Dubious Darkness

— Я не думаю, что это хорошая идея. Сэнку закатил глаза, не поднимая на Хрома взгляда и не отрываясь от процесса методичного зашнуровывания ботинок. У него не было возможности пронести с собой в тюрьму оружие, но он мог попытаться выдать какую-никакую броню за своеобразный стиль в одежде. Дань моде, если хотите. Вряд ли этот тончайший защитный жилет спасёт его от шальной пули, но вот от ожогов уберечь при вероятном взрыве — очень даже. В целом, Сэнку был уверен, что, оказавшись внутри, вполне себе сможет найти пистолет. Там ведь целый отряд вооружённой с ног до головы охраны, в конце концов, кто-нибудь из работников точно окажется достаточно щедрым, чтобы поделиться пушкой… — Бьякуя сказал, что я могу туда поехать, — в очередной раз за утро повторил Сэнку. Хром вздохнул и, прислонившись к дверному косяку, встал в проёме, словно преграждая ему дорогу. — Сэнку, послушай меня, — начал он медленно и взвешенно, будто тщательно подбирая каждое слово, — ты никогда не принимал правильных решений, когда дело касалось Менталиста. Подумай ещё раз. По телу промчался испуганный озноб. Понимал ли Хром, насколько был сейчас близок к правде? Осознавал ли он, насколько Сэнку всей душой сейчас был там, на другой стороне баррикады? Если кто-то из окружавших его людей и мог заметить перемены, которые в нём случились, то это был Хром. Он только лишь казался наивным простачком — но за его спокойным дружелюбным характером скрывались острый, как бритва, ум и невероятная эмпатия, что делало его тем, кого Сэнку всегда бы хотел иметь на своей стороне — но точно не на стороне врага. Гену понравился бы Хром. Сэнку старался не отводить от названного брата взгляда. — Хром, я должен это сделать. У него… у Менталиста может быть информация, которая… — Не лги мне, — выпалил Хром. Сэнку замер, напрягся, вопросительно выгнул бровь, и тот выдохнул, устало потерев переносицу. Хром выпрямился, стараясь принять непринуждённую позу, и демонстративно опустил руки. — Я сказал себе, что не буду на тебя давить, что подожду, пока ты сам мне всё расскажешь, что тебе просто нужно время, чтобы освоиться, но ты ведь даже не пытался освоиться, правда? Ты не рассказываешь нам всего, что случилось. Не говоришь, о чём думаешь. Невозможно понять, у тебя на уме. Сердце колотилось так гулко, так глухо, что было почти больно. Сэнку опустил взгляд на свои руки. Повисшее молчание казалось чем-то убийственным. — …О чём ты, Хром? — Ты думаешь, что я идиот, да? — он развёл руками. — Ты думаешь, я не вижу, что ты делаешь? Ты последние дни будто не здесь. Будто сам не свой, понимаешь? Это подозрительно. А вчера ты передал мне пароли от сейфов, затеял инвентаризацию в лабе, и все эти разговоры с парнями… Я могу сложить два и два, братан, — голос Хрома едва уловимо дрогнул. — Это выглядит, будто ты прощаешься. — Ну… — хмыкнул Сэнку. — Я действительно не знаю, чем всё закончится. Я еду допрашивать человека, который буквально поклялся меня убить, и которого я обманом засадил за решётку, так что… Хром поджал губы. — Сэнку, скажи честно. Это всё-таки ты убил Премьера? — Нет. Нет, конечно, нет, — во рту сделалось горько и сухо. — Я не имею к этому никакого отношения. Я узнал об убийстве буквально в ту минуту, когда Хьёга проткнул меня ножом, — Хром с силой сглотнул, словно пытаясь подавить эмоции от болезненного напоминания, и этого было достаточно, чтобы Сэнку набрался смелости продолжить. — Я не могу рассказать тебе всего, Хром, но клянусь, дружище, в чём бы ты меня ни подозревал — я не виноват. — Значит, я должен позволить тебе просто вот так уйти отсюда и совершить какую-нибудь глупость? — всплеснул руками Хром. Сэнку пожал плечами. — Ну… да? Слушай, не драматизируй. Это самая охраняемая тюрьма, там будет куча мужиков с пушками наперевес, всё будет нормально… — Я поеду с тобой. — Тебя нет в пропускных списках. И, ну, серьёзно, Хром, в чём смысл? Отец разрешил мне, наконец, вернуться к работе, и я просто хочу быть полезным, как раньше… Выражение лица Хрома металось где-то между отчаянием и твёрдой решимостью. — Мы оба понимаем, в чём смысл, Сэнку. Я не могу позволить тебе вот так уйти. Сэнку встал, всем своим существом ощущая холодное, щемящее оцепенение. — А я не могу позволить тебе остановить меня, Хром. Его плечи поникли. — Сэнку, братан, пожалуйста. Они и в этот раз едва позволили тебе вернуться… Второго шанса у тебя не будет. Не нужно было долго думать, чтобы представить, как его поступок повлияет на самых близких людей, что у Сэнку были. Хром, Рюсуй, Укё — парни были для него самой настоящей семьёй, из тех, что по выбору, а не по крови. Как чудовищно больно им будет, когда станет известно о побеге Гена — и о предательстве Сэнку. Рюсуй замкнётся, будет скрывать свои страдания и скорбь потери ещё одного дорогого человека и скрываться ото всех так же, как когда ушёл Цукаса, так же, как при возвращении Сэнку, ища убежища на заданиях и в тренировках. Укё вновь будет разрываться между желанием ему помочь и собственным разбитым сердцем. А Хром… Хром поступит так же, как поступал всегда, жертвуя своим временем и безмерным сочувствием ради их странной семьи. Попытается собрать их вместе. Позаботиться о них. Залечить их сердца… Для всех них поступок Сэнку точно станет огромным ударом. Несомненно, это решение повлияет не только на его собственную жизнь. Это было очевидно. Его выбор навсегда изменит репутацию Генералов и отношение Совета к ним — и к Бюро. Это будет стоить Хрому, Рю и Укё брата, Бьякуе — сына, а городу — героя. Даже если Сэнку выживет сегодня, он никогда не сможет вернуться ни к людям, которых любил, ни к радостным воспоминаниям о тех счастливых днях, когда его ещё не свергли с геройского пьедестала. Осознавать это было больно. Однако каким-то образом, вопреки всем доводам разума, ничто из этого не имело никакого значения по сравнению с мыслью продолжать жить жизнь, в которой нет Асагири Гена. Сэнку посмотрел на Хрома и постарался не обращать внимания на нотки отчаяния и горя, что скрывались за решимостью в его больших карих глазах. Интересно, если он расскажет ему о том, что узнал за время побега, о том, что увидел, с чем столкнулся — будет ли это для Хрома добром или проклятием? Что будет с его чистым, невинным, полным добра и света сердцем, если он узнает, что всё, за что они сражались и проливали кровь все эти годы, было ложью? И что Бьякуя — их кумир, их учитель, их отец, — сыграл в этом свою немалую роль? Сэнку предпочёл бы прозреть куда раньше. Но Хром?.. — Ты собираешься мне помешать? — тихо и твёрдо спросил Сэнку, шагнув вперёд. Хром опустил плечи. Он беззвучно открыл и сразу закрыл рот, в немом отчаянии глядя на Сэнку, когда тот подошёл ближе, а затем и вовсе прошёл мимо. Дойдя до двери, Сэнку остановился и полез в карман за маленькой флэшкой. Само существование этого невзрачного допотопного накопителя стало причиной одного из самых серьёзных споров, что были у них с Кохаку за последние дни, но, в конце концов, она согласилась с его позицией — наверное, не могла допустить даже шанса, что Сэнку откажется ей помогать. Там, внутри блестящей металлической штуковины, были все данные, которые они с Геном успели собрать. Записи с камер Бюро. Видео, которое Ген записал в ту роковую ночь встречи с Шарлоттой. Собственное письмо с подробными рассуждениями по этому поводу… Сэнку надеялся, что Хром будет достаточно трезвым, чтобы поступить правильно. Он осторожно положил флэшку на маленький столик рядом с дверью. И в последний раз вышел из своей большой и красивой, но ставшей такой чужой квартиры в Башне. ••• Водитель подвёз Сэнку к крайне неприметному зданию складского типа на окраине города. На пыльном фасаде виднелась выцветшая вывеска, извещающая о закрытии магазина, и телефон, по которому можно было позвонить, если кто-то вдруг захотел бы арендовать это помещение. Сэнку предположил, что позвонивший, вероятно, попадёт на линию к какому-нибудь очередному лакею Совета, у которого была одна задача — сливать всех любопытствующих. Люди, что проходили мимо здания, даже не бросали на него взгляда. Мда уж. Действительно эффективная маскировка… Забавно, что при словосочетании «тюрьма повышенной секретности» его сознание усердно рисовало тщательно охраняемое здание в тысяче слоёв колючей проволоки где-то высоко в заснеженных горах или на крошечном скалистом островке, но реальность была куда прозаичнее. Просто превратите в тюрьму старый бункер, прикройте его заброшенным складом, окружите целыми кварталами спальных районов — и никто ничего не заподозрит… Была в этом какая-то разочаровывающая ирония. Они припарковались в узком переулке позади этой тайной тюрьмы, между гаражами и строительным забором. Вдоль стен Сэнку заметил несколько хорошо скрытых камер, которые, очевидно, отслеживали всех, кто тут шастал. Едва Сэнку вышел за дверь, как из ниоткуда появился офицер в штатском, чтобы проводить его внутрь. Камеры, лёгкий электрический треск вдоль металлических стен склада — те явно были под напряжением, — хорошо дрессированная охрана… Он не мог не думать о том, как трудно будет выбраться из настолько охраняемого места. За внешней дверью, стальная бронебойная обшивка которой была искусно раскрашена под невинное дерево, находилось большое пространство, разделённое напополам армированным стеклом, и ещё несколько охранников, которые ждали его уже с другой стороны. Судя по тому, как они напряглись при виде Сэнку, было вполне очевидно, что его тут не то чтобы ждали. Вряд ли кто-то за пределами пары департаментов Бюро и лично Бьякуи знал, в каком шатком положении внутри системы находился Сэнку — и потому, даже без оружия, репутация делала его для них вполне ощутимой угрозой. И, ну, очевидно, большим начальством. — Д-добрый день, Ишигами-сан, — выдавил улыбку старший офицер, скрывая своё явное волнение за деловитым тоном. — Оружие, запрещённые вещества, опасные предметы? — Нет, — сухо ответил Сэнку и позволил провести себя через металлодетектор. Ему давно пришла в голову идея создавать передатчики для подобных тайных миссий из карбона — углерод проводит электричество не хуже, чем медь, и при этом совершенно не считывается на сканерах, заточенных под металлы и сплавы. Правда, это слишком заморочистая и кропотливая работа, особенно, когда речь идёт о почти микроскопических размерах, карбоновые микросхемы сложно масштабировать для производства, так что эта его разработка не вошла в пул повсеместно реализуемых, но… видимо, она просто ждала своего часа. Сэнку очень надеялся, что датчик работает исправно, геотег посылается регулярно раз в три секунды, и Кохаку уже поняла, где он. Потребовалось три попытки, прежде чем его сочли достаточно безопасным, чтобы пропустить дальше переднего помещения и мимо множества камер. Пара местных офицеров сопроводила его в грузовой лифт, медленно ползущий куда-то под землю. Всё это время Сэнку хранил гробовое молчание, мелочно наслаждаясь их всё нарастающим беспокойством, которое явно вызывала его нечитаемая суровость. На самом деле, недолгая заминка с прохождением каждой новой проверки местной системы безопасности давала Сэнку нечто очень важное — время взять себя в руки и сосредоточиться. Пока на пункте досмотра медленно и скучно заполняли все нужные бумажки, пока на десять раз перепроверяли его ремни и карманы, Сэнку успел отметить расположение каждой камеры и каждого тупикового коридора, с которыми им придётся столкнуться на обратном пути. Просчитал, сколько секунд понадобится, чтобы добежать от лифта до КПП, а сколько — чтобы вырубить каждого скучающего охранника. Это был тот уровень наблюдательности, который ему никогда по-настоящему не требовался, когда он был охотником. Теперь он сожалел, что не научился у Гена большему. — Вас всё время будут сопровождать два охранника, — объяснил ему офицер, пока вводил второй код, чтобы лифт спустился ниже, видимо, в самый охраняемый блок. — В каждом помещении каждого блока установлены камеры. Если возникнут какие-то трудности — не переживайте, мы тут же об этом узнаем. Если вдруг произойдёт сбой сигнала, у каждого из заключённых есть специальный кардиомонитор, который врубит сигнализацию, если уровень сердечных сокращений превысит норму… Сэнку поджал губы, но сохранил спокойствие в голосе. — Какая интересная система. И сколько заключённых вы здесь содержите? — На данный момент? Их 54, но мы можем вместить до 80, — мужчина, казалось, чуть расслабился, когда Сэнку заговорил. — Менталист находится в зоне особой строгости, на самом нижнем уровне. — Воу. И как много в этой зоне человек? — Всего двенадцать, но обычно они долго не задерживаются. Сэнку сглотнул. — И куда они все деваются? Офицер легонько усмехнулся, так, будто говорил о погоде или о чём-то столь же несущественном. — Не уверен, что вы хотите это знать, Генерал. Двери лифта дзынькнули, мужчина улыбнулся и жестом пригласил Сэнку пройти вперёд. Озираясь по сторонам, Сэнку старался выглядеть скорее любопытным, чем сосредоточенным. Нужно было вытянуть из этого самого болтливого охранника на его памяти как можно больше полезной информации. Он посмотрел на укреплённый бетонированный потолок и своды стен, которые предотвращали обрушение этажей. — Мощная конструкция… — хмыкнул Сэнку будто невзначай. — Что произойдёт, если один из заключённых сбежит? — осторожно спросил он. — Менталист печально известен своей способностью выходить из самых безвыходных ситуаций. «Кроме предательства» — напомнил мерзкий голос в его голове. Офицер нахмурился, по-детски надувшись от намёка, будто они не смогут удержать кого-то вроде Менталиста, если тот всё-таки решит от них сбежать. — Наши сотрудники круглосуточно наблюдают за заключёнными, их смена меняется раз в четыре часа, чтобы всегда оставаться бодрыми. А рацион арестантов тщательно контролируется, чтобы гарантировать достаточную физическую слабость даже у самых мощных бугаёв, так что они не смогут оказать никакого сопротивления, с которым не справились бы наши ребята. Уж тем более — Менталист, он вообще-то тот ещё дрыщ. А ещё я слышал, — он понизил голос, будто делясь секретом, — этажи в зоне особой строгости так спроектированы, что могут рухнуть, если кто-то вдруг доберётся до лифтов, но это всего лишь теория — ещё никому не удавалось сбежать дальше своей камеры, всех сразу останавливали. — Останавливали?.. Охранник хохотнул. — Ну, типа, навсегда, поняли, да? Ха! Сэнку стиснул зубы, но никак не отреагировал. — Понял. Менталист доставлял вам тут какие-нибудь проблемы? Устраивал дебоши? Забастовки, может быть? — Ха, да после встреч с Хомурой он не может ничего, кроме как тупо лежать, — с садистким наслаждением протянул охранник. — У малышки особенный талант их ломать. Вот умеют в Бюро агентов готовить, а? — заулыбался он, явно пытаясь подмазаться. Сэнку буквально готов был взорваться от ярости, она закипала в жилах от осознания бесчеловечности местного мироустройства, но тут они завернули в основной коридор, и он увидел клетки. Он замер. Камеры заключённых представляли из себя одинаковые кубики света, в которых не было ни малейшей тени, где можно было бы укрыться и не чувствовать себя ужом в плохом террариуме. Внутри каждой клетки находилось по арестанту с тусклыми потухшими глазами в одинаковых серых комбинезонах, испачканных и измятых, покрытых слоями засохшего пота и каких-то отходов. Если они и издавали какие-то звуки, то те были приглушены толстым стеклом и раздражающим гудением галогенных лампочек над головой. Сэнку всем своим существом ощущал вонь их страданий, что витала в воздухе отчаянным полным миазмов туманом, и сворачивалась где-то у него в желудке, словно прокисшее молоко. Он пытался разглядеть среди этих людей какие-то знакомые лица, но не мог избавиться от ощущения, что смотрит на комнаты с телами, которые просто ещё не осознали, что умерли. Будто они все продолжали дышать просто по привычке — и всё равно разлагались. И вот здесь провёл последние шесть недель самый главный гедонист, которого Сэнку знал?.. Его начинало тошнить. Да, эти люди были преступниками — но ведь они оставались людьми! Как исправительная система должна была их исправлять, если заключённых тут просто дегуманизировали?! Эти люди могли были быть полезными обществу, но их просто заживо хоронили в подземных коридорах без нормальной еды и солнечного света… А Сэнку ничего об этом не знал. Никогда даже ничем подобным не интересовался… Он просто тупо верил, что система не может быть бесчеловечной. Он чувствовал себя виноватым. Где-то в отдалении было слышно, как один из сопровождавших его охранников что-то шептал своему коллеге, но всё, о чём Сэнку мог думать, — это как здесь блядски холодно и как много витает в воздухе какой-то безысходной обречённости. Он попытался представить здесь Гена — прекрасного, изящного, сильного, — здесь, среди этих безмолвных ужасов, и тут же нервно сглотнул подступившую к горлу желчь. Каждая секунда страданий, которые Ген здесь испытывал, каждый всполох его боли, каждый ньютон его слабости, — всё это было результатом ошибочной веры Сэнку. Веры в стабильность прогнившей коррупцией системы, которая его взрастила. Веры в честность пропитанного ложью человека, который назывался его отцом. Он обязан был всё исправить — то, что ещё возможно было исправить. — Где камера Менталитста? — спросил он. Охранник явно занервничал. Он резко поднял руку, отдавая честь, и так же быстро её опустил. — Я, э-э-э, гхм, он… его допрашивают, сэр. Сэнку постарался не задумываться о том, что это значит, и почему это вызвало такую явную волну тревоги у доселе беспечного мужика. — Кто? — спросил он вместо этого. — Совет послал для допроса меня. — Э-э, это была специальная группа из Совета, их послал лично господин Ибара… Ему потребовалось вся его концентрация — и осознание того, что может случиться с Геном из-за его опрометчивых действий, — чтобы удержаться и не наброситься на этого человека, требуя ответа, где Ген и что они с ним сделали. Сэнку не мог позволить этим ублюдкам заподозрить в нём даже какой-то намёк на сочувствие или душевную боль. Даже сейчас любая из камер, что висели тут, описывая происходящее на 360 градусов, могла передавать данные напрямую в какой-то из департаментов, выискивая в Сэнку любые признаки слабости или любые трещины в фасаде его лояльности. — Сюда, Ишигами-сан, — из-за поворота выглянул совсем молоденький охранник. Сэнку был готов поспорить, что его послали предупредить тех, кто в данный момент допрашивал Менталиста, чтобы те успели замести какие-то следы, но тот не успел добежать. Он не стал дожидаться, пока его поведут по коридору. Твёрдым шагом он направился в очередной узкий проход — охранники поспешили вслед за ним. Странное ощущение гнетущей пустоты в груди, с которым Сэнку жил все эти вязкие несколько недель, превратилось в какой-то жидкий холод, что разливался по венам и заставлял его коченеть. Он знал, что был опасно близок к грани, за которой пошлёт к чертям всю свою напускную видимость незаинтересованности, но надеялся, что для этих людей его поведение будет выглядеть просто как раздражение от того, что кто-то посмел начать допрос вместо него. Молоденький охранник скользнул вперёд. Его голова скрылась в щели приоткрытой стальной двери, и Сэнку услышал шум, прерванный отчаянным голосом. — Совет послал одного из Генералов допросить заключённого. — Когда он будет здесь? — тут же отозвался властный женский голос. — Он уже… — не давая охраннику времени на объяснения, Сэнку агрессивно оттолкнул его плечом и протиснулся в комнату для допросов. Его взгляд тут же упал на хрупкую фигуру в центре кабинета, прикованную к металлическому стулу. Единственное, что выдавало в этом теле Гена, — это копна спутанных отросших чёрно-белых волос и неистовый блеск исполненных ярости синих глаз. Всё остальное его лицо распухло почти до неузнаваемости, левая щека казалась порванной, и весь он был залит кровью — как свежей, так и уже подсыхающей. Его серый тюремный комбинезон превратился в нечто отвратительное, почти ужасающее, и, увы, очень далёкое от той шикарной дорогой одежды, которую, как точно знал Сэнку, всегда предпочитал склонный к порой чрезмерной роскоши Асагири. Острый клинок сожаления пронзил его грудную клетку и раздробил все кости. Казалось, каждая частичка его существа рассыпалась в мелкую крошку под тяжестью ужасной, невыносимо-горькой вины. Вокруг него солдаты в чёрном нелепо замешкались, явно пытаясь выбрать между тем, чтобы злиться из-за вмешательства в допрос — и желанием сбежать отсюда к чертям собачьим, спасаясь от всёиспепеляющего праведного гнева, что окутал Сэнку подобно савану. Он увидел, как Ген вскинул голову, и дёрнулся, будто осознание, кто именно сюда пришёл, обожгло его соляной кислотой. — Ха. Ну, здравствуй, принцесса, — прошипел он. Принцесса. Бля. От этого обращения что-то под рёбрами сжалось так сильно, словно пыталось аннигилировать. В его тоне не было ни кокетливого поддразнивания, ни злого саркастичного юмора, которых Сэнку привык от него ожидать. В его тоне была чистая, концентрированная злость, глухая и отвратительная, на грани брезгливости, и это полоснуло по сердцу куда сильнее, чем Сэнку был готов. Он даже не осознавал, насколько всё их предыдущее взаимодействие — всегда, вообще всегда, и во время задержаний, и во время показательных допросов, и во время совместных побегов, — было построено на сексуальном напряжении, которое тлело между ними ярко-красными углями, пока не потухло в предательстве Сэнку. Эхо образовавшейся между ними пропасти звенело у него в ушах и отдавалось в костях похоронным звоном. Он знал, что заслужил это. Он заслужил каждую тёмную мысль, каждую вспышку жгучей ненависти, что исходила от покрытого кровью измученного человека напротив него. Позволить Гену попасть в эту адскую дыру было худшим, что он когда-либо делал, и Сэнку заслуживал за это наказания. Но то — потом. Сначала его надо было спасти. — Кто вам позволил к нему прикасаться? — прорычал Сэнку, не отводя взгляда от глубокой раны на красивом лице, которая, скорее всего, станет шрамом. Женщина в розовом костюме, что стояла в углу, шагнула вперёд, выражение её лица исказилось в нечто осуждающее. — У меня есть полномочия на– — Этого заключённого предполагалось допросить, а не избивать, мать его, дубинками, — рявкнул он, нависая над ней, как коршун. — Все граждане Японии имеют право на безопасность до суда! Но женщина лишь тонко усмехнулась. — Боюсь, Ваши данные несколько некорректны, Ишигами-сан. Этот заключённый не допущен к суду. — О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — Его нет ни в одном актуальном тюремном досье, ни в одном судебном протоколе, — медленно произнесла она, — потому что на данный момент ему не предъявлялись никакие официальные обвинения. Эта новость не должна была стать для него настолько мощным ударом. Сэнку ведь уже знал, что ожидать можно чего угодно. Какой угодно подставы. Всё это время у них не было никаких доказательств того, что убийцей и правда был Ген — всё, все слова отца, вся его тщательно выстроенная линия целенаправленной лжи, всё было одним сплошным подлогом. Почему же он удивлён? Он своими глазами видел, что Совет давно утратил те благородные амбиции, на которых был основан. Бюро национальной безопасности не защищало безопасность, а калечило людей на митингах. Агентство внутренней разведки и расследований PSIA нихрена не разведывало и не расследовало — его руководитель решал свои личные задачи, пытаясь унять свою личную тягу к деньгам и власти, а не улаживал вопросы государственной важности. Совет и вовсе погряз в коррупции и заигрывании с иностранными корпорациями. И, вот, теперь это. Как там Бьякуя сказал в то роковое утро? «Не мы здесь злодеи»? Ну-ну. Несмотря на твёрдое намерение держать лицо перед охраной и оставаться сосредоточенным, Сэнку не мог не посмотреть на Гена — и увидеть горькую насмешку в его блестящих тёмно-синих глазах. «Полюбуйся, что ты защищал», — казалось, говорило его убийственное молчание. — «Вот, во имя чего ты предал меня». Сэнку сглотнул и снова перевёл взгляд на женщину в розовом костюме, позволив себе демонстративно оглядеть солдат, выгнув бровь с выражением лёгкой иронии. — Вот как. То есть, поправьте меня, если я неправильно понял, госпожа…? — Момиджи, сэр. — Госпожа Момиджи, — кивнул Сэнку, — то есть, вы намеревались допросить человека, которому не были предъявлены официальные обвинения, и при этом позволили иностранным солдатам, не прошедшим все необходимые протоколы допуска, проникнуть на сверх-охраняемую засекреченную территорию и избить его до потери сознания? Это был опасный блеф, но ему не пришлось гадать, сработает ли он. Солдаты в чёрном тут же засуетились, отступили, словно собираясь уходить, а бесстрастное лицо этой чёртовой госпожи Момиджи побледнело и напряглось. Сэнку заметил, как она оглянулась на солдат, кивнула им и нахмурилась. — Мне был отдан приказ добывать информацию любыми необходимыми способами, — двое солдатов скрылись за дверью. Один — видимо, кто-то из командиров, — остался стоять в стороне. Сэнку хмыкнул. — И это сработало? — спросил он с неприкрытым ехидством в голосе. — Он сообщил вам какую-нибудь полезную информацию? Ген хохотнул, сидя на стуле, а у Момиджи был такой вид, словно она прополоскала горло осколками стекла. Она поджала губы и процедила злобное: — Нет. — О, ну, я так и подозревал, — Сэнку демонстративно-вежливо указал на дверь. — Вы свободны. — …Что? — Меня отправили сюда по приказу Совета, чтобы добиться результатов. Очевидно, вы не оправдали их ожиданий, мисс Момиджи. — Но… — она запнулась. — Никому не разрешается оставаться наедине с… — Боюсь, мне не нужна помощь человека, неспособного выполнить свою работу, — холодно ответил Сэнку, бросив острый взгляд в её сторону, наслаждаясь каким-то тёмным порочным возбуждением от того, с каким трудом она проглотила всё, что хотела сказать, и резко поклонилась. — Хорошо, — процедила она. — Я буду поблизости, если вам понадобится… помощь. Судя по хлёсткому взгляду, что она бросила на Гена, дамочка явно надеялась, что тот доставит Сэнку те же неприятности, что и им. Было до смешного очевидно, что Ген не предложил им буквально ничего, что они могли бы использовать против него, даже после череды атак и пыток. Это осознание вряд ли стало для Сэнку неожиданностью — не после стольких лет борьбы с Менталистом. Он как никто знал, что за вечным ехидным сарказмом и издевательской дурашливостью Гена скрывалась воистину стальная натура. Сэнку же бросил на Гена немного молящий взгляд, пытаясь передать ему некую просьбу помолчать, пока все не уйдут. Было неясно, захочет ли Ген поиздеваться над Сэнку и действительно создать ему проблемы, или всё-таки подождёт, дабы понять, что он здесь делает на самом деле. Судя по выражению его лица, Ген понимал, что что-то происходит, но не мог понять, как с этим справиться. К счастью, оставшийся в кабинете командир едва ли бросил на Сэнку скучающий взгляд, прежде чем ретироваться, а госпожа Момиджи, явно нервная и злая, с шумом захлопнула за ними дверь. Как только они ушли, Сэнку выдохнул и будто обмяк, даже не осознавая, насколько всё это время был напряжён. Он будто почувствовал себя марионеткой, у которой обрезали ниточки. Он глубоко вздохнул, сунул руку в карман, провёл пальцами по GPS-трекеру и нажал аварийную кнопку. Не было никакой возможности узнать, работает ли передатчик, но он очень надеялся, что сигнал дойдёт до Кохаку, и та отправит сюда отряд. Потому что, ну… глядя на все эти многоступенчатые меры безопасности было вполне очевидно, что выбраться отсюда без посторонней помощи будет крайне нелегко. Хотелось надеяться, что кто-нибудь из «Теней» знает способ пробиться сквозь десятки метров бетона, не вызвав при этом обвала. Он бросил взгляд на камеру в углу и облегчённо вздохнул — мигающий красный огонёк погас, а значит, Кохаку получила геотег и уже успела разобраться с местной сетью. Пора было действовать. Сэнку повернулся к окровавленному человеку, который наблюдал за ним со стула — и от одной мысли о котором ему хотелось умереть весь последний месяц. — Ген… — начал он и внезапно запнулся о лавину из тысяч отчаянных и бессмысленных слов, которые он представлял, что скажет, если когда-нибудь снова его увидит, но… Ген смотрел на него так, словно не осознавал собственной уязвимости или физической боли, которую, со всей очевидностью, испытывал. Его губы скривились в кровавом оскале. — О, я надеюсь, ты явился сюда не для того, чтобы попытаться заставить меня что-то тебе рассказать, — язвительно протянул он. — Лучше скажи, как прошло твоё возвращение домой? Всё было так, как ты надеялся? Твой драгоценный папочка, я надеюсь, встретил тебя с распростёртыми объятиями и всей своей большой отцовской любовью, которую он всегда был слишком занят, чтобы тебе дарить, а потом и вовсе на неё наплевал и приказал вспороть тебе брюхо? Кстати, они смогли оттереть пятна крови с твоего ковра? Или просто всё заменили? По моему опыту, проще заменить, но, мало ли… Каждым вопросом он словно проворачивал нож в его сердце, в очередной раз доказывая, что Менталист, даже будучи весь в крови, синяках и цепях, всегда будет представлять угрозу. Сэнку хотелось отшатнуться от этой тщательно отточенной ненависти, но он знал, что потерял своё право уклоняться от гнева Гена. Он заслужил всё это. Всё, что тот мог ему сказать. Сэнку пересёк комнату и присел на заляпанный бетон перед стулом, быстрым и резким движением сломав замок, что удерживал его ноги. — Какого хрена ты делаешь? — злобно фыркнул Ген, когда Сэнку приступил к наручникам на его запястьях. — Вытаскиваю тебя отсюда. — Чего, блядь? Решил устроить что-то вроде игры в хорошего и плохого полицейского? Я не настолько тупой, чёрт возьми, чтобы повестись на такую хуйню. — Это не игра, — хмыкнул Сэнку, освобождая одну его руку, и принявшись за другую. — Я здесь, чтобы вытащить тебя из этой тюрьмы. Ген сплюнул кровь на пол прямо рядом с его ботинками. — Какого хрена ты собрался мне помогать? Ты, блядь, причина, по которой я здесь. — Я знаю. Сэнку едва сумел удержаться от искушения протянуть руку и дотронуться до его болезненно-раненого, но всё ещё такого красивого лица, или проверить серьёзность ран, разбросанных по его телу, и чтобы не сорваться, он резко встал и подошёл к двери, прижавшись ухом к полотну, чтобы попытаться понять, не ждёт ли их там кто-нибудь снаружи. Он едва расслышал тихие, настойчивые голоса двух охранников, которые явно пытались решить, что делать с прибытием Сэнку — и с последствиями того, что Совет заинтересовался состоянием Менталиста. — Так что? Это, типа, какая-то твоя ебучая попытка восстановить справедливость? — настаивал Ген, прощупывая изодранным рукавом медленно кровоточащую рану на левой щеке. Он вздохнул, ругнулся сквозь зубы и пристально посмотрел на Сэнку. Мгновение спустя по его губам расползлась воистину жестокая ухмылка. — О… я, кажется, понял. Ты здесь, потому что осознал, что я был прав с самого начала. Как мило. Сэнку повернулся к нему и встретился взглядом с яростными синими глазами. Не проронив ни слова, он обратно прижался к двери. Злобный, скрипучий смех, казалось, буквально вырвался из груди Гена. — Как же, блядь, очаровательно! И что же там такого случилось, что ты решил включить свой мозг и разуть глаза? Американские солдаты до сих пор свободно разгуливают по улицам? Бьякуя, блядь, снова послал кого-то потыкать тебя ножиком, чтобы скрыть очередное убийство? Твой дорогой Рюсуй-чан опять гонялся за тобой с пушкой? Или они всё-таки сумели устроить тебе что-то новенькое? Там, за пределами комнаты, Сэнку услышал звук шарканья ботинок по бетону. — Мы можем обсудить это позже? — Нет, Ишигами, мы, блядь, не можем. Ты, сука, правда думал, что можешь просто вот так появиться, как ёбаный рыцарь на белом коне, и всё сразу же будет забыто и прощено? Как будто я не умею считать и не понимаю, что прошёл целый блядский месяц, прежде чем ты сумел додуматься, что стоило бы меня отсюда вытащить? Он вздрогнул, почувствовав, как по телу расползается это ужасное, не поддающееся контролю ощущение — будто он погружается в ледяную воду, опускается под какую-то тёмную поверхность и беспомощно смотрит в небо. Будто он тонет в собственных вине и страхе, будто он спрыгнул с моста и тут же пожалел об этом, и воздуха не хватает, и всё, что он может делать — это погружаться на дно. Не было никакого способа исправить то, что он сделал с Геном, когда выбрал преданность вместо любви справедливости. Не было никакой возможности вернуться к нежному теплу дыхания Гена на его обнажённой коже и той пугающей интимности между ними, к трепету сладкой капитуляции прямо в его сильные руки и полной отдачи всего себя… — Я знаю, что ты не забудешь, — выдохнул он тусклым, полным горечи голосом. — И я не жду от тебя прощения. Я не смею даже надеяться, Ген. Всё, о чём я прошу, просто позволь мне вытащить тебя отсюда. Исполненное ярости выражение лица Гена дрогнуло, и он уставился на Сэнку, словно не понимал, на кого смотрит. Он открыл рот, пытаясь что-то возразить, но тут же захлопнул его, ничего не сказав, и вновь налепил на себя до боли знакомую маску Менталиста. — Тогда какой у тебя план? — Я дал Кохаку GPS-приёмник, чтобы она могла отследить местоположение тюрьмы. Нам нужно выбраться из здания, и она организует транспорт. — Кохаку тебе помогает?.. Сэнку утвердительно хмыкнул. — Она долго не могла найти тюрьму, в которой тебя держали, и обратилась за помощью ко мне, — ну, это была гораздо более мягкая версия того, что произошло на самом деле, но он полагал, что Кохаку с удовольствием расскажет Гену обо всём сама. И о сцене с пистолетом, и о вынужденной импровизации, и о, мать его, свидании… Он окинул Гена оценивающим взглядом. — Ты можешь идти? — Конечно, я, блядь, могу! Несмотря на столь агрессивный ответ, Ген слегка покачнулся, когда попытался встать на ноги. С болезненным вздохом он прижал правую руку к боку, и Сэнку услышал влажный хрип в его груди, который был явным признаком нездорового состояния. Ген был ранен. Ген был болен. Он был бледен, а одежда свободно свисала с тела, которое раньше было сплетено из одних лишь точёных мышц. Ген был похож на тень человека, которого Сэнку когда-то знал, и осознавать это было хуже, чем просто больно. Его пальцы дёрнулись в желании протянуть руку и поддержать его, но он знал, что лучше держать их при себе. Ген и так не любил, когда к нему прикасались, а уж теперь наверняка и вовсе не хотел бы иметь с Сэнку никаких контактов — и он был прав. Для них обоих было лучше сосредоточиться на том, чтобы как можно быстрее выбраться из этой чёртовой адской ловушки, а не решать свои душевые проблемы. — Если патрульные пока не заметили, что камера не работает, то быстро заметят, если мы выйдем, — прохрипел Ген, глядя на дверь. — У тебя есть какое-нибудь оружие? — Нет, они обыскали меня, чтобы я смог войти. Ген поджал губы, но кивнул. — Окей. Тогда как ты планировал отсюда выбираться? Они отключат лифты, как только узнают, что кто-то из нас вышел из этого кабинета. Сэнку вспомнил ряды мужчин и женщин с мёртвым глазами в прозрачных клетках — тех, что были там, снаружи. Каждый из них был ослаблен за время, проведённое в этой тюрьме, но он предположил, что при определённых обстоятельствах они вполне могли бы начать активно двигаться. И это могло быть им с Геном на руку. Он приоткрыл дверь и жестом подозвал Асагири. — Держись за мной. Прежде чем Ген успел сказать и сделать что-то большее, чем просто сердито зыркнуть в ответ на его приказ, Сэнку с силой толкнул дверь в спину одному из солдат, что раньше были в кабинете — а теперь стояли снаружи. Тот резко вскрикнул, испуганно и болезненно, но Сэнку тут же заткнул его мощным злобным ударом прямо в горло. Хрупкие косточки смачно хрустнули под его кулаком, и он не потрудился проверить, мёртв ли человек — просто резко свернул ему шею. На всякий случай. По венам бушевала ярость и ощущение собственной силы. Не зря Хром каждый день таскал его на спарринги! Сэнку повернулся ко второму охраннику и рванул вперёд, отбивая в сторону ебучее дуло пистолета, которое тот на него наводил, пытаясь прицелиться дрожащими пальцами. Солдат оказался не промах — но Сэнку был быстрее. Прежде чем тот успел прицелиться снова, Сэнку перехватил его пистолет и с силой дёрнул вперёд, поднимая колено, чтобы с размаху ударить противника прямо в живот. Тот захрипел, заскулил, но Сэнку уже схватил его обеими руками — за затылок и челюсть — и яростно вывернул, думая лишь об окровавленных костяшках пальцев этого ублюдка, которые он заметил, как только вошёл в комнату для допросов и увидел его рядом с Геном. Второе тело с глухим стуком рухнуло на пол, и Сэнку, едва ли задержавшись, чтобы отдышаться, наклонился и начал быстро стаскивать с него оружие и броню. Что это тут, на поясе, ручная граната? Сюда. Сегодня всё пригодится. Он бросил Гену кевларовый жилет, а сам проверил патронник своего новенького пистолета. — Надень это. Синие глаза смотрели на него странным взглядом — таким сложным, что Сэнку не мог идентифицировать эмоции, которые в нём скрывались. Ген был в ужасе? Да вряд ли. Сам он творил вещи и пострашнее. Однако на этот раз Ген хотя бы не протестовал, даже если от усилий по надеванию жилета его заметно передёргивало, а на лбу выступил липкий пот. Вероятно, как и в прошлый раз, самым большим признаком его плачевного состояния была его пугающая покладистость — и то, что он не стал спорить с очевидно-приказным тоном Сэнку. Сэнку подождал, пока тот отдышится, и отдал ему пистолет второго солдата. — Я знаю, что у тебя есть все основания не делать этого, — осторожно начал он, — но мне нужно, чтобы ты чётко слушал мои указания и позволил мне вытащить тебя отсюда. Если я говорю «ложись», значит, ложись. Если я говорю «беги», значит, беги. Окей? Ген сжал губы в тонкую бледную линию, но быстро согласно кивнул. Довольный тем, что получил от него всё, что мог — ну, или, как минимум, явное согласие подчиняться приказам — Сэнку вновь обратил своё внимание на узкий коридор, что вёл в основной блок с камерами. Увы, тут не было ничего, что они могли бы использовать в качестве укрытия, поэтому он двинулся вперёд, к лифту. Они едва успели сделать пять шагов, как над головой замигал красный свет, а воздух сотряс вой аварийной сигнализации. — Вот тебе и элемент неожиданности, — пробормотал Ген. Сэнку побежал вперёд, не дожидаясь хромающего Гена — всё равно там, сзади, не было никакой опасности, — и рванул прямиком к компьютерной панели управления на посту охраны. Он постучал пальцем по экрану и тихо выругался себе под нос, когда там выскочило окно с запросом пароля. Ну, блядь, конечно. Но не успел он придумать, что же предпринять, тихое дзыньканье остановившейся на этаже кабины лифта оповестило их о новых неприятностях. Он снял оружие с предохранителя и жестом подозвал подоспевшего Гена. — Ты можешь попробовать взломать систему? Я постараюсь выиграть для нас немного времени. Ген кивнул, подошёл к компьютеру и, нахмурившись, принялся сосредоточенно вводить серию команд. — Что ты хочешь сделать? — Открыть камеры. Все. — Что…? Ген бросил на него абсолютно недоумевающий взгляд, но двери лифта уже раздвинулись, и оттуда хлынула целая, блядь, стена тюремных охранников. Сэнку прицелился. Первый залп сразил первых двух мужиков, но остальные нырнули за узкую перегородку самого лифта. Ну, это был хороший знак. Их явно обучали контролировать ослабших заключённых, ну, максимум, арестовывать каких-то отдельных людей, и было ясно, что они не готовы к трудностям встречи со злым отчаявшимся спецагентом, которому больше некуда было идти, кроме как напролом. Сэнку, оглянувшись, резко выломал дверь из охранной кабинки — она была явно отстойным щитом, но пули рассекали воздух, а ему нужно было хоть как-то прикрыть Гена, что сквозь зубы ругался за компьютером. Он старался экономить патроны, насколько это было возможно, продолжая вести огонь из укрытия. Позади себя Сэнку слышал, как Ген матерился всё громче — видимо, ему всё никак не удавалось пробиться сквозь защиту компьютерной системы. Он размышлял о том, как бы так одним махом прикончить всех, кто ещё находился в лифте, но вдруг услышал глухое шипение десятков гидравлических замков. Наконец-то! Краем глаза он заметил, как двери всех камер на этом этаже открылись, и оттуда раздался гул тихих удивлённых голосов арестантов, которые вдруг осознали, что это не охранники собираются их вытаскивать, а происходит нечто куда более неожиданное. Из-за угла показались первые лица с широко раскрытыми глазами. Они вздрагивали от выстрелов, что эхом разносились по коридору, оглядывались по сторонам и пытались оценить ситуацию. То, что было дальше, Сэнку помнил смутно. Отряд охранников явно замешкался, и Сэнку воспользовался возникшей паузой, чтобы ринуться вперёд и швырнуть в них украденную у солдата гранату. Ударная волна оказалась достаточно сильной, чтобы проломить двери лифта и отбросить охрану назад. Сэнку рванул туда следом, стреляя напропалую. Один из офицеров вскрикнул от боли — пуля попала ему в живот, а затем и в плечо, пугающе-красная кровь брызнула на стены лифта, и Сэнку шагнул в дверь с абсолютным намерением совершить убийство. Резким пинком он выбил оружие из рук одного, вёртким разворотом ноги впечатал в металлическую стену другого, и, к своему припрятанному на дне сознания ужасу, понял, что получает огромное удовольствие от выражения страха на их безобразных лицах, и от того бурлящего ощущения кошмара, что расцветало и разрасталось вокруг них настоящей кровавой бурей. Он яростно набросился на них, нанося отточенные жёсткие удары то кулаком, то прикладом, то ногами, и наслаждался сдавленными криками, которые лились на него подобно дождю. Казалось, во всём его существе не осталось ни чувства вины, ни жалости к людям, которые разломали, разорвали, намеренно уничтожали его Гена ради чужого дела, даже не ради мнимых идеалов — лишь ради жестокого наслаждения одного конкретного насквозь прогнившего человека. Они заслуживали ощутить вкус того, что сотворили. Они, блядь- — Сэнку. -они, блядь, заслуживали, чтобы их сожгли. Заслуживали всей боли, заслуживали страдать от одного только намёка на то, что они сделали с– — Сэнку! — до боли знакомый и такой родной, что перехватило дух, голос Гена внезапно вырвал его из яростного оцепенения кровопролития. Он моргнул, глядя на свои забрызганные кровью руки, и не узнал их. Это он? Что он делал? Блядь, он… Хрупкая ладонь крепче сжала его плечо, заставив Сэнку поднять глаза и замереть, уцепившись за знакомую синеву невероятно блестящих кошачьих глаз. — Сэнку, ты здесь? Мы должны двигаться. Тебе нужно встать. Застыв на месте, он встал и позволил Гену выхватить из его руки опустевший пистолет — и вложить обратно новый. Отдалённо он вроде осознавал, что происходило вокруг, он видел неподвижные тела внутри кабины лифта, он видел свои руки, Гена, заключённых, но трезвое сознание будто плавало где-то на поверхности, и Сэнку всё никак не мог за него ухватиться. Не было слышно ни звука кроме его собственного хриплого дыхания, что вырывалось из груди тяжело и рвано, и тихого шёпота внезапно освободившихся преступников, которые столпились поблизости. Ген смотрел на него с непроницаемым выражением лица, заглядывая прямо в глаза и тем самым словно удерживая Сэнку от этого странного ощущения парения, что охватило его тело. — Сэнку, — повторил Ген голосом, от которого внезапно захотелось плакать, — нам всё ещё нужно выбраться отсюда. Ты сказал, что спасёшь меня. Помнишь? Он кивнул, тряхнул головой и моргнул ещё раз, пытаясь прогнать это пугающее оцепенение. — Да, — прохрипел он и проглотил хаос, грозивший захлестнуть его с головой. Он взглянул на потолок. — Да, помню. Нам нужно подняться наверх. Но не на лифте — они просто его вырубят… — вдруг на верхней стенке лифта он заметил аварийный люк. — Может быть, попробуем через шахту? Кажется, там должны быть лестницы… Ген хмыкнул в знак согласия и повернулся к заключённым. — Возьмите оружие и поднимайтесь сами. Возможно, тут есть ещё лестницы. Я бы порекомендовал освободить больше людей на других этажах — может быть, так кто-то из нас выживет. Нас больше, чем их, примерно 10 к 1. Колебались они недолго. Спустя уже пару секунд десяток похожих на зомби людей двинулся к телам охранников, забирая у них всё, что могло пригодиться при попытке к бегству. Какое бы новое чувство вины Сэнку ни испытывал из-за очередного тяжкого преступления, что свалилось ему на голову, оно почти бесследно растворялось в невероятном облегчении от самого факта, что Ген стоял тут, рядом с ним. И, как бы какая-то особенно-законопослушная часть его сознания ни старалась, он никак не мог испытать даже намёка на угрызения совести из-за того, что освободил группу измождённых мужчин и женщин с ввалившимися глазами, которые были заперты в клетках глубоко под землёй на долгие годы. Не тогда, когда он своими глазами видел, с какими ужасами те, должно быть, тут столкнулись. Но даже в этом случае у него не было возможности вытащить их всех. Сбежать отсюда с Геном само по себе было довольно смелой фантазией, а взять с собой всех — и вовсе отрывом от реальности. Совсем скоро охрана снова сосредоточится на Менталисте — ну, и на Сэнку, взбунтовавшемся Генерале, — как только они поймут, что на самом деле случилось и кто виноват в первой серии смертей. Остальным беглецам лучше было держаться подальше от них, когда стрельба начнётся снова. Сэнку встал посреди лифта и потянулся к служебному выходу у себя над головой. Металлическая дверца со скрипом поддалась, и из шахты посыпался дождь из пыли, песка и каких-то мелких камней. Сэнку напряг все свои аналитические способности, пытаясь решить, какой же план действий в данных условиях будет максимально безопасным, и снова повернулся к Гену. Тот выглядел совсем плохо. Казалось, Гена колотило, синие глаза с каждой секундой становились всё более мутными, он дышал тяжело, со свистом и хрипом — возможно, ему сломали ребро, и то мешало работать лёгкому, но, возможно, что в этих нечеловеческих условиях он умудрился заработать пневмонию, — видимо, мощный заряд адреналина, давший ему энергию, начал иссякать, и вместе с ним иссякал и Ген. Судя по прошлому опыту, Сэнку уже понимал, что Ген едва стоит на ногах и вот-вот отключится, слишком гордый, чтобы позволить себе помочь. Прямо сейчас на его гордость всё сильнее становилось плевать. — Я пойду первым, а потом подниму тебя, — сообщил он Гену и, одним коротким прыжком ухватившись за края узкого отверстия, подтянулся всем телом к краю. Шахта лифта была погружена в полумрак и едва освещалась дальним светом аварийных прожекторов. Вдалеке можно было различить дверные проёмы других этажей, но внимание Сэнку больше привлекала узкая служебная лестница, тянувшаяся из темноты, явно необходимая скорее для технического обслуживания, чем для операций по спасению. Пара ослабших рук схватилась за раму проёма, и Сэнку поспешил вытащить Гена из кареты лифта. В любой другой день Ген бы точно начал жаловаться на столь вопиющее проявление беспокойства и якобы чрезмерной заботы, но у него были сломаны рёбра и гематомы разбросаны по всему телу, и потому он просто сердито пыхтел, пока его тащили наверх. Ген был устрашающе бледен и тяжело дышал, но наконец его ноги оказались на потолке лифта, и Сэнку сделал вид, что не заметил, как Менталист ещё на мгновение тяжело прислонился к нему в поисках опоры. — Там есть лестница, полагаю, по ней мы сможем подняться на первый этаж. Ген, сощурившись, взглянул на тёмную шахту лифта. — Здесь есть какой-то другой выход из здания? Если мы пойдём к основному КПП, они просто зажмут нас в тиски. — Нет… ну, если только Кохаку нам его не сделает, — мрачно ответил Сэнку. — Ты точно сможешь подняться сам? — Ой, иди на хуй, — проворчал Ген, но это прозвучало недостаточно резко, чтобы Сэнку воспринял его недовольное пыхтение на свой счёт. Ген выдохнул, внимательно оценил расстояние и, ухватившись за перекладины лестницы, медленно попытался подняться. Сэнку смотрел на это действо скрепя сердце. Ген стиснул челюсть так сильно, что почти было слышно, как скрипят его зубы, но сосредоточено — и пока безуспешно — подтягивался на дрожащих руках. Сквозь бешеный стук собственного сердца, что отдавался в ушах, было слышно его тяжёлое хриплое дыхание, и Сэнку понимал, что Ген молча боролся со своим ноющим телом — и с последствиями слишком долгого пребывания в этой адской дыре, — держась исключительно на силе своей железобетонной воли. Но, блядь… Нет, так не пойдёт. Он ругнулся сквозь зубы и перекинул ремень украденной у охраны винтовки через голову, пристроив её так, чтобы не мешала, но чтобы при необходимости ею можно было быстро воспользоваться, и отодвинул Гена в сторону. — Давай я первый, — не обращая внимания на сердитые попытки возразить, Сэнку взобрался на лестницу. Металл тревожно заскрипел под его весом, но выдержал. Отлично. Сэнку встал на колени и, наклонившись, осторожно схватил Гена под руки, подтягивая его наверх и стараясь не ужасаться тому, как мало он весил. — Я тебе, блядь, что, игрушка? — вновь недовольно запыхтел Асагири, но всё-таки позволил затащить себя на узкую лестничную площадку. Сэнку закатил глаза и, поразмыслив пару секунд, оценил явно малые силы Гена и сложную винтовую лестницу, по которой им предстояло подняться. Очевидно, сам Ген будет карабкаться наверх примерно вечность. Вечности у них не было, поэтому Сэнку аккуратно присел и, извернувшись, схватил его, подняв на руки. Тот, конечно, сразу забрыкался. — Эй! Какого хрена! Поставь меня! Ишигами, твою мать, поставь меня на место, я могу сам! — Можешь, — хмыкнул Сэнку, не обращая внимания на слабые конвульсии обессиленного тела, и принялся медленно подниматься наверх, осторожно нащупывая ступеньки. — Но не должен. Так будет быстрее. Ген зашипел. — Ублюдок, поставь меня! — Заткнись. — Я тебя, блядь, ненавижу, понятно?! Ненавижу тебя! Сэнку вздохнул и перехватил его поудобнее. — Я знаю. Ген недовольно поджал губы, прошипел ещё одно злобное «ненавижу тебя, сука ты такая», но всё-таки замолчал, насупившись, будто ребёнок, которому запретили есть ложкой песок. Сэнку довольно хмыкнул и совершенно невозмутимо продолжил идти вперёд, в тайне наслаждаясь тем, как спустя пару минут Ген позволил себе немного расслабиться в его руках и стал дышать глубже и ровнее. Им потребовалось почти десять минут, чтобы подняться на пять пролётов вверх, на этаж, где их, скорее всего, должно было ждать мощное подкрепление охранному отряду. На этажах, мимо которых они проходили, раздавались приглушённых звуки выстрелов и ещё больше яростных криков — как заключённых, так и охранников. Лучшим вариантом для них было заставить офицеров разделиться между двумя источниками угрозы, это был хороший шанс, но даже он, увы, давал им с Геном лишь крошечное преимущество. Решающий фактор успеха их рискованной операции всё так же оставался в руках Кохаку и тех союзников, которых ей удалось призвать на помощь. Внезапно где-то там, под ними, раздался угрожающий грохот, и всё затряслось. Сэнку пошатнулся, прижав Гена крепче к груди и наклоняясь, чтобы прикрыть его от посыпавшихся обломков. Лестница пугающе накренилась, нависнув над пропастью, и в голове промелькнуло насмешливое замечание сопровождающего охранника, что, если кто-то сбежит, то уровни этажей должны будут просто обрушиться. — Что происходит? — Ген перекрикнул рёв с ужасом в синих глазах. Сэнку вздрогнул, когда кусок бетона свалился на него, срикошетил от плеча и упал в шахту лифта. Он вцепился в выступающие камни ближайшей стены, молясь всем забытым богам, в которых никогда не верил, чтобы лестница не обрушилась окончательно и не сбросила их в ёбаную бездну прямиком в пучины ада. — Они решили обрушить нижние уровни. — Ублюдки! Это же подземный взрыв! А что, если вокруг есть жилые кварталы?! — Ну… полагаю, это всегда можно списать на незапланированное землетрясение… — Сэнку прищурился от поднявшейся в воздухе пыли и заметил вход на следующий этаж буквально в нескольких метрах над ними. Он не мог сказать, добрались ли они до выхода, или впереди их ждали ещё этажи, но он знал, что ещё немного, и шахта лифта превратится в их могилу. — Отдохнул чуть-чуть? — Ген кивнул. Сэнку осторожно поставил его на лестницу. — Поднимайся на следующий этаж, — приказал он. Ген хмыкнул и, собрав последние силы, бросился вверх по лестнице, которая дрожала и шаталась, готовая рухнуть с секунды на секунду. Сэнку не отставал, он был рядом, чтобы поддержать его, если тот оступится. Когда они добрались до маленькой площадки на следующем уровне, Сэнку подтянулся, запрыгнул наверх и с усилием распахнул дверь лифта, пропуская вперёд Гена. Тот буквально вывалился внутрь. Сэнку рванул следом, и, как только его нога оторвалась от ступеньки, он почувствовал, что металл поддаётся движению. Огромная железная конструкция лестницы со скрежетом рассекла воздух, прогибаясь вопреки своей естественной форме, сворачиваясь под собственным весом, превращаясь в груду металлолома, и, на мгновение зависнув в воздухе, посыпалась вниз. Сэнку выкатился из входа и протащил Гена за собой, когда ещё один шаткий грохот возвестил об обрушении следующего этажа. Он быстро оглядел его в поисках признаков новых ранений, но Ген, вроде как, был в порядке — ну, насколько его состояние вообще можно было считать порядком. На маленьком посту охраны поблизости никого не было, и он предположил, что их план удался, и большинство охранников сбежало на другие уровни, пытаясь справиться с возникшим хаосом. Где-то на краю сознания промелькнул вопрос, дали ли они предупреждение перед обрушением, объявили ли эвакуацию или что-то в этом роде, или же смерти оставшихся внизу людей будут ещё одним преступлением, которое с радостью припишут Сэнку. Впрочем, ему было всё равно. Он просто не мог всерьёз об этом беспокоиться, когда до сих пор обитал в той реальности, где Ген умирал у него на глазах. — И что нам теперь делать? — проворчал Асагири. Сэнку повернулся к нему, и сердце снова болезненно сжалось. Он не мог не заметить, что приложенные усилия украли у Гена львиную долю его энергии. По хрупкому телу уже расползалась слабая мелкая дрожь. Он стал ещё бледнее, чем раньше, хотя, казалось, это уже просто невозможно. Он держался на ногах исключительно на силе чистого упрямства и волевого образа Менталиста. Однако со всей болезненной очевидностью Сэнку понимал, что чтобы его спасти, этого будет недостаточно. Он оглянулся на коридор и поднялся на ноги, осматривая пространство вокруг. Вдалеке слышались голоса ещё более напуганных заключённых, которые шептались о странных звуках и грохоте вокруг. Один из компьютеров на панели управления охранной будки всё ещё был включён — видимо, его владелец ретировался с места, отреагировав на сигнал тревоги. Сэнку подошёл ближе и махнул Гену. — Как думаешь, ты мог бы как-то связаться с Кохаку? Рассказать ей, что произошло? Она должна быть где–то рядом, может быть, у неё есть способ отвадить от нас охрану. Ну, или понять, в какой точке мы находимся, и проломить стены. Ген глубоко вздохнул и заставил себя подойти к компьютеру, стиснув зубы от боли. — Посмотрю, что можно сделать. Сэнку хмыкнул и подошёл к ближайшим шкафчикам в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия, если что-то снова пойдёт не так. Он заметил в углу тускло мигающий огонёк камеры и сердито швырнул в него стаканчик с ручками со стола. Огонёк погас, тихое жужжание электричества прекратилось, и Сэнку удовлетворённо хмыкнул. В охранной кабинке не было никаких признаков наличия боеприпасов, кроме запертого оружейного сейфа в стенном шкафу, но, увы, Сэнку прекрасно знал, что за те пару минут, которые у них были до того, как на них снова нападут, вскрыть он его не успеет… Однако, всегда можно было попробовать. Ген тихонько фыркнул, крайне довольный собой. Видимо, ему таки удалось передать Кохаку какое-то сообщение. Он повернулся к Сэнку с торжествующей улыбкой. — Готово. Это всё, на что я был способен, но этого должно хватить, чтобы она поняла, где мы. И, кстати, судя по всему, мы на самом верхнем уровне. Возможно, Рилли смогла бы- В коридоре позади него мелькнула тень, а Сэнку был научен замечать любые тени. Всё его внимание сосредоточилось на том, чтобы будто в режиме реального времени наблюдать, как из ближайшего прохода между камерами вдоль стены скользнул высокий мужчина в балаклаве, перекрывающей половину лица. Кто-то бы, возможно, его и не узнал — но Сэнку не спутал бы этот острый взгляд стальных хищных глаз ни с чем другим. В какой-то момент своей жизни он думал, что этот взгляд будет последним, что он увидит. Хьёга Акацуки. Правая рука его отца. Не замечая, что Сэнку его заметил, он направил пистолет прямо в затылок Гену. Времени на раздумья не было. Не было времени представлять, как сложится его жизнь с этого момента. Не было времени что-либо сделать, кроме как схватить Гена со всей скоростью и силой, на которую его бренное тело вообще было способно, сдёрнуть его со стула и стать живым щитом между ним и ебучей пулей. Что-то ударило его в спину, и он ещё надёжнее, ещё крепче свернулся вокруг тела Гена, защищая его от верной гибели. Они со всей тяжестью ударились о землю и неуклюже разлетелись в стороны. Ген откатился, вёрткий и быстрый, как и всегда, сумел поднять пистолет, который Сэнку потерял в схватке, и сделал два выстрела с поразительной точностью — прямо Хьёге в лоб. Всегда ехидно прищуренные глаза Акацуки распахнулись широко и удивлённо, будто такого расклада он точно не ожидал, и спустя мгновение его тело рухнуло на пол нелепым мешком картошки. — Какого хуя он тут забыл? — тяжело дыша, воскликнул Ген. — Ебучий Акацуки! С-с-сука! Ладно… думаю, он был тут один. Сидел в засаде. Наверное, его папуля Бьякуя прислал с нами разобраться… Сэнку поймал себя на том, что он едва ли понимал, о чём говорит Ген. Перед глазами всё будто плыло. Он моргнул, пытаясь вглядеться в Гена, но его образ размывался испорченной акварелью. По щекам расползался горячий румянец, что было странно, поскольку всему остальному телу становилось холодно. Он ещё раз моргнул, чуть тряхнул головой и попытался найти в себе силы сесть, но яркая всепоглощающая боль продолжала яростно пульсировать, заполняя всё его существо, и Сэнку лёг обратно. Линия горизонта странно накренилась. Ген продолжал лихорадочно рассуждать. — …и, наверное, нам нужно поискать рацию, но… Сэнку? Сэнку резко открыл глаза и нахмурился — он совершенно не мог вспомнить, когда и зачем успел их закрыть. На грудь давила странная неясная тяжесть, мешавшая дышать. Он открыл было рот, но говорить было сложно. Внезапно бледные испачканные кровью руки схватили его за рубашку и прижали к себе так, что он задохнулся от резкого приступа боли. Оказалось, что спина стала мокрой, и что-то влажное продолжало растекаться по бокам, лишь усиливая ощущение внезапного мороза. Сэнку с трудом сглотнул, моргнул, прищурившись, и увидел, как Ген Асагири склонился над ним с крайне редким выражением паники на красивом истерзанном лице. — Ты ранен, — выдохнул он с таким видом, будто был крайне этим шокирован. — Ты ранен! Зачем?! Зачем ты это сделал? Какого хрена ты позволил ему себя подстрелить? Сэнку едва ли мог его расслышать из-за жуткого грохота в ушах. Он облизал пересохшие губы, пытаясь подобрать слова, которые весь этот месяц снова и снова шептал в безмолвной темноте своей комнаты. — Прости меня, — прошептал он. Ген же отреагировал так, будто ему дали пощёчину, его лицо исказилось в гневе, и он зарычал. — Не смей, блядь, мне такое говорить. Ты не можешь, ты не должен за меня умирать! Сэнку слабо улыбнулся, попытался протянуть к нему руку, но, похоже, смог лишь слабо пошевелить пальцами. — Прости меня, Ген, — повторил он снова. — Мне очень жаль… — Прекрати так говорить! Крики разносились по коридору ужасающим эхом, и стены сотрясла ещё одна грохочущая волна взрыва. Он слышал топот охранников и заключенных, а мир вокруг, казалось, окончательно сошёл с ума. Но единственное, на чём Сэнку мог сосредоточиться, — это до боли прекрасные блестящие тёмно-синие глаза и незнакомый страх на лице Асагири. — Прости, Ген, — губы Гена задрожали, он яростно замотал головой в отрицании, схватив обеими ладонями его лицо, и Сэнку невольно прильнул щекой к теплу его холодных рук. — Обещай, что выберешься отсюда… — Нет-нет-нет, — лихорадочно шептал он, — ты, блядь, не посмеешь. Не вздумай подыхать вот так, Ишигами, ты слышишь меня? — Прости… — Нет! — он закричал. — Нет… нет, Сэнку, нет, пожалуйста… Но Сэнку лишь слабо улыбнулся, в последний раз вдыхая его присутствие. — Прости меня, мне очень жаль, — повторял он снова и снова, погружаясь в темноту. — Мне так жаль… Тьма поглотила всё. Он ускользнул. ••• Ген не помнил, как раздался мощный треск выламываемого бетона, не помнил, как на одной из стен в закутке охраны оказалась внушительных размеров дыра, а за его спиной внезапно материализовалась Амариллис. Он не помнил, как уловил малейшую нотку страха в её голосе, когда она позвала его по имени, и не помнил выражение облегчения на её лице, когда та поняла, что кровь, покрывавшая его едва ли не с головы до ног, была не его собственной. Ну, точнее, не только его. Всё, на чём он мог сосредоточиться, — это едва уловимое биение пульса под самыми кончиками пальцев и слабый подъём в неполном вдохе некогда мощной грудной клетки. Он чувствовал, как кровь на его ладонях становилась холодной и липкой, когда начала высыхать. Как ужас расползался по венам, сковывая всё тело. Его взгляд был прикован к красивому лицу Сэнку, но в голове было отчаянно-пусто, если не считать двух слов, что крутились там на репите снова, и снова, и снова. Мне жаль. Мне жаль. Мне жаль. Ублюдок. Он не мог вот так подохнуть. Не здесь. Не сейчас. Не тогда, когда Ген ещё не высказал ему всё, что думает. Не за него, спасая ему жизнь в нелепом героическом жесте. Не- — Ген, твою мать! — резкий голос Рилл прорвался сквозь охватившее его безумие. — Слышишь?! Нам нужно бежать. Ты ранен? Он молча покачал головой. Взгляд Амариллис упал на безвольное тело в его руках с каким-то клиническим презрением. — Это твоих рук дело? — сухо спросила она. Вопрос вызвал в памяти образ того, как Сэнку без колебаний бросился между ним и этим ебучим Хьёгой, без раздумий принимая пулю, которая предназначалась Гену. От этой глупости захотелось рыдать. — Зачем ты это сделал? — прошептал он умирающему Ишигами, тряхнув его обмякшее тело. — Зачем ты это сделал, придурок?! — Это уже не имеет значения, — Амариллис сжала губы в тонкую линию, но её глубокие карие глаза продолжали тщательно сканировать пространство в поисках любой новой угрозы. — Он просто сэкономил нам пулю позже. Объективно, это самое меньшее, что он мог сделать, чтобы компенсировать своё предательство. А теперь, блядь, пойдём. Мысль о том, чтобы оставить Сэнку здесь умирать — когда под золотистой кожей ещё бился пульс, а дыхание пусть слабое, но было! — не принесла ему того уровня внутреннего удовлетворения, которого можно было ожидать. Ген провёл последние несколько недель, только и делая, что обдумывая все возможные варианты, как заставить Ишигами страдать. Он представлял себе это миллионом разных способов, и всё же… И всё же. — Мы возьмём его с собой, — сказал Ген, глядя на неё снизу вверх, и, видимо, выглядел настолько жалким, что она осмелилась ему возражать. Выражение её лица стало суровым. — Ты не в том состоянии, чтобы его нести. А я даже не смогу его поднять. Это глупый риск. — Цукаса ведь прикрывает выход? — выгнул бровь Ген. На её точёной челюсти дрогнул мускул, но она неохотно кивнула. Ген хмыкнул. — Позови его сюда. Цукаса точно сможет его нести, пока мы не доберёмся до медика. Судя по выражению лица Амариллис, прямо сейчас она мысленно и во всех красках сожалела о годах их странной дружбы и обо всех опасных миссиях, на которых они работали вместе. Но, тем не менее, она не возражала. Ген прекрасно понимал, что его обожаемая ведьма никогда бы не отправилась на спасательную операцию, не подготовившись даже к самому худшему сценарию — и, видимо, в её глазах самым худшим сценарием было примерно вот это. Но он бы не удивился, если бы узнал, что у неё поблизости есть не только медик, но и парочка пожарных, гадалка и дрессировщик тигров. Ну, и Цукаса, конечно. — Пошёл ты, придурок, — проворчала она, но сделала, как было сказано. Рилл приложила палец к небольшому наушнику, спрятанному в копне тёмных кудрей. — Цукаса, ты здесь? Марш сюда. Тут у нас… обстоятельства. Буквально через несколько мгновений в бетонной дыре появился мощный силуэт. Цукаса огляделся по сторонам и, заметив на полу Гена, подошёл к нему. Его суровое лицо казалось крайне напряжённым, а взгляд беспокойно метался по комнате, задержавшись на окровавленном теле Сэнку. — Ты в этом уверен? — тихо спросил он. Ген кивнул и попытался сделать вид, что не понимает, почему вдруг почувствовал такое невероятное облегчение, когда бывший коллега Сэнку наклонился и осторожно взял того на руки. Шум нарастал. Стоя у выхода, Рилл нервно отбивала ногой беспорядочный ритм, и казалась крайне разочарованной тем, что ей не удалось разрушить эту ёбаную тюрьму до самого основания. Она едва дождалась, пока Ген, пошатываясь, пролезет через образовавшийся в стене портал на свободу, и с дикой ухмылкой закинула обратно мощную гранату. Раздался очередной взрыв, но Ген на него уже не отреагировал. Он бежал за Цукасой к чёрному военному фургону, что стоял в паре десятков метров, и отчаянно старался не отключиться по дороге. Ему требовалась вся его концентрация, чтобы удержаться на ногах и продолжать двигаться. Боль давно стала его верным другом и сопровождала каждый удар его истерзанного сердца. Ему казалось, что фокус его зрения не поспевает за реальностью, и потому не сводил глаз с широких плеч Цукасы и частично скрытого за ними тела Сэнку. Амариллис, несмотря на всё своё очевидное раздражение, которое она даже не пыталась скрывать хотя бы из вежливости, бежала рядом с ним, протягивая руку, чтобы поддержать всякий раз, когда Ген спотыкался, шепча ругательства сквозь зубы. Мир снова пошатнулся, поплыл, и у него заложило уши, стоило только ввалиться в открытую дверь фургона, который сорвался с места буквально в ту же секунду. Перед глазами потемнело, и Ген почувствовал, что слабеет. Чьи-то руки сгребли его, укладывая на пол, и в нос ударил терпкий запах антисептика, но окружающая реальность всё равно отказывалась задерживаться в его сознании. — Я же говорил, нам нужен был вертолёт! — Ага, блядь, чтобы мы привлекли к себе ещё больше внимания? — Они оба сейчас просто сдохнут… — Этот-то ладно, а вот Генку надо срочно латать… Обрывки фраз доносились до его разума, но Ген плохо осознавал происходящее. Фургон выруливал так резко, что его мотало по полу, и, если бы не руки, которые удерживали его на месте, он не был уверен, что его не стошнило бы собственной желчью. Спустя то ли минуту, то ли вечность, они резко затормозили, и Ген почувствовал, как кто-то осторожно его поднял. Открыть глаза сил не было, но он сумел хрипло прошептать. — Где мы? — Всё нормально, — кажется, это был голос Якова. Что-то в груди мгновенно расслабилось. — Сейчас мы поменяем транспорт и отправимся в укрытие. Отдыхай, малыш. Ген кивнул и позволил себе отключиться. Следующее, что он осознал, это как его заносят в какое-то странное полупустое помещение складского типа. Яков осторожно опустил его на кресло, а Амариллис, взвинченная и сосредоточенная, указала на медицинскую каталку у стены, взглянув на скользнувшего следом Цукасу. — Положи его туда. Луна будет здесь через пару минут. Она знает, что делать. — Мн, — кивнул Цукаса, послушно следуя указаниям. — А что насчёт тебя? — Мне нужно встретиться с Кирисаме, — вздохнула Рилл. — Выяснить всё, что про нас известно. Явно ведь начнут какое-то расследование — Совет будет выслеживать всех, кто помог им сбежать. Надо замести следы, — она бросила на Гена ещё один сложный взгляд, улыбнулась с какой-то невыразимой горечью и, резко взмахнув рукой, быстро вышла из комнаты с вихрем кудрей и каблуков, заставив комнату зашелестеть коробками и стопками постельного белья. — Я тоже пойду, ладно? — Яков упёрся руками в бока, оценивающе осмотрев Гена с ног до головы. — Здесь безопасно, можешь не волноваться, отдыхать, но у нас работы ещё до жопы. Ген слабо улыбнулся. — Конечно, Яша-чан. Спасибо тебе большое… Тот лишь отмахнулся, тепло поморщившись. — Не за что благодарить. Давай, Генка, приходи в себя. Цукаса, — тот обернулся, и они пожали друг другу руки. — Бывайте. Дверь захлопнулась, и они остались в приятной умиротворяющей тишине. Ген, почувствовав себя ощутимо лучше, сумел подняться с кресла, разминая затёкшие плечи, и, прихрамывая, подошёл к Цукасе, который остервенело рылся в коробках в поисках, по всей видимости, бинтов, чтобы перевязать всё ещё медленно кровоточащую огнестрельную рану на бледной груди Ишигами. Отыскав, наконец, несчастные бинты, Цукаса нахмурился и принялся осматривать ранение, надавливая на него и что-то прощупывая с крайне мрачным видом. — У тебя есть ещё одна зелёная штуковина, которую ты в прошлый раз ему дал? — тихо спросил Ген, тяжело облокачиваясь на каталку. Он знал, что без опоры ему сейчас лучше не находиться, иначе он точно снова потеряет сознание. — «Медуза», или как там её? Цукаса бросил на него раздражённый взгляд. — Нет. Если ты думаешь, что её так-то просто достать, то спешу тебя разочаровать. Ген виновато поджал губы. — Я просто… извини. Как ты вообще её раздобыл? — Не без помощи Кирисаме, — вздохнул Цукаса. — Но она говорит, сейчас Совет ужесточил все требования систем безопасности, в том числе, в лабораториях Бюро. Так что… она пока не может ничего сделать, не привлекая внимания. — Ты можешь его спасти? — Ген притворился, что уязвимая хрипота в его голосе была всего навсего следствием его собственных травм, а не какой-то чрезмерно-эмоциональной реакцией на мысль о том, что Сэнку умирает прямо у него на глазах, отдав жизнь, чтобы его защитить. — Я… — Цукаса хмуро посмотрел на бледное лицо Сэнку. — Луна сможет помочь куда больше, чем я, но даже она будет бессильна, если не остановить кровотечение как можно скорее. Ген хмыкнул, поёжившись, стараясь удобнее опереться на край каталки, и тяжело вздохнул. Казалось, во рту было слишком много слов, которые он никак не мог произнести. Его взгляд был прикован к бледной коже на застывшем лице Сэнку. Сейчас в его чертах не было того мягкого, уязвимого умиротворения, которое Ген помнил по их совместным утрам после ночи в одной постели. Невозможно было не замечать тёмные впалые тени под его закрытыми глазами, или то, как его брови сложились на лбу в нервной складке, которой точно раньше не было. Недели, прошедшие с тех пор, как Сэнку Ишигами предал его, явно оставили свой отпечаток и на нём самом. Признаться честно, Ген этого никак не ожидал. Он напрягся, когда за спиной раздался короткий звуковой сигнал, и дверь в эту странную комнату распахнулась. Они с Цукасой обернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как на пороге появилась невысокая молодая женщина с широкими бёдрами и ярко-красным медицинским чемоданчиком для оказания первой помощи. Луна Райт — одна из немногих врачей в этом городе, которые не работали ни на кого, и которым Ген доверял. Он улыбнулся. Луна же мгновенно устремила свой взгляд на безвольное тело, что валялось мешком на каталке. — Привет, мальчишки! Ух ты, какой симпатяга! Что за красавчика вы мне привезли? — хихикнула она, но тут же нахмурилась, оценив степень повреждений, с которыми ей предстояло работать. — Мда… и почему ваши запросы всегда такие занозы в заднице? Несмотря на очевидное разочарование от сложной задачи, она без колебаний оттолкнула Цукасу в сторону и заглянула под давящую повязку, которую тот прижимал к груди Сэнку. Луна поджала свои пухлые губы, так, что те превратились в тонкую-тонкую линию, и между светлыми изящными бровями пролегла морщинка. На краткий миг её маленькая ладонь замерла над окровавленным месивом, и этого было достаточно, чтобы по телу Гена пробежала волна чего-то похожего на страх. — Ты ведь сможешь ему помочь? — спросил он по-детски мягко и так же хрупко. Луна удивлённо вскинула брови, будто не ожидала услышать звук его голоса, её большие глаза на мгновение уставились на него, но она быстро перевела дыхание и смело кивнула. — Обещаю, я сделаю всё, что в моих силах. Ген сглотнул. Он сам не понимал, чего хотел и на что надеялся. Внезапно на периферии его сознания мелькнуло какое-то быстрое движение, и спустя мгновение хрупкая, но пугающе сильная фигура чуть не сбила Гена с ног, крепко обхватив его руками. Он вздрогнул, напрягся, но, наконец, рациональная часть его разума смогла распознать копну непослушных светлых волос и… — Кохаку. — Ты выглядишь ужасно, — сказала она и тут же разрыдалась, повиснув на нём и уткнувшись лицом ему в плечо, сотрясаясь всем телом, всхлипывая неизящно и без всякой элегантности, она ревела навзрыд, словно ей снова было пятнадцать, и они стояли на похоронах её старшей сестры. Такая маленькая, но такая сильная. — Ты живой, господи… ты живой! — всхлипывала она, сжимая его почти до боли. Первое мгновение Ген даже не знал, как реагировать, изумлённый неожиданно-эмоциональной реакцией, но быстро опомнился и поддался, наконец, искушению обнять её в ответ. Запах корицы и дёшевого кондиционера для белья, который она настойчиво продолжала использовать, несмотря на то, сколько раз он предлагал ей заплатить за новый, окутывал его израненную душу, словно волшебный бальзам, разглаживая рваные края, залечивая и успокаивая. Его пальцы запутались в её волосах, и они стояли вот так, обнявшись, и покачивались вместе, словно набегающие на берег волны. — Спасибо, что нашла меня, — прошептал он ей. Кохаку откинулась назад, шмыгнув носом, и смахнула с ресниц несколько слезинок. — Сама бы я не справилась. Мне помог… Сэнку?.. — её голос оборвался, когда она заметила тело на каталке. — Твою ж мать, что случилось? — Его подстрелили, — когда он защищал меня. На её лице промелькнул целый ворох разных эмоций, от ужаса до сожаления. Спустя примерно минуту она вновь посмотрела на Гена. — …И что ты хочешь с ним сделать? — Я… — Ген запнулся, глядя на человека, рядом с которым он впервые за долгое время почувствовал себя живым и счастливым, но который сломал его так, как не удавалось больше никому и никогда. — Я не… — Что тут думать? Нужно отвезти его операционную, только там я смогу стабилизировать его состояние, — перебила его Луна. — Нужно зашить рану и влить в него кучу жидкости. Срочно. И тогда я смогу начать лечить тебя. Твою смазливую мордашку тоже надо бы подлатать. Цукаса с Кохаку синхронно повернулись к нему, напряжённо глядя в ожидании ответа. Судьбу Ишигами сейчас мог решить только он. Ген мог отказаться, он знал. Никто не стал бы винить его за это. Сэнку воспользовался его бесценным и с таким трудом завоёванным доверием и предал его. Гену следовало бы сейчас подумать о мести, нет, о себе, поспать, поесть, помыться, в конце-то концов, а не с горечью в горле колебаться, держа жизнь героя в своих окровавленных руках. — У тебя есть на примете какая-нибудь безопасная для нас больница? — тихо спросил он у Луны, избегая смотреть Кохаку в глаза. Луна кивнула. — У меня своя клиника неподалёку. Там нас никто не будет искать. — Значит, поехали.