Dubious Darkness

— Я буквально слышу, как ты думаешь, — прохладная рука приятно скользнула по коже и обвила его за пояс, а заострённый подбородок уютно устроился на левом плече. Сэнку почувствовал странно-долгожданное тепло чужого тела и заставил себя расслабиться, прижавшись к твёрдой груди. Хорошо. Спокойно. Он стоял на незнакомом ему балконе и смотрел на бескрайнюю гладь океана. Это было… странно. Сэнку не помнил, чтобы он брал отпуск. Когда такое вообще случалось в последний раз?.. Казалось, в его жизни перманентно возникали какие-то проблемы, которые нужно решить, или кто-то, кого хотели убить, а значит, кто-то, кого срочно нужно спасать… Сэнку привык спасать. Он привык решать проблемы. Он привык служить — вся его работа, по сути, заключалась в том, чтобы выполнять приказы. Без лишних вопросов делать всё, чтобы чьи-то желания исполнились, под каким бы благородным (или, что чаще, не очень) соусом они ни подавались. Кто-то всегда чего-то хотел, а Сэнку, ну… он, казалось, давно разучился хотеть чего-то для себя. — Ты так напряжён. Выдохни… Мы заслужили немного отдохнуть, правда? — мягкий, вкрадчивый голос приятно ласкал слух. Сэнку не признался бы в этом никогда, но ему нравился этот голос — его дразнящие нотки, сладкая певучесть, лёгкая хрипотца в эмоциональных моментах… — Ну, чего ты такой? Жаль, что он так редко слышал этот голос вне конфликтов, вне злых издевательских шуток и вне бесконечных словесных перепалок. — Мне жаль… — ну, а что ещё мог сказать Сэнку? Мне жаль, что я создал тебе так много проблем. Мне жаль, что я причинил тебе столько боли. Мне жаль, что своими бездумными действиями и обдуманными бездействиями я разрушил твою судьбу и судьбу близких тебе людей. Мне жаль, что теперь тебе приходится мне помогать. Мне жаль, что всё, на что я сейчас годен, это приносить неприятности. Мне жаль, что я прошу тебя о столь многом… — Шшш… — прохладная ладонь прикрыла его глаза. — Всё в порядке. Ты в порядке, — шептал нежный голос, в котором теперь совсем не было яда. — Я с тобой. Мы со всем справимся. И Сэнку расслабился ещё чуть сильнее. Он извернулся в объятиях и прижал к себе тёплое тело, вжимаясь носом в мягкие вихрящиеся локоны на макушке, наслаждаясь близким контактом. Так приятно. Так спокойно. Он слушал шум океана и звук мягкого размеренного дыхания, чувствовал вкус солёного воздуха и запах сигаретного дыма — чёрт, вот бы сейчас закурить, сколько Сэнку уже не курил? По телу растекалась приятная, ласковая нега. Он был в абсолютном покое. — Скажи мне, чего ты хочешь, Сэнку-чан. — Я хочу прикоснуться к тебе, — без всяких колебаний, без малейший раздумий выдохнул Сэнку. — Ты уже ко мне прикасаешься, разве нет? — мягкий голос дразняще хихикнул, и Сэнку обожал этот звук. — Я хочу не так, — Сэнку тронул губами мягкие чёрно-белые волосы, потому что не было ни сил, ни желания сдерживать этот крошечный нежный порыв. — Я хочу по-настоящему. Как тогда. В переулке… Тёмно-синие глаза хищно, по-кошачьи прищурились. — Да? Хм… Но в переулке было примерно так же… — Но нас прервали. — Ну, что ж, — он повернулся, выскользнул из его объятий и прислонился к перилам балкона рядом с Сэнку, спиной к океану, закрыв глаза и приглашающе раскинув руки. — Тогда делай всё возможное, Сэнку-чан. Сэнку осторожно положил руки ему на грудь. — Ты уверен? Он накрыл его ладони своими прохладными пальцами. — Сэнку, я разрешаю тебе прикасаться ко мне. Но если ты не поторопишься и не начнёшь, мне точно станет скучно, а, так уж вышло, что когда мне скучно, что-то где-то взрывается, — выражение его лица было серьёзным, если не считать озорных смешинок в бездонных лужах огромных зрачков. У него такие красивые глаза. Сэнку медленно выдохнул. Он мягко, едва касаясь, словно боясь разрушить волшебство момента, словно боясь, что он вот-вот отзовёт своё разрешение прикасаться, скользнул ладонями вниз, вытаскивая рубашку из брюк. Чёрт возьми, на всех его рубашках столько пуговиц? Пальцы почему-то совсем не слушались. Сэнку с трудом распахнул воротник, но ему пришлось сделать паузу — невозможно было сдержать порыв прижаться лицом к нежной коже на бледном горле и просто дышать, втягивать его запах, наслаждаться мягкостью и лоском ухоженной шеи, впитывать его тепло… Он нащупал остальные пуговицы, не в силах оторваться от нежного местечка за маленьким ухом, и, расправившись, наконец, с этими блядскими застёжками, откинул рубашку назад, чтобы та небрежно свисала с локтей. Едва дрожащими от предвкушения пальцами Сэнку провёл по сильным плечам, подтянутому торсу, оглаживая узкие рельефные мышцы… Чёрт, удивительно, как у такого изящного и субтильного человека было настолько потрясающе проработанное тело. Помнится, когда Сэнку увидел его в первый раз, у него даже дыхание немного перехватило. Но, стоп, когда же это было?.. Кажется, совсем недавно?.. Он не мог вспомнить контекст, но и оторваться от прикосновений тоже не мог, он водил ладонями по прохладной коже, обводя линии татуировок на плече и груди — там точно были цепи, ножи, карты, но почему-то линии перед глазами расплывались, будто Сэнку не мог вспомнить точную картинку, а это тоже было странно. Каждое его касание было строчкой из оставленного на коже послания прошлого. Явно нелёгкого прошлого. Жизнь, наполненная борьбой, побегами и болью, не могла не оставить следов. Следы от сигаретных ожогов, порезы от падений и драк, плохо зажившие шрамы от плохо зашитых ранений… Всего этого было не очень много — в основном его кожа была вызывающе-шёлковой и притягательной, почти идеальной, — но оно было. И у Сэнку тоже были шрамы. Ощущая, что они оба пережили так много непростых моментов, что они оба испещрены бороздами ошибочных решений, Сэнку казалось, что они могли бы… ну… Они могли поделиться друг с другом своей болью и почувствовать себя не такими одинокими, будучи вместе. Он расстегнул ремень на его брюках, пряжка жалобно звякнула, и… Сэнку завис. Вместо привычной ширинки там снова были пуговицы. Пуговицы его будто преследовали. Какого чёрта? — Я точно знаю, что раньше ты уже видел брюки. Тебе нужна помощь? — мягкий голос снова дразнил, и Сэнку, немного психанув, просто дёрнул плотную чёрную ткань, и пуговицы посыпались по кафелю балконного пола. — Эй? Какого чёрта! Хватит портить моё имущество! — возмутился он, обхватив длинными пальцами горло Сэнку. Сэнку же нервно сглотнул и заглянул в бездонные кошачьи глаза. Казалось, ещё чуть-чуть, и он сможет в них утонуть. — Что скажешь в своё оправдание? — Мне очень жаль, — Сэнку хлопнул ресницами. — Пожалуйста, прости меня. — Думаешь, ты сожалеешь? Ох, дорогой, ты ещё даже не начал сожалеть… — он усилил свою хватку и поднял руку, так, что Сэнку был вынужден встать на цыпочки. — Ты хотел прикоснуться ко мне, да? Ты это сказал? — Да, — кашлянул Сэнку. — Мм. Что ж, дорогуша, я думаю, тебе больше нельзя. А теперь встань на колени, — пальцы на горле резко разжались, и Сэнку буквально рухнул на пятки. — Руки за спину. Я хочу, чтобы ты взялся за локти. И закрыл глаза. — Сэнку сделал, как ему было сказано, обхватывая себя за локти, сильно выгибая спину, и зажмурился. — Если ты откроешь глаза, на сегодня мы закончили. Понимаешь? — Сэнку кивнул. Он почувствовал океанский бриз и растяжение в плечах. Он чувствовал вкус солёного воздуха и запах сладковатого парфюма. Он слышал, как этот потрясающий, удивительный человек рядом с ним снял с себя остатки одежды и бросил их на пол. Сэнку ещё глубже погрузился в этот совершенный, такой долгожданный покой. Ловкие длинные пальцы зарылись в его волосы, провели вдоль щеки, вниз, к подбородку, поднимая лицо вверх, просто заставляя Сэнку подчиниться. — Не шевелись. Сиди вот так. Сэнку почувствовал перед собой тепло его тела, втянул терпкий, пряный запах, ощутил, как прохладные руки скользнули по его коже. — Знаешь, я ведь правда собирался позволить тебе сделать это для меня, дорогой. Хотел позволить тебе меня касаться. Но кое-кто решил испортить мои брюки… Я не знаю, можно ли их теперь починить. Я люблю свои вещи и не люблю, когда кто-то их портит. Открой рот. Сэнку открыл рот. Он почувствовал, как нежные пальцы надавили на челюсть и открыли её ещё сильнее. Он услышал одобрительный шёпот. Он почувствовал солоноватый вкус этих самых прохладных пальцев, скользнувших по языку. — Думаю, в обмен на испорченные штаны я испорчу твоё красивое личико. Сэнку держался совершенно неподвижно. Он мог чувствовать тепло от его ног там, где они касались его колен. Он услышал ни с чем не сравнимый звук, когда несколько раз проводишь рукой по члену, прежде чем снова попробовал эти пальцы на вкус, облизал их и стал ждать. — Ты такой хороший, когда тебе точно говорят, что делать. Такой послушный. Ты — послушная псина, не так ли, дорогой? Но как только тебе позволяют самому выбирать, что делать, начинаются проблемы… Сэнку почувствовал пряный запах чужого возбуждения, и во рту сразу появилось больше слюны, дыхание стало прерывистым. Сильная, уверенная рука схватила его за волосы, оттягивая голову назад. Он не сдержал тонкого стона. — Может быть, это и есть нужное нам решение всех проблем, а, Сэнку-чан? Может быть, мне стоит просто принимать все решения за тебя? Может быть, всё изменится, я буду делать выбор, а ты просто станешь для меня хорошим мальчиком и будешь делать то, что я тебе говорю… Ты бы этого хотел? Голова кружилась. Всё, что мог ощущать Сэнку — только лишь его вкус, его запах, он мог только лишь слышать его голос и чувствовать его тепло… Казалось, он медленно и безостановочно тонул. — Я хочу, чтобы ты умолял меня. Я хочу, чтобы ты умолял меня кончить тебе на лицо. Ты такой красивый, когда просишь. — Рука в его волосах крепко сжалась, и Сэнку осознал, что так или иначе, но ему хотелось умолять. Он хотел, чтобы им гордились, считали его хорошим, хвалили, хотелось- — Пожалуйста. Пожалуйста, не останавливайся. Пожалуйста, дай мне всё, что можешь дать… Он услышал терпкий вздох. Он почувствовал, как волосы оттянулись ещё сильнее, почти до боли. Он почувствовал тепло и- Это тепло от него отшатнулось, попыталось выскользнуть, и Сэнку неосознанно подался вперёд, вслед за ним, прижимая его обратно к себе. Что только что было? Кажется… кажется, он стоял на коленях, и… Тепло буквально вырвалось у него из рук. Сэнку резко проснулся. Мутными ото сна глазами он увидел, как Ген Асагири практически бросился на пол, кубарем свалившись с кровати, и зашипел. — Какого хрена ты меня обнимаешь? — рявкнул тот, потребовав ответа. Сэнку поморщился, его сознание изо всех сил сопротивлялось вот этой вот крайне неприятной реальности и отчаянно хотело обратно, в тёплый сладкий сон, где ему… Стоп, какого хрена ему снилось?! Чего, блядь?! Краем глаза он заметил, как Ген швырнул подушкой прямо ему в голову, и отмахнулся от внезапного снаряда скорее инстинктивно, чем осознанно. — Ты сам ко мне прижался, — буркнул он, пытаясь в экстренном режиме переключиться из грёз обратно в тот мир, где его, на минуточку, ненавидели. — Не мог я к тебе прижиматься! — взвизгнул Ген. У Сэнку дёрнулся глаз. Как этот человек умудрился стать одним из самых успешных преступников, будучи таким непоследовательным? — О, правда? — саркастично протянул он. — Странно, как минимум вчера вечером ты совершенно точно прижимал меня к стене… Асагири тут же взвился. — Пошёл на хуй! Сэнку усмехнулся. Это даже начинало казаться забавным. Он привык, что именно Менталист из них двоих доводил другого до белого каления, но вот так поменяться ролями обещало быть крайне весёлым. — Вот так сразу? Ладно, а что случилось с тем, что ты не хочешь ко мне прикасаться? Следующую прилетевшую в его морду подушку Сэнку отбить уже не успел, он просто завалился обратно в постель и расхохотался. Зазвонил телефон. Это не был телефон Гена. Звук был приглушённым, исходил из другой комнаты и явно не был запланирован ни одним из них. В комнате мгновенно вспыхнуло напряжение. Они с Геном переглянулись, словно по щелчку забыв о предыдущем мелком конфликте перед лицом общей опасности. Сэнку замер, неуверенный, что делать, Ген кивнул ему — будто бы даже утешающе, — и медленно поднялся на ноги, схватив винтовку. Осторожно, словно это был не телефон, а чёртова бомба, он вышел в коридор, явно ориентируясь на звук. Сэнку услышал, как один за другим раскрываются ящики в комоде, и спустя ещё несколько секунд возни Ген, наконец, взял трубку. — Да?.. Да твою ж матушку, Рилл, я чуть коньки не откинул! Какого хрена у тебя тут телефон?! Сэнку мгновенно выдохнул, расслабился и снова откинулся на подушки. Фух. По всей видимости, это хозяйка квартиры решила проверить, как у них тут дела, а значит, эту линию вряд ли можно перехватить со стороны, и их никто не вычислит. Ну, это если судить по той многоступенчатой защите, которую Сэнку успел тут заметить — даже окна в убежище находились под электрическим напряжением, и это он ещё молчал про винтовку и целый ящик боеприпасов. Подобный подход к обеспечению безопасности не мог не вызывать у него уважение — в конце концов, он возглавлял одно из подразделений Бюро, и… Ну, то есть, когда-то возглавлял, конечно. Когда-то. Пусть это «когда-то» и было былью всего лишь несколько дней назад. Сэнку тряхнул головой в попытке отбросить подальше тоскливые мысли. Тяжело было переключиться в совершенно новый режим выживания и приоритетов всего за каких-то жалких три дня, но у него не было иного выбора. У него не было шанса понежиться в иллюзиях или дать себе время на страдания и скорбь по былым временам. Нужно было действовать. Действовать Сэнку умел. Ген тихо говорил о чём-то с Рилл, его голос звучал серьёзно, даже устало, и Сэнку с досадой подумал, что эти двое, скорее всего, обсуждали его и те проблемы, что он им принёс. С каких, блядь, пор, его беспокоило, что он доставлял неприятности лидерам организованной преступности столицы? Как непостижимо повернулась жизнь. Пиздец. Сэнку соскрёб себя с постели, краем сознания отмечая, что у него почти ничего не болит, и это было довольно освежающее ощущение в связи с событиями последних дней, и подошёл к комоду в поисках чистой одежды. Ещё будучи в убежище Гена он с удивлением отметил, что там хранилось сразу несколько комплектов базовых футболок, штанов и трусов разных размеров — вот, и в квартире Амариллис ситуация была похожей. Видимо, это было что-то вроде протокола комплектации убежищ. Очень удобно. Рационально. Сэнку оценил. В холодильнике на кухне не было ничего скоропортящегося — только бутылки с водой и пара коробок батончиков. Видимо, это тоже была своего рода мера безопасности — чтобы избежать ненужных запахов и частого посещения квартиры. Это тоже было разумно, но немного разочаровывающе — Сэнку бы сейчас не отказался от нормальной еды. Пресвятая сингулярность, как же он скучал по запаху свежих булочек от Франсуа… В животе заурчало, и он, скрепя сердце и скрипя зубами, схватил бутылку воды и батончик мюсли. Сэнку заставил себя употребить и то, и другое с механической точностью, не концентрируясь ни на вкусе, ни на странной неопознанной досаде, что растекалась по языку. Он пустым взглядом уставился в окно на заросший травой двор и далёкую линию горизонта, пытаясь унять тревогу, что неприятно зудела под кожей до тошноты. — Ты чего-нибудь хочешь? — внезапно за спиной раздался голос Гена, вырывая его из тумана блуждающих мыслей. Сэнку обернулся. Ген прижимал телефон к плечу, выжидающе выгнув бровь. Сэнку непонимающе моргнул, Асагири закатил глаза и пояснил. — Нам тут торчать с тобой как минимум до завтра. Не знаю, как ты, но я точно ёбнусь, если во мне не будет алкоголя. И, может, игровой приставки? В общем, Рилл отправит к нам одного из своих людей, чтобы что-то принести и спасти нашу кукуху. Так вот. Ты чего-нибудь хочешь? Язык был быстрее мыслей. — Хочу курить. — Ты куришь? — Ген казался искренне удивлённым. — Серьёзно? — Сэнку хотел было ответить, что это не его собачье дело, но тот уже снова приложил телефон к уху и продолжил давать инструкции. — И ещё каких-нибудь не сильно вонючих сигарет. Да не мне, блин… Этот ваш Ишигами полон сюрпризов! Примерно через сорок минут Асагири, который всё это время умудрялся избегать Сэнку в этой крошечной квартире, выскользнул на улицу и вернулся с двумя огромными пакетами. Из пакетов пахло какой-то готовой горячей едой, и это было больше, чем то, на что Сэнку рассчитывал. — Что ты заказал? — полюбопытствовал он, перегнувшись через плечо, пока Ген выуживал из пакетов большую бутылку виски, целый блок сигарет, две коробки с новыми одноразовыми телефонами, простейшую игровую приставку Нинтендо родом откуда-то из детства… Ген вздрогнул. — Не подкрадывайся ко мне со спины, блядь! — шикнул он и сразу достал фирменный пакет из фастфудного ресторана. — Пару бургеров и картошку, чтобы сейчас поесть, и ещё немного продуктов на вечер. И на завтрак, — Сэнку кивнул и принялся помогать разбирать добычу. Тихая суета на кухне ощущалась чем-то странно-домашним, чем-то, что вызывало сладкую тягу под диафрагмой. Даже там, в прошлой жизни, у Сэнку почти не было таких моментов, когда можно было просто… ну… расслабиться и жить. Просто разбирать покупки на маленькой кухне и обсуждать, что приготовить на ужин, глупо пихаться локтями и наслаждаться неясным теплом присутствия другого человека. Это были плохие, пугающие мысли, и Сэнку поспешил перестать их думать. Ген Асагири явно не был тем человеком, с которым возможен вот такой простой уют. Сэнку предпочёл проигнорировать мелькнувшее под рёбрами разочарование, которое вызвала эта мысль. Надо подумать о чём-то другом. Например, о работе. — Ты говорил, мы подумаем о том, что делать, утром. Есть какие-то новости? — Пока нет, — вздохнул Ген. — Это только в кино всё работает так быстро. Но Рилли сказала, Яков уже почти вычислил человека на записях. Он пытается найти её имя и какие-то данные, но это оказалось не так просто. — Её? Менталист медленно задумчиво кивнул. — Ага. На тех кадрах, как выяснилось, определённо, некая мадам. Ну, или субтильный мужчина, замаскированный под мадам. Эти детали нам и предстоит выяснить, — он захлопнул холодильник, куда убрал молоко и упаковку яиц, раскрыл фастфудный пакет и протянул Сэнку аппетитно пахнущий бургер. — На улицах настоящий ад. Честное слово, я столько копов на квадратный метр даже в тюрьме не видел. Нам туда сегодня точно лучше не высовываться, — Ген раскрыл свой бургер и сделал большой укус, с наслаждением помычав. — О, Бишамонтен, как вкусно! Наконец-то нормальная, блядь, еда! — глядя на то, с каким упоением он жуёт, Сэнку поспешил последовать его примеру. — Так вот, — прожевал Ген, — как бы там ни было опасно, у нас тоже не так много времени просто сидеть на жопе. Завтра за нами заедут. Будем разбираться со всеми вводными там, где есть нормальное оборудование. А, ну, и Яша никогда не работает бесплатно, так что… Сэнку моргнул. — Я почти уверен, что мои счета уже заблокированы, но я могу- Ген усмехнулся. Странно тепло, так, что сердце на мгновение стукнулось в рёбра сильнее, чем Сэнку был к тому готов. — О, нет, Сэнку-чан, — протянул он нараспев. — Оплату ты будешь вносить натурой. Буквально… — Я… — он ещё раз отупело моргнул, но так и не смог придумать, как продолжить начатое предложение без необходимого контекста. — Что? — Всё узнаешь завтра! Кохаку тоже как раз успеет раздобыть всю информацию по зацепке с пистолетом. Выясним, что за хрен такой этот Стэнли Снайдер, и, возможно, картина мира станет яснее. А пока нам с тобой надо просто пережить этот день. И, желательно, друг друга не убить. Сэнку пожал плечами. — Это будет не сложно. Ген скептично выгнул бровь. — Ещё нет и полудня, а ты меня уже бесишь. — Но я никогда всерьёз не хотел тебя убивать. — Ну… — кошачьи глаза смерили Сэнку длинным изучающим взглядом и чуть прищурились, — не могу сказать, что это взаимно. После плотного бургерного то ли завтрака, то ли обеда, жизнь, определённо, стала легче, вот только время потекло будто бы ещё медленнее. Они снова по очереди приняли душ. Потом настроили одноразовые телефоны. Ген позвонил этой своей таинственной Кохаку и выдал ей какие-то указания, а Сэнку размышлял, как могла бы выглядеть правая рука Менталиста. В голове почему-то был образ строгой брюнетки с короткой стрижкой и в очках, но Сэнку никогда не был силён в визуализации ассоциаций. Спустя ещё час Асагири сдался и схватил бутылку виски, оправдав это тем, что не в силах находиться в одном помещении с бывшими спецагентами без допинга, и Сэнку, поддавшись очередному его плохому примеру, схватил сигарету и предусмотрительно положенную вместе с пачкой зажигалку. Глядя на источник вонючего дыма в его руках, Асагири драматично вздохнул, закатив глаза, а Сэнку медленно и с упоением затянулся. Наконец-то, блядь. Сэнку даже не был уверен, что во всём этом деле приятнее — то, как густой и горький дым разливался по лёгким таким далёким, почти забытым чувством удовлетворения, или то, как Менталист сморщил свой идеально-кукольный нос в ни на йоту не скрываемом отвращении. Почему-то раздражать его было приятно. Сэнку не совсем понимал, чем это странное удовольствие было вызвано, но этот вопрос казался слишком опасным полем для саморефлексии, поэтому он снова предпочёл его опустить. Пожалуй, прямо сейчас не стоило предаваться анализу своих реакций на этого человека — они, реакции, были пугающе новыми и бурными. Начиная тем, как неистово хотелось подставляться под его касания и поцелуи там, в переулке, заканчивая собственными, блядь, снами. Пиздец. Или его подсознание всерьёз намеревалось отсосать Менталисту, или всё-таки надо почитать какой-то сонник. Всякой такой хуетой типа сонников и гороскопов увлекался Рюсуй. Интересно, что бы он сказал на вопрос о том, к чему обычно снится минет? Сэнку мысленно усмехнулся и затянулся ещё раз. Дым заполнял, казалось, сами его мысли, и это было хорошо. Хорошо… Они валялись на полу у этой чёртовой постели, укрытой сиреневым покрывалом в салатовое сердечко, потому что валяться на постели было будто бы чем-то куда более интимным, чем они оба были к тому готовы. Они полулежали, едва соприкасаясь плечами, изнывая от скуки, предаваясь бессмысленно-декадентским развлечениям — Сэнку курил, Ген хлестал виски прямо из горла, и, Сэнку был уверен, никто из них ни разу в жизни не допускал даже мысли, что однажды они окажутся в этой точке таймлайна. Спустя примерно двадцать минут Ген протянул ему бутылку. Сэнку, подумав немного, схватил вискарь и сделал, по всей видимости, оскорбительно большой глоток, потому что Асагири буквально выдернул его обратно прямо у него из рук. — Ты абсолютный язычник, — фыркнул тот, брезгливо протирая горлышко пальцем. — Ты хоть понимаешь, что ты пьёшь? — Алкоголь? — Сэнку бросил на него короткий дразнящий взгляд. Да, всё-таки, бесить Менталиста — пока лучшее, что сулили ему ближайшие сутки. — Ты, блядь, больше никогда не прикоснёшься к моим напиткам, — возмутился Ген. — Этот виски слишком хорош для такого быдла как ты. Сэнку закатил глаза. — Может, просто дашь мне выпить что-нибудь другое? Мне вообще плевать, что, главное, чтобы там был градус. Асагири пожал плечами. — Больше ничего нет. Если тебе сильно повезёт, может быть, я плюну тебе в рот. Щёки моментально залились самым позорным румянцем в новейшей истории. Сэнку нервно сглотнул. Кажется, он забыл, что в эту игру могут играть двое. Но делать вид, что Ген ему совсем неинтересен и что его присутствие совсем его не трогает, он тоже не собирался. Потому что, ну… Менталист не просто был ему интересен, он терзал его разум. Без шуток. Уже много лет. У Сэнку было к нему так много вопросов. Ген учился в Токийском? На каком факультете? Когда?! Откуда он знаком с Амариллис? Какие у него отношения с Цукасой? Какой была та самая Рури?.. Любил ли её Ген?.. Чем он жил? Чем увлекался? Откуда у него трёхлапая кошка? Чёрт, Сэнку ещё никогда так сильно не хотелось узнать поближе какого-то конкретного человека. Конечно, надежды, что Асагири вдруг станет послушно участвовать в столь сомнительном интервью, было не так уж и много, но… — Итак, — Сэнку прочистил горло. — Какой твой любимый цвет?.. ••• Ген хлебнул свой двадцатилетний Macallan, смакуя во рту драгоценный глоток, наслаждаясь карамельными нотками и лёгким цитрусовым послевкусием, с каждой секундой ощущая, как его взвинченное до предела тело расслабляется под воздействием алкоголя. Он выпивал редко, плохо переносил похмелье, но хороший виски есть хороший виски. Это отдельный сорт удовольствия, который надо было смаковать и которым надо медленно наслаждаться, а не хлестать, как чёртов питекантроп. Ген неодобрительно покосился на Ишигами. Ну что за деревенщина. Ещё и курит. Отвратительно. Впрочем, Ген сомневался, что папочка Бьякуя вообще хоть когда-то разрешал своим щенкам столь низменные развлечения типа алкоголя. Он представил, как мелкие Сэнку с каким-нибудь условным Хромом тайком затягиваются сигареткой после тренировки, и мысленно хихикнул. Даже у самых послушных мальчиков должны были быть их крошечные бунты. Внезапно тишину прорезал хриплый тихий голос. — Итак, — Сэнку прочистил горло, и Ген снова закатил глаза. Конечно, конечно, этот придурок не мог просто заткнуться и посидеть в тишине. Это Ген, несмотря на свою природную экстравертность, привык к одиночному образу жизни, и потому болтал с людьми только по вынужденной необходимости, а младший щенок Ишигами вырос в толпе таких же щенят и, скорее всего, с трудом выносил одиночество. — Какой твой любимый цвет? Чего, блядь? — Ты серьёзно? — фыркнул Ген. — Я не собираюсь вести с тобой светские беседы! — А что ещё нам делать? — пожал плечами Сэнку. — Ты всё равно не думаешь, а тупо бухаешь. Давай, поговори со мной. Вот, например, мой любимый цвет — фиолетовый. Ген моргнул. Это был… неожиданный выбор, мягко говоря. — Фиолетовый? Никогда бы не подумал. — Это классный цвет. Он сочетает в себе и холодный синий, и тёплый красный, а ещё в спектре фиолетовых цветов есть ультрафиолет, а кто не любил побаловаться ультрафиолетовым фонариком? — Сэнку усмехнулся. — Простыни Рюсуя вечно светились белыми пятнами, если ты понимаешь, о чём я. Ладно, это было смешно. Ген даже хихикнул, представив себе эту картину. — У вас была общая спальня? — Ага. Лет до восемнадцати, наверное? Потом Рю с Цукасой начали встречаться, и нас всех экстренно расселили. — О, могу понять, — дразняще ухмыльнулся Ген. — Ты удивишься, но и мой любимый цвет — фиолетовый. Сэнку удовлетворённо кивнул. — Так я и думал. — Почему? Ишигами скептично на него посмотрел и принялся загибать пальцы. — Фиолетовый дым из шашек на твоих демонстративных выходках, фиолетовые шторы в твоём доме, фиолетовые тапочки, единственная фиолетовая толстовка среди целой кучи чёрных шмоток в шкафу- — Ты шарился по моим шкафам?! — ощетинился было Ген, но быстро смирился, махнув рукой. — Впрочем, чего ещё я мог от тебя ожидать? Никакого уважения к личному пространству! Даже во сне липнут! Сэнку аж поперхнулся своим дымом. — Ты сам ко мне прилип! Первый! Ты уснул раньше меня и сразу полез обниматься! — Не мог я лезть к тебе обниматься! — А вот и мог! — Да на кой ты мне нужен! — Ну, тебе, по всей видимости, снился какой-то кошмар, — Сэнку пожал плечами. — Я немного испугался и тронул тебя, а ты вцепился мою руку, как осьминог, и- Ген замотал головой. — Нет-нет-нет! Мне вообще не снятся сны! — Так не бывает. Снятся, просто ты их не запоминаешь. Мне вот, например, тоже сегодня приснился кошмар… Кошмары — это отстой. Было время, когда Гену только они и снились. А потом… потом ему просто перестали сниться сны. В принципе. Но, возможно, этот умный придурок Ишигами был прав, и Ген просто не запоминал те кадры, что выдавало его бессознательное в жалкие часы, когда он спал. Наверное, спящий мозг Гена принял тепло чужого тела за Суйку, и потому заставил его к этому теплу прижаться? Да, пожалуй, это было самым логичным объяснением. Суйка часто спала с ним. Значит, у Сэнку тоже бывали кошмары?.. Впрочем, неудивительно, что им обоим сегодня снилось что-то неприятное. Всё-таки, и у Ишигами тоже сейчас не то чтобы самые беззаботные времена. Ген покосился на него. Тот всё так же сидел, расслабленный и почти ленивый, периодически затягиваясь сигаретой. Ген невольно залюбовался. Вообще, он не любил, когда люди курят, хотя не отрицал, что в этом была своя эстетика. Ему, например, нравился образ того, как курили взрослые, многого добившиеся мужчины — сидя в кожаном кресле, с ухмылкой на губах, чуть прикрыв глаза. Они обычно курили толстые, дорогие сигареты или сигары, небрежно смахивая пепел, пуская кольца дыма, наслаждаясь декадансом сытой, довольной жизни. Ещё ему нравилось, как курили тонкие сигары в мундштуке изящные женщины — томно вздыхая, ломая пальцы, окутывая дымом шторы, закатывая глаза от удовольствия. И, чёрт возьми, ему понравилось, как курил Сэнку. В долгий затяг, со смаком, закинув голову к потолку, будто это было ночное небо, на котором можно разглядеть звёзды. Он мягко улыбался, чуть прищурившись, Ген видел это хорошо, он не смотрел на Гена, не заискивал и не искал его взгляда, не ждал, что он сдастся и проявит свою к нему милость… Несмотря на висевшее фоном отчаяние, несмотря на то, что за последние три дня его привычная жизнь буквально рассыпалась в прах, несмотря на череду предательств и абсолютную неопределённость в будущем, Сэнку был так спокоен и умиротворён, что и Гену почему-то стало чуть спокойнее и теплее. Как он умудрялся быть таким стабильным? Ещё каких-то двенадцать часов назад Ген наблюдал, как в его алых глазах раскалывалась на куски вся вера в человечество, а узловатые длинные пальцы мелко дрожали в отчаянном треморе, и, вот, теперь этот человек сидит, чему-то улыбается, пытается построить планы на завтрашний день и задаёт вопросы… Какого чёрта? Разве можно перестроить свой разрушенный в пыль мир настолько быстро? Ген бы так, наверное, не смог. Интересно, что происходило в его непостижимо умной голове? Помявшись немного, хлебнув ещё глоток виски — то ли для храбрости, то ли для собственной стабильности, Ген набрал воздуха. — Про что тебе снился кошмар? Сэнку чуть сильнее нахмурил раскосые брови и бросил на Гена настороженный взгляд. Он помолчал немного, явно неуверенный, стоит ли говорить, и нервно поджал губы. Его голос звучал каким-то особенно ломким и тихим, что вызвало у Гена странное беспокойство где-то под диафрагмой. — …вчера я впервые убил человека. Там, в Бюро. Ген моргнул. — Впервые? — Я знаю, что ты считаешь меня убийцей, Ген, — Сэнку вздохнул и стряхнул пепел в найденную на кухне чашку, — и, наверное, в какой-то степени всё так и есть, но я никогда никого не лишал жизни намеренно. И уж тем более — своими руками. А вчера я убил. — Оу… — чёрт возьми, что вообще говорят в таких ситуациях? — Ну… кого? — Какого-то молодого офицера, — хмыкнул Сэнку, достал ещё одну сигарету и снова затянулся. — Я воткнул ему в шею арматуру. И мне снились его стекленеющие глаза. И этот звук, когда железяка пронзает плоть, блядь… — он покачал головой. — Это просто пиздец, на самом деле. У меня ещё не было времени как-то это обдумать и пережить, всё-таки, я и сам был почти что одной ногой в могиле, но стоило остановиться, расслабиться, и… бля. Это тяжело. — Да, — просто ответил Ген и глотнул ещё виски. — Это тяжело. Над ними снова повисла тишина. Уже почему-то далеко не такая неловкая и неприятная, как раньше. Спустя несколько минут Сэнку снова заговорил. — Как ты с этим справлялся? — С чем? — С тем, чтобы… ну… Ген усмехнулся. — Чтобы убивать людей? — Ага, — замялся тот. — И оставаться при этом неплохим человеком. Настала очередь Гена отупело моргать от внезапных заявлений. Он закашлялся и вылупился на Сэнку так, будто тот представил ему неопровержимые доказательства внеземной жизни. — Это я-то хороший человек? Ишигами невозмутимо пожал плечами, будто не он тут бросался сомнительными заявлениями насчёт морального облика Менталиста. — Я не сказал хороший. Я сказал, что не плохой, — он сделал какой-то неопределённый жест рукой. — На мой взгляд, это разные вещи. Я не одобряю твои методы, но твои посылы… ну, я их понимаю? В них есть своего рода благородство. Ты совершал действительно ужасные вещи, которые я никак не могу оправдать, но при этом ты… ну, я не просто так пришёл к тебе за помощью. Ген ошалело покачал головой. — Что ты несёшь вообще? Ты же сказал, что тебе просто больше некуда было идти! — Это тоже, — кивнул Сэнку. — Никто, кроме тебя, не смог бы противостоять отряду силовиков. Но часть меня верила, что ты мне поможешь. Весь остальной я, конечно, утверждал, что это совершенно конченое решение, но вот мы здесь, и я даже жив, и, вау, ты мне помогаешь. — И как я докатился до такой жизни? — Ген усмехнулся и слегка пихнул его локтем. — Ты плохо на меня влияешь. Портишь мой благородный злодейский имидж. — Ну, ты сам вчера сказал, что ещё неделька, и из меня вполне получится приличный злодей… Они рассмеялись. Сидеть вот так, в безопасности, никуда не бежать, не спасаться, обмениваться дурацкими шутками — это было… Удивительно приятно. Ген ощущал, что алкоголь уже основательно расслабил и его разум, и его тело, и теперь мысль поговорить с Ишигами по душам уже не казалась такой удушающе неправильной. Да, хрен его знает, что с ними будет, когда всё это закончится, но… почему бы не воспользоваться моментом? Вряд ли у них ещё будет подобный шанс, независимо от того, как повернётся их жизнь уже завтра. Он снова поднёс бутылку к губам, наслаждаясь терпким дубильным вкусом. — Ты говоришь, что я неплохой человек, Сэнку-чан, и это даже мило, нет, правда мило, но это не так. — Я в это не верю. Ни на секунду, — Сэнку невозмутимо почесал ухо. — Но продолжай. Ген практически сердито на него посмотрел. Эй, он тут, вообще-то, собрался делиться всеми ужасами своего прошлого, а этот его неуместный оптимистичный энтузиазм, каким бы очаровательным он ни был, делу не помогал. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. У таких людей, как я, не бывает счастливого конца, — под кожей разливалась горькая тоска, и Ген с силой потёр переносицу. — Если Бог существует, я точно буду гореть в аду. — Если ад существует, мы будем гореть там вместе. Теперь Ген начинал злиться. Как бы он ни ненавидел Ишигами, глупо было сравнивать масштабы их злодеяний, разве нет? — Не льсти себе, Сэнку-чан, — огрызнулся он. — Одна арматура в чужой шее ещё не ставит тебя на одну ступень со мной! — А сколько мне нужно таких арматур? — удивительно, но тон Сэнку не был ни дразнящим, ни издевательским. Он звучал серьёзно, почти тоскливо, так, будто его и правда интересовало, как так вышло, что Ген оказался там, где оказался. Ген бросил на него взгляд. — Ты спрашиваешь, сколько я убил людей? — Ген не стал дожидаться ответа. Он отвернулся, не в силах смотреть в это чистое, раздражающе-светлое лицо. — Много, — он сказал это так тихо, будто на него свалили груз в 1000 тонн, пронзив насквозь сердце и не давая набрать в лёгкие воздух. Кто бы мог подумать, что говорить об этом настолько нелегко? — Я убил множество людей, Сэнку-чан. Сначала во имя Рури. А потом — во имя себя самого. Некоторых — потому что они причинили зло тем, кого я любил. Но некоторых просто потому, что они стояли у меня на пути, — мрачно добавил он. — Всего неделю назад, если ты помнишь, я взорвал целый полицейский участок. И в тот же день — ещё пару зданий. Там сто процентов погибло несколько человек, а я даже не знаю их имён. Более того — теперь я не хочу их знать. Больше не хочу, — Ген снова глотнул виски, неясно понимая, что говорит слишком много, но будто уже не в силах остановиться. — Всё, что я делаю, незаконно. За всё, что я делаю, меня следовало бы посадить в тюрьму уже примерно миллион раз. Твоя шутка про пятнадцать пожизненных — это не шутка, Сэнку-чан. Но знаешь, что самое отвратительное? — Ген по-прежнему не смотрел на него, по-прежнему смотрел в стену, в пол, в сторону, куда угодно, только не на человека, в глазах которого почему-то отчаянно боялся увидеть презрение. — Мне всё это нравится. Я ни о чём не сожалею. Последовала долгая, тягучая пауза, такая напряжённая и пугающая, что Гену показалось, будто он летит в пропасть. Это было странно. Сэнку прекрасно знал, кто он. Он знал пусть далеко не обо всех, но точно о многих его преступлениях. Они охотились друг за другом последние семь лет, но почему-то сейчас казалось, будто что-то изменилось. Спустя то ли минуту, то ли вечность, очень тихо и совсем без юмора в голосе, Сэнку задал вопрос. — Эти люди, которых ты убил лично. Ты помнишь их? Ген торжественно кивнул. — Каждого из них. Во что они были одеты, где они были, что они делали до того, как я… Их лица, украшения, татуировки, всё. Сэнку хмыкнул. — Ты говоришь, что ни о чём не сожалеешь, — всё так же осторожно и невероятно тихо продолжил он, — но сожалеешь ли ты о ком-нибудь из тех, кого ты убил своими руками? — Большинство из этих людей, на мой взгляд, заслужили плохой конец, — честно ответил Ген, невольно отыскивая сучок на деревянной поверхности пола, на котором они сидели, и не сводя с него глаз. — Люди, которых я убил, были плохими, очень плохими людьми, но, наверное, можно было бы поступить с ними как-то иначе. Да, наверное, о каких-то решениях я сожалею? — перед глазами промелькнули кадры из прошлого, и сердце тоскливо сжалось. — В то время я был преисполнен желанием мести и яростью, во мне было мало здравого. Наверное, мог быть иной выход. Я часто об этом думаю… Но есть несколько человек, о которых я нисколько не сожалею, — голос предательски дрогнул, и Ген продолжил намного тише. — Если бы у меня была возможность провернуть время вспять и поступить по-другому, я бы поступил по-другому со всеми, кроме них. Этих людей я бы убивал в каждой жизни, в каждой Вселенной, раз за разом, всегда. — Кто они были? — так же тихо спросил Сэнку. В его голосе не было осуждения. Это был просто вопрос, и у Гена не возникло желания защищаться. Просто рассказать. — Первые трое, которых я убил в своей жизни, — Ген проглотил подступившие к горлу эмоции, сердце почему-то бешено колотилось и в то же время билось ужасно медленно. — Что сделали эти люди?.. — Ну… это было давно. Ты знаешь. Мне было всего двадцать один… и девушку, которая была моей душой, убил полицейский. А потом я убил этого полицейского. Ген услышал тихий вздох Сэнку, но так и не рискнул на него посмотреть. Сэнку прочистил горло, неуверенный. — Ты… ты убил Магму?.. Но… — О, ты не знал, за что меня упекли в тюрьму? — он усмехнулся. — Какая недоработка. Я был уверен, ты досконально изучил моё дело. Голос Сэнку звучал таким ломким. — Я изучил твоё дело, но… Там не было имени… сейчас я понимаю, что, наверное, потому что то был офицер? И было сказано, что это было дело о превышении необходимой самообороны, а не убийство, так что срок небольшой, всего год, кажется? — Ага, — Ген сделал несколько больших глотков виски, чтобы хоть немного заглушить подкатившую к горлу тошноту. — В общем-то, всё так и было. Ты видел наши размеры? Магма тогда и сам меня чуть не прикончил, это и помогло в суде всё вывернуть, так сказать, в мою пользу. Но это не отменяет моего намерения его убить. Я хотел отомстить. Ген хорошо помнил тот вечер. У него были только нож и отчаяние, а этот офицер, который ушёл в отставку спустя каких-то пару недель после того, как отнял у него Рури, был действительно огромным. Ген был готов к тому, что этот ублюдок просто его прибьёт. Что уж там — какая-то его часть, наверное, хотела такого расклада. Но всё случилось как случилось. Магма избил его тогда до полусмерти, но Ген сумел воткнуть нож ему в печень и хорошенько его провернуть. Превышение необходимой самообороны. Просто смешно. Сэнку подозрительно притих. Ген осторожно на него взглянул, внезапно встретившись с выразительным и глубокими тёмно-красными глазами. Сэнку смотрел на него каким-то сложным задумчивым взглядом, чуть нахмурив брови, поджав губы, такой серьёзный, будто решал в уме систему уравнений с тремя неизвестными. Спустя примерно минуту он отвёл взгляд. — Ты отомстил. Я могу тебя понять. Правда, могу. Скажи, ты… ну, Рури… она… вы были вместе? — он странно замялся. — Я имею в виду, ты любил её? Ген склонил голову вбок, пытаясь понять, к чему вообще этот вопрос. Сэнку явно немного нервничал. Почему? Непонятно. Он пожал плечами. — Конечно, я любил её. Но мы не были вместе, если ты спрашиваешь о романтических отношениях. — Но… — золотистая веснушчатая кожа на высоких скулах залилась тёмным румянцем, и Ген почти рассмеялся от этой внезапной нервозности всегда невозмутимого Ишигами. — Как?.. — Ты спрашиваешь, как можно кого-то любить, но не встречаться? Боги, ты серьёзно? Ты слышал что-нибудь о братской или дружеской любви, я не знаю? Тот покраснел ещё сильнее и раздражённо фыркнул. — Ну, ты просто говоришь о ней не как о сестре. Ген горько усмехнулся. — Рури была старше. Она приютила меня, когда я сбежал из дома, дала мне крышу над головой и ощущение тыла. Конечно, я был в неё немного влюблён. Она была потрясающей. Но мои чувства были платоническими, а она воспринимала меня как глупенького младшего брата, так что… — Ясно, — кивнул Сэнку. — Это я тоже могу понять. Но Магма — это только только один человек? Ты сказал, что их трое? — Ты правда хочешь послушать мою историю? — Я похож на того, кто любит поболтать просто так? Ишигами-младший не был на такого похож. Он явно был скорее из тех, кто предпочитает молчать, чем говорить, хотя из них двоих именно он всё время пытался завести разговор. Ген покачал головой. — Это будет долго. Сэнку пожал плечами и устроился поудобнее, усевшись к Гену полубоком. — Не вижу, чтобы мы куда-то торопились. Было что-то странно терапевтическое в том, чтобы исповедаться человеку, которого он ненавидел. Ненавидел же? Почему-то не получалось наскрести под кожей достаточно былой ярости, чтобы назвать свои чувства ненавистью, но Ген не собирался искать для них новое обозначение. Это казалось чем-то зыбким, опасным, туда явно лучше было не соваться. Это были слишком сложные эмоции, чтобы бросаться словами и поспешными выводами. — Первый человек, которого я убил, был Магма. Это был мой первый раз, — он усмехнулся, — это было непродуманно и глупо, и потому меня поймали. Я даже не пытался тогда ничего скрыть, мне казалось, будь что будет, ничего хуже, чем смерть Рури, со мной уже не случится, но… — Ген стиснул зубы, но не от гнева, а от бесконтрольно растущей боли от своих воспоминаний. У него немного перехватило дыхание, и он хлебнул виски. Теперь уже точно для храбрости. — Чёрт, я плохо понимал, что меня ждёт в тюрьме. Помнишь, я шутил, что ты не знаешь, что с такими, как я, обычно делают на зоне? Так вот, я не шутил. Сэнку моргнул. — Я… не очень понимаю, о чём ты… — его голос звучал почти стыдливо. — О, моё милое летнее дитя, — Ген сделал ещё несколько глотков вискаря. Чёрт, возможно, такими темпами одной бутылки до конца дня ему не хватит. — Видишь ли, у меня красивое лицо. И довольно субтильное хрупкое тело. Я и сейчас немного похож на девчонку — большие глаза, пухлые губы, почти не растёт борода, — а уж тогда, в двадцать один, я и подавно был смазливым. Меня называли сладеньким, — алые глаза понимающе распахнулись, и Ген растянулся в очень недоброй улыбке. — О, вижу, ты представил себе этих прожжённых мужланов, которые не трахались вечность и умели выстраивать иерархию только лишь посредством опущения и унижения. — Там тебя?.. — О, пытались неоднократно, но у меня получалось как-то уворачиваться. Я там подружился с одним авторитетным старичком, и от меня довольно быстро все отстали. Но был один парень, который вечно меня задирал. Я его бесил одним своим существованием. А тут за меня ещё и местный авторитет заступается! Редкий мудак, блядь. Однажды он подкупил охрану и утащил меня на прогулке к одному из подсобных помещений… — Ген мрачно усмехнулся и посмотрел на Сэнку. Тот сидел, приоткрыв рот, и слушал его заворожённый, в каком-то кромешном шоке. Это было даже забавно. — Он меня ударил по башке, стянул свои штаны, и… ну, реально, ещё минута, и он бы засунул в меня свой грязный пенис, но ублюдок подумал, что расстёгивать мой тюремный комбез слишком долго и решил его разрезать. Это и была его главная ошибка — достать нож. Он был куда сильнее меня, но я ловкий. И быстрый. И умею обращаться с ножами. И прежде, чем этот урод успел схватиться за свой член, я отрезал ему яйца, а потом перерезал горло, — в голосе Гена звучали яд и гордость одновременно. — Потом меня там все боялись. Это было даже весело. Сэнку сглотнул. — Охуеть, — выдохнул он, ошалело хлопая глазами. — Это… но как тебе не увеличили срок? — Связи решают всё, — Ген хмыкнул. — В тюрьме своя иерархия. То, что для меня всё закончилось относительно хорошо, не значит, что я не просыпался потом в холодном поту и не дёргался от внезапных касаний ещё долгие месяцы… До сих пор ненавижу, когда ко мне подкрадываются со спины, — он замолчал. Он ощущал… пустоту. Ген предпочитал не вспоминать те времена. Казалось, всё, что его преследовало тогда — лишь отчаяние и страх. Весь тот год — одна большая психотравма, о которой он никому не рассказывал. Даже Рилл. Даже Кохаку. А сейчас зачем-то рассказал. Пусть не и всё, но многое, и… это ощущалось очень странно. Гену не хотелось, чтобы его жалели. Жалость — буквально последнее, что было ему нужно. Но и высмеивать свой опыт он ещё не был готов. Все эти годы он варился один на один со своей болью, и казалось, в мире не было ни одного человека, который мог бы просто выслушать, просто- — Каково это, — внезапно прервал его размышления Сэнку, — отрезать кому-то яйца? Ген моргнул. Он очень медленно поднял голову, его глаза снова встретились с багряными глазами Сэнку, и в них… совершенно точно не было жалости. Не было страха. Не было желания высмеять. Только чистый интерес, только концентрированное любопытство. Ген не смог снова отвести от него взгляд, с трудом переваривая то, что только что произошло. Или, скорее, не произошло. — Ты… это твой вывод из всего, что я тебе рассказал? Серьёзно? — Ну, это вроде как… Я имею в виду, — Сэнку замялся, ещё сильнее наклонился вперёд, оперевшись на руки, и понизил голос до шёпота, хотя они были тут только вдвоем, — я могу себе представить, какового это — перерезать горло, но отрезать яйца… правда, на что это похоже? Ген снова моргнул, всё ещё не сводя с него глаз. — Отвратительно. И очень грязно. — Так я и думал, — удовлетворённо кивнул Сэнку, снова откидываясь на боковину кровати и скрестив руки на груди, странно довольный совершённым открытием. — Ты знаешь, ублюдок это заслужил. Я имею в виду, любой урод, который делает что-то подобное, заслуживает, чтобы ему отрезали яйца. Ты защищался. И защитился. Сказать, что Ген немного охренел, было бы преуменьшением. Он был поражён. Потрясён сверх всякой меры. Как… почему… — Сэнку-чан… — бля, да Ген даже не знал, о чём конкретно хотел спросить. Что с тобой, блядь, не так? Ты с ума сошёл? Почему ты оправдываешь его преступления? Да, Ген и сам их, честно говоря, оправдывал, но этот-то куда?! И вот такие нынче герои нации? Готовые отрезать яйца неслучившимся тюремным насильникам? Однако, упомянутый герой нации просто довольно ему улыбнулся. Очень умной, понимающей улыбкой. — У тебя была жестокая жизнь, Ген. Но, наверное, это не делает тебя жестоким человеком. Извини, что я вчера назвал тебя чудовищем. Я погорячился. Все, кого, по твоим словам, ты убил, получили свою смерть не просто так. И ты говоришь, что помнишь каждого из них? Их лица и всё остальное? — Ген кивнул, и Сэнку покачал головой, глядя прямо ему в глаза. — Ну, значит, я тоже буду помнить. Наверное, это правильно? Не знаю… — он вздохнул. — Ты убивал… скорее всего, очень плохих людей. Я же… ну, не уверен, что тот офицер был плохим человеком. Он был таким юным… — Ты был напуган. Ты был в смертельной опасности и ты защищался, — почему-то Ген испытал какое-то совершенно неистовое желание поддержать этого придурка. Откуда взялось это желание, он предпочитал не думать. — Это трагическая случайность, но никто не может утверждать, что тот офицер не убил бы тебя, если бы ты не сделал это раньше. Сэнку кивнул, нахмурившись, и потянулся за третьей сигаретой. — Спасибо. Это то, что я говорю сам себе, но… — Но это нелегко, да, — согласился Ген и окинул пламя зажигалки неодобрительным взглядом. — И всё-таки, какого хрена ты куришь? ••• Они проболтали вот так ещё несколько часов, периодически отвлекаясь на тишину и походы в уборную. Сидеть плечом к плечу с немного хмельным Менталистом и слушать его истории оказалось довольно интересным опытом, за неимением лучшего слова. Ген был хорошим рассказчиком. После истории про тюрьму казалось, что расспрашивать об убийствах дальше уже неуместно, и Сэнку попытался перевести тему. Он не был готов испытать ещё больше сочувствия к человеку, чей послужной список преступлений представлял собой толстый исписанный мелким почерком журнал. Но теперь Гена хотелось… Защитить. Сэнку понимал, что это хреновая тенденция, но чем больше он узнавал Асагири, тем больше понимал, что, встреться они в других обстоятельствах, они бы… ну… смогли, как минимум, подружиться? Они ведь буквально учились в одном университете! Чёрт, Сэнку до сих пор недоумевал от этой информации. Почему-то ему было очень трудно представить, что великий и ужасный Ген Асагири когда-то в юности делал что-то настолько… нормальное, как ходить в универ. — Ты удивишься, — смеялся Ген, когда Сэнку, наконец, спросил, какой же факультет Токийского тот окончил, — но когда ты уже был на четвёртом курсе, я как раз поступил. Я слушал твоё приветственное слово для первокурсников. — Погоди, ты что, тоже юрист?! — опешил Сэнку. — Серьёзно? Главный преступник страны учился на адвоката?! — Ну, не то чтобы я планировал становиться преступником, — театрально возмутился Ген. — Но ты приложил для этого все усилия! — Да пошёл ты! Я вообще не думал, что ты где-то учился! Асагири ахнул, драматично схватившись за сердце. — Неужели ты думал, что я необразован только потому, что я преступник? Как невежливо с твоей стороны, Сэнку-чан! Да я был одним из лучших на своём потоке! Потом Ген расспрашивал о том, каким был Цукаса в шестнадцать лет, и неистово хихикал над тем, что у того были прыщи. А Сэнку от души поржал над рассказом о его знакомстве с Амариллис. Асагири был умным. Харизматичным. Очаровательным… И всё-таки, что бы было, познакомься они в других обстоятельствах? Может быть, если бы Сэнку был парнем, которого Ген встретил в одном из коридоров юрфака, тем, кто догнал бы его после пар и пригласил… ну, например, на свидание? Если бы Сэнку не таскали по командировкам, если бы он не был вынужден учиться почти экстерном, если бы он поступил, как и все нормальные люди, в восемнадцать, а не в пятнадцать, тогда бы Ген как раз был на последнем курсе, а Сэнку был бы первокурсником, и он бы слушал его приветственное слово… Если бы Ген Асагири не был преступником, если бы Сэнку Ишигами не работал на правительство, если бы между ними не было этой череды смертей и несчастных событий, если бы они оба были просто двумя парнями, которые нравились друг другу… Мог бы тогда Сэнку прикоснуться к нему сейчас? Убрать с этих красивых синих глаз растрепавшуюся прядь чёлки? Коснуться мизинцем его прохладного мизинца, когда их руки так близко? Мог бы Сэнку поцеловать его? Это были плохие, неуместные мысли, но от них было так сложно избавиться, когда Ген почти навалился на его плечо, совсем хмельной и по-дурацки весёлый, когда он был такой тёплый, и его волосы так приятно пахли. История не терпит сослагательного наклонения. Возможно, в какой-то из параллельных Вселенных, они встретились бы в других обстоятельствах и могли сейчас поцеловаться, или целовались бы уже давно, но в этой конкретной реальности они находились по разные стороны баррикад, и эта крошечная передышка была лишь паузой, лишь временным перемирием, которое, увы, никак не влияло на дальнейший сюжет. Почему-то думать об этом было подозрительно больно. В животе предательски заурчало. Ген, который прямо сейчас рассказывал дурацкую историю о том, как Цукаса в прошлом году заболел ветрянкой, и они с Амариллис устроили ему ещё одни демонстративные похороны, прежде чем посадить в изолятор, комично захлопнул рот и глянул на Сэнку. — Ты что, голодный? Сэнку задумался. Живот заурчал ещё раз. — Видимо, да. — Бля, — вздохнул Асагири, — ещё бы. Уже почти семь вечера… Как мы так умудрились скоротать день? — он резво вскочил на ноги, пожалуй, слишком резво для человека, в котором была почти целая бутылка виски, поскольку недвусмысленно пошатнулся, и Сэнку поспешил его поймать. Ген глупо захихикал, совсем как мальчишка. — Пошли, найдём чего-нибудь пожрать. Сэнку удивлённо отметил, какое юное у него лицо, когда он вот так улыбался. Это тоже была лишняя мысль. Совсем неуместная. Вместо того, чтобы её думать, Сэнку смиренно побрёл за Геном на кухню, прикладывая просто титанические усилия, чтобы не пялиться на его задницу в этих спортивных брюках. ••• Как же приятно было быть пьяненьким. Ген редко позволял себе пьянеть — он вообще никогда не бывал, что называется, «в щи», — но вот так, чтобы просто побыть навеселе, чтобы, наконец, хотя бы немного расслабиться и перестать терзаться бесконечными удушающими мыслями, — о, порой это было просто необходимо. Особенно, блядь, в условиях всего произошедшего за последнюю неделю. Конечно, пить в компании Ишигами не было верхом его мечтаний, мягко говоря. Но это оказалось куда приятнее, чем можно было предположить с учётом их непростого бэкграунда. Сэнку был странно забавным. Слишком серьёзным, на вкус Гена, но, возможно, проблема была в его возмутительной трезвости. Ген сдержал сердитое обещание не давать тому свои напитки, но всю дорогу перманентно думал о внезапно возникшем намерении плюнуть Сэнку в рот… Это должно было стать своего рода угрозой, но Сэнку в тот момент так очаровательно покраснел, что что-то тёмное у Гена под кожей заинтересованно встрепенулось. Хотелось ещё подразнить его, вызвать ещё больше потупленных взглядов и трогательных мазков румянца, хотелось медленно провести пальцем по горячей золотистой коже, хотелось- Чёрт возьми, какого хрена ему всего этого хотелось?! Но почему-то очень сложно было предаваться саморефлексии, когда Сэнку был так близко, и он был такой тёплый, и смотрел так серьёзно, вдумчиво, почти доверчиво… Глупо, так глупо было отрицать, что он совсем не привлекает Гена — всё было бы куда проще, если бы это было так. Но притягательность Ишигами была сродни притягательности бездонной бездны — туда тоже хотелось смотреть и что-то тёмное желало туда упасть, вот только если сделать тот роковой шаг, назад дороги уже не будет. Дальше только боль. И смерть. Но, всё-таки, интересно, что было бы, повернись жизнь по-другому? Если бы не случилось всего этого кошмара? Если бы их не разделяла пропасть из смертей и ошибок? Если бы они оба выросли в других обстоятельствах? Ген вполне мог представить их вместе в какой-нибудь старшей школе. Сэнку бы точно руководил замшелым научным клубом, ходил бы в белом халате и синтезировал бензин из пластиковых крышечек, а Ген… ну, возможно, он тоже вступил бы в научный клуб? Или нет, основал бы свой? Подростком он увлекался фокусами, можно было бы создать клуб иллюзий или что-то такое же по-дурацки весёлое… Они бы с Сэнку точно поладили. Ген знал это наверняка. Он почти видел, как ловит Ишигами в коридоре после уроков и приглашает его на свидание, а тот очаровательно краснеет, — вот прямо как сейчас, когда Ген рассказывал про то, как переодевался в женщину для одной из своих миссий и учился ходить на каблуках, — и соглашается. Они бы пошли пить холодный чай, есть острую лапшу и держаться за руки. И болтать о звёздах. И… И история не терпит сослагательного наклонения, Ген. Остановись. Ты ведь помнишь, что это приведёт лишь к ещё большей боли, правда? Кстати, о лапше. Надо бы поужинать. Возможно, все эти странные, зудящие и тревожно-тянущие ощущения под диафрагмой вызваны голодом, и Ген просто немного сошёл с ума, принимая их за бабочек в животе? — Что мы будем есть? — Сэнку снова подкрался сзади. Ген вздрогнул. — Не надо, блядь, так делать, если ты не хочешь, чтобы я схватил микроинсульт! Тебе придётся разбираться с моим трупом! — Извини, — его голос звучал до смешного серьёзным, почти испуганным, будто в его голове вероятность внезапной смерти Гена приобрела внушительный вес. — Я больше так не буду. — Вот и умница, — фыркнул Ген. — Я думаю, нам нужна лапша. Это самое простое, что можно приготовить. — Я не умею готовить, — честно признался Ишигами с видом, будто делится грандиозным стыдным секретом. — О, поверь, я на тебя даже не рассчитывал, господин мне-всю-жизнь-готовил-дворецкий. Сэнку нахмурился. — Откуда ты знаешь про Франсуа? Нет, ну этот гениальный придурок порой и правда не умел сложить два и два. Ген рассмеялся. — Ты не поверишь, но я хорошо знаком с Цукасой, и порой он рассказывает о своей прошлой жизни. Итак, приступим к готовке… — Научи меня, — поспешно выдохнул Сэнку. Ген обернулся и смерил его взглядом. — Что? — красные глаза отупело моргнули. — Я действительно хотел бы научиться. Несправедливо, что только ты из нас двоих умеешь себя прокормить. Нет, ну я, наверное, сообразил бы что-то в экстренных обстоятельствах, но… Ген подавил смех. Было что-то незрело-очаровательное в том, как бывший глава Спецподразделения грёбаного Бюро обиженно дул губы от мысли, что Ген Асагири в чём-то лучше него. — Ладно. Полагаю, смерть от голода не заслужил никто, — он хихикнул. — И уж тем более, смерть от духоты. — Причём тут духота? — Потому что ты невероятно занудный и сварливый, когда хочешь есть, — Ген извлёк из шкафчика продукты и включил чайник. — Так что, кормление Ишигами — это своего рода превентивная мера, чтобы самому не задохнуться, понимаешь? — Сэнку надулся ещё сильнее. Ген и не замечал, что линия его губ могла быть настолько капризной. Это было даже мило. Он отошёл в сторону и протянул бывшему спецагенту свой нож. — Держи. Будешь резать овощи. Сэнку зачарованно и почти неверяще глядел на клинок. — Мне точно можно его взять?.. — Если ты попробуешь потыкать им в меня, просто помни, что я быстрее, и имею опыт отрезания яиц. — Понял, — рука Ишигами на мгновение схватила руку Гена, осторожно перехватывая нож, и пламя живого человеческого прикосновения практически обожгло ему кожу. Сэнку послал ему робкую улыбку. Ген хотел было закатить глаза, но уголки губ сами растянулись в ответном жесте, куда быстрее, чем успел среагировать его хмельной от выпитого виски мозг. Ген тряхнул головой и потянулся за пачкой лапши. Какого чёрта это было? Создавалось такое ощущение, будто между ними образовался какой-то странный пузырь тепла, и Ген всерьёз боялся в этом тепле задохнуться. Сэнку был до глупого неумелым. Нет, правда. То, как он пытался нарезать зелёный лук, было просто преступным, Ген не выдержал и расхохотался почти до слёз, но всё равно терпеливо провёл своего бестолкового ученика через все этапы: от нарезки овощей до сервировки идеальной тарелки говяжьей лапши. Ну, это, конечно, не было идеально, поскольку неловкие руки Сэнку то и дело норовили что-то испортить, но Ген сделал скидку на то, что тот готовил впервые. Так что, да. Это было идеально. По крайней мере, пахло это вкусно. И соприкасаться друг с другом то и дело в совершенно не запланированных случайных моментах было… приятно. Тепло. Отвратительно-уютно. Ген надеялся, что уже завтра он забудет об этом чувстве. Сэнку скептично оглядел две тарелки с небрежно разложенной лапшой и тот беспорядок, который они устроили на кухне. — Это ведь съедобно, правда? Ген закатил глаза и без колебаний сделал глоток бульона. Это было… ну, нормально, не крышесносно, но и не отвратительно. Он удовлетворённо вздохнул. Всё-таки, горячая домашняя еда творила удивительные вещи со стабильностью его психики. Ишигами резко выдохнул, словно перед прыжком в воду, и схватил свою тарелку. Он осторожно глотнул бульон, втянул в себя длинную лапшичную полоску и удивлённо вскинул брови. — Ух ты! Вкусно! — Конечно, — мурлыкнул Ген. — Ты был достойным учеником! — Спасибо, Ген, — от вида этой искренней и тёплой улыбки сердце зачем-то пропустило удар. Всё-таки, Ген был слишком голодный. Не могли же это в самом деле быть пресловутые бабочки в животе. Нужно было срочно отвлечься. Срочно чем-то заняться, чем-то, что не было бы разговорами по душам и возмутительной близостью совместной готовки. Точно! Приставка! Разобравшись с беспорядком на кухне, Ген раздобыл в ящике под кроватью старенький телевизор. В его убежищах всегда были средства связи с миром, но Рилли была куда более строгих правил и полагала, что любая точка доступа в интернет потенциально катастрофична, потому и телевизор был пузатым, тяжёлым и требовал специфических умений. Впрочем, удобно, что вместе с Геном тут заперли буквально специалиста по всякой дурацкой технике. Сэнку взялся за настройку телевизора и приставки к нему с небывалым энтузиазмом заядлого механика. Они выбрали гонки. Конечно, гонки! Во-первых, Гену было жизненно необходимо снова почувствовать этот соревновательный дух, вернуть их с Ишигами неуютно-уютную динамику в старое доброе конфликтное русло, иначе высок был риск, что он просто ёбнется на фоне возникшего когнитивного диссонанса из своих чувств и эмоций. А во-вторых, это же гонки! Ген был чертовски хорош в гонках. У Ишигами не было и шанса. Правда? Правда ведь? Блядь, да какого хрена! На третьей попытке не проиграть уже на третьем повороте Ген грязно матерился, а Сэнку отвратительно самодовольно хохотал. — Сдавайся, Менталист, — усмехался он, — ты уже достаточно опозорился! — Да хрена с два! — рявкнул Ген. — У меня просто джойстик тупит! Сэнку скептично помычал, но очень вежливо предложил. — Давай поменяемся? — Давай, — Ген выхватил контроллер у него из рук, сунув взамен свой. — Готовься, Ишигами. Я тебя уничтожу! Я тебя унижу, понял? Растопчу тебя морально! — О, ну, давай, давай, Менталист, уж постарайся, — ехидно протянул Сэнку, — ты же хочешь познать ещё одно поражение? Погнали! Они подались вперёд, ближе к старенькому выпуклому экрану, ожидая старта нового уровня, и Ген пустил в ход всю свою сосредоточенность, всю свою концентрацию, чтобы успеть сорваться первому и унестись вперёд с ощутимым преимуществом! Ишигами тяжело дышал, таймер отсчитывал три-два-один, иии- — Да какого хрена?! — взревел Ген, с ужасом осознавая, что уже через пару секунд ни черта не успевал нагнать этого напыщенного ублюдка, который тем временем — а не прошло и минуты! — мчался на бешеной скорости на своей ярко-красной машинке, собирая монетки и ловко маневрируя на поворотах, и был уже на финише, завершив этот уровень своей безоговорочной победой. — Ты жульничаешь! Ты! Да как ты- — Просто признай, что я тебя уделал! — Ишигами повернулся с омерзительно-победоносной миной, такой, что у Гена натурально дёрнулся глаз. — Прими своё поражение достойно, Менталист! — Да какого хуя… — Ген растерянно переводил взгляд с джойстика на экран. — Чёрт, да как ты… Я даже толком не успел ничего предпринять! Прошло от силы секунд десять! Сэнку, довольный до невозможности, вытянул ноги, вальяжно откинувшись назад. — Твоя проблема в том, что ты так сильно хочешь меня победить, что не обращаешь внимания на контекст, — он взмахнул рукой с таким заумным видом, что отчаянно захотелось вмазать кулаком по этой блядской дразнящей ухмылочке. — Хоть бы пригляделся к моей части игрового поля! — Что там? — Ген впился глазами в меню со стороны Сэнку и возмущённо вскинул руки. — Да ты точно смухлевал, скотина такая! Какого чёрта?! Откуда?! Кто из нас двоих преступник, ты, капустная головёшка?! Сэнку расхохотался, запрокинув голову назад. — Ничего подобного! Смотри, сколько я собрал монеток? Я смог купить себе ускорение! Тебе нужно признать, что я более ловкий, более внимательный- Ген страдальчески застонал, зарычал и резко подался вперёд, завалив этого самодовольного ублюдка на лопатки, вцепившись в него то ли с целью придушить-таки наконец, то ли просто расквасить его красивую морду. Заебал, козлина! Ещё и выделывается, сволочь! Ген тряхнул его, неслабо так приложив капустной башкой о пол, но Ишигами как будто стало от этого только веселее. Он не прекращал злорадно хохотать, ещё больше провоцируя Гена на праведную, абсолютно оправданную ярость, такую, что Ген вцепился ему в горло, едва ли не перекрывая воздух. — Менталист, твою мать, — задыхаясь сквозь смех и слёзы хрипел Сэнку, — угомонись! Ты сам виноват в том, что лох! — Ишигами слабо пытался отбиться, но смех явно его ослабил не давал использовать руки и ноги в полную силу. — Сволочь ты, понятно тебе? Просто наглая сволочь! Ещё и выёбываешься! — Ген склонился низко-низко, шипя прямо в лицо. — Требую реванша! Ещё один уровень! Я переиграю тебя, сука ты такая! — Я с лохами не играю! И вызов твой принимать не буду, и вообще, ты никогда не думал, что у тебя проблемы с агрессией? Под кожей бурлил азарт и бравада, от всей этой возни стало почему-то не только зло, но ещё и весело. Смех Сэнку был на удивление заразительным. — Сдаёшься, да? Зассал, решил ретироваться? Хрен тебе! Требую новую партию! — Хаха, да как с тобой играть, когда ты такой психованный? Бля, Ген, серьёзно, прекрати, хватит по мне ёрзать, ты хоть соображаешь, что сейчас творишь?! — было вполне очевидно, что Сэнку выдал это без всякой задней мысли, ничего не имея в виду, но… Ген замер, будто внезапно сильно отрезвев. Он восседал у него на бёдрах, прижимаясь к горячему телу едва ли не всем собой целиком, и сам уже задыхался как-то очень нехорошо от всех этих движений, от бьющихся под кожей импульсов, от осязания их невероятной близости… Ген тяжело дышал. Было жарко. Пожалуй, слишком жарко. Он нервно облизнул губы, не в силах отвести взгляда от Сэнку. Тот снова покраснел, ещё сильнее, чем тогда, на шутке про плевок, и уже явно не только от злости, смеха и азарта. Он лежал под ним, не шевелясь, глядя на него широко распахнутыми глазами, точно так же тяжело дыша, такой тёплый, что хотелось прижаться сильнее. Ген обвёл взглядом его слегка приоткрытые губы и чёткую линию челюсти, отчаянно и очень медленно пытаясь осознать, что же именно ему сейчас так сильно хотелось сделать. Увы, его ещё сильно хмельное сознание терялось в тумане, размываясь и плавая, у него совсем не получалось собраться с мыслями, всё казалось путаным, глупым и всё ещё почему-то очень весёлым. Когда Гену в последний раз было так весело? Он едва-едва, мягко-мягко провёл пальцами по горячей коже на шее Сэнку, скользя вниз, в ворот футболки, и, чёрт, казалось, что от каждого касания всё тело разгоралось ещё сильнее. Ген чувствовал чужой бешеный пульс, осознавая, что и самого его просто долбит, словно в сердце вкололи убойную дозу адреналина, и странно, что оно до сих пор функционирует, не сдурев и не сдохнув от перегрузки. — Ген, — почему-то прошептал Сэнку, касаясь ладонями голой кожи на его лодыжках в попытке обратить на себя внимание, посылая по спине целый табун мурашек, — что ты делаешь? Пульс стучал в ушах так сильно, что не было слышно собственных мыслей. Ген облизнул губы и прошептал. — Ничего… Сэнку зачем-то медленно взял его руку, словно теперь хотел его задержать. — Ну ладно. Тогда давай посидим так. В принципе, удобно. Ген почувствовал, как по запястью нежно и очень осторожно провели пальцем, что-то необъяснимое заставило его чуть податься вперёд и вниз, и ещё чуть ниже, так, что пылающих щёк коснулось мягкое горячее дыхание, и их губы были так близко- Осознание того, что он только что пытался сделать, ударило как обухом по голове. Ген вскочил на ноги, будто ошпарившись, и быстрым шагом пошёл на кухню, схватил из холодильника бутылку воды и осушил её парой больших глотков. Он тщательно игнорировал вспышку разочарования, что растеклась по телу в момент потери тепла. К чёрту. К чёрту. К чёрту. Остаток вечера они провели по разным углам квартиры.