Ссадины

      Федя через пару минут возвращается, растрясывая капли с рук по сторонам. Выглядит взволнованно как-то. Выключает свистящий чайник на плите, роется по полкам и в холодильнике — выкладывает на стол два сырка, завалявшийся батончик и целлофановый пакет с покрошившимся печеньем, предпочитая даже не вспоминать, насколько долго оно лежит без внимания.       Пока заваривает чай, чувствует повисшую в воздухе неловкость. Андрей за собой всегда оставляет подобный шлейф. Люди часто считают его высокомерной занозой. Он почти везде кажется не своим.       — Кто это? — Дима с интересом смотрит в прихожую, откуда его ещё недавно окатили не самым приятным взглядом.       — Андрей. Это он звонил. Хотел вещи забрать. Он иногда заходит.       — Родственник?       — Не-ет, — Федя облегчённо усмехается, опускаясь за стол. — Просто хороший знакомый. Мы когда-то пытались что-то пробовать вместе… Ну, ты понимаешь. Не сошлись. Он такой… Такой, — вздыхает.       — И не больно?       Федя смотрит проницательно, не до конца понимая суть вопроса. Доходит через пару секунд.       — Нет-нет, всё в порядке. Я просто помогаю… — «и иногда мы снова что-то пробуем», хочется добавить, но он не решается. Их взаимоотношения с Андреем — нечто совсем странное и неясное. Без обязательств, особых чувств и близости. И что же такое поддерживает в них стабильность, если о ней вообще можно говорить? — Может, подлить чаю?       — Не стоит, спасибо.       Дима уголки губ едва приподнимает и роняет взгляд в кружку, о чём-то думая. Тишина не успевает просуществовать и доли секунды — на кухню вбегает это взлохмаченное безумие, чуть не спотыкаясь в проходе, и, не обращая внимания на чужое присутствие, начинает рыскать по кухонным полкам.       Федя сразу интересуется, что Андрей успел потерять, Дима — молчаливо наблюдает. Рассматривает вытянувшееся по струнке в попытке достать до верхних полок тело: тонкие руки в ссадинах и синяках, чересчур искусственных и смутно знакомых, багровая полоса на шее, торчащая цепочка, промокшая одежда, липнущая к коже. Задравшаяся футболка слегка открывает спину, покрытую тонкими тёмными царапинами.       — Где-то тут заначку оставлял. Сигареты, — поясняет, пряча голову в глубине полки.       — На моей кухне?! Когда ты успел? — Федя вскакивает в недоумении, инстинктивно хватает Андрея за бок, придерживая, когда тот, покачнувшись, чуть не теряет равновесие.       Андрей только ойкает, мол, долго объяснять. Заглядывает за лоток со специями и, ничего не находя, поникает, опускается. Смотрит щенячьими глазами, будто кто-то кроме него может знать.       — Федь, а у тебя ничего нет? — спрашивает, всячески игнорируя третьего в этой комнате.       — Ты же знаешь, я давно не…       — У меня есть, — Дима тут же обращает на себя внимание.       Андрей нехотя оборачивается и смотрит так снисходительно. Этот тип ему не нравится, не нравится ещё, что Федя о дружбе с такими ему даже не рассказывал. Не то чтобы ревнует, просто бесится, что из трёх один всегда лишний, а сейчас ни к селу ни к городу именно он сам.       — Мы пойдём, перекурим, — Дима с места поднимается, достаёт из карманов пачку, приглашающе указывает ею в сторону балкона.       Воротит и от этого хозяйничества, и от обобщающего «мы». Чего захотел, однако. Андрей с радостью покурит один и на улице. Но этот тип даже возражений не дожидается, кладёт руку в районе лопаток — широкую такую, покрывающую теплом окоченевшую спину, — и подталкивает вперёд.       Андрей успевает только на Федю бросить просящий спасения взгляд — он лишь глазками мило смотрит.       — Андрей, правильно? — тип садится на скамейку — доску опирающуюся на две старые табуретки и протягивает сигарету. Андрей пытается вытянуть её из чужих пальцев — те слишком крепко держат. Не отпустят, пока он не ответит.       — У тебя вариантов много, умник? — понятия не имеет, откуда его имя знают, вероятно, от Феди; вопросы эти слишком глупые, а курить смерть как хочется. — Дай в тишине побыть.       — А ты с характером, — тип улыбается так недобро. Ослабляет хват.       — А ты дотошный.       Андрей окатывает едким взглядом и отворачивается к приоткрытому окну. Шум дождя глушит неудобную тишину. Руки трясутся, — хотелось бы думать, от холода, — поджигает сигару раза с пятого.       — Нет, — медленно качает головой. — Я Дима.       — Дотошный тоже с буквы «д», — театрально вскидывает брови вверх, будто нашёл разгадку самой главной тайны века. — Совпадение? Вообще на эту букву много классных слов, — Андрей, саркастически-злой, вспоминает все подходящие маты, которые когда-либо слышал. Получается что-то вроде считалочки с одного очень известного рэп-баттла.       — Доминировать, например?       Застывает, не успевая даже поднести сигарету к губам. Был бы у него полный рот воды, то сухим из них двоих теперь не остался бы никто. Порхает ресницами, борясь с желанием то ли грохнуть прямо тут, то ли позволить говорить дальше.       А Дима только улыбается — понимает, обычного человека такие слова редко зацепят.       — Я подозревал, что синяки на твоих руках не из-за какого-нибудь падения, к примеру.       Андрей смотрит озадаченно. В глазах огромный немой вопрос. Дима его считывает и улыбается ещё самодовольнее.       — Трискель у тебя на шее, — пальцем в воздухе обводит свисающую подвеску. — И я просто предположил. Но видишь, твоя реакция уже ответила за тебя.       — Мистер Шерлок Холмс недоделанный. Может, я фанат древней символики.       — Может? Или фанат всё-таки? — с ехидством спрашивает Дима, наклонив голову набок и рассматривая любопытно.       Андрей шипит, неразборчиво махая рукой, нервно пихает кулон под футболку. Вслушивается в хлещущий через стекло дождь. Всё вокруг на долю секунды озаряется ослепительно белым — тяжёлый гром ударяет через пару мгновений. Так, что под ногами пол, кажется, сотрясается.       Андрей инстинктивно наклоняется к Диме — просто потому, что он выше, больше и кажется спокойней. А грозы пугают. Так, что без разницы, Дима перед тобой или кто-то адекватный. Вовремя тормозится, лишь слегка задевая плечом. Будто случайно. Упасть в объятия к человеку, которому демонстративно всё своё раздражение показываешь, из-за какой-то электрической палки, бьющей в землю, — полный крах. Андрей с облегчением расплывается в кривенькой полуулыбке.       Чувствует, как страх и неизвестность снова приводят организм в тонус. Это уже образ жизни.       Пока второй раз не громыхнуло, быстро докуривает и выкидывает окурок в засохший кактус, который на балконе стоит, видимо, со времён, когда эта хрущёвка только была построена. Это теперь даже походит на арт-объект — вместо земли гора окурков, из которых торчит иссохшая палка с иглами. Инсталляция «курение опасно для здоровья». И для кошелька.       Андрей застывает в проходе. Почему-то дожидается, пока чужая сигарета тоже закончится. Одному идти не хочется. А Дима и не спешит особо. Наслаждается этой погодной свистопляской.       Что ж, Андрея ждать, правда, никто не просил. И вообще-то, он сам хотел побыстрее улизнуть домой.       Дима сдержанно улыбается, когда проходит мимо. Андрей ждёт, неосознанно выбирая плестись за ним, а не вести самому.       Стены снова покрывает свет от вспышки, Андрей только крепче зубы стискивает. Идти по улице в такую погоду хочется не больше, чем остаться здесь, в тепле-уюте, пускай и чужом.       Ныряет в сухие вещи — мокрые развешивает по углам дверей. Он, скорее всего, задержится, да и ехать через полгорода, прихватив с собой литра два дождевой воды, впитавшихся в одежду — перспектива так себе.       Теперь сидят на кухне втроём. Андрей снова старается не обращать внимания, увлечённо жуёт липнущий к зубам шоколад. В относительной тишине шумно дышит и сёрпает горячий чай.       И никто друг с другом поговорить нормально не может. Для каждого кто-то здесь лишний.       — Оставайся на ночь. Я не против, правда, — Феде от повиснувшего молчания первому неловко становится. Он вообще-то здесь связующее звено.       — Дождь должен закончиться около одиннадцати, — телефон явно просырел, пока находился в кармане — теперь зависает после каждого нажатия. Андрей нервно тычет, смахивая уведомление о нулевом балансе и пытаясь обновить страницу с прогнозом. — Я подожду. Метро ещё открыто будет.       — Может, подвезти? — Дима опять встревает в диалог — Андрей только успевает забыть о его присутствии — и опять из себя Мать Терезу строит. Герой, блять.       А у Феди в глазах загорается какая-то благодарность. Ему Андрея не хочется на произвол судьбы бросать, но, честно, и просидеть с ним до вечера — идея не привлекательная, тем более если есть вариант не жертвовать собственным спокойствием. У Феди тоже свои дела есть, а ему ни за что не дадут нормально поработать.       Андрей метает свой охуевший взгляд то на Фёдора, то на Диму. Конечно, они оба невербально уже обо всём договорились. Дружочки. Сжимает кулаки, за окном снова гремит.       Как будто гроза — недостаточная причина, чтобы он согласился так просто. Но как будто людям, которых видишь, вероятно, в первый и последний раз, можно не показывать себя независимым гордецом — задвинуть иррациональную неприязнь поглубже.       — Ла-а-адно, — нехотя тянет он, сминая фантики в руке. — Сейчас?       — Чай только допью, — кивает Дима, расслабленно улыбаясь. Судя по виду, торопиться с этим он даже не собирается. Андрей закатывает глаза.       — Я согласился только потому, что жесть как хочу домой. Не обольщайся.       Андрей будто нарочно задевает плечом, оценочно заглядывает в чужую кружку, прикидывая в минутах, и ретируется из кухни, попутно забрасывая мусор в ведро под раковиной.       Федя в ступоре сверлит взглядом уходящий силуэт, не понимая, что между этими двоими вообще успело произойти на балконе.

***

      Приходится жаться ближе, потому что снова намочить одежду и ехать мокрым — отстой, а у типа помимо машины и сигарет, оказывается есть ещё и зонтик — широкий, чёрный и с вычурным металлическим набалдашником.       До парковки метров сто, но встречный напор ветра идти нормально не даёт. Капли в глаза летят, Андрей не видит совсем ничего.       Перед машиной Дима вручает ему зонтик, а сам ускользает без защиты в погодную бурю, чтобы сесть с другой стороны.       Двери хлопают, и звук чуть глохнет. По лобовому стеклу барабанит сильно. Дима ерошит мокрые волосы и снова зачёсывает назад рукой. Заводит мотор. Сверху загорается тусклая лампочка.       Андрей ёжится неуютно. Кидает сложенный зонтик на задние места.       — Я живу далеко. Лучше просто до метро.       — Без проблем.       Андрей уныло глядит то в окно, пока Дима пытается вырулить с тесной парковки, то на его напряжённые руки, крепко обхватившие руль.       Скука.       На мобильный снова приходит уведомление о минусовом балансе, Андрею хочется вышвырнуть телефон. Он сжимает его исцарапанный корпус и раздражённо жмурится.       Через десяток минут езды по жилому кварталу машина выбирается на широкий проспект, сразу же упирается в зад другого авто. Дима немного приподнимается с сидения — будто пытается заглянуть, насколько длинная очередь впереди. Дождь мешает.       — Посмотри, пожалуйста, на картах, большая ли пробка.       Андрей не успевает полностью вытащить телефон из кармана — пихает обратно, хмурясь.       — У меня интернет закончился.       — Ничего, — пожимает плечами, роется в сумке. — Сейчас посмотрю.       Дима копается в картах, экран подсвечивает сосредоточенное лицо, а машина впереди даже не думает сдвигаться.       — Да уж, — тянет тоскливо, откладывая телефон на переднюю панель. — Можно попробовать объехать, — смотрит по сторонам. — Бля-я-ять, — ругается, когда понимает, что сзади и по бокам машин понаехало. Теперь выехать отсюда можно либо провалившись сквозь Землю, либо попросив волшебника на голубом вертолёте пробуксировать через всю очередь на высоте метров десяти от асфальта. Варианты заставляют невесело ухмыльнуться. Дима руки на груди складывает, недовольно сверля глазами качающиеся дворники. — Прости, не хотел ругаться.       — Моим ушкам не привыкать, не парься, святоша, — Андрей неосознанно зеркалит позу — так же расслабленно обмякает. Статичное положение и молчание быстро надоедают. Время близится к двенадцати, а вместе с этим приходит понимание, что до закрытия метро он не успеет сто сорок шесть процентов. — Хочешь прикол? — улыбается обречённо так, говорит кислым голосом, Дима даже настораживается, когда язвительный вид сменяется такой эмоцией. Кивает заторможенно, хотя вопрос был явно риторический. — Я живу в другой стороне, — оборачивается, смотря через заднее стекло на слепящие фары. — На метро уже вряд ли успею. Так что тебе придётся везти меня до дома.       Дима хмурит брови, Андрей даже на мгновение залипает на эту выразительную мимику. Разрешает себе. Натягивает хитрую ухмылочку, отчего-то наслаждаясь чужим не то чтобы недовольством, но как минимум не радостью.       — Спаситель, блин. Иногда о себе лучше подумать, — кидает укор в Димину сторону, отворачивается будто с обидой к окну.       — Поедем ко мне, — решительно говорит Дима, подаётся телом вперёд, — машина за стеклом чуть сдвигается, — жмёт педаль.       Андрей возмущённо оборачивается, петляя выпученными глазами.       — Не поеду я к тебе, ничего себе заявление.       — Когда выедем из пробки, я посмотрю, как ты говорить будешь. А судя по загруженности дороги нам стоять здесь ещё…       — Пиздец, — ругается Андрей, устало оттягивая щёки ладонями. — Вот так и соглашайся на всё подряд.       — Так, — твёрдо отсекает Дима. — Не будем разводить негатив. Пойдёт?       — С тобой? Ха, ну я попробую, — отшучивается Андрей, совсем не сдерживая желание язвить на каждое слово. Он начинает злиться. Мог же остаться у Феди на ночь. И вообще, зачем он попёрся за вещами именно сегодня? Всё равно безрезультатно — теперь у Феди помимо старой кучи вещей ещё и новые, висят на дверях, сохнут.       И вместо тепла-уюта делишь эту ночь с мутным незнакомцем.       — Вот и умница, — Дима пропускает мимо ушей этот саркастичный тон, для себя оставляя только слова.       Андрей морщится от того, что Дима всерьёз всё это сейчас воспринял, морщится от этого слащавого «умница». Решает больше ничего не говорить и отворачивается, пытаясь в свои мысли уйти — в реальности дискомфортно.       Слышит, как щёлкает кнопка — машина наполняется музыкой. Что-то такое рокерское, с гитарами. Андрей слегка расслабляется. Глядит с каким-то унынием на текущие по стеклу ручьи.       Что-то впереди движется медленно очень.       Андрею кажется, он снова мокрый — в машине ни капли не уютно, холодно. Но всё же намного лучше, чем снаружи. К горлу подходит липкий ком отчаяния, глаза мокнут. Андрей взвинчен от навалившихся трудностей: требующих от него что-то людей, которым он ничего дать, чтобы отстали, не может — не хватает времени, желания и, особенно, денег. У него почти ничего не осталось, а надо всё успевать, гнаться, достигать. И сейчас он стоит в этой гадкой пробке, а время, равнодушная тварь, идёт себе спокойно, невзирая на жалкие попытки Андрея угнаться за ним.       — Сколько тебе лет? — тихо спрашивает, не поворачиваясь. Даже кажется, что сквозь музыку и дождь этот лепет легко не услышать, но гитарки тут же затихают — остаются где-то на фоне. Усмехается. Ни «где работаешь», ни «чем занимаешься». Сухое «сколько тебе лет», которое в последний раз слышал разве что в детском саду. Тогда возраст был какой-то формальностью. Сейчас — как будто показатель. Или даже ориентир.       — Двадцать пять.       Андрей грузно вздыхает: наверное, он к своим двадцати пяти, а это не за горами, сопьётся, скурится и сторчается в канавке вдоль трассы. Ковыряет заусенец на руке, губы изнутри кусает.       Поворачивается медленно, как будто чуть остывает, решает чуточку довериться.       — И вот ты счастлив сейчас?       Дима совсем вырубает музыку, сводит брови к носу — явно озадачен. Даже не самой сутью вопроса, а тем, что такое у него спрашивает почти незнакомый человек, сразу, в первый день знакомства. Привыкаешь к этим вопросам о семье, карьере и отношениях. На лице расползается лёгкая полуулыбка.       — Сложный вопрос. Не хочу думать над этим сейчас, — кивает на дорогу.       — Понятно, — будто не ожидая другого ответа, бросает Андрей и снова будто отстраняется, прикрывает глаза, может, в надежде поспать, может, просто желая укрыться в себе. Последняя надежда найти хоть каплю понимания у этого типа — Андрею даже по имени его не особо хочется называть — стекла по стеклу вниз, на асфальт.       Пробка, кажется, потихоньку рассасывается, за несколько минут машина успевает сдвинуться метров на двести.       — Переживаешь? — будит чужой голос, заставляет глаза распахнуть.       — О чём? — недоверчиво прищуривается Андрей, ненадолго теряется в реальности.       Дима просто молчит, проницательно смотря, будто всё так очевидно. Рисует своим видом недоумение на чужом лице.       — Конечно, блять! — спустя эту странную паузу вспыхивает Андрей, размахивает руками. — Я домой хочу. В тепло. Спать. Есть. А сейчас сижу здесь и не знаю, сколько ещё мне тут быть.       — Так, может, тебя тут и высадить? — раздражение всё же выплёскивается из Димы, пытавшегося себя в руках держать. Он чуть повышает голос, вжимается острыми пальцами в руль, напряжённо двигает желваками.       Андрей застывает в возмущении, молчит, откидывается на спинку, скрещивая руки на груди. Накатывает чувство вины, стыда. Отвращение к самому себе, липкое и холодное, окутывает душу. Ещё одна эмоция — и он разрыдается прямо здесь.       — Прости-прости-прости, — тихо мямлит он, закрывая лицо руками и качая головой.       Дима медленно выдыхает, пытаясь сосредоточиться на дороге. Косо смотрит на часы. Ему самому теперь хочется побыстрее доехать и закончить этот полный какой-то неправильности разговор. Что-то у них поломалось. Так люди не знакомятся, верно?       — Работаешь завтра? — пытается разрядить обстановку хоть чуть-чуть.       — К сожалению.       Дима тянется к телефону, снимает блокировку и всучивает в руки Андрею.       — Вбей адрес свой.       Андрей, выпучив глаза, смотрит, заторможенно перенимает телефон, не спеша в нём что-то искать.       Вспоминает про долг за комнату, шумную цыганскую семью по соседству, замызганную общую кухню и жирненького таракана Глеба, прибегающего на запах пластилиновых сосисок из ларька. Или это разные тараканы? Знать не хочется.       Вставать завтра около шести, чтобы успеть добраться к открытию автомойки из самого захолустья города. На дорогу всегда уходит слишком много времени.       Андрей щурится, опуская руку с телефоном на свои колени.       — А то предложение ещё в силе? — поднимает голову и петляет глазами, сомневаясь, раздумывая над рациональностью своих мыслей. Он почти проиграл.       — Передумал? — Дима ухмыляется, тарабаня пальцами по рулю.       — Если ты не будешь думать, что я соглашаюсь из-за того, что это ты чем-то выделился. Мне спать хочется. И в тепло, — оправдывается Андрей, возвращая телефон на место.       — Я не сомневаюсь, — соглашается Дима, улыбается как-то мягко. Может, это очередная его попытка расположить к себе.       Андрей хмурится недоверчиво, винтит звукорегулятор, чтобы музыка глушила шум извне, и отворачивается к окну, прикрывая глаза.