Рациональный азарт

Как обычно называют этот период начала отношений? Конфетно-букетный? Ужас, язык не повернётся так сказать. Отрицать некую затуманенность в голове глупо, особенно, когда я смотрю на него, пока он опять делает очередную глупость, и совершенно не злюсь. Хочется взять, посадить в безопасное место, оградить от всякого, и пусть в свои игры играет, пока я работаю. Так делать нельзя, но мысли всего лишь мысли, пока не получат реализацию. Свой первый период влюблённости я бы назвал «ясли для взрослых», потому что объяснить наши периодические приступы деградации по-другому невозможно. В один момент всё хорошо, а через секунду то ли переговариваемся просто так, то ли дерёмся. К сожалению, драки начинаю я, но в защиту скажу, что этот игрок постоянно выводит на конфликт. Если мы не устроим дурачество из ситуации, то это грозит закончиться чем-то другим... Я думаю, мы оба это мысленно понимаем и делаем ставки, кто перетянет канат на себя. Не отрывая взгляда от зеркала, провожу кистью под глазом, оставляя на коже яркий оранжевый цвет в тон глазам. Стрелка идеально ложится, чуть-чуть поднимаясь вверх кончиком. Оцениваю труд на «идеально», облегчённо подметив, что после недели отсутствия практики не разучился наносить макияж. Тут дело крайне щепетильное — без практики не обойтись. Со вторым возникают проблемы, и не потому что в мире существует закон подлости, а потому что невозможно игнорировать пожирающий взгляд, нацеленный на меня через отражение. — Ну что? — не выдерживаю наконец, глядя в зеркало. Игрок, не глядя, копошится со своими украшениями: застёгивает манжеты рубашки, надевает наручные часы, кольца. При этом смотрит на меня. По опыту могу сказать, что у него в голове созревает попытка вывести нас на новое поле битвы. Ну нет, я дорисую эти стрелки, а потом разберусь. Судя по всему, мой макияж тревожит картёжника больше, чем следовало бы... — Любуюсь рождением Идрилы, — хмыкает Какаваша. Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, сосредотачиваюсь на движении. Вуаля. Ещё одна стрелка на месте. — Какие милые заколки, — игрок подходит ближе, руками пробегает по моей утренней причёске. Чтобы передние локоны не мешали, я их закрепил заколками с украшениями в виде жёлтых уточек. Слышу, как он смеётся: — Наш серьёзный доктор любит утят? — Как ты любишь павлинов. — А ещё я люблю одну угрюмую сову, которая с утра хуже любой ворчливой старухи, — на плечах ощущается чужой вес, к уху приближаются тёплые губы. Вот опять, понятно же, что сейчас любая близость для нас фатальная ошибка, если мы хотим заняться работой, которой, на секундочку, накопилось уже немало. Ну что он делает? Опять ставит под риск мою выдержку и своё самообладание. — Сказал тот, чьи волосы по утрам похожи на один огромный колтун, из-за чего он минут двадцать ругается, вертясь у зеркала, — делаю вид, что всё под контролем. Мои намерения выгнать нас на работу железо-бетонные. Директору надо в свой филиал, а мне надо в филиал отдела технологий. Почти две недели неразлучно ходим после начала испытательного срока, а уже так тяжело расстаться. Эоны, когда начнётся период серой рутины? Мне необходима передышка. Насчёт этого испытательного срока, кстати, в нём как будто нужда пропала окончательно, нет?.. Пока моя голова уходит в дебри мыслей, я на автомате берусь подчёркивать ресницы и пропускаю колкий ответ картёжника мимо ушей. Конечно, как и любой капризный ребёнок, Какаваша начинает пакостить. — Ну-у, ты меня не слушаешь, да? — дуется, ставит подбородок на моё плечо в рубашке, а наглые руки подбираются к поясу. — Ты опаздываешь, — гну своё, нельзя идти у него на поводу. Не сейчас. — Начальство не опаздывает. К тому же, я тебя хотел подкинуть. — Сам доберусь, спасибо. Мне всё равно позже выходить. — М-м-м, это хорошо, — невнятно бурчит, а я же всё слышу, потому что он совсем близко. — Какаваша, даже не думай, — кидаю строгий взгляд через плечо, закончив наводить привычный образ. — О чём? — фиалковые глаза невинно моргают, гипнотизируя. Надо срочно предлагать обмен. — Вечером сходим вместе в магазин. Ты вроде бы хотел себе что-то новое под образ для гонок подобрать. — Хм-м, прям сразу после работы? — Прям сразу. — И поужинаем где-то? — Да. — Ночевать где будем? — У тебя. Сейчас мы находимся в снятом мной коттедже, поскольку для работы мне надо было добраться до ноутбука. Два дня мы ночуем здесь, но Какаваше очень плохо спится без лагеря подушек. Он молчит, глотает снотворное под моим чутким надзором, чтобы без передозировки, и делает вид спящего мертвеца до утра. Однако, я знаю, как он спит по-настоящему, действий лекарств хватает ненадолго. Если привыкание, значит, надо менять рецепт. В общем, для его же благополучия лучше спать в зоне комфорта, коей выступает квартира. — Ловлю на слове, совёнок, — злобный авгин доволен сделкой. — Я заеду за тобой, ты же раньше заканчиваешь? Будешь тут? — Да, — немного печально ощущать, как чужое тепло отпускает. Не сдерживаюсь, хватаю горячую руку до того, как он отойдёт далеко, и целую тыльную сторону ладони. Задерживаю губы подольше: — Обратись к своему врачу, тебе нужен новый рецепт снотворного. — Стоило догадаться, что от тебя ничего не ускользнёт. Или это мои актерские навыки стали плохи? — самоирония едва скрывает печаль, Какаваша пытается перекрыть свои слова нежным прикосновением к моей щеке. Большой палец проводит под алой подводкой. — Тебе незачем скрывать свои проблемы, больше не надо. Близкие для этого и нужны. Он замирает, я слежу за потерянным выражением, даю время, чтобы он высказал то, что сверлит голову. Игрок сопротивляется недолго, сдаётся на благо мне: — Дело не в лекарствах. Я боюсь спать. Боюсь, что проснусь и... — руки в перчатках прячутся в карманы брюк. Вижу, как вся фигура напрягается, поэтому поднимаюсь, притягиваю в свои объятия, не дожидаясь, когда мнительные мысли вызовут приступ паники. — Какаваша, ты уже не в Грёзах– — Я знаю, прости... Чёрт! — вот и скачок настроения тут как тут. Отпускаю, потому что из моих объятий спешат выйти. — Эти набитые дерьмом мысли каждый раз приходят, когда я только думаю о том, чтобы закрыть глаза, отпустить тебя или просто отвернуться. Я ничего не могу с ними поделать, мне понятно, что Пенакония уже пережиток прошлого, ты не даёшь мне поводов для страха, и я, как конченный мазохист, сам себя накручиваю... Мне не помогает осознание обратного! Не жалей меня только, ладно? Это выглядит жалко, знаю, но я вздёрнусь, если буду тратить наше время на эту блядскую шизофрению. Авантюрина колотит во время монолога, но подходить я не решаюсь, пока он ходит туда-сюда. В конце слов одержимый своим страхом подлетает ко мне, хватает одну руку и застёгивает на ней подаренные наручные часы — парные к его собственным. Немного успокаивается, приходит в себя и стыдливо опускает голову. Я вспоминаю, почему мы так неразлучны. Не только из-за первых ощущений от чувств. Картёжник ещё не верит в происходящее, вернее, мнительный мозг пытается его запутать, поскольку не привык к пониманию, что эти отношения надолго. Обычно победа от ставки приносит вспышку удовольствия и дальнейшие горькие последствия. Он ждёт, что всё пойдёт по кругу, боится расслабиться, и в тоже время старается запихнуть все переживания подальше, наслаждаясь моментами нашего совместного времяпрепровождения. По виду не скажешь, но измотан Какаваша страшно. Оказывается, дойти до взаимности было лишь одной из наших целей... — Любая борьба вызывает сложности, тем более с самим собой, — у меня есть проблемы с манипуляциями тона, но мне хочется быть как можно осторожнее с любимым человеком, поэтому говорю тише, пытаюсь посмотреть в глаза. — И ты стараешься, Какаваша. Если тебе надо убедиться в моём присутствии — говори. Я никогда не стану принижать твои волевые усилия своей жалостью. Это только забота. Веришь мне? Обхватываю лицо с мягкими чертами ладонями, в ответ на них ложатся ладони в перчатках. — Верю, — хрипят мне в ответ. — Чудесно. Тогда, давай сейчас выпьем наш отвар, ты придёшь в себя и спокойно поедешь. Уговор? — соединяю наши пальцы в замок. За всё время этот жест самый чувственный, неумолимо побуждающий прилив нежности, трепета и прочей волнительной чепухи. К сожалению, количество докторских никак не помогает мне чётко сортировать свои ощущения. Но ясно видно, что этот акт близости успокаивает не только меня. — Уговор. Ага, соглашается. Значит, надо попробовать: — И без кофе сегодня. Как ожидалось — Какаваша корчит лицо мученника. — Добить меня хочешь? Откуда мне энергию добывать? — С нормальной пищи и будем вводить более регулярные физические упражнения, чтобы улучшить сон, — жилка педагога даёт о себе знать. Я это не контролирую в моменте и на этом меня постоянно ловят. На уставшем лице нарисовывается притягательная лисья улыбка, очень ленивая такая: — А ещё есть техника обмена чакрами. — Где ты такую чушь вычитал? — вскидываю бровь, не успев понять намёк. — Чакра — это не– Игрок закатывает глаза, обхватывает мою шею, вынуждает наклониться: — Да в тебе же энергии больше, чем где-либо. Зачем далеко идти? Ты бы мог со мной поделиться, вот и всё. Здесь, главное, играть в умного дурака до конца, поэтому делаю вид, что возмущён тирадой: — Говоришь, как религиозный фанатик! Энергия человека зависит только от организма и его компонентов. Им ты можешь помочь только своим образом жизни. Хватит городить мне тут, марш на кухню! — А-а-а, да я тут флиртую вообще-то! — взрывается картёжник, подтверждая работоспособность моей схемы. Пока я под локоть веду пыхтящего на кухню, он успевает ещё кинуть пару фраз про чьё-то тугодумство. Я молчу и, конечно, очень быстро Какаваша догадывается: — Ты специально. — Не знаю о чём ты. До конца утра на меня смотрит жаждущая жестокого отомщения собака.

***

В отделе технологий Рацио собирает отчётность по проектам своих студентов, точнее сказать, по процессу изготовления и представления. Есть шанс, что на первую демонстрацию удастся притащить детей снова на Пир-Пойнт, чтобы они смогли торжественно представить свою идею уже на широкую, разношёрстную публику. Идея, по мнению доктора, очень удачная. Помимо этого он надеется увидеть здесь ещё одну личность. К счастью, Мэй как всегда на работе. — Доктор Рацио, — с ноткой официальности обращается учёная, заметив у своего рабочего стола знакомую фигуру. — Рада, что вы в порядке. Уточнять, что она знает, будет очень грубо. Его не было в доме очень долго, поэтому она могла это заметить. Веритас неопределённо кивает: — Есть возможность поговорить? — Удивительно это слышать от вас, — едко подмечает Маргарет, но быстро меняет гнев на холодную милость. — Чем обязана? — Мой поступок... по отношению к вам был преступлением против человечности, которой я пытаюсь учить своих студентов, — тяжело начать повесть о признании своих ошибок, но стоит отпустить себя на 10 секунд и идти вперёд уже легче. — Тогда я был высокомерно уверен, что лучше знаю, но понять другого человека можно лишь в его шкуре. Я просто выбрал лёгкий путь. Лицо Мэй заметно вытягивается. — Я приношу свои извинения и, если вы пожелаете, могу сделать всё, чтобы восстановить вас в Обществе Заурядностей на Ягурет. — Слышать такое от вас... — губы в тёмной бардовой помаде по обыкновению едва двигаются. Маргарет сама по себе крайне строга, особенно на работе. — Боюсь представить, что жизнь должна была сделать для того, чтобы радикально изменить ваши взгляды. Но извинения приняты. — ... — Рацио знает, что принятие извинений это только начало. Однако есть нюанс — Мэй больше ничего не хочет от него, потому что от некоторых ран излечит только время. — Мне здесь комфортно, — учёная ещё и обрубает пути к попытке проявить раскаяние в действиях. — Спасибо. Такой сценарий мог случиться. Доктор ожидал, что легко не будет, но за других решать он больше не станет. — Тогда, если будете сотрудничать с Гильдией Эрудитов, то настаиваю обращаться ко мне за поддержкой. — Я запомню, — слегка щурится девушка. — Хотя не обещаю, что не найду альтернативу. Учёная едва заметно поднимает уголки губ. Ничего умышленно злого — колкость в сторону ответственности мужчины, вот и всё. — Что ж, мне остаётся надеяться, — Веритас покорно принимает чужую позицию. — Тогда, больше не буду тратить драгоценное время. Внимание падает на документации и ноутбук с несколькими открытыми программами сразу. — Было бы неплохо, да, — соглашается Маргарет. — Хорошего дня, доктор Рацио. — И вам, мисс Мэй. «— Как тяжело с теми, кто доверяет больше себе», — спускаясь по лестнице на выходе, Рацио замирает. Погодите, он ведь точно такой же. Во время учёбы ему казалось, Маргарет разделяет его мировоззрение: она не тратила времени на тех, кто тянул на дно, не задерживалась в людных местах, всегда попадалась там, где был он сам. Наивный, думал, что ей дороже всего мира библиотека или научная выставка. Девушка пыталась найти точку соприкосновения, хотя находилась к нему ближе, чем все сокурсники и учителя вместе взятые. Дальше своего мнения Веритас, к сожалению, не видел. Юношеская уверенность и максимализм всё дальше уводили его от простого — читать чувства людей невозможно, даже будь ты поцелованый Нус с рождения. Это его главная глупость. Есть ещё уйма, но свою чрезмерную гордыню Рацио принимает к сведению только благодаря Маргарет и Какаваше. Вернуться к работе оказывается как никогда приятно, когда на личном фронте всё более-менее спокойно. В чате с Генри и Вэньлин появилась парочка вопросов, но студенты панику не поднимают, зная, что их наставник занятой человек. Пока Авантюрин не появится в поле зрения, мужчина продуктивно нагоняет проверку работ, отправляет правки проектов, касающихся Общества Заурядностей, и успевает снова бегло ознакомиться с идеей новой Виртуальной Вселенной. На самом деле, очень интригующая и многообещающая затея. Никакой обыкновенный учёный и мечтать не может присоединиться к расследованию золотой жилы гениев. Не сказать, что Веритас мечтал, повезло, что со Скрюллумом у него достаточно дипломатичные отношения, вот и всё. С эрудроидами вообще невозможно выйти на конфликт в нынешнее время, если ты не совсем тупица и знаешь банальные правила приличия. Поток мыслей прерывает мелодия звонка. Рацио улыбается — с недавних пор есть кому вытягивать его из глубин рабочей сосредоточенности. — Ты где? — Веритас прикладывает телефон к уху, опуская взгляд на время в нижнем углу ноутбука. — Буду через минут 10. Собирай вещи и косметику не забудь, — через динамики звучит весёлый голос. — Хорошо, — нет смысла упрекать или спрашивать. Придётся принять факт, что авгину нравится макияж, который носит Рацио. — Как твоё самочувствие? — Немного грустно, потому что я вместо кофе взял крепкий чай, но жить можно. — Молодец. Уже лучше, чем ничего. — Ха-ха, — топ-менеджера потешает этот учительский тон. — Конфетку дашь? — А как же. Всё, не отвлекайся от дороги, а мне надо собираться. — Как скажешь. Оставив на столе хаос из бумаг, чтобы вернуться к нему потом, мужчина успевает переодеться, привести причёску в порядок и снова ощутить приступ боли в глазах. Как ни одно, так другое. Видимо, придётся посещать больницу Пир-Пойнта, как советует Авантюрин. До своего врача он может добраться в печальном состоянии, если там что-то серьёзное. Хотя и так понятно, что зрение падает. Но это не похоже не привычное ухудшение — резкость падает внезапно, сопровождается головной болью и тошнотой. Через время всё в норме, хотя различать буквы издалека уже невозможно. — Ладно, могло быть и хуже, — Рацио слышит сигнал с улицы, цепляет заколку на волосы, выключает везде свет, закрывает дом и садится на переднее сидение. Как всегда, весь салон пахнет духами авгина. Внезапно Веритас осознает, насколько вычурно выглядит транспорт изнутри: зелёная обивка, дорогая эластичная кожа на сидениях, датчики у руля подсвечены лазурным. Водитель что-то под нос активно подпевает. I wanna roll with him, a hard pair we will be A little gambling is fun when you’re with me До Рацио доходит, что из радио звучит очередная, известная только топ-менеджеру песня: Russian Roulette is not the same without a gun And baby when it’s love if it’s not rough it isn’t fun Окольцованные пальцы стучат по рулю в такт, пока пассажир закидывает сумку с вещами на заднее сидение. — Совёнок, что с лицом? — Авантюрин делает радио тише. — Любуюсь одним павлином. — Так вроде ничего не поменялось с этого утра. — А у меня, видимо, глаза перезагрузились, — фыркает доктор. Надо же, только сейчас приходит понимание, как Какаваше к лицу та роскошь, которой он себя окружает. Даже если это когда-то было попыткой спрятать клеймованого раба без гроша за душой, сейчас топ-менеджер наслаждается этим. И в отличие от многих других зажиточных людей, подчёркивает свой статус изысканно. Долго же до Рацио доходит. — Кстати, насчёт глаз, — резко тон Авантюрина становится стальным. — Тебе нельзя ездить за рулём, если зрение слишком упадёт. — Думаешь, это кого-то интересует на нелегальных съездах? — кое о чём вспомнив, мужчина тянется к сумке позади. — Да, к примеру, меня. — Замену мне уже вряд ли найдёшь, так что придётся... как ты там говоришь? Импровизировать. — Веритас, — пальцы стучат по рулю уже нервно. — Этот риск неоправдан. — Хорошо, что ты это понимаешь, — доктор возвращается в исходное положение. — Ну-ка, посмотри на меня. Авантюрин быстро реагирует, когда в него что-то летит. Ловит. Ох уж эти внезапные проверки рефлексов от доктора. Пару секунд он смотрит на крохотный леденец, завернутый в яркую обёртку, а потом в непонятках поднимает взгляд: — Конфета? Ты серьёзно? Я вроде шутил, но уже не уверен. — А я был серьёзен. Это кислица, помогает унять подступающую тревогу. — Кислица? Как? — Если говорить просто, то резкий вкус шокирует твой мозг сильнее, чем привычная жвачка из тревожных мыслей. Он переключится, но это не значит, что ты можешь дать себе спуск, — Веритас поправляет светлые пряди авгина, откидывая некоторые на спину. — В сумке ещё целая упаковка. Кто-то думает о проблеме с его тревожностью больше, чем он сам. Вернее, думает, как облегчить эту дрянь. Авантюрин не может сдержать детскую улыбку — ему за всё детство никто конфеты не давал. Он даже не уверен, что они существовали на Сигонии. К лакомствам авгин остаётся холоден, даже когда получает возможность скупать всё. Зато вино, сигареты, азартные игры — пожалуйста. Внезапно получить что-то такое незначимое, что можно самостоятельно купить... Почему-то приятно, тем более с тем посылом, с которым преподнёс доктор. — А за чай где награда? — мужчина не может ничего с собой поделать – улыбка продолжает расползаться по лицу. — Конфеты мало? — Конфетой ты сменил тему, к которой я ещё вернусь. — Справедливо, — не отнимая руки от чужого затылка, Веритас тянется к водительскому месту. Авантюрин спешит встретиться с тёплыми губами. Поцелуй медленный, нежный, будто Веритас пробует привкус лимонного чая, оставшегося на губах и языке. — Видишь? Я не вру, — отстранившись, воркует Какавашу. — Я не сомневался. За ужином в кафешке Рацио успокаивает беспокойного партнёра, что пойдёт сначала на консультацию к врачу. Коррекция — это крайняя мера. — Если есть очевидный минус, не вижу смысла тормозить, — ворчит топ-менеджер, вилкой перебирая заказанное блюдо. — Потому что есть ухудшение постоянное, а есть непонятные приступы тотальной слепоты. Результат коррекции может уйти коту под хвост, если не выяснить, как избавиться от них, — Рацио со своей порцией разбирается быстрее, рассматривая небольшую кафешку. Роскошь на Пир-Пойнте, как обязательное качество всего. Аж рябит в глазах. Готовят зато вкусно и хорошо, пусть скромно. В ресторан Авантюрин не пошёл бы ни за какие кредиты мира. — Сильно плохо становится? Есть какая-то закономерность? — Если долго работаю, то есть, читаю. Напряжение, видимо, к этому и приводит. Ничего такого, просто дезориентация, плохое самочувствие. Фиалковые глаза щурятся, топ-менеджер пожимает плечами и продолжает есть: — Не работай, вот и всё. Рацио цокает языком: — Остроумно. Я думал, это предложение останется в нашей переписке как глупая шутка. — Я был искренен! — врёт Авантюрин. — Моё состояние обеспечит нас на три жизни вперёд. — Предложи это девушке, которая ищет богатого мужа и хочет детей. — Так неинтересно. Мне нужна неопределённость, риск. — А как же. Рацио в очередной раз поражается своему терпению. Его совершенно не раздражают каламбуры авгина, как раньше. Пока сие чудо в перьях доедает десерт, доктор любуется им (молчаливым, в кои-то веке) и даже представить не может, что первая любовь устроит ему на запланированном шоппинге.