Рациональный азарт

Что отлично умеет делать Авантюрин, так это создавать иллюзию беззаботности. При чём он свято верит, нет, знает, что так надо. Рацио не стоит знать, сколько стражи КММ ликвидировали подозрительных созданий фикциологов за 80 системных часов его пребывания в отеле. Рацио не стоит знать, что злоумышленники уже знают, где их предполагаемая цель, им известна его внешность и имя. Рацио не стоит знать, что в большинстве своём шпионы – это амфибии или химеры разной степени мерзости и жестокости, даже если кто-то из них передвигается на двух лапах — от людей в них ничего нет. Пушечное мясо, созданное, чтобы прощупать слабые места в обороне. Рацио не стоит знать, что нарушителей не видит почти никто. И только с помощью технологий корпорации, распознающих частицы инородной энергии, их уничтожают. Обычные граждане живут и ходят по улицам, не осознавая происходящего. Рацио не стоит знать, что те, кто добирался особенно близко, умирали на лестничной площадке или в лифте, всмятку придавленные тяжестью расплаты. Рацио не стоит знать, что с недавних пор они в отеле одни среди обитателей. Остальные — рядовые корпорации. Эта осторожность вызывает ещё больше внимания фикциологов. Рацио не стоит знать, что Авантюрин считает не дни, а каждый час до конца партии. Идёт 81-ый системный час, когда топ-менеджер спускается в главный холл здания, принимает от подчинённых посылку с чётким именем получателя в его лице. Аккуратно вскрыв упаковку, он с едва заметной ухмылкой поднимает прибывшее украшение. Золотой ободок и светлый камень в центре — точная копия того, что застёгнуто на докторе. Рацио не стоит знать, что авгин подделал артефакт. У этой версии нет возможности накапливать воспоминания, поскольку он делался без участия Сада Воспоминаний с личной инициативы топ-менеджера, но эта побрякушка умеет кое-что другое. — Как обстановка? — Поползновения резко сократились. Видимо, готовят что-то более серьёзное, — докладывает лейтенант. — У меня есть около семи часов, пока мой драгоценный гость не проснулся. Если я не успею застать его пробуждение и нормально заставить поесть, то будет очень печально, — невесомо воркует авгин. Есть в этом прозрачном тоне что-то жуткое. — Хотя есть подозрения, что возникнут сложности. Стоящие рядом подчинённые молчат. Они ещё помнят, как директор давил головы амфибий, забравшихся внутрь по их ошибке, как отчитывал с широко открытыми аметистовыми глазами, будто клеймуя душу: — Мне не нужен пистолет, чтобы убить кого-то, а вы вооружены до зубов. В чём проблема? — чёрные брюки и рубашка испачканы инородной кровью зелёных и лазурных цветов. Он выглядит невероятно, ему так к лицу эти цвета и лишённый жизни взгляд в совокупности с приятными духами, роскошной серьгой в ухе и укладкой светлых волос.

Диковинка другого мира очень приятна глазу.

Как известно, предостерегающий яркий окрас – это сигнал хищникам о том, что хрупкое, на вид мелкое животное имеет защитный механизм. Красивая, казалось бы, безвредная птица, лишённая возможности летать, привлекает своим оперением — вот только дёрнись на его территории, только попробуй обмануть. И этого всего Доктору Рацио Веритасу лучше не знать — повторяют про себя подчинённые, глядя, как топ-менеджер любуется браслетом. — Я вернусь через полчаса. Будьте готовы, — оставив ресепшен, Авантюрин заходит в служебную комнату отдыха для персонала. Один диван под стеной, низкий столик рядом. Небольшой кухонный уголок с умывальником, чайником и кофемашиной теснятся в другой стороне от входа. Сдержанный, но всё ещё достойный интерьер не кидается в глаза ровно ничем. Да и Авантюрина интересует только зеркало во весь рост, стоящее у шкафа для верхней одежды. — Это немного волнительно, но времени правда мало, — недовольно канючит мужчина себе под нос, застёгивая артефакт на запястье. Камень издаёт механический звук, активируется. По всему телу от ног до макушки проходится сканирующий безжиненный свет. Пару секунд терпения, Авантюрин поднимает взгляд к отражению. Вместо ядовитого сигонийского отродья, на той стороне виднеется прекрасный, высокий мужчина с тёмными фиолетовыми волосами. Ни одно солнце не сможет повторить цвет этих глаз — отдельные звезды, пронзающие своим вниманием глубины мироздания. Длинные ресницы, алая подводка и чёткая линия бровей сверху. От широких плечей вниз идут обнажённые руки, чёрная водолазка облегает грудь, рёбра, открывает вид на талию по бокам. В Рацио удивительным образом сочетаются феминные черты вместе с маскулинностью. Он будто творение искусства. — Меня подкупает твоя воля, но тебе я позволил бы всё. Почему же ты не попросишь? Даже если просто намекнёшь, — шепчет, голос тоже не его. Иллюзия искажает весь образ, придавая интонации хрипотцы, приятного бархатистого тона. Четыре дня. На более чем 72 часа Авантюрин стал самым счастливым человеком в мире. Рацио, который ему верит, зная, что он не нарушит границы, который смиренно терпит его объятия ночью. Его новая победа совсем близко. Веритас молчит, но есть какие-то перемены в нём. Эмоции окружающих авгин считывает прекрасно. Эти мимолетные любования, пока он вертится на кухне, наконец используя её по назначению, эти попытки сделать обычно грубый голос нежнее. Рацио не сможет уйти от него. Уже нет. И всего этого он добился через игру. Хотя было бы лучше без вмешательства Сугилита действовать. Плевать. Даже эту ситуацию можно обратить в свою пользу. Хочется, чтобы Рацио тоже пережил это трепетное восхищение. Отбросив желание тактильности тела, Какаваша обнаруживает в себе другое ощущение по отношению к доктору. Оно новое, вернее сказать, хорошо забытое старое.

«Пусть Богиня Гаятра трижды закроет глаза»

Нет никакой похоти, лишь бережная нежность, когда он видит потерянный взгляд любимых глаз во время пробуждения. Ароматы духов пропитывают всю квартиру топ-менеджера уже более десяти лет. Более десяти лет, как он впервые берёт пробник в руки и этот резкий запах глушит воспоминания о сухой земле, о грязи, о металле. Он пытается перекрыть позор так долго, что больше не видит свой образ без сильного благоухания. С недавних пор на постельном белье остаётся шлейф эфирных масел и жасмина. Его дом стал их домом, даже если Рацио этого ещё не знает.

«Пусть она поможет сердцу твоему вечно биться».

Доктору не следует знать о всех мыслях Авантюрина, правильно? Это восхищение сродни тому прекрасному ощущению, которое нравилось Какаваше давным-давно. Он вспоминает забытое: — Я поклялся себе больше не принимать эту унизительную позу, — авгин встаёт на колени перед зеркалом. С нежностью смотрит на знакомые черты не своего лица. — Лучше замертво упасть, чем снова унижаться... но теперь, я снова обращаю свои слова к тебе, Треокая Гаятра. Первый раз с тех пор, как погибла она. Моя последняя семья, человек, которого я любил детской любовью, самой невинной из тех, что существовала в моей жизни. Я уже не помню, как звучит её голос. А знаешь, какие кошмары мне снятся?.. Безмолвные земли. Безмолвная Богиня, которой посвящали песни, молитвы, танцы, жертву. Нужно ли было это ей? Нужно ли это ему? Теперь он один. Во всем огромном космосе, который невозможно измерить — последний из рода авгинов. Последний носитель веры. Больше никого. — Серое небо. Долгожданный дождь и я бегу. Бегу на ту сторону горы, чтобы спрятаться, а потом слышу крики, слезы, ругань. Шкуродёры измываются над женщинами, забирают детей, жестоко вскрывают тела сопротивляющихся мужчин. А люди в чёрном не приходят, в мой день рождения погибли все. Кроме меня. Моя голова снова и снова проигрывает сценарии смерти сестры и один хуже другого. В документах дата его рождения ненастоящая. Он отказывается отмечать его в положеный день, поэтому врёт, что родился в один день с Еленой. Она знает, но принимает эту ложь. Ему нельзя вспоминать это. Нельзя. Это табу для его психики, но когда дело касается Богов, есть лишь понятие исповеди. На что он надеется, обращаясь к существу, даже пальцем не пошевелившим во время геноцида верующего в него народа? — Мне снятся обрывки той жестокой резни, а иногда я вижу сестру. Она кричит на меня, проклинает за моё рождение, которое принесло ей столько хлопот. Иногда слышу голос мамы. Она стыдится нынешнего меня. Ей противно иметь такого сына. Отец безмолвно лежит в песках, его глаза клюют птицы, кожа гниёт заживо. Интересно, как бы Рацио отреагировал, расскажи он ему про свои сны? Обнимет? Заплачет, а может скажет что-то мудрое? Всё сразу? — Потом меня держит много рук. Я кричу, срываю голос, плачу. Да, точно. Плачу я только во снах. Это странно, наяву я никогда не хотел пролить ни капли, — нервный смех. Это правда, мужчина не помнит, чтобы когда-то хотел плакать после прощания с сестрой. Будто он оставил эту возможность с ней, там, на Сигонии, а может на безжизненной планете ему пришлось оставить нечто большее, чем слёзы. — Не помню лиц во снах, часто вижу яркое раскалённое железо и дергаюсь в постели от жгучей боли. Она будто в мышцах осталась. Помню, даже случайно заснул в кресле, ха-ха, а во сне оказался на электрическом стуле... Да, я тогда каждый нерв чувствовал. Когда к его спине прикасаются, когда ему ограничивают движения — он начинает злиться, паниковать. Так было много раз с Топаз, с Сугилитом, со многими мимолетными «друзьями». И только с Рацио случается обратный эффект. Этот человек заставляет его изнывать от тактильного голода. При всей своей мышечной силе ни разу не вызвал в нём опасений. Рацио вызывает в нём слишком много чувств. Бедный Какаваша забывает про безопасность тела в моменты их перепалок, дурачества. С другой стороны, Авантюрин привык спустя столько лет. Сделал всё, чтобы обесценить физический контакт. Впрочем, Рацио не стоит знать этого всего. — Гаятра, я пришёл не возносить тебе славу, не спрашивать почему ты так жестока. В моей голове нет больше места для кого-то, кроме одного человека. Если бы он увидел, как я здесь стою, то наверняка бы поднял, назвав дураком, ведь «наши чувства принадлежат лишь нам, а не какой-то эфемерной сущности». Смешно, сказанная его голосом фраза похожа на правду. Какаваша опускает голову, заведя одну руку за спину. До боли сжимает фишку, чтобы оставить след на ладони. — Но есть то, о чём я ему не могу рассказать. Никому. Только тебе, потому что ты никогда не дашь обратной связи, молчаливая Треокая Гаятра. Как тот горизонт Небытия, к которому я шёл, готовясь к смерти. О, Гаятра, после того, как мне даровали вторую жизнь, я наконец разглядел в грубом, резком человеке свою мечту. Мечту быть любимым за то, что я – это я. Мечту быть принятым со всем прошлым за своими плечами. Мечту, в которой я имею силу и влияние на человека не благодаря кредитам и статусу КММ. Вспоминаются покрасневшие уголки ализариновых глаз. Гнев, кипящий в них, а следом усталость, внимательность. — Богиня... Мать Гаятра, я схожу с ума, но умоляю... Я готов обменять на одно единственное желание свою удачу, свои глаза, своё настоящее имя — не забирай его у меня. Сохрани его, — горячо обращается к незримому авгин. Он выглядит так, будто собеседник находится в комнате, его голос обретает искреннюю, детскую живость: — Только вслушайся в это имя — Ве-ри-тас. Он словно сам создан из божественного мрамора. Откуда он? Где его близкие? Может я сам его выдумал? Мне ничего неизвестно, но я хочу быть с ним. Прогуливаясь в компании Маргарет, Генри и Вэньлин, постоянно фыркая на нелюдимого доктора, он и представить не мог, что через несколько месяцев будет стоять на коленях и молиться за него. Этот вихрь чувств, кажется, вдыхает в него жизнь, но забирает его самого. И ему это нравится. — Гаятра, оставь его мне. Я хочу дышать его именем, запахом отвара, который мы пьём вместе по утрам. Хочу снова стоять в его объятиях, когда он прячет меня от мира, где я такая же фишка на поле, как и все остальные. Хочу, наконец, услышать его смех, — не своим лицом Авантюрин улыбается, а посмеяться не может. Что-то мешает. — Мне кажется, если он уйдёт, то я пойду за ним, совершенно не раздумывая. Авантюрин обнимает не свои плечи, не своими руками, обхватывает лицо ладонями. Это всего лишь зрительная иллюзия. Мужчина всё ещё ощущает свои, более тонкие волосы, закрытый парадный костюм. Рацио не тут, Рацио спит в его постели, истощается от воспоминаний. — В отличие от тебя, Гаятра, Веритасу не нужны мои унижения, а я по-другому не умею выражать свою любовь. Если я буду за него молиться, может он сдастся? Я бесстыдно его толкаю в свою пропасть. Он не может не думать обо мне, всё пытается научить быть нормальным человеком. Но я такой, мне необходимо быть разрушенным, чтобы на моем фоне Веритас выглядел как спасение. Пусть никто в нём не видит того, что вижу я. Так даже лучше, даже если его попытки исправить меня – бессмысленны. Теперь он смотрит в зеркало сквозь пальцы. Вспоминает, как Рацио постоянно отходит от прикосновений, придавая им очень сильное значение, как этот мужчина властно руководит его тревожным рассудком, а следом вертит нос от еды. Капризный, привередливый, мудрый, настойчивый. В своём неумении подделывать эмоции он выглядит как крайне честный, неуклюжий человек. Какаваша вздыхает, признаваясь вслух: — В один момент я хочу только любоваться им, а в другой меня лихорадит от желания прильнуть к его коже, тёплой, разгорячённой, смущённой. Хочу узнать все его тайны, не оставить ему самому ни кусочка, вытолкнуть из головы все мысли, чтобы только знал слова «я и мы». Хочу видеть, как мышцы перекатываются под кожей, а он – обнажённый, гордый, чистый, желающий меня в ответ. Поток слов прерывается судорожным вздохом, в горле пересыхает, но авгин заканчивает: — Мать Треокая Гаятра, молю тебя... Сохрани Веритаса. Сохрани мои чувства к нему, не дай их испугаться, дай вновь и вновь им расцветать. Может быть, наконец спустя столько лет я смогу сказать, что больше не один? Пожалуйста... Я хочу счастья только с одним человеком. Всего одним. Больше не надо. Большего я, видимо, не заслуживаю.

«Пусть твой путь будет всегда мирным и спокойным.

А планы твои — вечной тайной».

«— Я иду на этот риск не потому, что испытываю удачу, а потому, что хочу спасти тебя».

***

Авантюрин в облике Рацио появляется в холле. Его окружает группа охраны из десяти человек. Перед самым выходом мужчина оборачивается на тех, кто остаётся у лифта: — Поднимитесь к моему номеру. Не выпускайте его ни коем случае, — яркие глаза по знакомому сужаются: — Он ослаблен, но не туп, поэтому будьте на чеку. Даю разрешение на снотворное или транквилизатор в самой малой дозе. — Так точно! — Если узнаю, что не справились, слетите по карьерной лестнице в самый низ. — М-мы не подведём, директор! Спрятав руки в карманах, мужчина одаривает подчинённых строгим взглядом, разворачивается и ведёт свою процессию на улицу. Фикциологи знают, как выглядит Рацио, и, если повезёт, они клюнут на этот театр. В плане Авантюрина множество ответвлений, вплоть до использования опорного камня, но сперва хочется увидеть оппонентов в лицо. Не успевает авгин сесть в служебную машину, как замечает нечто странное — его охрана остановилась позади истуканами. — В чём дело? Забыли как ногами пользоваться? — не своим строгим голосом язвит топ-менеджер. Те дёргаются, потом переглядываются и один, набравшись хамства на пару со смелостью, выдает: — Доктор Рацио, но вашей спутницы ещё нет. Авантюрин замирает в ступоре. От своего лица не спешит отвечать, что-то подозрительное закрадывается в мысли. Это ещё что за игра? Им память отшибло за те десять шагов, которые они сделали до стоянки? Какая спутница? Им надо было его отвезти к коттеджу Веритаса и всего. Память... — Я немного подкорректировала палитру их воспоминаний, — с другой стороны от машины появляется незнакомка. — Прогуляемся? — Редактировать воспоминания? Не похоже на Хранителя памяти, — усмехнувшись, авгин локтями облокачивается на машину. Его маскировка работает только в случае встречи с последователями Энигматы. По словам Топаз именно они охотятся за артефактом. Однако перед ним стоит третья сторона, против которой любые уловки бесполезны, поскольку им ничего не стоит заглянуть в голову человека. Интересно, а Сугилит о них знает? — Мы сохраняем только самое важное и хотим договориться, — из-под капюшона довольно непримечательной куртки выглядывают русые волосы длиной по плечо. Лица женщина не скрывает, благодаря чему видно испачканную в краске кожу. Она достаёт кисть для рисования, взмахнув ею. Огромный синий мазок остаётся в воздухе, быстро расплывается дымкой, как акварель в воде, поглотив собой всё видимое пространство вокруг Авантюрина. Он стоит совершенно спокойно, даже когда ощущение опоры в виде машины исчезает. Теперь его окружает пустой зал без стен и потолка. Твёрдая почва в виде витражного пола единственное, что видно глазу. Для Авантюрина опасности здесь нет. Сила Сохранения не даст навредить его памяти, но ситуация крайне любопытная получается. — Договариваться с Загадочниками? Даю пять минут, чтобы меня убедить. Это были ваши твари? — голос звучит эхом, как и следующие за ним шаги каблуков. Верхней одежды на женщине больше нет. Только белое, похожее на кукольное, платье, разукрашенное такими же разными случайными следами краски, как и лицо. Её, кажется, не волнует внешний вид. Всё ещё зажимая между пальцев кисть, незнакомка останавливается в пяти шагах напротив собеседника. — Нет. Фикциологи порой слишком одержимы созданием всякого,— полностью белые глаза, будто не должны видеть, но чётко смотрят в нужном направлении: — Я лишь хотела вам помочь, чтобы задобрить. — Спрашивать о цели договорённости, думаю, бессмысленно. Артефакт нужен? — Авантюрин ставит руку на пояс. — Не относитесь к этому столь поверхностно, мой друг, — она, очевидно, старше авгина, но обращается вежливо: — Воспоминания – это как краски. Сделать достойную картину можно только определившись с необходимой палитрой. Не все воспоминания приводят к идеальной картине. Некоторые лучше не использовать. Ох уж эта философия идущих по пути фракций. Авантюрин на самом деле и в Молот Янтаря слабо верит. Ну стучит, ну строит, а на подношения даже не смотрит. Куда только ресурсы тратятся? Однако держит умозаключения при себе, поскольку не обязательно горячо обожать Клипота, чтобы работать в КММ. К фанатикам относится снисходительно, поскольку сам к такому близок. Пусть верят, пока не мешают. Ещё что странно — загадочники не настроены слишком враждебно, это, несомненно, удача, однако тревожное предчувствие и горький опыт нашёптывают топ-менеджеру, что если ему сейчас везёт, то кому-то достаётся сполна. Нельзя здесь задерживаться. Где тогда, чёрт возьми, фикциологи? Сейчас будут идти к Рацио? — Мы не уничтожать артефакт хотим, а всего лишь кое-что отредактировать и вернуть Саду Воспоминаний, — тем временем продолжает незнакомка. — Насколько мне известно, он у того юноши, чью внешность вы сейчас носите. — А в чём, собственно, выгода? — Энигмата не доберётся к вам. Это мы гарантируем. — И без вас хорошо справлялись. Пока мы тут болтаем, другие приятели могут уже подбираться к цели. Авантюрин сам говорит эти слова и каменеет. На лице это не отображается, но внутри всё сжимается. Загадочники на полном серьёзе считают, что на Веритасе оригинальный браслет. Их спровоцировали этими намёками химер, заставив думать, что спектакль настоящий. Фикциологи подыгрывают авгину. Вот только сами наверняка знают у кого оригинал. Елена. — Это окончательный ответ? — вежливость потихоньку сменяется холодом в голосе загадочницы. — Да, — Авантюрин не собирается разыгрывать партию. Время – слишком драгоценный ресурс. — Очень жаль, тогда придётся забрать необходимое другим способом.

***

Кто бы мог подумать, что слабость настолько ужасное ощущение. Топаз обычно следит за своим здоровьем, иммунитет крепкий, с мелкими простудами справляется на ногах. Однако уже четыре дня девушка вынуждена мириться с приступами головокружения и вялостью. Причина кроется в артефакте, который для собственной жизни питается её живой энергией. Благо, в голову не лезут воспоминания и она его хотя бы на ночь может снимать, в отличие от одного доктора, которому попросту не повезло попасться под руку Сугилиту. В принципе, Топаз оказывают всяческую защиту и помощь от медиков, отслеживая её состояние минимум два раза на день. Она, всё же, ходит в офис, как и прежде, лишь с прибавкой в виде ворчливого жужжания из динамиков телефона: «— Вот тебе на месте не сиделось и мне теперь надо лишний раз светить своим красивым образом в этом дряхлом офисе». — Да-да, спасибо, что опускаешься до выполнения своих обязанностей, — делая глоток вкуснейшего латте с нотками горького шоколада, Топаз старается прикрыть зевок. На той стороне слышится вздох, а следом упрёк: «— Мой план был идеален, пока твой пятачок в него не встрял. Я в другом отделе, чтобы ждала меня на первом этаже через 15 минут». — Не торопи девушку, вдруг мне носик припудрить захочется? «— Я тебя сам фикциологам тогда сдам и быстро наше дело решится» Счетовод ворчливо хрюкает в ответ на столь ужасную угрозу. М-да, сострадания к своему состоянию ждать не приходится. Да Елене это и не надо, у неё всё ещё сносно. Больше девушка переживает за Доктора Рацио, который не отвечает на сообщения. Хотя бы Авантюрин отзывается, но не на звонки. Бросает короткие печатные ответы, что всё под контролем. — Ладно, буду вовремя, не нервничай. «— Вот спасибо, а то седых волос мне на голове не хватало». Топаз не может сдержать короткого смешка и отключает телефон. Если с Сугилитом общаться на деловом языке, то терпеть можно, но даже так он умудряется позиционировать себя выше. Сложная личность. Вещи собраны за минуты три, перед выходом директор проверяет всё ли выключила: компьютер, кондиционер, лампы, телевизор, принтер, чайник. На спуск остаётся минут семь. Снаружи стоит охрана, молча следуя за ней по пятам. Счетовод трётся об ногу, когда они спускаются в лифте — чувствует, что хозяйке тяжело. Прикосновение тёплой кожи выводит из транса, Елена достаёт из кармана монетку, протягивая её свинке: — Прости, что так мало лакомств даю в последнее время, скоро всё вернётся на круги своя. Компаньон радостно съедает угощение и носом чует, что в одежде человека есть ещё парочка. Он довольно облизывается, рассчитывая, что это ему дадут по пути домой. В холле становится пусто. Рабочий день подходит к концу. Низкоранговые работники уважительно прощаются со старшей по званию, в ответ получая энергичную улыбку. Для остальных людей Елена остаётся собой. — О, уже ждёт, — снаружи видна белая машина. Охрана остаётся в офисе, убедившись, что девушка приближается к коллеге. — Видишь, не опоздала. У меня даже две минуты есть ещё. — Я в восторге, — Сугилит нажимает на пульт и задняя дверь транспорта отходит в сторону. — Залетай. Без лишних замечаний на счёт того, что она на переднем хочет ехать, Топаз мостится на мягком сидении вместе с питомцем. Очень клонит в сон, пока мужчина садится впереди и оперативно выезжает со стоянки офиса. Очень раздражает, что из-за упавшей концентрации и внимания, Топаз пришлось сократить и перенести рабочий день на вторую половину дня, чтобы хоть как-то продолжать функционировать с обществом. Сидеть взаперти кажется настоящим сумасшествием. Ещё чуть-чуть и глаза почти закрываются, наблюдая за однотонными пейзажами города, но Счетовод под рукой начинает мелко дрожать. Это привлекает внимание Елены, она хмурится и нехотя опускает взгляд. Питомец прижимается к её боку, будто пытаясь спрятаться за спиной. Но и звука не издаёт, как делают это все свинки-копилки при страхе. «— Что это с ним? Обычно он смелый у меня...» Девушка оглядывает салон. Ничего необычного. Сугилит даже включает любимую инструментальную музыку с нотками такого же высокомерия. Разговаривать не собирается, видимо. Телефон отзывается мелодией вызова. Елена надеется, что это Авантюрин, достаёт быстренько из сумки, смотрит на экран и на секунду замирает.

«Сугилит» — гласит имя контакта.

Сердце подбирается к глотке.

— Кто там? — спрашивает водитель, через зеркало заднего вида переводя взгляд синих глаз на коллегу. — Не поверишь, — Елена откидывается обратно на спинку сидения, стараясь выглядеть естественно. — Твой ненаглядный друг. Девушка проводит по экрану, для успокоения начиная гладить Счетовода. Прикладывает к уху экран и с облегчением обращается: — Авантюрин, наконец-то, почему игнорируешь мои звонки? Я тут переживаю между прочим. «— Так меня ещё не оскорбляли», — на той стороне звучит недовольный голос Сугилита. «— Я тебе про 15 минут говорил? Где тебя носит? Я уже жду тебя в холле». Чтобы в салоне его не было слышно на случай выключения радио, Елена аккуратно прикрывает динамики телефона. — Это не оправдание. Твои сообщения вообще не вносили ясности, — гнёт своё топ-менеджер. «— Значит так, слушай сюда, шутница-» — не понимает тот. И Топаз спешит перебить, игнорируя пристальные взгляды водителя: — Не дождёшься, уже домой еду. Не скажу, правда, кто подвозит, а то нервничать начнёшь. На той стороне замолкают. «— Топаз, ты едешь с кем-то другим?» — тон Сугилита меняется. — Конечно мне не дали работать полный день. Я, может, и трудоголик, но голова на плечах есть. «— Если вас в машине двое, задай вопрос, если больше — ответь на вопрос: зачем вообще работать, если плохо себя чувствуешь», — моментально включается мужчина. — Лучше расскажи как твои дела? «— Вы ещё в центре? Если нет — задай вопрос» Девушка украдкой смотрит на улицы. Они потихоньку покидают главные улицы. — Ну слушай, с твоей привычкой рисковать скоро ничего хорошо не будет. Побереги нервы Доктора Рацио. «— Не сбрасывай звонок, но сделай вид, что закончила разговор. Держи телефон при себе, слышишь? Я уже еду». Сердце грохочет сильно-сильно. Она была готова к этому, но всё происходит слишком стремительно. Очень не хочется оставаться наедине с тем, кто сидит впереди. «— Топаз. Возьми себя в руки». — Ладно-ладно, я правда устала. Поговорим, как время будет.... — Елена опускает взгляд на Счетовода. — До встречи. Сделав вид, что проводит по экрану, Елена опускает ладонь с телефоном на колени и откидывает голову назад. — Зачем он звонил? — водитель направляет зеркало заднего вида на неё. — Я писала ему. Хотела поговорить, потому что сейчас точно не будет времени встретиться. — Не с кем больше дружить? Жалость какая. — Я сама разберусь с этим вопросом, ладно? Её голос натренерован разными ситуациями, поэтому испуга или дрожи в нём нет, что, видимо, успокаивает самозванца. Они продолжают ехать молча. Прикусив язык, Елена старается дышать очень медленно. Вечер четвёртого дня будет сложным.