Dubious Darkness

— Ты прав, — прохрипел Сэнку, и между ними воцарилась вязкая, липкая, словно мазут, удушающе-чёрная тишина. Казалось, такой тишины между ними не было… ну, никогда? Неуютное и полное отчаяния молчание повисло над их головами грозовой тучей, и Сэнку очень хотел, но очень боялся его прервать. А Сэнку, между прочим, даже не был болтливым человеком — он любил тишину и предпочитал не вести пустых разговоров, но с Геном все привычные постулаты и алгоритмы никогда не работали. Он умудрялся залезть ему под кожу, он поджигал каждый нейрон, вынуждал каждую нервную клетку посылать миллиард различных сигналов прямо в мозг, он заставлял Сэнку думать, чувствовать, желать, он детонировал в его разуме столько всего одновременно, что теперь всё существо Сэнку тянулось к нему, жаждало его исследовать, понять, изучить, разобрать на части и каталогизировать, приручить, препарировать, что угодно — но не молчать в бессильном страхе сказать ещё хоть слово и разрушить их хрупкий и юный контакт окончательно. Потому Сэнку просто отошёл на другой конец помещения, давая Гену побольше пространства. Казалось, ещё минута, и тот просто сбежит отсюда куда угодно, лишь бы подальше от Сэнку, а последнее, чего хотелось Сэнку — подвергать этого упрямого дурака риску повредить рану и вызвать ещё больше боли. Впрочем, причина того, что он решил обустроиться в добром десятке метров от Асагири, была до слёз очевидна — ну, судя по презрительной насмешке в тихом фырканье Менталиста, — но Сэнку не возражал. Пускай фыркает. Возможно, он покажется Гену каким-то обидчивым дураком — но плевать, главное, чтобы тот был в порядке и не дёргался лишний раз. Сэнку умел игнорировать собственную боль во благо других. Его долго этому учили. В этом противном вареве из боли и сомнений они провисели ещё два часа — столько времени потребовалось таинственной Кохаку, чтобы найти кого-то, кто смог бы их отсюда забрать. Телефон Гена пиликнул коротким двухтональным сигналом, и тот пробормотал, не глядя в свой телефон и даже не открывая глаз. — Они будут здесь через пять минут. Сэнку не ответил. Он предположил, что Кохаку, будучи, по всей видимости, то ли его ассистенткой, то ли навигатором, то ли правой рукой, Сэнку пока не разобрался, была более чем осведомлена о параноидальных наклонностях своего Босса, которые закономерно возникли в его воспалённом сознании после стольких лет побегов от полиции, и, конечно, она знала, как и за сколько минут нужно предупреждать Гена о чьём бы то ни было появлении. И правильно. Честно говоря, Сэнку и сам не был уверен, что смог бы сдержаться и не шмальнуть в любого, кто вышел бы и из туннелей без предупреждения, если бы у него был пистолет. В том, что Ген убил бы без раздумий, он и вовсе не сомневался. Сэнку встал и, прихрамывая, направился к тому коридору, из которого они вышли три часа назад. Он старался не думать о том, что им снова придётся возвращаться наверх, и что нужно будет скрываться и прятаться, потому что теперь незаметно проскользнуть сквозь толпу разъярённых от неудачи солдат будет ещё сложнее — он сильно сомневался, что тем позволили так просто сдаться и свалить, а значит, отряды всё ещё прочёсывали улицы в поисках их с Геном, а оцепление стало ещё шире… Скорее всего, сейчас уже ни одна машина не смогла бы так просто проехать через блокпосты. До сих пор, по сути, единственным их преимуществом перед силовиками был элемент неожиданности, но Сэнку прекрасно знал, что этого недостаточно, чтобы обеспечить их с Геном безопасность в хоть сколько-то долгосрочной перспективе. Если солдаты не справятся, они обязательно привлекут к их поимке Спецподразделение — пусть до сих пор они, скорее всего, этого не делали по причине возможной предвзятости или типа того, но вскоре выбора у них не будет, — и вот тогда им точно не поздоровится. Рюсуй, Укё и Хром имели огромный многолетний опыт работы бок о бок с Сэнку, и, более того, обладали воистину уникальными талантами и способностями. Они легко могли бы использовать весь свой опыт, все свои знания, всю доступную информацию, чтобы предугадать любую стратегию, которую Сэнку мог бы сгенерировать и применить, чтобы сбежать из страны или, например, выследить тех, кто от него отвернулся. Откровенно говоря, до сих пор только лишь хаотическая энергия и непредсказуемый полёт мыслей Менталиста спасали Сэнку от ареста — или, что тоже весьма вероятно, от убийства. Никто, даже Сэнку, в общем-то, не ожидал, что Ген действительно поможет ему остаться в живых, но вот они здесь. И Сэнку всё ещё способен размышлять и действовать только благодаря одному этому поразительному человеку. Странная смесь обиды и благодарности прошила его воспалённый разум, и он сглотнул появившуюся во рту горечь. «Ты сломал мою жизнь, Ишигами». У него даже не было аргументов, чтобы с этим поспорить. Да, Сэнку мог заново воспроизвести весь свой оправдательный монолог — и про то, что он был ещё совсем молод, и про то, что его подставили, и про чёрт его знает, что ещё, — но в сухом остатке Ген был прав в своём истовом гневе, и Сэнку сполна это осознавал. Но это не мешало ему надеяться, что всё ещё можно починить — просто потому, что, как оказалось, ему самому это было отчаянно нужно, вот только… «Что бы ты ни сделал, что бы ты ни сказал, это никогда не изменится». …Вот только Гену не было до этого дела. Сэнку закрыл глаза и усилием воли заставил свой разум хотя бы немного проясниться. Не было ни сил, ни времени на то, чтобы из-за своих тупых мыслей он тут внезапно сломался под тяжестью собственной тьмы. У них впереди ещё слишком много задач, слишком много почти неподъёмной работы, и чтобы не сдохнуть, нужно что есть мочи цепляться за свою адекватность. — Как твои люди прорвутся через оцепление? — осмелился спросить он, нарушая, наконец, суровое повисшее между ними молчание. Ген даже не потрудился взглянуть на него, он всё ещё сидел, прислонившись к сумке с припасами, и если бы у Сэнку спросили его глубинные мысли на этот счёт, он сказал бы, что эта сумка — единственное, что в тот момент помогало ему удерживаться в хоть сколько-то вертикальном положении. — Они не будут пробираться через оцепление. Сэнку уж было нахмурился в недоумении и открыл рот, чтобы задать следующий вопрос и уточнить, когда это Менталист успел изобрести телепорт, или какого хрена он имел в виду, но его прервал раздавшийся вдалеке металлический скрежет. Он повернулся к тоннелю и подался вперёд, следуя за лязгающим звуком — линия метро была заброшена, и этот шум обрушился на все органы чувств чем-то пугающим, неожиданным, он показался какой-то неведомой слуховой галлюцинацией, будто там, в притоне Броуди, Сэнку надышался чем-то сомнительным. Невероятно, но на этих забытых богом и властями столицы путях действительно забрезжил электрический свет фар, который становился всё ярче с каждой секундой. Сэнку болезненно зажмурился — внезапный поток фотонов резанул привыкшие к темноте глаза — и, проморгавшись, вгляделся в тоннель. Это и правда был поезд. На давно заброшенной линии метро. Около законсервированной станции. Поезд. Всё выглядело так, если бы городской метрополитен неожиданно решил вернуть трафик на старую колею, но это было невозможно — ничего вокруг не функционировало, никакой инфраструктуры не было, да и в течение трёх часов ожидания не было никаких признаков движения… Сэнку понимал, что никто не мог завернуть на данный участок путей случайно, а значит… — Это за нами? Ген кивнул, открыл глаза и принялся медленно, почти мучительно подниматься на ноги, с трудом выпрямляясь на дрожащих коленях. От усилий, которые ему пришлось приложить ради этого маленького действия, у него на лбу выступили крошечные капельки пота, и смотреть на это без сердечного спазма было просто невозможно, но Сэнку не рискнул предложить этому неисправимому гордецу свою помощь. Почему-то он точно знал, что его предложение будет отвергнуто, а самого его пошлют ко всем чертям. Металлический лязг становился всё громче, пока, наконец, ровно в том месте, где они с Геном ждали на платформе, не заскрипело… нечто, напоминающее небольшой вагон поезда. Это выглядело как что-то из категории специального оборудования для технического обслуживания, из тех, что использовались для устранения неполадок на путях метро, но не просто вагонетка, а крупнее — оснащённое закрытой кабиной и дополнительными двигателями, что позволяло развивать достаточно высокую скорость. Охренеть. То есть… у организованной преступности столицы была своя собственная сеть подземного движения?! Сэнку аж присвистнул. Надо было отдать должное «Теням» или кто там это придумал — эти ребята точно знали, как действовать эффективно и не привлекая к себе излишнего внимания. Он с любопытством заглянул внутрь, глядя на сурового вида мужчину за рычагом контроллера этого странного механизма, но машинист, казалось, не собирался ни задавать никаких вопросов, ни отвечать на них. Сэнку прислушался к шаркающему звуку прихрамывающих шагов Гена и решил, что для всех них будет лучше, если они не будут знать слишком много информации. Дверца кабины с протестующим скрипом отворилась, и за ней оказалось довольно длинное металлическое сиденье, на котором они могли разместиться вдвоём. Сэнку первым перешагнул через узкий проход между рельсами и вагоном и повернулся, протягивая Гену руку, но тот сделал вид, что ничего не заметил и, не глядя на Сэнку, мотнул головой в сторону сиденья, безмолвно указывая, чтобы тот садился. Сэнку осторожно опустился на скамейку, и Ген с заметным усилием рухнул рядом с ним. Он крепко сжимал челюсти — как Сэнку предположил, чтобы не издавать стонов или хрипов, — и тщательно не смотрел в его сторону. Машинист едва дождался, пока они усядутся, тут же захлопнул дверцу, и чудная машина с грохотом тронулась с места, мощно завибрировав у них под ногами с таким внезапным и оглушающим шумом, что Сэнку поморщился. Прижавшись щекой к холодному стеклу небольшого окна, он со странной щемящей тоской наблюдал за короткими вспышками света от аварийных огней вдоль тоннеля и пытался представить, где именно под огромным Токио они сейчас находились. Судя по появившемуся освещению, из законсервированной части метрополитена они уже выбрались, но никаких поездов не мелькало, и станций тоже не было… Не построили же «Тени» себе отдельное метро? Впрочем, возможно, Сэнку бы даже не удивился. Он бросил на Гена крошечный взгляд украдкой. Чувствовалось, что тот изо всех сил старался выровнять своё рваное дыхание, и осознавать, что, даже если бы Сэнку мог ему как-то помочь, Ген бы вряд ли принял его помощь, было тяжело. Но ещё тяжелее — игнорировать тёплое прикосновение его звонкого тела к своему плечу. — Сколько времени займёт дорога? — прочистив горло, спросил Сэнку, отчаянно пытаясь хоть как-то отвлечься от удушающего напряжения в кабине. Но ему, увы, никто не ответил. Мужик за рычагом управления лишь бросил на него равнодушный взгляд, как бы напоминая о том, что глава Спецподразделения Бюро национальной безопасности, пусть и в бегах, вряд ли пользовался особой популярностью в мире столичного андеграунда. Он вздохнул. Удушающий мазут тревоги растекался по венам с каждым тяжёлым биением сердца, и Сэнку ничего не мог с этим поделать. Он чувствовал себя бессильным. Оказалось, чтобы добраться до нужного места, их специфической вагонетке потребовалось около двадцати минут. Сэнку почувствовал, как тормоза постепенно замедляют движение, задолго до того, как маленький огонёк вдалеке возвестил, что они достигли конца путей. Они странным образом оказались в каком-то здании, похожем на склад. Тёплый послеполуденный солнечный свет просачивался сквозь пыльные окна на крыше, и Сэнку удивился — почему-то ему казалось, что на дворе уже глубокая ночь, но, нет. Ген даже не потрудился что-то сказать их водителю или Сэнку, он просто молча поднялся на ноги, стиснув зубы ещё крепче, и распахнул дверцу. Он вывалился из кабины, осматриваясь по сторонам в поисках чего-нибудь подозрительного, но, похоже, всё было чисто. Ген удовлетворённо кивнул, и Сэнку поспешил последовать за ним. Водитель захлопнул дверцу так быстро и с такой силой, что чуть не прибил Сэнку, так, что тому пришлось буквально соскочить на землю, и снова завёл двигатель, практически срываясь с места. Помещение, в котором они оказались, было завалено какими-то ящиками, контейнерами и палетами для сухого хранения. В нос сразу ударил сладковатый и свежий запах сосны — видимо, из неё были сделаны эти поддоны, — и более мягкие ароматы пыли, травы и свежего воздуха, что доносил ветерок из разбитого окна на крыше. Где-то неподалёку шуршала крыса — видимо, она пыталась обустроить себе гнездо из валявшихся тут и там опилок и упаковочных материалов. Неожиданно из тени выступила невысокая девичья фигура и улыбнулась Менталисту. — Что, мальчики, хорошо провели время? — Сэнку, — устало выдохнул Ген, с тяжестью прислоняясь к большому деревянному ящику, — познакомься с моей ненаглядной Кохаку-чан. Сэнку уставился на симпатичную блондинку с волосами, собранными в высокий и какой-то невесомый торчащий во все стороны хвост, одетую в синюю совершенно безразмерную толстовку и узкие джинсы с дырками на коленях. Россыпь задорных веснушек под её ярко-голубыми глазами напомнила ему далёкие созвездия. Она широко улыбнулась, попеременно глядя на них обоих, что, казалось, только подчеркнуло повисшую между ними мрачную напряжённость. Он стиснул зубы и в тысячный раз за этот ебучий день почувствовал себя каким-то отсталым и брошенным на произвол судьбы идиотом, который не знал буквально нихрена, но всё равно пытался не отставать от всего этого безумия. — Ага, — фыркнул Сэнку. — Мы уже встречались. ••• Сэнку пристально глядел на Кохаку, так, будто мог испепелить её одним своим взглядом, но та была совершенно равнодушна, более того, казалось, очевидный гнев Ишигами её даже забавлял. О, Ген прекрасно мог её понять. — Правда? — прощебетал он. — Вы уже знакомы? — Ген невинно хлопнул ресницами, изо всех сил стараясь не расплыться в ухмылке. Сэнку нахмурился ещё сильнее. — Ну, учитывая, что она работает на ресепшене Бюро уже почти год, я бы сказал, что мы знакомы. Привет, Эмили. Ген хихикнул. Очаровательно. Он не стал произносить вслух, что, даже если Кохаку и Сэнку уже встречались, тот при этом всё равно не знал, кем она была на самом деле — и по свирепому взгляду Ишигами без слов было понятно, что он тоже в восторге от этой концепции. Очевидно, Сэнку не потребовалось много времени, чтобы сопоставить все факты, всё-таки, не зря его считали гением. Ген прекрасно знал, сколько в Совете ходило теорий относительно того, как Менталисту всегда удавалось оставаться на шаг впереди их драгоценного Бюро — от более-менее адекватных до настоящей конспирологии, одна удивительнее другой. Но правда была в том, что благодаря крошечному влиянию поддельных документов и своему воистину огромному таланту, Кохаку смогла попасть в самое сердце организации их идейных врагов, заняв должность секретаря в приёмной. Это было одной из самых удачных идей Гена — так у его ассистентки появился практически безграничный доступ к любой стратегически-важной информации на совершенно законных обстоятельствах. Ну, может быть, с ма-а-аленькой щепоткой превышения должностных полномочий, но кому какое дело, верно? По сути своей, никто из представителей власти не обращал особого внимания на людей, что выполняли текущую обеспечивающую работу за минимальную зарплату! Судя по выражению лица Сэнку, он уже и сам начал догадываться, что к чему, явно сопоставляя в уме множество дат и событий, но на Кохаку его открытая враждебность по-прежнему совершенно не производила впечатление. Она окинула его озорным насмешливым взглядом, всем своим видом показывая, что наслаждалась эффектом своего маскарада, — боги, Ген её обожал! — и снова обратила всё внимание на своего Босса. Она выгнула бровь, сканирующе сощурилась, и в ту же секунду Ген в полной мере ощутил каждую частичку грязи, что на него налипла, каждую капельку противного пота, и то, что его зрение всё ещё было серым по краям. Кохаку вздохнула, качая головой. — Снаружи нас ждёт машина, у меня там всё готово, но, может, стоило позвать мисс Райт? Тебе нужен врач? — Я в порядке, — Ген хотел презрительно фыркнуть, но получилось только жалобно промямлить. Он поморщился от собственной нелепости и постарался не думать обо всём, что произошло в туннеле метро. — Рану мне зашили. Тебе не обязательно было приезжать самой. «Было бы так плохо, если бы мы с тобой не стали возвращаться к тому, как раньше?» Сердце сжалось так сильно, что у Гена снова едва не подкосились коленки. — Не обязательно, но мне нужно было увидеть это своими глазами, — она одарила Сэнку совершенно похабной ухмылкой, издевательски поиграв бровями. — Что ж, Амариллис не врала! Ген закатил глаза, старательно сохраняя презрительное выражение лица, которое он лихорадочно нацепил в тот момент, когда очнулся и обнаружил, что над ним с щенячьими полными тревоги глазами навис Ишигами. — Здесь не на что смотреть, а будешь сплетничать обо мне — уволю. Кохаку в ответ только хохотнула. Вот же маленькая сучонка. Он демонстративно не стал дожидаться ещё какой-то реакции на своё заявление, и бодренько (ну, он надеялся, что это выглядело бодренько) захромал к двери. Он и так чувствовал себя слишком слабым, чтобы рисковать быть ещё больше униженным. Если бы он снова рухнул в обморок, словно какая-то девица из бульварных романов, да ещё и на глазах у этих двоих, то никакая гордость, никакая осознанность и никакой уровень самосознания уже бы его не спасли. Бля, да его даже собственная ассистентка будет стебать до глубокой старости. Ему точно придётся разрушить целый квартал или типа того, чтобы хоть кто-то снова начал воспринимать его всерьёз… Всё-таки, в их подпольных делах репутация — штука крайне неустойчивая! У обочины возле склада стояла немного потрёпанная машина скорой помощи, из окна которой со стороны водителя устало свисала плечом невпечатлённого вида женщина, уткнувшись в свой телефон. Женщина даже не подняла на них глаз, ни когда Ген распахнул двери, ни когда Сэнку с Кохаку вошли вслед за ним, тут же опережая его медленную вялую поступь и усаживаясь на свободные места. Казалось, водитель едва дождалась, пока они пристегнутся к двум креслам в передней части кабины, и машина тут же тронулась с места, с грохотом выезжая на дорогу. Ген шатнулся, хватаясь за поручень — других свободных сидений не было, а лица этих двоих были слишком невинными, чтобы он не понял, что это ебучий заговор. Он окинул их острым взглядом, который гарантировал мгновенный переход в режим ультранасилия и немедленную расправу, если хоть кто-то из них посмеет что-то вякнуть, и с едва сдерживаемым болезненным скулежом забрался на единственную свободную поверхность — медицинскую каталку. Кохаку тут же подлетела к нему с победоносным видом и пристегнула ему лодыжки. Ген вздохнул. — Не смей меня лечить. — Ага, — фыркнула та. — Щас прям. Не теряя времени, она вскрыла упаковку с физраствором и набор для установки катетеров, заправски стянула с Гена куртку, которая всё ещё висела на его плечах, и, вооружившись тонометром, проверила его кровяное давление. Убедившись, что всё более-менее в порядке, Кохаку добавила в физраствор какую-то зеленоватую хрень — Ген предположил, что это очередная странная штуковина из лабораторий Бюро, которую передала им Кирисаме, — и стянула с Гена ещё и рубашку. Он постарался не вздрогнуть от резкого ощущения холодного воздуха на своей обнажённой груди. Кохаку быстро сняла повязку, которую Ишигами наложил в темноте туннеля метро, и одобрительно хмыкнула. — А неплохо, товарищ Генерал, — сказала она Сэнку, осторожно протирая зашитую рану. — Выглядит сносно. Хороший курс антибиотиков на всякий случай, и ты будешь в порядке. — Я ровно так и сказал, — проворчал Ген, стараясь тщательно не думать о тепле шершавых пальцев Сэнку на своей коже и о том, как же всё-таки жаль, что он не мог их чувствовать. Или о том мягком, полном надежды и какой-то пугающей тёплой привязанности выражении его красивого лица, когда Сэнку — впервые за всю их совместную историю! — робко рискнул предложить ему перемирие… «Ты сломал мою жизнь, Ишигами, и что бы ты ни сделал, что бы ты ни сказал, это никогда не изменится». Нет, нет, нет, Ген отказывался чувствовать за это вину. Он всего лишь обозначил границы. Он всего лишь напомнил Сэнку их локальную правду, которая запылилась на фоне насыщенного сотрудничества. Они были врагами, всегда были, и это было тем, на чём выстраивались их отношения, независимо от того, к чему их вынуждали обстоятельства. Никакое количество краткосрочных союзов, никакие разговоры по душам, никакие поцелуи в подворотнях и обоюдно заштопанные дырки не смогут изменить фундамент их связи друг с другом, не направят вспять русло, не сотрут этот слой многолетней вражды между ними. Скоро всё закончится, и они снова разойдутся по разным сторонам баррикад, и если Ген проявит слабость, если… Он просто этого не выдержит. Он сломается. Не надо, пожалуйста, не лезь туда, Асагири, оно тебя сожрёт. Тот Ген, что родился в богатой семье и всё недолгое детство мечтал о подвигах и романтике, давным-давно погиб. Он на собственном горьком опыте убедился, что если тебя никогда не кормили любовью с серебряной ложечки, однажды ты научишься слизывать её с ножей. Острый укол в сгиб руки вернул его в настоящее. По венам медленно растекалось жидкое тепло, и лучше стало почти мгновенно — возможно, из-за эффекта плацебо, но Ген не жаловался. Он ненавидел хреново себя чувствовать, и потому давно научился не попадать в передряги и регулярно заботился о своей бренной биологической оболочке. Бледное лицо Кохаку всё ещё склонялось над его рукой, настраивая капельницу, и Ген отметил, какие же глубокие тени залегли под её синими глазами. Как же она похожа на Рури — с ума сойти, и какая же она другая. Откровенно говоря, только их инаковость со старшей сестрой, их разительная глубинная непохожесть позволила Гену нанять Кохаку на эту работу. Он никогда не позволил бы мягкой и нежной заботливой Рури участвовать во всём этом дерьме, но бойкая и боевая Кохаку, которая умоляла его взять её в команду во имя великого дела старшей сестры, отлично вписалась в его мрачную реальность. В носу предательски защипало, и Ген отвернулся. По другую сторону от каталки, на пассажирском сидении скорой, Сэнку старательно игнорировал их обоих, изо всех сил делая вид, что спокоен, хотя его руки по-прежнему нервно сжимались в кулаки, аккуратно лёжа на коленках. Ген вздохнул. Последнее, чего ему хотелось — это беспокоиться о моральном состоянии своего врага (но он всё равно, блядь, беспокоился). — Ты смогла собрать данные от всех наших агентов? — он снова повернулся к Кохаку. — Почти ото всех, но несколько ещё осталось. Сам понимаешь, ситуация сложная… Но я поручила Челси пнуть остальных, и тогда мы сможем точно определить, сколько у нас людей и к кому из них есть вопросы. — Я давал на эту задачу 24 часа. — Знаю, Босс, — она устало откинулась назад и посмотрела на Сэнку с нескрываемым любопытством. — Но, честно говоря, в последние три дня не только у тебя разворачивалась драма. Ген демонстративно не ответил. Вряд ли можно было сказать, что их отношения с Кохаку основывались на взаимной любви к светским беседам. Впрочем, он во всех красках мог себе представить, какой объём задач в эти дни она выполняла — честно говоря, он и сам порядком заебался отсматривать личные дела каждого человека, который на него работал, пока Ишигами развлекался с дедом Касеки. Троих пришлось уволить. Двоих — приказать ликвидировать. Это была самая неприятная часть работы, но на этом держалось многое. Кохаку вернулась на место, её улыбка стала ещё шире. Она поудобнее устроилась в кресле, закинув ногу на ногу, и снова оглядела странным взглядом сначала Сэнку, потом Гена. — Всё-таки, Рилли была права, — в конце концов, она вынесла свой вердикт. Это заставило Гена обратить на неё свой самый суровый и подозрительный взгляд из обширной коллекции взглядов. — Что тебе сказала Рилл-чан? — Ничего такого, — Кохаку смахнула с джинсов несуществующую пылинку. — Только то, что вы двое хорошо сработались. — Мы работаем вместе не по своей воле, — рявкнул Ген. Как же его заебало, что все вокруг продолжают это мусолить! — Нас вынудили к этому внешние обстоятельства, и мы разойдёмся, как только это будет вообще возможно… — в этот момент Сэнку приоткрыл глаза и посмотрел на Гена с пустым и отсутствующим выражением лица. — …и с превеликим удовольствием. Кохаку переводила между ними крайне несоответствующий ситуации любопытный взгляд, так, словно могла видеть повисшее в воздухе напряжение. — Ммм. Ну да. Понятно. Что ж, полагаю, вам для этого не потребуется слишком много времени. — Да. Мне нужно, чтобы ты нашла эту суку, Шарлотту Бони, где бы она, блядь, не пряталась. Скорее всего, именно она виновата в смерти Премьера и вывернула всё так, чтобы обвинения пали на Сэнку. Возможно, где-то на фоне её прикрывает тот самый Стэнли Снайдер. Хрен его знает, как, но её наняли через Совет. Мне нужны любые сведения. Всё, что ты найдёшь. Я, блядь, убью её лично. — Она наёмница, верно? — Да, и каким-то образом сильно эмоционально связана со своим руководством, — он вспомнил, как Шарлотта отреагировала на комментарий о том, что она могла бы выполнять поручения Ибары. Было вполне очевидно, что у неё какие-то очень личные отношения со своим командиром — видимо, с тем самым Снайдером, — только это могло объяснить настолько пылкую преданность. Но это всё равно нихрена не отвечало на главный вопрос: на кого они все работают. Возможно, сама Шарлотта вообще нихрена не решала, и для дела было вернее найти её командира, но теперь у Гена к ней были личные счёты. Ещё никому не удавалось оставить дырку в его теле и уйти безнаказанным. — Похоже, ей выделили ещё и небольшой отряд солдат. Или она привезла их с собой. — Я посмотрю, что смогу раскопать. Если что, залезу в компьютер Гинро. Фургончик скорой ощутимо замедлился, а значит, они добрались до места назначения. Одной навороченной капельницы оказалось достаточно, чтобы Ген мог сидеть без противного ощущения, будто мир качается вместе с ним, и он был даже благодарен за это — совсем не хотелось опираться на Сэнку ещё раз. Его гордости и так было довольно тяжело справляться с осознанием, что он буквально упал в обморок на глазах у этого человека. Пиздец, правда. Какой позор. Машина окончательно остановилась в конце извилистой дорожки, у небольшого двухэтажного дома за каменной стеной. Стена переходила в деревянную ограду, что окружала участок с трёх сторон и ограничивала пути отступления. Вдоль окон стояли весёлые разноцветные горшки с пёстрыми хризантемами, неподалёку, под качелями на нижней ветке массивного дерева, валялся небрежно брошенный детский велосипед. Ветер успокаивающе шелестел в листве, создавая приятную атмосферу из семейного кино, для завершения пейзажа не хватало только той самой семьи, которая бы здесь обитала. Всё здесь было приятным, непритязательным и совершенно будничным — ровно таким, где никто бы не стал искать Менталиста. У дома было довольно выгодное положение — на вершине холма, откуда издали будет видно врагов. Ген уже успел подзабыть об этой милой пригородной резиденции, но как хорошо, что Кохаку помнила. Прямо сейчас им точно было не найти убежища лучше. Он выскользнул из машины и, пока Сэнку с Кохаку чего-то возились на фоне, успел насладиться тишиной окрестностей. Это место разительно отличалось от привычной суеты центра или тех криминальный райончиков, где он обустраивал убежища в черте города. Тишина создавала иллюзию уединённости, даже несмотря на стоящие неподалёку дома соседей. Ген подошёл к расписанной традиционным узором двери и ловко ввёл код в замок, совершенно незаметно вмонтированный в стену. Тот весело чирикнул, принимая код, и Ген услышал, как замок открылся, запуская хозяина внутрь. Это было приятное ощущение. Ген любил это чувство контролируемой безопасности. Все его дома были оснащены многофакторными охранными системами, которые поддерживались в строю регулярными и тщательными плановыми проверками Кохаку и его собственной паранойей. Каким бы спасительным не было убежище Амариллис, сейчас у Гена было ощущение, что он возвращается домой. Первый шаг за порог казался настоящим благословением. Ген улыбнулся, скидывая обувь… …и услышал возмущённое дерзкое мяуканье. О, боги! В ту же секунду ему на руки запрыгнула маленькая белая кошка — с громким соскучившимся тарахтением и явным неудовольствием от долгой разлуки. — Привет, привет, моя милая, — он мягко почесал подбородок Суйки, уткнувшись носом в её пушистый крошечный лоб. — Как же я по тебе скучал! — бля, Ген натурально готов был разрыдаться. Такое простое счастье — снова обнять свою шерстяную любимицу, и он даже не надеялся, что это случится так скоро. В дом завалилась Кохаку, за ней следом робким шагом зашёл Ишигами, и Ген, почти неадекватно счастливый, повернулся к ним. — Кохаку-чан! Когда ты успела её привезти?! — Пришлось потрудиться, — довольно усмехнулась та. — Она слишком по тебе скучала. — И я по ней, — мурлыкнул Ген в ответ на очередное — уже куда более довольное! — «мяу». — Кто тут самая умная девочка? Кто самая лучшая кошечка? Под вибрирующее тепло кошачьих объятий жизнь явно начинала играть новыми яркими красками. На радостях Ген даже почти забыл, чего он так злился весь последний час… — Какой у нас дальнейший план? — вырвал его из радостных грёз низкий голос Сэнку. Почти. — У нас? — Ген бодро щебетнул и повернулся к нему. — Я планирую отдохнуть и принять душ. Ты можешь занять свободную комнату на втором этаже. Советую привести себя в порядок. В его голосе читалось настолько очевидное «пошёл на хуй», что даже Кохаку потрясённо открыла рот. Ген послал Сэнку дежурную улыбочку и снова сконцентрировал всё своё внимание на беленьком пухе неглаженной и нецелованной кошачьей шёрстки. Он почувствовал на спине пристальный, буквально сверлящий взгляд Ишигами, но спустя секунду тот уже решительно двинулся к лестнице, прямой и чопорный, будто ему в задницу вставили палку. Ещё мгновение спустя дверь спальни наверху с захлопнулась с резким оглушительным щелчком. О, боги, какие мы нежные. Кто-то до сих пор не вышел из пубертата? Интересно, а папочка Бьякуя позволял малышу Сэнку вот так дерзить, или сразу давал по жопе? Ген выдохнул, закатил глаза и устало потёр переносицу, поморщившись, когда швы на боку неприятно натянулись. Он знал, что Кохаку всё ещё не сводит с него цепких любопытных глаз, поэтому не глядя показал ей средний палец и направился к спальне, в которой останавливался здесь в последний раз. Эта комната нравилась ему больше всего — там у него было множество возможностей для быстрого и эффективного побега, если вдруг возникнет такая необходимость, и, кажется, там с его последнего визита ещё хранилось несколько комплектов привычной одежды — откровенно говоря, за эту грёбаную неделю он порядком подзаебался носить спортивные штаны, его чувство стиля молило о пощаде. — Мне кажется, ты не совсем справедлив к этому бедолаге, — прошептала Кохаку, просочившись в комнату вслед за Геном. — В офисе он всегда со мной вежлив и даже несколько раз помогал дотащить тяжёлые папки… — Это не делает ситуацию лучше, — выплюнул Ген, — потому что если бы он ещё и хамил секретаршам, то тогда откуда у него вообще взялось звание ебучего национального героя?! Сэнку Ишигами — это просто ещё одно оружие системы, верный пёс на коротком поводке Совета- — Ты невыносим, — Кохаку вздохнула и покачала головой. — Ген, ну, сколько можно? Почему ты до сих пор уверен, что он — это тот, кого ты действительно хочешь уничтожить, чтобы отомстить? Ген отвернулся к окну, отстранённо глядя на улицу, и постарался не думать о той колючей боли, что промелькнула в глазах Сэнку, когда он от него отпрянул. Или о том, как ему самому отчаянно не хотелось терять этот тёплый контакт. Но правда была в том, что в данном контексте его собственные желания ничего не значили — любое сближение с Ишигами могло разрушить все его тщательно продуманные планы, перемолоть его, пережевать и выплюнуть на берег бытия с вывернутым наружу нутром. Как бы это ни было тяжело. — Он первый из многих, кого я намерен уничтожить, — твёрдо заявил Ген. — И, поверь, его час ещё настанет. Кохаку посмотрела на него с непередаваемым скептицизмом. — Кого ты пытаешься в этом убедить? Меня или себя? — Чьи мысли ты сейчас пытаешься озвучить? Свои или Амариллис? — тут же парировал Ген, выгнув бровь, но быстро смягчился, увидев, как смущённо Кохаку потупила свой обычно дерзкий взгляд. Он вздохнул и присел рядом с ней на краешек кровати. — Вы что, опять поругались с Рилл-чан? — Нет, — она мотнула головой, неуютно-понурая. — Просто… — Просто что? — Ген мягко обнял её, притягивая к себе. Кохаку уткнулась лбом ему в плечо. — Я знаю, Рилли может быть сукой, но если она тебя обижает, я- Кохаку фыркнула. — Да не в этом дело. Просто мне порой кажется, что она не воспринимает меня всерьёз. — Ну, это не так, — хмыкнул он. — Вчера она отчитывала меня за то, что я даю тебе слишком мало пространства для самореализации и распиналась о том, какая ты удивительная. — А ты что? — А что я? Я это знаю, — Ген улыбнулся. — И Амариллис тоже знает. — Мне кажется, она считает меня какой-то мелкой дурочкой. — Возможно, она просто так с тобой флиртует… Никогда не узнаешь, пока не начнёшь флиртовать с ней в ответ. Кохаку вздохнула. — Угу. Но страшно! Она такая… ну… — Флиртовать с ней, значит, страшно, а обо мне сплетничать — не страшно? — Ген оскорблённо ахнул, тыкнув Кохаку в нос. — Вам следует пересмотреть свои приоритеты, девушка! Но та лишь хохотнула и поднялась на ноги, не ввязываясь в спор от греха подальше. Гену нравилась её тонкая способность чувствовать, когда можно переключаться в режим семьи и дружбы, а когда — возвращаться в режим работы. — Приведи себя в порядок. От тебя воняет, — Ген кинул в неё испепеляющий взгляд, но ей очевидно было плевать на его гнев. — Я пока закажу нам еду, и мы обсудим дальнейший план. Он одобрительно хмыкнул и направился к большому комоду, где его ждала стопка чистого белья и сменной одежды. Из ящика приятно пахнуло лавандой, и Ген ещё раз с удовольствием отметил это волшебное чувство, будто он дома. Он стянул с себя остатки рубашки, которую порезал, видимо, Сэнку, грязные штаны, и обнаружил на боку тонкий слой бледно-серой пыли, смешанный с разводами пота и запёкшейся кровью. Отвратительно. Ген поморщился от ощущения тянущего зуда и собственной нечистоплотности, сделав мысленную пометку больше не попадать в такие ситуации, где ему пришлось бы пачкаться в грязи и крови. Горячий душ был идеальным завершением этого дурацкого дня. Ген с нежностью вдыхал запах любимого геля, обмазываясь пушистой вкуснопахнущей пеной, игнорируя то, как от неё противно щипало ссадины. Он вылез из кабинки практически новым человеком и чувствовал себя уже намного лучше, свежим и почти бодрым. Лекарство явно работало. Ген с наслаждением завалился в постель, Суйка тут же запрыгнула к нему на колени, он потянулся, сладко и с чувством превосходства гедонизма над аскетизмом, запустил пальцы в тёплую белую шёрстку и- — Босс! — внезапно крикнула Кохаку с таким беспокойством в голосе, что Ген немедленно вскочил на ноги. — У нас проблема! — Что? — он тут же схватил пистолет, который оставил на столике у кровати. — Что случилось? — Твой Ишигами куда-то исчез. Всё внутри будто куда-то оборвалось. Лихорадочная параноидальная часть его мозга уже закрутилась, соображая, куда он мог деться и как далеко убежать — почему-то Ген не сомневался, что тот именно сбежал, обиженный, блядь, и оскорблённый, — а другая часть тут же забилась в удушающей тревогой панике. Потому что… вот же придурок! Его же там могут убить! Эта мысль… ошеломляла. Внезапно Ген в полной мере осознал, что влип самым нелепым образом, раз от одной только мысли, что этот ублюдочный Ишигами может умереть, становилось тошно до спазмов в животе. Эти ебучие чувства, которые клокотали под кожей десятибалльным штормом, безусловно, были настоящей катастрофой, учитывая объект их приложения, но прямо сейчас на них было наплевать — нужно срочно бежать и спасать его тупую задницу, пока её не прибил кто-то другой. «Я в конец ебанулся, — с тоской подумал Ген, залетая в машину и попутно раздавая своим агентам немедленные распоряжения. — Я реально просто ёбнулся». ••• Поднимаясь по лестнице, Сэнку старательно сохранял спокойствие. Очень старательно. Так старательно, что не выдержал и смачно хлопнул дверью, когда зашёл в отведённую ему комнату. Его можно было понять — откровенно говоря, это был единственный способ хоть как-то справиться с бешено бурлящими в его груди эмоциями. Казалось, его распирает — неясной злостью, совершенно тупой и бессмысленной детской обидой, горькой досадой от собственной беспомощности и… чем-то ещё, что Сэнку никак не мог идентифицировать. Со всем этим набором из пиздеца и пиздеца нужно было срочно как-то разобраться — на чувства, какими бы они ни были, не оставалось ни сил, ни времени, и он никак не мог позволить себе упускать из фокуса внимания главную проблему. Ген, конечно, точно не стал бы вести себя так безрассудно. Сэнку едва взглянул на удобную на вид кровать и со вкусом подобранное убранство минималистичного, но приятного интерьера комнаты, и тут же отправился в ванную. Хотелось смыть с себя слой грязи, гнетущее ощущение побега, пот и чужую кровь. Чтобы почувствовать себя чистым, было бы достаточно просто принять душ, но Сэнку был слишком взволнован, чтобы связывать два логических элемента — он склонился над раковиной и, подставив ладони под струю воды, поднёс их к лицу, поливая себя вот так ещё и ещё, пока капли не заскользили по шее и не впитались в ткань толстовки, делая её противной на коже. Сэнку сдавленно застонал. Его учили многому — химии и физике, стрельбе, языкам, тонкостям дедуктивного метода и чёрт его знает, чему ещё, но тому, как справляться со шквалом эмоций, когда тебе не всё равно, его научить забыли. Он посмотрел на своё отражение и… чёрт, а можно как-то развидеть то, каким потерянным он выглядел? Как трудно было узнать человека, что смотрел на него из зеркала. «Ты сломал мою жизнь, Ишигами». В носу предательски защипало, под рёбрами раздирало неопознанной досадой и каким-то первородным одичалым одиночеством. Да, по натуре своей Сэнку был одиночкой — интровертным и не особо общительным, даже немного социофобным, если уж на то пошло, — но он никогда не был одиноким. Его постоянно кто-то окружал, кто-то заботился о нём, он ценил отца, товарищей, друзей, названных братьев и всех случайных коллег, он не понаслышке знал, что действительно эффективных результатов можно было добиться только в команде, только опираясь на других людей, он не был один уже очень давно — и какая-то его часть по-детски радовалась ощущению, будто и с Геном они теперь… ну, напарники, что ли? Но, как оказалось, это совсем не так. При том, что Ген, на удивление, не был одиночкой, в отличие от Сэнку, он явно предпочитал работать один, и Сэнку даже мог бы смириться с этим, мог бы это принять, но… Но отчего-то на этом фоне наблюдать за взаимодействием Гена с… Кохаку, хотя Сэнку привык называть её Эмили, было больно. Так куда отчётливее осознавалось собственное одиночество. Было странно осознавать, что у Менталиста есть друзья, которым на него не плевать. Прямо сейчас у Сэнку было ощущение, что у него самого таких людей не было, и мысль, что Асагири, который, по наблюдениям Сэнку, в основном относился к людям либо как к объекту выгоды, либо как к пыли под своими ногами, мог иметь близких, не умещалась в голове и рождала под рёбрами необоснованную ревность. К этому чувству Сэнку оказался не готов. Ревность — чувство собственническое: жалкое и недостойное. Сэнку считал так всегда. И потому ощутить в себе её жгучие ростки, которые, словно шипастые лианы, оплетали сердце, впивались в него, наполняя своим ядом, было по-настоящему больно. И, что самое отвратительное, источником этой боли было горькое понимание, что Ген Асагири, несмотря на их многолетнюю историю, несмотря на телесную тягу, несмотря на откровенные разговоры и те странные, трогательные и уязвимые моменты близости — несмотря на всё то, что они пережили вместе за последнюю неделю, он всё равно не принадлежал ему. Ну, точнее, не то чтобы Сэнку хотел, чтобы Ген ему прям уж принадлежал… Но хотя бы не делал вид, что статус временного «напарника» для него абсолютно ничего не значил. Чтобы хотя бы не врал в лицо, что это ничего не значит. Сэнку не очень хорошо разбирался в человеческих чувствах, но он не был идиотом. И он заебался от двойных посланий. Выругавшись, он таки залез в душ, остервенело смывая с себя этот ебучий день. Душ мало помог, но упругость капель, что били по плечам, немного вернула сознание в стабильное русло. Сэнку вышел из ванной в поисках хоть какой-то сменной одежды — его отвратительные толстовку и брюки можно было разве что сжечь… Он сбросил свои разорванные и грязные шмотки на пол, не потрудившись глянуть, куда они упали, и выдвинул ящик комода. Там, в ящике, ожидаемо лежали несколько аккуратно сложенных стопок тёмных футболок и спортивных штанов разных размеров. Это уже становилось привычной рутиной — искать в чужих убежищах чужую одежду. Сэнку, конечно, был благодарен за настолько продуманную организацию конспиративных квартир, но как же он, блядь, устал от ощущения собственной чужеродности и неуместности. Мысли в голове казались такими же тяжёлыми, как воздух в комнате. Сэнку утопал в ощущении, будто его затягивало в эту удушливую тьму, как в мутное болото, и вязкая зловонная поверхность собственного отчаяния уже колыхалась прямо у подбородка, готовая вот-вот сомкнуться над его головой, вобрав измотанную сопротивлением добычу в свою жадную утробу. Сэнку тонул в этой темноте и думал о том, чем мог бы кончиться этот вечер, если бы… Если бы Ген проглотил свою гордость и принял его предложение мира. Разрываясь между желанием нервно расхаживать по комнате сто часов, пока не свалится от усталости, и рациональной необходимостью просто отвлечься от грёбаного болота мыслей, Сэнку схватил с кофейного столика пульт и включил небольшой плоский телевизор, что висел на стене. На экране сразу же замелькали кадры из выпуска местных новостей, где измученный встревоженный ведущий вещал в микрофон на фоне протестующий толпы. — …собрались на митинг после объявления о плановом подрыве Большого Моста. Люди взволнованы и не понимают, чем обоснована столь резкая смена вектора в развитии страны. Масла в огонь, безусловно, подливает и введение нового комендантского часа: вот уже несколько дней протестующие собираются у здания Совета с требованиями снять ограничения, но пока что Совет не желает отказываться от своих новых мер безопасности, до тех пор, пока бывший Глава Спецподразделения Бюро национальной безопасности Ишигами Сэнку и знаменитый преступник по прозвищу Менталист продолжают опустошать наш город… В толпе раздался удивлённый возглас, а следом — крики, и ведущий новостей оглянулся, чтобы выяснить причину. Оператор провёл панорамный кадр по группам протестующих, что размахивали плакатами и кричали на оцепление из охраны Совета, и зафиксировал большую группу солдат, которые стремительно направлялись к ним. Они проталкивались сквозь разъярённую толпу, выкрикивая приказы и угрожающе размахивая дубинками. — Похоже, что оперативную группу солдат послали разогнать- Один из протестующих мужчин закричал на замахнувшегося солдата, бросился вперёд, и камера поймала вспышку выстрела ещё до того, как он прогремел. Раздались совсем уж бешеные крики, толпа очевидно отреагировала на звуки выстрелов, и началась настоящая паника. Несколько граждан бросились вперёд с яростными криками, но лишь натолкнулись на мощные солдатские щиты, которыми те оттесняли протестующих на обочины улицы. Мужчина, в которого стрелял офицер, вскрикнул от боли, тяжело приземлившись на бетон, кровь быстро заливала его лицо. Сэнку с ужасом понял, что этот гражданский стал только лишь первой из многих жертв в этом безумном месиве. Сэнку уставился в телевизор, и его сердце разрывалось между страхом за мирных жителей и собственным всепоглощающим гневом. Там, на площади перед зданием Совета, были простые люди, те самые, которых он поклялся защищать. Это были люди, за которыми грёбаный Совет должен был присматривать, о благополучии которых он должен был заботиться, а не натравливать на них вооружённую до зубов армию! Что за пиздец?! Он не мог позволить этим вшивым ублюдкам из Правительства причинить вред простым людям. Пока Сэнку был жив и способен бороться, он должен был встать между ними и любой несправедливостью, любой опасностью — просто потому, что не мог иначе. Какая-то его часть испытывала большое искушение попросить о помощи Гена — наверное, потому что за последние дни он привык неосознанно на него полагаться, — но Сэнку знал, каким будет ответ, и потому не стал. Очевидно, помощь простым людям, что собрались на площади во имя мирного протеста, не значилась в области активных интересов знаменитых преступников. Вряд ли это действие принесло бы Гену дополнительные доказательства коррумпированности Совета — а только ради этого Ген ему и помогал. Но теперь, когда Сэнку точно знал, как выглядит мир без розовых очков и блестящего очарования пропаганды Правительства, ему было легче понять, какого рода зло обитало в столице. С кем ему на самом деле надо было бороться. Он уже словно наяву видел, как именно Ибара мог использовать вот-вот готовое вспыхнуть на улицах города насилие в своих интересах — в качестве неопровержимого доказательства того, что для поддержания внутреннего мира им необходима внешняя помощь. Сэнку точно знал, что за этим последует: утром этот старый ублюдок первым делом вызовет журналистов и произнесёт на камеры пламенную полную сожалений речь, оплакивая кровь, запятнавшую те самые камни на площади, на которых он сейчас стоял… Тьфу. Лицемерная мразь. Ха, возможно, он даже найдёт какой-нибудь хитрый способ обвинить в этом Сэнку, интересно только, какой. Что ж, Сэнку не был против дать ему повод, если взамен вырвет из его лап шанс спасти людей на площади от произвола властей. И пусть Ген не стал бы во всё это вмешиваться, по крайней мере, в одном Менталист точно мог помочь: он знал, где добыть деньги и как найти необходимое для вторжения в Совет оружие. Но это потом. Прямо сейчас Сэнку оставалось только надеяться, что Ген не заметит его отсутствия до того, как он сумеет сбежать на достаточное расстояние, чтобы его невозможно было выследить, а ещё лучше — до того, как Сэнку сумеет вернуться в убежище. Это было бы совсем идеально, но, очевидно, маловероятно. В прикроватной тумбочке он раздобыл неплохой нож, а под кофейным столиком — традиционный для Гена глок с запасной обоймой. Сэнку на всякий случай проверил пистолет — ударник был на месте, механизм рабочий, — и заткнул его за пояс. Вряд ли это можно было назвать адекватным ситуации выбором оружия, но этого должно было хватить, да и как такового выбора, в общем-то, у него и не было. Сэнку осторожно выглянул вниз с лестницы и бросил последний взгляд на дверь хозяйской спальни — той, где Ген и Эмили… — ой, ну, то есть, Кохаку, чёрт бы побрал эти имена, — без сомнения, что-то замышляли. Возможно, если бы Сэнку хорошенько прислушался, то даже смог бы уловить насмешку в бархатистом голосе Гена, когда тот, с вероятностью в сто миллиардов процентов, жаловался, как ему отвратительно снова оказаться запертым в одном доме с Сэнку. Конечно. А, ну, или он ещё мог в красках рассказывать ей о том, как нелепо со стороны Сэнку было протянуть ему оливковую ветвь мира. Или- Плевать. Сэнку не будет о нём думать. Там, внизу, всё было тихо. Максимально аккуратно, чтобы не издавать лишнего шума, он поднял оконное стекло и перекинул ногу через подоконник. Заросший травой двор там, внизу, оказался достаточно мягким, чтобы смягчить удар при приземлении — Сэнку ловко перекатился, как его учили, и быстро побежал прочь от убежища вниз по улице, по переулкам и задним дворам соседей, чтобы его не заметили сразу. Где-то очень вдалеке слышался вой сирен, над горизонтом поднимались серые и мрачные клубы дыма, и сердце сжалось в спазме. Его страна, его город, его дом были в опасности. В нескольких кварталах от конспиративного дома Сэнку поймал такси — благо, у него оставалось пара бумажек наличных ещё со дня их нападения на Бюро. Он натянул капюшон пониже и назвал адрес, достаточно близкий к зданию Совета, чтобы можно было добраться пешком. Он со свойственной ему невозмутимостью проигнорировал внутренний голос, который во всю глотку твердил, что это совершенно дурацкая затея, которая не приведёт совершенно ни к чему хорошему, а только к аресту — или даже к смерти. Впрочем, может быть, так оно и должно было случиться, а? Может быть, все эти безумные дни в бегах были не более чем жалкой попыткой отсрочить неизбежное? Может быть, Сэнку наконец-то мог быть полезен людям не только как цепной пёс системы, не только как… оружие. Может быть, он смог бы стать щитом. — Надо развернуться, мы тут не проедем, — повернулся к нему таксист, хмуро глядя на толпы людей, что проносились мимо них в поисках укрытия. — Толпища такая– — Всё в порядке, — прервал его Сэнку, — просто высадите меня здесь. Он едва дождался, когда машина остановится, тут же выскочил за дверь и попытался просочиться в толпу убегающих граждан. Отдалённое беспокойство о том, что его могут узнать, мгновенно улетучилось — всё сознание Сэнку заполнили страх и ужас в их глазах. Творился настоящий хаос. Кто-то упал, кто-то кричал, многие помогали поддерживать раненых или пожилых, пытаясь сохранить хоть какую-то дистанцию между собой и напирающими солдатами… Люди устремились было вниз по главной улице, но тут же столкнулись с настоящей баррикадой из бронетехники, что отрезала им путь к отступлению. Сэнку схватил за плечо несущегося мимо шального подростка. — Что тут случилось? Они что, стреляют по гражданским?! — Они сказали, что через десять минут всех, кого найдут у здания Совета, посадят в тюрьму, — выдохнул мальчик с широко раскрытыми от паники глазами. — Я… я не… подожди, разве ты не…? Прежде чем тот успел закончить свой вполне очевидный вопрос, Сэнку отпустил его и бросился вперёд, тщетно стараясь никого не сбить с ног. Он слышал редкие выстрелы и крики солдатских приказов — те всё так же проталкивались вперёд, к протестующим. Он вздрогнул от резкого запаха слезоточивого газа. Осознание того, куда стремится всё происходящее, накатывало волной первородного ужаса. Они всерьёз планировали использовать свою боевую мощь против толпы невинных людей… Шеренги солдат в чёрной форме по краям каждого выходящего на площадь переулка заставляли бегущих людей возвращаться обратно. За то время, пока Сэнку добирался до места происшествия, количество солдат почти утроилось — по его беглым приблизительным расчётам. К сожалению, Сэнку точно понимал, что до того, как начнётся массовое кровопролитие, осталось совсем немного времени. Пистолет в его руке казался и надеждой, и проклятием. — У вас нет причин бояться, — прокричал в мегафон один из офицеров. — Мы здесь для вашей защиты! Люди, что буквально оказались в ловушке на площади, сбились в кучу, словно стадо испуганных овец. С каждой новой шеренгой солдат всё быстрее исчезали любые пути отступления. Сэнку оказался зажатым в этой же толпе, вместе с людьми, которых хотел защитить, не в силах выбраться незамеченным, не сделав при этом мишенью ни себя, ни всех, кто находился рядом с ним. — Мы разыскиваем опасного беглеца, — продолжил офицер, и Сэнку невольно опустил голову, словно не хотел, чтобы его заметили, — и всех его возможных сообщников, людей, которые, по нашим данным, помогают ему избежать правосудия. Люди вокруг сразу же начали перешёптываться. — У нас есть право на мирный протест! — закричала женщина из толпы. — Мы просто собрались выразить мнение народа! — Они не могут просто так взять и взорвать мост! — Снимите ограничения! Это нарушает наши права! — Совет не имеет- Офицер с глубоким презрением глянул в толпу, не обращая внимания на протесты. Солдаты вокруг тут же схватились за оружие, словно ожидая команды открыть огонь. Сэнку огляделся и понял, что все эти люди вокруг буквально стояли на краю пропасти. Если сейчас начнётся стрельба, остановить её будет уже невозможно, и в итоге десятки людей бессмысленно погибнут. Он высматривал в чёрном море армейской формы хоть какие-то признаки обычной городской полиции, но даже привычные глазу охранники у здания Совета казались пугающе-незнакомыми. — Как только лица, ответственные за содействие опасным преступникам, объявятся, мы снимем- В следующий момент в одного из солдат, что стоял рядом с офицерским глашатаем, бросили камень. Он вскрикнул — вряд ли от боли, скорее от неожиданности, но… Через мгновение мир взорвался. — Ложитесь! — крикнул Сэнку, когда солдаты бросились вперёд. — Прячьтесь в зданиях! Он не был уверен, что его слова услышаны — казалось, они потонули толпе людей, что тут же бросились врассыпную. Кто-то грубо оттолкнул его в сторону, и Сэнку чуть не выронил пистолет, который всё ещё держал в руке. Трескучие выстрелы пронеслись в воздухе, и он увидел, как грузная женщина с резким пронзительным криком болезненно рухнула на землю. Совершенно инстинктивно, не задумываясь ни о чём, кроме того, что ей нужна помощь, Сэнку потянулся к ней, не обращая внимания, что её глаза широко распахнулись в узнавании при виде его лица, и поднял её на ноги. Это действие отняло у него больше сил, чем следовало бы, но Сэнку был слишком напуган осознанием, что произойдёт, если он не сможет оттащить её подальше от готовой затоптать всё живое толпы. Крики нарастали всё сильнее, а это означало, что ещё больше людей страдало от грубой силы солдат. Сэнку заметил, как один из них замахнулся на мужчину, что склонился над испуганным ребёнком, и не успел он опомниться, как его палец сам нажал на спусковой крючок. Он едва расслышал звук выстрела из-за царившего вокруг хаоса. Голова солдата откинулась назад, и на землю брызнула кровь. Стоило стоявшему рядом с ним офицеру повернуться к Сэнку, как следующая пуля попала ему прямо в грудь. Он надеялся, что на нём был бронежилет, но предпочёл об этом не думать. Сэнку бросился к мужчине и его ребёнку, подталкивая их к узким проходам в рядах солдат, что пытались усмирить толпу. — Бегите! — крикнул он им. — Не оглядывайтесь! Огромные глаза мальчишки затопило настоящим ужасом, но его отец уже рвано кивнул Сэнку в знак благодарности, подхватил его на руки и бросился вперёд с такой сосредоточенностью, с такой самоотверженностью, на которую был способен только перепуганный родитель. Сэнку двинулся вслед за ними, оттолкнув плечом охранника, который пытался их задержать, и хмыкнул в злобном удовлетворении, когда тот неуклюже завалился на землю. — Это он! Ловите его! — закричал солдат, но Сэнку уже двигался дальше. Одним мощным ударом приклада в висок он вырубил следующего офицера и перехватил перепуганную группу подростков, указывая им путь к отступлению. Они побежали, держась друг за друга, и Сэнку мог только надеяться, что там, на улицах за пределами периметра оцепления, не будет ещё больше солдат. — Сюда! — закричал он, размахивая руками, чтобы привлечь внимание людей. — Здесь есть проход! Он понимал, что это рискованно, но он никогда не смог смириться бы с осознанием того, что если он не вмешается, в этом хаосе могут погибнуть десятки, если не сотни. Какая-то часть толпы отделилась, люди поспешили к нему, на их лицах читались и паника, и надежда- Солдат позади них прицелился. Инстинкт, а не разум заставил его броситься куда-то между толпой и автоматом. Он почувствовал жар, что буквально кипел в воздухе, услышал крики вдалеке, и- Спустя какие-то жалкие доли секунды его подбросило в воздух, Сэнку с размаху врезался спиной в землю, с силой ударившись башкой о плитку, и перед глазами всё поплыло. Что-то тёплое потекло вниз по щеке и шее. Казалось, мир рассыпался прямо на его глазах. Это конец? Вот так просто? Слепо моргая, он посмотрел в небо над головой. Внезапно там промелькнула тень, и он почувствовал, как его поднимают. — …давай, держи его! У нас нет времени– Дальше грохот, возня, свободное падение, и снова- — Сэнку! — до боли знакомый голос звучал так, словно отдавался эхом у него в голове, глухой и далёкий. — Сэнку-чан! Он моргнул, поморщился, и над ним нависло взволнованное лицо Гена. В его больших тёмно-синих глазах плескалось что-то очень похожее на страх, и это казалось странным. Почти неуместным. Сэнку отстранённо наблюдал, как эти припухшие розовые губы произносят его собственное имя, но совершенно не мог связать воедино картинку мира. Это галлюцинация? Его пристрелили, и он попал в ад?.. Кажется, ему потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что происходит. — Ген?.. — Ты грёбаный идиот, — рявкнули губы, и, да, кажется, это и впрямь был Ген. Он отвёл взгляд от Сэнку, осматривая местность. — Я пиздецки зол на тебя, ты можешь идти? По ощущениям, от мощного удара о землю всё его тело превратилось в гигантский синяк, но Сэнку решил, что это ерунда — не хуже, чем боль в мышцах после суровой тренировки, — и кивнул. Кивать оказалось ошибкой, его желудок резко сжался в приступе тошноты. Ген ругнулся сквозь зубы и буквально взвалил его на себя, принимая на плечи большую часть его веса. Сэнку попытался встать, спотыкаясь и пошатываясь, но всё же удержался на ногах. — Давай, двигайся, герой ебучий. Кохаку буквально в одном переулке отсюда, — нет, серьёзно, если бы Сэнку не был знаком с Менталистом, он вполне мог бы подумать, что тот боялся. — Нам нужно бежать. Сэнку, нахмурившись, оглядел переулок, в который его, должно быть, забросило. — Как?.. — он сглотнул и оглянулся на Гена. — Что ты здесь делаешь? — Спасаю твою тупую задницу. В очередной, блядь, раз. — Ты не… Не успел он закончить свою неоформившуюся мысль, как из-за угла появилась Кохаку, взъерошенная, взволнованная, и с широко раскрытыми глазами человека, который не привык находиться в эпицентре конфликта. Она заметила Сэнку с Геном и вздохнула с видимым облегчением. — У нас две минуты, чтобы добраться до машины. Ген усилил свою хватку, и Сэнку с удивлением осознал, что тот обнимает его за талию. Было что-то невероятно собственническое в том, как он тащил Сэнку по улице, яростный и стремительный. Там, на площади за их спиной, всё также продолжались крики и звуки борьбы, и Сэнку неосознанно повернулся в их сторону, замедляя шаги. — Ген, мы не можем просто так их оставить, — запротестовал он. — Уже слишком поздно что-то менять, и, знаешь что? Ты, блядь, не сможешь им помочь, если будешь мёртв! — по тону его голоса было предельно ясно, насколько Асагири взбешён. — Я должен помочь им. — Заткнись нахрен, — он вытолкнул Сэнку из переулка и силой усадил в очередное ничем не примечательное такси, что ждало за углом. — Ты и так уже натворил достаточно глупостей. Во второй раз за этот день Сэнку смиренно наблюдал, как мир проносится мимо них, пока машина мчалась через город к уже знакомому убежищу. Кохаку направляла такси по какой-то мудрёной извилистой траектории, явно рассчитанной на то, чтобы сбить с толку любых потенциальных последователей, а они с Геном… Ну… Они были вынуждены медленно и будто замерше кипеть от странного неясного напряжения, что с каждой секундой всё сильнее между ними нарастало. Резкими, раздражёнными, даже каким-то нервными движениями Ген потянулся к карману на водительском кресле, вытащил оттуда пачку влажных дезинфицирующих салфеток и прижал одну из них ко всё ещё немного кровоточащей башке Сэнку. — Вытри. Не говоря ни слова, Сэнку сделал, как ему было сказано. Руки были липкими от засыхающей крови, и он протёр салфетками и их тоже. Где-то в потасовке он потерял украденный у Гена пистолет. Это было неприятно, но не страшно — он знал, что Ген не настолько глуп, чтобы хоть что-то из его оружия могло хоть как-то на него вывести. — Насколько там всё плохо? — Сэнку обратился к Эмили. Ой, ну, то есть, к Кохаку. Она посмотрела на него с ярким сочувствием во взгляде. — Ещё слишком рано об этом говорить. Но! Бюро уже направило туда два своих отряда, чтобы «успокоить» армию. Звучит как абсурд. Люди требуют вывести войска из города. — Хорошо, — звучало и правда… приемлемо, так что Сэнку откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Ген, что сидел рядом с ним, издал какой-то яростный звук в глубине горла, но, к счастью, никак это не прокомментировал. Прошло ещё примерно полчаса, прежде чем Менталист, наконец, посчитал, что они в достаточной безопасности и могут вернуться в дом. К этому моменту кровь из головы Сэнку совсем перестала течь, и по опыту он знал, что к утру ссадина и вовсе заживёт. Да и в целом, башка больше не кружилась, тошнота прошла, Сэнку чувствовал себя почти здоровым. Он переживал и более серьёзные побоища, так что всё это ерунда. Вопрос был только в том, сумеет ли он пережить ярость Гена. — Кохаку, дорогая, — холодно сказал Ген, когда такси остановилось у входа в дом, — узнай всё, что сможешь, и о Шарлотте, и о Снайдере, и доложи мне. В идеале я хочу получить информацию к завтрашнему утру, но даю тебе времени до вечера. Она лишь кивнула в ответ на очевидное, но не прозвучавшее «лучше бы тебе уехать» и молчала, пока Ген вылезал из машины, обходил её с другой стороны и, распахнув дверь Сэнку, жестом приказал ему выйти. Сэнку подчинился. Всё так же молча они вошли в дом. Он едва успел подумать, будет ли Ген на него кричать или ещё как-то продолжать очевидный конфликт, как дверь за ними с грохотом захлопнулась. Ген сделал медленный, крадущийся шаг вперёд, глядя на Сэнку так, словно пытался решить, куда бы ему воткнуть свой нож. — О чём ты, блядь, думал? — прорычал он. Сэнку уставился в его искажённое яростной злобой лицо с упрямым вызовом в глазах. — Они собирались причинить людям боль. — О, как мило, и ты решил пожертвовать собой? — Я должен был помочь им, — ровным голосом произнёс Сэнку со всей уверенностью, какая в нём была. — Ты не должен никому помогать! — Ген вскинул руки. — Единственный, кому ты должен помочь, это себе! Что за ёбаная жертвенность, ты, Ишигами? — Это не жертвенность, это долг! Совершенно свирепый, Ген сделал большой шаг к нему. — Кому ты что должен?! Они все предали тебя, все отвернулись от тебя, все эти люди, и ты думаешь, что до сих пор им что-то должен? Сэнку и сам начал закипать. — А как это вообще тебя касается? Ты ведь сам столько лет хотел меня убить. Какая разница, кто это сделает? — Есть разница! Ты не можешь просто взять и сбежать от меня! — Да какое тебе дело, Ген?! — потребовал Сэнку, неосознанно повышая голос, чтобы соответствовать его взвинченному тону. — Я же сломал тебе жизнь, помнишь? Нахрена тебе вообще пытаться меня спасти, когда я буквально олицетворяю всё, что ты ненавидишь? — Потому что мне не всё равно, что с тобой случится, ты, огромный кусок идиота! Они замерли, будто затаив дыхание, и смотрели друг на друга, широко раскрыв глаза и тяжело дыша. Сэнку не был уверен, кто из них двинулся первым. Какая-то часть его сознания была уверена, что сражение продолжается, но это было против всех правил ведения боя. Ещё ни разу на памяти Сэнку не случалось такого, чтобы противник, вместо того, чтобы увеличить дистанцию для защиты или атаки, вдруг, наоборот, рванул его к себе, запустил пальцы в волосы и принялся целовать. Впрочем, Сэнку не отставал. Голову тут же повело, низ живота опалило жаром, кровь резко устремилась в пах. Целовать Гена было так же крышесносно, как он помнил, только ещё лучше — на этот раз не было ни оцепенения, ни замешательства, как тогда, в переулке, только чистый кайф. Казалось, все его нервные клетки вдруг заполыхали разом, бурно реагируя на сводящие с ума губы, на руки, что не давали ему покоя, на сам факт того, что блистательный Ген Асагири прямо тут, рядом с ним, прижимается к нему всем телом волнами упоительного тепла. Сердце взбудоражено затрепыхалось в груди, а мозг опустел и поплыл, как от трёх сигарет за раз, как от ударной дозы алкоголя, как от знаменитой «молнии», чёрт возьми. Губы сами раскрылись навстречу, впуская внутрь настойчивый юркий язык, чтобы притереться к нему собственным и задвигаться вместе в сладком возбуждающем ритме. С явным трудом от него оторвавшись, Ген обхватил ладонью его затылок, и, прижавшись лбом ко лбу, прошептал. — Они могли тебя убить, ты хоть понимаешь? — Пусть бы только попробовали, — Сэнку плевать хотелось на смерть, не сейчас, не теперь. Он притянул назад его голову и вновь жадно накрыл эти пухлые розовые губы своими, утягивая обратно в сладкий, сумасшедший поцелуй, от которого плавилось всё тело. — Ты идиот. Ненавижу тебя, — прошипел Ген прямо ему в губы. Сэнку прикусил ему язык. — Лжец.