Don`t care where you`ve been — Неважно, где ты был

       Итак, когда он слышит, что душ замолкает, он стягивает штаны и встаёт на кровати в коленно-локтевую. Это должно быть унизительно, но после стольких лет занятий этим все, что он чувствует, — это странный комфорт.        Секс сложен. Дин знает, что, как омега, он как бы создан для этого. И это не злит его или что-то в этом роде, потому что это полезно. Даже если Аластер никогда не давал ему кончить, сцепка сама по себе редко причиняла боль. Но то, что он чувствует по этому поводу…        С одной стороны, это просто часть его обязанностей, это его не сильно пугает. Иногда может быть неудобно, больно, если у альфы есть какие-то странные кинки, но это повседневная вещь. Он привык к этому.        Но с другой стороны… он тоже нуждается в этом, или он так думает. Пару раз это вызывало зуд где-то глубоко внутри него, когда он делал это с альфой, с которым он был связан. Время от времени ему разрешали кончать. Иногда он чувствовал себя хорошо, даже просто от того, что его пара внутри, временами он чувствовал себя хорошо, как будто того факта, что они биологические партнеры, достаточно, чтобы скрыть отсутствие положительных чувств, которые они испытывают друг к другу. Действовало как своего рода катализатор.        Это плохая часть, потому что Дин ненавидит Аластера. Ненавидит его всем, что у него есть, но он также уважал его и все равно хотел угодить ему, и не все это было просто вбито в него. Это был какой-то более глубокий инстинкт, он реагировал на то, что у него есть альфа. И это делало секс намного лучше. С другими альфами все было по-другому, некоторым он был просто обязан служить. С Аластером, даже если он никогда не получал никакого удовольствия от альфы в ответ, это казалось… правильным. И было хорошо, что это не причиняло особой боли или не делало ситуацию слишком тяжелой, но это также заставляло его чувствовать, что это действительно так легко. Как будто он не нуждался и не заслуживал никакой нежности или даже руки на своем члене для небольшой помощи, потому что даже когда он не получал разрядки, просто казалось, что он был создан для того, чтобы принимать в задницу.        Он ненавидел то, что получал какое-то отдаленное удовольствие от того, что его использовали. Было трудно злиться на мир, на то, как он устроен, когда подобные ситуации, казалось, только подтверждали мнение альф о нем и его назначении. Но в то же время… он был благодарен за это. Секс был рутиной, но он также приносил ему надежду, что, может быть, на этот раз он почувствует эхо этой связи, чего-то правильного, доказательства, что они принадлежат друг другу.        Но это все еще ничто по сравнению с мягкими прикосновениями Кастиэля, когда они обнимаются. Это ощущается… совершенно по-другому. Может быть, иногда думает Дин, именно это должно сделать секс таким замечательным. Интимность и хрупкость этого.        С Кастиэлем никогда не больно, и хотя секс сам по себе был довольно мягкий, Дину нравится, как альфа гладит его бедра и ягодицы, когда он растягивает его. Он всегда такой… милый. У Дина есть настоящие шрамы там, где были ножи или ногти Аластера, но пальцы Кастиэля скользят по плоти, как будто она совершенно новая, массируя и успокаивая. Затем, после того, как они заканчивали и должны были дождаться спада узла, Кастиэль иногда прижимался поцелуем или двумя к его спине, и это тоже так хорошо. Он не растягивался на Дине всем весом, не душил его и хриплым голосом спрашивал, все ли с ним в порядке.        Ну, теперь он надеется на что-то еще. И он хочет, чтобы альфа тоже был удовлетворен. Он так хорошо заботится о нем.        Кастиэль выходит из ванной, входит в спальню и останавливается. Руки Дина слегка дрожат, и он нервничает, как никогда раньше. Но теперь между ними все по-другому.        — Дин, пожалуйста, сядь.        — Ты не хочешь? — спрашивает Дин, и его голос звучит тихо, когда он медленно двигается, чтобы изменить положение. Он быстро накрывается своими сброшенными штанами, теперь уже полностью прикрывшись.        Кастиэль садится рядом с ним.        — Хочу, — искренне отвечает он. — Но сначала нам нужно поговорить.        — О, хорошо, — Дин подтягивает штаны плотнее к себе и откидывается на кровать, совсем чуть-чуть. У него пересохло во рту, но он заставляет себя продолжать смотреть на альфу. Его глаза говорят о многом, он заметил.        — Ты хочешь этого? Или ты просто хочешь, чтобы мне было хорошо?        Дин отводит взгляд, его пальцы тревожно теребят брюки на коленях, играя со шнуром спортивных штанов.        — И то, и другое? — шепчет он, поднимая глаза, но не поднимая головы. Пытаясь оценить реакцию Кастиэля.        — Что тебе нравится в сексе со мной? — продолжает Кастиэль. Это все еще официальный тон, и он думает, что альфа пытается быть деликатным, но Дин чувствует себя выставленным напоказ.        — Мне нравится, что ты хороший, — пожимает плечами Дин. — Например, когда ты прикасаешься ко мне и все такое.        — Если это то, что тебе нравится, то чем половой акт отличается от объятий, дорогой? — Рука Кастиэля нежно сжимает колено Дина, и Дин все еще вздрагивает.        — Я… это другое, — выдавил он, пытаясь успокоиться. — Это просто… больше. Больше тебя и меня, вместе. И с тобой это в хорошем смысле.        Кастиэль выглядит задумчивым.        — Не мог бы ты рассказать мне, в чем дело, альфа? — в отчаянии спрашивает Дин. Его плечи опускаются, когда он горбится. — Я просто не понимаю. Иногда ты хочешь заняться сексом, а потом нет. Ты спрашиваешь, потому что больше не хочешь этого? Если ты не хочешь, я перестану пытаться предлагать. Только, пожалуйста, пожалуйста, не надевай на меня клетку…        — Я бы никогда так с тобой не поступил, — перебивает Кастиэль, сжимая руку на колене Дина. — Мне нравится секс, Дин, но, может быть, не так сильно, как ты этого ожидаешь. И мне это нравится только тогда, когда это нравится и тебе тоже.        Дин кивает. Некоторые из слов проходят мимо его ушей, он не может понять.        — Что ты скажешь, если мы сделаем это лучше на этот раз? Более лично?        Омега хмурится. Он не уверен, что ему нравится эта идея.        — Что ты имеешь в виду?        — Ты когда-нибудь достигаешь кульминации, когда мы совокупляемся?        Дин чувствует, как его лицо горит. Дело не только в том, что Кастиэль спрашивает, но и в том, как он это делает. Кто так говорит?        — Нет! — уверяет он. — Ты не дал мне разрешения, поэтому я не трогал себя. Клянусь.        Кастиэль закрывает глаза, и Дин чувствует запах печали и вины, и это выбивает его из колеи.        — Значит, каждый раз, когда мы были вместе, ты никогда не испытывал удовольствия? — альфа звучит разбитым. — Я просто был… внутри тебя и…        — Что? Нет! — протестует Дин и сразу же хочет, чтобы ему стало лучше. И это не обычный случай «это моя работа, чтобы угодить», но больше похоже… он просто знает, что должен все исправить. — Я имею в виду, я дрочил в душе пару раз. У нас было много секса, и я… сдерживался. Это было нормально? Меня учили, что я не должен, в постели и с альфой, если он не позволит мне, но… ты ничего не сказал о моем свободном времени. — По правде говоря, Дин надеялся, что эта тема никогда не всплывет, но, учитывая, в каком отчаянии Кастиэль, он чувствует, что должен это признать.        — Конечно, все в порядке, Дин, — выдыхает Кастиэль и отворачивается, чтобы успокоиться. Место, где его рука лежала на колене Дина, теперь кажется холодным и пустым.        — Ну, я… — заикается Дин. — Да. Испытывал удовольствие, я имею в виду, как ты сказал. Это…        Он отводит взгляд. Он так смущен, что ему хочется, чтобы в земле открылась дыра и поглотила его.        — Пожалуйста, скажи мне, — говорит Кастиэль, и рука возвращается на колено. Впервые за все время Дин чувствует, что черпает из этого какую-то силу. Кастиэль так искренен, и он действительно слушает, и в этот момент Дин думает, что он не имеет в виду ничего плохого, и он действительно просто хочет понять. Может быть, даже отчаянно.        — Каждый раз, когда мы спариваемся, у меня на самом деле, э-э, появляется стояк, — он останавливается и потирает затылок, чувствуя себя неловко. — Я просто ничего… не делал с этим. Потому что я не думал, что ты этого захочешь. Но… когда я спариваюсь с альфой, даже если нет прикосновений, это иногда кажется правильным. Иногда просто хорошо, когда кто-то… внутри меня.        Он знает, что его лицо горит, и он больше не может смотреть на Кастиэля, опуская глаза.        — Иногда я возбужден и чувствую, что мне это нужно, — признается он очень-очень тихо. — И раньше, с Аластером… обычно это было не так, но были времена, когда это случалось. И он не обращал на меня особого внимания, так что я не понимаю это. Но с тобой… — он колеблется, глядя на руку на своем колене. У Кастиэля потрясающие руки. Длинные, длинные пальцы, и на этот раз он не снял кольцо. Вид дешевого золота, сверкающего приглушенным блеском, помогает Дину закончить оставшуюся часть предложения. Аластер никогда не носил своего кольца.        — С тобой лучше. Ты всегда такой милый. Эта штука, та штука, которую я иногда чувствовал с Аластером? Например, когда кто-то внутри меня, как будто это правильно? С тобой я чувствую это каждый раз.        Когда он оглядывается, Кастиэль мягко улыбается, и от него пахнет облегчением.        — Когда мы впервые спарились, — начинает Кастиэль, придвигаясь ближе к Дину и устраиваясь поудобнее на кровати. — Я старался быть очень осторожным ради тебя.        — Ты всегда осторожен! — уверяет его Дин. — Ты никогда не делал мне больно.        — Я рад, — продолжает Кастиэль. — Но я плохо тебя знал, Дин, а секс — он совсем другой, когда мы знаем друг друга. И я чувствую это… правильность этого тоже, потому что я альфа, ты омега, и мы связаны, но я не был уверен, что ты это чувствуешь. Я волновался… — он замолкает, и теперь его очередь отвернуться. Дин слушает, широко раскрыв глаза. — Сначала я думал, что омеги хотят, нуждаются в сексе все время. Я думал, что именно поэтому ты предлагаешь. И ты продолжал предлагать и желать большего, поэтому я предположил, что ты кончал каждый раз, без прикосновений к члену.        — Я не могу этого сделать, — смущенно шепчет Дин. Кастиэль оглядывается на него с законным удивлением на лице.        — Я думал, что все омеги… — он качает головой. — Похоже, у меня много неправильных представлений об омегах.        Слова горькие и самоуничижительные, и теперь Дин качает головой.        — Ты все правильно понял, альфа, — говорит он. — Большинство омег могут. Но не я.        Кастиэль кивает.        — Ну, затем я узнал тебя немного лучше. И я понял, как много ты делаешь, чтобы угодить мне. И я беспокоился, что, может быть, тебе вообще не нравится заниматься сексом. Что ты просто делал это для меня. Но… то, о чем ты говоришь, насчёт нашей связи, — говорит он, и эта часть тише. Дин думает, что он пытается не напугать его. — И это совершенно нормально, что ты чувствуешь это, детка, даже если мы плохо знаем друг друга. Я тоже это чувствую, каждый раз. Также нормально, что ты чувствовал это с Аластером.        — Он мне не нравился, — выдыхает Дин, сжимаясь в комок и начиная дрожать. Он не знает, почему он дрожит, он не боится. Он просто… ошеломлен. Он разговаривает с альфой о сексе. Он рассказывает ему вещи, действительно личные вещи, которые он никогда никому не говорил. И он не может остановиться.        — Я знаю, — Кастиэль теперь сочувствует, серьезно. — Но это естественно. Я просто рад, что не причинил тебе боль, и что ты чувствовал, что это было правильно, по крайней мере. Мне жаль, что я никогда не заботился о том, чтобы убедиться, что ты испытал оргазм.        Лицо Дина снова покраснело.        — Все в порядке, — слабо отвечает он. Боже, это так неловко. Но это также… беспокоит его, потому что альфы? Они никогда не сожалеют. Особенно не о таких вещах, как эти. Какая разница, кончит он или нет?        «Мне это нравится только тогда, когда это нравится и тебе тоже» — сказал Кастиэль.        — Я хотел бы попытаться доставить тебе еще немного удовольствия, — продолжает Кастиэль, и это останавливает мысли Дина. — Это будет хорошо?        — Тебе не нужно, — быстро заверяет его Дин. Быть в центре внимания Кастиэля во время секса, вероятно, было бы неправильно. Просто, пожалуйста, пожалуйста, подготовь меня, как ты это делаешь, — думает он.        — Но я хочу, — отвечает Кастиэль, его глаза сияют. — Я хотел бы оставить свет включенным, и видеть твое лицо, и помочь тебе достичь кульминации.        Дин немного напуган, но не обычным образом. Его пугает то, что он думает, что хочет этого.        — Хорошо, — кивает он, во рту пересохло, ладони начали потеть.        — Если тебе что-то не нравится — все, что угодно, что я делаю, — подчеркивает Кастиэль. — Сразу же скажи мне. Я никогда не буду злиться.        — Хорошо, — повторяет Дин. Рука Кастиэля движется вверх по колену, проводя пальцами по бедру, пока они не достигают брюк, в которые Дин вцепился мертвой хваткой.        — Можно? — спрашивает он, поднимая брови, но ждет разрешения Дина.        Дин кивает, ошеломлённый, и Кастиэль осторожно берет у него брюки и откладывает их в сторону. Дин чувствует себя уязвимым и открытыми, но альфа не смотрит на его член. Он поднимает руку вверх и хватает подол футболки Дина, дергает ее вверх. Дин понимает идею и поднимает руки, позволяя Кастиэлю снять ее с него.        Он сидит там, так близко к своему альфе, и слегка дрожит. Он чувствует себя таким уродливым и незащищенным, что требуется героическое усилие, чтобы держать руки на бедрах вместо того, чтобы прикрыться.        Кастиэль наклоняется вперед и обхватывает лицо Дина ладонями. Дин не может заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому пристально смотрит на его губы.        — Тебе нравится целоваться? — спрашивает Кастиэль и ждет, ждет и ждет, пока Дин не выдохнет тихое «да» только для того, чтобы прижаться губами к губам Дина. Сначала это почти целомудренно, и Дин не уверен, что делать — обычно он просто открывал рот и позволял альфе делать все, что угодно. Но Кастиэль, кажется, ждет его ответа, поэтому он осторожно целует в ответ — позволяя своему языку немного выглянуть — и Кастиэль открывает рот и впускает его. Дин дрожит, но идет на это, очень, очень осторожно исследуя рот Кастиэля своим языком, но он начинает бояться, что если альфа укусит его? Или отшвырнёт его за волосы, или разозлится… Это не так, как должно быть, неправильно, он ведь омега. Поэтому он осторожно отступает, но затем Кастиэль снова начинает целовать его, притягивая обратно, и это более привычно. Привычно, так как Дин знает, что делать, но… это так… деликатно. Поцелуй не голодный и жестокий, как у Аластера.        Эти поцелуи заставляют Дина дрожать в хорошем, хорошем смысле, они делают его задыхающимся и достаточно уверенным, чтобы он снова поцеловал в ответ, и Кастиэль мурлычет ему в рот, довольный. Звук идет прямо к члену Дина, который начинает вставать.        Кастиэль прерывает поцелуй первым и изучает его. Дин тяжело дышит, смотрит на него, не зная, что делать. У Кастиэля такие красивые розовые губы, и его голубые глаза такие яркие, и его щеки раскраснелись. Он улыбается Дину, выглядит очень довольным.        — Ляг на спину для меня, детка, — говорит он хриплым голосом, и Дин с удивлением слышит, как сокрушенно звучит его согласие. Кастиэль встает, а Дин устраивается на кровати, следя за движениями альфы обеспокоенным взглядом. Он надеется, что еще ничего не испортил, так почему альфа уходит?        Но Кастиэль просто приносит немного смазки и подушку из шкафа и снимает с себя одежду. Дин лежит на кровати, застенчивый, почти вибрирующий от желания прикрыться. Он открывает рот, когда Кастиэль снимает футболку и боксеры и оставляет их на стуле. Альфа двигается так, будто никуда не спешит, и Дин нервничает, но в то же время возбужден, зная, что он лежит там обнаженный, со своим наполовину твердым членом на виду, а Кастиэль складывает свое гребаное нижнее белье и ведет себя так, будто ничего не происходит.        Однако, когда он поворачивается к Дину, он не кажется холодным или хищным, каким обычно был Аластер. Его тело загорелое и сильное, его член тоже вставший, огромный. Дин сглатывает при виде этого: не то чтобы он никогда не видел его раньше, но они были в темноте, он лежал лицом вниз, и только бросал взгляд или два, когда альфа выскальзывал из него, и они готовились ко сну. Он ощущался намного больше, чем у Аластера или большинства альф, которые трахали Дина.        Но, несмотря на очевидное (значительное) возбуждение Кастиэля, когда Дин снова смотрит на его лицо, его глаза теплые, и он улыбается. Это тоже добрая улыбка, ничего животного. Это успокаивает Дина, и он чувствует прилив нежности, чего он никогда раньше не испытывал ни с одним альфой. Особенно когда Кастиэль садится на кровать и подталкивает его бедра, прося его приподняться, и кладет подушку под него.        — Так удобнее, эта поза не самая оптимальная, — продолжает он, его голос звучит буднично, и это заставляет Дина тоже улыбнуться. Он находится между ног жаждущего омеги, по крайней мере, слегка возбужденного, но вместо того, чтобы взять его, как любой нормальный альфа, он наклоняет голову, чтобы убедиться, что бедра Дина на правильном уровне, клинический и восхитительно серьезный. Становится все труднее поверить, что у него могут быть какие-то злые намерения. И это должно быть хорошей новостью, верно?        Смазка открывается, и Кастиэль мягко раздвигает его ноги. Дин уступает с тихим вздохом облегчения. Он уже немного мокрый, но, похоже, альфа не собирается забыть его любимую часть.        Он вздрагивает от первого холодного прикосновения толстых пальцев, кружащих вокруг его входа.        — Ты всегда такой мокрый для меня, — Кастиэль звучит удивленно, как будто Дин делает ему какой-то подарок. Омега поднимает голову, чтобы посмотреть вниз между раздвинутых бедер. Руки Кастиэля исчезают за его яйцами, его лицо сосредоточено, и он выглядит так горячо, просто сидя там небрежно, растягивая его… поэтому, когда первый палец проникает в него, Дин действительно стонет. Громко.        Кастиэль замирает, Дин замирает, и они смотрят друг на друга. Дин подавлен, и он чувствует, как Кастиэль медленно убирает палец.        — Прости, — шепчет Дин, зная, что его щеки горят. — Прости, я не хотел.        Его член сразу же смягчается, и Дин чувствует себя несчастным. Все кончено. Кастиэль, возможно, и не ударит его, но он, вероятно, оденется и пойдет спать, сытый по горло глупостями Дина. Или, может быть, он просто трахнет его, чтобы покончить с этим.        — Я причинил тебе боль?        Альфа звучит — и выглядит — действительно обеспокоенным.        — Что? Нет, — Дин не может поверить, что он так думает. — Э-э, наоборот. Прости, я заткнусь. Мы можем продолжать? Пожалуйста. Я буду хорошим.        Лицо Кастиэля немного морщится.        — Ты уже хороший, милый, — его большие руки ложатся на бедра Дина, прямо над шрамами, прямо там, где Дину это нравится, и начинают нежно массировать их. Успокаивающе, думает Дин. — Ты считаешь, что издавать звуки неправильно?        — Я не должен, — бормочет Дин. Трудно оставаться напуганным, когда альфа так прикасается к нему. Он также не пахнет злостью или раздражением или чем-то еще. Он пахнет спокойствием.        — Я никогда не говорил, что ты не должен, — парирует Кастиэль, его руки поднимаются вверх, пальцы впиваются в плоть ягодиц Дина, мягко разминая их. — Пожалуйста, никогда не считай, что ты должен сдерживать себя ради меня.        — Ты не возражаешь?        Дин знает, что он только что сказал, что не возражает, он знает; но когда ему было чуть больше двадцати — в первый год с Аластером — его научили не издавать звуков. Аластер затыкал ему рот кляпом, пока он не научился молчать и не забывать свои уроки. Трудно расстаться с ними после стольких лет, только сейчас.        — Нет, — пальцы Кастиэля вернулись к его дырочке. — Я также не возражаю, если ты предпочитаешь молчать. Я хочу, чтобы ты наслаждался этим, Дин, вот и все.        Дин кивает и кладет голову обратно на кровать, уставившись в потолок. Кастиэль медленно, осторожно подготавливает его, хлюпающий, разочаровывающий звук смазки и неровное дыхание Дина заполняют комнату. Альфа, как всегда, дотошен, и заканчивает только тогда, когда может свободно прокрутить все четыре пальца внутри Дина, и к тому времени омега снова наполовину тверд.        Кастиэль вытирает руку о простынь и наклоняется к Дину. Дин знает, что сейчас произойдет — толчок тупой головки его члена — но он не боится этого. Он чувствует себя свободным и готовым там, внизу, даже предвкушает это. Но Кастиэль не делает этого, пока нет — сначала он приподнимается на локтях над Дином, а затем сокращает расстояние между их лицами, снова целуя его. Его губы двигаются вправо, оставляя след мягких поцелуев на щеке Дина, вдоль челюсти, а затем Кастиэль сосет мочку его уха, задевает ее зубами. Дин чувствует, как его член слегка дергается, и он снова стонет, инстинктивно подавляя звук. Это ощущается хорошо.        — Моему маленькому омеге это нравится?        Дин не знает, как Кастиэль может оставаться таким невозмутимым, когда они так близко и интимно, так как его возбуждение заметно. Дело не в том, что он этого не чувствует, он просто такой… собранный. Это впечатляет Дина, потому что он чувствует себя полностью разваливающимся, когда ему удается сердечно кивнуть в плечо Кастиэля.        Кастиэль дарит ему еще один влажный поцелуй в щеку и медленно, наконец, толкается, дюйм за дюймом.        — Что насчет этого?        Дин не может ответить, потому что, как обычно, когда альфа входит в него, его рот открыт, и он хватается за простыни. Дело не в том, что это больно, этого просто… так много.        — Нгх — это все, что ему удается выдавить, как абсолютному идиоту, но когда Кастиэль входит до конца и делает первый толчок, проезжаясь своим чудовищно большим членом по всей простате, Дин горячо хватается за его плечи и притягивает его ближе.        Кастиэль еще даже не задал темп, но он перестает двигаться, и Дин немедленно отпускает его.        — П-прости, — поспешно говорит он, быстро убирая руки. — Мне очень жаль.        Он смотрит в сторону, униженный и напряженный, уверенный, что альфа сейчас разозлится. Хорошо, может быть, он не против, чтобы Дин был громким, но альфы любят, когда омеги покорны, а не собственнически захватывают их.        — Ты можешь прикоснуться ко мне, — нетерпеливо выдыхает Кастиэль, хватая руку Дина и прижимая ее к своей груди. Он снова начинает двигаться, и Дин нерешительно проводит пальцами по его коже, продолжая двигаться медленно-медленно-медленно. Толчок внутрь и почти полностью наружу, и это добавляет к удовольствию, нарастающему в животе Дина. Альфа такой мягкий на ощупь, без шишек и шрамов, его кожа нетронута. Он начинает потеть, и Дину нравится этот запах, запах их совместного возбуждения.        Он робко сжимает плечо Кастиэля, наблюдает, как мышцы сдвигаются и напрягаются под кожей, позволяет своей руке подняться, проводя по шее и щетине на челюсти. Кастиэль все время смотрит прямо на него, и Дин наконец находит в себе смелость поднять глаза и поймать его взгляд: его глаза полны похоти и темнее, чем обычно, но все еще такие теплые и добрые. Кажется, он слегка дрожит, когда пальцы Дина касаются его щеки и баюкают ее, и тогда он слегка поворачивает голову, прижимается губами к ладони Дина и целует ее.        Дин вздыхает, абсолютно ошеломленный, с благоговением вспоминая прошлое. Это самый медленный, самый интимный секс, который у него когда-либо был, он даже не знал, что это может быть так. Он дрожит, осознавая, что течет, как кран, его руки обхватывают шею Кастиэля, чтобы удержать его. Альфа начинает двигаться все быстрее и быстрее, и у Дина вырываются судорожные вздохи. Он теряется в этом и чувствует связь, о которой он и альфа только что говорили. Но вместо обычного далекого эха, чего-то первобытного и предназначенного, за которым он гонялся годами, просто чтобы почувствовать вкус этого, просто чтобы почувствовать какое-то удовольствие — на этот раз это громче, яснее, и он чувствует, что получает все больше и больше этого с каждым толчком и…        Рука на его члене.        Он вздрагивает так сильно, что Кастиэль фактически выскальзывает из него. Альфа мгновенно начинает волноваться и смущаться, Дин чувствует запах, и он сворачивается под ним, отодвигается в сторону, дрожа и закрывая лицо руками.        — М-мне так ж-жаль, о боже, — заикается он, все его тело кричит «беги», но он знает, что это бесполезно.        — С тобой все в порядке?        Кастиэль тяжело дышит, но садится рядом с ним. Берет его за руки и пытается осторожно оторвать их от лица, но Дин отказывается позволить ему.        — Да, — говорит он, — я все испортил, мне очень жаль. Я просто испугался.        У него кружится голова. Альфа вложил в это столько сил, и он должен был заставить его чувствовать себя хорошо, и это было так хорошо и для него тоже, лучше, чем когда-либо, ему это нравилось и теперь…        — Ты ничего не испортил. Ты сделал именно то, что я хотел, слышишь меня, Дин? Дин, ты меня слышишь?        Слова не имеют смысла, кажется, приходят издалека, но они так удивляют его, что он раскрывает одну сторону своего лица, чтобы взглянуть на Кастиэля, и видит его обеспокоенные глаза.        — Что?        — Я просил тебя сказать мне, если тебе не нравится то, что я делаю, и ты это сделал.        — Я ничего не говорил…        — Ты показал мне, — Кастиэль ложится рядом с ним, лицом к нему, все еще так близко. — Прости, что напугал тебя.        — Нет, нет, — Дин хватает руку Кастиэля и подносит ее к своему члену, теперь почти полностью мягкому. — Ты можешь прикоснуться ко мне где угодно. Я твой, я знаю это.        Кастиэль отдергивает руку, продолжая держать ладонь Дина.        — Я не хочу тебя трогать. Я хочу прикасаться к тебе там, где тебе нравится.        Дин чувствует, как слезы наворачиваются на глаза, но он не собирается плакать из-за этого, тьфу. Он никогда не был таким слабаком, когда был у Аластера. Может быть, он действительно сломан.        — Я думаю… — начинает он, сглатывает, смотрит на свой член. — Я думаю, что хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, клянусь. Я просто испугался. Это было так приятно. Мне понравилось.        — Все в порядке, милый, это маленькие шаги, — Кастиэль обнимает его, сначала неуверенно, но когда Дин зарывается в его бок, как будто завтра не наступит, он притягивает его ближе. — Ты был таким хорошим мальчиком для меня.        Дыхание Дина сбивается, и он знает, что его глупый, предательский член уже не такой мягкий, как несколько секунд назад.        — Ты даже не кончил, — указывает он расстроенно. — И ты был… Мне все это очень понравилось. Я бы хотел продолжить.        — Может быть завтра мы попробуем снова.        Завтра.        Дин не хочет делать это завтра, он хочет сделать это сейчас. У него ноет между ног, и его дырка кажется растянутой и пустой, подушка пропитана смазкой и становится холодной под его задницей. Ему противно и грустно. Они остановились как раз тогда, когда все шло к чему-то великому, к какой-то неизведанной территории, которую Дин никогда раньше не исследовал, и он хочет её исследовать.        Но он не собирается давить. Альфа сказал, что завтра, так что он подождет. Он благодарен, что уже получил так много сегодня, даже если он оказался нуждающимся и разочарованным. Но чья это вина?        Он не хороший мальчик Кастиэля, он не хороший омега, он ни в чём не хорош.        — Ты хочешь, чтобы в будущем я оставил твой пенис в покое?        Дин на секунду закрывает глаза, в его голове проносится раздраженное «пожалуйста, прекрати так говорить», но он действительно обдумывает вопрос.        — Нет, — решает он. — Я просто удивился.        Удивление? Больше похоже на триггер. Дело не в том, что ни один альфа никогда не сжимал его член во время секса. Это то, что обычно причиняло боль, потому что они никогда не были осторожны, и они тянули его, как игрушку, злясь, если он не кончал сразу, как будто одно их прикосновение должно было заставить его взорваться от похоти или что-то вроде того. Это не так. То, что с ним делали, оставляло его сверхчувствительным, болезненным и каким-то… непристойным.        Но он не думает… он не думает, что так будет с этим альфой. Если Кастиэль обхватит его так же, как он трогал его своими пальцами внутри… черт, он этого хочет.        — Может быть, я могу просто отсосать тебе? — нерешительно спрашивает он и чувствует, как руки Кастиэля напрягаются вокруг него. — Ты не кончил.        Он знает, что сказал это несколько минут назад, но Кастиэль не признал этого, и это действительно беспокоит его. И он знает, что технически альфе не нравится, когда он это предлагает, он просто не может остановиться.        — Кажется, я больше не в настроении, Дин, — вздыхает он и двигает бедрами, чтобы Дин мог почувствовать его эрекцию… которая прошла. Он смотрит вниз и видит, что альфа тоже стал мягким.        — О, — красноречиво отвечает он. — Прости.        Он прячет лицо в плече Кастиэля. Секс должен был быть единственной вещью, в которой он хорош… но оказалось, что он даже не может удовлетворить своего альфу.        — Пожалуйста, перестань извиняться, — рука Кастиэля гладит его волосы. — Мне очень понравилось наше время вместе, Дин.        Затем он медленно отпускает его и встает.        — Я уберу, — объявляет он. Дин молча ждет. Альфа приносит несколько влажных салфеток и осторожно вытирает дырку Дина, яйца и член, избавляясь от засохшей смазки. Прикосновение легкое, как перышко, и на этот раз Дин не вздрагивает. Он смотрит на Кастиэля, его потную кожу и пару маленьких татуировок на левом боку, чуть ниже ребер. Он замечал их раньше, но понятия не имеет, что они могут означать.        Затем альфа идет в ванную и должно быть тоже приводит себя в порядок, потому что вскоре он возвращается. Дин бросил грязную подушку на пол и тем временем надел боксеры и футболку. Покрывала не испачкались, что является благословением, потому что он не чувствует, что у него есть энергия, чтобы сменить их.        Кастиэль надевает свои боксеры, но остается без футболки, и Дин может чувствовать себя дерьмово, но в этом определенно есть луч надежды. Они забираются под одеяло, где тепло и уютно, и Кастиэль жестом приглашает его приблизиться, что Дин делает с энтузиазмом. Он кладет голову на грудь альфы, где слышит ровный ритм его сердца.        — Мне нравятся твои татуировки, — шепчет он, его пальцы парят над первым символом — он похож на крест, только у него две перекладины. Он скользит по нему и чувствует, как Кастиэль дрожит. Он быстро поднимает глаза, отдергивая руку.        — Извини, — говорит он, как всегда.        — Нет, это было мило, — Кастиэль лениво улыбается ему, его рука снова приглаживает волосы Дина. Короткие ногти едва царапают его кожу, и Дину это нравится, он издает мягкий звук и прижимается ближе к груди Кастиэля. Альфа слегка посмеивается, но это не подло, и Дину это нравится.        — Могу я кое-что спросить?        — Ты знаешь, что можешь, — отвечает Кастиэль, и Дин думает, что он и это говорил раньше.        — Что… что они означают? Если ты не… если ты не против сказать мне.        Кастиэль смотрит на свои татуировки, как будто он забыл, какие чернила у него на коже.        — Это символы вещей, которые помогли мне пережить трудные времена.        — О, — говорит Дин, чувствуя, что вторгается.        — Тот, к которому ты только что прикоснулся, двойной крест — это группа, чья музыка очень ценна для меня.        Дин поднимает голову.        — Что за музыка?        — Ну, я не уверен насчет жанра, — размышляет Кастиэль. — Но их песни говорят об эмоциональной сложности, потребности в человеческом контакте и о том, насколько огромным может быть одиночество. Они объясняют, как можно чувствовать себя опустошенным и пустым из-за психического состояния, и как важно доверять людям, которые вас понимают. Музыка прекрасна, но на самом деле слова имеют для меня особое значение.        Он оглядывается на Дина, который смотрит на него с отвисшей челюстью. И он думал, что он слишком много думает о Led Zep.        — Альфа…        — Ты прав, я не очень хорошо объясняю, — сдается он, раздражаясь на самого себя. — Хочешь послушать одну из их песен, чтобы понять, что я имею в виду?        Кастиэль выглядит полным надежды, как будто он действительно хочет поделиться этим с ним, и Дин чувствует себя взволнованным.        — Да! — охотно соглашается он. — Да, я говорил тебе, что люблю музыку.        Кастиэль улыбается и протягивает руку, чтобы взять свой телефон с тумбочки и наушники из ящика. Он дает один Дину, который без колебаний вставляет белую каплю в ухо. Альфе требуется мгновение, чтобы открыть какое-то приложение, с которым Дин не знаком, и поместить другую каплю себе в ухо, но затем он запускает проигрывание.        — Эта особенная для меня, — объявляет он застенчиво — альфа, застенчивый — и откидывается на подушку, Дин лежит рядом с ним, его голова на его собственной подушке. Они лежат бок о бок, глядя в потолок, но Дин хватает его за руку, переплетая их пальцы.        Песня не то, что он ожидает — это не совсем его тип музыки, она мягкая и начинается медленно, меланхолично — но вскоре слова становятся громче, и эмоции в них настолько искренние, что Дин вроде как понимает, что имел в виду Кастиэль.        …Это мой безопасный дом в урагане, здесь лежит моя любовь, двести заветных костей…        И он смотрит на альфу, и его глаза закрыты, и на лице улыбка, и волна любви накрывает его. Он просто какой-то омега, который не пробыл здесь и месяца и только что испортил их момент близости, но его добрый альфа обнимает его и включает ему песни. Конкретно эта о влюбленных, и слова какие-то особенные, и Дину это нравится. Он задается вопросом, не специально ли Кастиэль выбрал эту песню. Дин никогда не испытывал той любви, о которой поют певцы, но лишь на пару секунд, повернув голову в сторону и уставившись на альфу, он чувствует укол…        …Я думаю, что когда-нибудь это могли бы быть мы…        И это шокирует его, но это не неприятно, это не так, и его темные мысли и чувство вины медленно отступают, по крайней мере немного. Альфа не злится, альфа все еще хочет проводить с ним время, так что, может быть, он не совсем все испортил.        Песня заканчивается, и Кастиэль открывает глаза, вынимает наушник.        — Тебе понравилось? — спрашивает он очень осторожно.        — Да, — искренне кивает Дин. — Ты был прав, в этом есть что-то потрясающее.        — Я рад, — Кастиэль улыбается с некоторым облегчением и начинает убирать телефон, стоп, что?        — Эй, мы не могли бы… — спрашивает Дин, прежде чем успевает подумать. — Мы можем послушать еще? Это была всего лишь одна песня.        — Хочешь послушать еще? — Кастиэль, похоже, тоже на это рассчитывает, но ему просто не приходило в голову, что Дин может предложить. Неужели он действительно думает, что Дину не понравилось бы лежать в постели, держась за руки, слушая песни?        — Черт возьми, да, — подтверждает Дин, чувствуя себя смелым. Кастиэль улыбается, с намеком на удивление и волнение, и ложится обратно. Они слушают песни о любви, о депрессии и одиночестве, и с некоторыми строчками Дин действительно может отождествить себя. Он понимает, что заснул, только когда Кастиэль осторожно вынимает каплю из уха, и это будит его.        — Спи, малыш, — успокаивающе говорит он, и это может быть приказом, но звучит настолько далеко от него, насколько возможно. Дин вздыхает и плотнее закутывается в одеяло, но ему не нужно беспокоиться о том, что ему будет холодно — альфа обнимает его и выключает свет, и они засыпают.