Рациональный азарт

В этом мире нет ни одного существа, которое может доказать Авантюрину, что наслаждение от близости с кем-то легко заменить чем-то более надуманно высоким. Всё, чем занимается человек, уже, по факту, низко, поскольку сопровождается его желаниями. В изменчивости искусных прихотей никто с ними не сравнится: ни эрудроиды, ни галовианцы, ни борисинцы. Падать ниц к своим порокам приятно. Иногда это попытка заглушить боль, иногда желание получить новые ощущения, иногда попытка сбросить груз стресса. Это в любом случае то, что необходимо организму, вопрос лишь в зависимости. «— Рассыпаться перед человеком, с которым вкушаешь до одурения сладкий плод, в разы приятнее, если он будет смотреть на тебя ализариновыми глазами так внимательно, будто ты одна сплошная аномалия, интересующая его учёный ум». В голове бьётся отчаянное сожаление, что под этими глазами уже очень долго не виднеется алой подводки. Авантюрин по ней безумно скучает, разочарование вырывается из груди томным мычанием. Мужчина закусывает губу, слух раздражён влажными звуками, смешанными со стонами. Температура в комнате чертовски высокая, авгин пару раз даже думал предложить включить кондиционер, но одна мысль, что им придётся отвлечься друг от друга, причиняла почти физическую боль. — Я не видел, чтобы ты красился... сказал бы мне привезти или купить... — язык по ощущениям опух, едва слушается, но какая-то садистская жилка бьётся в Какаваше, вытягивая любовника на диалог. Именно в этот момент ему надо услышать чужой голос, когда собственная рука прижимает их члены друг к другу, испачканные в обильном количестве смазки. Рацио сминает простыни, лёжа на собранных в кучу подушках, сужает глаза и принимает вызов: — А что, тоже... хочешь? — Ха-ха-ах, — Авантюрин смотрит опьяненным взглядом из-под светлых волос: — После того, как размажу твою подводку по лицу. Желательно, твоими же очаровательными слезами. — Какие странные у тебя предпочтения, игрок... — Да ну-у? — движения руки замирают, Веритас реагирует на это отдышкой и недовольным взглядом. Авантюрин наклоняется прямо к чужому лицу, большим пальцем кружа по головке члена, слегка надавливая. — Это ты ещё не знаешь, что я хочу сделать. Смешанные чувства на лице Веритаса поглощаются авгином. Тот разрывается от прикосновений и развратных слов, борется с гордостью, которая диктует заткнуть игрока, напомнить о приличии, а другая часть, более безрассудная, уговаривает поддаться и нарисовать каждое сказанное слово в воображении. — Знаешь, а ведь прямо здесь, — не успокаивается игрок, свободной ладонью проводит линию между грудными мышцами, слегка давит на адамово яблоко, пока пальцы не замирают у открытых губ: — ...отличное место для меня. О, Гаятра, я становлюсь настоящим животным, когда думаю о таких вещах. Его шёпот прерывается частым дыханием, щёки авгина краснеют ещё больше. Этот мужчина горазд уходить в свои мысли. Рацио пользуется моментом, заменяет собственной рукой хватку на требующих внимания членах. От новой стимуляции Авантюрин откровенно стонет, хватаясь за сильные плечи: — У тебя... было задание держать руки подальше, но ты даже с этим не справился, — насмехается авгин, хотя мозг полностью тонет в эйфории. — Никудышний ученик. — Если уже знаешь что делать, то нет смысла следовать инструкциям учителя, — в ответ улыбается доктор. Эта улыбка, этот самый пылкий взгляд, это всё принадлежит только одному человеку. Какаваша набрасывается на Рацио, намеренно сталкивает их языки, они кружат в искусном танце, слюна стекает с уголка губ. Порок оказывается приятен для души — целоваться столь бесстыдно едва ли придёт на ум, если не хочешь оказаться с человеком одним целым. На спине остаются полосы, так сильно игрок цепляется за свою надежду: — Веритас, Веритас... я так хочу тебя, — лепечет он фактически в рот возлюбленному: — Такой идеальный, моя удача, я... Глаза закатываются, фраза прерывается особенно блаженным стоном. Авантюрин доходит до разрядки первый, пачкая руку партнёра и свой живот заодно. Рацио целует в мокрый висок: — Надо же, проиграл ставку своей удаче, вот так парадокс. Улыбка касается губ, авгин приходит в себя достаточно быстро, изящно поднимается над Веритасом, ощущая, как сперма стекает вниз по коже. Они до безобразия грязные. И в то же время любимы друг другом искренне. Правильная ли такая любовь? Вряд ли это важно. Не для них. Не сейчас. — Что ж, тогда выжму из этого поражения всё. Поможешь? — Какаваша протягивает лубрикант мужчине. — Уверен? — В тебе – всегда. Авантюрин правда так думает, не ошибается в Рацио, который очень внимательно рассматривает эмоции на чужом лице. Его палец медленно растягивает анус, погружая все фаланги до основания, позволяет мышцам привыкнуть к проникновению. Осторожность умиляет игрока, ведь несмотря на своё возбуждение, доктор ставит безопасность превыше всего. Ох уж этот холодный ум, игроку хочется расплавить его, заставить изнывать, плакать, рычать — всё на свете. Видеть откровенную реакцию от столь дисциплинированного человека — одна услада. Самодовольство взлетает до небес, когда Какаваша думает, что наверняка тысячи учеников и сотрудников мечтают увидеть Рацио именно таким, именно в постели. Из них всех побеждает только один. — Всё, совёнок, трёх пальцев достаточно, — Авантюрин часто дышит от чувства наполненности. — Я готов, дальше всё оставь мне и запоминай на будущее. Кое-кто фыркает, закатывает глаза, будто слышит очевидную глупость, чем пробуждает внутри авгина хищное желание впиться новым укусом в шею. Выпрямившись, Какаваша проводит по торсу, облизывается, когда обхватывает чужую эрекцию и медленно опускается вниз. Пальцы Веритаса на его бёдрах сжимаются, зрачки увеличиваются, пытаясь перекрыть яркую, солнечную радужку. Мужчина выдаёт грудной стон, глядя, как член всё глубже погружается в податливое нутро. Мышцы сокращаются, давление и тепло выбивают из всякого равновесия. Авантюрин не даёт никому из них передышки, опускаясь в самый низ без остановки. Он заберёт Рацио целиком и полностью. Никому не оставит и кусочка. Одна только мысль снова его возбуждает. — Весь мой, совёнок. Я тебе дам столько, сколько другим и не снилось, — озабоченно гарантирует топ-менеджер, речь прерывается короткими стонами. Эта наполненность приятна. Наконец желанная и чувственная, Какаваша очень хочет знать, как себя ощущает сейчас его доктор. Хочет всего и сразу. Он так жаден к теплу. Жилка инвестора норовит подбросить ещё уйму красивых речей о выгоде их отношений для обеих сторон. Рацио это всё знает сам, но авгин остро нуждается в разговоре. Обычно его партнёров это то ли смущает, то ли выводит из себя. Веритас склоняется к первому, но прекратить не требует, ещё больше заливаясь краской. Значит, правда нравится, но открыто признавать не хочет. Что за упрямец? Ладно, Авантюрину нравится ломиться в закрытые двери, поэтому пусть остаётся таким. С самодовольной ухмылкой мужчина делает пробу, чтобы подняться. Скольжение вызывает восторг, в мозг поступает столько дофамина, сколько едва может выдержать обычный человек. Однако, аппетиты авгина давно превышают любую норму, он привык, а вот для Рацио смелость партнёра подобна огромным волнам моря. Накрывает с головой без возможности вдохнуть или сориентироваться. Терпение лопается как воздушный шар, авгин, как только привыкает, так сразу начинает ритмично насаживаться. Кровь ударяет в голову, мужчина наклоняет её в бок, демонстрируя идеальную шею, усеянную следами поцелуев от их прелюдии. — Док... — закрывая глаза, зовёт с предыханием. Это сделано бесцельно, скорее как очень необходимый рефлекс, когда теряешь здравый рассудок, надо позвать кого-то, кто нужен больше всего. Рацио настойчиво тянет любовника к себе, вызывая вздох удивления, прежде чем поцеловать, гудит в губы немного угрожающе: — Не называй меня так, когда мы в постели. Целует, второй рукой давит на поясницу, не давая Авантюрину продолжить движение, тот скулит, чтобы усыпить бдительность: — Веритас, мой Веритас. Веритас, я тебя люблю, — исправляется в перерыве между прикосновениями. — И я тебя люблю, Какаваша, — Рацио позволяет отстраниться от себя. На этот раз хватает ещё пару быстрых подходов, прежде чем доктор начинает протяжно мычать, порываясь притормозить Авантюрина. Тот царапает руки Веритаса, держит своими, довольно подмечает, что сил-то поубавилось в могучем теле. Двигается до тех пор, пока весь мужчина под ним не замирает на секунду, сжимает челюсть, выдавая грудной стон. Внутрь изливается тёплое семя, Какаваша довольно замирает, отпуская дрожащие руки доктора. Пару движений по собственному члену доводят и его до второй разрядки. Приятное расслабление давит на плечи, вынуждая полностью сесть на бедра. — Есть над чем поработать... — смеётся топ-менеджер, убирая мокрые пряди со своего лба. Дышит, как после долгого забега. — Куда делось твоё красноречие, которым ты так хвастался? Веритасу требуется больше времени, он накрывает глаза рукой, вдыхая по счёту. Пропуская оценку мимо ушей, он возвращает строгий тон: — Вставай, надо в душ. — Да? Не понимаю о чём ты, — поиздеваться над чистоплотностью Рацио просто необходимо, поэтому Какаваша падает на мужчину, прижимая их испачканные тела друг другу. — Что естественно, то не безобразно, я считаю. Подбородок опускается на мягкую грудь, авгин тут же выполняет свой каприз — ставит засос прямо на месте, где обычно виднеется вырез тёмной водолазки. На Авантюрина смотрят так, будто сейчас прилетит стилус. — Естественно ложиться спать чистым, поднимайся, а то щекотать начну. Какаваша вскидывает бровь, взгляд быстро загорается жаждой мести за ещё не совершенное покушение. На этот раз Веритас реагирует быстро, накрывает чужой рот ладонью: — Даже не думай опять кусаться.

***

Тишину утренней больничной дрёмы едва нарушает ещё прохладный после ночи ветерок, проникающий в палату через открытое окно. Снаружи доносятся разговоры прохожих или редкие проезжие машины. На постели мирно сопит Счетовод, но тут же просыпается, когда в палату заходит девушка, придерживая с собой костыли. — Ох, никогда не думала, как тяжело инвалидам живётся, — Топаз устало вздыхает. — Повезло, что мне только разработать ноги надо, но всё равно... Свинка-копилка спрыгивает вниз, чтобы ободрить хозяйку, кружится вокруг, пока она медленно оставляет приборы у стенки, чтобы взять на себя смелость дойти до кровати самостоятельно. Ходить тяжело, потому что порезы делались вредоносным оружием, Елена и не помнит его, но врачи чётко сказали — вещество из крови вывели, а мышцы потихоньку придут в прежнее состояние во время нагрузок. К тому же, у неё и на спине синяк огромный есть, поэтому даже нагибаться крайне сложно. Топаз преодолевает половину комнаты, когда дверь снова открывается, и первее гостя в помещение залетает аромат дорогих духов. — А вот и я! Пришёл— стой, тебе уже можно вставать? — Авантюрин быстро меняет торжественный тон на скептичный. — Привет, — Елена только голову едва поворачивает. — Да, уже можно. Немного. Скорее проходи, мне немного не удобно оглядываться. Топ-менеджер быстро заходит, ловит костыли, случайно задев их, и нехорошо на них смотрит. Быстро подлетает к столику у кровати, ставит огромный букет белых и красных роз в вазу. — Какие красивые, жаль увянут, — комментирует девушка. — Новые куплю, это пустяки. Откуда фрукты? — на тумбочке с другой стороны стоят нарезанные яблоки, киви, персик и бананы. — Сугилит, кто же ещё. Скривившись, Авантюрин держит при себе опасения насчёт безопасности употребления всего, что касается нелюбимого коллеги. — Давай донесу, — мужчина подходит ближе, хотя до кровати остаётся всего шагов семь, но это если мерять здоровыми, а вот Топаз плетётся по половине сантиметра. — Нет-нет, спина болит, нельзя, — зная, насколько скор Какаваша на принятие решений, подруга спешит объяснить как есть. — Лучше подставь свой могучий локоть. Фыркнув, авгин делает как просят. С ним дойти до цели удаётся быстро, Топаз вновь устало вздыхает, спрятав ноги под одеялом, похлопав сверху, чтобы Счётик запрыгнул обратно. Авантюрин тем временем закрывает окно. Всё это молчаливое время девушка пытается высмотреть в приятеле какие-то мысли. Однако, он по обычаю нечитаем и даже очень спокоен. — Ну что, как доктор Рацио? — приходится спрашивать в лоб. — Браслет сняли пару дней назад, но побочный эффект неприятный получился. — Что-то серьёзное? — Зрение очень упало. Я думаю, его на коррекцию отправить, может, там улучшат ситуацию. И это только подделка такое сделала. Топаз про себя не жалеет, что оригинал взяла на себя и сила Сохранения помогла обойти серьёзные побочки. — А он что думает? Авантюрин закатывает глаза, кажется, вопрос задевает за живое: — Заладил, что на Ягурет в больницу пойдёт! Серьёзно, как будто там лучше медицина из-за университета и академии. — Ну-у-у, если объективно, то-о... — Топаз заправляет волосы за ухо. Мужчина обходит постель, садится рядом со злым прищуром: — Если ты выставишь мне аргумент, что суть планеты, это обучение наукам, то я тебя загрызу. — Ему там наверняка привычнее! — быстро выкручивается Елена. — Свои врачи, свои люди, они, может, лучше подскажут. Это же влияние магического артефакта, кто знает, сможет ли помочь обычная коррекция? — У нас здесь те же выпускники Ягурет работают, но с оборудованием в сто крат лучше! И чтобы понять, поможет способ или нет, туда надо сначала сходить! — подкинув фишку, мужчина быстро её ловит в полёте. — Спасибо не сам решил себя лечить, я бы тогда точно в бешенство впал. Елена позволяет себе улыбку, наклоняет голову в бок и щёлкает авгина по носу: — У вас всё хорошо? Удивление сменяется довольным выражением. Авантюрин выглядит как кот, пригревшийся на солнце: — За эти три дня мой словарный запас пополнился на тысячу слов, если не больше. А так, я добился всего, что хотел, и останавливаться не собираюсь. Оба улыбаются, Топаз обнимает, кладёт голову на чужое плечо и медленно закрывает глаза. Она рада видеть душевное спокойствие мужчины. — Через месяц будет корпоратив всего отдела. Успеешь встать на ноги? — рука в перчатке гладит предплечье. — Даже если и успею, я сразу, наверное, улетать буду. — Всмысле? — Какаваша снова зло щурится. — Куда? — Куда надо, — дуется Топаз. — Обязательно отчитываться перед тобой? — Теперь – да, — пальцы хватают щёки подруги, специально надавливая чуть сильнее, чтобы губы собрались бантиком. — Я ещё от этого твоего фокуса не отошёл. — Там-пудет-бевопафно, — пытается ответить девушка. — Это где? — Какаваша-таки отпускает, в извинительном жесте погладив покрасневшую кожу. — На Лофу Сяньчжоу будет Церемония Боевых искусств. — Давай только ты не будешь в ней участвовать, ладно? — .... — светлые глаза пару раз хлопают и потом девушка поспешно отводит взгляд. С этим синдромом трудоголика необходимо что-то делать. Видят эоны, он не хочет прибегать к манипуляциям, но у него нет выбора: — На том корпоративе обещает быть Яшма. — Она успеет вернуться на Пир-Пойнт?! — жертва клюёт на наживку. — А как же. Жаль, что ты вот так быстро хочешь уехать... — Хватит тебе, хитрый какой, — Топаз толкается плечом. — Может, на полчаса прибегу. — То есть, мне тебя не переубедить? — Не-а. — Что ж, остаётся уповать на твой профессионализм. Не облажайся как на Белобоге. — Эй! Я не облажалась, а добилась результата по-человечески! Сам-то чем заниматься будешь, лентяй? — А я со следующей недели буду самым преданным фанатом одного мотоциклиста. Топаз в непонимании вскидывает бровь. Опять ввязывается в странное дело, а её ещё отчитывать смеет!