Don`t care where you`ve been — Неважно, где ты был

       Дин пытается мыслить логически, сидя на заднем сиденье такси, но не может. Он слишком напуган. Он ненавидит чувство удушающей паники, потому что в глубине души он знает, что если бы он только мог сосредоточиться, то некоторые вещи имели бы больше смысла, но его дыхание слишком громкое, в то время как всё остальное доносится издалека, звук движения, радио в машине, и его голова ноет, как будто он собирается вот-вот упасть в обморок.        Альфа даже не прикоснулся к нему.        Он попросил о помощи, как ему было сказано, и всё же Альфа полностью проигнорировал его.        «Но он был напуган», — говорит ему голос в его голове, — «Вспомни, какой ты, когда тебе страшно. В тебе нет никакого чертового смысла».        И да, он не имеет никакого смысла, как и сейчас, потому что думать об Альфе — плохо, потому что он не только в шоке... он думает, что узнаёт это неустойчивое чувство и то, каким нереальным всё кажется, хотя он знает, что всё это очень реально — но также он беспокоится об Альфе. Он чувствует себя преданным, да, он чувствует себя потерянным, но он никогда не видел, чтобы Кастиэль так себя вел, будто он сошел с ума от страха — у него должна быть причина для всего этого страха…        «Я не хочу говорить о своей семье» сказал он несколько дней назад…        И теперь эта семья приезжает, и Дин почти уверен, что что-то внезапное тоже случилось, но имеет ли это значение сейчас? Его отослали, либо чтобы он стал лучше, либо просто потому, что он будет мешать гостям. Он может никогда не вернуться. Он знает, как это происходит, даже если он станет лучше — как только он уйдет, Кастиэль поймет, насколько он обуза и насколько лучше без него, и тогда это будет просто «жаль видеть, как ты уходишь, но уходи, Дин».        При мыслях об Альфе его грудь сжимается, поэтому он пытается думать о чем-то другом. Например о Бенни — альфа, к которому его посылают — и он почти уверен, что это был тот большой здоровяк на экране ноутбука. Он казался наименее приятным из всех, и его поза лишь делала его более пугающим. Он вроде как хочет, чтобы его послали к этой Чарли, вместо всего этого он хотя бы поговорил бы с ней. Она казалась хорошей. Но это не он командует, он никогда не командует.        Они останавливаются, и Дин смотрит в окно. Это маленький одноэтажный дом, но, по крайней мере, не обветшалый. Это действительно имеет значение? Может быть, имеет, если отныне это будет его новый дом.        Водитель-бета оборачивается и называет ему цену, и Дин замирает.        — У меня… у меня нет денег, — говорит он. Это ведь не его вина, не так ли? Кастиэль ничего ему не дал, а затем он инстинктивно касается своего ошейника, как он часто делает, когда находится снаружи, просто чтобы немного успокоиться. Но его рука касается только голой кожи, и он в слепой панике цепляется за шею. Господи, ошейник дома, он оставил ошейник, теперь любой может трахнуть его, и как только Альфа забыл, он не может выйти без ошейника и…        — Я все предусмотрел, — произносит хриплый голос, и Дин подпрыгивает, прижимаясь к двери. Альфа — Бенни — наклоняется через открытое окно и вручает водителю наличные и улыбается Дину. Он, кажется, понимает, как он боится — они оба чувствуют это, Дин забыл об этом, он, должно быть, воняет на всю машину своим запахом — и он открывает дверь напротив Дина.        — Привет, — он наклоняется, чтобы посмотреть на Дина, который отползает еще дальше на своем сиденье, как животное в клетке. Парень гигантский, это не сулит ничего хорошего. — Я Бенни. Выходи, милый.        «Не твой милый», — думает Дин, и это выводит его из себя. Только Альфа может называть его так. Но как бы ему ни хотелось это сказать, он не может. Он ничего не может сделать, застыв на месте: он не хочет оставаться в такси, он не хочет выходить и идти с Бенни в его дом, где он может сделать с ним все, что угодно, и…        Он просто хочет домой, может быть, если он закроет глаза и захочет достаточно сильно, то Альфа придет, и он обнимет его своими сильными руками, и его теплые голубые глаза будут смотреть на Дина обеспокоенно, и он отвезет его домой и убедится, что он в безопасности, и он будет держать его в своих объятиях, пока Дин не успокоится и…        — Альфа сказал, что меня нельзя трахать, — говорит он вместо этого, защищаясь. — У меня нет ош-шейника, но я клянусь, ты можешь позвонить ему, он не… он не будет рад, если ты тр…        — Я не буду, шер, — говорит Бенни, грустно и успокаивающе. — Я покажу тебе, что у меня нет плохих намерений. Давай, — уговаривает он.        — Просто выйди из машины, черт возьми, — фыркает бета-водитель. — Мне есть куда ехать!        — Разве ты не видишь, что он не готов? — огрызается Бенни, и Дин дрожит, но это заставляет его двигаться. Он может быть и не в своем уме от страха, но он не собирается устраивать сцену, в конечном итоге его всё равно выкинут из машины, как какую-то побитую собаку, у него все еще есть гордость. Хотя не так уж и много.        Он вылезает из машины и встает рядом с Бенни. Он даже выше альфы, что обычно бесит их — как будто он может это исправить — но он худой, как прутик, в то время как Бенни — это мышцы и широкие плечи, и он выглядит так, будто он не сдвинется, если грузовик врежется в него на всей скорости.        Такси уезжает, как только он выходит, с визгом шин, и Дин вздрагивает. Бенни проводит рукой по своей шее и протягивает ее Дину.        — Пахнет так, будто я в настроении для чего-то, брат? — спрашивает он, и Дину даже не нужно прижиматься к нему носом, чтобы уловить запах Бенни. Он спокоен, печален и немного… меланхоличен?.. Но определенно не возбужден, нет даже намека на это.        — Нет, сэр, — отвечает он, все еще сохраняя дистанцию.        — Давай отведем тебя внутрь, Дин, — Бенни жестом указывает на дом. Они идут к входной двери, и с каждым шагом Дину все больше и больше кажется, что это марш смерти.        Внутри приятно, но подавляюще. Похоже на музей: темные деревянные стены, деревянные доски на полу, картины старой школы — пока все они изображают море, лодки и нескольких матросов на разных стадиях мучений по возрастанию — тяжелый кожаный диван посреди гостиной и куча антиквариата повсюду. Первая мысль Дина заключается в том, что это место будет чертовски трудно убирать; его вторая мысль заключается в том, что, скорее всего, каждая книга, рамка и статуя здесь стоят больше, чем он, и это не воодушевляет. Он воображает, как что-то ломает: каким будет наказание Бенни? Нравится ли ему избивать омег, или он запрёт его в ловушке где-нибудь на несколько часов, или, может быть, он отберёт у него еду — что бы это ни было, Дин пытается собраться с силами, потому что это не должно — возможно, не могло — быть хуже, чем у Аластера.        — Я немного любитель истории, — говорит ему Бенни, как бы объясняя обстановку Аллана Квотермейна. Однако Шэрон Стоун не было видно. Похоже, он живет один. — Пойдем в гостиную, а?        Дину кажется, что его сейчас вырвет или он заплачет, поэтому он набирается смелости и шепчет:        — Пожалуйста, с-сэр, м-м-могу я… — он ненавидит заикание, но не может его остановить. — В-ванная?        — О, конечно, — Бенни звучит немного виновато, когда указывает на дверь в конце коридора, и Дин вздрагивает от протянутой руки. — Ну, вот, не торопись.        Дин чопорно идет туда и закрывает за собой дверь, но не запирает ее. Вероятно, не разрешено. Он сидит на закрытом унитазе, не зная, зачем он вообще туда пришел. Ему просто нужно… нужна лишь секунда, только одна секунда, чтобы отдышаться.        Вместо того, чтобы дышать, он заканчивает тем, что жалобно плачет, оглядываясь вокруг, просто чтобы чем-то заняться. У Бенни интересный декор даже здесь, темно-коричневые плитки с маленькими золотыми листьями посередине, сверкающие. Там тяжелая ванна на этих старых когтистых ножках, и Дин думает, что это чертовски уродливо, кто, черт возьми, покупает такие вещи, когда можно приобрести душевую со стеклянными стенками и хорошим напором воды?        Добро пожаловать в свой новый дом, с горечью заключает Дин. Господи. Он действительно размяк. Всего месяц назад он был бы в восторге от встречи с альфой, который казался таким порядочным, как Бенни, и у которого был дом, о котором он заботился, а не какая-то свалка. Все остальные альфы уже вытащили бы его из такси за волосы и отшлепали бы, а не пытались урезонить и успокоить.        Но его муж на совершенно ином, новом уровне, и Дин глуп, думая, что сможет вернуться, и он глуп, желая этого, но он это делает.        Он все еще размышляет о том, что на самом деле произошло, к какой теории он склоняется больше. Альфа, возможно, был слишком не в себе, чтобы объяснить ему это, конечно, и он действительно хотел, чтобы он ушел и ушел как можно скорее. Это первый факт. Но он нашел время, чтобы найти кого-то хорошего, чтобы тот забрал его, слабо убеждает себя Дин, так что все не так уж плохо. Или, может быть, он просто нашел время, чтобы найти кого-то компетентного, кто научил бы его, как стать более хорошим омегой.        Он бы не подумал, что это наказание — потому что это должно было быть связано со звонком, и это не имело смысла — за исключением последней части, где Альфа становится таким холодным и далеким, и вообще не слушает его: он просто должен был сделать что-то не так. Это могло быть из-за всего, потому что он стал очень смелым, когда Альфа был снисходительным и даже одобряющим, и он даже не может выбрать какую-то одну вещь для анализа, было так много всего необычного.        Может быть, Бенни скажет ему, что он сделал не так.        Дин думает, факт второй, это была семья Кастиэля. Отчужденная, богатая, титулованная семья. Кастиэль явно обижался на них из-за чего-то — но, возможно, когда они наконец вернулись, он был смущен Дином и отослал его, чтобы тот стал лучше. Или, может быть, он хотел притвориться, что у него вообще нет омеги. Дин не знает, но он думает, что омега из системы, особенно такой, как он, является своего рода позором для тех людей, которыми может быть семья Кастиэля.        Но Кастиэля не волновал роскошный образ жизни в ресторане, он ненавидел его.        Так почему? Почему он отослал его? Если бы это было просто уединение, Дин уверен, что это не было бы таким большим делом. Он мог бы остаться в комнате. Итак, у него есть два факта — Кастиэль хотел, чтобы он ушел, и Кастиэль хотел, чтобы он был подальше от его семьи — и слишком много вопросов без ответов. Может быть, его отослали не за плохое поведение. Отослали не потому, что он смущает, наверное. А отослали потому, что он просто игрушка, и он слишком сильно доверял своему новому, идеальному Альфе? Скорее всего, но он все еще (безнадежно) не хочет верить в это, верить, что все это была огромная, тщательно продуманная ложь, и Альфа действительно предал его.        Он беспокоится, что Бенни может постучать в дверь в любую секунду, но он не может перестать плакать, рукава его пальто все мокрые от слез, которые он продолжает вытирать, и он держит один кулак во рту, чтобы его не услышали. Он вспоминает первый раз, когда он плакал рядом с Альфой, и как тот удивил, обняв его и отнеся в постель, а затем уложив его спать. И он сказал, что будет оберегать его, сохранять в безопасности. На самом деле, он часто это говорил.        Была еще одна вещь, которую сказал Кастиэль, и теперь, когда Дин думает обо всём этом, паника немного отступила, настолько, что он смог вспомнить о более счастливых моментах. Итак, когда он очень много запинался. Он сказал, что это всё его вина, и что он сожалеет. Дин вспоминает, как тогда у него мелькнула мимолетная мысль, что его каким-то образом заставляют отослать его прочь. Ему было жаль. Его вина.        Это подразумевало, что… что-то может случиться с Дином. Это отсылание его было…        …ради его безопасности?        Это слишком, чтобы предполагать, потому что однажды твоя семья звонит тебе («я не знаю, как они нашли меня») и навещает тебя впервые за целую вечность, и что-то внезапно происходит — может быть, кто-то умер? («что? когда?») и ты ненавидишь их и даже не можешь мыслить здраво, неужели ты действительно стал бы уделять так много внимания своему омеге, из всех вещей, просто чтобы удержать его подальше от всего этого?        Дин не знает, он готов сдаться. Это всё слишком.        Он вытирает лицо изо всех сил, а затем обдумывает использование раковины. Бенни отпустил его в ванную, так что он, должно быть, разрешил использовать воду, верно? Он включает её, но на всякий случай оставляет холодной и немного умывает лицо, чтобы выглядеть более презентабельно. Как только он выходит, он замечает альфу, сидящим на диване в своей гостиной, ожидающим его.        Дин подходит и падает на колени. Он заставляет себя смотреть в пол, хотя больше всего на свете ему хочется держать голову высоко, оценивать свое окружение. Знать, откуда будет нанесён удар.        «Альфа сказал, что он хороший человек», — его мозг пытается утешить его, успокоить. Дина снова трясет, он смущен, но не может остановиться. Он не отвечает за свое тело, он узнал это давным-давно. Оно либо делает то, что хочет, либо то, что хотят альфы. — «Альфа сказал, что ему не причинят вреда».        Альфа говорил много всего.        — Все хорошо? — спрашивает Бенни, и Дин видит, что он наклоняется вперед, по тому, как его ботинки перемещаются в его периферийном зрении. — У тебя есть какие-нибудь вопросы, вообще какие-нибудь?        У него куча вопросов, но это не его первое родео, он ни за что не бросится под автобус в первые же десять минут. Он молча качает головой. Наступает пауза.        — Я думаю, мы должны сначала установить некоторые правила, — говорит Бенни, его голос звучит… чутко?        — Да, сэр, — отвечает Дин. Это казалось вопросом.        — Во-первых, я не твой альфа, так что не становись на колени. Ты сидишь на диванах, стульях, кроватях или где угодно, понял? — Дин кивает и тут же встает, садится на край дивана, не отрывая глаз от пола. — Во-вторых, ты можешь смотреть куда угодно. В-третьих, ты можешь спросить меня о чем угодно, в любое время, и я буду счастлив, как дохлая свинья на солнце, если ты это сделаешь.        Дин поднимает взгляд, сдвинув брови. Да Господи, и что, черт возьми, это должно означать? При чём тут мёртвая свинья?        — Т-так… ты будешь счастлив? Если я, ты знаешь, спрошу? — и затем быстро добавляет: — Сэр? — Он внимательно смотрит на грудь Бенни, ни в коем случае не выше. Он сказал, что может смотреть куда угодно, конечно, но Дин не собирается рисковать, он не настолько глуп.        — Да, я только что так сказал? — Бенни хмурится, а потом, кажется, понимает. — О, шер. Теперь я понимаю, что ты не с юга.        Дин качает головой, его руки все еще дрожат на коленях.        — Канзас, — тихо добавляет он, потому что звучит так, будто альфа хочет ответ.        — Это все объясняет. Я рождён на протоке, — Бенни улыбается, но Дин не видит. — Новый Орлеан, затягивающий, с живыми раками, настоящей работой. Когда-нибудь был там?        Вопросы смущают Дина: он понимал правила, конечно, но всё это? Что насчет уборки, приготовления пищи, сна и какого-то графика, и, самое главное, что насчет Кастиэля? Вместо этого Бенни, кажется, хочет вести светский разговор, как будто он пытается подружиться с ним.        — Нет, сэр, — говорит Дин, надеясь, что его волнение не заметно.        — Зови меня Бенни, если можешь, — мягко говорит ему альфа, и Дин отрывисто кивает. Конечно. Бенни. Ему это не нравится, это нехорошо. Его новая замена? Альфа странный.        — Конечно, сэр, э-э, Б-Бенни, — Дин сжимает кулаки на коленях, он сказал, что нормально, если он спросит, но он не доверяет ему ни капли, но он должен что-то сделать. — Мы можем поговорить… мы можем, э-э… — Бенни сдвигается с места, и Дин вздрагивает и прикрывает свой живот, сворачиваясь калачиком. — Прости!        — Все в порядке, брат, я не причиню тебе вреда, — заверяет его Бенни. — Продолжай.        Но Дин не может. Он качает головой, он не сможет ни слова выдавить прямо сейчас. Боже, он хотел бы, чтобы он не был таким слабым.        — Ты в порядке? Ты не собираешься упасть в обморок или что-то в этом роде? — Спрашивает Бенни, и теперь он звучит обеспокоенно, наклоняясь вперед, так что Дин снова качает головой, ногти впиваются в ладони, руки сильно давят на живот, но он не может их расслабить. Он хочет домой. Здесь всё пахнет неправильно, чуждо, и это заставляет его чувствовать себя неуместным, странным и таким испуганным.        — Хочешь поговорить о Кастиэле? — спрашивает альфа, и да, спасибо, наконец, Дин кивает. Пару раз. — Может быть, ты сможешь пролить свет на это дело, потому что я понятия не имею, что происходит.        — Меня выгнали, — говорит Дин, чувствуя, как пересыхает горло. — Нзнаю почему.        — Тебя не выгнали, — говорит Бенни. — Кастиэль позвонил мне, спросил, могу ли я приютить тебя.        — Он сказал почему? — в отчаянии спрашивает Дин. — Он не хотел мне говорить. Я не знаю, сделал ли я что-то, но клянусь, я могу постараться лучше. Ты можешь позвонить ему — пожалуйста — и я, клянусь, я больше никогда не буду таким, каким был раньше…        — Это не твоя вина, Дин, — строго перебивает его Бенни. — Посмотри на меня.        Дин смотрит, это приказ. Альфа выглядит серьезным, но не злым, и его запах слабее, чем у Кастиэля — может быть, потому, что они не пара — но он все еще спокоен.        — Кастиэль не был в порядке, когда звонил мне, — объясняет он. — Сказал, что его родители приедут. Так вот, я не знаю, что это за… ситуация, но я знаю, что он никогда не говорил о них, ни разу за все годы, что я его знаю. Он говорил о них с тобой?        — Нет, — Дин качает головой. — Я спросил его, но он не сказал мне.        — Он сказал, что ему нужно, чтобы ты был в безопасности, — продолжает Бенни.        Ох.        — Если мы сядем здесь и сложим два и два вместе, мы можем рискнуть предположить, что его семья — это те, кто может причинить тебе боль. Он сказал, что они были… очень традиционными, если я правильно помню. Также сказал, что у него плохие новости.        — Да, я думаю… — Дин медленно выдыхает. — Я думаю, что кто-то умер, может быть. Я не знаю, почему он не сказал мне.        Это больно, но зачем Альфе делиться этим с ним? Это очень личное. Но ему нравится Дин, Дин так думает, Дин так думал — он больше ничего не знает. Час назад он был уверен, что Альфе нравится его компания, и он начинал верить, что, может быть — просто может быть — ему действительно нравится видеть его счастливым, хотя он не был уверен почему.        Может быть, по той же причине, по которой Дину тоже нравилось видеть его счастливым.        Очень традиционная. Дин не знал об этом, но это объясняет некоторые вещи, это подпитывает его самую диковинную идею о том, что Кастиэль проводит последние минуты перед прибытием своей семьи, чтобы позаботиться о его безопасности. Семья Кастиэля богата, далека и теперь еще и традиционна. Дин все еще поддерживает идею религиозного культа. Может быть, они будут относиться к нему как к объекту или чему-то еще. Может быть, они причинили бы ему боль. Могут ли они забрать его у Кастиэля? Дин так не думает. По закону он собственность Альфы, и если Альфа не скажет, то его нельзя просто забрать и отдать. Даже тогда это требует проверки в Омега-центре, некоторых документов, но зачем ему вообще это делать? Нет, это не так. Они также не могут украсть его, у него есть чип, и полиция найдет его в мгновение ока. Единственный вариант — они могут причинить ему боль во время своего короткого пребывания. Может быть, его брат действительно жестокий или что-то в этом роде… Дин не знает. Может быть, они могут заставить Альфу вернуться домой.        — Я не понимаю, — говорит Дин, побежденный. — Я не знаю достаточно, чтобы понять это.        — Ну, Кастиэль сказал, что твоя безопасность — это единственное, что имеет значение, — отвечает Бенни. Дин смотрит вверх, пораженный. — Казалось, это единственное, что у него на уме.        — Так… если… если они могут причинить мне вред, Альфа в безопасности? — спрашивает Дин, страх наполняет его по другой причине, на этот раз. Может быть, поэтому они пришли. Может быть, они хотят расплаты, и именно поэтому Альфа прятался все эти годы, — Черт, он в безопасности?        — Он в безопасности, не волнуйся, они не… — Бенни останавливается и вздыхает. — Они опасны только для омег.        — Откуда ты это знаешь? — настаивает Дин, слишком встревоженный, чтобы испугаться хоть раз. — Если Альфа в опасности, пожалуйста, мы должны пойти туда и…        — Нет, — обрывает его Бенни, и на этот раз голос звучит строго. Дин дрожит. Он пересек черту.        — Прости, мне очень жаль. Я просто… я волнуюсь.        Бенни поджимает губы, он выглядит противоречиво. Здесь что-то происходит, и Дин собирается предложить все, что у него есть, для получения дополнительной информации…        Но в этом нет необходимости.        — Послушай, я не думаю, что должен тебе это говорить, — медленно произносит Бенни. — Я думаю, что это между тобой и твоим альфой, но я не могу просто позволить тебе сидеть здесь и волноваться до смерти, брат. Кастиэль сказал мне еще одну вещь: что его родители — основатели одного из первых учебных Омега-центров.        Ох.        Святое дерьмо.        Центр наказания является частью учебного центра: Дин никогда не был там, потому что Аластер хотел обучить его сам, но, по сути, это то же самое, что быть превращенным в раба — далеко не Диснеевский опыт. И его хороший Альфа… принадлежит к семье людей, которые сделали это возможным.        Теперь это имеет смысл. Невежество Альфы насчёт омег, его уединение, он волнуется о том, чтобы не навредить Дину: что-то ужасное, очевидно, произошло в центре много лет назад, и Кастиэль обвиняет свою семью. Или, думает Дин, чувствуя, как кровь застыла в его венах, он мог быть в этом замешан. Он тоже причинял боль омегам. Пока… что-то не случилось, и он… в общем, решил держаться подальше от всех омег. Он винит себя.        «Если что-то подобное произойдет, где я не могу это контролировать…»        Так вот почему он всегда так одержим контролем? С тем, чтобы не заходить слишком далеко, даже когда Дин говорит, что хочет этого, с тем, чтобы не делать ничего даже каплю неправильного? Это потому что… что-то случилось там, где он не мог контролировать, в его семье, и теперь он думает, что это всё его вина?        Дин не знает, и он чувствует, как еще одна волна предательства захлестывает его. Это то, что Альфа мог бы сказать ему, это… если он причинял боль омегам раньше, даже если это было много лет назад, Дин хотел бы знать…        Кроме того, вот в чём вопрос. Что важнее: Кастиэль, который делал ужасные вещи (не то, чтобы Дин знает об этом наверняка) — в далеком прошлом, или Кастиэль, который никогда не причинял ему боль, который дарил ему любовь, которую он никогда не знал раньше? Может быть, поэтому он не хотел говорить ему. Может быть, ему было стыдно, или он думал, что Дин психанёт, как это было с ошейником, или с штанами, или просто всё чёртово время, может быть, Кастиэль даже не мог себе представить, какого уровня психоза может достичь Дин после этого откровения…        Кроме того, он не должен ему никаких объяснений. Дин просто омега. Альфа не обязан рассказывать ему ничего личного. Кроме того, Дин тоже не рассказал ему о своем прошлом, и он тоже совершил несколько дерьмовых вещей. Он крал, постоянно нарушал закон, флиртовал с людьми, чтобы получить информацию или одолжить что-то из их карманов, проникал в дома, посещал места преступлений… он был преступником, и хотя это было с добрыми намерениями, это все еще было тайной.        Кроме того, Кастиэль просто не из тех людей, которым нравится причинять кому-то боль. Он помнит «почти секс» — всякий раз, когда он пугался, стояк Альфы падал в одно мгновение. Он помнит, как Альфа доставлял ему удовольствие без всякой причины, без какой-либо другой причины, кроме того, чтобы он сам наслаждался этим. Он сказал Альфе, что тот может избить его, он дал ему оправдания, и Альфа никогда этого не делал. Альфу это… отвращало. Конечно, может быть, Дин бредит, может быть, всё это было сделано, чтобы завоевать его доверие и получить больше удовольствия, сломив его, но нет, нет, только не Кастиэль. Кроме того, его отослали, чтобы защитить. Так что нет, Кастиэль не хочет, чтобы ему причинили боль. Он изменился, или он вообще никому не причинил вреда.        — Дин, я просто говорю, что он просто хочет, чтобы ты был в безопасности. Он заботится о тебе, — говорит ему Бенни, выражение его лица смягчается. Дин задается вопросом, как выглядит он сам, когда его разум так лихорадочно работает.        — Ты так думаешь? — тихо спрашивает он, застенчиво, но все же желая быть уверенным.        — Я знаю это. Он позвонил мне, когда ты был в ванной, чтобы спросить, все ли с тобой в порядке. Он забыл убедиться, что на тебе ошейник. Так вот, для меня это тот, кому не плевать.        Альфа звонил? Когда он нашел ошейник, он, должно быть, волновался, думает Дин. Возможно. Но это была его собственная вина, что он не уделил этому достаточно внимания, он никогда не выходил без него.        — Но тогда почему, почему он так себя вел? — в отчаянии спрашивает Дин. У Бенни есть много ответов, может быть, он сможет сказать ему и это.        — Как именно?        — Он… — Он не обнял меня, — Он, я не знаю, он был таким холодным. Он не хотел прикасаться ко мне, и он, э-э, использовал альфа-голос, и всё такое, а потом он как бы захлопнул дверь и… Я знаю, что был плохим. Я знаю, что, должно быть, был. Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что это было. Я все исправлю, клянусь.        Он пытается выглядеть подавленным, серьезным и хорошим, но Бенни просто кажется грустным.        — Шер, я же говорил тебе, что это не имеет никакого отношения к тому, как ты себя ведешь. Он ничего мне об этом не сказал. Ты просто мой гость на вечер, пока они не уйдут, и он не сможет забрать тебя, и…        — Вечер?! — потрясенно перебивает его Дин. — Значит, я здесь не живу? Ты пока не мой новый альфа?        Бенни хмурится и качает головой, его рот открыт, как будто он не уверен, что сказать.        — Я же сказал тебе, что я не твой альфа…        — Ну, пока нет, но…        — Дай мне закончить, Дин, — это не сердито или что-то в этом роде, но Дин опускает голову. Он уже испытывает свою удачу, большинство альф уже наказали бы его за дерзость. — Ты действительно думал, что Кастиэль пытался защитить тебя, поэтому он послал тебя сюда, на сколько? Дни, недели?        — Я не знаю! — Дин повышает голос и обнимает себя, расстроенный. — Альфа сказал, что не знает, как долго, и я спросил его, но он не сказал. Он ничего не сказал, кроме того, что я должен уйти!        — Я не знаю, почему он не сказал тебе, но я обещаю тебе, Дин, что ты здесь просто проводишь время со мной, чтобы быть вдали от родителей Кастиэля, вот и все. Он сказал всего один вечер. Я здесь не для того, чтобы обучать тебя или что там еще сейчас творится у тебя в голове. Мы можем просто потусоваться, смотреть фильмы или разговаривать, пока всё это не закончится, и он не придет за тобой.        Дин выдыхает и оседает на своем месте.        — Он должен был сказать тебе, — говорит Бенни, больше для себя, и морщится. — Так не делается, это неправильно. Мне жаль, что ты так волновался, шер. Я только хотел знать, знаешь ли ты, почему родители Кастиэля навещают его, в чём основная причина. Может быть, кто-то умер, но тогда почему бы им просто не позвонить?        Некоторое время они сидят молча, и Дин думает, что его голова взорвется от всех фактов, которые он узнал. Это убило бы Альфу, если бы он сказал ему, что он сможет вернуться домой через пару часов? Неужели у него хотя бы для этого не было времени?!        — Хочешь что-нибудь поесть или выпить?        Дин вздрагивает; он не знает, как долго они сидят рядом друг с другом, просто размышляя. Он рад за всю информацию, но его поведение было прямо грубым.        — Прости, — говорит он, и это действительно так. — Я не был вежливым. Спасибо, что рассказал мне больше.        — Не нужно благодарить меня, — Бенни машет рукой, отмахиваясь от него. — Это несправедливо, что он тебе не сказал. Но сейчас мы можем просто расслабиться и беспокоиться об остальном позже. Итак, еда, напитки?        Дин кивает и встает.        — Я приготовлю, — быстро говорит он. — Пожалуйста, просто скажи мне, что.        — Ты гость, Дин, — Бенни тоже встает и направляется на кухню, оставляя Дина неловко стоять посреди гостиной. — Присаживайся, выглядишь так, будто тебе это нужно.        Дин садится, но альфа, подающий ему напитки, даже не его пара, его поведение вызывает беспокойство. Кроме того, понимает он с приливом страха, — он не может принять чай или кофе или что-то еще. Слишком легко Бенни может что-нибудь ему подсыпать.        Вопросы разрешены, убеждает он себя, это правило номер два, а правила это хорошо.        — Сэр? Я имею в виду, Б-Бенни, — альфа на мгновение выходит из кухни и выжидающе смотрит на него. — Могу я, э-э, просто взять воду в бутылке?        — Конечно, — он снова улыбается, и если бы Дин не был так встревожен и тосковал по дому, он бы оценил это. Бенни, кажется, изо всех сил пытается быть дружелюбным. Он возвращается в мгновение ока, неся бутылку для него и пакет неоткрытых соленых чипсов, и ставит их на стол.        — Я не очень хорошо подготовился, я только завершил работу, когда босс позвонил мне, но я приготовил для тебя гостевую комнату. Так что если ты хочешь спать, это первая дверь справа. Если нет, мы можем посмотреть телевизор.        Дин обдумывает это, но сидеть на кровати — если он ее получит — или сидеть здесь: разница небольшая. Он не заснёт, и не только потому, что он так взвинчен: ему также нужно следить за Бенни, на всякий случай.        — Телевизор? — робко спрашивает он, потянувшись за бутылкой. Она совершенно новая, слышны щелчки крышки, когда он ее открывает, слава Богу. Пока Бенни просматривает некоторые фильмы на выбор, Дин смотрит на стену слева от него, которая представляет собой огромную экспозицию различного, вероятно, старого оружия. Ножи, мечи, всё с заостренным концом. Дин узнаёт почти все из них.        — Вам нравятся, э-э, острые предметы, сэр? — спрашивает он, прежде чем может остановить себя, из чистого любопытства, которое может стать его провалом. Мачете в центре напоминает ему о папе. Папа научил его всему об оружии, и Дин стал чертовски хорош в метании ножей.        Аластер тоже любил острые предметы, но он использовал ножи для кое-чего другого. Дин чувствует, как зудят его шрамы.        — О, — Бенни слегка смеется, проследив за его взглядом. — Да, я бывал в тех ролевых исторических битвах, когда ещё был коротышкой.        — Правда? — Дин оглядывается на него, заинтересованный, несмотря на волнение. — Типо, ты надевал костюм и начинал притворную войну и всё такое?        — Да, именно так, — усмехается Бенни. — Оружие на стене — это то, что я использовал. Мы в основном одевались как пираты, вот почему у меня так много сабель. Даже получил пару наград, фехтование было для меня тогда чем-то особенным.        — Ты использовал это мачете для чего-нибудь? — эта штука огромная.        — В основном я раскалывал кокосы, когда работал в кулинарном заведении, — ухмыляется Бенни. — Давай, взгляни на это.        Они оба встают и направляются к стене. Дин смотрит на мечи: есть один, который весь волнистый, и он выглядит круто, но в основном ему нравятся короткие ножи, и там их целая коллекция. Бенни замечает его интерес и постукивает по стеклу, за которым они лежат на подставках в ловушке.        — Вот эти хороши для броска прямо, без вращения, — говорит он ему, но это не звучит властно или что-то в этом роде, просто разговор.        — Да, я знаю, это идеальные острые ножи, — рассеянно отвечает Дин, двигаясь, чтобы осмотреть другой. — Это «Buck 110 Hunter»!        Черт, у него был такой же, папа подарил его ему на четырнадцатый день рождения. Полиция конфисковала его, когда поймала Дина, вместе со всем остальным. Никаких ножей для омег.        — Знаток, я вижу, — усмехается Бенни, но кажется, что он впечатлен. — Ты когда-нибудь охотился, Дин?        На самого большого, самого злобного животного на свете, да, так и было.        — Нет, — говорит он вместо этого, потому что он никогда не стрелял в оленя, и это то, о чем спрашивает Бенни. Не то чтобы он этого хотел. — Но я могу метать. Мой отец был большим специалистом по самообороне. Бывший морской пехотинец.        Бенни свистит.        — Ну, если ты когда-нибудь захочешь устроить матч по метанию, просто спроси своего альфу, и вы оба сможете прийти. У меня в подвале должны быть мишени со времен тренировок.        Дин чувствует укол возбуждения от этой идеи. Это было бы похоже на то, чтобы снова быть самим собой. Но затем он вспоминает, где он и что он делает, и что он даже не уверен, какая ситуация с Кастиэлем, и он отступает назад.        — Спасибо, — говорит он, — Звучит неплохо.        Бенни хмурится от перемены настроения, поэтому Дин опускает глаза.        — Мне нравится говорить об оружии, брат, — мягко уверяет он его. — У тебя есть еще вопросы?        Дин немного задерживается, прежде чем покачать головой.        — А как насчет этого, а? — Бенни указывает на крутой волнистый меч, на который Дин смотрел раньше. Черт, он всегда такой прозрачный, годы попыток быть незаметным, и он все еще слишком предсказуем. — Клинок называется Фламбергом. Знаешь, почему он так выглядит?        Дин качает головой.        — Давай, можешь попробовать угадать, — подталкивает Бенни, и Дин напряженно пожимает плечами.        — Может быть, лучше входит в тело. Дополнительный урон? Труднее вытащить? — тихо рискует он, но Бенни сияет, как будто обсуждение этого с Дином действительно делает его счастливым.        — Все догадки справедливы, но на самом деле, это должно вызвать вибрации, когда ты парируешь противника.        — О! Круто, — Дин действительно так думает, он никогда бы не подумал об этом. — Т-ты когда-нибудь пользовался им, сэр, Бенни?        — Да, пару раз, — улыбается Бенни. — Это было… ну, — его улыбка делается слабее, а затем внезапно исчезает совсем. — Раньше у меня, э-э, была омега. Андреа, так ее звали. Самая красивая омега, которая ходила по Земле, клянусь. Без обид. Она много фехтовала со мной, но потом ушла и… мне пришлось бросить.        Он прочищает горло.        — Мне жаль, — говорит Дин. Очевидно, что Бенни заботился о своей паре.        — Да, мне тоже, — Бенни смотрит вперед, погруженный в какие-то воспоминания, но затем отмахивается от них. — Хорошо, а теперь давай посмотрим фильм, хорошо?        Сорок минут спустя Дин наконец расслабляется, потому что Бенни спит на диване на некотором расстоянии от него. Он дал ему пакет чипсов, которые Дин жевал, на самом деле не голодный, пытаясь следить за сюжетом какого-то малобюджетного боевика, изо всех сил стараясь не думать о Кастиэле.        Наконец, фильм заканчивается, и до сих пор нет новостей. Бенни просыпается, зевает и проверяет свой телефон.        — О, твой альфа написал, — говорит он Дину, и Дин поворачивается к нему, желая получить любую информацию. — Он говорит, что еще немного времени, и он приедет. Он спрашивает о тебе.        — Я… я в порядке, — пожимает плечами Дин, не зная, что сказать. Бенни быстро печатает какой-то ответ, хмуро глядя в телефон, а затем кладет его в карман и пытается устало улыбнуться.        — Для меня время для сладкого отдыха, шер, но ты можешь остаться здесь.        — Нет, все в порядке, я пойду, — говорит Дин и встает. Бенни показывает ему комнату для гостей, и она крошечная, но лучше, чем то, что когда-либо было у Дина, даже с папой: она ухоженная и чистая, высокая двуспальная кровать с мягким стеганым покрывалом и двумя клетчатыми одеялами на ней — похоже, они были расстелены специально для него — и комод, и окно с видом на задний двор. Дин благодарит его, и Бенни желает ему спокойной ночи.        Дверь закрывается, и Дин осторожно садится на кровать, наконец-то один. В комнате становится довольно холодно, и он обнаруживает, что окно открыто, но он боится закрыть его, он не спросил, может ли он. Вместо этого он заворачивается в два одеяла, садится на кровать, скрестив ноги, и ждет.