Don`t care where you`ve been — Неважно, где ты был

       Прошел всего час, а он уже чертовски скучает по Альфе. Отчасти это должно быть из-за того, что произошло между ними прошлой ночью, но в остальном… это просто одиночество Дина. Он уже убрал в их спальне и теперь сидит (на подушке, по желанию Кастиэля) перед компьютером. Его новое покрывало лежит сложенным рядом с ним, чтобы он мог время от времени проводить по нему ладонью. Это кажется почти кощунственным. Это так не похоже на него, это не мужественно, и его отец или Сэм умерли бы со смеху, если бы увидели его таким, не говоря уже о каких-либо альфах из его прошлого, они бы издевались над ним без конца. Но. Покрывало мягкое и принадлежит ему. И ему просто… нужно прикасаться к нему. Как будто есть зуд, который он не может утолить, пока не коснется его. Это немного пугает его, но, возможно, это просто еще одна из тех вещей, которые случаются с ним теперь, когда у него есть настоящий Альфа.        Наконец открывается Google, и Дин смотрит на экран. Это было бы так просто. Просто ввести два слова и узнать ответы на вопросы, которые заставляли его бодрствовать в течение бесчисленных ночей, особенно в первые несколько лет у Аластора. Затем он стал лучше притворяться, что Сэм никогда не существовал, отодвигая его на задний план. Это просто слишком больно. Но, как оказалось, теперь, когда он может говорить о нем, это не так сложно, как он думал. Воспоминания хорошие, и… он действительно может продолжать не знать, что случилось с его братом?        Он наклоняется вперед, сердце колотится в груди, как барабан, и печатает: «Сэм Винчестер».        У него пересохло во рту и дрожат руки, когда ноутбук обрабатывает его запрос. Первая ссылка — это ссылка на Facebook, и Дин нажимает на нее, и у него почти инсульт.        Это Сэмми. Он огромен, он размером с мамонта или бульдозер, и Дин не совсем уверен, когда он начал плакать, но он прокручивает вниз. Сэму сейчас должно быть тридцать пять, и он, возможно, вырос, но у него все еще то же лицо, которое Дин узнал бы где угодно. Отпущенные волосы, он что, никогда их не стриг? Там не так много фотографий, просто Сэмми вежливо улыбается во время какого-то ужина, Дин не узнает других людей на фотографии, а затем стоит перед офисом — офисом адвоката — и ясно, что эта фотография была сделана для работы.        Дин чувствует, что вот-вот взорвется. Он пытается принять все сразу. Он читает, что Сэм живет в другом штате, и что он работает адвокатом в какой-то крупной корпорации, а затем поздравления с днем рождения. Есть некоторые люди, которых он не знает, но есть также тетя Эллен, тетя Эллен, которой сейчас должно быть шестьдесят с чем-то, и она пишет: «приезжай к нам в гости, мальчик». У него есть омега, жена, муж? Дети? На странице нет ничего, что указывало бы на это, но также нет ничего, что указывало бы обратное, и он действительно сделал это: он закончил Стэнфорд, как хотел, и достиг всех своих мечтаний…        Дин закрывает ноутбук, обхватывает колени руками, кладет голову между ними и пытается дышать.        У Сэма нет причин быть мертвым. Он должен был ожидать, что найдет доказательства его жизни, двадцати лет его хорошей, успешной жизни. Сэм — альфа, почему бы ему не иметь отличную работу и дом с чертовым белым заборчиком? Несчастные случаи случаются, и худшим кошмаром Дина было найти некролог, узнав, что Сэм давил маргаритки в течение последних нескольких лет, и он никогда больше не заговорит с ним. Но оказывается, это не намного лучше, как бы противно это ни звучало. Он пропустил всю жизнь Сэма. Это невозможно исправить.        Он не знает, чего от него ждут. Но тот факт, что они все живы… тетя Эллен, Сэм, возможно, Джо и семья Сэма, кем бы они ни были… И они все там, в то время как он застрял в… в аду. Это слегка слишком много, с учётом, что «слегка» — значит много. Ему нужно время, чтобы успокоиться. Это хорошо, это хорошо, он должен быть счастлив. Он должен быть благодарен. Но если честно, он ничего не чувствует.        Он снова открывает ноутбук. Сэм все еще улыбается на фотографии. Он выглядит на свой возраст, и Дин изучает его лицо. Там что-то есть… что-то не так. Он знает своего брата, и он может сказать, что что-то беспокоит Сэма, или, может быть, что-то беспокоит его некоторое время. Это в его глазах, или в его слегка застенчивом выражении, некотором нежелании в улыбке, и все это говорит Дину, что он пытается быть милым, но он не чувствует, что он целиком там. Что-то, к чему может относиться Дин, многое.        Это сводит его с ума: что он не может узнать, что это такое.        Так много могло случиться. Он мог быть болен, или потерял людей, или попал в аварию, или, может быть, он просто скучал по своей семье. Маловероятно, учитывая, что он даже не пытался связаться с ним за эти годы, но… Аластеру не нравилось, что у Дина есть знакомые. Может быть, он просто позаботился о том, чтобы Дина никогда не нашли.        Или, может быть, Сэм просто не удосужился узнать. Может быть, он принял, что у Дина теперь есть альфа, и этого было достаточно для него. Может быть, он думал, что Дин счастлив или, по крайней мере… что это правильно, что у него есть альфа, как он привык верить.        Дин гуглит название компании, просматривает список членов и находит небольшую заметку о Сэме. Выпускник Стэнфорда, уроженец Небраски. Дин фыркает. Да, не так много. Должно быть, он сменил свои документы, когда переехал жить к тете Эллен, сделал это своим родным штатом. А потом был его номер телефона и электронная почта, только для рабочих целей.        Дин сидит и смотрит на это. У него есть телефон, и он уверен, что сможет написать ему по электронной почте, возможно, даже без помощи Альфы. В Интернете достаточно учебников.        Но хочет ли он этого?        Что бы он сказал? Эй, Сэмми, давно не виделись? Да, я был хорошим, просто меня били и тренировали двадцать лет, а потом мой альфа умер в огне? Теперь я живу с другим, и ему нравится заботиться о таких уродах, как я. Ты можешь как-нибудь зайти, и мы поговорим о моих панических атаках и страхе говорить без разрешения.        Он не хотел бы, чтобы Сэм видел его таким слабым, таким сломленным: он даже не хотел бы, чтобы он видел его любящей объятия завернутой в одеяло карикатурой на самого себя. Он упорно трудился, чтобы доказать всем, что он был таким же хорошим и сильным, как любой альфа: теперь он ничто. Он не брат Сэма, и Дин предпочитает, чтобы его помнили храбрым и мужественным, уверенным в себе ребенком, которым он был. Не… не таким.        И он не уверен, что справится с изучением того, как много изменилось, пока его не было. Или… или что Сэму было все равно. Что он не узнавал. Потому что глубоко внутри у него есть чувство, что так оно и могло быть.        Он закрывает все вкладки и выключает ноутбук. Не имеет значения. Он знает, что Сэмми жив и успешен, и это уже хорошо.        Его телефон жужжит, он вздрагивает и смотрит на него сверху вниз. Сообщение. Он нажимает на него и открывает, и это Альфа, конечно.        «Как у тебя дела?»        Дин быстро печатает, ценя отвлечение.        «хорошо, убрал спальню»        Он нажимает «Отправить». А затем добавляет:        «скучаю по тебе»        Но стирает сообщение до того как отправить.

***

       Дин слышит двигатель, когда заканчивает готовить ужин. Он вытирает руки о кухонную тряпку, подходит к двери и опускается на колени. Он очень надеется, что Альфа расскажет ему о работе, потому что ему нужно отвлечься. Теперь он убежден, что искать Сэма было плохой идеей. У него наконец-то есть шанс насладиться своей жизнью, зачем создавать больше проблем? Разве он не может просто позволить себе отдохнуть?        Дверь открывается, и Кастиэль врывается, вокруг него царит взбудораженная атмосфера.        — Дин, — приветствует он его, и Дин начинает говорить «Привет», но обрывается, когда Кастиэль хватает его за руку и поднимает с колен.        — Я еще не сказал тебе, но тебе действительно не нужно преклонять передо мной колени.        — Типо… вообще? — Дин хмурится.        — Я скажу тебе, если это когда-нибудь понадобится, хорошо? — он едва дождался кивка Дина, прежде чем поспешно добавить: — Прибыл человек из другой компании. Тот, про которого я сказал, что он приедет работать с нами, а потом я создам свой проект, помнишь?        — Сегодня? — Дин поднимает брови. — Это здорово, ты сказал, что это может произойти через несколько недель!        — Да, я знаю! — усмехается Кастиэль, и Дин думает, что никогда не видел его таким оживленным. Кроме вчерашнего дня, но это было по-другому. — Я думаю, что это действительно произойдет! У меня будет так много работы на следующей неделе, но я думаю, что это того стоит.        — Конечно, да, — улыбается Дин, хотя чувствует укол грусти при мысли о том, что его оставят одного, как раньше, с Альфой, запертым в своем кабинете на несколько дней, а сам он будет слоняться по дому. Но это нечестно, Альфа не заслуживает его хандры: Кастиэль был для него ничем иным, как совершенством, и это его мечта, и она может наконец осуществиться, так что Дин собирается отдать все, что у него есть, чтобы помочь ему. — Я тем временем обо всем позабочусь. Просто работай, Альфа.        — Как ты? Тебе больше не больно? — спрашивает Альфа, снимая ботинки и вешая пальто у двери. Тьфу. Дин действительно не хочет говорить об этом снова, но ему действительно больно, и это правило, поэтому он должен сказать.        — Совсем немного, — он пожимает плечами и поворачивается, чтобы пойти на кухню, закончить еду.        — Дин, — в этом слове есть лишь малейший оттенок предупреждения, и Дин останавливается.        — Мы могли бы, — говорит он, сглатывая внезапный комок в горле, который не имеет ничего общего со страхом и во многом связан со смущением. Так трудно чувствовать себя комфортно рядом с Кастиэлем, когда он голый, когда они не возбуждены. — Я… я мог бы намазать еще этим кремом, позже. Если ты этого хочешь.        — Могу я посмотреть? — спрашивает Кастиэль, подходя ближе и кладя руку на плечо Дина, но Дин замирает.        — Нет, — рявкает он и застывает.        Они смотрят друг на друга, сердце Дина колотится о грудную клетку, как будто оно вот-вот разорвется, выражение лица Кастиэля непроницаемо. Напряжение настолько сильно в воздухе, что Дин первый смягчается, паника берет верх, и говорит: — Конечно, ты можешь, мне очень жаль.        Он пытается развязать шнурок, который удерживает его спортивные штаны от скольжения вниз по худым бедрам, его руки внезапно так сильно дрожат, что это трудно сделать. Поэтому он просто с силой стягивает их и снимает боксеры, его мягкий крошечный член пытается вжаться обратно в его тело, теперь все его тело дрожит.        — Я просто… прости…        — Стой, — приказывает Кастиэль, и Дин слушается, он останавливается как вкопанный в какой-то полусогнутой позе и пытается дышать. Почему, черт возьми, он сказал «нет»? Он не настолько глуп, и это Альфа Кастиэль, тот, кто прислушается, так что Дин может просто сказать, что он испугался или что-то в этом роде, и он услышит, он знает, что будет, так почему…        Кастиэль подходит еще ближе, не обращая внимания на личное пространство, и даже если они стоят в середине комнаты, Дин чувствует себя в ловушке, и когда альфа опускается к его ногам… он собирается швырнуть его на пол и бить, пока он не истечет кровью или сломает ноги — Дин знает, он знает, так было раньше… Дин отскакивает назад, натыкается на стул и падает, роняя его за собой. Его голая задница ударяется о пол, и теперь ему действительно больно, и он сворачивается в клубок, в знакомую позу, и защищает голову руками. Это означает, что он не защищает свою нижнюю часть тела, и он дрожит, ожидая боли, не слыша ничего, кроме своего прерывистого дыхания, издающего хрипящий звук там, где он застрял в горячем пространстве между его локтями и полом.        Он знает, что альфа должен быть там, но не может думать ни о чем другом, кроме того, что разозлил его. Прямо сейчас это не Кастиэль, это просто кто-то, кто имеет полное право причинить ему боль, и его мышцы натянуты, и он не смог бы расслабить руки, даже если бы попытался.        Он чувствует, что кто-то рядом с ним. Он не открывает глаза, но чувствует присутствие, и вот появляется ладонь альфы, и он вздрагивает и скулит, но она просто лежит на его спине, не двигаясь. Проходит еще десять вдохов, прежде чем вторая рука обхватывает его и притягивает немного ближе, и он понимает, что альфа лежит на полу рядом с ним.        —…со мной, — слышит он, но не может открыть глаза, не может позволить себе слушать. Он просто качает головой, его ногти впиваются в кожу головы, «пожалуйста, просто покончи с этим».        — Дыши… — он дышит, он дышит, он уверен в этом. Это единственное, что он действительно слышит. — Со мной.        С ним? Он не может сказать, дышит ли альфа вообще.        Появляется рука, пытающаяся оторвать его руку от головы, и он поддаётся, нет, защитить голову, но альфа не сдается и одним сильным движением он отрывает его руку от волос и прижимает к груди альфы. Дин застывает на месте, сбитый с толку, с чего бы это его руке быть там. Но это так, и он чувствует, как она поднимается и опускается вместе с выдохами и вдохами альфы, и о, хорошо.        Он пытается выровнять свое дыхание с дыханием альфы, и сначала это нелегко, он чувствует, что задыхается, но он чувствует запах похвалы, он чувствует, что альфа доволен тем, что он делает, и что он пытается успокоить его. Дин дрожит все меньше и меньше, он так думает, и его уши начинают улавливать больше звуков, оглушительные статические помехи стихают.       —…пожалуйста, Дин, скажи мне, если ты слышишь меня, ты так хорошо справляешься, ты слышишь меня, Дин, дай мне знать, если…        — Я слышу тебя, — говорит Дин хриплым голосом, наконец открывая глаза. Альфа Кастиэль выглядит обеспокоенным, но его запах не выдает этого: как и в случае с Сэмом на фотографиях, это что-то в его глазах, и Дин думает, что, возможно, он мог бы зарабатывать на этом, черт возьми, если бы он был экстрасенсом, если бы он мог так хорошо читать людей. Жаль, что он не увидел правды в глазах Аластера, когда впервые встретил его. — Прости.        — Просто дыши, — Кастиэль подносит руку к его волосам и нежно проводит по ним пальцами. Дин дышит. Кастиэль растянулся на полу рядом с ним, его модный костюм помялся, но теперь его взгляд стал терпеливым и спокойным, он ни разу не посмотрел мимо лица Дина. Как только паника утихает, Дин чувствует себя все более и более глупо, и смущение было тем, что привело его в эту ситуацию в первую очередь.        — Мне так… — начинает он, но Кастиэль шикает на него.        — Ты ушибся, когда упал?        — Нет, только моя… Моя дырочка болит еще сильнее, — Дин зажмуривает глаза и прижимает к ним руку, желая исчезнуть. — Прости, я не люблю говорить об… этом.        — О боли? — Рука Кастиэля не прекращает успокаивающего движения. Дин пожимает плечами. — О боли в интимном месте?        — Просто интимные места, — говорит Дин напряженным голосом, в основном, чтобы удержать его от дальнейших догадок.        — Все в порядке. Ты сам нанесешь мазь, если я попрошу?        Дин разводит пальцы и смотрит сквозь них на серьезное лицо Кастиэля.        — Да.        — Тогда давай встанем и ты нанесёшь её. Тем временем я подам ужин.        И это все. Он помогает Дину подняться, помогает ему натянуть штаны — именно то, что он пытался сделать изначально, что вызвало его панику, понимает Дин — и отправляет его наверх. Дин идет туда, шатаясь, пытаясь осознать, что произошло. Ничего. Ничего не произошло. Он сказал Альфе нет, затем уронил мебель Альфы на пол, а потом потерял свой грёбаный рассудок, и все же. Ничего не произошло. У него всё еще есть лекарство, и он может использовать его в частном порядке, самостоятельно.        Когда он возвращается, на столе стоят дымящиеся тарелки, и Альфа уже переоделся в домашнюю одежду, напевая, как будто он уже забыл обо всем этом, как будто это обычная вещь. Когда Дин осторожно садится, он рассказывает ему о своем дне, о новом руководителе и о том, что он от него ожидает. Затем он рассказывает о своих проектах, и Дин почти ничего не понимает из того, что он говорит, все дело в алгоритмах и данных, но его приятно слушать. Раз или два Кастиэль делает паузу, пережевывая, и приходит к выводу, что какое-то решение — хорошая идея, как будто Дин активный участник, но это тоже приятно. Кастиэль явно в своей стихии, многолетний опыт показывает, как он говорит об этом, легкая уверенность, которая приходит со всеми сложными названиями, математическими формулами и всем остальным.        — Так что я думаю, что это то, чем я буду заниматься следующие пару дней, но я уверен, что другие помогут мне, — заканчивает Кастиэль, забирая у Дина пустую тарелку. Это самое большее, что Дин когда-либо слышал от него. — Ты сказал, что сегодня убирал спальню, использовал новое покрывало для гнезда?        Смена темы неожиданна, и Дин моргает, прежде чем нахмуриться.        — Что?        — Я заметил, что ты уже давно гнездишься, — продолжает Кастиэль, поворачиваясь к нему.        — Это… это хорошо? Что это?        — Гнездование? Ты не знаешь, что такое гнездование? — лицо Дина, должно быть, говорит само за себя, глупый, но Кастиэль снова не так уж сильно меняется в лице. Он проходит мимо Дина, открывает ноутбук, который остался на столе. — Ну, давай! Мы прочитаем всё об этом. Думаю, тебе понравится.        К тому, что Альфа такой энергичный, странно привыкать, но Дин точно не возражает. Он садится рядом с Кастиэлем, и они гуглят «гнездование». Это сайт для альф, и там есть фотография птицы в гнезде и много текста.        — Это когда ты собираешь «все мягкое, что приятно трогать и нюхать», и окружаешь себя этим, — читает Кастиэль вслух, просматривая статью. — Это дает ощущение комфорта и безопасности. Большинство омег начинают гнездиться, как только находят место, где чувствуют себя в безопасности, обычно кровать, прачечную, угол спальни. Самки могут захотеть держать своих детей в гнезде с ними через несколько месяцев после рождения. Гнездование — это инстинкт, который питают и самцы, хотя они не способны приносить потомство.        — Слава богу за это, — бормочет Дин, и Кастиэль смотрит на него. — Значит, я просто делаю это… гнездо… для себя? Как какой-то бункер для одного человека?        — Не совсем, нет, — Кастиэль возвращается к тексту и продолжает читать. — Это один из самых сильных инстинктов омеги, поэтому не рекомендуется пытаться подавить его. Вместо этого подумайте о том, чтобы использовать доступ к гнезду в качестве поощрения — проверенный способ держать свою омегу под контролем… о, — он, кажется, понимает, что читает, и оглядывается на Дина. — Я прошу прощения. Это ужасно.        — Все в порядке, — говорит Дин, не особо беспокоясь. Запрет на кучу одеял не кажется ему жестоким наказанием. — Есть что-нибудь еще?        На этот раз Кастиэль читает про себя до конца, прежде чем ответить, и Дин тоже наклоняется вперед, чтобы читать, просто он медленнее. Есть немного о том, что омеги приглашают альф в гнездо, но поскольку это их «священное пространство», даже самые послушные могут наброситься, когда в него вторгаются без приглашения. Ничего, что не может исправить серия строгих избиений, уверяет статья, и Дин криво улыбается. Конечно. У каждого есть переломный момент, и вы можете выбить некоторые инстинкты из людей. Он помнит Игру в Тишину с Аластером, помнит, как он «мотивировал» его не защищаться от ударов, как в конце концов некоторые вещи, которые были вбиты в него, взяли верх над его инстинктами. Например, не говорить без спроса, или не просить о чем-либо, или не кашлять, когда его тошнило, пока это не становилось невыносимым. Он думает, что Аластеру потребовалось бы отобрать у него еще десять лет, прежде чем он, наконец, стал бы идеальным омегой, но кто знает? Одна вещь, которая нравилась Аластеру в нем, заключалась в том, что даже когда он начал пытаться угодить ему, выполнять приказы, всё еще оставались вещи, которые он не мог заставить свое тело делать. В нём всё ещё был какой-то дух, сказал бы Аластер, но Дин просто чувствовал себя неудачником больше, чем кем-либо еще. Если бы его тело подчинилось, у него было бы меньше проблем, и, может быть, просто, может быть, он получил бы хоть немного приятных прикосновений. Приятные прикосновения были настолько редкими, что он помнил все случаи, но это происходило только тогда, когда он был исключительно хорош.        Иногда после хорошего траха, или однажды, когда он готовил тот ужин для босса альфы, который заставил его отменить часть долга Аластера… этот вечер был успешным, и Дин до сих пор помнит, как убирал стол, а альфа подошёл сзади и обнял его. — Ты хорошо справился, питомец, — сказал он, и Дин почувствовал, как его грудь сжалась от чувств, поток счастья пробежал через него, хотя он ненавидел альфу и это смутило его. Он уткнулся головой в грудь альфы, очень осторожно, и руки, которые всегда били, резали и причиняли боль, окружили его и потерли спину, всего один раз, и боли не было. Дин ненавидел странную, внезапную надежду, что все может стать лучше — пятнадцать лет в их браке — он ненавидел, как хорошо и чуждо это прикосновение, ненавидел, что он знал, что его глаза показывали осторожную надежду и искры удивления. Он поднял руки, чтобы обнять альфу в ответ, и это было ошибкой — кончики его пальцев едва коснулись рубашки альфы, когда его яростно оттолкнули назад и он приземлился спиной на стол, тяжело дыша. — Как я отношусь к прилипчивым сучкам, питомец? — спросил Аластер ледяным голосом, и Дин почувствовал, как его глаза наполнились слезами, неожиданными и жгучими. — Ты их ненавидишь, — ответил он тихим голосом, хорошо зная, узнав всего за первый месяц их брака, что объятия и прикосновения к утешению не идут. — Прости, альфа. — Не делай этого снова, — предупредил его Аластер, и Дин поспешно кивнул, и это было все. Он все еще лелеял это, хотя и ненавидел, ненавидел свои тупые инстинкты, то, как слаб он был в тот момент, но его потрясло то, как сильно он жаждал этого. Пока он не встретил Альфу Кастиэля, который был первым альфой, который когда-либо касался его с такой добротой. Его объятия не сопровождались условиями, они были на другом уровне.        — Хочешь подняться наверх? Я помогу тебе закончить гнездо, если ты позволишь мне, — предлагает Кастиэль прямо сейчас, Дин смаргивает воспоминания и неуверенно улыбается.        — Конечно, — говорит он. — Я действительно не знаю, как это сделать.        — Я думаю, что знаешь, детка, тебе просто нужно позволить своей природе омеги взять верх, — Кастиэль встает и направляется наверх, по пути хватая западное покрывало Дина, а омега внимательно следит за ним. Оказавшись в спальне, Дин смотрит на их кровать по-другому. Три одеяла на его стороне и только на его, и он спит в них с тех пор, как заболел. Они ощущались хорошо, и ему нравилось перемещать их, пока они не оказывались в местах, которые казались правильными. Это было похоже на то, чтобы собрать блоки тетриса вместе или, может быть, кусочки головоломки. Он никогда не сомневался в этом раньше, даже не замечал, но, возможно, это было странно. Он никогда не делал этого у Аластера или раньше, с папой.        — Попробуй сделать так, чтобы он лёг так, как тебе нравится, — предлагает Кастиэль и вручает ему покрывало, и Дин приступает к работе. Сначала он чувствует себя невероятно неловко и напряженно, но вскоре он расстилает одеяло так, как хочет, и когда он смотрит на гнездо — это просто… это правильно.        — Еще одеяла? — спрашивает Кастиэль, склонив голову набок, осматривая их кровать.        — Нет, это уже много, — говорит ему Дин, но колеблется.        — Попробуй, — подбадривает его Кастиэль, подходя ближе. — Ляг и посмотри, каково это.        Дин чувствует себя глупо, но он благодарен, что Альфа не смеется над ним. Он никогда не делал ничего настолько омежьего, просто для собственного удовольствия. Он сидит в гнезде и трогает все: он не уверен, откуда он это знает, но он поправляет одеяла здесь и там, и внезапно оказывается посреди гнезда, более удобного, чем когда-либо. Кастиэль смотрит на него с гордой улыбкой.        — Нужно что-то еще?        — Да, — говорит Дин, сильно принюхиваясь. Запах исчез, и когда причина, наконец, доходит до него, он краснеет. — Ты.        Кастиэль хмурится на секунду, прежде чем понять, и его лицо расплывается в улыбке. Одним быстрым движением он снимает футболку.        — Ого… — Дин вздрагивает, но Альфа уже наклоняется вперед и передает футболку ему.        — Понюхай, — приказывает он, и Дин без колебаний прижимается носом к ткани. Что-то внутри него ликует — да, именно так, это именно то, что ему нужно: запах хорошего Альфы, запах защиты — и он кладет её рядом с головой.        — Теперь все хорошо, — серьезно сообщает он Альфе. И протягивает руку. — Теперь мне нужна не подделка.        Кастиэль улыбается ему — нет другого слова, чтобы описать это — и почти прыгает в кровать. Дин тянет его за руку, пока он не оказывается так близко, что они оба закутываются в одеяла, и Дин вздыхает, довольный.        — Большое спасибо, — говорит он. — За то, что позволил мне делать омежьи вещи, и дал мне свою футболку, и помог построить гнездо, и за то, что было раньше тоже.        — Почему бы мне не позволить тебе делать омежьи вещи? Ты омега, Дин.        – Да, — но Дин думает о папе. Безопасность это иллюзия. Он никогда не мог позволить себе чувствовать себя в безопасности. Папа всегда говорил: берегись альф, предполагай, что все всегда хотят заполучить тебя. Научись сражаться. Научись никогда не терять бдительности. Научись тому, как избежать закона и как никогда никому не доверять. Он был прав, все это соответствовало жизни, которую они прожили, все это помогло ему выжить в течение многих лет, и папа изо всех сил старался достать ему таблетки с бета-запахом или таблетки с альфа-запахом для себя, чтобы сойти за альфу Дина после того, как ему исполнилось восемнадцать. Их жизнь никогда не была безопасной, поэтому Дин даже не думал о том, чтобы делать гнезда. Даже мысль о том, чтобы собрать кучу одеял, чтобы зарыться в них на кровати мотеля, почти заставляет его громко фыркнуть: папа, возможно, рассмеялся бы, но в основном он меньше думал бы о том, что ему нужно быть таким мягким.        — У тебя есть факт? — тем временем спрашивает Кастиэль, нежно поглаживая костяшки пальцев, и Дин замечает, что на них появились синяки после драки в магазине. Кажется нереальным, что Альфа помнит.        — Конечно, — говорит он, быстро оглядывается, его взгляд падает на шикарное ковбойское одеяло. — Мне нравятся старые вестерны. Особенно Клинт Иствуд. Когда я был ребенком, всякий раз, когда я болел, мой папа, брат и я смотрели эти марафоны по телевизору. Иногда изображение было настолько плохим, что едва ли можно было понять, что происходит, но мне это нравилось. Для меня это фильмы с максимальным комфортом.        Кастиэль пахнет приятно и спокойно рядом с ним.        — Когда я был ребенком, повар, который был у нас в доме, делал мне шоколадное печенье, — делится он, и Дин думает: «Вау, повар», но затем всплывает другое воспоминание, от которого у него перехватывает горло.        — Моя… э-э, моя мама, — говорит он. — Она делала мне томатный рисовый суп, когда я болел. Если и говорить о еде, которая заставляет тебя чувствовать себя комфортно, то думаю, это работало лучше, чем медицина.        Кастиэль, должно быть, чувствует некоторую грусть, исходящую от него, потому что он сжимает его руку.        — Ты хочешь посмотреть один из своих комфортных фильмов сегодня вечером? Я не могу обещать разочаровывающее изображение со всеми потоковыми сервисами, которые у нас есть в настоящее время, но…        — Было бы здорово, — усмехается Дин. — Мы можем остаться здесь?        — Конечно, — обнаженная грудь Кастиэля кажется такой теплой, когда Дин медленно прижимается ближе, и Кастиэль, как всегда, принимает приглашение и крепко обнимает его. Сейчас гнездо кажется самым уютным местом на Земле. В итоге они смотрят два фильма, и Дин знает все строки наизусть, и он говорит об этом Кастиэлю. Альфа дарит ему эту редкую, игривую улыбку, когда он осмеливается произносить реплики вместе с актерами, а Дин делает это идеально. Они засыпают в гнезде, и последней связной мыслью Дина является то, что день все-таки выдался хорошим.