Dubious Darkness

— Каков твой план? — хрипло выдохнул он, пытаясь унять бешено колотящееся под рёбрами сердце. Всё то гигантское, едва выносимое напряжение, что преследовало его в течение этих безумных нескольких недель, казалось, моментально обрело совершенно новую форму, превращаясь в хлестнувший по венам адреналин и пьянящее возбуждение, от которого Сэнку почти что успел отвыкнуть. Все его мысли немедленно сосредоточились на слежке, которую он притворялся, что не замечает, точно так же, как притворялся, что всё ещё может вернуть себе то, что так любил раньше — и привычную жизнь, и стабильный мир, и отношения с отцом… Это было наивно. Того глубинного пиздеца, свидетелем которого он стал, оказавшись на стороне Гена, сполна хватило, чтобы разбить стёклами внутрь те розовые очки, за которые Сэнку до сих пор продолжал цепляться. — Ты… — Кохаку запнулась, и он понял, что она вполне была готова его убить — но не была готова к тому, что он так просто согласится. От этого почему-то стало ещё больнее. Она крепче сжала пистолет, так, что пальцы побелели, так, будто оружие было её щитом. — Что? Ты правда хочешь… почему ты хочешь помочь ему? Зачем?! Они ведь забрали его из-за тебя! — Я знаю. — Сэнку заставил себя встретиться с ней взглядом, не вздрогнув. — И я ошибся. Я должен всё исправить. — О, потому что тут всё оказалось не так уж сладко и замечательно, как ты помнил? — бля, серьёзно, если бы слова могли трансформироваться в яд, Кохаку была бы крайне, крайне токсичной. — Или ты действительно способен чувствовать вину за то, что предал его? — Нет. Потому что я никогда не прощу себя за то, что причинил ему такую боль, — тихо признался он. — И за то, что, как оказалось, все те ужасные вещи, что он обо мне думал, были правдой. Сэнку задумался, всегда ли так легко было заметить эти прогнившие трещины в его тщательно упорядоченной вселенной. Ему стало интересно, была ли плеснувшая в глазах Кохаку жалость хуже той презрительной насмешки, с которой она смотрела на него весь последний месяц. Под её взглядом не было никакой возможности и дальше делать вид, будто Сэнку не осознавал, чего ему стоило то роковое решение или как пугающе легко он попался на ложь отца. Он даже не мог сказать, что его не предупреждали. Нет, Ген никогда не скрывал, насколько скептически он смотрел на вероятную непричастность Бьякуи ко всему происходящему аду. Но Сэнку предпочёл быть наивным и цепляться за свою веру. Кохаку снова запнулась, нахмурилась, не уверенная в причинах такой неожиданной честности. — Ты просто пытаешься вернуть его расположение или типа того? Потому что он никогда не забудет то, что произошло. Он просто не сможет. Не важно, как долго ты будешь стоять на коленях и молить о прощении. Менталист никогда не прощает. «А Ген?» — хотел спросить Сэнку. — «А Ген прощает?» Но выдохнул лишь горькое: — Я знаю. — Тогда почему, мать твою, ты так легко согласился ему помочь?! — зашипела Кохаку. — Это очередная ловушка? — Потому что так будет правильно, — настаивал Сэнку, но слова прозвучали словно детская отговорка — слабая и безвкусная. Кохаку недобро усмехнулась и сделала шаг от него, вальяжно взмахнув пистолетом. — Да пошёл ты со своим «так правильно». Мы оба знаем, что так просто ничего не бывает. Говори прямо, или я прострелю тебе башку. — Ладно, — огрызнулся он в ответ. — Тогда потому, что он был прав. Ген был прав. Признать это было похоже на то, как если бы Сэнку проглотил щедрую горсть битого стекла и лихо запил бы сверху чистым спиртом. Это чувство заполняло зудящую зияющую пустоту где-то там, под грудной клеткой, и Сэнку неумолимо казалось, что каждый его новый вдох отдавался по телу режущей болью в костях и мышцах. Глаза горели, щипали, и ему приходилось отчаянно бороться с самим собой, просто чтобы не отвести от Кохаку взгляда, не отшатнуться от того ужасающего понимания, что проявилось на её лице. Её ресницы метнулись вверх в ошалелом взгляде, и спустя долю секунды Сэнку услышал, как на пол упал пистолет. Следом над ними повисла пугающая тишина. Казалось, Кохаку даже не дышала. — Он был прав во всём, — продолжил Сэнку, сглотнув горечь, — и я всегда буду сожалеть, что мне потребовалось так много времени, чтобы это осознать. Слова отразились по стенам звенящим эхом, и над ними снова повисла долгая нервная пауза. Девушка всматривалась в его лицо в поисках любых признаков нечестности на той неприятной страдальческой гримасе, которая наверняка там отпечаталась. Внезапно Сэнку пожалел, что в его организм не влили хотя бы пару бокалов достаточно крепкого алкоголя, чтобы скрыть под дурманной дымкой, за которую в подобные моменты так часто цеплялись люди, это противное и липкое ощущение собственной уязвимости. По крайней мере, будь он пьян, ему не пришлось бы страдать от этого жуткого чувства, будто с него содрали кожу и выставили мясо на показ, от этой тошнотворной беззащитности, даже — беспомощности, или от осознания, что то, что чувствовал он, было буквально ничем по сравнению с тем адом, в котором сейчас находился Ген. Кохаку подозрительно прищурилась. — И что заставило тебя столь радикально изменить своё мнение? Ей не нужно было напоминать, что Сэнку оставался непоколебим в своей неукоснительной вере в Бьякую, даже когда лежал на крыльце Менталиста, истекая кровью от ножа его правой руки. За каждым понимающим взглядом, за каждым напряжённым молчанием, что случились за те две недели между ним и Геном, скрывался безмолвный спор, неосязаемое противостояние, которое они сумели начать игнорировать, но которое привело к катастрофе. Тень, что скрывалась за каждым украденным у судьбы мгновением, утекающим в небытие, словно песок в песочных часах. Взгляд упал на бутылку виски, что так и стояла тут, недопитая, с их последнего разговора с Хромом, и Сэнку медленно налил в бокал немного, позволяя себе ещё на секунду уйти от ответа. Кохаку раздражённо вздохнула и подняла с пола упавший пистолет. Несмотря на готовность бежать, спасать и рисковать буквально всем, он всё ещё пытался игнорировать ту детскую часть себя, которая просто не хотела говорить правду вслух. Будто как только он признает все те улики, что мысленно собирал за последний месяц, всё станет реальностью, весь этот пиздец и хтонический ужас, что навис над страной, в тот же миг превратится в истину. — Всё, о чем они меня спрашивали, это наше проникновение в Бюро, — Сэнку залпом опрокинул в себя вискарь и сбивчиво прохрипел. — Они всё время продолжали расспрашивать только о видеозаписях. Что я там нашёл. Что увидел. — И ты рассказал им? — Нет, — он схватил со стойки пачку сигарет, поджёг одну и жадно затянулся. — Именно поэтому в моём понимании мира возникла маленькая несостыковка, когда они спросили про Шарлотту. Хотя я никогда о ней не упоминал. Тогда откуда они знали, что на тех кадрах в ночь убийства мелькала именно мисс Бони? — Кохаку ошарашенно ахнула и шумно втянула воздух. Сэнку медленно выдохнул сигаретный дым. — Потому что они и так прекрасно знали, что убийцей была она. — Похоже, тогда они и правда просто не захотели защищать своего золотого мальчика… Сэнку кивнул и нахмурился. Под кожей плескалось чувство, которое было слишком сложным, чтобы он мог его опознать. И, ну, честно говоря, он не был уверен, что хотел его опознавать. — Но я всё ещё не уверен, что Бьякуя имеет к этому какое-то отношение. — Не будь таким тупым, Ишигами, — в её очевидном презрении было что-то до боли знакомое. — Что, по-твоему, он должен делать, чтобы ты был уверен? Ходить, смеяться как маньяк и пинать щеночков направо и налево? Он не был готов даже представить, что почувствует Ген, если в итоге окажется, что он был прав буквально во всём. Что если Бьякуя, или Рюсуй — или, чёрт возьми, Хром! — или все они вместе в какой-то момент просто решили принести Сэнку в жертву во имя каких бы то ни было великих целей. Поэтому Сэнку задвинул эту мысль в самый дальний уголок сознания и сосредоточился на насущной проблеме. Он снова затянулся сигаретой и плеснул себе ещё немного виски. — Ты знаешь, что случилось в тот день? Бьякуя позвонил на номер Гена. Я просто случайно взял трубку. Кохаку фыркнула. — Этого не может быть. Тот номер знали только я и… — она медленно спала с лица, и Сэнку буквально видел, как в её голове что-то щёлкнуло. — …блядь. Блядь! Так вот, почему он исчез с радаров, ёбаный Гинро! А я так за него волновалась… Блядь, блядь, блядь! Ладно… ладно. Я его, блядь, из-под земли достану… Она выглядела просто убитой. Сэнку схватил второй бокал, плеснул туда ещё немного виски и протянул Кохаку. Та схватила рокс и сделала большой глоток. Внезапно в голову пришла воистину ужасная мысль, и он, схватив её под локоть, провёл вглубь квартиры, осматривая окна и все те места, где, как он знал, охрана установила камеры. — Тебе опасно здесь находиться, — настойчиво выдохнул он. — Я всё время под присмотром. Они не должны тебя здесь видеть. Я никогда не рассказывал им о тебе, но лучше не давать даже малейшего повода копнуть в свою сторону. Как ты вообще сюда попала? Кохаку закатила глаза и полезла в карман, доставая знакомый значок Бюро. — Я сотрудница, помнишь? И… ну, я поняла, что ты не выдал меня, потому что ко мне никто не явился, хотя первые несколько дней мне даже засыпать дома было страшно. Сэнку поморщился, желая возразить, что никогда бы её не продал… если бы уже не сделал ровно то же самое с её боссом. Он вздохнул. — Им всё равно ни в коем случае нельзя подозревать, что ты в этом как-то замешана. Они и так уверены, что я говорю неправду. — Это не имеет значения. Мне плевать, если меня рассекретят. Я здесь только для того, чтобы спасти Гена. — Я не знаю, где он, — тихо признался Сэнку, качая головой. — Они буквально заперли меня здесь и отгородили ото всего. Мои коды доступа не работают. Меня не вовлекают ни в какие процессы. Бьякуя даже не разговаривал со мной ни разу с того дня, как я вернулся. — Ох, бедняжка, — она язвительно фыркнула. — Они тебя заперли или просто спрятали? — с упрямым вызовом в ярко-голубых глазах Кохаку вздёрнула подбородок, и Сэнку сделал вид, что не заметил глубокого горького отчаяния в её взгляде. — В любом случае, ты должен как-то его найти. К сожалению, ты единственный, у кого есть такая возможность. Найди доступ к этой информации. — А что насчёт твоих навыков? — он нахмурился. — Разве ты не можешь просто взломать их системы? Ты же явно уже делала это не раз. Кохаку устало опустила плечи, хлебнула ещё немного выпивки и со звоном поставила стакан на стойку. — Да, но… Совет сейчас начеку. Они заблокировали всю свою внутреннюю сеть, так, что доступ к ней возможен только буквально изнутри здания, физически там присутствуя. Я пыталась, но это опасно. Они моментально заметят, если я начну взламывать их новую систему безопасности со своего рабочего места. — А что, если ты– Они оба замерли, когда дверь в его квартиру резко распахнулась, и из прихожей раздался предостерегающий голос Хрома. — Сэнку? Сэнку с Кохаку в ужасе переглянулись. Он кивнул ей и молча подтолкнул к ближайшей двери, давая понять, что лучше бы ей спрятаться. Его квартира была довольно большой, но спроектированной как студия — это было приятно, чтобы не чувствовать себя запертым, но означало, что здесь почти негде было спрятаться. Спальня была вариантом, но чтобы попасть туда, нужно было пересечь открытое пространство как раз мимо входной двери, поэтому он бесцеремонно втолкнул Кохаку в гостевую ванную рядом с кухней и захлопнул за ней дверь как раз вовремя, чтобы обернуться и увидеть, как немного обеспокоенный Хром стоит прямо за его спиной, а чуть поодаль — нахмурившийся и сосредоточенный Укё. — Сэнку? — снова спросил Хром, обводя взглядом комнату, словно пытаясь найти причину, по которой тот так тяжело дышал. — Ты в порядке? — Я в порядке, — блядь. Кажется, он сказал это слишком быстро, чтобы не вызвать подозрений, и едва сдержался от того, чтобы поморщиться. — Здесь… кто-то есть? — тихо уточнил Укё. — Мне показалось, я слышал голоса. Блядь! Укё и его чёртов феноменальный слух! Они же должны были быть на какой-то миссии, какого чёрта?! — Просто, эм, просто телевизор. Чёрт, как Гену всегда удалось так легко придумать естественное оправдание? Хром странно посмотрел на него, оглянувшись на тёмный выключенный телевизор. Укё хмыкнул. — Ммм, — протянул он. Сэнку изо всех сил старался не думать, какие выводы о нём прямо сейчас делали его названные братья. Что будет хуже? Если Хром подумает, что Сэнку смотрит порно, или что Укё заподозрит, будто он тут замышляет свержение Совета? К горлу начинала подкатывать истерика. Сэнку и так не очень хорошо врал, но если врать в глаза интервьюерам он научился, то врать в глаза самым близким людям… Укё прищурился, глядя на два бокала с виски на столе. — Ты не хочешь- В ванной за спиной что-то загремело. Сэнку напрягся, пытаясь решить, что же он будет делать, если кто-то из ребят нападёт на Кохаку — ну, или наоборот. Сможет ли он смириться с тем, что эта смелая девушка так бездарно погибнет в неравной схватке? Сможет ли он смириться, если его названные браться умрут вместо неё? — Здесь всё-таки кто-то есть? — нахмурился Хром. — Нет, — блядь, у Сэнку очень плохо получалось. — Наверное, дело в трубах? — В трубах, значит, — в голосе Укё так откровенно читалось недоверие, что Сэнку испытал жгучий прилив стыда. — В любом случае, вы что-то хотели, ребят? Может, хотите выпить? — попытался съехать он, но получилось неестественно. Просто отвратительно. Было вполне очевидно, что Укё не имел ни малейшего желания спускать ситуацию на тормозах. Он придвинулся ближе, и Сэнку понял, что ещё чуть-чуть — и он окажется достаточно близко, чтобы услышать приглушённое дыхание по ту сторону двери. — Сэнку, братан, — снова начал Хром, — мы просто волнуемся, объясни, что ты… — прежде чем он успел закончить вопрос, дверь в ванную шумно распахнулась и оттуда вышла Кохаку. В режиме реального времени Сэнку наблюдал, как Укё отшатнулся назад, заливаясь краской, а Хром широко распахнул глаза в искреннем изумлении, когда они оба вдруг поняли, что в ванной комнате всё это время пряталась одна из секретарш с ресепшена Бюро. Волосы Кохаку казались растрёпанными, взъерошенными так, будто по ним страстно пробегали пальцами, рубашка была перекошена, а пуговицы на груди расстёгннуты, обнажая кромку кружевного белья. Она была румяной и тяжело дышала, шагнула к Сэнку, одарив Укё и Хрома совершенно невинной и застенчивой улыбкой, которая никак не вязалась с тем, как непринуждённо она провела рукой по его спине, тяжело прислонившись к его плечу в вальяжном объятии, так, будто… будто… — Извините, мальчики, — томно выдохнула она, когда Сэнку не смог выдавить из себя ничего и просто отупело на неё глазел. — Мы с Сэнку пытались сохранить это в тайне, пока всё немного не уляжется, но от вас, конечно, ничего не скрыть, — в потрясённой тишине, что повисла над ними, Кохаку как бы невзначай привстала на цыпочки и мягко поцеловала его в щёку, обняв за талию обеими руками. — Эмили?! — О… — Укё запнулся, с каждой секундой всё сильнее заливаясь краской, и выглядел совершенно сбитым с толку. — Эмили?.. Привет, эм… Я не знал, что Сэнку кто-то нравится… Хром хохотнул и, шлепнув себя по лбу, растянулся в широкой улыбке. — Так вот почему мне казалось, что вы поругались? Вы флиртовали, да? Нет, вы пытались делать вид, что не флиртуете, но всё равно флиртовали! Ха! Как я сразу не понял? Укё продолжал моргать. — И давно вы?.. — Нет, совсем недавно, — спокойно и мягко улыбнулась Кохаку. — Ну, конечно, он нравился мне давно, но… — она поджала губы, глядя на Сэнку с такой любовью, что он почти поверил. — А после того, как он вернулся, я не хотела больше ждать. Я ведь чуть его не потеряла… Мягкость выражения её лица очень резко контрастировала с болезненно-крепкой хваткой, в которой она его держала. В том, как она описывала их предполагаемые отношения, было много смысла, на самом деле. Сэнку вспомнил слова Гена, что лучший способ отвести глаза от чего-то важного — продемонстрировать сексуальность. Кохаку просто эффектно повторила приём своего босса, и сделала это только потому, что пришла с одной единственной целью — чтобы освободить Гена, с помощью Сэнку или без неё. Укё натянуто улыбнулся. — Что ж… Я рад, что Сэнку снова обживается. — И я рад, братан! — воскликнул Хром, как всегда напоминая радостного ретривера. — Но, честное слово, мог бы и сказать… — Я, пожалуй, пойду, Сэнку, — снова улыбнулась Кохаку и наклонилась к нему так близко, что он почувствовал тепло её губ. — Увидимся завтра, милый. Он растерянно хмыкнул в ответ. Она твёрдо посмотрела ему в глаза, безжалостно и остро, и прижалась к нему в поцелуе, схватив руками за голову и наклоняя так, чтобы это выглядело трепетно и нежно. Однако в этот момент всё, на что был способен разум Сэнку, — это с гулкой болью подмечать, насколько это отличалось от человека, которого он целовал в последний раз. Не было ни терпко-пряного мускусного запаха, ни мягкой едва заметной щетины, ни острых озорных ухмылок — только глухое отчаяние, что разливалось между их губами. Только лишь то, как больно пальцы Кохаку выжимались в его затылок, как бы напоминая, что это — акт спасения, а не примирения, действительно было похоже на Менталиста. Улыбнувшись Хрому с Укё на прощание, Кохаку, виляя бёдрами, вышла из квартиры, предоставив Сэнку самому разбираться с последствиями. Он вздохнул. — Ну… в общем… — Горячая штучка, братан! — Хром игриво пихнул его локтем. — Зачёт! Фух, кажется, проканало. ••• Остаток ночи Сэнку провёл, уставившись в потолок и пытаясь придумать более-менее адекватный сюжет сценария криминальной драмы с твистом в виде побега из тюрьмы — ну, из тех, что всегда особенно легко давались Гену. Первая проблема заключалась в том, что, собственно, и привело Кохаку к его порогу. Им нужно было узнать, где находится Ген, чтобы организовать попытку его спасения. Возможно, будь у него коды доступа, это не было бы проблемой, Сэнку в два счёта отследил бы маршруты служебных автомобилей в тот роковой день, но кодов у него не было. Он тупо даже не мог войти в систему ни на одном из рабочих компьютеров… И, ну, к сожалению, тонкое искусство хакерского взлома не было им освоено в полной мере. Да, в общем-то, ни в какой мере. Сто миллиардов процентов, любая попытка использовать старые данные для получения этой информации, как минимум, приведёт его в камеру предварительного заключения — порой казалось, что им нужен был только повод. Точно так же он не мог рисковать Кохаку. Ни в коем случае. Неизвестно, на что готов был пойти Совет, чтобы заполучить информацию, которой она обладала, работая на Менталиста так долго. Он поёрзал на своих дорогих простынях и притворился, что не вспоминает каждую чёртову ночь, каково было проснуться, запутавшись в тех, других простынях, окутанный теплом и запахом Гена. Надо сосредоточиться. Нужно найти способ получить доступ к учётным данным Хрома или Рюсуя. Ну, или Укё — но Укё всегда был чертовски внимательным и осторожным, его куда сложнее обмануть. Ещё можно прокрасться в информационный отдел, быть может, там был бы какой-то разблокированный терминал, но это вопрос удачи — а удача никогда не была для Сэнку чем-то, на что он готов уповать. Самым разумным было бы объединиться с Кохаку и работать вместе, но будет ли от этого толк? Однако всегда был вариант пойти ва-банк и просто спросить об этом напрямую. Но способен ли Сэнку на такой уровень блефа? Он не был уверен. В любом случае, то, как взяться за решение первой проблемы, он хотя бы приблизительно понимал. Следующей — и куда более сложной! — проблемой было придумать, как убедить Гена не убивать его на месте. ••• Сэнку даже не удивился, когда Бьякуя вызвал его к себе на следующий день. Но это не значит, что ему не было горько. То, что отец проявил к нему внезапный интерес после стольких недель молчания именно сейчас… Любопытно, это кто-то из парней рассказал отцу о ночном инциденте в квартире Сэнку (может быть, Хром? Это было бы в его духе…), или всё-таки кто-то по ту сторону камер, что ежесекундно наблюдали за каждым его движением? В то, что его встреча с Кохаку не останется незамеченной, не было никаких надежд. Самое большее, на что Сэнку всерьёз мог надеяться — что никто не вычислил, кем на самом деле являлась секретарша Эмили Девон. Очередной безликий сотрудник PSIA пришёл за ним ровно в 8 утра следующего дня в сопровождении двух точно таких же безликих охранников, которых Сэнку не смог узнать. От мужчины пахло нервным потом, его костюм был помят и несвеж, будто он не спал пару дней, но голос его звучал ровно, когда он приказал Сэнку следовать за ним в кабинет Ишигами-старшего. — Отец сказал, что ему нужно? — обыденным тоном спросил Сэнку, какой-то тёмной своей частью наслаждаясь, как мощно усилилась нервозность агента от этого невинного вопроса. — Нет, не сказал, — его тон был безапелляционно-жёстким. — Мне передать господину, что вы заняты? — В этом нет необходимости. Я зайду к нему, — Сэнку непринуждённо улыбнулся. — Спасибо, что сообщил. Наступила неловкая пауза. Сотрудник явно пытался придумать, как бы так вежливо намекнуть, что он обязан Сэнку сопроводить, не показав при этом, что он ему угрожает. Сэнку же позволил этой троице отцовских шавок поёрзать в подчеркнутом молчании, не предложив никакого повода за ним последовать. Вместо этого он просто вернулся в свою квартиру, допил свою чашку кофе, вальяжно накинул на плечи пиджак, и только потом направился к лифту из Башни, демонстративно проигнорировав звук торопливых шагов за спиной. По пути он попытался сосредоточиться на том, чтобы избавиться от всех тех яростных и горьких эмоций, что перманентно испытывал с последнего их с отцом разговора, — стоя перед Бьякуей, нужно будет вести себя бесстрастно и расслабленно. Помогало то, что у него всегда была репутация самого отстранённого и закрытого человека из всего отряда. Никто не ждал, что он будет заполнять паузы в разговорах или проявлять инициативу, чем он часто пользовался в своих интересах. Ему просто нужно было оставаться собой и держать лицо. После стольких лет прогулка до отцовского кабинета по коридорам здания PSIA была привычной. Когда-то Сэнку ездил сюда по крайней мере раз в неделю, чтобы передать данные расследования или получить подробности дел, которые полиция считала слишком опасными, чтобы справляться с ними самостоятельно, и потому шла на сотрудничество со службой внутренней разведки. Последние годы службы в следственном комитете — ну, до того, как его повысили, — специализацией Сэнку, конечно же, было всё, что касалось поимки бушующего террором таинственного Менталиста. Как странно оглядываться на те годы и не испытывать ничего, кроме сожаления. Он едва взглянул на изысканный декор, украшавший стены, или на кожаные кресла, расставленные для посетителей. Он бывал здесь десятки, если не сотни раз. Но сейчас этот кабинет вызывал лишь едва заметное омерзение. Приёмная была отделена от основного кабинета длинной стеной из серого матового стекла, сразу за которой стоял рабочий стол Бьякуи. Знакомый силуэт вырисовывался на фоне окна, за которым виднелся город. Симпатичная девушка за столом в приёмной послала Сэнку вежливую улыбку, но он не потрудился бросить на неё взгляда, сразу же шагнув вглубь помещения и смело распахнув следующую дверь. — Отец, — кивнул он, как только переступил порог, с трудом подавив желание поёжиться, выпрямившись перед блестящим дубовым столом, заваленным папками, новостным сводками и полицейскими отчётами. В последний раз, когда они были наедине, Бьякуя едва ли не напрямую ему угрожал. Что же будет сегодня? Прошло около минуты, прежде чем Бьякуя поднял на него непроницаемый взгляд, оторвавшись от толстой папки с отчётами. — Сэнку! — тонкая улыбка, в которой не было ни киловатта тепла. — Кажется, прошло слишком много времени с тех пор, как мы в последний раз разговаривали. Какая жалость. Столько дел, столько дел… Но, я так понимаю, ты неплохо устроился. Сэнку пришлось прикусить язык, подавляя неистовое желание спросить, кто же, блядь, был в этом виноват. В конце концов, сам Бьякуя не был практически заперт в своём пентхаусе на самом верхнем этаже Башни во избежание общения с прессой, и мог бы хотя бы разок заглянуть в гости к сыну — в квартиру всего на пару десятков этажей ниже. — Ты вызвал меня по поводу Эмили? — Ну, ты знаешь, я и правда был удивлён, узнав, что у вас с мисс Девон завязались романтические отношения. Раньше ты никогда не проявлял интереса к своей личной жизни… — Я мог бы сказать то же самое о тебе. Давно ты проявляешь интерес к моей личной жизни? — резкость, что буквально сочилась ядом из его голоса, будто хлестнула по отцу ударом, и Сэнку с удивлением заметил, как плечи Бьякуи устало опустились под тяжестью всего, что между ними сломалось. Он снова задумался, сколько же времени прошло с тех пор, как отец перестал быть тем человеком, которого Сэнку боготворил. Когда случились эти перемены? Когда тот получил работу в PSIA? Когда стал эту службу возглавлять? Когда заработал место в Совете? Или это случилось ещё в тот момент, когда он лишил Сэнку юности, о которой тот мечтал? — Мне жаль, что я не смог поговорить с тобой, сынок, — выдохнул Бьякуя, откинувшись в кресле, и устало потёр лицо ладонями. Внезапно в нём появилось немного той мягкости, от которой сердце Сэнку потянуло спазмом, и злость немного отступила. Бьякуя поджал губы. — После смерти Премьера навалилось очень много проблем. В том числе, среди членов Совета. Происходит… то, чего я не могу допустить. Было легко распознать причину, что лежала за этой титанической усталостью, которая скопилась в его плечах. — Ибара хочет занять его место и возглавить Совет, — догадался Сэнку. — Да. Но он не может выдвинуть свою кандидатуру без поддержки Императора. Пока Император к нему неблагосклонен, но Ибара умеет давить, так что мы в тупике. Сэнку сильно сомневался, что это правда, если уж Бьякуя решил, наконец, поболтать с сыном вместо того, чтоб решать вопросы государственной важности. Он хмыкнул. — А ты? — А что я? — Ходят слухи, что ты хочешь выдвинуть свою кандидатуру. А что — неплохо, — размышлял он вслух, внимательно отслеживая любые реакции отца. — Ты ещё довольно молод, но не слишком, у тебя военная выправка, множество наград, народное уважение… И, главное, репутация, — у Бьякуи дёрнулся глаз. Сэнку послал ему тонкую улыбку. — Полагаю, у тебя все шансы. Отец вздохнул. — Всё не так просто. У Ибары есть особые связи. Каких нет у меня. — С американцами? — Ну, и с ними в том числе, — небрежно добавил Бьякуя. — Но я не вижу в этом проблемы. Наоборот, я поддерживаю сотрудничество со Штатами. Не думаю, что разрывать с ними торговые контракты было лучшей идеей Премьера… — Но… — Сэнку пришлось приложить немало усилий, чтобы не отреагировать на тот внезапный прилив страха, который вызвало это заявление. Он совершенно перестал понимать, что происходит. Его процессоры перегревались. — Ты ведь не можешь не видеть проблемы. Я не верю. Ибара буквально пустил в страну иностранных военных под предлогом необходимости внешней помощи внутренним процессам. Это буквально военное вторжение. Такими темпами нам грозит участь стать какой-то колонией, если не хуже, это же- Бьякуя бросил на Сэнку пронзительный взгляд. — Не путай экономику с войной. И, кстати, об американских военных. Нам уже предъявили обвинение в убийстве целого отряда офицеров, которые выполняли, на минуточку, миротворческую миссию. Теперь приходится разгребать ещё и дипломатические вопросы. Когда-то в прошлом Сэнку, возможно, и поддался бы искушению извиниться за то разочарование, что сквозило в каждом его слове. За то, что создал дополнительные проблемы. За то, что нарушил приказы. Теперь же Сэнку промолчал. Бьякуя вздохнул и снова тяжело откинулся в кресле. — Ты что-то скрываешь, Сэнку. Я же вижу. Мне нужно знать, что на самом деле произошло с Шарлоттой Бони. «Ты тоже многое скрываешь», — хотел возразить он. — Я всё тебе рассказал, — вместо этого хмыкнул Сэнку. — В чём суть твоих отношений с Геном Асагири? — Он — Менталист. Известный преступник. Я пытался поймать его много лет. — И это всё? — настаивал Бьякуя. — Сынок, пойми, я не смогу защитить тебя, если ты будешь мне лгать. Совету нужны ответы, и я поклялся их найти. — Ну, а что насчёт самого Гена? — внезапно спросил Сэнку. — Что по этому поводу говорит он? В груди знакомо-гулко забилось потускневшее сердце, откликаясь на имя Гена, словно на песню сирены. Оно рвалось наружу. Оно хотело потребовать ответа, где же Ген и что они с ним уже сделали. Сэнку понадобилась буквально вся сила его давно просевшей воли, чтобы оставаться перед Бьякуей стойким и непреклонным, совершенно невовлечённым, отчаянно скрывая те частички своей души, которые в глазах отца непременно расценились бы как жалкая слабость. — Он ещё ничего нам не дал, — проворчал Бьякуя, явно и до комичного недовольный. — Но американская сторона потребовала, чтобы мы выдали его, дабы он предстал перед их судом за свои военные преступления. Сердце пропустило удар, превратилось в камень и обрушилось в желудок. — Но… У него всё ещё есть информация, которая может быть полезна нам, — сглотнул Сэнку, стараясь оставаться невозмутимым. — Менталист — буквально костяк преступного мира в городе, если не в стране. Если мы выдадим его Штатам, там его просто казнят… Казалось, будто каждое слово ещё глубже вонзало нож в его грудь. К горлу подступала тошнота, по телу пробегала крупная дрожь, а по венам будто разливался густой и липкий мазут тревоги. Сэнку с силой поджал колени и заставил себя не вздрогнуть, увидев тонкий наблюдательный расчёт в тёмных глазах отца. — Я уже отправил к нему всех своих лучших дознавателей. Он не ломается. Он старался не думать о том, как можно сломать человека за месяц. Целый месяц пыток. Никакое упрямство не смогло бы выдержать месяц регулярных допросов, боли и одиночества, разрывающего душу… Но Ген не сломался. Сэнку внутренне метался между удушающей виной — и настоящим, искренним восхищением. Бьякуя продолжал. — …если он так и будет молчать, нам нет никакого смысла и дальше держать его у себя. Будет куда проще и выгоднее- — Отправь меня, — слова вырвались из горла прежде, чем Сэнку успел подумать о том, что может всерьёз удивить отца. — Я знаю, о чём он молчит. И я знаю, как заставить его заговорить. Бьякуя нахмурился. — И зачем ему говорить о чём-то с тобой? — Когда-то он доверял мне. Именно так ты его и поймал, — Сэнку сглотнул подступившую к горлу желчь. — Он захочет отомстить мне, как минимум. А люди куда больше говорят, когда злятся. Долгое мгновение Сэнку казалось, что он зашёл слишком далеко, и Бьякуя, конечно, сумел распознать его блеф и понять, кому теперь принадлежит его верность. Взгляд прожжённого спецагента скользил по его лицу, словно отец мысленно снимал с него целые слои тщательно налепленных масок. Блядь. Если дело дойдёт до драки, у Сэнку будет примерно две с половиной секунды, чтобы отреагировать первым. Ещё примерно сорок пять секунд до того, как в кабинет ворвётся охрана. Успеет ли он залезть в компьютер? Вряд ли ему удастся выбраться отсюда живым, но ему кровь из носу нужно хотя бы передать Кохаку данные- — Зачем тебе это? — наконец, спросил Бьякуя, прерывая лихорадочный ход его мыслей. Ладно. Кажется, у Сэнку чуть больше, чем сорок пять секунд. Он небрежно пожал плечами, отыгрывая до конца. — Я устал ничего не делать. А если у меня есть шанс помочь тебе занять кресло Премьера — ну, я только рад. Ты же мой отец. — Хорошо… — медленно кивнул Бьякуя, выглядя немного удивлённым и настороженным, но глядя на него ощутимо теплее. — Будет славно, если ты и впрямь его разговоришь. Нам нужно знать, какую информацию он смог найти в серверной Бюро, и что заставило его напасть на Шарлотту Бони. Следующий допрос будет через три дня, чаще не имеет смысла. Будь готов. У Сэнку почти подкосились колени, но он улыбнулся, кивнул и быстро повернулся к двери, чтобы сбежать до того, как Бьякуя успел передумать. — Сэнку, — голос отца заставил его замереть. Он осторожно на него оглянулся. — Не разочаровывай меня снова. ••• На шестой неделе в камере заключения весь знакомый и тщательно организованный распорядок его дней внезапно нарушился. Первым звоночком стало то, что никто не пришёл на обход камер после того, как зажёгся свет, сигнализирующий о начале нового дня. Там, в коридоре, Ген слышал приглушённый шёпот заключенных, так же, как и он, осознающих, что в их системе мира, созданной, чтобы быть вечной, что-то изменилось. Ген навострился, уселся на край своей жёсткой кровати и озадаченно склонил голову вбок, пытаясь вслушаться в источник этих изменений. Его подташнивало. Пальцы мелко тряслись в каком-то противном треморе, который он уже просто не мог унять. Не хотелось это признавать, но на данный момент даже от столь незначительного количества движений где-то на внутренней поверхности его черепа пробегали злобные мурашки боли. Даже каждое моргание отдавалось тупой ноющей пульсацией. Восстанавливаться после допросов становилось всё труднее и труднее. Из-за недостатка нормальной еды и сна сил катастрофически не хватало. Ген буквально не мог делать ничего, кроме как лежать и пытаться сберечь силы до следующего визита агентов Бюро. Это был только вопрос времени, когда он всё-таки сломается — ну, или Бьякуя, наконец, решит, что безопасней просто его убить. Судя по столь резкому отклонению от обычного распорядка, Ген готов был поспорить, что этот день настал сегодня, и Совет решил не рисковать и избавиться от него до того, как Ген таки поделится информацией, которую обнаружил. На самом деле, объективно, это было даже не то решение, с которым он был бы не согласен. На их месте он сделал бы точно так же. Менталист всегда будет представлять для них угрозу: для их коррупционных схем, их репутации, их благополучия… Для любого из этой шайки власть имеющих было бы лучше просто полностью убрать его фигуру с доски. Что ж… значит, сегодня Ген умрёт. Забавно. Интересно, будет ли Сэнку его оплакивать? Пожалеет ли он, что так просто отдал им его сердце в качестве платы за возвращение на якобы светлую сторону? Навестит ли он его могилу? Хотя бы раз? Ха. Смешно. На самом деле Ген прекрасно понимал, что никакой могилы у него не будет. Шансы на то, что его тело когда-нибудь найдут, равны примерно нулю, если не меньше. Куда более вероятно, что никто и никогда не узнает правду о том, что же случилось со знаменитым Менталистом после его позорного ареста. От этой мысли он вдруг почувствовал себя опустошённым. Все эти годы борьбы с неумолимым влиянием Совета были напрасны. Он ничего не изменил. Он даже не сумел сполна отомстить за смерть Рури. Глаза горели непролитыми слезами, но он был слишком обезвожен, чтобы плакать. Нет уж. К чёрту. Он не позволит своим последним мгновениям в этом мире сочиться сожалением и жалостью к себе. Это было бы слишком похоже на признание поражения. Нахуй этих ублюдков. Скрип двери в конце коридора возвестил о прибытии группы охранников, которых Ген никогда не видел. По крайней мере, если сегодня ему суждено умереть, он заберёт парочку этих уродов с собой. В поле зрения появилось тошнотворно-розовое пятно, которое, несомненно, было Хомурой Момиджи. Ну, конечно. Конечно. Вот и наша блистательная шавка Бюро, окружённая группой одетых в чёрное охранников. В выражении её лица появилось что-то новое, напряжённое, что-то, чего точно не было ни на одном другом сеансе допросов. Если бы Гену пришлось угадывать, он сказал бы, что это как-то связано с тем занимательным фактом, что ни один из окружавших её мужчин не принадлежал к тому отряду, который сопровождал её обычно. — А, — чирикнул он с фальшивой весёлостью. — Вы, должно быть, принесли мой завтрак. Должен сказать, вчерашний яичный порошок был даже почти съедобен — мои наилучшие пожелания шеф-повару. — Заткнись. Ген демонстративно проигнорировал приказ, который выкрикнул самый высокий мужчина в группе, и снова обратился непосредственно к Хомуре. — Оу, значит, завтрак отменяется? Неуловимая эмоция промелькнула на её обычно бесстрастном лице — что-то похожее на сожаление или решимость, — но исчезла прежде, чем Ген успел её распознать. Хомура поджала губы. — Твоя попытка отшутиться не облегчит тебе задачу. — Крайне не согласен с вашим тезисом, юная леди. Она вздохнула, смирившись с необходимостью вернуться к той динамике, которую они установили с первого дня их встречи в этих камерах. — Выведите его отсюда. У нас есть работа. ••• — Боги, перестань выглядеть таким несчастным. Иначе нам не поверит даже слепой. Естественней, Ишигами, естественней. Ты хоть когда-нибудь был на настоящем свидании? Сэнку хмуро посмотрел на Кохаку через крошечный столик в кофейне, стараясь не думать о том, насколько хлипкий под ним стул и насколько нелепо они выглядят вместе. — Не был, — проворчал он. Кохаку вскинула брови и глянула на Сэнку как-то странно, явно удивлённая столь редким для него проявлением уязвимости. Она даже прекратила что-то остервенело печатать в своём телефоне, расплываясь в лукавой улыбке, и подмигнула ему. — Как так? Ты ведь самый популярный холостяк в городе. Возможно, даже в стране. Сэнку закатил глаза. — У меня нет времени на свидания. Обычно я слишком занят… — в горле перехватило при мысли о том, за кем он всё время гонялся, так, что ни на что больше не хватало времени, и он поспешил от неё отвернуться. — Я просто слишком занят. Однако мир вокруг них продолжал вертеться, не обращая внимания на внутреннюю дилемму Сэнку. Посетители кофейни продолжали говорить, музыка продолжала играть, бариста продолжали выкрикивать имена посетителей… Рюсуй с Укё всегда любили такие места, а Сэнку и Хром считали их слишком претенциозными. Стены были увешаны эклектичными картинками, плакатами и всякой всячиной. Растения беспрепятственно росли вдоль узкого чердака, который шёл по периметру всего кафе и создавал иллюзию глубины в духе старых аптек. Аромат кофе и молотой корицы дополнял земную, тёплую атмосферу — и помогал оправдать смехотворно-высокую стоимость каждой крошечной чашки кофе, которую тут подавали. Чтобы чем-то занять беспокойные руки, Сэнку потянулся и медленно отхлебнул от своего приторно-сладкого «чудовища». Сэнку любил сладкий кофе, но это даже назвать кофе было нельзя — многослойное нечто с тремя видами сиропов и взбитыми сливками… Но выбора не было. Кохаку сделала заказ за него и до того, как Сэнку успел запротестовать. И, ну… Выражение её лица было настолько очевидным вызовом для него — примет он удар достойно или пожалуется и откажется пить, — так что теперь он обязан был прикончить этого кофейного монстра прямо у неё на глазах. Сэнку не мог осуждать Кохаку за эту затяжную и мелочную кофейную месть, но и позориться в её глазах не собирался. — Я всё ещё не понимаю, зачем нам вообще понадобилось встречаться где-то на публике. Мы могли бы просто пойти ко мне домой. — О, ты имеешь в виду здание, где каждый квадратный метр утыкан камерами и микрофонами, которые транслируют каждый твой вздох прямиком в службу безопасности Совета? Как мило. Сэнку бросил на неё взгляд, красноречиво выражающий его мнение о бесконечном потоке сарказма, что лился с её языка. — У камер есть слепые зоны. И нет лишних людей, которые пялятся. Кохаку ухмыльнулась и отхлебнула свой кофе. — Хромчик, должно быть, уже всё рассказал папочке Бьякуе о том, что видел. Он такой трогательный в своей непосредственности, скажи? Думаю, будь там один Сайонджи, у нас был бы шанс, что он ничего не скажет, но, что имеем, то имеем. И поскольку нас «обнаружили», теперь мы можем спокойно заявить, что хотим сходить на свидание за пределы Башни, как нормальные люди, не вызывая ни у кого подозрений. Словно в доказательство своих слов, она скинула туфлю и подцепила ногой штанину Сэнку, задирая её вверх и поглаживая ступнёй его обнажённую лодыжку. Блядь, откровенно говоря, Сэнку потребовалось всё его худо-бедное актёрское мастерство, чтобы не выдать зашкаливающего под кожей дискомфорта. Он сдавленно улыбнулся и оглядел помещение, убеждаясь, что единственным человеком, который за ними наблюдал, был тот самый офицер под не очень хорошим прикрытием, что следовал за ними прямиком от Башни. Кохаку явно разыгрывала спектакль именно для него. Сэнку вздохнул. — Бьякуя согласился позволить мне поговорить с Геном, — понизив голос, сказал он, беря Кохаку за руку и переплетая их пальцы. — У нас есть какой-то надёжный план, как его вытащить, как только узнаем, где он? Кохаку соблазнительно улыбнулась, но её взгляд оставался тяжёлым и полным горечи. — Ну, я не могу спланировать побег, не зная, где он. Мне нужны хоть какие-то данные, от чего отталкиваться. Сэнку задумчиво поджал губы. — К своему стыду, я никогда особо не интересовался тюремной системой, но… проанализировал кое-какие данные, которые были в относительно свободном доступе. — И что выяснил? — тут же навострилась девушка. — Особо опасных преступников определяют в специализированные тюрьмы повышенной секретности. Где они находятся и кто конкретно в какой из них заключён — буквально государственная тайна, но их таких три. И у нас три варианта, — Сэнку провёл пальцем по её ладони, будто обозначая карту местности. — Я вряд ли узнаю, где Ген конкретно, пока не окажусь там. Но мы можем подготовить три плана. И один из них окажется верным. Кохаку медленно кивнула. — Это можно. Три плана с конкретными данными лучше, чем ни одного. Но нам нужно в три раза больше людей… — Что насчёт Теней? Мы могли бы запросить их помощь? Кохаку уже качала головой. — На самом деле, у Теней не такая уж большая боевая мощь. Амариллис, скорее всего, впряжётся, но без Цукасы мы точно не справимся. Я, конечно, постараюсь его убедить, но… вряд ли он готов так рисковать… Сэнку кивнул. Он мог себе представить все причины, по которым Цукаса не хотел приближаться ни к Бьякуе, ни к Совету, ни к кому угодно из Бюро. По словам Рилл, в прошлый раз одного только взгляда на Сэнку было достаточно, чтобы у того закружилась голова. Более того, Цукаса был зол. Вряд ли жизнь Гена в глазах Шишио была дороже его собственного инкогнито, не теперь, глядя на то, каким он стал за эти годы… Было тревожно. И страшно. Честно говоря, то, что Сэнку задумал, однозначно перечеркнёт его жизнь, разделяя на до и после. Он обдумывал все варианты — и ни один, в общем-то, не был утешительным. Было болезненно очевидно, что, если Ген сбежит из тюрьмы, первым, кого в этом обвинят, будет Сэнку. После этого уже невозможно будет утверждать, что он не работал с Менталистом. Невозможно будет придумать никакую секретную миссию. Это будет путь в один конец. Если Сэнку на это пойдёт, он уже никогда не сможет вернуться в свой дом и к людям, которых так долго любил. Какая ирония: свобода Гена будет стоить ему собственной. Если копнуть ещё глубже и посмотреть на всё ещё более трезвым взглядом, откладывая в сторону любой наивный оптимизм, вероятность того, что попытка выбраться из тюрьмы закончится смертью для них обоих, была опасно близка к девяноста девяти процентам, но Сэнку за свою жизнь привык к кажущимся непреодолимыми препятствиям. Почему-то этот один отчаянный процент вселял в него бахвальную уверенность. Куда более серьёзной проблемой будет вытащить Гена из здания, если он ранен или слишком слаб, чтобы двигаться. Сэнку сильно сомневался, что в какую бы камеру Бьякуя его ни бросил, Ген мог делать там что-то большее, чем просто пялиться в пустоту. Сэнку мог бы его тащить, но согласится ли гордый и шипящий ядом Асагири на такое унижение? Да и хватит ли у него самого сил тащить его вниз по лестницам и катакомбам, тоже вопрос со звёздочкой, Сэнку никогда не был силачом- — Кто-то вломился в мою квартиру. — Что? — он встревоженно поднял глаза на Кохаку, выныривая из потока лихорадочных мыслей. — Ты в порядке? Ты знаешь, кто это был? Кохаку раздражённо отмахнулась от его беспокойства. — Решение использовать романтику в качестве объяснения, зачем нам тусоваться вместе, было сопряжено с определёнными рисками. Очевидно, Совет хотел убедиться, что я не представляю угрозы. Они пытались установить у меня прослушку, пока я была на работе. Кстати, даже неплохо пытались. Если бы у меня не было пары собственных ловушек, я бы, возможно, даже не заметила. Почему-то Сэнку сильно сомневался, что хоть кто-то из команды Гена хоть когда-то и хоть что-то не замечал. В системе Менталиста всё настолько слаженно работало, что это всегда вызывало у Сэнку глубокое восхищение. — Они что-нибудь нашли? — Нет, думаю, это просто была разведка. К счастью, Суйка уже уехала к Рилли, а больше у меня и не за что зацепиться. Мысль о том, кто мог послать людей в дом Кохаку, вызвала во рту знакомую горечь. Он вспомнил то неясное беспокойство на лице Хрома в то утро, когда Сэнку вызвали в кабинет Бьякуи, и то, как осторожно тот расспрашивал о планах Сэнку на день. Это было больно, но это была та реальность, с которой Сэнку приходилось мириться. Он понимал, что совсем скоро его названным братьям придётся выбирать, на чьей стороне сражаться — и, вероятно, Рюсуй свою сторону уже выбрал. Скорее всего, вместе с ним уйдёт и Укё. И то, как скоро Хром последует вслед за ними, было всего лишь вопросом времени. Сэнку не хотел заставлять своих братьев выбирать между ним и единственным человеком, который был дня них всех отцом, но жизнь давно перестала давать ему шансы проявить подобную щедрость. — У нас мало времени, — выдохнул он. — Бьякуя сказал, что мне позволят допросить Гена завтра. И условие было таким, что если я не смогу заставить его говорить, то Гена отдадут американцам — а те, возможно, его просто убьют. — Его и эти убьют, — хмыкнула Кохаку. — Но Ген ничего не расскажет. Он не сломается. Не после того, как ты предал его. — Я знаю, — просто кивнул Сэнку, пока Кохаку с настороженностью вглядывалась во мрачное выражение его лица. — У нас есть только один шанс вытащить его оттуда, прежде… чем он уйдёт навсегда. — Значит, всего одна ночь, чтобы всё продумать… — она медленно выдохнула, качая головой. — Ладно. Выбора нет. Но как я узнаю, куда направлять людей? Куда именно тебя отправят? Сэнку как бы невзначай протянул руку и вложил ей в ладонь пластиковый круглый диск размером с монетку и крошечную карту памяти, поднося её руки к своим губам, делая вид, будто греет её своим дыханием. — Вот. Это карбоновый односторонний GPS-датчик. Точнее, приёмник, датчик будет у меня. Эта штука позволит тебе отследить, где я нахожусь, и переориентировать отряд на нужную тюрьму. Больше мы никак не сможем связаться, но это должно сработать. На карте — схемы эвакуационных планов каждой из трёх тюрем. Больше я ничего не смог раздобыть. В голубых глазах засияли огни лихорадочных идей. — Как только я получу геотег, попробую взломать местные камеры наблюдения, но я бы не стала слишком на это полагаться. Вряд ли это даст вам больше, чем пару лишних минут до того, как врубят сигнал тревоги. — Пара минут — уже больше, чем то, на что я рассчитывал. — Ты должен как-то вывести его из здания. Там, возможно, мы подгоним вертолёт, если я договорюсь с Никитиными… ну, или какой-то другой транспорт. Но если вывести не получится… придётся взрывать. Он кивнул. Кохаку осторожно спрятала трекер в рукав. — Если я нажму на кнопку, — продолжил Сэнку, — тебе придёт аварийный сигнал. Значит, что-то пошло не так, и нам необходимо отвлечение. И любое подкрепление. Но это на самый крайний случай. Лучший вариант для всех — сохранять тишину как можно дольше. — Это какие-то ваши специальные разведывательные примочки, да? — нервно улыбнулась она. Сэнку невесело усмехнулся. — Должны же мои разработки для Бюро послужить хоть чему-то полезному, верно? Она фыркнула и покачала головой. Казалось, её переполняет неистовая энергия на грани нервозности, это было понятно по её слишком быстрой речи и тёмным кругам под глазами. Сэнку задумался, сколько же ночей она потратила в бесполезных попытках найти Гена в одиночку, до какого уровня отчаяния она дошла, прежде чем, наконец, отправиться за Сэнку. Он предположил, что Кохаку, вероятно, и правда намеревалась убить его сама, если бы он отказался помочь… И была бы права. Сэнку снова подумал о свирепой исполненной верности решимости на лице Кохаку и о той оголтелой и честной преданности, что сквозила в каждом взаимодействии Гена с Амариллис и Цукасой. Они и правда казались семьёй, как и говорил старик Касеки. Семьёй, в которой иногда ругались, иногда не понимали друг друга, но в которой были готовы разгрызть друг за друга глотки. Несмотря на репутацию Менталиста как преступника-одиночки, было болезненно ясно, что его окружала группа людей, готовых умереть за него. Сэнку, конечно, сомневался, что они проявят такую же преданность к нему самому, если дела в тюрьме пойдут наперекосяк. В первую очередь, это была его вина, что Ген оказался там. Но то, что они сделают всё, чтобы Гена вытащить — в этом Сэнку не сомневался. Он вздохнул в ответ на безмолвный вопрос, что плескался в глазах Кохаку — очевидный страх, что он снова от них отвернётся. Что он предпочтёт остаться в позолоченной клетке, которую отец соорудил специально для него, а не поступить по совести, осознанно лишая себя всего, что любил и всех, кого ценил. Осознанно отказываясь от благополучной и полной признания жизни. «Я верил, что ты можешь быть кем-то большим, чем просто грёбаной пешкой в руках системы». Яростные слова Гена звенели в его голове, будто напоминая, ради чего он боролся. Даже если сейчас Сэнку числился в системе жалкой пешкой, то он готов был пойти на риск: даже пешку можно использовать для чего-то лучшего. Для чего-то, что имеет значение. Не говоря ни слова, он встал и осторожно отодвинул шаткий стул, на котором сидел. В голове не осталось ни одного из тех мучительных сомнений, что терзали его каждое мгновение с тех пор, как он ответил на телефонный звонок в их последнее с Геном утро. Это было похоже на мгновение перед тем, как шагнуть в неизвестность, в тёмные тени, где могли таиться монстры, готовые разорвать на части. Но Сэнку знал — монстров там нет. Эта тьма была крайне сомнительной, и, возможно, именно там, за туманом теней, и брезжил столь долгожданный свет. — Ты уверен в этом, Сэнку? — внезапно спросила Кохаку, останавливая его, нежно кладя руку ему на плечо. — Если ты ему поможешь… Пути назад уже не будет. Он был удивлён той неожиданной и тёплой добротой, что читалась в простом вопросе. Вина и сожаление, весь этот месяц отравлявшие каждый его вдох и шаг, сделали Сэнку слишком изнурённым, чтобы отрицать свою роль в этой трагедии. Он понимал, что его решение — практически самоубийство. Намеренный отказ от жизни. Если Сэнку сильно повезёт, Ген, возможно, позволит ему сначала отвезти себя куда-то в безопасное место, и только потом разорвёт его горло голыми руками. Он прекрасно знал, что в этой истории не стоит ожидать какого-то счастливого конца. Он предал доверие Менталиста, а Менталист никого не прощает. Но — кто знает, чем всё закончится? Сдаваться было не в его правилах. Сэнку был хорошим спецагентом. А хорошие спецагенты не умирают на миссиях. Они уходят на пенсию. — Я более чем уверен. ••• Если завтра он лишится жизни — пусть была надежда, что не буквально, но фигурально — уж наверняка, то сегодня совершенно точно нужно было завершить дела. Закрыть, так сказать, гештальты. Не оставить в себе места для сожалений. Самой главной болью был Рюсуй. Уйти вот так, даже не поговорив напоследок с тем, кого ближе по духу у Сэнку и не было никогда, с кем были пошучены самые дебильные шутки, нарушены самые дебильные правила, с человеком живым и открытым миру больше, чем все остальные в их отряде вместе взятые… Сэнку не хотел лишаться Рю, но он его уже лишился. Он просто не хотел, чтобы последние их моменты друг с другом были такими. Поэтому сразу после «свидания» с Кохаку он взял бутылку его любимого бурбона и отправился к Рю домой. Ждать. Его квартира была напротив — удивительно самая маленькая из всех, невзирая на извечную любовь Нанами к роскоши и тягу к гедонизму. Просто когда они оказались в Башне, прошёл всего год с исчезновения Цукасы, и Рю тогда… ну… он был сам на себя не похож. Он сказал, что ему вообще ничего не надо, и уж тем более — большая квартира, если он будет жить в ней один. И не было похоже, что однажды Рю перестанет скорбеть. Теперь Сэнку понимал его очень сильно. Дверь щёлкнула. Шаги Рюсуя в прихожей были тяжёлыми, усталыми. Момент, когда Рю его засёк, Сэнку прочувствовал всей кожей. Заметив боковым зрением присутствие постороннего человека, Рю молниеносно развернулся, резко перетекая в боевую стойку. Сэнку едва успел разглядеть в этом сверхскоростном движении, как тот выхватил из-под скрытой под пиджаком кобуры пистолет. — Тихо! Это всего лишь я. Не вооружён и не опасен, — неловко улыбнулся Сэнку, демонстрируя широко разведённые пустые ладони. Рю замер. Сэнку указал взглядом на притащенную бутылку бурбона, что стояла тут же, на кофейном столике. — Выпьем? — Сэнку?! — запыхавшись, фыркнул Рюсуй, и в его голосе проступило то же злое изумление, что отражалось на лице. — Какого чёрта ты здесь делаешь?! Сэнку же пожал плечами. — Сижу на диване и жду тебя. В гости, вот, зашёл. Рю в ответ на это лишь закатил глаза, потом смерил его странным взглядом и с силой вогнал пистолет обратно в кобуру. — Думаю, можно не спрашивать, как ты вошёл. — Я разгадал твой код. — Ну, конечно, — Рюсуй устало рухнул на диван, потирая лицо ладонью. — Серьёзно, зачем ты здесь? — Зашёл сказать, что я сожалею. Всегда выразительное в своих эмоциях лицо Рюсуя замерло, совсем остекленело. Он осторожно повернулся к Сэнку, недоверчиво выгнув бровь. — Ты извиняешься? Ты? Сэнку немного нервно усмехнулся и почесал ухо. — Ну… не то чтобы. Честно говоря, я не понимаю, за что в той ситуации мне нужно просить прощения, это был вопрос выживания, и я пытался с тобой поговорить, но, Рю… мне ужасно жаль, — Рюсуй молчал. Сэнку, скрепя сердце, продолжил. — Я сожалею, что всё вышло так. Мне жаль, что тебя ранили, я этого не хотел. Жаль, что мне пришлось оставить тебя там. Если бы у меня была возможность всё исправить, я бы исправил, клянусь, но машину времени мы ещё не изобрели… Спустя несколько бесконечно долгих минут Рюсуй вздохнул. — Я был пиздецки зол на тебя. — Я понимаю- — Вряд ли, — Рю мотнул головой. — Я злился, потому что думал, что потерял ещё и тебя. Потому что… ну, ты сам выбрал нас оставить. Эгоистично, знаю, но… Что-то в груди стянулось так больно, что Сэнку буквально не мог вдохнуть. — Братан… мне так жаль… — Иди сюда, мелкий засранец, — огромные лапища Рюсуя сгребли Сэнку в охапку и потрепали по волосам. — Я скучал по тебе. Нахрена ты подстригся? — И я скучал, — промычал Сэнку, уткнувшись куда-то ему в подмышку. — Да, блядь, не захватил с собой лак для волос, когда сбегал, пришлось отрезать. Рю фыркнул, отпустил Сэнку и схватил с кофейного столика бутылку. — Ладно. Давай выпьем, чего ты там притащил. Дальше пошло полегче. Рю выпил, расслабился, стал рассказывать про их последнюю миссию, про очередную наркоманскую шайку, которую разогнали в порту, и про целый контейнер китайских шлюх, что вчера сгрузили с баржи, и Сэнку… ну… почти почувствовал себя дома впервые за этот месяц. Почти. Смех Рюсуя отогревал, но про этом что-то сжигал изнутри. Делать вид, что всё так же, как раньше, не получалось. Казалось, весёлые истории лишь отвлекали от сути. — …и вот, короче, я говорю: девчат, закурить не найдётся? А тот главный- — Слушай, Рю, — конце концов, Сэнку не выдержал. Тот вскинул брови. — Мм? — Скажи, ты часто… вспоминаешь… ну… о нём? — Я о нём не вспоминаю, — спустя пару мгновений вязкого тяжёлого молчания прошептал Рюсуй. — Я о нём не забываю. Никогда. Он со мной каждую грёбаную минуту каждого грёбаного дня. Вот здесь, — он приложил руку к груди, и Сэнку почувствовал, как собственный желудок сжимается в спазме. — И как ты с этим живёшь?.. Рю шумно выдохнул и откинулся на диван. Хлебнул выпивку из бокала. Бросил на Сэнку почти измождённый взгляд. — Хуёво, братан. Иногда я даже не уверен, что живу. Так, просто… функционирую… — задумчиво выдохнул он, и Сэнку хотел было спросить, как же во всё это вписывается Укё, но прикусил язык. Не ему лезть в чужую душу, не ему задавать такие вопросы. Рю же прищурился. — А чего это тебя вдруг потянуло на такие разговоры? — Да просто- — Страдаешь от похожей боли? Сэнку замер. Моргнул. — Что? Нанами перекатил лёд в своём бокале и снова взглянул на него. В его медовых глазах плескалось что-то, похожее на сочувствие. — Я про Менталиста, очевидно. — Что?! — уши заливало краской без возможности как-то на них подействовать. — Я не… — Знаешь, Сэнку… — медленно начал Рю с почти небывалой для себя серьёзностью в голосе, — даже если допустить, что я полностью верю в эту легенду с секретной миссией, — сердце забилось быстро-быстро. Сэнку нервно сглотнул, — то что-то в твоей миссии явно пошло не так, причём очень скоро. Потому что вы так друг на друга смотрели… Менталист стрелял в меня не потому, что это был я, не потому, что он весь такой идейный злодей, а потому что… ты был в опасности. — Я… но… — Только идиот бы этого не заметил. Но там был только я, так что… — Рю пожал плечами. Сэнку не был уверен что вообще дышал. — Это, кстати, ещё одна причина, которая меня так злила. То, что я понимаю, почему ты ушёл с ним. Ладно, чё, может, фильмец посмотрим? ••• На фильмец Сэнку не остался — не выдержал внезапной перемены курса. Рю понимающе усмехнулся, потрепав его по плечу, и Сэнку ретировался из квартиры, ощущая странную смесь благодарности и ужаса. Впрочем, у него был ещё один крайне важный разговор, без которого завершать этот день (и эту жизнь) было совершенно нельзя. Для этого разговора Сэнку нужно было спуститься на самый нижний этаж. В цоколь Башни, туда, где располагались тренировочные залы. И тир. То, что Укё был именно там, где Сэнку думал его найти, стало понятно сразу: по идеально-ритмичным звукам выстрелов и размеренному звону отваливающихся на пол гильз. Укё порой пугал Сэнку своей меткостью — казалось, ему даже прицеливаться не надо было, чтобы шмалять точно в яблочко. Всех его врагов спасало только то, что Укё не любил шмалять — ну, в смысле, по живым мишеням. Несчастные картонки он уничтожал с пугающей остервенелостью. Вот, как сейчас. Он услышал шаги Сэнку даже сквозь специальные наушники, резко обернувшись на него. Пуля попала ровно в цель, даже когда Укё на неё не смотрел. Ух, бля. Нет, Сэнку не завидовал. — Сэнку? — он стащил наушники и улыбнулся. — Решил пострелять так поздно? — Не, — усмехнулся Сэнку и достал из кармана пачку сигарет. — Решил поболтать с тобой. Не хочешь на крышу? Как в старые добрые. С Укё всегда было легко. Не так, как с Хромом — тот был непосредственным и прямолинейным, почти как Сэнку, но куда более восторженным и полным жизни, он просто любил всех по умолчанию и со всеми находил общий язык. Не так, как с Рю — его мощная харизма и юмор на грани фола восхищали, покоряли, Рю всегда сподвигал его на самые дурные приключения, он был тот самый друг, без которого не начинались вечеринки. С Укё же было легко по-другому. Казалось, в нём одном принятия было больше, чем во всех них вместе взятых. Он был вдумчивым, спокойным, улыбчивым, и мог показаться мягким, но нет — стали в Укё было столько же, сколько в его винтовках. Однако за счёт этого всепоглощающего принятия рядом с ним каждый чувствовал себя уместным. Чувствовал себя собой и в безопасности. И именно Укё научил Сэнку курить — когда они по-дурости сбегали с тренировок по стрельбе на крышу комплекса, в котором тогда жили. Укё сбегал, потому что сам кого хочешь мог научить стрелять, а Сэнку — потому что у него нихрена не получалось, а какой смысл стараться, когда тебе даже не нравится то, что ты делаешь? Вот то ли дело роботов собирать… Они растянулись на крыше и подожгли сигареты. — Я думал, ты бросил, — тепло усмехнулся Укё. — Да бросишь тут, блядь, — хмыкнул Сэнку. Они рассмеялись. — Как ты, чувак? Тот глубоко затянулся полной грудью и медленно выдохнул дым, глядя на тёмное мутное небо. — Что-то я подустал. — …что в переводе с твоего «как же я заебался»? — Ха. Да. Сэнку вздохнул. — Понимаю. Столько всего… — Ага. Слишком много всего. Не успеваю отдохнуть от предыдущей усталости, как наваливается новая, — Укё снова выдохнул дым, попытавшись сделать колечки, но закашлялся и сразу хохотнул. — Блин, у меня никогда не получалось. — Смотри, как надо, — продемонстрировал Сэнку. — Понял? — Учитель из тебя хреновый, — фыркнул Укё, и они снова тихо рассмеялись. Под кожей разлилось приятное тоскующее тепло. Сэнку затянулся и легонько пихнул Укё в плечо. — Как у вас с Рю? Тот удивлённо моргнул, повернувшись. — Ты знаешь? — Я не знал, — признался Сэнку. — Но Хром сказал, это длится уже больше года, так что… Укё как-то очень горько усмехнулся. — Ну… да. Да… Что-то было не так. В обычно мягком голосе слышались мрачные нотки, и Сэнку это напрягло. — Я что-то не то спросил? — Да нет, просто… наболело, наверное. Мне не с кем обо всём этом говорить, и я удивился твоему вниманию, но… — он немного замялся. — Честно? Мне кажется, я не вывожу. — В смысле? Почему? Укё затянулся. Выдохнул. Затянулся ещё раз, будто пытаясь сформулировать мысль — или оттянуть время. — Я люблю его. Но любить невзаимно оказалось куда тяжелее, чем я думал. Сэнку захотелось протестовать. — Почему невзаимно? Уверен, Рю- — Сэнку. Ты понимаешь, о чём я, — Укё помолчал, вздохнул и неопределённо взмахнул рукой. — Невозможно конкурировать с мёртвым человеком. Нет, я знаю, что тут в принципе нелепо конкурировать, но, блядь, я просто не могу. Не могу об этом не думать. Рю сразу обозначил все правила. Он не давал никаких ложных надежд, он сказал, что вряд ли сможет однажды забыть и влюбиться снова, но я всё равно надеялся, понимаешь? Я знаю, это глупо… — Не глупо, — вздохнул Сэнку, совершенно не понимая, что чувствовать. Человек, призрак которого губил жизнь обоих его друзей, был жив, и сказать об этом было бы огромным предательством… но и наблюдать, как дорогие люди страдают — это было выше его сил. — Ты имеешь право ждать взаимности. — Нет, Сэнку. Я знаю, что этого никогда не будет. Образ Цукасы в сознании Рю непоколебимый идеал. Горе стёрло все шероховатости, и теперь он сияет неземным светом так, что невозможно даже приблизиться. Рю не сумел его отпустить. Он ведь даже тела его не видел, и это… одна большая затянувшаяся на долгие годы скорбь. — Тебе… извини за вопрос, — неловко начал Сэнку, — но тебе самому окей быть просто лекарством больному сердцу? — Я думал, да, — Укё улыбнулся мягко, но так печально. — Но теперь я пытаюсь забить работой каждую секунду, чтобы просто не думать. О. А вот это Сэнку было даже слишком знакомо. ••• После пятого удара Ген осознал нечто ужасное. Они не задавали ему никаких вопросов. На всех его предыдущих «сеансах» с госпожой Момиджи в их взаимодействии присутствовал определённый ритм. Она смотрела на него серьёзными, холодными и осуждающими глазами, продолжая перечислять бесконечно-одинаковые вопросы. Это давало ему время перевести дыхание, прежде чем она переходила к действиям. Пытки каждый раз менялись, это добавляло элемент интриги, Ген бы даже сказал — игры, но в них тоже была очевидная закономерность. Это было Гену знакомо. Ген к этому даже привык. На этот раз его точно так же привязали к всё тому же знакомому, но ненавистному стулу в центре комнаты. Металлические наручники врезались в синяки и царапины, что просто не успевали на нём заживать. Краем глаза он заметил Хомуру, безмолвную и измождённую, словно потерянное приведение. Да что с ней не так? Её странный взгляд был прикован к лицу Гена, который взирал на каждого из солдат со всей той ненавистью, на какую был способен. У него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать свой яростный взгляд. Он был действительно устрашающим. Однако они его проигнорировали, как и всегда. Ген ждал, когда же Хомура займёт своё место по другую сторону стола, чтобы начать свой бесконечный допрос, но она оставалась неподвижной и молча стояла у стены. Прежде чем он успел произнести хоть какое-нибудь колкое и язвительное замечание, один из мужчин ударил его по лицу кулаком с такой силой, что голова резко откинулась в сторону. Во рту появился медный привкус — губа рассеклась о зубы. Внезапного потрясения было достаточно, чтобы в голове не осталось ничего, кроме острых осколков боли. Ген вздохнул и дико окровавленно улыбнулся. — Да уж, малыш, даже твоя мамаша просила шлёпать её пожёстче… — Хочешь ещё, тварь? — мужик оскалился и с глубоким презрением харкнул ему в ноги. — Твоя мамаша, кстати, тоже просила ещё, только она глотала, а не сплёвывала, — ну, Ген готов был признать, что шутки про мамку — не самое лучшее оружие в его арсенале, но этого было достаточно, чтобы ублюдок шагнул вперёд с явной застилающей глаза яростью и снова его ударил. Мощно. Кажется, в его кулаке что-то было, потому что левую щёку пронзило такой болью, словно та порвалась. Кожа лопнула, разрывая плоть на его скуле, и кровища захлестала на пол в каком-то пугающем количестве. Но Ген мог только стиснуть зубы и ни под каким предлогом не издавать ни звука, ни скулежа, ни стона. Солдаты сменялись. Они поддерживали неустойчивый ритм, чтобы у Гена не было возможности выдохнуть и сосредоточиться. Казалось, всё его лицо: и скулы, и глаза, и рот — всё уже начало опухать, и ему приходилось то и дело сплёвывать кровь, чтобы ей не захлебнуться. Когда голова распухла настолько, что Ген, как он подозревал, стал практически неузнаваем, они перешли к телу. Он почувствовал глухой щелчок, означавший, что сломалось ребро, но эта боль была незначительной по сравнению с тупой, пульсирующей агонией, что разливалась по венам с каждым ударом сердца. Несмотря на всё это, солдаты в чёрном были осторожны, чтобы не причинить ему слишком много повреждений — ведь если Ген потеряет сознание, то сможет избежать боли хотя бы на это короткое время, а это было почти гуманно. Точно не в их правилах. Возможно, это и будет его концом — быть сломленным под безразличными кулаками людей, которых он поклялся уничтожить. Он задавался вопросом, будут ли Бьякуя вместе с Ибарой наблюдать, как жадно он глотает воздух под сапогами этих незнакомцев, через ту маленькую камеру, мигающую в углу. Может быть, они даже покажут Сэнку, к чему привела его преданность. Вот будет зрелище. — Достаточно, — властно прервала их Хомура. Затуманенным взором Ген увидел, как она подошла к нему ближе с явной брезгливостью на лице. Очевидно, она не одобряла такие низкие методы слома личности. — Ещё немного, и он не сможет говорить. — Но я думал, они не хотят, чтобы он говорил, — проворчал мужик рядом с ним. — Он слишком много знает. — Совет должен понимать, что именно ему удалось выяснить, и кому он успел передать эти данные. — Ну, твои методы не сработали, — это, кажется, сказал тот солдат, что стоял чуть в стороне и с явным удовольствием наблюдал за процессом избиения. В его голосе слышался густой акцент, который Ген не мог точно распознать, но, кажется, слышал его где-то раньше… — Кроме того, у тебя нет полномочий нам что-то приказывать. Это тебе не Бюро. — Заключённый всё ещё находится под моей охраной. — Это ненадолго, малышка. Хомура ощетинилась. — Да как ты- Внезапно дверь в кабинет распахнулась, и в небольшой щели появился молодой сотрудник. Парнишка, запыхавшись, просунул голову в проём, словно стараясь не мешать. — Совет послал одного из Генералов допросить заключённого, — выдохнул он. Ген ненавидел ту часть себя, которая с нетерпением искала взглядом хоть какой-то признак зеленоватых волос и широких плеч. Но куда более рациональный голос в его голове убеждал, что единственным из Генералов, которого Бьякуя рискнул бы послать допрашивать Гена, будет Хром. Ну, или Укё, на крайний случай. Рюсуй был слишком вспыльчив, а Сэнку- — Когда он будет здесь? — нервно спросила Хомура, бросив взгляд в сторону солдат. — Он уже… Прежде чем парнишка успел закончить фразу, в поле зрения появилась крепкая рука, облачённая в культовую чёрную форму Срецподразделения, и распахнула дверь. Солдаты вокруг Гена застыли, переводя взгляды друг на друга, словно пытаясь решить, как реагировать на внезапное вторжение. Хомура побледнела, хотя тут же расправила плечи, а на её лице появилась решимость. Именно такую реакцию Ген себе и представлял, когда кто-то впервые оказывался лицом к лицу с кем-то из тех людей, что взлетели так высоко, что считались в народе почти что богами. Со своей стороны, он собрал последние остатки иссякающих сил, чтобы поднять взгляд и увидеть, как багряные глаза Сэнку распахнулись в чём-то близком к ужасу, прежде чем тот успел нацепить на себя свою типичную нейтрально-невпечатлённую маску. — Ха. Ну, здравствуй, принцесса, — выплюнул Ген.