Don`t care where you`ve been — Неважно, где ты был

       У Кастиэля был худший день в жизни.        Утром он проснулся возбужденным впервые за много лет, и это не был приятный опыт. Он действительно думал, что, возможно, испортил часть их прогресса, но реакция Дина удивила его. На него, похоже, это не подействовало так, как ожидал Кастиэль, как если бы альфа действительно домогался его. Так что Кастиэль надеялся, что с этого момента всё станет лучше. Поначалу все было не так уж плохо, просто обычное утро на работе, хотя все устали и хотели уже закончить новый проект. Гарт, в особенности, плохо это воспринял, и Кастиэль стал свидетелем того, как Чарли произносила ему ободряющую речь в комнате отдыха.        Он не был уверен, почему его товарищи по команде так нервничали: для него это было важно, потому что он хотел получить поддержку для своего личного проекта после многих лет ожидания, но для всех остальных это был просто способ помочь двум компаниям сотрудничать. Но он предположил, что люди были запуганы серьёзным, очень способным руководителем. Он был трудолюбив и впечатлил Кастиэля тем, что сразу же бросился в работу, и предложил хорошие решения и ресурсы, оценивая их прогресс.        — Этот чувак сумасшедший, — говорит ему Чарли, когда они едят бутерброды в его офисе, проводя мозговой штурм. — Он нашел порно Бекки на рабочем ноутбуке, и вместо того, чтобы закрыть его, как любой нормальный человек, он позвонил ей и сказал, что это старый формат, и она должна преобразовать его для лучшей производительности. Кто так делает?        — Я думаю, она называет это эротикой, а не «порно», — напоминает ей Кастиэль, пережевывая еду. Он не видит, почему это проблема, альфы любят быть открытыми в вещах, связанных с сексом, разве Чарли не говорила ему об этом на днях? Кроме того, все в офисе знают об одержимости Бекки материалами с рейтингом 16-18+. — Он мне нравится.        — Он неплохой, — признается Чарли, макая ломтики моркови в кетчуп. Кастиэль корчит гримасу. С тех пор, как Дороти заставила ее питаться здоровой пищей, она придумывала самые странные решения, чтобы сделать еду более терпимой на вкус. — Конечно, он знает свое дело. Но он просто… Я не знаю, такой серьезный. — Она хмурится. — Знаешь, что-то вроде тебя. Да! На самом деле, теперь, когда я думаю об этом, я знаю, почему вы двое так хорошо ладите. Вы оба робокопы, когда дело доходит до работы.        — Робокопы, — решительно повторяет Кастиэль.        — Милые, — пожимает плечами Чарли. — Серьезно, никогда не видела, чтобы кто-то так волновался о том, чтобы все графики спринта были написаны в MS Project. Вы, ребята, дрочите на календарь или как? И я не имею в виду проблему с соблазнением омег.        Кастиэль со вздохом закатывает глаза, но Чарли права. Новый руководитель готов сделать работу, и он мыслит логически, и Кастиэль ценит это. Он заканчивает тем, что покидает свою команду и идет с ним в кафетерий поблизости, чтобы поговорить наедине о том, какие подходы могут быть лучшими. Мужчина немного старше его, и его зовут Генри. Они пьют кофе и дружелюбно говорят о чудесном развитии технологий на протяжении многих лет, а затем Кастиэль узнает, что их история происхождения похожа — человек работал на одном и том же оборудовании и действительно наслаждался изучением ассемблера. Он первый человек, который сказал это, в жизни Кастиэля, и Кастиэль думает, что они могут стать настоящими друзьями.        — У меня есть парень, который занимается нашими юридическими проблемами, и я пригласил его, хорошо? — спрашивает Генри, когда они заканчивают с первым кофе, и начинают второй кофе.        Кастиэль соглашается, и вскоре к их столу присоединяется очень высокий, красивый альфа. Он носит дорогой костюм, а его длинные каштановые волосы ухожены и блестят. Но есть кое-что… странное в нём. Он кажется… это странно, но он кажется опасным. Когда он представляется, он сжимает руку Кастиэля слишком сильно, и его улыбка выглядит вынужденной, и когда их глаза встречаются, это не совсем дружелюбный взгляд.        — Сэм Винчестер, — говорит он.        — Кастиэль Новак. Приятно познакомиться.        Они говорят еще немного, Генри спрашивает Сэма о городе, нравится ли ему — они приехали вместе, только на этой неделе — а затем тема переключается на их партнеров по жизни. Генри говорит им, что его жена ненавидит то, сколько времени он проводит за компьютером или на работе.        — Думаю, мой омега чувствует то же самое, — вздыхает Кастиэль.        — У тебя есть омега? — Сэм наклоняется ближе, явно заинтересованный.        — Да, Дин, — говорит Кастиэль, гордость и тепло наполняют его. — Мы женаты уже больше месяца.        Генри присвистывает.        — Это свежо, — говорит он. — Где вы встретились?        — Мы не встречались, — Кастиэль решает сказать им правду. — Дин оказался в паре со мной через систему. Сначала это было нелегко, но я думаю, что сейчас мы очень хорошо ладим.        — Ты хочешь сказать, что сначала тебе нужно было наказать его? — спрашивает Сэм.        — Нет! — в ужасе протестует Кастиэль. Становится все труднее испытывать какие-либо положительные эмоции по отношению к Сэму. — Дисциплина — это просто еще одно название для насилия, — холодно говорит он ему. — Это была просто корректировка. По сути, мы были двумя незнакомцами, живущими в одном доме.        — Я рад, что теперь вы в порядке, — говорит Генри. — Какой он, Дин?        — Он такой милый, — Кастиэль широко улыбается. — И сильный тоже. Он любит фильмы и музыку, и потрясающе готовит. Он также забавный, умный, трудолюбивый и такой заботливый. Я мог бы… я мог бы говорить с ним несколько дней подряд. Он знает так много вещей! Я не очень хорошо разбираюсь в поп-культуре, но он мне всё объясняет. Вы должны видеть, как он смотрит один из своих западных фильмов. Он знает все реплики! Я никогда не встречал никого, кто мог бы процитировать целый фильм так. И…        — Он делает это? — спрашивает Сэм, и Кастиэль оглядывается на него. Его глаза сияют, и он слегка улыбается. Кастиэль хмурится. — Знает все реплики, да?        — Да, — Кастиэль прищуривается. Если Сэм собирается смеяться над Дином, он может уйти прямо сейчас. — Это невероятная способность.        — Да, я уверен, — серьезно кивает Сэм, улыбка исчезает. — У тебя есть его фотография?        — Вообще-то, да, — говорит Кастиэль. Он немного не хочет показывать её Сэму, но он хочет показать Генри, показать ему, какой у него хороший омега. Он достает бумажник и достает фотографию Дина. Она не очень, это та, из его файла, взятого в Омега-центре, но это единственное, что у него есть, и он начал брать её с собой в начале недели. Таким образом, он чувствует, что Дин рядом.        — Он выглядит мило, — вежливо говорит Генри, слегка улыбаясь, больше сосредоточенный на своем кофе, чем на фотографии. Сэм тот, кто действительно смотрит. Он кажется очарованным, и Кастиэль чувствует себя неуютно. Он забирает фотографию и кладет ее обратно в бумажник. Сэм смотрит вверх, как будто его поймали за чем-то неправильным — такое ощущение, что так оно и было — и его губы образуют темную, хищную улыбку. Кастиэль ненавидит это.        — Он горячий, — одобрительно говорит Сэм. — По вечерам здесь становится одиноко. Ты ведь не откажешь одолжить его на минутку в один из таких дней, не так ли?        Кастиэль смотрит на него, пытаясь понять.        — Что… что ты сказал?        Сэм закатывает глаза и издает дрожащий смех.        — Боже, Кастиэль, я спрашиваю, могу ли я его трахнуть.        Генри выглядит немного неловко, но он не комментирует, предпочитая смотреть в свою чашку. Кастиэль смотрит на Сэма, пытаясь выдавить из себя слова.        — Нет, — наконец произносит он, потрясенный и разъяренный. — Нет, ты не можешь «трахнуть его», — выплевывает он слова. — Дин — мой омега.        — О, черт, виноват, — говорит Сэм. — Может быть, тебе нужны деньги? Я могу заплатить, — он уже лезет в карман. Кастиэль ударяет рукой по столу, заставляя Сэма и Генри подпрыгнуть и уставиться на него.        — Ты никогда не прикоснешься к моему омеге, ты понял?! — Это выходит так сердито, так разъярённо, что он едва может контролировать себя. Он хочет обхватить руками горло Сэма и сжать, один лишь взгляд на этого отвратительного человека заставляет его кровь кипеть.        — Конечно, чувак, остынь, — Сэм тонко смеется, поднимая руки в воздух. — Сильно обидчивый?        — Никто не смеет говорить так о Дине, — сообщает ему Кастиэль. — Убирайся, или я тебя заставлю.        Он знает, что должен оставаться несколько вежливым: они все еще работают вместе, но он не собирается терпеть Сэма, когда он говорит такие вещи. И, по-видимому, этот человек даже не видит проблемы в том, чтобы обращаться с омегами таким образом. Кастиэль задается вопросом, ищет ли он просто омег для секса или только тех, кого находит «горячими». Он чувствует такое отвращение, что уверен, что это видно на его лице.        Сэм, однако, встает, но его губы дергаются, как будто он хочет улыбнуться, что сбивает Кастиэля с толку настолько, что на мгновение он почти забывает о своем гневе. — Извини, парень. Надеюсь, мы еще увидимся, — говорит он, внезапно становясь намного мягче, и собирается уйти.        — Надеюсь, что нет, — натянуто отвечает Кастиэль и смотрит ему вслед. Генри прочищает горло.        — Прошу прощения, если мой гость Вас расстроил, — говорит он. — Некоторые альфы просто более альфы, чем другие, я полагаю.        Кастиэль знает, что это шутка, чтобы поднять настроение и забыть тему, но это плохая попытка. Он может сказать, что Генри тоже не очень хорошо себя чувствует, он напряжен и избегает его взгляда.        — Нет ничего «альфа» в желании изнасиловать других людей, — отвечает Кастиэль. Генри смотрит на него с удивлением.        — Да, ты прав, — соглашается Генри после небольшой паузы. — Ты абсолютно прав. Я не часто встречаю людей, которые достаточно открыты, чтобы так думать. Другие альфы приближались к твоей омеге или…        — Только один, — говорит ему Кастиэль, вспоминая стычку Дина в магазине. — Мой омега выбил ему зубы. С тех пор никто не пытался.        Генри издает нервный, недоверчивый смех, но затем останавливается, когда понимает, что Кастиэль серьезен.        — О, — говорит он. — Это… это хорошо для вас обоих, я думаю. Что он сильный.        Они больше не говорят об этом, сосредоточившись исключительно на работе, и заканчивают они рано: исполнительный директор чувствует, что Кастиэль все еще на грани.        Именно тогда Кастиэль возвращается домой и почти сходит с ума от того, что не может найти Дина. Но с Дином, оказывается, все в порядке, и после того, как они провели время вместе, он оказывается еще больше в порядке, чем был. Кастиэль упивается ощущением, что держит его в своих руках, расслабленного и обмякшего от удовольствия, а не от боли или истощения. Счастливый, сытый Дин пахнет так хорошо. Кастиэль игнорирует свой собственный стояк, когда он помогает своему омеге зайти в душ и оставляет его там, чтобы снять обувь и пальто. Зеленые, полные похоти глаза Дина, тихие звуки, которые он издает, так нерешительно, хотя Кастиэль позволил ему — робкий, смущенный способ, которым он преследует свой оргазм, все это то, чего альфа никогда раньше не видел, и это заставляет его хотеть помочь Дину полностью расслабиться, помочь ему испытать это без вины, страха и всего остального, что у него на уме. Резкая разница между Дином, который предлагает себя без стыда, с его задранной в воздухе задницей, пока он знает, что его будут использовать, а его лицо скрыто от глаз, и Дином, который заикается, дрожит и отводит взгляд, когда ему нужно открыться и попросить о чём-то, чтобы ему не было больно, чтобы он получил некоторое удовольствие — все это имеет смысл, когда Кастиэль думает об этом, но это все еще душераздирающе. Он думает о Дине, своем Дине, над которым склонился странный адвокат из кафе, Дине, который вынужден сделать это, потому что его альфа так ему сказал, и это заставляет желчь подступать к горлу.        Когда Дин появляется снова, он одет в свою одежду, футболки Кастиэля нигде не видно. Он, вероятно, бросил ее в стирку, и Кастиэль напоминает себе, что нужно будет дать ему еще одну для гнезда. Он заканчивает готовить скорый ужин, который он сделал из того, что Дин купил в магазине, и они садятся есть, омега посылает ему застенчивую улыбку. Еда вышла не очень, но Дин поглощает свою порцию, время от времени поглядывая на него. Кастиэль не может перестать думать о Генри и Сэме. Во всей этой ситуации было что-то настолько тревожное, и дело было не только в самой ужасной просьбе. Сэм выглядел… любящим, очарованным, увидев фотографию Дина, но не возбужденным. Следующий вопрос, который он задал, казалось, возник из ниоткуда, как и изменение выражения его лица, и теперь, когда Кастиэль действительно задается этим вопросом, в его запахе тоже не было возбуждения. Он действительно казался… угрожающим и… обремененным. Как будто он видел много вещей, которые сделали его немного неуравновешенным. Может быть, так оно и было, но в то же время он занимался юридическими проблемами компании, конечно, они не наняли бы сломленного человека. А потом… он не казался сердитым, когда Кастиэль сказал ему убираться, он казался почти приятно удивленным.        И Генри, который до сих пор был порядочным человеком и явно чувствовал себя неловко из-за поведения Сэма — он, казалось, имел тот же взгляд на проблему омег, что и Кастиэль, но не поддерживал его прямо. Может быть, он и Сэм были друзьями, и как бы он ни был смущен, он терпел поведение другого человека. В конце концов, именно Кастиэль был в меньшинстве альф насчёт того, как он относился к омегам. Может быть, это было не так странно, как казалось.        Он поднимает глаза и видит, что Дин смотрит на него. Омега опускает глаза на свою пустую тарелку, пойманный. Кастиэль помнит, как он принес ему кофе накануне и как он сказал, что хочет притвориться, что альфа был рядом, когда он мастурбировал. Дин действительно кажется немного одиноким, и, возможно, это беспокоит его больше, чем это беспокоило бы Кастиэля, если бы он был на его месте. Может быть, это хорошая идея — провести выходные вместе. Он предлагает это неуверенно и улыбается, когда видит, как Дин просиял и взволнованно согласился.        Он думает, что они могли бы пойти в кино, немного расслабиться вместе — и хочет предложить это, но прежде чем он успевает, его телефон звонит, и это номер, который он не знает. Он отвечает на звонок.        — Кто это? — спрашивает он и слышит кого-то, кого никогда не думал услышать снова.        — Кастиэль.        — Мама? — он чувствует, как кровь приливает к голове, губы немеют. Она не может позвонить ему, она не знает, где он, он об этом позаботился.        — Нам нужно поговорить, — вот и всё, ни слова о последних двадцати с чем-то годах с тех пор, как они в последний раз видели друг друга. — Твой брат и я, мы на пути к тебе.        — Нет, нет, ты не можешь прийти сюда, — он смутно осознает, что Дин приближается к нему, и, Господи, Дин, он должен заставить Дина исчезнуть, как…        — Есть проблема, которую мы должны решить вместе, — говорит мама, полностью игнорируя его вопрос.        — Нет, — отказывается Кастиэль, им не нужно ни о чем говорить, они не могут прийти сюда, в его дом… — Нет, тебе здесь не рады. — Они не могут прийти, не могут. Он выбрался, это его жизнь, ему потребовались годы, чтобы построить ее, они… он должен найти способ не допустить их. Может быть, если они встретятся где-то еще, он сможет сократить это, быстро избавиться от них, но…        — Твой отец умер, Кастиэль.        Слова окончательные, серьезные, и его мать произносит их ровным голосом, лишенным каких-либо эмоций…        …он думает, что это очень похоже на мать, которую он знал…        …умер. Его отец мертв.        Он видит отца со спины, когда они все еще заботились друг о друге, когда тот навещал его в его комнате; он видит, как он улыбается, одобряя страсть Кастиэля к информатике, закопавшегося в книгах и страницах, заполненных рукописным кодом. Он сказал тогда, что Кастиэль мог бы стать их хранителем компьютеров, когда вырастет: он не знал, как еще назвать эту профессию, Кастиэль знает, но он поддерживал его интерес, и этого было достаточно, чтобы привлечь немного внимания вечно далекого, успешного отца со слишком большим количеством детей. Это был один из немногих моментов, которые они разделили только между собой. Но потом он также помнит его пустое выражение лица, когда Кастиэль уходил. Он не сказал ни слова, даже не попытался извиниться за то, что сделал, и никогда не пытался остановить его. Тогда Кастиэль надеялся, что однажды он увидит вещи такими, какие они есть, что они встретятся, чтобы обсудить случившееся и найти какую-то общую почву. В глубине души он носил эту надежду в себе все эти годы.        И теперь они больше никогда не увидятся.        — Что? — спрашивает он, пытаясь выдавить из себя слова. — Когда?        — Больше трех лет назад, — отвечает мама резким голосом, без дальнейших комментариев. Три… три года. Он мертв уже три года. Он пропустил похороны, его отец был в земле в течение трех лет, и никто не связывался с ним раньше. Он закрывает лицо дрожащими руками. Ну, теперь он мертв, ничто не изменит этого, верно? Это истерика, и он вроде как хочет смеяться, вроде как хочет плакать. Но как… и почему… они связываются с ним только сейчас? Его ум мчится, он пытается придумать какие-то причины, у них должны быть какие-то причины, какая-то повестка дня — раньше они никогда ничего не делали из любви или сострадания. Они искали его не только для того, чтобы сказать ему, что отец мертв. У них должен быть какой-то интерес к этому, к нему — может быть, он нужен им для чего-то, может быть, им нужно, чтобы он вернулся, может быть, они заставят его… нет, они не могут, он уже взрослый, они не могут этого сделать…        Рука опускается на его плечо, нежная и нерешительная, и он знает, что это Дин, и Боже... с Дином тоже всё кончено. Уверенность в этом поражает его, как товарный поезд. Сейчас он должен оставить его в безопасности, подальше от них, но когда они уйдут, с ним или без него, ему придется сказать ему правду, и всё будет кончено, всё будет кончено.        Он продолжал лгать себе, что, может быть, позже, может быть, когда Дин будет доверять ему больше, если они станут действительно близки, его прошлое не будет иметь большого значения. Он бы уже показал себя омеге, и эта история не привела бы его в ужас. Но сейчас… сейчас не время думать об этом, теперь Дин должен быть в безопасности. Он должен отослать его, и это тоже будет нелегко, но он не позволит другому омеге, его омеге, пострадать из-за своей семьи. Он стряхивает руку Дина, оставляя некоторое расстояние между ними, пожалуйста, не прикасайся ко мне, пожалуйста, не заставляй меня думать о том, что я потерял…        Его отец мертв, но его наследие всё ещё следует за Кастиэлем, всё ещё разрушает всё, чего он достиг, как болезнь, как гниль, но Кастиэль не позволит Дину стать еще одной жертвой.        — Я… я, — бормочет он в трубку. Он должен выяснить, сколько у него времени, по крайней мере, должен придумать план.        — Мы поговорим, когда приедем, надеюсь, ты будешь готов, — говорит мама.        — Нет, — думает Кастиэль, он думает и думает, но его мысли путаются, он не знает, что сказать. Время, время, верно, он должен выяснить, сколько времени у него еще есть, но прежде чем он успевает спросить, линия обрывается, статика так громко звучит в его ушах. — Алло? Не… Эй!        Но мама уже повесила трубку. Он кладет трубку. Его руки дрожат, и он не может думать, у него нет времени, и Дин ждет рядом с ним, ожидая какого-то объяснения. Они должны были выбраться, они выбрались... и они никогда не сделают этого по-настоящему. Он закрывает глаза всего на секунду, думая обо всех днях, о которых он уже фантазировал с Дином, об их теплом, счастливом будущем, о его улыбающейся паре рядом с ним, счастливом и защищенном — и теперь все это ушло, просто так, но одна вещь останется. Дин будет защищен. Пока он не убедится, что его семьи не будет рядом, Дин будет держаться подальше.        — Это была… моя мать, — говорит ему Кастиэль мягким и бесстрастным голосом, и он чувствует себя отстраненным, когда слышит, как это звучит из его рта. — Она приедет сюда с моим братом.        — О, — говорит Дин. Его слова, кажется, доносятся издалека. — Что-то случилось?        Да, что-то случилось, ладно. Всё, над чем они оба так усердно работали, закончилось.        Отец мертв.        — Я не знаю, как они меня нашли, — говорит ему Кастиэль. Он действительно не знает, это не должно быть возможно. Он сменил свою фамилию много лет назад, уехал, следил за тем, чтобы его имя не светилось в интернете на протяжении многих лет, настаивал на том, чтобы его достижения хранились в тайне и нигде не публиковались. Но хуже всего то, что он не знает, почему они нашли его. — Я не… я не готов, мне… мне нужно принять меры.        Он встает, и Дин вздрагивает. Он пытается игнорировать его, берет свой телефон и идет в кабинет. Он делает пару вдохов — как он обычно инструктировал Дина, потому что он читал книги по психологии, когда ему стало плохо, давным-давно, и он знает, что это работает — но он не может успокоиться. Он думает только о двух вещах — о том, что его отец мертв, и его семья приезжает — кстати, какой брат? Это Майкл или Люк? Он не знает, какой вариант хуже, но они оба остались в доме, так что это должен быть один из них.        Он набирает номер Чарли, она скажет ему, что делать, она знает его прошлое, она может помочь Дину, пока все не закончится…        — Йооу, если ты не дозвонился до меня — я занята спасением мира, так что оставь сообщение и…        Конечно, она не может взять трубку сейчас, конечно. Кастиэль отдаленно помнит, что у нее были какие-то планы с Дороти на вечер пятницы, но еще не так поздно…        — Чарли, пожалуйста, позвони мне, перезвони, как только… — много ли людей пришло на похороны? Была ли церемония проведена в соборе на их территории, куда они с отцом однажды пришли, когда Анна хотела нарисовать витраж, потому что она сказала, что это очень красиво, и отец сказал, что надеется увидеть, как Кастиэль женится на своей омеге там, однажды… Они принесли белые лилии, которые служанка поставила бы в каждую вазу в доме? Их запах был удушающим и слишком землистым, и Кастиэль думает, что именно так, должно быть, пахло, когда вся семья стояла над ямой в земле, наблюдая, как опускается гроб… — Мой отец… Он уже давно мертв. Они, мама… они идут сюда, мне нужно… Дин… — сухое рыдание вырывается из его горла, и ему больно от тяжести в груди. — Мне нужна помощь, пожалуйста…        Раздается звуковой сигнал, когда сообщение прерывается, и Кастиэль вытирает рукой глаза, когда его зрение становится размытым. Рука становится немного влажной. Он не знает, почему плачет. Он ненавидит отца.        Всё сообщение не имеет смысла. Он должен отослать Дина сейчас, а не ждать, пока Чарли получит сообщение позже, а затем придет. К тому времени он уже будет со своей семьей. Он редко бывает таким беспечным, таким нелогичным — он ненавидит это, он знает, что если у него не будет полного контроля, все может рухнуть, и теперь…        Бенни — его следующий выбор, он верит, что Бенни не причинит вреда Дину. Гарт… Гарт хорош, но он недостаточно стабилен, думает Кастиэль: Дину нужен кто-то более серьезный, более деловой, а у Бенни раньше была омега, так что, может быть…        — Кастиэль? — протягивает Бенни, удивленный, когда берет трубку. — Есть проблема с…        — Кое-что… кое-что случилось, Бенни, — говорит ему Кастиэль и, кажется, не может найти слов.        — Шеф, ты в порядке? — он чувствует, как Бенни становится обеспокоенным. — Дело в твом омеге?        — Да, — говорит Кастиэль, а затем: — Нет. В некотором смысле. Моя семья… я получил новости. Плохие… плохие новости, мой отец, кое-кто едет сюда. Моя семья… не может находиться рядом с омегами. Они очень традиционные. Мне нужно, чтобы ты… если бы ты мог просто взять Дина на некоторое время. Не очень долго, я не знаю, как долго они останутся, но я не думаю, что больше вечера, может быть, ночь. Я оплачу любые расходы…        — Погоди, — перебивает его Бенни. — Конечно, я могу взять Дина, просто скажи мне, что происходит. Он в опасности?        — Да. Мне нужно, чтобы он был в безопасности, Бенни.        — Он будет. Я могу послать такси, я знаю хороший сервис, они не будут лезть к нему. Чем еще я могу помочь?        Ничего. Он должен сделать это в одиночку.        — Просто береги Дина. Это единственное, что имеет значение.        — Я обещаю тебе, что буду, — торжественно говорит Бенни, и Кастиэль чувствует себя немного лучше. Он действительно верит, что так и будет. — Пришли мне свой адрес, такси будет там.        — Спасибо. Бенни… он очень… будь с ним нежен. Не заставляй его ничего делать, и не приказывай ему… — Голос Кастиэля становится строгим, это просто он злится при мысли о том, что какой-то альфа остается наедине с его омегой, но это нечестно, Бенни делает ему огромное одолжение.        — Я не буду, брат, — тихо уверяет его Бенни, как будто ему знакомо это чувство. — Тебе не нужно беспокоиться. Я буду держать Дина подальше от неприятностей, а ты просто разбирайся со своими делами. И если тебе понадобится дополнительная помощь, позвони мне.        — Спасибо, — говорит Кастиэль и заканчивает разговор. Он пишет Бенни адрес и выходит, чтобы поговорить с Дином, готовясь к трудному разговору, который они должны провести.        — Дин, — он оглядывается, чувствует запах еды, видит салат и крошечные бутерброды и останавливается. — Что ты делаешь?        Дин говорит ему, что он готовит, пытаясь помочь ему подготовиться к гостям. Его омега пытается быть таким хорошим для него. Кастиэль ненавидит, что говорит ему, что он должен идти, но это необходимо, и они должны поторопиться, у них нет времени, поэтому он говорит Дину одеться. Дин сильный, уверяет он себя, он переживёт один вечер. Есть еще одна вещь, о которой он думает, и он уходит, чтобы снова пойти в кабинет.        — Габриэль, — холодно говорит он, когда его брат берет трубку. Может быть, нет причин злиться на него, но он еще этого не знает.         — Кэсси, какой сюрприз, — радостно приветствует его Габриэль. — Чему я обязан таким…        — Мама придет навестить меня с одним из наших братьев, — говорит ему Кастиэль. — Ты знаешь с которым?        — Зачем ей это делать? — голос Габриэля сразу становится серьезным и безэмоциональным. Кастиэль знает, что он тоже напуган, хотя обычно он хорошо это скрывает. В конце концов, думает Кастиэль, он принял на себя основную тяжесть образа жизни их семьи.        — Они сказали мне, что отец мертв. — Кастиэль ждет реакции, но ее нет. — Был мёртв в течение последних трех лет.        На линии долго стгоит тишина. Кастиэль ждет и снова пытается взять себя в руки. Это не работает.        — Они не позвонили мне, но чего еще ожидать от семьи ублюдков, а? — наконец произносит Габриэль сдавленным голосом. Он не знал, теперь Кастиэль уверен. Габриэль хороший актер, но он никогда не мог скрыть от него что-то.        — У тебя есть какие-нибудь идеи, почему они едут сюда? Мне нужно знать. Все, что ты можешь придумать, я должен подготовиться.        — Может быть, это по доброте их сердец, — саркастически замечает Габриэль с таким количеством ненависти, которого Кастиэль не ожидал.        — Сомневаюсь, что…        — Я не знаю. Должно быть, это бизнес. Может быть, им нужно, чтобы ты вернулся со всеми твоими способностями зарабатывать деньги. Может быть, они хотят, чтобы ты продвинул центр или занял место отца.        — Но прошло уже три года, это не имеет смысла…        — Может быть, они действительно нашли тебя только сейчас. Может быть, это правда. Но если нет, и они ждали, чтобы прийти, у них должна быть причина. Ты думал о завещании?        Завещании?        — Что?        — Завещание отца, тупица, — Кастиэль уверен, что слышит, как закатываются глаза. — Может быть, им нужна твоя подпись.        — Ты думаешь, отец мог что-то оставить? Мне?        — Позвони мне, когда все закончится, — говорит ему Габриэль. — Не позволяй им вытереть о тебя ноги. Теперь ты лучше, чем это.        Он вешает трубку.        Кастиэль делает глубокий вдох, но чувствует, что внутри он разваливается на части. Он не знает, что делать, и он не может сосредоточиться, даже когда он действительно пытается.        Сначала обезопасить Дина. Это он может сделать. Остальное он выяснит позже.        Он выходит, чтобы увидеть Дина одетым. Он оглядывает комнату: ему придется проветрить, чтобы запах Дина исчез, спрятать одеяла, запереть дверь наверху… Не может быть никаких доказательств того, что у него есть омега. И прикрыть свой брачный укус…        Он говорит Дину, что Бенни заберёт его, думая обо всём этом, пока Дин не спрашивает, сильно дрожа перед ним, должен ли он позволить Бенни трахнуть его.        Кастиэль вздрагивает, ошеломленный, сосредоточившись на своем омеге. Он напуган, он очень напуган, Боже, конечно, он напуган, идиот, и Кастиэль хотел бы знать, как объяснить, но у них нет времени говорить об этом. Это… он забыл, он не думал… у Дина сейчас должно быть около миллиона вопросов, но он не может — что, если его семья приедет прямо сейчас…        Он слышит, как что-то останавливается перед домом, и кровь приливает к его голове так быстро, что у него кружится голова, но когда он в панике смотрит через плечо Дина в маленькое окошко у двери, он видит, что машина желтая. Такси Дина.        Он уверяет Дина, что ничего неуместного не произойдет. Он помнит своего омегу в торговом центре, прилипшего к нему, ошеломленного количеством людей, а также то, как он боится каждый раз, когда думает, что нарушил какое-то правило, и как он пытался предложить оральный секс, прежде чем они начали узнавать друг друга… и как ему снятся кошмары, Боже, сегодня вечером его некому будет утешить, и…        — Как долго? — спрашивает Дин, и Кастиэль думает о чем-то, что могло бы его успокоить, но он продолжает терпеть неудачу. Нет времени на долгие разговоры, это было бы только более запутанным, чем что-либо.        Он пытается быть практичным — как долго, спросил Дин, и он хотел бы знать — вероятно, пару часов, но может оказаться, что Дину придется остаться у Бенни на всю ночь, и он не хочет пугать его этим. Он говорит ему, что не может сказать точно, но это снова неправильно, Дин паникует, он спрашивает «почему» и Кастиэль хочет сказать ему, но как? «Я уже однажды причинил боль омеге», сказал бы он, а затем: «Я солгал ему, и я сломал его, и он может быть мертв из-за меня. Я не хотел» - хотел бы он добавить, но это не имеет значения. Но Дин — Дин особенный, и он заслуживает лучшего, он заслуживает всей правды, даже если они больше не будут вместе. Он будет ненавидеть его за его прошлое, независимо от того, как сильно он пытался стереть его, он будет ненавидеть его за то, что он отослал его, понимает Кастиэль. Это должно дать ему безопасность, но Дин не понимает этого, Дин умоляет остаться, но он не может. Кастиэль чувствует, что сейчас заплачет. Он извиняется за все, что может, но не может сосредоточиться, они уже слишком долго разговаривают, и он не хочет ничего больше, чем обнять Дина и заверить его, что да, это его дом, и все будет хорошо, но он сам не верит в это, и это все его ошибка.        И как будто Дин знает, что он ломается, потому что он говорит ему, что нуждается в нем — так мучительно честно, и он протягивает руку, и Кастиэлю требуется всё, чтобы не схватить её и не притянуть его ближе. Чтобы Дин был в таком отчаянии — этот дом и Кастиэль действительно должны что-то значить для него, он никогда ни о чем раньше не просил, не так…        — Ты сказал, что будешь охранять меня…        Говорит Дин, и внезапно Кастиэлю снова шестнадцать, он сидит на заднем сиденье фургона. Избитое, окровавленное лицо безымянного омеги — Кастиэль пытался отмыть его, как мог, но этого было недостаточно — пустое от ужаса, его глаза широко раскрыты от шока, и он говорит то же самое, он говорит «Ты обещал, что я буду в безопасности», и Кастиэль хочет что-то сказать, но он не может, не знает, что, его рот открыт, горло сжимается, и, наконец, «я не знаю», выходит, но это ничего не меняет…        И на этот раз он также видит Дина, он видит, как его Дин может быть избит до чертиков и предан им самим, и он не позволит этому случиться.        Он не может вынести это. Может быть, будет проще, если Дин будет ненавидеть его, пытается убедить он себя, отступая назад и глядя в пол, чтобы не видеть, как он предаёт Дина. Может быть, когда Дин узнает правду и уйдет, ему будет легче пережить этот момент — его альфа отвергает его — когда он будет где-то в другом месте, с каким-то подходящим альфой, Кастиэль найдет кого-нибудь вместо себя, им будет легче расстаться, а Дину, в конце концов, легче стать счастливым.        Он просто хочет, чтобы он мог быть рядом с ним, чтобы увидеть, как это произойдет. Он никогда не должен был тащить Дина за собой.        Когда Дин выходит на улицу, смущенный, грустный и напуганный, Кастиэль чувствует, как его тело вибрирует от необходимости прекратить все это и просто обнять его, несмотря на то, что он уже решил сделать, несмотря на то, что он знает, что логически лучше для него. Он бросает на него взгляд, всего один раз, и Дин смотрит на него, молча умоляя позволить ему вернуться, и грудь Кастиэля так сильно болит, что он почти — почти зовёт его, но потом вспоминает синяки на теле Бет: она не угодила своему альфе должным образом — и хлопает дверью, прежде чем может сдаться.        Он плачет, когда слышит, как отъезжает такси, плачет, когда несет плед Дина в спальню, ищет ключ и запирает её вместе с их общей ванной; он открывает все окна и дверь и опрыскивает всё каким-то освежителем воздуха, который Дин держит под раковиной; он надевает свой костюм снова, так что нет никакого риска случайно показать укус, и именно тогда он замечает ошейник Дина, висящий у двери. Он отпустил его без ошейника. Он набирает номер Бенни, дрожа от ярости на себя и от страха за Дина, но Бенни быстро берет трубку.        — Да, босс, он здесь в целости и сохранности, просто пошел в ванную, хочешь, я схожу за ним?        — Нет, все в порядке. Он оставил свой ошейник здесь. Пожалуйста, проследи, чтобы он не выходил из дома.        — Будет сделано, — Бенни колеблется. — Дин теперь в безопасности, шеф, но ты в безопасности? Они могут причинить тебе боль?        Они уже сделали это, думает Кастиэль, его губы изгибаются в невеселой улыбке.        — Нет, — отвечает он вместо этого.        — Откуда мне знать, что они не опасны и для тебя тоже? Если тебе понадобится подкрепление, скажи мне, я почти готов позвонить в полицию, Кастиэль…        — Нет, не надо, — быстро протестует Кастиэль. — Это не… они не преследуют меня. Не так. Возможно, они пришли поговорить о прошлом, но…        — Звучит не очень многообещающе.        — Мои родители основали один из первых учебных Омега-центров. — Ему отвечает только молчание. — Вот почему они опасны для омег. — Раздается звонок в дверь. — Я… я должен идти. Кастиэль вешает трубку, делает глубокий вдох и кладет телефон в карман.        Он открывает дверь.        Похоже, мама не сильно постарела. У нее все еще аккуратно уложены каштановые волосы, ее голубые, пронзительные глаза, которые он, вероятно, унаследовал, все еще вычисляют и анализируют, даже когда она видит его впервые за двадцать лет. Ее костюм — то, на чем она всегда настаивала — выглядит безупречно и дорого. Рядом с ней стоит Майкл — и он выглядит старше, но он все еще лихой, он все еще такой человек, от которого все падают в обморок. Но Кастиэль знает его, и в его высокомерной ухмылке, в темноте за его фальшиво-дружелюбным взглядом он видит холодную сталь. Он похож на мать, стильный и элегантный снаружи, холодный и безжалостный внутри.        — Кастиэль, — приветствует он его первым и заходит внутрь, игнорируя то, как Кастиэль блокирует собой дверь. Он мог бы бороться — но он не избавился бы от них, не надолго. Лучше узнать, чего они хотят.        Мама входит вслед за Майклом, и они идут прямо в его гостиную, оглядываясь вокруг. Кастиэль смотрит на улицу на секунду дольше, его пальцы сжимаются вокруг дверной ручки, желая всем, что у него есть, чтобы он мог просто убежать, как он сделал в тот день.        Он закрывает дверь и следует за своей семьей в гостиную.        — Почему Вы здесь? — спрашивает он, изо всех сил стараясь не показывать никаких эмоций.        — Где твой омега? — мама останавливается рядом с диваном. Майкл проводит рукой по кухонному столу, отваживаясь идти дальше. Им здесь не место. Он хочет, чтобы они ушли.        — У меня нет омеги, — лжет Кастиэль. Майкл фыркает.        — Конечно. Ты держишь его прикованным в своей спальне? — он смеривает Кастиэля пристальным взглядом, и снова появляется приводящая в бешенство ухмылка. — Боишься, что я наброшусь на него?        — Мы знаем, что у тебя есть омега, — говорит мама, игнорируя насмешки Майкла, как она делала всегда: она садится на диван и достает фотографию из внутреннего кармана пиджака. Она кладет её на кофейный столик, и Кастиэль замирает. Это их свадебная фотография: он забыл, что её вообще делали. Они оба выглядят нервными и неуютно, Дин сгорбил плечи, лицо пустое и бледное, белый прокатный костюм омеги так плохо сидит, что он тонет в нем. Кастиэль с натянутой улыбкой, неловкий, их руки вместе, полоски новых колец на пальцах. Возможно, это одна из худших свадебных фотографий, которые он видел.        — Это причина, по которой мы здесь, — говорит мама деловым голосом. — Это было в Интернете, и, к сожалению, один из наших людей наткнулся на это.        — Ты не можешь прикоснуться к Дину, — почти рычит Кастиэль. Как, черт возьми, он забыл о свадебной фотографии? Он не знал, что они выложили её в Интернет, едва помнил, что её вообще сделали, слишком был сосредоточен на всем остальном. Он был таким глупым. — Ты никогда его не увидишь.        — Ну, Кастиэль, зачем нам нужна такая потрепанная сука? — Майкл качает головой, все еще улыбаясь. Он знает, что это его разозлит, и это так.        — Не говори о нем так, — голос Кастиэля дрожит от ярости, и он внезапно становится низким и опасным. Ухмылка Майкла не дрогнула. Кастиэля убивает осознание того, что он никогда не сможет победить, победить его, как и тогда, когда они были детьми. Ничего не изменилось, и знать это, видеть это, это разрушительно.        — Мы пришли сюда не для того, чтобы спорить, — говорит мама, резко, вместо того, чтобы успокоить, бросая предупреждающий взгляд на Майка. — Мы были рады, что ты ушел.        Почему это больно слышать — Кастиэль не знает.        — Твой отец оставил завещание перед смертью, — продолжает она. — Он оставил тебе значительную сумму денег и письмо. Поскольку ты ушел из этой семьи, мы не видели причин отдавать его тебе и попытались объявить тебя мертвым заочно. Технически ты отсутствовал более двадцати лет. Однако они настаивали на четырех годах активного поиска человека, пока мы не сможем юридически претендовать на его наследство. И это работало некоторое время, Кастиэль, ты действительно хорошо спрятался. Это работало для всех нас. До свадебной фотографии — ты был неосторожен, сынок, и один из обязательных исследователей нашел её, и теперь нам всем нужно разобраться с этой проблемой.        Кастиэль приходит в себя от новой информации. Он не уверен, что хуже: знание того, что его семья ненавидит его так же сильно, как и он их — не то что бы он не ожидал этого, но действительно узнать об этом — это другое; или, может быть, знание того, что его отец оставил ему что-то, что, возможно, было надеждой на примирение перед смертью, и тот факт, что его собственная семья пыталась объявить его мертвым, чтобы получить его деньги. Все это ломает что-то внутри него, что-то, о чем он даже не знал, что у него это всё ещё есть или то, что его это заботило.        — Что именно он мне оставил? — спрашивает он, садясь перед мамой. Она достает стопку бумаг — опять же, из внутреннего кармана своего блейзера — и кладет их на стол поверх свадебной фотографии. Лицо Дина исчезает под ними. Кастиэль бесстрастно гадает, сколько у нее карманов.        Завещание длинное, но мама помогла ему: она обвела ручкой ту часть, которая имеет значение. Он читает это — и сумма денег, которую ему дают, настолько абсурдна, что он действительно ничего не чувствует, когда видит это. Это просто похоже на число. Затем он читает остальную часть и понимает, что получает больше всех. И Габриэль — он тоже получит немалую сумму.        — Полагаю, ты хочешь, чтобы я отказался, и вы унаследовали это, — говорит он мертвым голосом, изучая бумаги.        — Это верно, но никто в здравом уме не откажется, — вздыхает мама, как будто она страдает из-за его предстоящего решения. Кастиэль предполагает, что она может. Сумма, которую она получит, значительно ниже.        — В чем подвох? — спрашивает он, потому что он всегда есть.        — Это на четвертой странице, — говорит ему мама. — Ты должен вернуться и стать совладельцем компании. Вместе со своим омегой.        Кастиэль останавливается, смотрит вверх.        — Что? — спрашивает он и не может остановиться. — Почему отец хочет, чтобы я…        — Он не был прежним после того, как ты ушел, — говорит Майкл, доставая бутылку воды из холодильника. Не то чтобы Кастиэль когда-либо говорил ему чувствовать себя как дома, но он все равно это делает. — Ты был его любимцем. Все это знали. Неважно, что я и другие делали, у него всегда сердце кровью обливалось за хрупкого маленького Кастиэля, — насмешливо произносит он последние слова.        — Ты использовал омег, как хотел, — рычит Кастиэль. — Бесконечные партнеры, бесконечные рабы.        — Ты никогда не мог понять, что это в их природе, — качает головой мама. — Мы выше их, Кастиэль, мы всегда были выше. Похоже, у большинства людей нет проблем с этим.        — Конечно, нет. Гораздо проще просто извлечь из этого выгоду, — с горечью отвечает он. Этот разговор бессмыслен. Не похоже, что у него получится убедить их.        — Ну, в любом случае, — мама прочищает горло. — Если ты принимаешь условия, ты должен их подписать. Мы приехали в фургоне и приготовили клетку для твоего омеги…        — Клетку, — Кастиэль издает саркастический смех. Конечно, у них она есть.        — Если ты не можешь контролировать своего омегу, — Майкл поднимает брови с самодовольной улыбкой на лице. Кастиэль хочет ударить его.        — Не делай вид, что делаешь нам одолжение, — говорит мама, и в ее голосе впервые слышится раздражение. — Из-за тебя дела компании сейчас идут так плохо. Если бы ты не забрал этих омег — сколько работы мне пришлось приложить, чтобы восстановить наше доброе имя…        Кастиэль игнорирует ее и вместо этого смотрит на завещание.        Это много денег. Это так много денег, что ему никогда больше не придется работать, и он праздно развлекается всеми возможностями, всем, что он мог бы сделать, будучи таким богатым. Он мог бы позволить себе брать Дина в такие места, как «Голубая Луна», и даже более вычурные. Он мог бы купить ему все одеяла и все компакт-диски и никогда не беспокоиться о ценниках. Он мог бы изменить ситуацию в компании — хотя это была бы постоянная битва между ним и его братьями, и нет никакой уверенности, что ему удастся оказать какое-либо влияние. Но он мог бы попробовать. Может быть, он мог бы помочь омегам. И он хочет прочитать письмо, которое оставил ему отец, он хочет знать, что изменилось. Предложение заманчивое, но на самом деле не о чем даже думать.        А — это деньги, заработанные на обучении омег. Б — ни он, ни Дин не хотят роскошной жизни. В — возвращение домой — последнее, чего он хочет.       Даже если Дин простит его за его прошлое, даст ему второй шанс — даже тогда, особенно тогда, он никогда не потащит его в семейный дом. С ошейником или нет, это будет постоянный поток унижения — мать, пытающаяся научить его быть идеальным омегой, показывая его другим людям, как кусок мяса. Майкл и Люк, лапающие его или… или, что-то похуже, если Кастиэля нет рядом. Удушающая атмосфера дома, застывшего во времени, где титулы, предки и этикет действительно имеют значение, и Дин никогда не сможет быть самим собой, вместо этого живя в страхе перед насилием, с людьми, которые построили свою жизнь на «исправлении» омег. Это даже не вариант, никогда им не было, но Кастиэль колеблется всего секунду, из-за письма. Он хотел бы прочитать его. Это и… его семья получит все эти деньги. Не то чтобы он их заслуживает, но они заслуживают их еще меньше; но жизнь никогда не бывает справедливой, не так ли?        На мгновение он задается вопросом, что бы сказал Дин на его месте, и он почти уверен, что это было бы что-то вроде «пошли вы и ваши деньги», и, несмотря на обстоятельства, он почти, почти улыбается.        — Где мне подписать отказ?        Мама прерывает то, на что она собиралась жаловаться дальше, и смотрит на него в шоке. Даже Майкл, всегда собранный Майкл, немного вздрагивает от удивления и проливает немного воды на стол.        — Ты хочешь отказаться?        — Да, — Кастиэль ищет ручку на маленькой полке под кофейным столиком. — Я думал, это было очевидно. Я сказал, что ты никогда не увидишь моего омегу. Ты и меня не увидишь.        — Вот это сюрприз, — Майкл, кажется, снова встает на свои метафорические ноги. — В чем дело? Я думал, что Дин уже достаточно обучен, чтобы не смущать тебя перед альфами. Как звали его бывшего, Аластер? Они рассказали мне о нем в центре. Слышал, что он заставил твою шлюху ползти за ним по команде…        — Заткнись! — кричит Кастиэль, и сила этого звука пугает его. Он думает, что что-то видно на лице Майкла, что-то, чего он никогда раньше не видел, и крошечный намек на это в его запахе… он распространяется по комнате, и это страх. Кастиэль чувствует себя ошеломленным, но прежде чем он успевает отреагировать, мать прерывает их, бросая на Майкла яростный взгляд.        — Прекрати сейчас же, разве ты не видишь, что он принял решение?        Очень хорошо. Мама быстро показывает ему, где расписаться. Он читает его до конца, на всякий случай, но они хотят денег, так что нет необходимости обманывать его. Кажется, все в порядке. Вот так все связи с его семьей обрываются, и они становятся невероятно богаче, и всё благодаря ему.        Не имеет значения, говорит он себе. Что имеет значение, так это Дин. Он не знает, смог бы ли он когда-нибудь что-нибудь сделать с центром, если бы стал частично ответственным за это — из-за своих жестоких братьев, да, но в основном из-за того, как устроен мир, как он хочет относиться к омегам… Но он может сделать что-нибудь с Дином.        Майкл не говорит больше ни слова, и они уходят. Его брат не обращает на него внимания, направляясь прямо к машине, но мама останавливается в дверях и оборачивается, чтобы посмотреть на него. Она все еще кажется… ошеломленной, как будто они были уверены, что купят его, и Кастиэль чувствует немного болезненного удовлетворения.        — Ты действительно веришь во все это, — ошеломленно говорит мама. — В то, что омеги похожи на нас.        — Да, я думал, что ясно выразился, — решительно отвечает Кастиэль. На долю секунды его мать выглядит неуверенной в себе, что-то настолько сверхъестественное, что Кастиэль не может этого понять, но затем бесстрастный фасад возвращается.        — Тогда прощай, — говорит она. — Это жизнь, которую ты выбрал для себя.        Это так. Это тяжело, это одиноко, но это то, что он заслуживает. Мать уходит, и каким-то образом Кастиэль знает, что они больше никогда не вернутся. Он свободен.