Ссадины

      У Димы в квартире тихо, не орут цыганские дети. У Димы в квартире можно сделать два шага вперёд и не врезаться в стену. У Димы в квартире не дует сквозняк из-за отходящей от окна рамы. Андрей устало выдыхает, стягивая обувь. Сонливость почему-то спадает, он с интересом оглядывает новое место. И Дима рядом вроде уже не так напрягает. Экспоненциальный спад дотошности к ночи, думает Андрей.       Дима интуитивно дёргает за цепочку бра, и ночной мрак, до этого освещаемый лишь тусклым мерцанием фонарей со двора, рассеивается. Андрей сверлит взглядом покачивающуюся финтиклюшку светильника.       — Ты один живешь? — почему-то удивляется он, прислушиваясь к тишине, пытаясь найти в ней хоть какие-то звуки. У Димы на нижней полке только две пары обуви. Он смотрит с интересом и немым вопросом, не сводит взгляд, когда огибает Андрея, чтобы повесить тонкую куртку на крючок позади него. — Забей, мне показалось, что ты общительный.       — Общительный, — соглашается Дима. — Не вижу противоречий.       — Ой, — машет рукой Андрей, решая даже не начинать разъясняться. Стоит посреди прихожей, не решаясь с места сдвинуться. — Отвезёшь меня утром? Адрес я не помню, можешь просто до парковки рядом с Федей. Мне оттуда пятнадцать минут.       — Ко скольким?       — В восемь открытие.       — Если разбудишь, — усмехается Дима, пожимая плечами.       — Самому бы встать, — ворчит Андрей, подхватывая рюкзак. Хочет уже куда-то пойти.       — Я разбужу. Всё равно не планировал ложиться.       Андрей вскидывает брови с вопросом, но решает промолчать. Вопросы влекут за собой ответы, а он не особо любит слушать других людей. Они всегда требуют какой-то эмоциональной реакции на свои истории, а Андрей ненавидит выжимать из себя слова, пытаясь сойти за дружелюбного.       — Я, вообще, тоже не особо хочу.       — Поставить чайник?       — А сладкое есть? — сразу оживляется Андрей. Снова бросает рюкзак на пол.       — Найдём, — кивает Дима, хлопая по выключателю. В прихожей загорается яркий свет.       На улице темно, и всё ещё льёт дождь. Андрей вспоминает это отвратительное состояние, когда в середине декабря родители поднимают в шесть утра, чтобы отправить в школу по самому морозу и гололёду.       Он просит у Димы сигарету и зажигалку, и ещё, если он вдруг собирался, не идти за компанию. Дима вроде понимает, и Андрею становится чуть легче.       Здесь балкон не такой, как у Феди. Голые полки с коробками и велосипед. Даже присесть некуда. Андрей еле поворачивает заевшую ручку окна. С улицы на него налетает шквал ветра с дождём, заставляет окоченеть ещё больше. Андрей инстинктивно закрывает этот портал в мокрый холод и уныние. Пожалуй, обойдётся без этого. Медленно опускается на пол, прикусывает кончик сигареты зубами. Не решается зажечь, хмурится, пытаясь вспомнить, когда его в последний раз мучила совесть по таким мелочам.       — Я не буду открывать окно, — кричит он с толикой вопроса, не особо напрягая голос, в ответ тишина — может, было совсем неслышно. Ладно, он попробовал.       Подцепляет рукой балконную дверь снизу и прикрывает, чтобы не надымить в квартиру. Эти ценные минуты одиночества, когда вокруг никого нет, когда тихо так, что слышишь своё дыхание. Андрей почти забыл, каково это.       Он, распластавшись на плитке, пускает белые кольца вверх и смотрит из-под полуприкрытых век, как они растворяются в воздухе. Приобнимает колесо велосипеда одной рукой, будто лежит на поляне с любовью всей своей жизни.       Дым стелется на пол; когда огонёк подступает к фильтру, дышать становится совсем нечем. Хотелось бы навсегда заснуть здесь, в этой завесе, слезящей глаза. Андрей думает, Диме вряд ли нужен труп на собственном балконе. Нехотя поднимается, цепляясь за всё подряд, лишь бы не завалиться обратно. Открывает окно, выбрасывает туда окурок и закрывает балконную дверь поплотнее.       На кухне несёт кофе, и Андрей понимает, что кое-кто, видимо, правда не намерен спать сегодня. Заторможенно опускается на стул напротив и заглядывает в стоящую перед ним пустую кружку. Кружку с дурацким принтом пляжа и подписью «Анапа». Дима выглядит слишком стилёвым, чтобы хранить на кухне такое барахло.       — Налей себе сам, чего хочешь, я не стал играть в угадайку.       — Мне вообще без разницы, — ворчит Андрей, еле-еле снова поднимаясь на ноги. Лениво льёт кипяток, кидает пакетик и уже с облегчением садится обратно.       Дима с интересом смотрит, как начали петлять по кухне чужие глаза. Он делает очередной неторопливый глоток и ставит кружку на стол. Тянется рукой — размеры кухни позволяют — к дверце шкафчика и выуживает оттуда небольшой бумажный пакет. Андрею протягивает. Там намешано всякого: конфет, шоколадок и прочего. Глаза разбегаются.       Андрей довольно поднимает взгляд с мелькающим в нём вопросом.       — Скажи ещё, что я не похож на сладкоежку, — усмехается Дима, толкая дверцу обратно.       — Ладно, ты вырос в моих глазах. Чуть-чуть.       — Ну, спасибо.?       Андрей хитро хихикает, залезая рукой в пакет. Дима отрешённо наблюдает, как он избирательно выуживает оттуда небольшие завитки безе. На пару секунд голову туманит чувство какой-то нереальности. А он просто собирался заехать на чашку чая к хорошему знакомому по пути домой. Приехал с каким-то странным искалеченным парнем.       Продолжает глупо смотреть, пытаясь в своей голове сформировать хоть какое-то отношение к ситуации. Но мозги просто не утруждаются работой. Дима думает — так всегда после муторной долгой дороги. У него сейчас только голые факты.       Андрей разукрашен багровым и фиолетовым цветом как детская раскраска. Андрей жутко трясёт ногой, отчего кофе в кружке расходится волнами. Андрей сейчас обжигает губы неразбавленным чаем и шуршит пакетом.       Они так и сидят в молчании, пока у Андрея в кружке не пустеет. У Димы она ещё почти полная — слишком задумался.       — Всё, теперь можно и спать, — Андрей отодвигает кружку и пакет в сторону. — У тебя есть душ?       — Нет, — на полном серьёзе отвечает Дима. Пристально въедается своим взглядом. Рукой махает на пыльно-зелёное ведро, стоящее у раковины. — Собираю дождевую воду и моюсь.       — Очень смешно, — цокает Андрей. — Я пойду.       Андрей выскальзывает в тёмную прихожую, дёргает за все двери подряд, чтобы найти нужную. Одна вообще не открывается. По знакомому лёгкому запаху пены для бритья в темноте понимает, что зашёл куда надо. Шарит рукой по стене и бьёт по выключателю.       Из ведра он моется, конечно. Андрей усмехается, оглядывается и улыбается широкой ванне, в которую таких, как он, даже два поместится.       — Я возьму полотенце со стиралки, — утвердительно кричит Андрей, готовясь закрывать дверь.       — Нет, его не надо, — Дима стоит, оперевшись о стенку в коридоре. Андрей даже не заметил, когда он успел сюда встать. — Возьми из тумбочки, там, — пальцем указывает под раковину. — Розовое.       — А я думал, после того, как ты намылся дождевой водой, ты ждёшь солнца и обсыхаешь под ним.       — Всё так, — соглашается Дима. — Но для гостей…       — Розовое, — кривится Андрей, вертя полотенце в руках.       — Мой любимый цвет. А у тебя комплексы?       Андрей вскидывает бровь, косит взгляд. Только замечает, что у Димы розовый свитшот. Там чёрными написано незнакомое «triumph of evil». Андрей в английском — ноль, честно, он до конца не уверен, английский ли это вообще.       В очередной раз отмахивается и быстро закрывает дверь перед чужим носом, чтобы Дима не успел ещё чего-нибудь сказать.       У зеркала одиноко лежит круглая баночка с мазью, и Андрей смутно помнит точно такую же у Феди. Которая тратилась только на него, на его порезы, ссадины и синяки.       Кусает губы и прислушивается к тишине за дверью. Интерес туманит вяло соображающую голову. Аккуратно откручивает крышечку и заглядывает внутрь. Почти пустая.       Только сейчас вспоминается диалог на балконе. А Дима ведь тоже варится во всём этом. Интересно, и где у него хранятся все… причиндалы. Андрей хихикает. А если не хранятся, и это Дима сам пользуется мазью? Вдруг они с Федей общаются на этой почве? Вдруг Федя прислушался к совету Андрея и нашёл себе нового нижнего?       Трясёт головой, морщится, пытаясь унять мельтешащие приставучие мысли. Полный бред, шепчет себе Андрей, заползая в ванну. Он почти засыпает в тёплой воде, с усилием заставляет себя встать и домыться.       Выходит и сразу слышит шебуршание и видит свет за дверью, которая была закрыта, когда он в первый раз пытался её открыть. Заглядывает, попутно натирая голову полотенцем. Влажное тело обдувает ледяной ветер, окно открыто нараспашку. Дима стоит у кровати, трясёт подушкой в наволочке. Тут совсем пусто, белые стены, пустые подоконник и полки.       — Холодно? — замечает Андрея в проходе. — Здесь очень душно.       — Если ты выйдешь, то нормально станет, — шутит Андрей, но даже не улыбается, отчего его шутка походит больше на пассивную агрессию.       Дима медленно выдыхает, прикрывая глаза на мгновение.       — Располагайся тут, в общем. Я ушёл работать. Разбужу в полседьмого.       Он прикрывает окно и бросает подушку на застеленную кровать. Андрей молча смотрит, опять чувствуя прилив отвращения ко всему в себе. Он слишком груб.       — Стой, — окликает он, опускаясь на постель.       Дима оборачивается, вскидывает брови. Андрей уверен, он сердится.       — Просто хотел… сказать спасибо, — перебирает пальцами.       Дима пожимает плечами, роняя самодовольную улыбку.       — Да пожалуйста.       — Выключи свет.       Андрей не успевает договорит, комната плавно погружается во мрак. Чувствует, что Дима до сих пор стоит где-то у выключателя, не двигается.       — Спокойной ночи, — говорит он.       Андрей прикрывает глаза, чувствуя, как к горлу подступает плотный холодный ком. Состояние абсолютно паршивое: вместо того, чтобы хоть единственный раз в жизни ответить вежливостью человеку, который по-настоящему помог, он ведёт себя как последний подонок. Андрей сжимает волосы и со стоном падает на подушку.       — Я сейчас разрыдаюсь.       В ответ тишина, кажется даже, что это было сказано в пустоту, и никого здесь уже нет. Грузное дыхание пробивается сквозь монотонный шум за стеклом. Андрей, как обычно, начинает жалеть о сказанном.       Пол глухо скрипит под чужими ногами. Матрас проминается под опустившимся рядом Димой. Андрей с облегчением понимает, что в темноте ему не обязательно прятать взгляд.       — Давить в себе эмоции плохо, — тихо начинает Дима. — Мы с тобой слишком друг для друга ничего не значим, чтобы ты сдерживался сейчас, пытаясь казаться адекватным.       — Хочешь, чтобы я тебе прямо сейчас душу изливал? — тон у Андрея скептичный и недоверчивый.       — Даже не надеюсь, — Дима кладёт руку на чужое плечо, слегка сминая. Андрей шугается и дёргается в сторону, скидывая с себя руку. Это происходит слишком резко.       — Я не люблю, когда меня трогают, — отрезает он, поджимая к животу колени и руки. Фантомный отпечаток заставляет стаю мурашек пробежать по спине.       — Спасибо, учту, — вздыхает Дима, медленно поднимается с кровати. — У меня наушники с активным шумоподавлением, можешь рыдать тут сколько хочешь. Я не услышу, — обыденно бросает он напоследок, глядя в смутно различимую скруглённую, укрывающую от всего мира спину.       Андрей ничего не отвечает, замирает телом, не дышит и расслабляется только когда дверь за Димой закрывается.       Тело знобит от тревоги и от холода. Андрей быстро и небрежно стягивает с себя одежду, откидывает ногами на пол и накрывается одеялом с головой.       Сон забирает очень быстро, Андрею кажется, он в лёгкой дрёме, кажется, что поспал минут пять, когда просыпается от грохочущего на всю квартиру гитарного соло. Трёт глаза и хмурится, нехотя поднимаясь на локтях.       Мозг не понимает, почему он проснулся не в своей комнате от пиликающей за окном сигнализации чьей-нибудь машины, которую хотели угнать или кинули камень в лобовое. Не от воплей месячного ребёнка за стеной. Не от звонящей в семь утра коменды, жалующейся на долги.       За окном сумерки, дверь открыта нараспашку, и в коридоре горит свет. Андрей бы провалялся в постели ещё пару часов, но под такое не заснёшь. Он сбрасывает ноги с кровати, натягивает штаны и футболку, выходит на звуки.       Дима покачивается в такт музыке, сидит за ноутбуком. Андрей тупит и глупо пялит на него, работающего и сосредоточенного. И чего он, правда не спал всю ночь? Если так, то выглядит просто потрясно. Без тёмных кругов под глазами, зевков через каждую минуту и пустых кружек повсюду.       — Сколько времени? — Андрею даже приходится повысить голос, чтобы он был услышан. Он растирает предплечья, чувствуя, как снова начинает знобить.       Дима поднимает взгляд, ухмыляется, оглядывает с ног до головы и убавляет музыку вполовину.       — У тебя футболка шиворот-навыворот надета.       Андрей опускает ленивый взгляд на торчащие наружу швы. Кривит губы и отмахивается, нахально заглядывает в чужой ноутбук, на часы в нижнем углу экрана. Почти полседьмого. Как и обещал.       — Это ты меня так разбудить решил? — Андрей оглядывается, замечает маленькую красную колонку на столешнице. — Твои соседи, наверное, уже готовят тебе котёл.       — А я бы и не отказался, — хитро щурится Дима, потягивается, протяжно зевая. Жмёт кнопку на колонке, и она вырубается с забавным звуком. — Ты проснулся очень быстро, но они вряд ли успели.       — Ясно, — безынтересно кидает Андрей. — Отвезёшь сейчас?       — Не голодный? — Дима, не отводя взгляда от экрана, водит мышкой, щёлкает пару раз и закрывает крышку ноутбука.       Андрей качает головой, садится на табуретку, складывая голову на руки. Косит взгляд в сторону и улыбается слишком загадочно.       — А ты… — медленно начинает он, растягивая каждое слово, может, пытаясь держать какую-то интригу. — Ну… — машинально нащупывает подвеску под футболкой. — Как с Федей познакомился?       Дима подаётся телом вперёд, налегает руками на стол, сосредоточенно изучая взглядом.       Андрей думает, сейчас его ждёт какая-то абсолютно странная история.       — Там же, где и вы, вероятно, — только и отвечает Дима, расслабляется, наблюдая, как чужое предвкушение сменяется разочарованием.       Андрей неудовлетворённо откидывается на спинку стула.       — В такие места обычно ходят искать себе партнёров.       — А разве я сказал, что искал друга?       — Вы с Федей…       — Нет, — качает головой Дима. — Он бы тебе сказал.       — А ты… — только открывает рот Андрей.       — Слушай, ты не петляешь вокруг какой-то штуки, которую прямо сказать не можешь? — Дима прищуривается, глядит изучающе с пугающим спокойствием. — Скажешь? Я говорил, что не люблю угадайку.       Андрей возмущённо хмурится, пытается сформулировать хоть что-то.       — Я вообще-то умею говорить. Мне вопросов простых задавать нельзя?       — Я слушаю, — откидывается на спинку, деловито прислоняя пальцы к подбородку. Андрею становится неуютно. И обязательно надо было всё это ему говорить? Делать из себя всезнающего и читающего людей за мгновение.       Андрей пару секунд смотрит исподлобья, потом резко встаёт и уходит.       — Я пойду собираться.       Дима больше ничего не говорит, через десять минут они стоят на парковке, ждут, пока нагреется двигатель, через полчаса Андрей уже хватает свои вещи с заднего сидения, чтобы побыстрее улизнуть. Впервые в жизни приехал на работу не через пять минут после начала смены. Что ж, может, наконец дойдут руки зашить дырку в рабочей куртке.       — Ладно, — вздыхает, хватаясь за ручку двери. Выползать в утренний холод из тёплого салона не особо хочется. — Прости, если где-то был слишком груб или навязчив. Оно само.       Дима молча кивает, с пониманием даже вроде. А потом на его лице расплывается его фирменная улыбочка, кажется, не сулящая никакого сострадания.       — Чего улыбаешься? — Андрей сам приподнимает уголки губ, с каким-то азартом пытаясь понять человека рядом с собой.       — Ты тоже, — спокойно парирует Дима. — Хо́чешь сказать, что надеешься, что больше не увидимся?       — Дурак, — смеётся Андрей, вылезая из машины. Хлопает дверью и показывает Диме язык, снова заливаясь хохотом. Смотрит по сторонам, перебегает дорогу и машет рукой.       Дима задумчиво наблюдает за удаляющейся фигурой.

***

      Федя лениво стягивает вещи с дверей и вешает на руку. За ночь с них натекло в небольшие лужицы. Сегодня выходной, никто тревожить без серьёзных причин не должен. Однако ближе к обеду телефон пиликает от уведомления не из рабочего чата.       «Привет»       Пока Андрей печатает, Федя успевает догадаться, что он, вероятно, планирует зайти за вещами снова. Но его просьба заставляет вскинуть брови от удивления.       «Дай пж юз того типа который у тебя вчера сидел мне для друга»       Федя никогда бы не подумал, что этот человек попросит что-то подобное. Зная эту ходящую на ногах мизантропию с редкими, очень редкими исключениями.       Надпись «для друга», конечно, сразу сдаёт Андрея с поличным.       «Андрей, ты же знаешь, что я не могу дать контакты человека вот так сразу, без его согласия» печатает Федя, зная, что, во-первых, Дима бы против не был: у него есть замечательная способность — эффективно отшивать тех, кто ему в принципе не интересен. А во-вторых, Андрею всё равно глубоко плевать на любую общественную этику. Он бы и сам откопал контакт, если захотел.       Почти заканчивает с набором, когда вылезает новое уведомление, теперь уже от Димы, заставляющее усмехнуться и стереть все эти нотации:       «У тебя же есть номер Андрея?»