосновений, ещё больше дразнящей ласки и тёплой, драгоценной тяжести человека, что прижимался к нему захватывающе и жарко. Он протянул руку, вжимаясь пальцами в сильные плечи, с благоговением ощупывая целые акры гладкой невыносимо приятной кожи и медленную, мощную пульсацию упругих мышц, что скрывались под ней и маняще напрягались каждый раз, когда они сладко выгибались друг другу навстречу. Его крепко прижали спиной к матрасу, и светлые длинные волосы, словно шёлковый палантин, мягко упали на грудь, спускаясь ниже, и ниже, и ниже, ровно туда, где расплавленной магмой пылал эпицентр его желания, растекаясь по венам греховным маревом. Горячие губы коснулись самого низа его живота, оставляя влажные, сводящие с ума поцелуи, и опустились ниже, ещё ниже, дразня и лаская нежную чувствительную плоть. Ген крупно вздрогнул от быстрого прикосновения упругого юркого языка. Широкие плечи чуток сместились, чтобы сильнее прижаться к его раздвинутым бёдрам, и он почувствовал опаляющее теплом дыхание ровно за мгновение до того, как этот блядски-желанный рот полностью накрыл его член. Ген вновь задохнулся стоном, тихо, тонко, страстно. Чёртовски упругие губы с идеальным нажимом сомкнулись вокруг него, язык прошёлся, казалось, по каждому нервному окончанию, и это было так приятно, так умопомрачительно хорошо, что почти невыносимо — так сильно хотелось большего. Жар разливался по венам, голову кружило, тело потряхивало, Ген отчаянно пытался делать всё, чтобы не потерять контроль, но получалось плохо. Сильная рука по-хозяйски упала на изгиб его бёдер, останавливая мелкие непроизвольные толчки, и Ген распахнул рот в отчаянной мольбе. — Ах! Сэнку– — Ген! — Да, да, Сэн- — Ген, твою мать! От звука своего имени он резко распахнул глаза и сел в кровати. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, сознание закоротило так, что Ген мог только сидеть, одной рукой обхватив пистолет, спрятанный под подушкой, а другой — прижимать к себе одеяло, отупело наблюдая, как Амариллис стоит в дверях его спальни и смотрит на него с выражением крайне ироничного отвращения и нетерпения одновременно. — Во-первых, я смогла договориться с Кирисаме, — медленно выдала она, с подозрением оглядывая его с ног до головы. — Она сможет помочь нам проникнуть в Башню незаметно, если мы организуем атаку сегодня вечером. В ту же секунду все мысли о сладком ноющем жаре в теле были отброшены в сторону в пользу куда более привычного способа выплеснуть адреналин. — Кирисаме согласилась? Просто так? Рилли пожала плечами. — Ну, по-видимому, Ибара ей уже изрядно осточертел. Насколько я поняла, старый ублюдок утверждает, будто на данный момент у страны нет необходимости ни в Бюро, ни в PSIA, поскольку «обе организации успели себя дискредитировать», но от PSIA есть хоть какая-то практическая польза, а вот от Бюро можно избавиться. Ну, и, конечно, Кири хочет, чтобы он свалил на хуй. Ген кивнул, пытаясь спросонья осмыслить поток столь важной информации. — И когда, говоришь, она сможет нас пропустить? — Сегодня вечером, — фыркнула Амариллис, окидывая его очередным многозначительным взглядом, и скривила губы. Почему-то у Гена возникло очень чёткое ощущение, будто она прекрасно понимала, какой сон только что прервала. — А во-вторых? — А во-вторых, вставай уже с постели. Завтрак уже на кухне, все ждут только тебя, — она бросила ему футболку, выжидающе выгнув бровь. Ген поймал шмотку и поморщился, услышав недовольное мяуканье Суйки, что свернулась калачиком где-то в его ногах. Было вполне очевидно, что пушистая любимица не в восторге от мысли, что вот-вот потеряет свой личный обогреватель. — Я выйду через минуту. Рилл кивнула и повернулась к двери, напоследок бросив ему через плечо пренебрежительное: — Советую тебе на всякий случай подрочить и не позориться. Ген злобно зыркнул ей вслед, подождал, пока она уйдёт подальше, и со страдальческим стоном откинулся обратно на подушки, уставившись в потолок. Было до боли очевидно, что — независимо от его собственного мнения на этот счёт — его тело отказывалось принимать факт игнорирования Ишигами, и всё ещё было крайне заинтересовано в том, чтобы завалить этого красивого ублюдка в постель и хорошенько трахнуть. Или, ну, не обязательно в постель, можно и нагнуть у рабочего стола. Ковёр, кстати, тоже выглядел вполне заманчиво… В любом случае, локация для его тела была вообще не принципиальна, куда важнее сама идея выебать Сэнку до слёз, а затем трахнуть снова. И, возможно, ещё разок, для закрепления материала. Воспоминания о том, как потрясающе выглядел Ишигами в момент своего падания в эйфорию, откровенно говоря, совсем не помогали справляться с сомнительными желаниями... А то, как невероятно сладко он сдавался в его руки, чёрт, а как стонал с его именем на губах… Бля, Гену срочно нужен холодный душ. Рациональная часть его разума прекрасно понимала, что подобный ход мыслей был не более чем следствием того неприглядного факта, что последнюю треть жизни он, по сути, не думал ни о чём, кроме Сэнку. Сначала это были их кровавые стычки с незатейливым флиртом на фоне, и в те счастливые времена грязные фантазии на тему «каким мог бы быть их секс» казались лишь какой-то навязчивой, но ни к чему не обязывающей раздражающей идеей, от которой Ген просто не мог избавиться, сколько бы раз ни напоминал себе, что Ишигами — враг. Никакое возбуждение в моменты драки, никакие шутки друзей, никакая плохо написанная фанатская порнуха — ничто не могло заставить его поддаться столь нездоровому порыву. Но, вот, блядь, он здесь. Он рискнул — и вот, к чему это привело. Вот, где он оказался. Хотя, возможно, Ген это даже заслужил. Возможно, это было достойное наказание для такого эгоистичного чудовища, как он: так сильно желать чего–то — держать это в своих руках — и знать, что нет ни единого шанса, что оно останется с ним навсегда. Суйка, что всё это время сидела рядом, начала тихо, гортанно мурлыкать, перебирая своими маленькими лапками по одеялу, не обращая своего кошачьего внимания на тяжёлые мысли хозяина. Ген вздохнул, мягко почесал её за ушами и усилием воли отогнал на задворки сознания все свои грешные желания и каждое крошечное, томительное и полное до нелепости наивной надежды «а что, если». Абсолютно игнорируя свой предательский член, которому задумалось опозорить его перед Рилл, Ген заставил себя спустить ноги с постели и отправиться в ванную комнату. ••• К тому времени, как он немного пришёл в себя, принял (холодный) душ и спустился в большую кухню на первом этаже, там уже во всю кипела жизнь. Дарья суетилась у плиты, переворачивая ароматные вафли, Яков уже сварил на всех кофе и теперь громко ругался по телефону — видимо, кто-то из работников снова накосячил в Луна-парке, — Касеки похрапывал в кресле перед телевизором, а Рилл с Цукасой довольно уминали пончики, что горой лежали в большой коробке с логотипом самой любимой забегаловки Гена, — видимо, выпечку передала Кохаку, и это было очень мило. Он вошёл на кухню бодрым шагом, но на мгновение запнулся, когда понял, что единственный пустой стул оказался, конечно же, рядом с Сэнку. Блядь. Ген почти готов был поклясться, что это заговор. Конкретно против него. И, очевидно, зачинщики прямо сейчас хихикали, переглядываясь между собой. Предатели. Сжав челюсти, он перешагнул порог комнаты, и буквально в ту же секунду кроваво-красные глаза уставились на него с таким трепетом, будто Ишигами только и ждал его появления. — Бля, да неужели, — проворчал Цукаса, пока Ген в отупении пытался разобраться в своих чувствах по поводу той неловкой детали, что они с Сэнку снова, блядь, находились в одном помещении. — Как можно так долго одеваться? — Ой, иди на хуй. — Нет, спасибо, — хохотнул Шишио, — Мне вполне хватило того раза. Ген фыркнул и схватил из коробки пончик. — Прекрати делать вид, что тебе не понравилось. Я всё прекрасно помню. Амариллис закатила глаза и указала на кофеварку. — Кофе готов, и, умоляю, если вы ещё раз начнёте при мне обсуждать свои ошибки молодости, я начну обсуждать свои, — проворчала она, склоняясь над кофейной чашкой так, словно та была чем-то драгоценным, и принялась греть о неё озябшие руки. — Вот пончики, вот вафли, вот сахарница… — мягком тоном предлагала Рилли с видом, будто это она была тут хозяйкой, и у Гена возникло устойчивое ощущение, что вот это её уютное настроение было вызвано скорее желанием заставить Сэнку почувствовать себя здесь чужаком, нежели желанием создать ему комфортные условия. Впрочем, Сэнку, терзающий вилкой вафли, не казался каким-то слишком уж уязвлённым. Он просто изумлённо пялился то на Гена, то на Цукасу, переводя между ними полный какого-то сложного чувства взгляд, будто пытаясь выяснить, правильно ли понял контекст, и совершенно не обращал внимания ни на Рилл, ни на её демонстративное поведение. Ген совершенно не собирался делиться с Ишигами подробностями своей личной жизни, и не понял, зачем Цукаса принялся при нём шутить с намёками на их давнишнюю единоразовую связь, которая случилась ещё во времена, когда они оба были слишком уязвимы и нуждались в утешении, и которая не стала ничем, кроме начала большой дружбы и повода для ироничных комментариев, но в итоге решил не уточнять и не заморачиваться ни о чьих чувствах. У него были дела поважнее — например, налить себе кофе. К Гену повернулась Дарья. — Доброе утро, товарищ Геннадий! — бодро прощебетала она. — А ты чего встал так рано? Рита! Зачем ты его разбудила? Дайте отоспаться человеку! — Всё нормально, Даша-чан, — отмахнулся Ген и открыл шкафчик с чистой посудой, задумчиво оглядывая чашки в поисках той, пить из которой будет вкуснее всего. — Отосплюсь в гробу. — Не смей так шутить, засранец! Мы все слишком за тебя переживали! — Да это просто фигура речи! — За такие фигуры речи получишь по башке своей седой, понятно? — Вы сказали — Рита? — все резко замолчали и синхронно повернулись к Сэнку, который с крайне любопытным видом оглядывал то Дарью, то Амариллис. — Что значит «Рита»? Дарья рассмеялась. — Это значит «Маргарита», это тоже такое русское имя… Ишигами кивнул, будто тщательно записывал информацию куда-то в память. — Я так понимаю, это у вас что-то типа обряда посвящения? Придумать «Теням» русифицированный псевдоним? — Нет, красотуля, — фыркнула Рилл. — Это что-то типа неадекватного проявления русского империализма, придумать русифицированное название вообще чему угодно, начиная именами людей и заканчивая названиями городов! — Кто сказал «русский империализм»? — Яков, видимо, закончил профилактическую ругань по телефону и вернулся к беседе на кухне с небывалым энтузиазмом. — Ритка, ты, что ли, опять ворчишь? Сэнку настойчиво подался вперёд. — Так почему «Маргарита»? Я просто пытаюсь понять логику. Если Ген — это «Геннадий», и в этом есть некоторое созвучие, то почему Маргарита? Амариллис пожала плечами. — Не ищи логику там, где её нет… — Ну, не скажи, — хмыкнул Ген. — На русском языке имя «Маргарита» крайне созвучно с названием цветов маргариток, а ведь Амариллис — это тоже цветок, так что логика тут точно есть, хоть и сомнительная… Яков хохотнул. — Ну, на самом деле, мы с Дарьей просто решили, что ты, Рилли, буквально настоящая ведьма, и выглядишь точно как описание булгаковской Маргариты, так что… — Не переживай, Рилл-чан, — хихикнул Ген. — Цукаса в их грязных фантазиях вообще какой-то Кеша… — В смысле? Мне, вообще-то, нравится, — усмехнулся Цукаса, дожёвывая пончик. — Иннокентий — это звучит гордо! Ген поморщился. — Ино… что? Боги, я даже не буду пытаться это произнести… — А я? — не унимался Сэнку. — Вчера вы тоже ко мне обратились как-то… странно. — А, да, — довольно хмыкнул хозяин дома и схватил горяченную вафлю прямиком из вафельницы, ловко увернувшись от лопатки своей жены, которая явно не была в восторге от столь нахального грабежа. — Дарья утверждала, что тебе подходит Саня, но какой ты Саня, когда ты, очевидно, Сеня? Дарья же, осуждающе фыркнув, поставила в центр стола большую тарелку с готовыми вафлями и повернулась к мужу с видом человека, готового вести спор не на жизнь, а на смерть. — Да где ж это очевидно? Ничего не очевидно! Ты совершенно не разбираешься в именах, вот, что очевидно… — Но ты глянь на него! Вылитый Арсений! — Не правда! Он вылитый Александр! — Да какой из него Александр, господь всемогущий, одно название! — негодующе всплеснул руками Яков. — Вот то ли дело Арсений! Потому что Сэнку, очевидно, Сеня, ну как ты не понимаешь таких простых вещей, женщина! Ген не был способен вынести ещё хотя бы минуту активного участия в этом фарсе, и потому поспешил абстрагироваться, занявшись привычным утренним ритуалом — сделать свой кофе таким невыносимо сладким, чтобы не думать ни о чём, кроме уровня глюкозы в своей крови, и, как следствие, не иметь возможности обращать хоть какое-то внимание на слона в комнате. Смирившись с неизбежным злом, но всё равно внутренне сетуя на зловредность судьбы, он уселся в единственное свободное кресло и притворился, что не чувствует тяжести присутствия Сэнку по правую руку от себя, и что его тело не сгорает, блядь, изнутри от одного только намёка на его тепло, будто жадный дорвавшийся до закладки наркоман, жаждущий новую дозу. Но Ген был сильным. По крайней мере, сильнее своего грёбаного тела, и потому вместо того, чтобы поддаться искушению и насладиться знакомым теплом лежащей рядом на столе руки, он сосредоточился на важнейшей задаче, ради которой Амариллис его сегодня и разбудила. Нацепив на себя самый невозмутимый вид, он хлебнул невыносимо сладкий кофе и прочистил горло. — Предлагаю перейти к делу. Итак, Рилл-чан, — он повернулся к тут же собравшейся Амариллис, — расскажи, о чём конкретно ты договорилась с Кирисаме. Та наклонилась вперёд и задумчиво провела пальцем по покрытой царапинками столешнице, будто рисуя какую-то невидимую схему. — Итак, насколько я поняла, наш старый друг Ибара рискнул выступить с заявлением против силовых структур Совета. Не понятно, к чему он это ляпнул, но Кирисаме предполагает, что это прямое следствие военной поддержки Штатов, теперь, когда он лично может что-то противопоставить боевой мощи своих оппонентов, ну, то есть, PSIA и Бюро. — То есть, американцы уже где-то на территории наших баз? — нахмурился Цукаса. Рилл кивнула. — Ну, похоже, Ибара использовал наш громкий побег из тюрьмы и весь возникший на фоне хаос как предлог, чтобы вычеркнуть из сферы влияния на Совет всех, кто к нему не лоялен. И Кирисаме с Бьякуей в том числе. — А как отреагировал Бьякуя? — От него свежих комментариев пока не поступало. Ген не смог удержаться от желания бросить на Сэнку косой взгляд и оценить его реакцию на последствия предпринятых им решений. Лицо Ишигами было нарочито бесстрастным, но его глаза будто блуждали где-то очень далеко, хотя и бездумно отслеживали движения пальца Рилли по столешнице. Интересно, о чём сейчас думал Сэнку? Вспоминал свои последние дни там, в Башне, среди названных братьев?.. Или проматывал в голове те годы, что прожил, будучи уверенным, что поступает праведно и во благо страны и мира? — Ладно, допустим, я понимаю, почему Кири-чан согласилась нам как-то помочь, — хмыкнул Ген, отбрасывая все ненужные мысли из головы ещё одним глотком своего отвратительно-сладкого кофе. — Но что она может сделать? Амариллис расплылась в лукавой кошачьей ухмылке. — Ну, что бы там Ибара ни вякал, Кири всё ещё возглавляет Бюро, а Бюро всё ещё курирует все охранные системы, в том числе, и Башни, и Совета… — Ближе к сути, дорогая, — Ген устало вскинул брови. — Она сделает так, чтобы новая смена ночного патруля явилась на свои места на тридцать минут позже. Это даст нам время проникнуть внутрь, не будучи замеченными охраной. Цукаса усмехнулся. — Серьёзно? И это всё? Каких-то жалких тридцать минут без назойливых глаз? — Очевидно, нет, — закатила глаза Рилли. — Ещё будут отключены камеры. Кири обещала сделать так, чтобы нам нужно было всего лишь нажать на пару кнопочек в серверной и разобраться с солдатами, которых встретим уже на месте. — Но что это даст Кирисаме, я не понимаю? — подал голос Сэнку. Ген едва сдержал вздох раздражения. Ну что за привычка задавать идиотские вопросы… Рилл же просто пожала плечами. — Избавит её от конкурентов, конечно. — Хм… Неплохо, — задумчиво нахмурился Ишигами. — Избавиться от конкурентов, и при этом не понести никакой личной ответственности, ведь, очевидно, у неё есть, на кого всё спихнуть в глазах общественности… — Бинго, красотуля, — кажется, впервые с момента побега Амариллис наградила Сэнку тонкой довольной улыбкой. — Начинаешь соображать. Похвально, похвально… Сэнку проигнорировал её слова, продолжая размышлять вслух. — Но, погодите, как вы можете просто доверять её словам? На основании чего? — На основании длительного и взаимовыгодного сотрудничества, — усмехнулся Цукаса. — Кирисаме, конечно, не совсем наш человек, она скорее… себе на уме, но сомневаться в том, что конкретно в этой ситуации мы для неё куда выгоднее, чем тот же Бьякуя, не приходится. — Ну, и ещё она моя бывшая любовница, — хмыкнула Рилл, невозмутимо разглядывая свой маникюр, — и у меня достаточно на неё компромата, чтобы ей не хотелось меня злить. — Сдаётся мне, вот этот факт как раз не в нашу пользу, Рилл… — Это точно, я бы на её месте скорее тебя прикончила, чем добровольно с тобой связывалась после расставания! — Вы ничего не понимаете в жизни, а у Кири, очевидно, хотя бы есть вкус! Воспринимая очередную волну бессмысленной болтовни скорее белым шумом, нежели чем-то значимым, Ген сосредоточенно обдумывал все варианты. Для вторжения в Башню им, очевидно, нельзя привлекать ощутимо большое число людей — любая толпа почти гарантировала слишком много ненужного внимания. Кроме того, очень маленький отрезок времени, в течение которого можно будет действовать на месте относительно безопасно, ограничивал большую часть их боевых возможностей, а увеличение численности отряда усиливало риск, что информация распространится куда-то за пределы группы. Даже крошечной вероятности слива допускать было нельзя — они всегда полагались на скрытность, а не на силу. Единственное преимущество, которое у них пока было, — это внезапность и эффект неожиданности. И, да, как бы сильно Ген ни хотел уничтожить Ишигами-старшего, их первоочередной задачей было ликвидировать Ибару. Существовала довольно большая вероятность, что без его личной поддержки этот шаткий союз Совета с «Зенон корпорейшен» просто развалится. Но Бьякуя тоже был очень важной фигурой в развернувшейся партии. Его роль не была очевидна Гену до самого конца — но какое кому дело до великих целей Ишигами-старшего, если всё, что он делал — сплошь лживая и разрушительная мерзость? — Сначала мы убьём Ибару, — Ген решительно прервал оживлённую беседу резким тоном, так, что все замолчали и посмотрели на него, — и только потом будем действовать дальше. Если не поднимется тревога, мы двинемся к Бьякуе. Он знал, что убийство генеральского папочки было единственной причиной, по которой Цукаса рискнул бы сунуться на территорию своей прежней жизни. Шишио на мгновение сжал челюсти, поиграв жевалками, но кивнул, без лишних слов соглашаясь с его планом. Сэнку промолчал. Ген хмыкнул и обратил своё внимание на Амариллис. — Дорогая, мне нужно, чтобы в то же самое время ты проникла в Совет. Может, в личный кабинет Ибары, или в архивы, я не знаю, но нам нужны доказательства, что он всё это спланировал, какие-то подписанные бумаги с «Зеноном», контракты, договоры, всё, что найдёшь — это необходимо, если мы хотим народную силу на нашей стороне. Кохаку бывала в кабинетах Совета, она может тебя сориентировать. Возьми Цукасу с собой- — Нет. Все удивлённо замерли от его внезапного ответа и повернулись к Шишио. Тот сурово сложил руки на груди, решительно глядя Гену в глаза. — Я иду с тобой в Башню. Я хочу свой шанс прострелить Бьякуе башку. Ген ещё мгновение вглядывался в его непоколебимое лицо, пытаясь взвесить все исходы и оценить вероятность того, что Цукаса совершит какую-нибудь глупость во имя своей жажды отомстить. Впрочем, единственным другим вариантом в заданных условиях — потому что ни Яков, ни Дарья, ни, уж тем более, Касеки не были оперативниками и всегда работали из прикрытия, — было то, что Ген отправится в Башню с тем самым человеком, который продал его Бьякуе буквально несколько недель назад. Был бы Сэнку полезен в Башне? Определённо, да. Готов ли Ген вновь отправляться с ним на задание? Нет, спасибо. В коридорах здания Совета Ишигами будет полезен не меньше. Наконец, Ген одобрительно кивнул. — Отлично. Тогда решено. Мы с Цукасой поднимемся в пентхаус Башни и проберёмся в апартаменты господина Ибары. Я вполне могу и сам отключить систему безопасности. Сэнку, что сидел рядом с ним, казалось, едва дышал. Он напрягся всем телом, он стиснул зубы едва ли не до скрипа, со всей очевидностью пытаясь удержаться от попытки развязать с ним спор — и окончательно разрушить между ними этот хрупкий ненадёжный мир. Ген ненавидел ту часть себя, которая могла так легко распознать его настроение. Ненавидел то, что он чувствовал Сэнку едва ли не на каком-то интуитивном уровне. Это было даже хуже, чем нелепое полное нежности желание протянуть к нему руку и мягко погладить по щеке, просто чтобы развеять удушающее беспокойство на волевом лице. Ну, пиздец, Асагири. — Ген, разделяться очень рискованно, — осторожно возразила Амариллис. — Мы и так в меньшинстве. — Вопреки распространённому мнению, я никак не могу быть в двух местах одновременно, а нам действительно нужны любые доказательства, которые можно найти. И, поскольку отряды «Зенона» буквально, блядь, дышат нам в спину, мы не можем позволить себе спланировать две операции. Во-первых, у нас тупо нет на это времени, а во-вторых, они просто не дадут нам такой возможности, — твёрдым тоном отрезал Ген, удовлетворённо наблюдая, как Рилл поджимает губы, не в силах привести контраргумент. — Кроме того, — продолжил он уже более мягко, — если одну нашу группу поймают, другая сможет продолжить дело. Разделим наши шансы на победу. — Но Башня — куда более опасная цель в заданных обстоятельствах, — нарушил молчание Сэнку. — Ночью здание Совета не то чтобы сильно охраняют. Надо просто держаться подальше от камер. А вот в Башне живёт почти вся верхушка власти, это место просто напичкано вооружённой охраной. Тебе нужна будет помощь. — Да, и поэтому со мной идёт Цукаса. Сэнку вспыхнул. — Ты думаешь, один бывший военный сможет победить целый отряд солдат? — Нет, — прорычал Ген в ответ, впервые за утро поворачиваясь к Сэнку лицом. — Но я, чёрт возьми, могу. На красивом лице Ишигами появилось раздражающее выражение разочарования на грани отчаяния. — Но ты всего лишь человек, Ген! Ослабший и уязвимый! И если Ибара может быть слишком глуп, стар и самонадеян, то Бьякуя точно обладает достаточной силой, чтобы просто тебя сокрушить! — Именно поэтому я не собираюсь давать им ни малейшего шанса. — Ты, блядь, понимаешь, что ты не бессмертный?! — голос Сэнку едва ли не впервые на его памяти сорвался почти на крик, хотя его глаза буквально умоляли Гена понять. — Твоя смерть во имя давно мёртвой женщины не исправит того, что с ней случилось. Ген крупно вздрогнул от столь неожиданного напоминания о причине того, что вообще когда-то свело судьбы Сэнку и Гена в запутанном танце из ярости и восхищения. Сознание мгновенно захлестнуло едва выносимым чувством вины, когда Ген осознал, что в очередной, блядь, раз позволил воспоминаниям о Рури куда-то исчезнуть с поверхности памяти — в пылу этой странной одержимости, что охватывала всё его существо в присутствии Ишигами. Ген должен был покончить с этим. С него хватит. Ему нужно свершить давно томящуюся холодной месть, ему нужно было собраться с мыслями и сосредоточиться на чём-то большем, чем причины того странного отчаяния, которое вдруг охватило Сэнку от мысли о гибели Менталиста и заставило его внезапно потерять свой стоический невозмутимый облик. Он деликатно прочистил горло. — Если ты не хочешь сражаться с нами на моих условиях, — медленно произнёс Ген деловито-ровным голосом, — тогда ты можешь просто уйти. Возможно, это будет даже безопаснее. Тебя тут никто не держит. На кухне воцарилась едва ли не звенящая тишина. Дарья принялась собирать со стола пустые тарелки. Яков отошёл к раковине, очевидно, собираясь отвлечься на мытьё посуды. Сидящие напротив Цукаса и Амариллис наблюдали за ними с тщательно нейтральными выражениями лиц, так, будто если бы они действительно проигнорировали нависшее напряжение и продолжили молчать, то, что бы ни происходило между Сэнку и Геном, оно могло просто исчезнуть. Испариться. Перестать портить атмосферу семейного завтрака. — Я никуда не уйду. Ген уставился на него, странно поражённый неожиданной прямотой заявления и непоколебимой уверенностью в голосе Сэнку. Он запнулся и впервые в жизни не смог придумать, что сказать. Сэнку же глубоко вздохнул и расправил плечи, глядя ему в глаза решительно и смело. — Я знаю, что ты больше не будешь мне доверять, но клянусь, Ген… Я не оставлю тебя бороться с этим в одиночку. Как бы ты ни пытался от меня избавиться — я буду с тобой. Что-то в груди скрутилось в болезненном спазме, заставляя сердце отбивать глухой болезненный ритм. Какого чёрта? Как? Почему?! Ген уставился на Сэнку, словно не узнавал его, словно впервые видел, словно не мог поверить собственным ушам, глазам и прочим органам чувств. По какой-то неизвестной ему причине эта новая честность, которой Ишигами бравировал с недоступной его пониманию лёгкостью, заставила Гена почувствовать себя незащищённым и уязвимым. Из всех, блядь, возможных исходов, которые он представлял себе с тех пор, когда узнал, что Ишигами выжил, жертвуя собой, вызволяя его из тюрьмы, заслоняя собой от пули, — Ген никак не ожидал, что Сэнку вдруг захочет поговорить о чувствах. И как он, блядь, должен был на это реагировать?! На что этот придурок вообще рассчитывал? Какого ху- Амариллис многозначительно откашлялась, отвлекая Гена от потока лихорадочно бьющихся в черепной коробке мыслей, и элегантно взмахнула рукой. — Знаете, мальчики, я полагаю, нам есть, о чём беспокоиться, и без ваших разборок, — мурлыкнула она, устремив на Сэнку пронзительный взгляд. — Я возьму красотулю с собой. Он мне там пригодится, а Кохаку будет на подхвате у вас с Цукасой, окей? И мы все в любом случае будем на связи. Если понадобится, уверена, мы можем как-нибудь помочь тебе со стороны. Усилием своей железобетонной воли Ген заставил себя сосредоточиться на чём-то, помимо этой щенячьей искренности в кроваво-красных глазах. Он кивнул Амариллис и проигнорировал беспокойный взгляд, которым сверлил его Цукаса. — Итак, решено. Сегодня ночью мы убьём Ибару, а Рилл и Сэнку добудут всю необходимую информацию. Яков, Дарья, могу рассчитывать на вас в организации путей отхода? — те синхронно кивнули. Ген натянул на себя улыбку. — Отлично. Всем приготовиться к наступлению, — отчеканил он и поспешил выйти из комнаты до того, как Ишигами вновь попытался с ним заговорить. ••• Работы было много, и Ген суетился, чтобы успеть всё — и в процессе занять свой мозг, просто чтобы не думать ни о чём (и ни о ком) лишнем. Прямо сейчас он направлялся к оружейному складу — но внезапно услышал тихие голоса за дверью и остановился, по привычке настороженно прислушиваясь. Там, среди полок с винтовками и пистолетами, о чём-то болтали Цукаса и Сэнку — должно быть, тоже решили собрать для себя оружие, которое могло бы пригодиться на задании. Они говорили тихо, но, кажется, весело, о чём-то хихикали, шушукались, и это всколыхнуло под кожей Гена что-то, что заставило его шагнуть вперёд, заглядывая в приоткрытую дверь, и со странным отстранённым чувством наблюдать, как два бывших товарища расслабленно и спокойно взаимодействуют друг с другом, совершенно не замечая его присутствия. — …проебёшь его ещё раз, и я надеру тебе задницу, — добродушно проворчал Цукаса, протягивая Сэнку тот самый MP5, который достал специально для него эти жестокие полтора месяца назад. — Не так-то просто было его добыть, особенно теперь. Сэнку с явным удовольствием сжал рукоять оружия. Что-то в желудке Гена сладко дрогнуло от этого зрелища, но он поспешил отбросить эту позорную мысль куда-нибудь подальше, в чулан своих греховных желаний под тысячей замков на прогнивших досках. Повертев пистолет в руках, Сэнку осторожно уточнил. — Он же… оставался в том доме Гена, да?.. — Ну, а где же ещё. Гену там лучше пока не светиться, но Союз сгонял туда на днях, достал нам всё необходимое, — Сэнку кивнул, и на мгновение между ними воцарилось молчание, во время которого оба, казалось, глубоко погрузились в какие-то свои мысли, но вскоре Цукаса встрепенулся и продолжил. — Кстати, у меня есть ещё несколько запасных метательных ножей, тебе надо? И кое-какие другие вкусности, — он раскрыл следующий ящик, — уверен, тебе понравится. Я, знаешь ли, с некоторых пор предпочитаю иметь при себе комплект всего необходимого на любой непредвиденный случай, даже защиту от ёбаного ножа в печень… — его беззаботный тон немного дрогнул от явно болезненного воспоминания, и Цукаса снова замолчал. — Он не знает. Мощные плечи напряглись, и Ген буквально отследил тот момент, когда Шишио начал притворяться, что не понимает, о чём речь. — Что? — Рюсуй, — повторил Сэнку, не сводя с Цукасы глаз. — Он не знает, что с тобой случилось. — Это то, что он тебе сказал? — в мягком бархатном голосе Цукасы послышались резкие нотки. — Нам объявили о твоей смерти буквально во время пресс-конференции, я был там, я видел его глаза, — серьёзно и тихо настаивал Сэнку. — Рю, он… Бля, честное слово, Цукаса, я никогда больше не видел его таким. Мы думали, что потеряем и его тоже. Бьякуя даже злился на него тогда, что он… неработоспособен, — голос дрогнул, и, судя по его тону, Ген готов был поклясться, что Сэнку опасно близок к тому, чтобы всерьёз обвинить во всём отца. Цукаса вздохнул. — Зачем ты мне это рассказываешь? — какой бы вызов он ни хотел вложить в свой голос и в свой вопрос, тот затерялся где-то под маской глухой исполненной боли скорби, которую Цукаса всё это время так тщательно и скрупулёзно скрывал и от Гена, и от Амариллис. — Что бы там ни было, это не изменит всего, что случилось. Он звучал с таким титаническим смирением, что сердце невольно сжималось. Когда Ген впервые встретил Цукасу, тот был полон острых углов и почти маниакальной энергии чистой ярости. Он бросился в подземный мир, словно Орфей — в поисках призраков прошлого, которых там больше не было. Долгое время казалось, что такая знакомая Гену ярость, горе и жажда мести поглотят Цукасу с головой, как это случилось когда-то и с ним самим, но тот оказался сильнее. Возможно, потому что у него ещё оставались живые близкие, о которых отчаянно важно было позаботиться. Цукаса вцепился в свою вторую дарованную случаем жизнь, отодвинув злость на задний план, сосредоточившись на будущем, а не на прошлом — и, как бы это ни было здорово и правильно, тем самым вечно убегал от преследовавших его теней. Каким бы суровым и ощетинившимся ни казался сейчас Цукаса, ни один мускул на лице Сэнку так и не дрогнул. Он продолжил всё тем же ровным голосом, доказывая, что его знаменитое упрямство, которое и делало его столь опасным противником, не уменьшилось ни на йоту. — Рю бы хотел знать правду. — Ты ведь сказал, что ничего ему не говорил. — Я и не говорил, но… Рюсуй сильно изменился за эти годы, с тех пор, как… как ты ушёл. Он стал более непредсказуемым, более злым. Отчаянным, понимаешь? Всё, что он делает, — это яростно бросается на любое задание, пьёт и… — Сэнку запнулся, по всей видимости, не уверенный, стоит ли продолжать, но Цукаса успел заговорить раньше, чем он принял решение. Шишио крепко сжал пальцы на рукояти ножа. — Сэнку, твою мать, какая разница, знает он или не знает? Какое это имеет значение, если он, скорее всего, сам меня арестует, если вдруг встретит! — Не правда, — резко возразил Сэнку. — Рю сжёг бы этот мир дотла, если бы надеялся, что сможет найти тебя в пепле. Эти слова прозвучали словно удар, словно пощёчина, что заставила гордые плечи Цукасы поникнуть. На долгое мгновение Ген подумал, что тот сможет просто проигнорировать эту предательскую надежду, которую вселяли в сердце уверенные слова Сэнку. Интересно, смерть в порыве наивной веры была бы легче, чем от медленной агонии бесконечных терзаний незнания? Цукаса горько усмехнулся. — Это ничего не изменит. Осознание того, что я жив. У Рю уже давно своя жизнь, да и… уверен, он воспримет правду как предательство, как посягательство на чистоту воспоминаний о том, кем мы были когда-то. Незачем ворошить прошлое. — Но ты ведь не можешь убегать вечно, — казалось, Сэнку искренне его не понимал. — Это просто глупо, даже жестоко, ты не можешь просто вот так решать всё за него и обрекать вас обоих на жизнь под гнётом этой трагедии! Даже если у него уже другая жизнь, разве ты не хочешь отпустить свою боль? Не хочешь снова обнять его? Разве ты не хочешь снова быть счастливым? Ген не стал дожидаться ответа Цукасы. Он развернулся и так быстро, как только мог, зашагал прочь по коридору, почувствовав внезапную колкую боль в груди. А хотел ли он сам снова стать счастливым?.. ••• Ген обожал эту адреналиновую суету за пару часов до миссии. Все были заняты делом, кто-то готовил технику, кто-то заправлял машины, кто-то обсуждал последние версии планов… Во всём этом заряженном бравадой хаосе Ген ощущал себя живым. Чтобы проникнуть в Башню, им требовалось несколько часов засады из-за грёбаного комендантского часа и несколько тщательно подготовленных ложных следов, чтобы бесчисленные снующие по улицам отряды солдат и полиции отвлеклись на ерунду и ничего не поняли. Добраться дотуда в теперешных условиях повышенной безопасности и КПП на каждом грёбаном перекрёстке тоже было непросто — и потому они были вынуждены прибегнуть к более старым и медленным, но зато проверенным и надёжным методам передвижения по городу. Автобусы. Автобусы были единственным видом транспорта, которому на этом этапе социального карантина было разрешено передвигаться вблизи баз Совета, и, к тому же, они гарантировали, что там будет достаточно случайных людей, среди которых можно затесаться. С большим энтузиазмом и тупыми шуточками они с Цукасой старательно изучили все автобусные маршруты, ведущие к Башне, выбрав самый подходящий. Следующим шагом была маскировка — и Ген по-своему крепко любил эту часть. Парики, непримечательная одежда, макияж, может, даже грим? Ярко-розовая полоска шрама на лице привлекала к себе слишком много воспалённого внимания, и Ген попытался её закрасить. Немного тонального крема, чтобы перекрыть красноту по краям, чёрная тонкая подводка, чтобы превратить следы пыток в эпатажную татуировку… А что, кстати, неплохо. Возможно, когда всё это дерьмо заживёт до конца, Ген и впрямь заглянет к своему тату-мастеру… Собравшись окончательно и спрятав под одеждой всё необходимое оружие, Ген почти готов был к делу. Всё, что ему оставалось, чтобы почувствовать себя лучше — это просто начать. И всё же он поймал себя на том, что странно колеблется у зеркала в прихожей, ощущая давно забытую неуверенность. Он оглянулся, отстранённо наблюдая, как Рилли в другом конце коридора вполголоса болтает о чём-то с Луной, которая, как и обещала, заехала проверить состояние Сэнку. Яков ушёл в гараж, Дарья уточняла и забивала в навигатор все необходимые маршруты, Цукаса сидел в углу и в пятый раз перепроверял своё оружие — все были заняты делом, оставив Сэнку и Гена совершенно одних в паре шагов от дверного проёма. Они стояли бок о бок, каким-то образом осознавая весь масштаб потенциальной катастрофы, на пороге которой оказались, но всё равно очень старательно притворяясь, что это всего лишь очередное задание. Просто ещё одна вылазка. Ещё одна залихватская драка с кучкой офицеров, точно такая же, как и десятки других драк до неё, и если бы Ген приложил ещё немного морально-волевых усилий, то, возможно, даже смог бы представить тот дивный мир, в котором Сэнку не предавал его, а всегда был на его стороне. Но это, конечно, что-то из разряда фантастики, а Ген не был склонен- — Как ты думаешь, — внезапно тихо спросил Сэнку, перебивая его мысли и нарушая тишину, словно его ничуть не волновало, что означало молчание Гена, — каковы шансы, что в конце всего этого мы оба останемся живы? Этот вопрос показался ударом под дых — просто потому что именно об этом Ген всё это время пытался не думать. — Практически нулевые, — неожиданно резко и жёстко ответил он, тщательно не сводя глаз с Цукасы, хотя на самом деле его не видел. Сэнку хмыкнул. — Печально, но по моим расчётам исход такой же… — Ген промолчал. Ишигами же продолжил игнорировать все очевидные социальные сигналы о том, что Ген не имел никакого желания с ним общаться. — Наверное, если я хочу тебе что-то сказать, сейчас самое время, да? Потом у меня может не быть такой возможности. Ген устало вздохнул. Призрак Рури маячил между ними холодной тенью, не давая о себе забыть, не давая ему отпустить свою злость окончательно. Ген знал, что это чувство сосущей потери под ложечкой никогда не пройдёт, знал, что он всегда будет ощущать эту гулкую боль где-то там, за рёбрами, независимо от того, как долго Рури пролежит под землёй. Её незримое присутствие где-то рядом критически усугубляло все эти болезненные воспоминания о тюрьме и предательстве, это чувство неправильности и неловкой неуместности, из-за которого они с Сэнку больше не могли разговаривать друг с другом без ощущения, что каждое слово зазубренным острым осколком стекла разрывает их сердца в жалкие крошки. — Угу. — В таком случае… Что-то в голосе Сэнку заставило Гена испуганно замереть, ощущая себя маленькой жалкой добычей, загнанной в угол каким-то огромным зверем. Это чувство было неуютным и сжимающим желудок морозным спазмом, но Ген не дёрнулся. Он выжидал. Ишигами повернулся к нему лицом и мягко, даже немного застенчиво улыбнулся — своей до боли знакомой кривоватой улыбкой, будто не подозревал, что от этого зрелища у Гена каждый чёртов раз немного перехватывало дыхание. Он замолчал на мгновение, немного нервно бегая глазами, словно пытаясь подобрать слова, и с каждой секундой его улыбка становилась всё более и более нервной и уязвимой. Между ними нарастало напряжение, такое сильное, что очень скоро бестолковое сердце Гена набатом застучало прямо в ушах, а мир вокруг стал казаться каким-то бессмысленным и абсурдным, и вообще, какого чёрта происходило? Спустя то ли минуту, то ли вечность, Сэнку, наконец, заговорил. — Мне кажется, я в тебя влюблён. ••• Влюблён? В ушах стоял какой-то страшный ревущий звук, грохочущий в жутком беспорядочном ритме, который примерно соответствовал тому, как лихорадочно вздымалась и опускалась его грудь в попытках вдохнуть хотя бы немного воздуха — казалось, лёгкие просто схлопнулись в спазме, вызванном глубоким первородным шоком. Ген задыхался. Ген рассыпался. Ген, наверное, выжил из ума, потому что иного объяснения услышанному просто не было. Он уставился на Сэнку, словно последний кусок отборного идиота, о, не утешайте его, он знал, что выглядел именно так. Он пялился на Ишигами, словно больше не мог его узнать, словно не понимал, кто перед ним стоит… Ишигами Сэнку? Точно? Да ну, бред какой-то. Но нет же. Вот он: всё те же смешные зеленоватые волосы. Всё та же волевая линия челюсти. Всё тот же фактурный нос с изящной аристократической горбинкой… Ген впервые задумался, откуда взялась эта утешающая, обволакивающая мягкость в бездонных глазах цвета запёкшейся крови. Она ведь не всегда тут была, Ген знал это наверняка. Он впервые позволил себе заметить, какой же нежный изгиб у его губ. Верхняя чуть более припухлая, чем нижняя, и она бы точно казалась немного по-детски капризной, если бы не его твёрдый и умный глубокий взгляд. Впервые он позволил себе задаться вопросом, на всех ли людей Ишигами Сэнку смотрел вот так, или за этой странной, обжигающей, неистовой энергией, что трещала между ними высоковольтным электричеством, действительно скрывалось что-то большее. — Что? — прошептал Ген почти беззвучно, просто чтобы убедиться, что не сошёл с ума. Красивые губы Сэнку изогнулись в кривоватой самоуничижительной улыбке, которая, к неожиданному разочарованию Гена, совсем не коснулась его глаз. Он неловко почесал затылок, усмехнулся как-то слишком уж горько, чтобы кто-то поверил в его веселье, и просто пожал плечами. — Я знаю, что ты не чувствуешь ничего похожего, и я понимаю, что сейчас это всё вообще не имеет значения, — хрипло выдохнул он, — но я хотел сказать это хотя бы раз. Пока у меня ещё есть такая возможность. Я… люблю тебя, Ген, — Сэнку нервно рассмеялся. — Ну, вот, сказал. Казалось, это будет страшнее. Но ничего. Это я так. Не обращай внимания. Я просто на всякий случай. На случай, если у меня не будет возможности повторить это ещё раз. На случай, если сегодня мы оба погибнем. Ген почувствовал, будто во всём теле разом вдруг закончилась энергия. Коленки подкосились, руки ослабли, и он невольно качнулся вперёд в каком-то диком импульсивном порыве, то ли чтобы одной только силой своей неумолимой воли преодолеть все препятствия между ними, то ли чтобы прогнать этого наглеца из жизни к чертям собачьим. Сэнку проследил за его движением, но сам даже не дёрнулся с места, даже не пошевелился, будто его совсем не волновало, что Ген вполне мог его ударить, будто он даже не предполагал, что Ген мог причинить ему какой-то вред, будто не носил на себе шрамы их давно минувших сражений… — Ребята, минутная готовность! Нам нужно выдвигаться, — звонко крикнула Амариллис из другого конца коридора, и, казалось, её голос вмиг разрушил эти странные чары, что возникли между ним и Сэнку. Ген вздрогнул, и мир внезапно обрёл первозданную чёткость. Звуки окружающей реальности немедленно просочились обратно в его сознание, развеивая шум и аварийный звон в ушах. Цукаса спрятал оружие под толстовку, Рилл о чём-то напоследок договаривалась с Луной — всё было точно так же, как пару минут назад, так отчего ему казалось, будто жизнь перевернулась вверх ногами? По шее стремительно растекался отвратительный яркий румянец, но хуже всего было осознавать, что Цукаса всё это время тусовался буквально в паре метров от них — и, вероятно, прекрасно услышал признание Сэнку. Единственная причина, по которой Ишигами до сих пор дышал, заключалась в том, что Амариллис была слишком занята своей болтовнёй, и, к счастью, вряд ли могла что-то расслышать. Ген сделал глубокий вдох и заставил себя отступить на шаг, так, словно это помогло бы ему прочистить свои расплавленные мозги. Он сделал вид, что не заметил, как из-за этого дополнительного метра между ними жалобно вытянулось лицо Сэнку, или как заныли его собственные руки в невыносимом желании к нему прикоснуться. — Я, пожалуй, пойду, — прохрипел Ген, стараясь не морщиться от того, насколько хрупким и неровным звучал его голос. Сэнку молча кивнул, не отрывая взгляда от его лица, и, осознав, что на этом их диалог окончен, медленно повернулся, чтобы уйти. Это было правильно. У них была важная миссия. Ген не собирался реагировать на эту вопиющую чушь, которую придурок Ишигами решил, блядь, ляпнуть ему напоследок. Очевидно, это полная ерунда. Очевидно, это нужно просто проигнорировать, забыть и никогда больше к этому не возвращаться. Очевидно- — Сэнку-чан! — очевидно, блядь, Ген очень плохо соображал, потому что не смог удержаться и окликнул его, пока тот не успел окончательно скрыться за дверью. Сэнку оглянулся через плечо, устало вскинув брови в немом вопросе. — Эм… Будь осторожен. Мягкая — ласковая? — улыбка промелькнула на красивом лице Ишигами. — Я постараюсь, — просто ответил он, прежде чем снова стать крайне серьёзным. — И, Ген… Каким бы маразматичным старикашкой ни казался тебе Ибара, не стоит его недооценивать. Точно так же… Точно так же, как не стоит недооценивать Бьякую. Он может быть очень опасен. Гену не составило много труда представить, какие внутренние неурядицы могли спровоцировать Ишигами на этот дополнительный комментарий. Внезапно он задумался о том, как больно, должно быть, было Сэнку осознавать масштаб предательства родного отца. Как тот целую жизнь по маленькой чайной ложке выедал из своего сына его суть, заставляя делать что-то, чего тот совсем не хотел, принуждая к деяниям, которых бы тот никогда не совершил, убеждая, что это его собственный выбор… И как много внутренней силы должно было быть у Сэнку, чтобы вырваться из своего сытного, уютного, исполненного почестями ада. — Я знаю, как справляться со всякого рода ублюдками в форме, — наконец ответил ему Ген. — Я знаю. Я просто беспокоюсь, что и они научились справляться с тобой. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Цукаса его перебил. — Так, всё, выдвигаемся. Автобус будет через десять минут, а нам ещё до остановки надо добраться. Погнали. Ген перевёл дыхание и попытался усилием воли подавить эти бушующие неистовые эмоции, которые, казалось, буквально витали в воздухе, не давая ему дышать. Блядь! Да почему, почему, вашу мать, это лживое, ненужное, бестолковое и бессмысленное признание пронзило его отравленной картечью до самой глубины чёрной, грязной, прогнившей душонки?! Конечно, между ними что-то происходило, конечно, что-то, но не любовь же. Да и вообще, не говорить же об этом вот так прямо! Что на него нашло вообще! Фу! Мерзость! Скорее всего, Сэнку спутал с этой своей дурацкой любовью обыкновенное физическое притяжение, потому что, очевидно, во взаимном желании между ними не было ровном счётом ничего нового. Да. Ген вполне готов был признать, что его бестолковое сердце извечно жаждало каждого влажного взгляда, жадно ловило каждую грань, каждое мгновение связи между ним — и его врагом. Ген не скрывал, что всегда хотел сорвать с Ишигами эту маску героического стоицизма и вывернуть наружу всё, что скрывалось под ней. Он хотел содрать с него эту спесь вместе с кожей. Он хотел выпотрошить его, выскребая из нутра Ишигами всё, что могло помешать Гену открыться ему опять. Он хотел, чтобы Сэнку не желал ничего, кроме удовольствия, которое Ген мог ему подарить. Он хотел получить свой шанс на счастье, он хотел… да. Он хотел, чтобы эта дурацкая, эта бессмысленная, эта фальшивая любовь была настоящей. Но жизнь научила его, что даже самые сильные желания не способны изменить судьбу. Это была жалкая чушь, которую придумали корыстные инфоцыгане. Повод содрать с наивных побольше бабла за право мечтать. А Ген не был наивным, нет. Он был циничным и прожжённым. Его сердце родилось не в мягком и полном любви материнском чреве, а в стальном агонистическом жерле. Оно было выковано из едкой ненависти и жажды мести, закалено предательствами и разочарованиями, отполировано дисциплиной и железным характером, готовое ко всему — кроме любви. Оно защищало его от бурь и угроз, оно оберегало его от потери смысла, оно билось исключительно на силе целеустремлённости и упрямства — это тяжёлое, жёсткое, холодное, ужасное сердце, которое было единственным убежищем, доступным Гену, его защитой от новых врагов и новых потрясений. Однако, блядь, этот грёбаный Ишигами своим непрошеным ублюдским одним-единственным заявлением почти сумел разрушить его последнюю защиту. Ген не мог этого допустить. Ещё мгновение он смотрел на Сэнку, но быстро отвёл глаза, резко развернулся и быстрым шагом направился к Цукасе — казалось, что в этот миг душевного смятения лишь он один мог предложить ему убежище от этих удушающих мыслей, что лихорадочно носились в голове. Цукаса наблюдал за ним внимательно и с явным беспокойством, будто пытался решить, стоит ли вмешиваться в его всё нарастающее безумие, вызванное признанием Сэнку, или же, наоборот, всем будет лучше притвориться, будто он ничего не заметил. — Пошли, Цу-чан? — пряча взгляд, позвал его Ген. Тот хмыкнул, кивнул, и они быстро вышли из дома, направляясь к ближайшей автобусной остановке. Ген не хотел думать о том, почему каждый грёбаный шаг давался ему так тяжело. Он не хотел думать о том, почему ему вдруг так отчаянно хотелось оглянуться назад. ••• — Ты в порядке? Тщательно нейтральный голос Цукасы внезапно вырвал Гена из душного мыслительного тумана, в который он погрузился сразу после того, как они сели в нужный автобус. Он моргнул, с трудом оторвал отупелый взгляд от испачканной спинки кресла прямо перед собой, и внезапно обнаружил, что они уже буквально в нескольких километрах от центра города. — А? Что? — Ген, — всё так же низко, бархатисто и подозрительно ровно повторил Цукаса, — ты в порядке? — Я… — начал было Ген, но тут же нахмурился от странного тона собственного голоса и тряхнул головой, словно пытаясь прогнать это грёбаное наваждение, силой мысли заставляя себя вернуться в то взбудораженное полное жажды дела состояние, в котором он благополучно находился до того идиотского разговора с Сэнку. Нет, лучше даже в то, что было ещё раньше, ещё до появления Ишигами на его пороге, до того, как он сам, добровольно, вручил своему врагу все инструменты, все ключики и пароли, чтобы себя уничтожить. — Я… Ты всё слышал? — Слышал. — Зачем он это сказал? Цукаса хмыкнул и немного подвинулся, осторожно поворачиваясь так, чтобы его высокое широкоплечее тело служило живой преградой между Геном и остальной частью автобуса, полной случайных пассажиров. Это было странно трогательно, и Гену стало интересно, как долго Цу-чан защищал его вот так, пока сам он даже не задумывался о подобном. — Ну… — осторожно начал Шишио, — полагаю, он сказал это, чтобы снять с себя часть эмоционального напряжения перед важной миссией, где нужно сохранять холодный разум и расчёт, а не переживать о несказанных словах и непрожитых чувствах. — Но это абсолютно не логично! Не рационально! Совершенно на него не похоже! — Вынужден не согласиться. Наоборот. Это очень даже рационально. И очень даже на него похоже. Сэнку куда эмоциональнее, чем кажется на первый взгляд, просто обычно выражает свои чувства не словами, а делами. Но… боюсь, в делах сердечных одних поступков недостаточно. Ген возмущённо зашипел. — Ну, охуеть теперь, то есть, он хотел снять с себя эмоциональное напряжение, а мне теперь что делать со всем этим дерьмом?! Обо мне он подумал? Ебучий эгоист! Пусть в жопу себе засунет свои чувства, нахрена мне о них сообщать? Цукаса окинул его задумчивым сложным взглядом. — Я сейчас собираюсь сказать кое-что, что тебе не понравится. — Что?! — Ты не можешь бесконечно притворяться, будто Сэнку для тебя ничего не значит. Ты можешь обманывать кого угодно, малыш, кого, блядь, угодно, Рилл, меня, самого Сэнку, но только не себя. Нельзя просто сбежать от своих чувств, вычеркнуть их из памяти и начать всё сначала в каком-нибудь другом месте. Так не работает. Ген поджал губы, слишком уставший, чтобы вновь возводить вокруг себя привычную стену из лжи и театральных масок, за которой можно было надёжно спрятаться. — Он предал меня. — Ага. — Я не могу ему доверять. — Ага, я в курсе, — тихонько промурлыкал Цукаса со странной маленькой улыбкой на губах, задумчиво глядя в окно на проносящиеся мимо улицы. — И у тебя есть полное право никогда его не прощать за то, что он с тобой сделал, — медленно произнёс он таким тоном, чтобы Ген точно понял, что именно это он и имел в виду. — Мой единственный вопрос лишь в том, действительно ли ты этого хочешь. Этого ли. Ген отчаянно хотел протестовать. Он хотел возмутиться, гневно возразить Цукасе, что это полная чепуха, и на самом деле всё вообще не так. Заявить, что он не идиот, что он давно на собственном горьком опыте убедился, что люди сволочи, любви не существует, и никто в этом мире не стоил того, чтобы рисковать своей жизнью — и своим сердцем. Он хотел расплакаться. Он хотел объяснить, как ужасно больно было открыться, пустить кого-то в своё сердце, а потом осознать, что именно из-за этого Сэнку так легко удалось обвести его вокруг пальца, и что Ген просто не готов, он не выдержит снова чего-то подобного, он и так едва сумел собрать себя по крупицам на клей из чистой ярости и злости, и если этот клей исчезнет, Ген просто обрушится окончательно и перестанет существовать, что… Но вместо этого он, казалось, не мог перестать вспоминать, насколько решительно и безрассудно Сэнку пытался вытащить его из тюрьмы, тащил его на себе, не обращая внимание потоки словесного яда — и лишь крепче прижимал к груди его ослабленное тело. Или то, как Ишигами продолжал извиняться, шептал эти свои бесконечные «мне жаль», истекая кровью на его руках и даже не пытаясь найти оправдания своему предательству. Или то, как мягко он на него смотрел там, у порога… Он подумал, как упрямо Сэнку отказывался уходить. Как повторял раз за разом, что всё понимает, но всё равно хочет быть здесь. Он не мог не задаться вопросом, действительно ли Ишигами имел в виду то, что сказал. Хотя бы в тот конкретный момент. — Смог бы ты простить Рюсуя? — спустя долгие минуты задумчивого молчания наконец спросил Ген. — Если Сэнку прав, и он на самом деле не знал обо всём, что планирует Бьякуя. Взгляд Цукасы стал отстранённым и усталым. — Знаешь… Я не хочу надеяться на что-то подобное. Даже в своих фантазиях. Слышать друга таким разбитым было больно. Не говоря ни слова, Ген протянул к нему руку и переплёл свои тонкие пальцы с его крупными мозолистыми пальцами, словно предлагая ему якорь, необходимый, чтобы пережить тот душевный шторм, в котором они оба оказались. Цукаса улыбнулся самыми уголками губ и притянул его чуть ближе, обнимая другой рукой за плечи и положив подбородок прямо Гену на макушку. Ген даже не помнил, когда они в последний раз обнимались — и обнимались ли вообще, — но это послужило устойчивым и нужным напоминанием, что, по крайней мере, в этой битве им не придётся сражаться в одиночку. К тому времени, как автобус остановился, Ген и Цукаса сумели собраться и вновь нацепить знакомые маски своих Теневых альтер-эго. У них не было ни времени, ни сил, ни желания размышлять, что их ждёт по ту сторону сегодняшней ночи, каким будет мир уже завтра утром. Шансы были таковы, что до утра они могли и не дожить, и ситуация не станет лучше, если они позволят себе отвлекаться от цели. От ближайшей к Башне автобусной остановки Ген медленно повёл Цукасу по самым неожиданным и потаённым тропам. Когда-то давным-давно он проводил, пожалуй, большую часть своих ночей, придумывая самые разные способы проникнуть в систему безопасности Совета, в любое из правительственных зданий, и, конечно, в самую цитадель власти — место, где все приближенные к верхушке сладко почивали на лаврах в покое и безопасности. В те времена он не думал ни о чём, кроме жажды убийства — но для подобных вылазок нужна была холодная голова и хрустальная ясность сознания, и даже тогда Ген понимал, что ещё не был к такому готов. Он не был уверен, что готов и сейчас — но выбора ему никто не давал. Значит, пора. Они не разговаривали, молча продвигаясь вперёд, легко общаясь друг с другом в полной тишине — лишь взглядами и короткими отработанными жестами. Ген потратил достаточно времени, чтобы тщательно собрать наряд для них обоих. Требования к одежде были просты: это должно было быть удобно, в этом можно было легко спрятать оружие, и, главное, ничто не должно было привлекать внимания: абсолютно безликий набор вещей, которые легко могли принадлежать любому из сотен рядовых сотрудников, что круглосуточно обслуживали здания Муниципалитета. Главное — быстрый уверенный шаг, чуть сутулые от тяготы жизни плечи, слишком большая для минимальной зарплаты ответственность во взгляде и фирменный бейдж на груди — из тех, что добыла для них Кохаку. Он с изящной лёгкостью провёл их мимо внешних контрольно-пропускных пунктов. Охранник в знакомой чёрно-серой форме, сидевший по другую сторону от стойки с защитным стеклом, лишь едва оторвал взгляд от телефона, когда они проходили мимо, оглядев их пустыми глазами, кивнул и снова уткнулся в какую-то мобильную игру. Эти придурки слишком уж полагались на техническую сторону системы безопасности. Наивные ленивые салаги. Самой большой опасностью на данном этапе было встретить кого-то, кто работал бы в отделе информации и связей со СМИ. Этот кто-то вполне мог узнать Гена в лицо, не смотря на всю его кропотливую маскировку, а привлекать к себе излишнее внимание было буквально последним, чего ему сейчас хотелось. Однако на фоне шкафоподобного Цукасы, которому Ген приклеил роскошные седые усы, сам он практически терялся — и это было на руку им обоим. — Кохаку, дорогая, — тихонько пробормотал Ген себе под нос, уверенный, что чувствительный микрофон в крошечном наушнике всё равно уловит любой шорох, — найди-ка для для нас свободную комнатку, чтобы дождаться полуночи. — Приступаю. Спустя минуту они уже проскользнули в узкую каморку для уборщиков рядом с какими-то офисами, у дверей которых висели гордые таблички с эмблемой службы безопасности — и которые вызвали у Гена желание посмеяться. Они затаились, но спустя примерно десять минут Ген услышал шаги, что приближались к одному из шкафов, и незнакомый голос. — …слышал, что чёртовы камеры сегодня снова весь день лагают? Говорят, это- — Тссс! — нервно шикнул уже другой мужской голос. — Ты бы перестал так много сплетничать, Ючи. Тут никогда не знаешь, кто может тебя подслушивать. Тонкая ирония заставила Гена скривиться в хищной довольной усмешке. Отлично. Если камеры лагали целый день, вероятно, это было частью плана Кирисаме. Умно. Накопившееся раздражение на барахлящую технику позволит охранникам забить даже на получасовые неполадки в тот момент, когда они с Цукасой начнут действовать. Спустя час и пятьдесят минут настало время выдвигаться. Они подождали ещё пару секунд, пока Цукаса прислушивался к звукам за дверью коморки. Он молча кивнул Гену, показывая, что из их импровизированного убежища можно выходить. — Камеры уже выключены? — Ген тихо спросил Кохаку. — Я отключила те, что в этом коридоре, — немедленно ответила она. — Как только вы проникните в офис службы безопасности, выключатся все остальные. Пока всё в порядке. — Хорошо. Я вырубаю связь, пока мы не покинем здание, — был слишком уж высокий риск, что в условиях, когда случаются какие-то непредвиденные обстоятельства, кому-то придёт в голову отслеживать даже случайные радиоволны. — Будьте осторожны, Босс. Он слабо улыбнулся, распознав плохо скрытое беспокойство в её голосе. — Я постараюсь. Увидимся на другой стороне, дорогая. А затем они остались одни, со всех сторон окружённые организацией, которую хотели уничтожить. Цукаса осторожно приоткрыл дверь, оглядывая коридор и убеждаясь, что путь чист, и ловко скользнул из коморки, тихий и вёрткий, словно огромный кот. Ген последовал за ним. Ключ-карты, встроенные в добытые Кохаку бейджики, очень помогали им в процессе, обеспечивая беспрепятственный доступ ко всем лифтам, лестницам, коридорам — и, конечно, офисам службы безопасности, куда они и поспешили зайти. Там было прохладнее, чем в коридорах, вероятно, чтобы поддерживать бесперебойную работу всех компьютеров и прочего оборудования, ну, за исключением недавно выведенных из эксплуатации камер, конечно. Ген подошёл к одному из компьютерных терминалов, всё ещё подключенных к системе, и вставил в порт крошечный тонкий USB-накопитель. Одна маленькая программка, которую специально для этой миссии за ночь написал Яков, гарантировала, что вся информация с их ключ-карточек и любые другие сигналы тревоги, которые могут сработать по случайности или неосторожности, будут стёрты из системы до того, как кто-то внутри или снаружи здания успеет это заметить. Единственное, чего им нужно было опасаться, — это любых живых патрулей в Башне. Если им повезёт — и если они хорошо поработают и не продолбаются, конечно же, — то смогут добраться до апартаментов Ибары, а потом и до Бьякуи так, что никто и не заметит их присутствия. — Так, тут всё в порядке, — выдохнул Ген, управившись с задачей, и повернулся к Цукасе. Однако вместо того, чтобы следить за дверью, его взгляд был прикован к расслабленной зернистой фигуре на одном из мониторов. Гену даже не нужно было вглядываться в экран, стоило лишь посмотреть на искажённое болью лицо друга, чтобы понять — там был Рюсуй. Цукаса поджал губы и сжал ладони в кулаки так сильно, что костяшки его пальцев побелели. — Ты не обязан этого делать, — тихо сказал Ген, мягко кладя руку ему на плечо. — Не нужно идти со мной в жилое крыло. Я могу и сам… — Нет, — резко прервал его Шишио, сделав глубокий вдох и заставив себя отвести взгляд от шакального изображения своей давно потерянной любви. — Я должен это закончить. И жить дальше. Ген кивнул, понимая хрупкую уязвимость его упрямства, которое в данный момент и удерживало спину бывшего героя такой прямой и гордой. Мысленно составив карту местности, он быстро просмотрел архив, просто чтобы убедиться, где именно в этом огромном комплексе жил и здравствовал господин Ибара. Внезапно все мониторы камер мигнули, зарябили белым шумом и погасали. Он глянул на часы. — Отлично. У нас есть ровно полчаса до прихода следующей смены охранников. За это время мы должны уладить все дела и выбраться из здания до того, как они проверят систему и заметят, что камеры работают неправильно. Не говоря больше ни слова, Цукаса повернулся к двери, позволяя Гену выскользнуть наружу первым, тут же завернув на узкую скрытую лестницу, которой в основном пользовались уборщики, чтобы не попадаться на глаза всяким важным высокопоставленным лицам. Ген очень надеялся, что рабочий день у всего обслуживающего персонала уже окончен — у него не было ни малейшего желания причинять вред какому-то невинному гражданскому лицу в попытке прикончить тех, кто того действительно заслуживал. Он старался не думать, что с ним будет потом. После того, как всё случится. Что это будет значить для его психики, для его памяти, для его скорби — если он и правда сумеет сегодня убить этого старого ублюдка. На протяжении стольких лет жадные мысли о мести были единственным, что заставляло его неустанно двигаться вперёд. Эта жажда поглотила его личность, и он уже не был уверен, как выглядел без этой нависшей над ним ужасающей кровавой тени. Завершит ли он все дела или продолжит вершить свою версию справедливости в глубинах столичного андеграунда? Или, быть может, ему и правда стоит уехать в глухую деревню — и начать всё сначала? (Захочет ли он, чтобы Сэнку был с ним в этом самом «сначала»?) Это были плохие мысли, ненужные, неуместные, они отвлекали — а значит, вполне могли его убить, но, похоже, Ген был не в силах остановить своё помешательство, не мог запретить этому раздражающему потоку заполнить все тихие уголки своего сознания. Казалось, если он откроет рот, этот запутанный узел из чувств развяжется, всё польётся наружу, и он будет вынужден признать, насколько неуверенным и шатким ощущал себя сейчас на самом деле. Хорошо, что эта миссия предполагала молчание. Адреналин и предвкушение нарастали в его груди с каждым шагом, что приближал их к комнатам Ибары. С лихорадочной улыбкой Ген мысленно перебирал каждый чёртов вид оружия, которое он с собой прихватил, подсчитывая и пересчитывая все возможные способы, которыми можно было бы забрать его гнилую смердящую душу. Скорее всего, у покоев Ибары дежурил свой небольшой охранный отряд, но даже если нет — то и сам старый ублюдок был силён, хитёр и опасен. Главным оружием в их арсенале и самым мощным преимуществом был старый добрый элемент неожиданности — и надежда, что вдвоём они с Цукасой успеют всех прикончить до того, как охрана поднимет тревогу. С гулко бьющимся сердцем, Ген и Цукаса молча поднялись по лестнице для персонала на самый верх и пошли по устланному ковром коридору крыла с личными апартаментами самой верхушки Совета. Толстая обивка под их ногами обеспечила почти бесшумное приближение и позволила с лёгкостью незаметно проскользнуть за спины двух охранников, что стояли на страже перед массивной дверью. Всё, что потребовалось, — это быстрый, хорошо отработанный удушающий захват, после которого двое крепких мужчин обмякли — и были аккуратненько затащены в ближайшую комнату для совещаний. А потом между Геном и его долгожданной местью не осталось ничего, кроме богато украшенной деревянной двери. Он взглянул на Цукасу и увидел, что тот буквально дрожал от нетерпения. Впрочем, бывший герой никогда не скрывал своих тёмных талантов, и, хотя совершенно не был кровожадным, умел получать удовольствие от процесса. Можно было быть уверенным, что, даже если Ген сегодня погибнет, эта ночь в любом случае станет последней в снулой жизни господина Ибары. Ген перевёл дыхание, сжал рукоять своего ножа и осторожно толкнул дверь. Цукаса скользнул в комнату смертоносной тенью, беззвучно осматривая пространство в поисках любых признаков опасности. Ген последовал вслед за ним и, убедившись, что дверь надёжно закрыта, на всякий случай запер её изнутри на замок, ощущая, как от предвкушения кровь бурлит по венам озорными пузырьками шампанского. Воздух внутри почему-то казался спёртым и застоявшимся. Всё помещение будто бы было пропитано приторно-сладковатым запахом, и Ген с отвращением сморщил нос. По ощущениям, пахло мясом, которое слишком долго хранилось в холодильнике… Какого хрена? В роскошной гостиной, отделанной дорогими тканями, которые странно не соответствовали сверх-современному стеклянно-неоновому экстерьеру Башни, стояло несколько удобных на вид кресел и большой диван. Сверкающая мраморная плитка казалась тусклой без света изысканной люстры, что висела над головой, и здесь их шаги раздавались гулким чеканным эхом, странным и слишком шумным по сравнению с ковровым покрытием в коридоре. Вообще, эта гостиная напоминала Гену скорее какие-то изысканные декорации для журнальных разворотов, чем место, где можно с удовольствием расслабиться после долгого тяжёлого дня, насыщенного коррупцией и политическими махинациями… Он окинул взглядом дорогие картины, развешанные по стенам, первые издания хороших книг на книжных полках, и постарался не испытывать разочарования от того, что у столь омерзительного человека откуда-то имелся вкус. Но какого хрена здесь так воняло?! И почему было так тихо?.. И так… безжизненно? Цукаса выглядел столь же озадаченным состоянием апартаментов. Он огляделся и остановился рядом с Геном, достаточно близко, чтобы говорить едва слышным шёпотом. — Я не думаю, что здесь кто-то есть. Слишком тихо. Сука. Ген с силой сглотнул подступившее к горлу разочарование. Они так долго ждали этого момента, что теперь он не хотел допускать даже мысли о подобном провале на самом финальном, самом заключительном этапе. Он ругнулся сквозь зубы и злобно потопал на кухню в поисках хотя бы каких-то подсказок, объясняющих это странное стечение обстоятельств. В мусорном ведре рядом с холодильником не было мусора, а в сушилке — посуды. На всех столешницах красовался слой пыли — не слишком толстый, чтобы это вызывало серьёзное беспокойство, но достаточно внушительный, чтобы начать злиться. Ген остервенело развернулся и потопал обратно, словно каким-то образом мог упустить то самое важное доказательство, которое искал. Почему всё выглядело так, будто Ибара не появлялся здесь, как минимум, пару недель? — Ген… — в звенящей тишине квартиры голос Цукасы прозвучал грубо и резко, и Ген так же резко поднял голову, обнаружив, что тот неподвижно стоит в дверях хозяйской спальни. В выражении его непроницаемого лица было что-то странное. Ген поспешил к нему, прекрасно понимая, что прятаться было бессмысленно: здесь никого не было. Каким-то образом этот ебучий Ибара узнал- Какие бы мысли или теории не формировались в его голове, они мгновенно испарились, как только Ген заглянул в спальню. Здесь запах, которым была пропитана вся квартира, ощущался ещё сильнее, и ему инстинктивно захотелось зажать нос или выбежать в коридор подышать свежим воздухом. Свет уличных фонарей проникал внутрь комнаты через узкую щель в занавесках на одной из стен, и человеческому глазу было достаточно легко различить очертания кровати в центре комнаты. Бархатные и парчовые покрывала были взъерошены так, будто кого-то в них только что разбудили ото сна, и никак не сочетались с тем, что распласталось посередине. На кровати лежало тело. Прошло некоторое вполне ощутимое время, прежде чем Ген сумел осознать происходящее и распознать в этой куче одеял и простыней гордый орлиный нос и длинную седую бороду, в которых не было ни намёка на тот безукоризненный лоск, что всегда был присущ Ибаре на телевизионных передачах и пресс-конференциях. Щёки впали, лицо ввалилось, засохшая гниющая кровь и прочие телесные жидкости испачкали роскошное постельное бельё… Что ж. Ну… это объясняло тот ужасный смрад, что царил в квартире. Ибара был мёртв. И, судя по степени разложения, он пролежал здесь довольно долго. Ген уставился на тело, беспомощно шатнувшись вперёд, будто мог обнаружить там настоящего живого Ибару, который притаился под своим фальшивым трупом, готовый наброситься на них из засады. — Я… я не… — начал он, но оборвал себя, покачав головой. Все эти годы длинного, томительного ожидания и жажды мести. Все эти годы, в течение которых он в красках представлял себе, как заставит старого лживого ублюдка Ибару заплатить за то, что тот сделал с Рури. Все эти преступления, вся эта кровь на его руках… И всё напрасно. — Это, должно быть, какой-то трюк, — неверяще выдохнул Ген, смутно сознавая, что у него дрожат руки. Цукаса подошёл ближе к трупу, критически оглядев тело, и отрицательно мотнул головой. — К сожалению, это сложно подделать. — Но это невозможно! Я имею в виду, мы ведь его видели! Чёрт возьми, он буквально вчера записывал очередное видеообращение… — Судя по тому, как сильно он успел разложиться, — хмыкнул Цукаса, — я бы сказал, что он уже довольно давно не записывал никаких видеообращений. Ген выругался, тихо и злобно, и остервенело достал фонарик, направляя на тело поток отрезвляющего света. Посреди груди Ибары до сих пор торчал нож. При ближайшем рассмотрении стало заметно, что на рукояти вырезана маленькая эмблема Спецподразделения. — Что, блядь, за бред? Это очередная тупая попытка обвинить в убийстве Сэнку? Но в этом нет никакого смысла… Ибара ведь активно пролонгировал союз с «Зеноном»… Зачем его убивать? Цукаса нахмурился, подошёл ближе и уставился на нож более внимательно. Внезапно он хмыкнул и резко выдернул лезвие, едва Ген успел сделать что-то, кроме как потрясённо вздохнуть. Шишио невозмутимо перевернул нож, будто не замечал на нём засохшей крови и остатков гниющих внутренностей- — Не надо– — Это нож Рюсуя. Ген ахнул и посмотрел на клинок с новым уровнем понимания ситуации. — Блядь… Теперь, когда Ибары нет, Бьякуя — по сути, был единственным членом Совета, который имел достаточный уровень влияния, чтобы помешать «Зенону» захватить страну… И если Рюсуя обвинят в убийстве Ибары так же, как Сэнку обвинили в убийстве Премьер-министра, народ ополчится на того, кто все эти годы кичился, что воспитал Генералов. На Бьякую Ишигами. И не видать тому ни шанса на борьбу за премьерское кресло, ни даже той власти, что есть у него сейчас. Хаос, вызванный внезапной сменой руководства целой страны, позволит армии вторжения легко захватить не только Совет, не только столицу, но и всю Японию. Даже если мадам Кирисаме сможет сплотить народ вокруг своей персоны, отряды военных уже приближались… — Ты думаешь, это был Бьякуя? — хмыкнул Цукаса, бесстрастно рассматривая подгнивший труп. — Боюсь, господин Ишигами тут ни при чём… Он ничего от этого не выиграет, наоборот, будет выглядеть слабым, растеряет остатки репутации… — Ген отстранённо оглядел тело Ибары. — Возможно, он перестал был полезен Штатам, и те решили от него избавиться. Так что, боюсь, это ход, чтобы подставить Бьякую- — Мне не важно. Бьякуя должен умереть, — жевалки на мощной челюсти Цукасы заходили ходуном, хотя он явно отчаянно пытался говорить ровно и твёрдо. — Я не позволю спустить ему с рук всё дерьмо. Ген закрыл глаза, с большим трудом подавляя желание закричать. Пиздец, пиздец, пиздец! Какая ужасная, отвратительная, злая ирония… Это что, теперь Ген должен думать, не будет ли убийство Ишигами Бьякуи самой фатальной ошибкой в его биографии? Какого хрена! И за кого ему прикажете сейчас сражаться, кого ему нужно теперь спасать: свою страну или своего друга? Цукаса не уйдёт отсюда без собственной мести. Но всё оказалось намного, намного, намного, блядь, сложнее… Наконец, Ген кивнул. — Да, но… Бьякуя, возможно, даже не знает, что Ибара всё это время был мёртв. Возможно, тут замешан какой-то куда более серьёзный противник, о котором мы даже не знаем. Ситуация становится опаснее. Нам нужно выбираться отсюда- — Без Бьякуи я не уйду. В глазах Цукасы появился опасный блеск. Было до боли очевидно, что тот едва сдерживался от полыхающего под кожей желания оставить Гена тут одного и отправиться в другое крыло Башни вершить своё собственное правосудие. Ген снова посмотрел на бездыханное тело человека, которого так долго считал воплощением зла и порока. — Хорошо. Хорошо, но тебе нужно убрать отсюда все улики, которые могут указывать на Рюсуя. Я проверю коридор, надеюсь, следующая смена охраны ещё не пришла. Цукаса заколебался, но не стал возражать, когда Ген быстрым шагом направился к выходу из спальни. Мысли лихорадочно метались, на сердце было тревожно и неспокойно. Не хотелось это признавать, но Гену было страшно. И пусто. Смерть ублюдка Ибары разрушила все надежды, что его личная война закончится сегодня вечером. В том, что его старый враг мёртв не от его руки и бесславно гниёт в забытой богом комнате, не было никакого удовлетворения. Наоборот. Ген чувствовал, будто его подставили, будто его обманули — вместо дарования холодного покоя его втянули в очередную бессмысленную войну между бессмысленными идиотами, которые жаждали власти и денег. Что бы ни случилось с Бьякуей сегодня ночью, им явно нужно было валить отсюда как можно быстрее и на корню переработать свою стратегию. Минами, наверное, уже выпустила в свет его старое расследование — это хорошо, это правильно, это, возможно, даст им какую-то фору… Кирисаме должна будет взять управление Советом в свои руки. Это тоже скорее хорошо, чем плохо. Но что ещё? Длинным нажатием на кнопку Ген включил крошечный наушник. Взвесив риск того, что кто-то узнает об их присутствии, и необходимость поделиться новой нависшей над ними угрозой, он вздохнул и дважды тапнул по кнопке, запуская режим быстрого набора. — Амариллис. Последовала пауза, а затем голос Рилл зашептал ему в ответ. — Надеюсь, у тебя достаточная веская причина, чтобы меня отвлекать. — Ибара мёртв. — Таков был план. — Нет, Рилл. Он уже был мёртв, — шикнул Ген. У него не было сил, чтобы всласть насладиться потрясением в её голосе. — Что?! — Ты должна предупредить Кирисаме. Возможно, это заговор, возможно, враги куда ближе, чем мы думали. — Поняла, — то, как быстро Рилли справилась со своим шоком, говорило о пугающем уровне её концентрации. — А что насчёт Бьякуи? — Скоро, — выдохнул он, осторожно выглядывая из-за угла. — Мы как раз- Что бы он ни хотел сказать дальше, его остановило ни с чем не сравнимое ощущение обжигающего металлическим холодом дула пистолета, прижатого к затылку. Ген резко рванул в перекате вперёд и вправо, но мощная рука буквально схватила его за шкирку и впечатала в ближайшую стену, подвесив в воздухе за шею. Разъярённые глаза оттенка жидкого золота, светлые всклокоченные волосы длиной по плечи… Рюсуй Нанами собственной персоной. Ну, охуеть теперь. Какая встреча. — Как ты, блядь, меня нашёл? — с искренним возмущением фыркнул Ген, невольно задумываясь, не было ли вот это грёбаное подвешивание каким-то одним на двоих фетишем у Рюсуя с Цукасой. — Я, блядь, тебя ждал, — выплюнул Нанами, отпустил его шею, так, что Ген рухнул на пол, больно ударившись копчиком, и тут же с недоброй улыбкой направил пушку прямиком ему между глаз. Ген медленно поднял руки в знак капитуляции. — Я знал, что ты не остановишься на убийстве Сэнку. Ты, ублюдок, хочешь разрушить всё, за что он боролся, ты- — Но я не убивал Сэнку! — Ты уничтожил его эффективнее любой пули. Собрав все силы воедино, Ген резко рванул в коридор — просто чтобы сбить Рюсуя с толку и не дать заглянуть комнату, из которой он только что вышел. Было вполне очевидно, что Цукаса ещё не готов лицом к лицу столкнуться со своим драматичным прошлым. Неважно, что теперь случится с Геном, но, чёрт возьми, его друг заслужил право выбора, видеть Рюсуя сейчас или нет. Ноздри фактурного носа Нанами бешено раздулись, и Ген понял, что тот, вероятно, вполне мог учуять смрад, что исходил из квартиры Ибары. Ещё чуть-чуть, он вызовет подкрепление, и, в общем-то, никто и никогда не поверит в теорию Гена о заговоре американской корпорации. Поэтому Ген принял решение сделать то, что всегда умел лучше всего на свете — совершить какую-нибудь глупость. Как только он заметил, что внимание Рюсуя снова переключилось на квартиру, он бросился к лестнице, по которой они сюда поднялись. Рюсуй шмальнул ему в спину, но пуля лишь оставила длинный порез на плече, так что Ген даже не потрудился проверить, насколько глубокой была его рана. Всё, что имело значение, — дать Цукасе достаточно времени, чтобы выбраться из апартаментов и самому найти Бьякую. Это было всё, что Ген мог для него сделать. Единственной причиной, по которой ему удалось ускользнуть от следующей пули, была чистая удача. Ген скользнул в ближайший лестничный пролёт, пытаясь найти открытую дверь, но в нём не было ни малейшей надежды сбежать по–настоящему — ему просто нужно было дать Цукасе ещё немного времени. Едва лишь пальцы сомкнулись на дверной ручке, как в тот же момент что-то большое и тяжёлое врезалось в его спину, заставив рухнуть на колени. Он сильно ударился о землю, раздавленный весом Рюсуя, что в ту же секунду навалился на него всем телом. Ген попытался откатиться, но тот вцепился в него что есть мочи, и они вдвоём неловко покатились вниз по лестнице в обоюдной попытке друг друга придушить. Ген рухнул на спину, с силой ударившись о пол грудной клеткой и задыхаясь, как рыба, — из лёгких выбило весь воздух. Он слепо уставился в бетонный потолок, пытаясь побороть подступающую к горлу панику, пока его тело пыталось вспомнить, как дышать. Бешеный стук сердца колотился прямо в ушах, в конечностях не было ни ньютона сил, и ему оставалось лишь только молча смотреть на Рюсуя, когда тот медленно поднялся на ноги и снова направил пистолет ему в лоб. Эта версия смерти казалась знакомой. Знакомая форма Спецподразделения. Знакомая пушка. Знакомая ярость. В жизни Гена уже был один спецагент, который тыкал в него всякого рода оружием. Правда, конкретно этот спецагент не закатывал глаза в ответ на его шутки, и никогда не цеплялся за каждое его прикосновение, словно за что-то драгоценное. Рюсуя не волновало, почему Ген пожертвовал всем, чтобы умереть на этой лестнице сегодня вечером. Его не волновало, за что Ген так долго боролся, почему он жил так, как жил. Он не знал, что Ген чувствовал и о чём он мечтал. Впрочем, в конце-то концов, Сэнку тоже много не знал. Рюсуй же оскалил зубы, и Ген будто в режиме реального времени наблюдал, как напряглись мышцы его предплечья, готовые вот-вот подать пальцам сигнал нажать на спусковой крючок. Ген слабо вцепился в бетон в последней попытке освободиться. Он пристально смотрел в искажённое праведным гневом лицо Нанами и старался не думать об имени, которое хотели выдохнуть его губы, или о тех словах, которые он так и не сказал — но которые, возможно, хотел бы сказать… Нанами взвёл курок, и– — Привет, Рюсуй, — раздался подозрительно ровный голос Цукасы. — Опусти пистолет.