Рациональный азарт

Атмосфера подвальных баров манит приглушенным светом, лёгкой музыкой и бытовым незначительным шумом от перестукивания стаканов до перекатывания шаров на бильярдных столах. Самому пить в таких чудесных местах неприлично. Это как прийти на вечер танцев без партнёрши. — Зря ты виски игнорируешь... — нога легонько постукивает в такт музыке, Авантюрин даже не задумывается над движением. — Мне вкус не нравится. А вот в коньяке... в составе есть... — Рацио на секунду зависает, смотрит на стакан в руке, пытаясь вспомнить слово: — ...дубильные вещества, витамин С... легче удваивается, ой... то есть, я хотел сказать усваивается, что способствует улучшению иммунитета и... утром голова болеть не будет, ну, если не напиться, как свинья... — Ты серьёзно пьёшь алкоголь, только если он полезный? — авгин вскидывает брови. — Приятель, налей два стакана бурбона. Бармен на другом конце стойки кивает, прекращая протирать стаканы. Рацио кривится: — Бурбон это же... тоже виски? — Здесь он хороший. Буду приучать тебя. — Я отказываюсь от этого... познания. Мне самому лучше ведать, что петь... Оба смотрят друг на друга, а авгин поправляет: — Пить, ты хотел сказать. Но если хочешь спеть, то я послушаю. — Ты знаешь, что я пытался донести, игрок. — Подумать только, в пьяном состоянии ты умничаешь в два раза больше. Ужас какой, — Авантюрин хватается рукой за сильное плечо, наклоняясь к доктору: — Наговоришь ещё на срок в тюрьме, осторожно. — У меня нет постыдных махинаций за спиной! — фыркает мужчина, дёргая плечом. Бармен ставит перед посетителями ещё два стакана с заказанным алкоголем и быстро удаляется прочь. Авантюрин сразу делает пару глотков, пока Рацио ещё допивает свой коньяк. — Не злись, просто очень трогательно, что ты пьёшь со мной. Я сейчас расплачусь от счастья, что ты это умеешь делать, — почти смеётся топ-менеджер. — Когда пишешь в год по две докторские... и не такой досуг попробуешь провести, — вздыхает мужчина. Праздновал он сие впечатляющее событие в одиночестве, потому что после нескольких часов бесконечной защиты хочется только умереть на пару дней. — Я не понимаю, вот, — авгин смотрит на фиолетовую макушку. Блеск заколки в полумраке кажется мистическим, очень прекрасное зрелище, особенно в тандеме с пьяным носителем. — Зачем столько докторских тебе? Дипломы академии и университета открыли бы любую... дверь. Слова красочно иллюстрируются движением руки, иммитирующей нажатие дверной ручки. — Вот они мне для этого и нужны, — Рацио кивает в сторону жеста, потом принюхивается к бурбону, скривившись. — Ты мне давай не это... не вот это вот. Пей, а потом пой, если захочешь, — Авантюрин пытается в строгий тон, но получается плохо. Был уговор не напиваться, как выражается один доктор, до состояния «тотального отупения». Они находят о чём поговорить и потихоньку тянут удовольствие. Как-никак, впервые за долгое время в хорошей компании пьют. Рацио знает, что Авантюрин толковый собеседник, поэтому соглашается пойти в бар, хотя настаивал просто купить бутылку хорошего вина и пойти в номер. «— Ты всё дома делаешь, что ли? Есть специализированные места для таких случаев! — Дома я никого случайно не встречу. Ни учеников, ни репортёров, разнюхивающих детали личной жизни, которой нет, ни погрязших в коррупции коллег, от которых и так воротит. — Ответ принят. Сейчас не переживай, тут никто нас не знает, а если и узнает, то сделают вид, что не заметили — это негласное правило Пир-Пойнта: неожиданных встреч не бывает». Ягурет планета куда меньше, Авантюрин как в кошмаре помнит процесс поиска закрытого мероприятия хоть с какими-то отголосками азартных игр. Чтобы студенты туда не добрались (коих, на секундочку, не меньше 40% населения планеты), вход строго контролируется и данные личности перепроверяются. Там реально только дома закрыться и пить. Сделав глоток, Веритас сильно жмурится, оценивая вкус на языке. Даже так он молча не сидит: — В докторских... я могу поднять свой... — тяжёлый вздох, слова всё тяжелее доставать из головы. — А вот это уже интересно. Что ты там поднять можешь? — Не сбивай, — шикает мужчина. — Могу вопрос поднять любой. Это... это как точка в предложении. — Предложении?? У-у-у, — выпускает воздух авгин. — Если докторские для тебя это предложения, то я уже ничего не хочу знать о твоих планах на будущие исследования. — Я и не собирался тебя ни во что посвящать, — как-то угрюмо выдаёт доктор, выпивая половину не очень понравившегося напитка. — Ну-у, не обижайся, я готов финансово поддержать, но в науку путь только таким... э-м-м... Точно! Только таким старательным, как ты, — будто нахваливая ребёнка, топ-менеджер гладит собутыльника по спине. — Почему это сейчас прозвучало так, будто я потерял пару очков доверия? Ализариновые глаза закатываются, Рацио пытается нервным движением уйти от прикосновения: — Отстань. Я не обиделся. Но Какаваша уже уверен, кто здесь прав, а кто здесь горделивый врунишка, пытающийся сохранить лицо безучастного учёного. Он продолжает издевательство: — Такой большой, а обижается, что его не хотят слушать. Ну хорошо, давай только мне упрощённую версию, чтобы я под неё засыпал, ладно? — Ой, уймись, благодетель, — от такого любезничества у Веритаса аж тон на ядовитый меняется: — А вот я... хотя бы с достоинством и обижаюсь, и злюсь. Не успевает Авантюрин обрадоваться, что доктор признал обиду, и отпить за это ещё один щедрый глоток, как до него доходит очевидный перевод стрелок. Авгин замер, рассматривая различные бутылки на стеллажах за стойкой. — Ты имеешь жалобы на мой гнев? — делая официозный тон, он щурится на собеседника. Тот также делает в ответ: — Есть... некоторые претензии к твоему словарному запасу, с которого спадает родительский контроль во время эмоций. — Ауч, я за свободное выражение эмоций! — Это демонстрация отсутствия фильтра вот здесь, — Рацио тычет указательным пальцем в лоб Какаваши. — Человечество за тебя всё уже придумало. Когда злишься... Эоны, как там... А, точно. Используй чудесное: «я от вас в полной фрикции...» ой... это не то... — Нет-нет, нам подходит! — давится напитком топ-менеджер, подленько хихикая: — Ага, вот, что у нас в голове, да, док? — Вот, а тебе только повод дай! Гляди, как пёс при виде мяса слюни развёз! — цокает языком Веритас и даёт лёгкий подзатыльник. — Я фрустрация хотел сказать! — Тебе, вроде, сложно слова подбирать, — Авантюрин делает рукой сигнал для повтора. — Попробуй говорить меньше, приятель. Это звучит как анекдот и попытка выпендриться. Бармен снова наливает тёмную жидкость в стакан. — Факт остаётся фактом, — Рацио не сдаётся, поставив пустой стеклянный сосуд на твёрдую поверхность. Больше ему пить нельзя. — Есть множество способов культурно вообразить свои эмоции. — Выразить. — Да. – Не знаю, из всех заумных слов фрикция звучит лучше всего, — с обыденным лицом говорит Какаваша, поднимая стакан повыше, чтобы рассмотреть в нём блики света от ламп. Веритас зависает, пытаясь найти логическую цепочку между двумя словами, и каким образом он мог ляпнуть такую чепуху, ведь теперь игрок на всю жизнь этот позор запомнит. — Смотрю, в теме сексуального воспитания провалов нет? — Да я доктор наук в сексе. Такую камасутру напишу – в полной фрустрации останешься. Ещё лучше. Внутри пробегает волна отвращения, Веритас отрицательно вертит головой: — Не приближайся ко мне, пока не покажешь справку от врачей. — Э-эй! — Авантюрин толкается локтём. — Каждый год корпорация медосмотр заставляет проходить. Я здоров как бык! — Психологам сколько платишь за молчание? — Много, — теперь и авгин сидит дуется. — Фу, как мы дошли до таких тем? Это убивает всю атмосферу. О врачах надо заботиться после 30-ти. — Мне 25... Я в перспективе... мыслю. — Ой, нашёлся мне старый, — топ-менеджер хихикает в стакан, как вдруг на его плече оказывается весь вес руки собеседника. — Видишь меню, там написано блюдо дня и скидки? — на ухо слышится хриплый голос Веритаса, а сам он указывает в сторону входа. На большой доске написаны расценки бара и все возможные напитки с закусками, которые заведение может предложить. Если честно, Авантюрину всё равно на то, что там вообще, когда рядом ощущается горячее дыхание, запах коньяка в перемешку с едва уловимым жасмином. Волнение и алкоголь окрашивают щёки в более яркий оттенок, а зрачок фиалковых глаз постепенно расширяется. — Нет, там всё меню и его цена, — стараясь не обращать внимание на покалывание в пальцах, отвечает Авантюрин. — Вот, а я не вижу, — Веритас куда более свободен в жестах, чем обычно, поэтому второй рукой машет перед своим лицом: — Раньше это было не сильно заметно, но эти семь дней по-настоящему попустили моё зрение. — Не-а, это ты от моей красоты ослеп, совёнок, — игриво подкалывает Авантюрин, на самом деле прощупывая почву. Хочет рассмотреть реакцию на неприкрытый флирт, поэтому смело поворачивается лицом к партнёру. Они почти дышат воздухом друг друга. Рацио невозмутим, глаза мерцают также загадочно, как и заколка: — Вот тебя я вижу очень даже хорошо. — В этом и план, — шепчет авгин, ловко выворачивается из объятий, как бы невзначай оглянувшись назад: — Пошли в бильярд сыграем? — Я не то, что до стола не дойду, я шар с твоими глазами попутаю, — доктор без сопротивления отпускает. Поставив локоть на стойку, подпирает ладонью удивительно лёгкую голову. — Это уже не проблемы зрения, док. Это прямая угроза выбить мне глаз. — Как хорошо, что мы друг друга понимаем. — Так, всё. Идём к бильярду! — Авантюрин встаёт, хватает мужчину под локоть, крепко сжимая одной рукой. — Не пойду я с тобой играть на нетрезвую голову, — Рацио наклоняется в противоположную сторону. Авгин злится, что не может поднять эту гору мышц по собственному велению и хотению. Приближает губы вплотную к красному уху, второй рукой прижимая чужую голову к себе: — Не доводи меня до фрустрации, а то будет тебе такая фрикция— — Выучил новые слова на мою голову и думаешь напугать своим павлиньим криком? — максимально растянуто кроет Веритас. — Фрикция будет без бумажки от врачей. — Ладно, теперь боюсь. Оба смеются, Авантюрин опускает лоб на плечо, аккуратно трётся об него, упираясь носом в воротник на шее. Воспоминания красочно подкидывают утреннего Веритаса с красным лицом, указывающим на след, оставленный грубым укусом. Дыхания не хватает, внутри будто разливается что-то тёплое, как лучи весеннего солнца, и опьяняющее, как виски. — Тогда... давай вернёмся в отель. — Давай, — Рацио мягко запускает пальцы в светлую макушку, легко взъерошив локоны. Трепет и волнение разделены ими поровну.

***

До отеля они добираются, на удивление спокойно. Идут неспеша, а тёплая ночь ещё больше разогревает кровь и алкоголь в ней. Говорят о самом незначительном и Авантюрину особенно легко ощущается каждое слово. Их разговоры обычно наполнены каким-то смыслом или противостоянием остроумия, но не сейчас. Никому не приходится говорить через силу, они могут помолчать пару десятков шагов и совершенно не ощутить неловкости. Рацио в какой-то момент берёт ладонь Какаваши в свою, сжимает. Их пальцы переплетаются в замок. Хочется снять перчатку, чёртова ткань мешает контакту кожи, но и отпускать нет сил. Так они доходят к отелю: — Вот ваш ключ, господин Авантюрин, — работница на ресепшене как на рефлексе протягивает карту от квартиры. Кивнув, топ-менеджер не понимает, что они вот так, не отпуская рук, доходят до лифта под косыми взглядами персонала и подчинённых. — Господин Авантюрин, — повторяет Веритас, облокачиваясь на заднюю стенку, когда они начинают подъём. — Не знаю такого. — Завидуешь по-чёрному, док, — мужчина в очках прячет руки в карманы брюк, расставляя ноги на ширине плеч. Его слегка шатает. — Тебе, педагогу и какому-то учёному, баланс на моей карточке даже не снился. — «Какому-то учёному»? Так мои свершения в науке ещё не преуменьшали, — педагог делает вид, что впечатлен, и с притворным уважением спрашивает: — Мне вас теперь... называть «богатый гном»? — Ступаешь на кровавую дорожку, — фиалковые глаза зажигаются ярче. — Кстати, ведь подборка прозвищ с нашей первой встречи, наверное, изменилась? Похвастайся своими умозаключениями по поводу меня. Индикатор проходит цифру 10. — Да... список поменялся, — задумчиво тянет Рацио, пальцами одной руки проводя по подбородку: — От гиены ты прошёл некую эволюцию до находчивого инвестора, притягательного партнёра, исключительной личности и моей... первой любви. Тут же удивившись своим словам, доктор изгибает бровь: — Ну, последнее можно в прозвища не вносить, чтобы не тревожить публику. Считай чисто...чистосердечным признанием. Он будто говорит решение задачи: немного с потерянной дикцией из-за заплетающегося языка, но очень смело и уверенно. Авантюрин проводит ладонями по лицу, поднимая очки на макушку. «— Первая любовь?.. О, Гаятра». Так стыдно. Сначала жизнь ему подкидывает всевозможные сложности, он успевает отчаяться в любых попытках найти отношения, делает уйму грязных и неподобающих вещей, опускается, кажется, на самое дно. Всё приводит к этому моменту. Перед ним человек, знающий про строение мира всё до самых молекул, но ни разу не осмеливающийся довериться чувствам. И он верит ему, авгину, из того самого племени, которое клеймили обманщиками. Тому самому топ-менеджеру, который не верит в свою удачу, выворачивает себя наизнанку от эйфории на каждой ставке. За что ему такое? — Какаваша? — Рацио слышит тяжёлое дыхание, подходит, аккуратно отнимая ладони от чужого лица. Лицо авгина всё красное, а сам он зло, как побитая судьбой маленькая собака, смотрит в никуда. В глазах видны полотна мыслей, пока зубы кусают губы. — Лучше бы ты плакал. Я не понимаю, что у тебя за эмоции на лице, — вздыхает Веритас, улыбается, когда недовольный взгляд поднимается к нему. — Ты на какое прозвище так отреагировал? Я его... м-м... вычеркну из своего словаря, если скажешь. — Дело не в прозвищах, а в одном невинном докторе, который мою совесть из морга достаёт, — как-то агрессивно приходит в себя собеседник, впиваясь всем своим вниманием в то самое чувство, которое волнительно ускоряет сердцебиение. — Надо же, даже безнадёжно мёртвых достаю с того света, да мне сама Яоши поаплодирует всеми руками, — хмыкает Рацио, наклоняется и оставляет на губах аккуратный поцелуй. Индикатор проходит мимо цифры 68. — Успокоился? Или ещё тревожно? — Сейчас будет штормить не меня, — наконец, первая любовь снова улыбается, но почему-то слишком коварно. — У меня с психикой всё нормально... Уже. — Конечно, но у нас с тобой сейчас будет лабораторная работа с дисциплины «тактильность». Стоящий совсем близко доктор быстро смекает намёк, кидает взгляд на индикатор, но отойти не успевает, его обхватывают за шею. — Ой, а глазки-то забе-егали, да? В предвкушении? — Лабораторная работа предполагает использование приборов. Я отказываюсь от такой ответственности. Лисья морда Авантюрина говорит сама за себя: — Ты не можешь отказывать своей первой любви. Приборы будут самые базовые, не переживай. По идее, всё при тебе есть, хотя я могу чего-то не знать... — Я требую переговоров... — Сегодня утром я тебя тоже просил про переговоры, но тапки летели в меня безотказно. — Я был зол. — А я сейчас возбужден. Лифт открывается и Авантюрин идёт вперёд спиной, утягивая за собой Рацио на тёмную лестничную площадку. «— Я помню, как ты в этом же лифте стоял в гипсовой голове, игнорируя меня». Дверь благозвучно реагирует на ключ-карту. — Без душа даже не думай. — Сходим вместе? — Дай мне хотя бы проститься со своим личным пространством на эту ночь. — Ладно, как первая любовь, буду милосердным. «— Я помню, когда впервые всмотрелся в твои глаза и не увидел там света. Ты его спрятал не в сердце, а в мыслях, в своих мечтах о лучшей жизни». — У тебя аллергия есть на что-то? — Ты не можешь подождать, пока я выйду, чтобы не кричать через дверь? — Я могу зайти. — Есть одна. — На что? — На идиотов. — Ясно. «Я помню, когда ты впервые познакомил меня со своим личным пространством, изобразив его в виде салфетки, соединив его с моим одной тонкой пластмассовой трубкой. Кто бы мог подумать, что вскоре оно станет самой желанной целью для меня». Рацио стоит у окна, рассматривая огни ночного Пир-Пойнта, но не видит их. Благодаря воде мысли в голове приобретают более рациональный вид, о чём он сейчас больше всего жалеет. Впервые за всю свою жизнь. Очевидное предвкушение сражается с волнением, потому что Веритас знает, что точно также пал перед неординарностью Какаваши. Кроме того, ему хочется доказать, что близость между людьми может быть полезна и долгосрочна, как их сотрудничество. Игрок сам решит, какое у них будет поле, доктор подхватит, даст эту свободу и ничего не возьмёт взамен. «Я помню, когда увидел тебя, перебегающего дорогу на красный свет под вой сигналов машин. Твоё лицо впервые отражало настоящие мысли, такие отчаянные и напуганные одиночеством» — До-ок, ты что, спрятался? — тон Авантюрина донельзя игривый и привычный, кажется, вода тоже приводит его в более свежий вид. Рацио хвалит себя за то, что настоял на своём, но вслух отвечает: — В этом доме опасно искать место для пряток, если ты не банка с зерновым кофе. — Ого, у кого-то язык распутался, — авгин заходит в гостиную, скидывая полотенце с головы на диван. — Ученик забыл, где рабочее место? Они оба стоят в халатах, Авантюрин со спины трётся о плечо, теряется в ощущениях мягкой ткани. Одной рукой придерживает за локоть, а второй опускается на пояс. — Идём, напомню. — Что за ролевые игры? По пути в спальню Веритас соединяет их руки в замок, а когда ему намекают сесть на постель, целует горячие костяшки. Кожа Какаваши светлая, без бледности, но мелкие рубцы встречаются тут и там, как напоминание о том, что пережил этот человек. — Волнуешься? — Авантюрин шепчет, стоя над доктором. — Нет. — Какой смелый совёнок мне попался, — улыбка чуть-чуть меркнет, когда взгляд цепляется за тёмный след на шее. В полумраке, освещаемым светильниками, его едва видно. — Болит? — Ты только сейчас об этом подумал? — вскидывает бровь Рацио, подталкивая авгина ближе, положив руку на поясницу. — Прости, — печально шепчет Какаваша, пальцем невесомо проводя по следу. — Я просто иногда так хочу... быть настолько близко, чтобы между нами не было и миллиметра. Огонь вспыхивает, Авантюрин всем весом опрокидывает партнёра на кровать, сливаясь с ним в поцелуе. Руки Рацио чувственно гладят спину, ладони надавливают на бедра до дрожи в коленях. Поцелуй всё более неразборчивый от нежелания отпускать. Едва рассоединившись на пол секунды, чтобы вдохнуть, они снова переплетаются языками. Веритас умудряется кусать губы в своей осторожной, расчётливой манере. Он вовлечен, но умом отслеживает каждое движение, каждый вздох и стон, исходящий от взволнованного Какаваши. Так долго ждать, мечтать и наконец получить желаемое не через победу, а через свои усилия. Авгин поднимается, усаживаясь поудобнее на чужих бёдрах, развязывает халат, получая вид на желанное долгими ночами тело. Мраморная кожа с чёткими рельефами натренерованных мышц вызывает неприличный приток слюны, язык облизывает губы. По коже хочется блуждать пальцами, вызывая мурашки, отсчитывать каждый подъём грудных мышц. Веритас пальцами поглаживает ноги, приподнимая светлую ткань, под которой ничего нет. Замирает, когда ловит на себе взгляд фиалковых глаз. В полумраке они забирают на себя всё внимание. В них читается желание и угадывается нежность. За секунды Авантюрин принимает какое-то решение, своими невосомыми касаниями заставляя доктора дышать демонстративно глубоко. Опускается, выдыхая в лицо: — Кто дольше продержится, как думаешь? Я готов делать ставки.